Подкова на счастье

И всё-таки завтрак не задержался - все дружно работали челю-стями. Тимка жевал пирог (он оказался с земляничным вареньем), ко-гда дядя отодвинул свой "прибор" и, опять встав, по-настоящему по-клонился девчонке в дверях - молча, она ответила наклоном головы - и, сев, заговорил, ни от кого, впрочем, не требуя какого-то особого вни-мания:

-- Выходные сегодня знаете у кого? - кивки. - Остальные по работам.

Слушать - кому что...

В общем, через какие-то десять минут в зале никого не оста-лось - кроме убиравших со стола девчонок и самого Тимки, которого не назвали и которого это почему-то очень обидело. Сидеть за столом, когда вокруг работают, было как-то неудобно, и Тим, вздохнув, подня-лся и направился было в свою комнату наверх, разобрать вещи... но потом передумал и заглянул в "класс".

Сунув туда нос, Тим неожиданно обнаружил там рыжего ночного знакомца Владислава - сидя за одной из парт,он читал толстую книгу. Другой парень - кажется, Найдёнов - сидел за компьютером, на экране которого медленно ползли странички какого-то интернет-издания. Тимка подошёл потихоньку и понял, что это что-то, связанное с фи-зикой.

-- Сейчас же каникулы... - вырвалось у него. Не отрывая взгляда от

экрана, парень сказал:

-- Каникулы для кого?

-- Ну... для всех, - Тимка пожал плечами. - Или ты не в школе

учишься?

-- В школе, в одиннадцатый перешёл... У нас только Игорь в ВУЗе,

___________________________________________________________________________________________

1. Примерно лет до 12-14 дети не понимают слова "вкусный" в отношении обычной еды. Как бы хорошо она не была приготовлена, они воспринимают её лишь как средство утоления голода и не умеют, нап-ример, оценить хорошо приготовленный суп или котлеты, не идя в оценке дальше просто слов "вкусно - невкусно", которые сами не могут объяснить. Умение ценить вкус еды означает (в числе прочих призна-ков), что ребёнок становится подростком.

40.

он гений... - это было сказано просто и свободно. - Понимаешь, Тим - каникулы даются не для того, чтобы отдохнуть от знаний, а для то-го, чтобы отдохнуть от школы. Мозги же выключить нельзя - щёлк и отрубил. Если тебе что-то на самом деле интересно - то этим зани-маешься всегда, всю жизнь, в любое время года... Нам каникулы не ну-жны, у нас же нет обычной школы с её напрягами... - он потянулся и мыщью отключил страницу. - И учим мы только то, что действите-льно важно. Нас никто не грузит ни валеологиями, ни экологиями, ни экономиками...

-- Такой науки вообще нет, - подал голос Рыжий. - Она всегда какая-

то. Историческая, политическая, географическая... В связи с чем-то.

-- Ну вот тебя не спросили, - хмыкнул Найдёнов, опять щёлкая мыш-

кой. Тим с интересом спросил:

-- А почему ты мышкой кликаешь, а не кнопками? Быстрее...

-- Это как? - старший парень запрокинул голову.

-- Ну ты что,не знаешь,что ли? - Тим нагнулся к клавиатуре. - Вот...

ну, например... Alt+F4 - это закрыть. - Shift+F12 - сохранить...

-- Интересно, - Найдёнов почесал нос. - Откуда ты знаешь?

-- Да он в компьютер играл, - снова подал голос Рыжий.

-- Ну играл,ну и что? - с вызовом выпрямился Тим. - Можно подумать,

вы не играли.

-- Ты знаешь - нет, - покачал головой Найдёнов. - Мы пробовали, коне-

чно...Ненужно это, а главное - неинтересно. Суррогат жизни. Типа сои вместо мяса.

-- Хуже, - опять вставил реплику Рыжий. - Соя безвредная.

-- А что интересно? - Тимка почти разозлился. Может быть, потому

что уже слышал такие слова много раз,но их говорили взрослые,а тут - почти его ровесники. - Что вы, такие супермены, что ли?

-- Рыжий, - сказал Найдёнов. - Покажи ему... И кстати, Тим. Мы тут

получаемся почти все Славки.Так он - Рыжий. Я - Найдён. Так и зови, не жмись.

-- Пошли, - Рыжий подошёл, отложив книжку.

-- Куда? - напрягся Тимка.

-- Кушать мясо, - засмеялся Рыжий, скаля белые ровные зубы.

... - Что ты хорошо умеешь делать, если не на компьютере? - без насмешки спросил Рыжий, когда они с Тимом вышли на стену. Но Тимка всё-таки обиделся:

-- Много чего.

-- Например, - терпеливо сказал Рыжий. И Тим вдруг понял, что...

что в сущности он ничего и не умеет так особенно, чем можно было бы козырнуть. Рыжий ждал, разглядывая бесконечный лес, а потом вдруг спросил:

-- У тебя брат или сестра есть?

-- Не, нету, - покачал головой Тимка.

-- А у меня брат... ну да ты его видел. Мы из Петербурга с ним.

-- А... родители? - несмело спросил Тим.

-- А... - Рыжий пожал плечами. - Я не знаю. Мы детдомовские, только

сбежали... Не кормили почти, били. Я помню хорошо... Ему - ну, брату - тогда семь было, мне восемь. Нас дядя Слава подобрал. Вернее Игорь.

41.

Мы в коробках ночевали... Плохо, что у тебя никого.

-- А родители? - оскорбился Тим. Рыжий вздохнул:

-- Они не навсегда... Смотри, красиво, правда?

-- Красиво, - согласился Тим искренне. - Очень хорошее место вы вы-

брали.

Вместо ответа Рыжий коротко и резко свистнул - двое поднима-вшихся на откос мальчишек подняли головы.

-- Давайте сюда! - и он обратился к Тиму. - Ну раз ты сам не знаешь,

что ответить, то вон Зима с Борькой сейчас тебя и проверят... Они освободились, кажется...

-- В смысле проверят?.. - осторожно спросил Тимка. Рыжий ничего не

сказал...

...Зима - Зимний Олег - оказался опять тот же парень, который был на фотке с конём. Борька Пришлый был мальчишка на год младше Олега и самого Тимки. В отличие от самого Тима они объяснений тре-бовать не стали и,когда Рыжий ушёл внутрь комплекса,Борька кивнул:

-- Пошли, раз так.

-- Пошли, - пожал плечами Тим. Он решил больше ничего не спраши-

вать, хотя понял, что его ожидает какое-то испытание.Это вдобавок подтверждалось тем, что оба парня помалкивали и были совершенно серьёзны.

Сразу за Светлояром начиналась узкая,еле заметная тропа, уво-дившая круто вверх между могучих деревьев, под которыми лежала ве-чная тень. Там, где тропка окончательно уходила в лес, стояла дере-вянная скульптура: столб в человеческий рост,на котором были наме-чены суровое лицо с усами и бородой, остроконечный шлем и руки, при-жимающие к груди меч и щит. Под навесом у скульптуры горел в звез-дообразной восьмиконечной яме костёр - туда как раз подкладывал дрова мальчишка лет девяти. Тим не запомнил всех за столом и не смог бы сказать, кто это. Мальчишка спросил:

-- К водопаду?

-- Дело делай, - буркнул Олег.

В лесу было сумрачно, сыро и прохладно после ночного дождя. Тим шагал между своими спутниками - Борька впереди. Олег сзади - и ощу-щал себя почти что подконвойным. Чёрт его знает, что там они при-думали... И какой ещё водопад?

Едва он об этом подумал,как спереди донёсся неясный, но ровный шум, который в последующие минуты рос и рос, пока не вырос до мощ-ного грохота. Лес отступил; тропинка вывела на каменный пятачок над узкой бешеной речкой. На этом пятачке торчал рыжий Ярослав - Тим было подумал, что это старший брат каким-то чудом успел сюда раньше них, но, когда тот обернулся и кивнул, словно никого другого и не ожидал увидеть, Тимка понял - это младший из братьев.

-- Пришли, - объявил Борька и начал раздеваться, складывая одежду к

ногам. Олег делал то же самое. Тим, помедлив, сбросил куртку, майку, кроссовки, штаны, стащил носки и трусы. Выпрямился, с вызовом пог-лядывая на мальчишек: ну, что вы придумали? Но те вели себя совер-шенно обыденно. Тогда Тим подошёл к краю площадки и заглянул вниз - вслед рушащимся водяным струям.

42.

Тимка никогда не боялся высоты и сейчас поглядел вниз без страха. Туда падала с кажущейся медлительностью масса воды - зе-лёная от тяжести и белая от пены. Внизу она вскипала, как в котле.

Гул и рёв пульсировали в ущелье, словно кто-то врубил на усиление сотню колонок с диском "Звуки природы. Горная река." А подальше от подножья водопада, за пятачком относительно спокойной воды, её по-верхность снова бурлила вокруг торчащих, словно оскаленные клыки, камней.

Тимка распрямился. Олег, Борька и Ярослав смотрели на него внимательно и цепко.

-- Тридцать метров, - Олег пяткой сбил вниз камень - в ту же секу-

нду он исчез в круговерти;Тимка даже не понял - где. - Десятиэтажный дом... Слабо оттолкнёшься - попадёшь под водопад и ау. А слишком сильно - угадаешь башкой на камни. А если не рассчитаешь и пузом или спиной приложишься - сознание долой и буль... Так как?

-- А вы сами-то отсюда прыгали? - спросил Тимка, стараясь, чтобы

голос не вздрогнул. Вместо ответа Ярослав шагнул назад, потом сде-лал короткий прыжок - и Тимка не смог удержаться от испуганного выдоха. Он на миг оцепенел и подскочил к краю уже когда Ярослав ка-рабкался на берег.

-- Эгей! - крикнул Борька. Ярослав поднял голову и замахал рукой -

Иду!

На этот раз Тимка видел всё отчётливо - как удалялось сжатое в комок тело Борьки, а перед самой водой коротко распрямилось, сло-вно выброшенное лезвие ножа - и вошло в реку без брызг. А через нес-колько секунд Борька уже стоял на берегу рядом с Ярославом и они оба махали руками и что-то беззвучно кричали.

-- Тебе прыгать не обязательно, - нейтральным тоном сказал Олег

и упёр руки в бёдра. - Ты же гость.

Тимка посмотрел в его холодноватые глаза. Хмыкнул. Сделал два шага назад.

И прыгнул...

...Ничего не видя и не слыша, кроме, казалось, навечно поселив-шегося в голове гула водопада, он выгреб к берегу, и тут же его вы-дернули на камни в две руки. Ярослав стукнул Тимку по спине и весело спросил:

-- Ну как?!

-- Класс! - вырвалось у Тимки. И этот возглас был восторженным и

искренним. - Давайте ещё!

Ярослав и Борька дружелюбно засмеялись. Борька сказал:

-- Гляньте, Олег прыгает.

Олег стремительно обрушился в воду, вытянутый и целеустре-млённый, как пущенная из лука стрела. Тим подал ему руку; Олег поме-длил и, вцепившись в неё, выдернул себя на камни. Спросил:

-- Коней умеешь чистить?

-- Нет, - покачал головой Тим.

-- Научу, - пообещал Олег. А Борька предложил:

-- Кто быстрее наверх?! - и сорвался с места первым.

8. ВСЁ НАШЕ ЗДЕСЬ . . .

Чистить коней оказалось занятием утомительным и интерес-ным. Тим раньше никогда не ездил верхом и, если честно, не предста-влял себе,что кони такие большие. Они и ночью-то показались ему ог-ромными, но тогда он решил, что это в темноте. А тут...

Олег особенно нежно возился с чёрным конём - тем самым, кото-рого Тим видел на фотке. Гигант замирал, клал красивую голову маль-чишке на плечо и громко вздыхал. Ясно было, что и он в человеке души не чает.

-- Он тебя любит, - заметил Тим, интенсивно, как было показано, во-

зивший жёстким скребком по боку рыжей кобылы. Олег вдруг улыбнул-ся открыто и ясно:

-- Ещё бы. Мы же с ним друг друга от смерти спасли...

-- Как это? - Тим моргнул. - Правда?

-- Правда, - кивнул Тим и, поглаживая конскую голову, помолчал. - Ес-

ли хочешь, слушай. Я расскажу...

... - Поэтому ты - Зимний? - спросил Тим. Олег кивнул. - А на са-мом деле как...

-- Значит, ты ещё не понял, - Олег, присев, поднял конское копыто и

начал осматривать его. - Я и есть на самом деле Зимний. А всё оста-льное ерунда. Это не моё было имя и не моя фамилия.

-- А тебе это ну... не странно? - решился спросить Тим.

-- Что? Имя с фамилией? - усмехнулся Олег.

-- Нет... Ну, вся жизнь тут вообще.

-- А что тут странного? Это не тюрьма и не скит. Хочешь - живи,

не хочешь - переводись куда хочешь или вообще уходи...

-- Не тюрьма и не чего? - не понял Тим.

-- Скит, - Олег засмеялся. - Ну, это место. Где монахи-отшельники

живут, богу молятся и думают, что вымолят себе рай.

-- А ты в бога не веришь? - продолжал спрашивать Тим.

-- Верю, - сказал Олег. - Всегда верил, только... - он встал и, поло-

жив руку на конскую холку (Карьер благодарно фыркнул), посмотрел в глаза Тиму. - Только в нашего бога. Бога воинских дружин, которому не молятся на коленках. Я и раньше так думал, а тут просто увидел, что я не один такой.

-- Ты язычник, что ли? - добивался ясности Тим.

-- Я русский, - улыбнулся Олег. - Воин и работник.

-- Слушай, - Тим сел на край конской поилки и почти с недоверием по-

смотрел на своего ровесника. - Неужели тебе не было страшно? Я не про то, что там украсть и всё такое... Вообще. С конём, неизвестно куда...

Олег задумался, селя рядом. Потом тряхнул головой:

-- Посмотри, что покажу, - сказал он, кладя ладонь на холку Карьера. -

Пошли наружу, там удобнее.

Заинтригованный Тим вышел следом. Олег сбросил рубашку, ос-тавшись в одних штанах и быстрым движением - без седла и без узды - буквально взлетел на спину Карьера. Что-то шепнул ему на ухо, пох-лопал по шее и, толкнув пятками, пустил по кругу небольшого конско-

43.

го дворика. Тим заметил, что кони в деннике выставили наружу голо-вы и покачивали ими, словно одобрительно кивали.

Олег вдруг сделал стойку на руках, выпрямился ногами в небо... неуловимым поворотом оказался лицом к хвосту и сел. Повернулся бо-ком - обе ноги на одну сторону. Карьер перешёл в рысь. Олег снова пе-ревернулся лицом к голове коня - но сидя с одной подогнутой ногой. Сел нормально. Рывком встал на конской спине, раскинув руки, сделал "ласточку"! Раз - и он лёг на живот, обнимая руками конскую шею, све-тлые волосы смешались с чёрной гривой. Тим от удивления самым на-стоящим образом открыл рот, сам того не замечая. Это было не про-сто мастерски, это было ещё и просто красиво. А Олег на рыси соско-чил наземь, немного пробежал рядом с Карьером и, остановив его, улы-бнулся:

-- Видишь? - он погладил храп коня. - Разве можно его на колбасу?

Это всё равно как... как человека. Даже хуже. Человек - он хоть пони-мает, он кричать может, бороться... А они же, - пальцы Олега пере-бирали гриву, Карьер закрыл глаза и уткнулся мордой в грудь мальчиш-ки, - они людям верят. Куда человек ведёт, туда и идут. Хоть на пуш-ки. Хоть на пулемёты. Хоть на танки. Хоть на колбасу... Коней и со-бак просто так убивать нельзя. Они должны или на войне гибнуть, или от старости умирать, в почёте и спокойствии. Как люди... А тут приехали эти... - Олег скривил губы. - С-сытые гады. Когда первый раз появились,а я узнал, зачем - я на них с вилами бросился. Скрутили, вра-чи приехали, мне аминазин вкололи, чтобы не рыпался,я чуть не помер в машине, доза-то взрослая была... А сейчас я бы их просто убил.

-- Вообще-то это незаконно, - Тим тоже подошёл и начал гладить

конскую морду. - Ну. Вообще всё это.

-- А что такое закон? - спросил Олег. - Кто его выдумал, кто принял

- они по нему живут? По какому закону всё дерьмо - в большом ассор-тименте и почти бесплатно, а за всё хорошее надо отстёгивать? За спорт, за отдых, за учёбу, за лечение? И в каком законе сказано, где таким, как я, взять деньги на это? Остаётся воровать и сидеть, си-деть и воровать... Или ещё в армию записаться, чтобы тебя телик грязью поливал, а потом за какую-нибудь нефть твои кишки на кол намотали... Я знаешь ещё почему коня украл? Потому что наши мале-нькие плакали. Они на конюшню на эту каждый день бегали. Даже не покататься, просто постоять и посмотреть. А когда им сказали, то все плакали. Даже те, у кого я и слёз-то раньше не видел. Ну и поду-мал - спасу хоть одного... Пусть будет сказка про то, как мальчишка ускакал с конём в какие-нибудь счастливые края... - Олег улыбнулся. - В детдомах много таких сказок, их даже старшие рассказывают... Я и не знал,что правда доскачу до таких краёв... А закон, Тим - это протез совести. У кого она есть - тому законы не нужны, даже самые лучшие. И самый лучший протез - это всё равно не рука и не нога...

У них есть трибуна - писать нам законы.

У нас есть таланты, лачуги, иконы.

Это дядя Слава так говорит. Я не знаю, чьи стихи, но всё точно. И ещё я знаю, что вот всё это, - Олег повёл рукой вокруг, охватывая не только конский дворик, не только Светлояр, но и всё вообще, до гори-

44.

зонта и за горизонт, - наша земля. И всё тут. У меня раньше никогда ничего своего не было. А сейчас есть целая страна. И я за неё безо всяких правил, законов и конвенций любому глотку порву, - просто и без пафоса закончил Олег.

Тимка во все глаза смотрел на своего ровесника. Ему не вери-лось, что это бывший детдомовец, так спокойно и взвешенно говорил Олег, только глаза чуть блестели. И Тим вдруг спросил:

-- А ты рисовать умеешь?

-- Там нет моих картин, не умею я рисовать, - признался Олег, поняв,

о чём думал Тим. - Я только Олеське для одной позировал немного... А так я пою хорошо. У меня даже компакт-диск есть. Ну, всего триста экземпляров, - вздохнул он. - Тут, в наших местах, разошёлся... на лю-бителя... Давай заканчивать, уже обед скоро.

-- Ой, правда! - Тим посмотрел на часы. - А как ты узнал?

-- Чувствую, - пожал плечами Олег.

-- А после обеда что делать? - полюбопытствовал Тим.

-- Ну... если не наказан и ничего срочного нет, то вообще-то свобод-

ное время, - Олег начап приводить всё в порядок, Тим помогал ему. - А так боевая подготовка, тренинг. Это добровольно, но кто ж откаже-тся? Ну а ты что хочешь можешь делать, ты же гость...

-- Ну и что, что гость, - вдруг обиделся Тимка, - подумаешь - "го-

ость"! Ну и что?

-- Да ничего, ты что? - удивился Олег. - Хочешь - давай с нами, кто

против-то? Ты же прыгнул с откоса... Ну, пошли.

-- А то коленками на горох поставят? - ядовито спросил Тим, ставя

в угол веник.

-- Да нет. - засмеялся Олег, - просто вымыться ещё нужно успеть.

Мальчишки вышли наружу,в жаркий летний день, где не осталось и воспоминаний о ночном дожде. Заречные дали плавали в знойном ма-реве, подсечённые у горизонта зыбкой прозрачной полосой миража, ка-кие бывают в летние дни над асфальтовыми дорогами. Небо было бе-лёсо-голубым, как старые джинсы. Олег прищурился на солнце и зас-меялся, потягиваясь:

-- Ух, здорово!.. А вон,смотри,Свет скачет, - и, видя, что Тим не по-

нимает, пояснил: - Ну, Светлов Владька, он утром, за завтраком, так-ой весь в коже сидел... Ловушки ездил проверять. Лихо скачет, почти как я!

Тимка опять приоткрыл рот. По луговине около дороги, ведущей к главным воротам, скакал галопом всадник на большом рыжем коне. Конь шёл, казалось, не касаясь копытами земли, а фигура всадника ви-делась спаянной с седлом в единое целое, только белые почти волосы, перехваченные какой-то лентой, вились за спиной. Опустив правую ру-ку,мальчишка придерживал пальцами левой узду. По бокам неслись два лохматых могучих пса, и вообще от всей картины на Тимку дохнуло чем-то, похожим на приснившийся ему в лесу странный сон.

-- Он тоже сюда прибежал, только три года назад, - сказал Олег, от-

кровенно любуясь всадником. - Там такая история была... Его мамаша взбесилась, выскочила замуж второй раз, за татарина. Да и фик бы с

45.

ним, только татарин очень непростой оказался. Такие порядочки за-вёл... А мамаша - как у них, у баб, бывает - глядит на него влюблён-ными глазами и ничего не замечает... Свет начал бунтовать. Из до-ма уходил, в скинхеды ударился... Такой шум был, даже на телевиде-ние эта история попала, к этому - к доктору Курбатому, который мозги людям лечит. Тот пригласил к себе в передачу такого кренделя толстого, Засмолова, профессора, который книжку написал - "Твой друг презерватив" для подростков, - Тимка хихикнул, Олег тоже зас-меялся. Короче, мамаша по телефону эту историю рассказала, они там вдвоём долго гнули про толерантность и терпимость, потом посоветовали маме устраивать своё счастье без оглядки на сына, а ему потихоньку подсовывать книжки и кассеты с пропагандой вели-кой татарской культуры, чтобы он утихомирился. Хренотень, коро-че, да и где такие книжки и кассеты найти, если у них вся культура... - и Олег издал губами мерзкий звук. - В общем, Свет сперва притих, как его на всю страну ославили. А тут этот отчим начал к нему подка-тываться: ислам религия победителей, да не стоит ли, сынок, тебе подумать об истинной вере... Мамашу он вообще охмурил по полной, она только кивает и улыбается: слушай, сынок, он знает... И в один прекрасный день собрался Свет наш солнышко и отчалил в даль све-тлую. Три месяца бродяжничал, потом на БАМе услыхал про нас и по-пёр пешком по тайге. Я сам-то тогда тут, конечно, не был, но расска-зывали, была картина. выходит из леса парень в остатках джинсов и куртки, босой и грязный, как трубочист, а на плече - рысья шкура. И так по-хозяйски в ворота - стук! Кто-кто в теремочке живёт, в общ-ем... По дороге на него рысь напала, он её складным ножом зарезал, ты представляешь?! Ну как его было не принять?

Володька Светлов по прозвищу Свет соскочил с коня на рыси, про-бежался рядом,останавливая его и, отпихивая заскакавших рядом псов ладонями, крикнул младшим мальчишкам:

-- Не стойте, не ждите, я сам вычищу!

-- Да что мы,тебя ждём,что ли?! - возмутился Олег. - Вообще стар-

шие охамели, думают, что все для них живут! Пошли, Тим!

Свет нагнал их обоих, облапил за плечи и стукнул головами - не-сильно, со смехом:

-- Не дуйтесь, ну?! Смотрите, какой день! - и, насвистывая, пошёл к

конюшне, куда уже сам собой ушагал его рыжий.

-- Не только ловушки проверять ездил, - определил Олег и подмигнул

Тимке: - К девчонке к своей, в Христофоровку.

-- Деревня, что ли? - уточнил Тим.

-- Ага, - Олег кивнул. - Староверческая, километров пятнадцать от-

сюда. Мы с ними дружим семьями... Э, Свет! - крикнул он следом. - Как она? От двора не отказала?!

-- Всё наше здесь! - отозвался, не поворачиваясь, Свет. Легко подп-

рыгнул, схватился руками за переруб конюшни и выжался на нём в "уго-лок", из которого и спрыгнул, раскачавшись, куда-то в глубину.

Там заржали и зафыркали кони...

46.

9. У ДОРОГИ ЕСТЬ НАЧАЛО . . .

Тим проснулся где-то за полчаса до общей побудки. Обычно за ним этого не водилось - он спал "до упора", как кто-то выразился - но сейчас Тимка открыл глаза и уставился в потолок, по которому уже неспешно начинал ползти солнечный квадрат. Спальню построили когда-то с хитрым расчётом - чтобы в летние дни солнце начинало в неё заглядывать как раз ко времени подъёма.

Когда Тимка несколько дней назад впервые заглянул в общий спа-льник мальчишек, то удивился тому, насколько он просто обставлен. В сущности (если не считать всё той же искусной резьбы), тут всего и было-то, что двухъярусные кровати, да намертво пристроенные к стене лавки-сундуки для одежды и вообще вещей. Только позже Тимке объяснили: в спальник вообще днём заходить не рекомендуется, тут только спят и больше не делают вообще ничего. Для всего остально-го есть другие комнаты. Тимка сперва очень удивился, но потом поду-мал, что это вообще-то разумно.

Двухъярусных кроватей было восемь, и заняты не все. На нижних секциях спали младшие. Под Тимкой, например, проживал семилетний Мирослав, которого вместе с сестрой-близняшкой дядя выменял год назад на водку у родителей.

Так, подумал Тимка, а чего это я проснулся? Вроде бы никуда ра-ньше остальных не надо. И лёг, как всегда. По дому, что ли, соскучил-ся? Только вчера, когда они с Олегом проверяли энергетические вет-ряки, снабжавшие Светлояр электричеством, звонила мама, поговори-ли... Да и не скучал Тимка по дому.

Он вздохнул, выпростал руки из-под одеяла (всё та же шкура; ок-на в спальнике не закрывались летом круглые сутки и под утро быва-ло - если просто так - свежо!) и прислушался. Большинство мальчишек спали спокойно, но иногда кто-то принимался постанывать, а кто-то разговаривал во сне, это Тимка уже знал. Правда сейчас было тихо - та особенная тишина, которая предшествует подъёму. Тимке нача-ло хотеться есть. Есть он тут хотел всё время, хотя кормили в Све-тлояре убойно по количеству и вкусности. Может быть, потому что за все свои четырнадцать лет Тимка никогда столько не работал - чисто физически,просто руками (и ногами,и поясницей, и плечами). Пе-рвые три дня у него буквально всё болело и вставать получалось то-лько "через не могу". Потом прошло...

Да, ну а чего он всё-таки проснулся? Тимка вскинул к глазам руку - и усмехнулся. Часов не было, часы лежали вместе со старой одеждой в одном из сундуков...Здешние мальчишки и девчонки - не все,а те, кто тут пожил достаточно долго - умели каким-то непостижимым образ-ом определять время просто так, неким чутьём, с точностью до ми-нуты. Они вообще много умели довольно странного, Тимка уже устал удивляться и перестал мечтать, что и у него тоже начнёт получа-ться тоже. Хотя Олег убеждал, что начнёт, сам не заметишь... Но часы Тимка носить перестал просто потому, что не хотел выделять-ся. По этой же причине и к дяде пристал, чтобы перевёл его в общий спальник и нашёл одежду, как всем. Дядя хмыкнул, буркнул: "Может, тебе ещё татуировку... как у всех ?" - но одежду нашёл, и нож отыс-

47.

кался. И сапоги. Тимка носил их, потому что босиком получалось плохо, ноги не терпели, особенно если бежать куда-то...

Татуировка... У младших её не было. Борька, например, всего на год младше Олега и живёт тут дольше намного, а татуировки нет. А у Олега есть. Тимка повернулся на бок. Через узкий проход на верхней секции спал Славка Найдёнов. Его холод явно не донимал - он вылез из-под одеяла до пояса и на плече отчётливо синели линии. Ничего об-щего ни с готической, ни с уголовной наколкой... Точно,Тимка был прав в первый раз, когда подумал - больше всего похоже на украшения руко-ятей славянских мечей. Он спрашивал пару раз, но ответов не полу-чал - разговор уходил в сторону. Это было само по себе необычно - тут все открытые и разговорчивые...

Тимка вздохнул и отвёл глаза. Он уже убедился, что на здешних нельзя смотреть пристально, даже если они спят или не видят тебя - обязательно почувствуют...

Так, ну а чего он проснулся-то?!

И тут он сообразил. Мирослав внизу тихонько хныкал. Всё-таки хныкал, но так тихо, что сперва Тимка и не расслышал этого звука за общим сопением.

Тимка свесился вниз.Мальчишка скорчился под одеялом и вяло во-зился,словно от кого-то отпихиваясь рукой.В его хныканье, сперва не-членораздельном, абсолютно отчётливо прорезались слова: "Не хочу, не надо... пусти, не надо..."

Тимка вздохнул и мягким прыжком соскочил вниз.Мирослав продо-лжал возиться и жалобно хныкать;Тим откинул одеяло с его лица и ле-гонько подул в лоб - мама говорила, что от этого плохие сны уходят. Распрямившись, усмехнулся - да, если бы кто видел, как он забеспокои-лся из-за какого-то сопляка...

Мирослав между тем открыл глаза - явно толком не просыпаясь - увидел Тимку, длинно вздохнул, закрыл их снова и устроился поудоб-нее, засыпая. Тимка усмехнулся опять и, встав, поправил на младшем одеяло, пробормотав: "Чудо, блин..." - а когда распрямился, то увидел, как со своей кровати соскакивает Олег.

- Ты чего вскочил? - шёпотом уточнил он у Тимки.

- Да вон хныкал чего-то, - Тимка кивнул в сторону Мирослава, - я и проснулся... Да и вообще пора.

- Пора, - согласился Олег. И неожиданно увесисто, но дружелюбно ткнул Тимку в плечо...

...За завтраком было шумней, чем обычно, но такая атмосфера Тимке нравилась. Он даже подумывал, что дома станет скучать есть один. Олег и Славка Бесик по прозвищу Бес сидели одетые в кожу для верховой езды.Тимка понял, что они куда-то собираются - и ему очень захотелось с ними. Но проситься Тимка не решился, чтобы не подума-ли, будто он отлынивает от общих работ - и сильно удивился, когда дядя Слава, подозвав его во время завтрака, предложил вполголоса:

- Не хочешь с ребятами съездить в лес?

- Хочу! - несолидно вырвалось у Тимки раньше,чем он сообразил, что это звучит по-детски. Тогда он поправился солидно: - Если можно и ес-ли я тут не очень нужен.

48.

- Очень нужен, - заверил дядя, - но у тебя ещё ни одного выходного не было, а ты всё-таки в гостях...

Упоминание о гостях уже в который раз почему-то покоробило Тимку, но он только спросил:

- Надолго едем?

- Не очень, - покачал головой дядя, - дня на три-четыре... Зима подс-кажет, как собраться. Давай иди... Иди-иди, ребята ждать будут!

* * *

Тим не спросил, куда они собираются ехать.Собственно, это его очень мало интересовало - да не всё ли равно?

Олег сидел на своём неизменном Карьере - Тимка ни разу не видел его верхом на каком-то другом коне, хотя ухаживал Олег за всеми без вопросов.Бес оседлал Беса - не шутка,под Славомиром оказался такой же шустрый и наглый рыжий жеребец, каким был его всадник. Не рыж-им, конечно, а шустрым и наглым...

Тимке выделили того самого коня, на котором он учился ездить - тоже рыжего, но спокойного и какого-то доброжелательного (если можно так сказать о коне) жеребца по кличке Рокот. Седлать и вооб-ще готовить средство передвижения Тим уже умел очень неплохо, но оказалось, что на этот раз на коня надо навьючить ещё две тяжелее-нькие сумки с овсом - это раз. Два - ещё две сумки, поменьше, но то-же нелёгких - с человеческим хавчиком.Большую фляжку с водой - три. Свёрток из мехового одеяла - четыре. После того, как всё это было закреплено по своим местам (на седле каждая вещь крепилась очень точно и рассчитано), Тимка обратил внимание, что там же - у седла - у Олега крепится копьё-рогатина и топор, а у Беса - лук со снятой тетивой, колчан и тоже топор. Обидеться Тим не успел, хотя и соби-рался уже, потому что Олег сказал ему:

- Сходи к дядь Славе, он ещё кое-что даст - и тебе, и нам.

Тим уже знал, что в Светлояре много старинного холодного ору-жия - и не для коллекции, а потому что им пользуются. Известно ему было и то,что есть огнестрельное,хотя стрелять из него Тимке ещё не доводилось. А тут дядя совершенно спокойно передал Тимке ещё один топор, арбалет, сказав: "Это тебе," - а потом достал из шкафа (дело происходило в его "кабинете") три ремня, на которых висели большие неуклюжие кобуры, а из гнезд выглядывали донца гильз.

- Револьверы, - в ответ на непонимающий взгляд племянника, непра-вильно его истолковав, пояснил дядя. - Это "гномы", пятизарядные крупнокалиберные... на всякий случай.

- И что... - Тим переступил с ноги на ногу. - Мне что... их прямо так и брать?

- Угу, - кивнул дядя и,пожелав счастливого пути,утерял к племяннику всякий интерес, подсел к компьютеру и углубился в Интернет.

Всё ещё в прибалделом состоянии Тим вернулся к ребятам. Олег, уже сидя в седле, рассматривал заречные дали. Бес бурно прощался с Веркой Незнамовой, своей девчонкой (про себя Тим думал, не рано ли ему - в одиннадцать-то лет! - и ей - в десять! - мыслить такими ка-тегориями) и в результате оказался в седле последним, передав рево-льверы ребятам. Те не стали подпоясываться, закрепили ремни на сё-

49.

длах.

- Ну всё, поехали, - Олег несколько раз толкнул Карьера пятками.

- Слушай, - Тимка разобрал поводья. - А всё-таки - куда едем-то?

- Да много куда, - ответил тот, уже с конского хода поворачиваясь. - Но первым делом - в Христофоровку. Давай за мной...

...За огнём Перуна свернули налево. Тимка никак не мог привык-нуть к тому, что этот огонь поддерживают постоянно и всерьёз, не для игры и не для шутки, но это было так - пламя горело всегда. Тро-пинка увела вниз, сделала поворот и влилась в относительно наезжен-ную дорогу, свернувшую в лес, под наглухо сомкнувшиеся кроны дере-вьев. Тут опять шёл явный подъём, и Тимка вспомнил слова лётчика дяди Аркаши: "Тут вся земля, как сморщенная скатерть..." Похоже. Сопка за сопкой, лес переливами, как... как море. Избитый эпитет, блин, но правильный. И ни на чём, кроме коня, тут не проедешь - ну, разве что на одиннадцатом номере, на своих двоих... Никакой вездеход тут не пройдёт, бесполезняк.

И всё-таки странно ездить верхом. Никогда не чувствуешь себя одиноким, ходят под седлом могучие мышцы, конь пофыркивает - ка-чайся себе в вышине. Скучно? Медленно? Да нет, не так... Скучно - ес-ли не уметь глядеть по сторонам. Медленно - если привык спешить за ненужным... Опа, откуда у меня эти мысли?! Впереди ритмично по-качивалась обтянутая кожей спина Зимы, ходил круп Карьера с ритми-чно машущим хвостом, расчёсанным волосок к волоску. Бес сзади нас-вистывал, передразнивая какую-то пичугу в кроне кедров.

И вообще всё хорошо. Тимка именно так и подумал и сообразил, что это правда - хорошо. И, едва он об этом подумал - как раздался голос Олега.

Зима и правда здоров пел, не врал, когда говорил про записанный диск. Кстати, сперва Тимка аж обалдел, когда услышал, что и как в Светлояре поют - тут пели народные песни, которые у любого зна-комого Вальки вызвали бы неприличный гогот и приколы. Сперва он и сам почти так же отреагировал (не вслух, правда), но... только до то-го момента, когда дал себе труд вслушаться...

- Ясный сокол на снегу -

Одинокий, как и я... - звучно выводил Олег,подбоченившись в седле, и Тимка даже сморгнул, чтобы пропало излишнее очарование картиной - словно из исторической книжки:

- Перед вами я в долгу,

Мои верные друзья...

Может быть, потому что то, о чём пелось в этих песнях, можно было себе представить - и в этих картинах была какая-то загадка, тайна, красота. И Тим признавался себе, что ничего подобного не мог-ло произойти с тем, что он слушал раньше. Любовь?.. В текстах, под которые он прыгал на дискотеках, о любви было на каждом слове. Но сейчас ему вспомнилось, как пела один раз за работой Милка Тишкова, девчонка Найдёна:

Говорит ему молода жена

(Этих слов из души не вырубишь!):

"Ты продай меня - да купи коня!

50.

Врагов выгонишь - меня выкупишь!"

Он вздрогнул - Олег пел, и эта картина отчётливо вставала пе-ред глазами:

- Ясный сокол в небесах...

Вдоль обрыва - волчий след...

Нет дороги мне назад -

Только степь, да лунный свет... - и ещё раз, взлетев голосом на кА-кую-то недосягаемую высоту:

- Ой - нет дороги мне назад!

Только степь -

да лунный свет!(1.)

А может быть, подумал Тимка, такие песни понравились бы мно-гим, если бы их почаще пели и - как это? - пропагандировали? Ведь красиво же! Степь... Луна светит, снег синий - и след волка на краю обрыва. И - никого нигде, только одинокий всадник... Жутко - и краси-во...

Олег допел, оглянулся ловким движением и крикнул:

- А ну!... - и грянул совсем другое:

- Как на горке - ой да на пригорке... - и Бес поддержал с энтузиазмом:

- Как на горке - ой да на пригорке! - и они рассыпали песню на два го-лоса:

- Стоял бел шатё... ео... орик,

Стоял бел шатё... ео... орик!

Как из этого - да из шатрочка,

Как из этого - да из шатрочка!

Как из этого - да из широка,

Как из этого - да из широка ...

А Тимка покачивался в седле, улыбался и шёпотом подпевал вре-зающийся в память рефрен - с перекатами, как здешние леса на соп-ках - и думал, до чего всё хорошо начинается...

10. ОККУПАНТЫ И СЕКТАНТЫ .

Тайга отступила неожиданно и резко.Только что скакали рысцой по чернолесью среди кедров почти незаметной тропинкой - и вдруг оказались в настоящем поле с аккуратными рядами не чего-нибудь, а помидорных кустов. Тим даже прибалдел, настолько странным был пе-реход. Впереди виднелся дом - одноэтажный, но с надстройкой... как её... а, мезонин! Слышалось бодрое собачье гавканье. Но на деревню всё это не очень походило, да и вообще пейзаж странным образом от-давал чем-то нерусским. Европейским, скорее уж. Тимка не взялся бы объяснить, почему ему так кажется, но ощущение такое имелось.

Спросить он ничего не успел. Откуда-то сбоку появился всадник на рослом белом коне. Одетый не столь экзотично, как мальчишки - просто в джинсы и свободную рубаху плюс сапоги - молодой мужчина, плотно сидевший в седле, приветственно помахал рукой, широко улы-бнувшись:

- Хало!

_____________________________________________________________________________________________

1. Текст песни - группы "Любэ".

51.

- Хало, херр Науман! - весело крикнул Олег, и Бес тоже замахал ру-кой:

- Хало! Айн шёнэр так ист хойтэ, херр Науман!(1.) - а Олег показал на окончательно растерявшегося Тимку и представил его:

- Это Тим Бондарев, наш... друг. Тим, это господин Гюнтер Науман, фермер.

- Не фермер, а кулак, - поправил немец (?!) и показал крепкий загоре-лый кулак. - Хорошее русское название - кулак! Добрый день, Тим.

- Добрый день, - кивнул Тимка, с интересом рассматривая Наумана. Теперь он заметил, что у передней луки седла торчит приклад ружья, в чехле висящего вдоль конской ноги.

- Заезжайте, - предложил немец. - Магда и мальчишки будут рады вас видеть, да и обед скоро.

- Заедем! - оживился Бес. - А на обед печенье будет?

- У Магды спросишь, - предложил немец.

- Заедем, а? - просящее сказал Бес, обгоняя Тимку и пристраиваясь рядом с Олегом. - Ну всё равно обедать,так хоть не в лесу... и сэконо-мим... Ну, продукты.

- Обжора, - хмыкнул Олег. - Ну, поехали.

- Уррраа!!! - гаркнул Бес и загорланил: -

- Майне кляйне

Поросёнок

Вдоль по штразе (2.)

Побежал! Поехали скорей, печенья остынут!

И первым галопом поскакал к дому. Науман зарысил следом, но Тим, видя, что Олег не спешит, тоже не стал гнать, а поехал рядом.

- Он что, правда немец? - немного недоверчиво поинтересовался он у мерно качающегося в седле Олега. Тот кивнул:

- Настоящий... Подожди, он сам всё расскажет... если захочет.

* * *

Правосудие Германии гуманно к детям и подросткам. Порой - да-же излишне. Этого никто не может отрицать. Но летом 1995 года суд земли Бранденбург расписался в своём бессилии в отношении че-тырнадцатилетнего Гюнтера Науманна, единственного ребёнка в се-мье одного из высших чиновников мэрии города Потсдама, объявив, что в развитии мальчика прослеживается отчётливая социопатоло-гия.

За последние два года обычный немецкий мальчик превратился - безо всяких видимых причин! - в ужас школы и всего района прожива-ния. Бесчисленные драки были самым безобидным его развлечением. Гюнтер пять раз угонял машины, причём последний раз - из заперто-го гаража, взломав его. Курил каннабис. Бил магазинные витрины. Ко-нчил тем, что в драке пырнул заточкой своего ровесника и, пытаясь сбежать из города, ограбил собственного отца. Никакие меры воздей-ствия, включая трёхмесячный домашний арест, результатов не дава-ли - Гюнтер становился только злей и неуправляемей.

Во время последнего разбирательства в суде, подчиняясь прика-

_____________________________________________________________________________________________

1. Привет! Сегодня чудесный день, господин Науман! 2. Русско-немецкая бессмыслица: майне кляйне - мой маленький, штразе - дорога.

52.

зу объяснить, что с ним происходит и что послужило причиной его по-ведения, мальчишка встал и громко сказал с вызовом: "Мне скучно!" - после чего запулил в почтенный суд трёхэтажной сочной руганью с поминанием господа бога, девы Марии и мамаш судейских с их собака-ми и свиньями.

Единственным выходом в таком случае оставалось помещение подростка в исправительное заведение для несовершеннолетних уже на серьёзный, настоящий срок заключения. Науманы были в простра-ции - даже не столько из-за судьбы сына, сколько из-за того, что по-добное развитие событий в корне подрубало их карьеру в мэрии... Её и так нелегко было сделать - для этого пришлось переехать из родных западных земель, сдав в дом престарелых бывшего офицера СС Валь-тера Наумана, деда Гюнтера - иметь такого отца для герра Наума-на-старшего было просто неприлично...

Но именно в этот момент один из чиновников мэрии, стремясь угодить своему начальнику, раскопал где-то бумаги по русско-герман-ской программе, начавшей действовать пару лет назад. Программа предусматривал нечто вроде трудотерапии - высылку "трудных" ге-рманских подростков в отдалённые районы России для их перевоспи-тания вдали от соблазнов больших городов. За подобную возможность ухватились обеими руками - сын и в тюрьму не попадёт и в то же вре-мя не будет больше угрожать карьере родителей...

На вокзале Потсдама Гюнтера Наумана с сопровождавшим его социальным работником (выглядевшим куда более уныло, чем мальчи-шка!) провожал только худой старик с глубоко посаженными недобры-ми глазами. Если бы отец и мать присутствовали тут, они бы пора-зились тому, как нежно их неуправляемый сынок прощается со стари-ком...

Через две недели Гюнтер оказался в Христофоровке, где его при-бытие восприняли с потрясающим равнодушием.

За два года, на которые был "осуждён" Гюнтер, сменилось пять социальных работников. Они просто сбегали, не выдержав условий су-ществования. Но малолетний "фашист", как окрестили Гюнтера зде-шние пацаны, всех поразил. Он научился болтать по-русски. Своими руками грубо, но надёжно отремонтировал выделенный дом на околии-це. Выучился охотиться. Не брезговал никакой работой по хозяйству у соседей, подмечая всё, что они делают - как ходят за скотом, как работают на огороде, как обращаются с немногочисленной техникой. Скопив денег, завёл свой скот - и местные поразились, как всё ладно получается у белобрысого, похожего на местных пацанов худощавого мальчишки с мрачным взглядом. Он хорошо учился в школе. И только когда приезжали проверяющие, становился почти прежним, откровен-но демонстрируя нежелание иметь дело ни с русскими, ни с германски-ми чиновниками.

Когда вышел его срок, Гюнтер отказался уезжать. По законам ФРГ он считался уже самостоятельным и остался в Христофоровке. Именно тогда он с разрешения местных властей начал строить собс-твенный дом - и за два года почти закончил стройку.

Потом пришлось уехать - Гюнтеру надо было отслужить в ар-

53.

мии. Отбухав в парашютистах полтора года, он даже не заглянул до-мой. Вместо этого заочно потребовал у родителей выплаты ему доли наследства согласно германским законам, здорово их обобрал, взял под мышку старого деда, оформив над ним опеку, под другую подхва-тил восемнадцатилетнюю Марту Фогель, с которой познакомился во время службы - и отчалил в Россию.

В Христофоровке его возвращение восприняли с энтузиазмом. В последующие три года в перерывах между сельхозработами они с Ма-ртой настрогали троих сыновей - Зигфрида, Вильфрида и Германа - и развернули собственное хозяйство; наотшибе, но недалеко от дере-вни. Работа у немцев в руках буквально кипела - поражались даже не-пьющие, некурящие и работящие староверы. Старый Вальтер Нау-ман с одним из местных дедов - последним оставшимся ветераном - сначала шокировали всю Христофоровку, всерьёз подравшись палками под нечленораздельные, но боевые выкрики на двух языках, а потом не-ожиданно стали лучшими друзьями и проводили вместе чуть ли не всё время - то покуривая самосад, то потягивая самогон, то на реке с удочками, а то и просто где-нибудь на лавке, ведя сердитые разгово-ры, ещё не раз кончавшиеся перебранкой и клятвами больше никогда друг к другу не подходить. В 2005 году, летом, бывший член преступ-ной организации ЭсЭс, трижды раненый и дважды награждённый Желе-зными Крестами, зверски искалеченный во французском плену (ему пе-реломали половину рёбер и перебили руки и ноги) экс-гауптштурмфю-рер Вальтер Науман во время очередной рыбалки умер на руках плачу-щего кавалера Ордена Славы, дважды раненого бывшего сержанта ударно-штурмового батальона Кузьмы Макаровича Шилова. Просто от старости, мгновенно - остановилось сердце. А через месяц умер и старик Шилов - умер во сне, за день до этого обронив родне спокойно: "Ну и хватит уж. Всё равно боле и нету никого, кто видал-то..."

Но это было, пожалуй, единственное печальное событие в жизни семьи Науманов в России...

...Обед в самом деле получился великолепным - Тимка не мог ре-шить, где он был лучше, в Светлояре, или тут. Очень красивая и тих-ая Марта с удовольствием смотрела, как едят гости. Трое крепких белобрысых мальчишек - пяти, четырёх и трёх лет - сидели за сто-лом вместе со всеми и буквально поразили Тимку тем, что церемонно благодарили (даже младший!) за обед и просили разрешения выйти из-за стола. Правда, это нее помешало им тут же устроить на заднем дворе возню с Бесом (человеком), да такую, что Марта с беспокойст-вом поглядывала в окно.

- Филен данк фюр аллес,(1.) - тем временем поблагодарил Олег и, под-нявшись, чуть поклонился.

- Кайнэ урзахэ,(2.) - тихо ответила женщина и - Тимка обомлел - сде-лала такой полуприсед, который называется "книксен". Гюнтер, на-ливший себе домашнего пива, захохотал:

- Ладно тебе, Марта, а то новенький решит, что у нас в семье фео-дальные порядки!

_____________________________________________________________________________________________

1. Большое спасибо за всё. 2. Не за что. (нем.)

54.

- Большое спасибо, всё очень вкусно было, - поблагодарил Тимка, и женщина улыбнулась:

- Мне доставляет удовольствие вести себя именно так, - тщатель-но выговаривая слова, сказала она - совершенно правильно и в то же время очень по-иностранному. - Я рада, что вам понравился обед. При-ятного аппетита.

...Историю Науманов Тимка услышал, когда вместе с хозяином и Олегом осматривал ферму. Видно было, что Гюнтер рад показывать её бесконечно, тем более - новому человеку. Но Тимку интересовало не столько это, сколько другой вопрос, который он и задал, когда они втроём были на конюшне и Олег отвлёкся на какую-то кобылу, кото-рая скоро должна была жеребиться:

- Господин Науман, - нерешительно спросил он у немца, который стоял, облокотившись за спиной руками на перекладину ограждения и рассматривал небо, - а всё-таки... почему вы уехали?

- Иногда приходится покидать Германию, чтобы остаться немцем, - сказал Гюнтер и сощурился. - Ты не представляешь себе, парень, до чего там душно. По всей Европе. Мы перестали быть людьми, парень. В стремлении жить как можно лучше мы потеряли что-то... - он щёл-кнул пальцами. - Что-то такое,что знали наши предки. Что знал даже мой дед.Мы моем тротуары наших городов шампунем,но спокойно смо-трим на то, как отцы спят с дочерьми. Мы ходим в церковь каждое во-скресенье,но в наших церквях венчают мужчину с мужчиной, и это в по-рядке вещей. Мы живём среди изобилия, но не замечаем,что каждое по- следующее поколение развращённей и малочисленней предыдущего. Когда русские завидуют нам, они чаще всего не знают, чем завидуют. За великолепным фасадом нашего европейского дома - комнаты бор-деля и пыльные коридоры, в которых слоняются сумасшедшие.А за по-рогом жадно ждут толпы чужаков - ждут того часа, когда мы оконча-тельно ослабеем. Тогда они ворвутся и зальют комнаты нашего дво-рца кровью детей и проституток, святых и воров, воинов и витий - без разбора... - Гюнтер улыбнулся. - Я говорю непонятно?

- Я понимаю, - возразил Тимка. - Может, не всё... но смысл понимаю. Но почему в Россию?

Вместо ответа Гюнтер процитировал:

- Коли спорить - так уж смело,

Коль стоять - так уж за дело,

Коль рубить - так уж сплеча,

Коль ругнуть - так сгоряча... Это про вас и это правда... даже если вы сами перестали это замечать. Я хорошо узнал русских. Ещё до мо-его первого приезда сюда.Дед рассказывал. Он месяц был в вашем пле-ну. Когда летом сорок первого ваши отбили Ельню, он со своими людь-ми защищал кинотеатр. Была страшная резня. Один день на Восточ-ном фронте, говорил он - всё равно что месяц на западном, против янки. Его ранили штыками, несколько раз. Он заполз под лестницу и приготовился взрываться. Граната не сработала. Ваши вытащили его в санбат. Дед тогда уже неплохо знал русский... Несли вместе со своими и говорили: "А ничего, ничего, терпи, фашист..." И один всё жалел, что не убил деда в бою - на раненого, говорил, не поднимается

55.

рука... В санбате медсестра не стала срывать с него повязки, хотя он приготовился, что так и сделают. Сняла аккуратно, как со свое-го... И ваш боец, лежавший рядом, сказал: "Вы уж перевяжите его сна-чала, он тут чужой, ему и покричать не в облегчение..." Подлечив-шись, дед сбежал... - Гюнтер усмехнулся. - И его мои родители броси-ли в доме престарелых, потому что его прошлое могло помешать их карьере... Здешние мальчишки избили меня на первый же день знакомс-тва. А уже через месяц я понял, что такое настоящие друзья, парень. У нас дети почти не дерутся. Приличные дети; я приличным не был. Но и друзей ни у кого нет. У приличных, я имею в виду. Но я не желал и не желаю быть приличным. Я хочу быть немцем. А это возможно то-лько в России. И я уехал сюда.Уже не как оккупант, не как мой дед. Про-сто как немец, который хочет, чтобы немцами были его дети... - Гюн-тер помолчал полминуты и окликнул Олега: - Эй! Я вижу, вы собирае-тесь сейчас дальше скакать?

- Ну вроде того, - Олег подошёл, поскрипывая кожей куртки.

- Задержитесь минут на десять? - Олег поднял бровь,и Гюнтер объ-яснил. - Споёшь. Я гитару принесу.

- Десять минут, - согласился Олег и подмигнул Тимке.

* * *

- Христофоровка, - сказал Олег и поднял руку, став похожим на откосе на памятник самому себе. Бес, не ощущавший торжественнос-ти момента, хрустел печеньем. А вот Тимка внимательно смотрел вперёд и вниз...

Они подъехали к деревне староверов со стороны огородов, на которых никого не было видно. Из зелени садов высовывались крыши домов - этим, в сущности, и ограничивалась сама деревня, больше она ничего путникам не показывала. Дальше начинались поля, а за ними снова виднелся лес.

- С оккупантами ты познакомился, теперь поглядишь сектантов, - сказал Олег. - За мной, но осторожно, тут крутой склон.

Трое всадников начали спускаться по травянистому откосу, и мир сжимался. Тимка именно так и подумал - сжимался, отступал го-ризонт с его далями, зато обнаружилась тропа через огороды...

Представления о староверах Тимка не имел никакого вообще, но где-то в глубине воображения бродили образы чего-то такого борода-того и полоумного. Мальчишка не был уверен, что хочет с ними знако-миться.

11. К О С Т Ё Р .

- С каждым часом мы стареем -

От беды и от любви...

Хочешь жить - живи скорее,

А не хочешь - не живи...

Наша жизнь - ромашка в поле,

Пока ветер не сорвёт...

Дай бог воли, дай бог воли -

Остальное заживёт...

56.

Бес уже давно спал по другую сторону костра, завернувшись в одеяло с головой. Рядом в темноте мягко ступали, хрустели чем-то кони. Ночной лес тихо наклонился к костру, возле которого сидели двое.

- Николай нальёт,

Николай нальёт,

Николай нальёт, - пел Олег, не заботясь об акком-панементе, - А Михаил пригубит...

А Федот не пьёт,

А Федот не пьёт,

А Федот -

Он сам себя погубит...

Тимка сидел, обхватив руками колени. Ему хотелось спать, но в то же время хотелось и слушать Олега... а ещё - думать, разобрать-ся в себе и в своих ощущениях. Совершенно новое желание... В зрачках мальчишки металось рваное пламя. Ему казалось, что костёр стано-вится ближе... ближе... ещё ближе, что он вошёл в пламя, но оно не обжигает, а обнимает со всех сторон; вот ещё шаг - и что-то такое откроется... что-то такое, очень важное...

...Тимка удержался на грани сна и открыл глаза. Наверное, он всё-таки задремал, потому что Олег уже не пел, а просто сидел на одеяле и о чём-то думал.

- Всё не так, - вдруг вырвалось у Тимки. Олег как-то медленно посмо-трел на него и поднял угол рта:

- Что не так?

- Всё, - решительно сказал Тим. - У меня каша в голове.

- И винегрет, - согласился Олег. - Ты винегрет любишь?

- Что? А. Нет,не люблю... - Тимка вздохнул. - Почему ты сказал, что они сектанты? Очень хорошие люди... гостеприимные и добрые.

- Как к кому, - покачал головой Олег. - Вот мне рассказывали, приез-жали в эту глушь какие-то миссионеры Церкви Облобызания Левой Святой Пятки Живого Бога Макса Кирдык Иешуа, - Тимка хмыкнул. - Так наши соседи их отсюда очень не по-доброму даже наладили. А так конечно добрые и гостеприимные.

- Но вы же типа язычники, - Тим помотал головой. - Они с вами и здо-роваться не должны, а нас сразу за стол усадили... уфф, как вспомню, так вздрогну! И церкви у них нет...

- Зачем? - удивился Олег. - Они и так в храме живут, в том же, что и мы.

- И весёлые, и никакие не фанатики... - продолжал задумчиво перечи-слять Тимка. - И чисто везде... Так какие же они сектанты?!

- Обычные, - охотно пояснил Олег. - И мы сектанты. И Науман... На-уману положено быдлищем тупым быть, а он ишь ты, падла - детей наплодил, германцем себя зовёт и портрет Гитлера в спальне дер-жит... что смотришь, держит, держит, я сам видел!

- Гитлера?! - Тим совершенно проснулся. Олег засмеялся:

- Дурачок ты, Тимка, и не обижайся, я как-нибудь объясню - почему, если сам не поймёшь - я, например, быстро понял... Ну вот. Старове-ры, гады, детям на компьютере играть запрещают, секут их за непо-

57.

слушание и попов через колено кидают,которым наш... короче, власть руку лобызает. О нас и говорить нечего. Забрались в лес, правильную музыку не слушают и наколки себе вражеские делают - да ещё в демо-кратию не верят, а верят в Перуна. Ну и кто мы после всего этого? Только вот что делать-то со всем этим, если мы все в окружающий мир ну никак не вписываемся?

- Так, может, как раз вы и неправы? - протянул Тимка. Олег пожал плечами:

- Не-а. Правы мы. Ну хоть потому, что Науман в жизни никого не обокрал, у староверов не то что наркоманов, а даже просто пьющих нет,а я умею в уме пятизначные цифры без калькулятора складывать. Вот и все сермяжные доказательства нашей правоты. Всё остальное выдумали, чтобы людям мозги туманить... Вот Тимка, как раньше на-верх попадали? Покажи себя.На поле битвы покажи, открытие сделай, картину напиши. Не можешь? Сиди внизу и не чирикай. Не хочешь? Рвись наверх. Переделывай, переламывай себя - лень, тупость, тру-сость. Получилось? Вот тебе пьедестал. Не вышло? Сиди внизу и не гунди - или опять пробуй. И ещё. И снова. Кто больше умеет и больше отдаёт - тому почёт и слава... А как сейчас наверх попадают? Тре-пись. Подсиживай. Подкупай. Выкарабкался, осмотрелся - и усё, ты в своём праве. Даже если за тебя два и два секретарь складывает и при виде оружия тебя понос прохватывает с могучей неизбежностью... Раньше массы тянулись за вождями наверх. А сейчас вожди тянут масссы вниз, потому что сами из грязи выползли. И больше всего уси-раются, что народ проспится и спросит: "А чего это вы во дворцах живёте, а у меня в унитазе зимой моча замерзает?!" Вот чтоб массы этого вопроса не задавали - вот им игровые автоматы, вот водка, вот наркота, вот музончик квадратный, вот лотереи, вот шоу; раз-влекайтесь и не лезьте! Кто пискнул - тот фашист и против демо-кратии. Хватай его - и в тюрягу надолго, чтобы он там пожалел, что у нас смертная казнь отменена. А что народ вымирает - так на наш век хватит, а там накройся всё ночным горшком.

Тимка не мог отделаться от ощущения, что это говорит не че-тырнадцатилетний мальчишка,а взрослый и очень умный, повидавший жизнь мужик. Но Олег был мальчишкой, именно мальчишкой, загорелым и слегка курносым. И от этого у Тимки появлялось чувство ущербнос-ти, потому что он обо всём это никогда не думал и даже просто не задавался вопросами - ну, например, почему жизнь совсем не похожа на то, что показывают и говорят по телевизору в новостях; почему нуж-но платить огромные деньги за кружки, секции, а всё то, что ничего не даёт человеку - чуть ли не даром; почему никто не решает пробле-мы, пути решения которых очевидны даже ему, Тимке - отнять день-ги у тех, кто их наворовал и помочь бедным, беспризорным, безработ-ным, строго наказывать тех, кто торгует наркотой, расстреливать тех, кто крадёт детей и по-всякому издевается над ними, бомбить и сжигать бандюг в горных лагерях на юге...

- Тим, - тихо сказал Олег. - Есть закон и есть справедливость, - Ти-мка поднял глаза непонимающе. - Я знаю, о чём ты думаешь... В наш-ем мире закон - это отмазка для подонков. А справедливость - стра-

58.

шный яд для тех, кто правит. Потому что они по справедливости жить не могут в принципе. И придумывают всё новые и новые законы, по которым не могут жить нормальные люди. Тоже в принципе, физи-чески... Поэтому нормальным людям приходится прятаться. Это пе-чально, но это так. Если бы дядя Слав жил по законам, я бы сейчас си-дел в колонии. Простой пример. Потому что я нарушил закон. Но я ведь не сделал ничего плохого, Тим. Понимаешь?.. А те, кто пользова-лся услугами Радки Улыбышева, кто... кто насиловал его - они чисты перед законом, потому что нет никаких доказательств, одни эмоции. Понимаешь? - повторил Олег и поднял угол рта.

Тимка кивнул. Он в самом деле это понимал, более того - пони-мание именно вот сейчас оформилось в нечто реальное из смутного недовольства тем, что происходит вокруг. А Олег продолжал гово-рить:

- Я тоже сперва не понимал. Я сейчас словами Игоря буду говорить, как он мне в своё время объяснил... Есть... ну, в общем, такой кокон для всех людей. Его сплели из дебильной Музычки, из картин там раз-ных, на которых не пойми что нарисовано, из вывихнутых законов. И люди в этом коконе рождаются, живут, умирают - и постепенно пре-вращаются в мутантов, потому что даже воздух вокруг - отрава. И очень трудно из кокона прорваться. А большинство и не хотят уже. Потому что в какой-то степени внутри спокойней. А снаружи нужно постоянно думать самому, бороться, карабкаться... Иногда кто-то вырывается. Некоторые ухитряются вытащить с собой других лю-дей. Как дядя Слава. Особо гениальные - выволакивают целые стра-ны. Как Сталин, например.

- Ста-алин?.. - недоверчиво протянул Тим, и Олег засмеялся:

- Ну вот и кокон... Что, в школе сказали: Сталин - бяка? Когда он к власти пришёл, население СССР было где-то миллионов сто трид-цать. Когда умер - почти двести. Принял страну, где радио было ве-рхом прогресса, а оставил - с собственной электроникой и электро-техникой и уже с телевизорами. Начинал - хорошего автомобиля сде-лать не могли, закончил - имели лучшие в мире танки и самолёты. А нынешние - наидемократичнейшие, всё разрешившие и смертную казнь отменившие - ухитрились сделать так, что у нас людей каждый год на миллион меньше становится, пылесосы покупаем в Корее, авиа-промышленность вообще сдохла... Читать надо, Тим, сравнивать и анализировать, даже если нам по четырнадцать лет. Уже пор. А влас-ти этого ужас как боятся - особенно боятся, что молодёжь думать начнёт. Вот и наслаивают кокон - "Фабрика звёзд", "Дом-2", рэп-фес-тивали... Наши предки были умнее: чужое - значит, надо сто раз про-верить, а не от Сатаны ли это и подойдёт ли нам? А сейчас из нас додиков пытаются сделать, таких подопытных крысок с электродами в мозгах. Был такой эксперимент. Крысе в "центр удовольствия" в мозг вживили электроды, научили кнопку нажимать - тык, и кайф. Эта крыса умерла от жажды. Просто не могла отвлечься на то, чтобы по-пить - давила и давила кнопку. Знала, что умирает - и всё равно дави-ла. Вот так.

Тим передёрнулся. И вспомнил пару раз виденных ребят, поме-

59.

шанных на компьютерах - в 13-15 лет с больными суставами пальцев, практически слепых, с изуродованной кожей лица, первыми признаками туберкулёза... И то, с каким восторгом они вновь и вновь опять сади-лись за клавиатуру...

Олег потянулся, зевнул и вдруг прочитал:

- Если обнажённая натура

Бегает за пищей по болотам -

Глупо думать, что её культура

Меньше вашей бомбы с наворотом.

Лучше быть в набедренной повязке

И, за пищей бегая ногами,

Не сдаваться в плен кошмарной сказке,

Где за всё заплачено долгами:

За культуру войн "гуманитарных",

Шкуру отморозков планетарных,

Мозг машин, не ведающих страха,

У которых смерть торчит из паха!

Силу ваших "ценностей" безбожных

Перевесит на весах Господних

Детская наивность безоружных,

Нищих и голодных, но свободных

От "культуры" вашего насилья,

Где под видом Высшего Порядка

Вырежут язык, отрубят крылья

И заставят улыбаться сладко... Это Юнна Мориц."Звезда Сербости". Если хочешь, потом почитаешь. У нас распечатки из Интернета...

- Да не люблю я стихи, - признался Тимка. Олег засмеялся:

- Ты и про гитару то же самое говорил, а как слушаешь? Вообще бо-льшинство людей не знают, что они любят, а что нет. Они знают, что им говорят любить, а что говорят ненавидеть.

- Зима, - сердито сказал Тимка, - ты вообще захаял всё, что не спря-тано у вас в тайге. Да что там, хорошего ничего нет, что ли?!

Олег молчал. Долго молчал. В чаще зашёлся - мороз по коже! - филин, ему где-то очень далеко ответил дрожащий вой волка. Звёзды - яркие и крупные, Тимка никогда раньше таких не видел - подмигива-ли сквозь прорези в листве.

- Не знаю, - признялся Олег;Тим вздрогнул. - Когда у нас отобрали ко-ней, всем было всё равно. Понимаешь, у нас и так не очень много было. А у тех, кто отбирал, было всё.И всё-таки правы оказались они. Разве это по справедливости? Разве по справедливости то, что в мире, где нас, русских, так мало и всё меньше, нас - сирот, беспризорных - всё больше? Я вообще не знаю, кто был мой прадед, Тим. Но он стопроце-нтно воевал. А мой дед, наверное, голодал и тяжело работал в тылу. Или, может, даже беспризорничал. Или, как я, остался сиротой. Но то-гда всё было понятно - война шла. А сейчас? Ради чего люди мучают-ся сейчас? Ты знаешь? Я - нет. Но я не верю, что этот мир единст-венно возможный и не будет другого.

- Другого? - Тимка поставил подбородок на колени. - Какого?

- Какого? - Олег лениво подбросил хвороста в костёр, и тот, прига-

60.

снув на миг, разгорелся ярче; огненные змейки вползали по сучьям. - Чтобы было голубое небо... и никто не хихикал при слове "голубое". И трава у крыльца, а в ней - кони пасутся. И чтобы разорились все фир-мы, которые производят бронированные двери... А если ты в пути, то входишь в любой дом, как к себе, и тебя сажают за стол... И даже если есть у тебя враг, то он приходит к тебе и бросает в лицо перчатку, а не убийц нанимает... И чтобы люди не бросали своих детей и собак. Никогда-никогда не бросали... - голос Олега вдруг задрожал и он неско-лько секунд молчал. - Я, Тимка, сам себе не очень представляю, какой это должен быть мир. Хороший. И это не так уж трудно. Человек про-сто должен быть человеком. Вот и всё.

- А это что, просто? - спросил Тим. Олег кивнул:

- Очень. А главное - зависит только от человека, от него самого. И всё...

Мальчишки перестали разговаривать и отвернулись от костра, глядя на звёзды.

- Вон та, большая - Альфа Волопаса, Арктур, - сказал Олег, обнимая руками плечи. - Арктур - Пастух Медведей...

- Почему Пастух Медведей? - задумчиво спросил Тимка. Олег пожал плечами:

- Я не знаю... Такое стихотворение есть у Белянина.

- Это поэт?

- Писатель и поэт... Странно - книжки все весёлые, всё кувырком, читаешь - хохочешь. А стихи печальные... У него два года назад сына убили.

- Кто? - от неожиданной злобы у Тимки захолодели щёки. Он повто-рил требовательно и гневно: - Кто убил?! - как будто неизвестный Белянин был его старшим другом.

- Какие-то гады украли, чтобы выкуп получить... А он стал сопроти-вляться. И его задушили...

- Их нашли?! - Тимка закусил губу.

- Нашли и посадили... Один оказался одноклассником, ну, его, сына... Он и заманил в ловушку... Вот тебе и ответ. Пацан заманил одноклас-сника, чтобы деньги получить. Не может быть нормальным мир, в ко-тором такое происходит вообще. Но ведь мысль-то про похищение не сама в башке у этого гада родилась! Телевизор подсказал, который тоже не сам по себе работает... По-моему, это всё даже страшнее, чем Беслан. Там хоть с каких-то, пусть с первобытных позиций, мож-но объяснить: чужое племя, чужую веру - под корень! Не простить, но объяснить... А тут необъяснимо. Ради денег... Вот те же Гитлер и Сталин. Сталин людей использовал, как дрова для топки локомотива - вперёд, давай, скорость, напор! Гитлер в сорок пятом против нас бросил четырнадцатилетних, рука не дрогнула - сколько их наши по-били? Жуть... Но Сталина осенью сорок первого чуть ли не на коленях умоляли: уезжайте из Москвы! Враг в сорока километрах! А он только сказал, чтобы полк его личной охраны подготовили: в случае чего он этот полк сам в атаку поведёт. А для Гитлера в апреле сорок пятого и вообще всё было ясно!И ведь за ним на самолётике прилетела Ханна Рейча, была такая лётчица-фанатичка... Его тоже упрашивали - ле-

61.

тим в горы, фюрер! А он отказался... У них при жизни было всё. Но они были вожди - и понимали, что в случае чего всё и отдать придётся. Закон наших предков. В последней битве можно уцелеть - убежать, сдаться многие могут. Но вождь в такой битве уцелеть не имеет права. А нынешние? Чем они отвечают? Провалил дело - сняли с дол-жности, уехал на виллу к тёплым морям... Карлики, которые сами ни-чего не могут и боятся того, на что способен их собственный народ, потому что не знают, что с этими свершениями делать... Ну и оста-ётся запихать народ в кокон - чтобы ни Корчагиных, ни Голицыных, ни Гагариных, ни Беляниных...

- С умным хлопотно, с дураком плохо - нужно что-то среднее, да где ж его взять? - пробормотал Тимка, а Олег, услышав, кивнул:

- Точно... Дядя Слава пел тебе?

- Не мне, но в общем... да, - согласился Тимка. - Ты так говоришь, как этот - оратор.

- А это не трудно, - пояснил Олег, - просто читать надо побольше и рэп с попсой нив коем случае не слушать. Они мозги блокируют, это научно доказано.

Филин опять заорал в чаще, как сумасшедший, которому колют галоперидол, потом перешёл на детские всхлипывания - полное ощу-щение было, что в лесу заблудился ребёнок. Тимку даже мороз по коже продрал. Он вздохнул и спросил:

- А там, в той стороне, куда мы едем - там что?

- Километров через триста будет Подкаменная Тунгуска, - ответил Олег и засмеялся: - Да не живёт там никто. Если западней... или вос-точней... там - да, есть поселения. А если прямо на север, то только реки. Можно сказать, до самого Северного Ледовитого... В этих мес-тах двадцать-тридцать миллионов человек без особых проблем мог-ут жить. Но пусто. Точнее... - Олег сощурился, - люди не живут.

- Зверей много? - понимающе спросил Тимка. Олег медленно кивнул:

- Много... - он отвернулся в сторону леса. Глядя в темноту, продол-жал: - И не только зверей... Не только зверей, Тим... но и ещё кое-ко-го...

- Вот только страшилок не на... - сердито начал Тимка, но в этот момент Олег обернулся, улыбаясь острейшими клыками. Пламя боль-ше не отражалось в его глазах - они были алыми сами по себе, с узки-ми вертикальными зрачками! - А... - коротко выдохнул Тимка и, взмок-нув, вскочил, хватаясь за нож.

Олег с неудержимым хохотом опрокинулся на спину, задрыгал но-гами и, выплюнув пластмассовую челюсть, протянул руку к Тимке, на ослабевших ногах замершему у костра:

- У... у... ааахххааа!.. Убери... нож... уааххха, уаа!!! Не мо-мо-гу-у...

Тимка хлопнулся на место, с трудом разведя пальцы. Его начало подташнивать, всё внутри тряслось. Олег, продолжая хохотать, ос-торожно извлёк из глаз линзы, убрал их и челюсти в футляр, выта-щенный из кошеля на поясе.

- Дебил, - сказал Тимка, сглатывая, дрожащим голосом. - Кретин, придурок. Так же помереть можно. Балдахрен...

- Молодец, - неожиданно уже серьёзно похвалил Олег.- Сразу за нож...

62.

Наш человек!

- Ещё раз дебил, - буркнул Тимка, ощущая уже только противную сла-бость - тошнота прошла. - Детский сад...

- Вообще-то не совсем, - покачал головой Олег. - Тут и правда много всякой всячины водится... Мамонты - самое безобидное.

- Мамонты... - скривился Тимка. Олег поднял руку:

- Слово чести. У старших ребят поспрашивай, они расскажут до фи-га.

- И всё правда, - кивнул Тим. - Инопланетяне, черти из нефтесква-жины и метровые крысы в метро. Да?

- Нет, - засмеялся Олег. - Есть вещи посерьёзней... Тайга - она нас-только древняя, что ей вся история человечества - тьфу. И у неё не-мало своих тайн.

- Зима, не верю я в сказки, - возразил Тим. Олег сощурился:

- А чего ж ты так за нож схватился?

- От неожиданности! - огрызнулся Тим.

- Ну-ну... - Олег потянулся. - Ладно, давай-ка спать. А то завтра до полудня не поднимемся.

Тим, не прекословя, раскатал одеяло, улёгся. Олег устраивался по другую сторону костра, подталкивал в него полешки, потом отлу-чился в темноту, там говорил с конём... Как он вернулся - Олег не по-мнил.

Заснул.

12. К У Р Г А Н .

К девяти утра ехали уже почти три часа. Лес стал глухим, нас-тороженным и тихим. Олег по-прежнему лидировал, Бес занимал мес-то в хвосте и помалкивал.Тимке было немного не по себе. Больше все-го ему хотелось взвести арбалет и держать оружие в руке. Такого ле-са он не видел ещё никогда - даже во время пешего путешествия к Светлояру с дядей, когда ему казалось, что глуше ничего и быть не может. Оказалось, что может. И ещё как...

Верхом, не спешиваясь, пересекли небольшую речушку, узкую, но бурную - вода закручивалась вокруг конских ног и клокотала. На берегу вдруг обнаружилась тропка - неширокая, но утоптанная надёжно, она уводила от реки, и Тим решился спросить:

- Звериная, что ли?

- Нет, - коротко отрезал Олег, не поворачиваясь. Он тоже молчал всё утро, как будто и не было вчерашнего разговора у огня. Тим не стал уточнять, и через пять минут, не больше, кони прошли между двух каменных глыб - алого гранита, они возвышались метров на пять каждая. Понизу поросшие мхом, выше они были чистыми, и Тим различил хороводы выбитых на камне фигурок - люди, животные, сце-ны охот и боёв, плясок и погребений... Над фигурками в камне глубже остального был вырезан - и на правой скале, и на левой - знак:

63.

Только на левой и правой скалах знак "катился" в разные сторо-ны. Тим смутно помнил, что свастика - а это была свастика - означа-ла вроде бы загнутая в одном направлении свет и дух, в другом - мрак и силу. Он попытался вспомнить, в каком что, но мысли прервались. Лес отступал, впереди виднелся просвет, оттуда прямо-таки лилось солнце.

Олег пришпорил Карьера и, пригнувшись к его гриве, галопом по-мчался вперёд. Тимка не успел опомниться - его Рокот сам рванулся следом; несколько мгновений - и они все трое вырвались на большой луг, посреди которого плавно - именно так подумал Тим - высился ку-рган. Пологий и большой,он именно поэтому казался не очень высоким, хотя на самом деле поднимался метров на тридцать, не меньше. На склонах клонилась под неожиданным ветром густая трава. У подножья из её волн поднимались большие валуны. Тимка увидел, что на многих лежат лоскутья материи - яркие и выцветшие, косточки, ещё что-то...

- Эвенки считают этот курган священным, - Олег спешился, Бес по-следовал его примеру, и Тимка тоже поспешно соскочил в траву. - Вот и у-ми-лос-тив-ли-ва-ют, - тщательно и с сомнением выговорил Олег, - его, как могут.

- Тут похоронен кто-то из их вождей? - Тимка только теперь опре-делил, как высок курган - и мысленно присвистнул.

- Из вождей,только не из их, - ответил Олег.И, прежде чем Тим спро-сил, прочитал: - "И таковы были наши деяния и наша слава от века. А теперь не верим, что так было..." Велесова Книга.

- Подождём? - спросил Бес. Он был необычно серьёзен. Олег кивнул и начал рассёдлывать коня.

Мальчишки отпустили освобождённых коней и подошли к камням. Тим увидел, что в их поверхность - поясами примерно на половине вы-соты - врезан орнамент, бесконечно повторяющийся:

А выше глубокие штрихи намечали одинаковые мужские лица - суро-вые, усатые, со впавшими глазами. Бес коснулся камней рукой. А Олег сказал:

- Певцы ему славу играли, Чью кровь проливал он рекою?

Дружина дралася три дня, Какие он жёг города?

Жрецы ему разом заклали И смертью погиб он какою?

Всех жён и любимца коня... И в землю опущен когда? (1.)

Тимка, подойдя, с неожиданной робостью провёл пальцами по ор-наменту. И замер, окаменел. Ему послышался лязг металла,словно чё-рным крылом махнуло перед глазами - и в этот миг Тимка увидел го-рящие костры, сцены плясок, прокатилось, расплёскивая пламя, огнен-ное колесо, промчался, закидывая головы, табун коней с развеващими-ся гривами, слился с пламенем, поглотившим темноту... и Тимка ото-

_____________________________________________________________________________________________

1. Стихи А.Толстого.

64.

рвал руку от камня.

Он глядел в небо.В небе,оставляя расширающийся инверсионный след, летел серебристый лайнер. Это помогло мальчишке понять, на каком он свете.Тимка помотал головой,стряхивая наваждение - и уви-дел, что Олег и Бес спят, раскинувшись в траве, на склоне кургана, а солнце стоит почти в зените. Кони паслись на опушке.

- Ничего себе... - пробормотал Тимка, снова тряся головой. И увидел женщину.

Она спускалась по склону, раздвигая траву, бесшумная, как тень. В белом длинном платье, подпоясанном узким ремнём, с распущенными волосами. Тимка отчётливо видел её лицо - ещё не старое, красивое и спокойное. Она смотрела прямо на Тимку, и он опять усомнился, на каком он свете всё-таки, потому что эта картина была совершенно не из ХХI века. Даже не из Х века, пожалуй. Но женщина не выглядела опасной или грозной - просто женщина, идущая по траве. И всё-таки Тимка сумел сбросить оцепенение только когда она подошла букваль-но вплотную и улыбнулась мальчишке:

- Ты новенький?

Тимка перевёл дух и мотнул головой, не отвечая. Женщина смо-трела понимающе, с лёгкой улыбкой. Нестарая? Сейчас, глядя на неё в упор, Тимка не спешил бы с выводами. Сколько же ей лет? Мальчиш-ка подумал об этом и запоздало спохватился:

- Да... я новенький. Мы вот... приехали... - и он осекся, потому что сообразил, что не знает цели их путешествия. Женщина кивнула:

- Ну что ж... Пошли со мной.

- Куда? - не понял Тимка. Он не то что насторожился, но удивился. И в следующий миг подумал, что, может быть, целью поездки была как раз его встреча с этой женщиной. С дядюшки станется, подал кто-то внутри Тимки скептический голос. Этот голос раньше Тимка слышал часто - в те моменты, когда ему казалось, что он видит что-то пре-красное или значительное, голос прорезывался откуда-то из закоулка души или мозга, стараясь сгладить, принизить впечатление. Но сей-час Тимка сердито сказал: "Заткнись!" - и, придерживая кобуру рево-львера, пошёл за женщиной, каким-то неведомым образом успевшей подняться до половины кургана. А нагнал её мальчишка около верши-ны. Солнце лилось сверху расплавленным металлом, пригибало траву. Женщина не остановилась, начала спускаться - легко, непринуждённо, словно скользя по верхушкам ковыля.Она что же,и живёт здесь? Одна? А зимой как? У Тимки на языке теснились десятки вопросов, но зада-вать их казалось неуместным. Если она захочет, то сама расскажет. А если не захочет, то спрашивать всё равно бесполезно. Тимка шёл как во сне,красивом и печальном - печальном от того, что понимаешь: это сон, так не бывает. Хотя, казалось бы: что такого особенного происходило?Сколько раз в своей короткой жизни он видел разных там ролевиков, корчивших из себя кто викингов, кто эльфов, кто мушкетё-ров? До кучи раз. Были и колдуньи. Но там сразу было видно: игра, и не слишком умелая. А тут... Всё равно что встретить в жизни настоя-щий персонаж какого-нибудь фэнтэзи-боевика.

- Вы колдунья?! - вырвалось у него самое насущное. Женщина не обе-

65.

рнулась, Тимка сердито попытался обогнать её, заглянуть в лицо... и не смог. Каким-то непостижимым образом женщина опять оказалась на полшага впереди. И, когда Тимка собрался повторить вопрос, отоз-валась:

- Ведунья. Ты можешь называть меня Полуденица.

"Точно, сплю, - подумал Тимка покорно. - Таких имён не бывает даже здесь..." - но додумать эту здравую мысль он не успел.

Честное слово, сперва ему казалось, что это просто продолже-ние холма - пригорок, поросший травой. И только когда вслед за Полу-деницей Тимка обошёл этот пригорок,он сообразил, что перед ним по-луземлянка - поросшая сверху ярко зеленеющей травой, с приоткры-той дверью. Жилище выглядело убоговато, как бомжовая хижина, и уж конечно, проигрывал по сравнению со Светлояром, похожим снаружи на двор владетельного князя, а изнутри - на вполне комфортабель-ные апартаменты. Тимка даже приостановился и задумался, а с чего он вообще так прётся следом за этой женщиной? Внутри наверняка грязь и сырость, а то и духота... Но, помедлив, Тим ощутил лёгкий интерес и полез в дверь следом за привычно исчезнувшей там женщи-ной...

...Ни грязи, ни сырости, ни духоты там не было. Не очень боль-шое помещение хорошо освещалось лучами солнца,падавшими в дверь. У одной из стен - простенькая печка, даже очаг скорее. Рядом - лежа-нка со шкурами. Стены обшиты плетёнками, возле лежанки - что-то вроде шкафа с книгами, много книг... Стол, бумаги, какая-то лампа (Тимка даже головой помотал). Винтовка. Над столом. Рядом с ней - большой цветной портрет: несколько молодых парней и девушек в ко-стюмах и платьях, старых, полувековой давности, позируют на фоне корпусов знаменитого МГУ. Гитара. Скамья, два кресла, больше похо-жих на пни с причудливым сплетением корней и веток. Небольшая две-рца - вглубь холма, что ли?! Пахло сильно и приятно - под потолком на ровно настланных жердях висели (и невесть от чего покачивались) пучки трав.

- Садись, - Полуденица подтолкнула Тимку к скамье, сама присела как-то боком на одно из кресел, пододвинула бумагу и углубилась в её изучение. Тимка покосился на книги. Там видно было уже плоховато, но мальчишка различил, что это какие-то научные труды по медицине, философии, археологии и ещё десятку наук - тёмный лес. Их разгля-дывание так увлекло Тимку, что он вздрогнул, когда Полуденица сказа-ла отрывисто:

- Дай руку. Правую.

С лёгкой опаской, но без промедления - не хватало ещё, чтобы она подумала, что он трус! - Тимка положил на стол руку ладонью вверх, как у врача на сдаче анализа. Рука была загорелая, поцарапан-ная, с набитыми мозолями, но с тонким запястьем и пальцами - рука мальчишки. Полуденица склонилась над ней и, помолчав минуту, про-вела своей ладонью над рукой Тимки. Тот дёрнулся - ему показалось, что руку поместили под мощную лампу, и свет вдруг сделался обжига-ющим, он едва не заорал: "Больно!", но удержался.Не знал сам, почему. При ней,при этой женщине, не хотелось кричать. Вот и всё. А Полуде-

66.

ница вдруг зашептала, держа свою руку над ладонью Тимки:

- Мать-сыра-земля со всех сторон смыкается. Сва-птица на дубах крылья поднимает. Когда жил, кем был? Если умрёшь, кем родишься? Колохорт на ладони пляшет, дороги кажет... смотри!

Тимка - ему показалось, что на шею привяза-ли тяжеленную гирю! - едва не ткнулся носом в свою ладонь. И расширил глаза - на ней, прямо на коже, вращался в двух направлениях сразу сияющий золотым, алым, малиновым и синим знак из двух сцепленных свастик. Вращение затягивало. Мягко закружилась голова. Тимка сделал над собой усилие, пытаясь освободиться от странного гипноза... и начал падать внутрь своей ладони - по крайней мере, так ему каза-лось. Падение было стремительным, но не неприятным, а потом пла-вно разорвалась, разошлась в стороны темнота, пронизанная отблес-ками дальнего света - и Тимка увидел проносящиеся мимо невероятно живые, отчётливые картины.Сперва он не мог толком ничего понять, всё сливалось в гремящую круговерть. Потом вдруг всплыла и стала ясной, как реальность, одна картина.

Бой шёл на улицах огромного и почему-то знакомого города. Это был современный бой, жуткий и кровавый. Рушились огромные здания, поднимая клубы праха. Били орудия. Ревели самолёты, оглушительно выли вертолётные винты. Волны людей в камуфляже решительно и безоглядно рвались по улицам. Взрывались и горели приземистые бое-вые машины. Из окон стреляли, воздух был пронизан смертью. Верто-лёты высаживали людей прямо на крыши,и те тут же бросались в бой, лезли в окна и проломы. Вскипали бешеные рукопашные, трудно было понять, кто с кем сражается. Трупы летели в проёмы лестниц,на ули-цу - молча, сцепившись враг с врагом. Впереди вставало большое зда-ние - белый купол проломлен, валит дым, огонь взвихривается спира-лями. Кругом - техника, рвы, надолбы. Казалось, в этом аду уцелеть нельзя, но атакующие ближе, ближе... "Да это же Белый Дом! - поду-мал Тим ошеломлённо. - Белый Дом в Вашингтоне!" Плеснуло знамя - чёрно-жёлто-белое полотнище, порванное, пробитое. Его нёс высокий человек, которого охраняли с десяток огромных солдат - не в шлемах, как другие, а в чёрных беретах, они смыкались возле знаменосца жив-ым кольцом, полосуя огнём всё вокруг, упорно пробивались по ступе-ням... Картинка смазалась, потом - появилась снова. Падает в чёрный дым полосатое полотнище-матрас, похожее на вскинутую руку умира-ющего человека, протянутую жестом отчаянья. Рослый солдат вод-ружает чёрно-жёлто-белое полотнище, оборачивается к невидимым товарищам, кричит что-то радостное...

Тимка ахнул. Это был он! Он, точно он! Конечно, намного стар-ше, лет тридцати, а то и больше, но - он!!! И - голос, женский голос:

- Русь своим детям живою водой

Вылечит множество колотых ран...

...Тимка сел и помотал головой, не открывая глаз. Затылок гу-дел, как колокол после удара. Солнце перевалило к трём часам, не ме-ньше; Олег и Бес спали, по-прежнему паслись кони. Кожаная одежда на-

67.

грелась до ожога. Тимка зевнул, дёрнул шнуровку на груди, пытаясь понять, что ему снилось, а что нет. Под пальцы попался тяжёлый ме-дальон, висевший на груди на плетёном шнурке. Тимка вытащил его - в глаза плеснуло серебряным светом, чистым и отточенным...

- Ого... - пробормотал Тимка и, оглядевшись, пружинисто вскочил на ноги. - Полуденица! - позвал он громко. - Полуденица, откликнись!

Он кричал бы, наверное, ещё, если бы не голос Беса:

- Да не ори ты.

Тимка оглянулся. Бес сидел на траве, зевал во весь рот и потягивался. Олег тоже завозился, что-то пробормотал.

- Я... - начал Тимка, но Бес прервал его:

- Ясно, ясно... За тем и ехали, раз уж согласился... Не зови, не откли-кнется. Ты бы ещё поискать надумал.

- Да чего искать... - начал Тимка и бегом отправился вокруг кургана. Когда он вернулся, Бес расстилал на траве еду, а Олег весело спросил, стягивая сапоги:

- Нашёл?

- Нет... - обескуражено ответил Тим. - Холмик есть, а дома нету... - он с размаху плюхнулся на траву и яростно потряс головой. - Но так же не может быть!

- Может, не может... - Бес начал резать хлеб. - Чего она тебе дала, покажи?

- Сла-во-мир... - предупреждающе сказал Олег. Бес как-то стушевал-ся:

- Ну а чего, я же просто попросил... Это же можно.

- Да я вот, я не против, - Тимка показал медальон.Мальчишки склони-лись над ним, сдвинули головы. Бес сказал с придыханием:

- Колохорт, как у...

- Славомир! - рявкнул Олег. Бес замолчал покаянно.

- А что это такое? - Тимка любовался литой тяжестью на ладони.

- У свастики в славянском языке сто сорок четыре названия, - пояс-нил Олег, открывая консервы. - Например: Свастика, Коловрат, Посо-лонь, Свята Дар, Свасти, Сваор, Солнцеврат,Агни,Фаш, Мара, Инглия, Солнечный Крест, Солард, Ведара, Светолет, Цветок Папоротника, Перунов Цвет,Свати,Раса,Боговник, Сварожич, Святоч, Яроврат, Одо-лень-Трава, Родимич, Чароврат... Ну и другие. Это - Колохорт. Воин-ский знак, Кружащийся Пёс... - Олег помолчал и закончил немного нехо-тя: - Ещё говорят: Бешеный Пёс.

- А у вас... - начал Тимка, вспомнив, что видел медальоны на многих (не на всех, как не на всех были татуировки), но не всматривался. И не стал договаривать. Вместо этого спросил: - А кто такая Полудени-ца?

- Спросил! - фыркнул снова обрётший душевное равновесие Бес. - Этого даже Вячеслав Тимофеевич толком не знает. Когда мы тут по-селились, она уже жила в этих местах. Может, староверы знают, но они не скажут... Мы есть будем? Да и обратно двигать надо...

68.

13. Б Р А Т .

В общем-то это нелегко - жить на природе. В смысле - на сам-ом деле жить на природе, когда ты от неё здорово зависишь. Когда человек покупает в магазине хлеб или картошку, он редко задумывае-тся о том, что будет, если некому станет работать в поле. И жаря шашлык на какой-нибудь День Гранёного Стакана, вряд ли думает, до чего это муторное занятие: ухаживать за свиньями.

Тимка тоже не думал об этом - раньше. Но в Светлояре он спол-на огрёб знаний о том, каким образом все четырёхразовые вкусности попадают на стол. Временами Тимка злился - ну и каникулы! Но это была недолгая злость, появлявшаяся после того, как что-то не полу-чалось. Раньше в такой ситуации Тимка мог шваркнуть всё себе под ноги и больше никогда не заниматься не задавшимся делом. Но тут такой возможности не было. Было стыдно перед девчонками... да и перед ребятами. Тимка уже понял, что у каждого из них жизнь была такая, что все его неприятности и беды - мелкая пыль по сравнению с этим. А раз так, что тогда хныкать?

Да и желание злиться появлялось всё реже и реже. То ли у Тимки были хорошие задатки, то ли учителя знали своё дело, но получалось всё больше и всё чаще. И развлечений тоже хватало - от самых обы-чных, вроде телика и компьютеров, до экзотичных, вроде охоты или боёв холодным оружием. Тимка с гордостью поместил несколько своих фотографий на сайт "Светлояра", но потом неожиданно подумал, что особо гордиться тут нечем. Куда больше ему льстила дружба с Олегом - а ещё с Рокотом и большущим псом по кличке Гром.

Что до дяди - то временами Тимке казалось, что Вячеслав Тимо-фееевич просто про него забыл и перестал выделять среди прочих во-спитанников.

И ещё... Тимке часто казалось, что у Светлояра есть ещё и ка-кая-то другая жизнь. Другая - он не мог объяснить лучше. Но твёрдо знал: эта жизнь не злая и не сектантская. Просто казалось иногда, что он, Тимка, и правда находится возле князя, среди его дружины. И эти люди знают о мире что-то такое, о чём лучше не говорить попу-сту...

...Духотища была такая, что даже идиоту становилось ясно: бу-дет дождь, хорошо ещё, если не буря. Тут налетали иногда такие - сам Тимка не видел,но ребята говорили, что тогда выворачивало с ко-рнем здоровенные деревья (только огонь Перуна не затухал), а по реке ходили волны, как в море.Вячеслава Тимофеевича не было дома уже не-сколько дней,он уехал с Игорем Первенцевым, оставив за главного Ры-жего - Славку Рыжова. Тимку одно время и это удивляло, если не пора-жало: по его разумению, оставленные без присмотра взрослого ребя-та должны были рано или поздно поджечь всё вокруг и вообще поубива-ться. Потом он допёр: это было здешним просто неинтересно. Им не нужно было доказывать, что они взрослые и самостоятельные и под-делываться под старших, дымя сигаретами, матерясь через слово и наливаясь пивом. Они и так были самостоятельными: даже шестиле-тний Радован, появившийся тут всего-то в мае прямо с вокзала, уже старался быть похожим на старших ребят.

69.

Но, во всяком случае, загорать в такую погоду было самое то. Тимка, Олег-"Зима", Борислав-"Молчун" и старший из братьев Приш-лых, Борька, этим и занимались. Лежали над памятным водопадом. Ра-зговаривать было лень. Лень было даже ругать девчонок, которые окончательно помешались на чистоте и её наведении. Тимка, впро-чем, нет-нет, да и поглядывал на Борислава. Его историю он узнал недавно, буквально вчера, и она была такой же дикой, как у большин-ства здешних...

...Когда-то - в другой, прежней, жизни - его звали Максим. Он не любил об этом вспоминать, потому что с этим именем были связаны самые чёрные, пожалуй, дни прошлого.

Матери Максим не помнил - она умерла при родах. Отец воспи-тывал мальчика как мог и как умел,а умел он,очевидно, неплохо, пото-му что Максим всегда был сыт, одет и ухожен. Но в 2002 году, как раз когда Максим пошёл в школу, окончательно разорился на воровстве сменявших друг друга директоров отцовский комбинат удобрений. По-чти восемьсот рабочих оказались на улице.

А ещё через год отец Максима получил шесть лет за кражу кар-тошки из погреба одной дачи. Возмездие преступнику было скорым и неотвратимым, как нельзя лучше иллюстрируя тезис о неизбежно-сти наказания в демократическом государстве - вор не успел даже на-кормить сына, как уже оказался в строгих и справедливых руках слуг закона.Прокурор настаивал на восьми годах - уж больно уважаемый человек оказался обокраденным.Но пламенные речи адвоката и снис-хождение судей помогли скостить срок на два года.

А Максим оказался в детдоме, где быстро заслужил от персо-нала кличку "Бешеный".

Для восьмилетнего мальчика рухнул весь привычный мир. Он не мог поверить и не верил, что отец - вор. Но все говорили об этом, и Максим ощетинился на этот мир, как волчонок, готовый рвать и ку-сать даже с лаской протянутые к нему руки. Там, во внешнем мире, могли быть только чудовища и кошмары, там не было ни правды, ни любви. Максим дрался, то ревел,то хохотал без причины, а временами просто бился в истерических припадках, не слушал никого и ничего и не реагировал на замечания. И вполне естественно, что очень скоро "авторитетная комиссия" признала мальчика умственно отсталым и приговорила к помещению в спецприют. Никто не дал себе труда - да и не собирался его давать! - разобраться в причинах поведения вось-милетнего ребёнка. В конце концов, Максим был просто одним из деся-тков тысяч осиротевших русских детей - не сын олигарха или чино-вника, не представитель угнетаемых нацменьшинств...

Просто русский мальчик, которому не повезло родиться во вла-сти государства чудовищ и кошмаров. Он и сам не знал, что повторя-ет путь тысяч таких же детей, которых вместо оказания квалифици-рованной и действительно нужной психологической помощи легко и просто списывали из жизни: "Необучаем... Отставание в развитии... Мозаичная шизофрения... Олигофрения... Паранойя..." Система вос-питания детей-сирот в "новой России" уже давно превратилась в смесь тюрьмы, публичного дома, рынка рабов и лагеря смерти, стала

70.

одним из инструментов чудовищного по масштабам, жестокости и изощрённости геноцида русского народа. И никого уже не удивляли статьи и репортажи о кладбищах замученных воспитанников на зад-них дворах, о сексуальных утехах богатеев в подвалах, о создании "ес-тественно неестественных условий" через лишение пищи, одежды, сна, еды, о торговле органами и "целыми" детьми... Да и всё меньше становилось таких статей и репортажей - РФ начала ХХI века была объявлена страной официально счастливой, а значит - ничего подоб-ного происходить не могло. И десятки тысяч здоровых, сильных, ум-ных мальчишек и девчонок, которые могли бы поднять и вытащить Россию из страшного болота, в котором она захлёбывалась, стано-вились наркоманами, сумасшедшими, алкоголиками или просто тру-пами ещё до достижения ими возраста получения паспорта с гордо расправившим крылья мутантом на обложке...

В какой-то степени Максиму повезло.Персонал "спецака", куда он попал, состоял из сплочённой кучки подвижников, упорно и героиче-ски без натяжек боровшихся за своих воспитанников, среди которых у трети была такая же судьба, как у Максима. Учителя и воспитатели всеми силами старались дать этим детям нормальные знания и не по-зволить им и в самом деле стать психически неполноценными. Это была безнадёжная борба. Умный, талантливый, знающий ребёнок всё равно выходил из стен "заведения" с документом, надёжно перекрыва-вшим ему все пути в жизни. Обратной дороги - в "нормальный мир" - для него не предусматривалось. Но по крайней мере человек уходил из стен приюта в здравом рассудке...

Максим "отошёл". И "отошёл" быстро, потому что его исто-рия не была необычной здесь и здесь знали, как надо говорить и вести себя с восьмилетним мальчишкой, который вдруг начинал в ответ на ласковые слова бить кулаками по столу или кричать - просто бессмы-сленно кричать. И два года Максим жил одной надеждой - рано или по-здно вернётся папа. Он уже отсидел много. Осталось всего четыре года. Всего четыре... Максиму будет двенадцать, когда он вернётся и заберёт его. И придумает, как быть дальше. Воспитатели, учителя, приятели поддерживали в мальчике эту уверенность...

В середине лета 2005 года отец Максима умер "на зоне" от ту-беркулёза, свирепствующего среди заключённых "демокретической страны".

Все ниточки оборвались. Всё сгорело. Всё рухнуло.

В августе 2005 года десятилетний Максим бежал, оставив на столе у директора недетскую записку:

таких же детей...

А в сентябре 2005 голодного, оборванного, грязного и уже совер-шенно невменяемого и равнодушного от тоски Максима подобрал на

71.

одном из вокзалов БАМа незнакомый мужчина. Максиму было всё равно, кто он и что будет с ним делать. Мальчишка как раз раздумывал, как ловчей всего броситься под поезд - чтобы быстро и не слишком боль-но покончить со всем сразу.

Но этот мужчина всего лишь привёз его в Светлояр...

...Кажется, позавчера Тимка случайно услышал, как Славка Най-дёнов в классе читал стихи - ни для кого, для себя. Стихи были како-го-то Михаила Светлова, Тимка раньше никогда не слышал о таком поэте. Но услышанные строчки странным образом наложились на раз-мышления о судьбе Молчуна. Он и сейчас вспомнил их...

Я не дам свою Родину вывезти

За простор чужеземных морей!

Я стреляю - и нет справедливости

Справедливее пули моей ! (1.)

Тимка сглотнул и излишне оживлённо сказал:

- Как думаете, что на обед?

- Во, - завозился Олег, - что-то ты об этом забеспокоился? Обычно метёшь всё, что положат.

- Он устриц в белом вине захотел, - проворчал Борька. - Кто-нибудь ел устриц в белом вине?

- Я ел ракушки, - сообщил Олег. - Перловицы. Так себе.

- Ты, наверное, их не в белом вине варил, - серьёзно заметил Тимка. - Наверное, в красном. Отсюда и все проблемы... Чёрт, когда же дождь пойдёт?

- Пусть пока не идут, - возразил Борька, - мы с Найденом после обеда ветряки должны осматривать, - он потянулся на горячем камне.

Ряды ветряков, снабжавшие Светлояр даровой энергией, давно привлекали внимание Тимки. Он подумал, что стоит напроситься с ре-бятами и познакомиться с установками поближе. Но Олег, повернув-шись на бок, предложил:

- Тим, поедем завтра утром на охоту? Рыжий разрешит.

- Поехали! - обрадовался Тим. - Правда,может,хватит валяться, по-шли на обед?

- Давайте ещё по разу прыгнем, - Молчун встал, подошёл к краю. Но тут до ребят донёсся издалека оклик - голос принадлежал Звенисла-ве:

- ...а-та-аа!

- Звоночек надрывается, - Олег сел на корточки, - значит, дядя Сла-ва и Игорь вернулись...Отставить купатьсчя, одеваемся и побежали!..

... Вячеслав Тимофеевич и Первач действительно вернулись. Во дворе двое младших мальчишек расседлывали лошадей. Верка Незна-мова о чём-то разговаривала с незнакомой девчонкой её лет - десяти где-то - одетой в джинсы и майку.Незнакомка была черноволосая и си-неглазая, на вопросы Верки отвечала коротко и тихо, на каком-то чу-жом языке. Из дома выскочил Игорь и закричал Радославу, рассёдлыва-

_____________________________________________________________________________________________

1. Светлов Михаил Аркадьевич (1903-1964 г.г.) - русский советский поэт. Его стихи посвящены револю-ции, Великой Отечественной войне, мужественным и честным людям, сражающимся за то, во что они верят. Приведённые строки - из стихотворения "Итальянец": размышления поэта над трупом убитого в бою под Моздоком в 1943 году молодого итальянского солдата из оккупационного корпуса, союзного Германии.

72.

вшему его коня:

- Не надо, не трогай, я прямо сейчас поеду!

- Это что у них тут? - озадачился Борька и, увидев младшего бра-та, пробегавшего по двору, крикнул: - Вадька, что случилось?!

- Дядя Слава больного привёз! - отозвался тот и исчез.

- Вы чего-нибудь понимаете? - поинтересовался Олег. И, не дождав-шись ответа - все недоумённо молчали - первым вошёл в дом.

В гриднице оказались все, кто был свободен. И все молчали, гля-дя, как Вячеслав Тимофеевич сам переодевает рослого парня, чем-то похожего на ту девчонку во дворе, только старше, лет тринадцати. Парень послушно подчинялся рукам Вячеслава Тимофеевича, не гово-рил ни слова и смотрел куда-то сквозь стену.

- Что с ним? - нгедоумённо спросил Борька...

... Жил в красивой и доброй стране Югославии весёлый парень Славко Зенич. Любил он девушку Марию. Славко и Мария были сербы и жили в хорватском городе Вуковар. И быть бы им счастливыми, поже-ниться, обзавестись детьми...

Но в 91-м началась война. Огненным вихрем понеслась она по Югославии. И оказались Славко, Мария и сотни тысяч других винова-тыми в том, что они сербы. Волками ринулись на них вооружённые с Запада хорватские фашисты-усташи под клетчатым знаменем, бро-сились на них байские банды мусульман под зелёным знаменем ислама.

Сербы не подставили горло под нож. Решили драться за дома и могилы предков. Славко с Марией ушли воевать в отряд четников. И через год всего загремела страшная слава Славко "Комитача" и его людей. Долгой и кровавой была война. На этой войне родился у них сын Видовдан, Дано. Родилась дочь Весна. Гремели бои. Горели города и сё-ла. Лилась кровь. Велика была сила врага, щедро одаряли его деньгами и оружием "демократы". Но мужество сербов было выше. Грудами со-бачьего мяса легли, разбежались по трущобам банды. Расстались с жизнью сотни жадных до денег наёмников со всего мира.

И тогда Запад бросил в балканское небо свои чёрные эскадры. И выигранная война сразу оказалась проигранной - не было у сербов си-лы противостоять поднебесной смерти. Но мир подписан был почёт-ный, враги клялись, что старые счёты забыты...

Они лгали. Едва распустили сербы свои отряды, как спецгруппы начали ловить и убивать их командиров. Везли пленных в Гаагу, на ме-рзкий суд, где обвиняли защитников родной земли в преступлениях, ко-торых не совершил бы и дикий зверь. И не заботились ничего доказы-вать - виноват был всякий, кто серб. Просто потому, что - серб...

Семье Зеничей везло. Они вовремя перебрались собственно в Юго-славию, куда руки "разносчиков демократии" дотянуться не могли. По крайней мере - до того момента, когда обкурившиеся анаши и щедро продолларенные студенты (самая мерзкая часть любого европейско-го общества) помогли Коштунице "выиграть выборы" у "тирана Ми-лошевича".

Когда Милошевич был выдан в Гаагу, Зенич-старший понял, что дело плохо. Оставалась возможность скрыться где-нибудь в черного-рских горах, но черногорцы, спаянные в кланы, с трудом принимали чу-

73.

жих, даже сербов. И "Комитач" отправился туда - зондировать почву.

Он и в мыслях не держал, откуда может придти беда.

В конце весны 2005 года к дому на окраине Белграда, где жила в ожидании мужа Мария с двенадцатилетним Дано и девятилетней Вес-ной, подъехал чёрный джип. Из него тренированно-быстро и бесшумно высыпали полдюжины людей в чёрных комбинезонах и шлемах, с оружи-ем в руках...

Инстинкт партизанки заставил Марию проснуться за минуту до того, как на дверь обрушился удар специальной штурмовой балки. Она успела выхватить из ночного столика два ТТ. Успела поднять детей и сказать сыну: "В окно через сад, бегите!" успела выбежать в кори-дор и начать стрелять по бандитам, убив одного и ранив другого.

Прежде чем очереди двух "хеклер-кохов" изрешетили её и отб-росили на стену. Как через неё перепрыгивали рванувшиеся в дом в по-исках детей американские спецназовцы - Мария к счастью уже не ви-дела.

Брат с сестрой тоже успели - выбраться наружу и добежать до полицейского на углу. Он и выдал детей американцам...

...Их привезли в хорватский город Забок, на базу, принадлежав-шую компании"Military Professional Resources Incorporated".(1.) Здесь на протяжении месяца брата и сестру содержали в разных камерах под охраной наёмников из США. Бежать отсюда было невозможно даже для взрослого, хорошо подготовленного человека... На исходе месяца американский офицер переговорил с детьми, предлагая им записать обращение к отцу с просьбой сдаться властям и спасти их. Дано от-казался наотрез. Следом за ним то же повторила Весна. Когда маль-чика уволакивали, он крикнул сестре: "Не смей ничего писать, ничего не говори, слышишь?!"

Специалисты компании были профессионалами. Они отлично по-нимали, что для любого серба сын значит больше, чем дочь. Поэтому детей передали офицерам одной из американских баз,а те, в свою оче-редь, отвезли их в военную клинику хорватской армии в том же Забо-ке. Передавая детей хорватам, американский майор сказал: "Займи-тесь мальчишкой. Обработайте его. Он должен связаться с отцом, а потом - как хотите.И говорите с ним только по-хорватски,он должен забыть, что он серб!"

Хорваты не стали объяснять тупому, как и все штатовские во-яки, майору, что это исполнить невозможно, так как у сербов и хорва-тов один язык. Но в остальном приказ пришёлся им по душе.

Они хорошо знали сербов и понимали, какой сын должен был вы-расти у "Комитача". Ясно было, что, если и удастся сломать его по-боями, то очень нескоро, и мальчик "потеряет товарный вид". Но в распоряжении медперсонала, подобранного из классических фашистов-усташей и заморских инструкторов-общечеловеков, имелись многочи-сленные химические средства, щедро поставленные из-за океана. И _____________________________________________________________________________________________

1."Негосударственная компания", официально занимающаяся подготовкой частных охранных структур и подразделений армий слаборазвитых государств. На самом деле - филиал военной разведки и сил специи-альных операции США. Служащие компании готовили албанских, хорватских, боснийских, чеченских, гру-зинских и молдавских боевиков, активно участвовали в геноциде сербского населения в Хорватии в 1995 году (план "Гроза").

74.

применять их можно было практически официально. Мальчик был "не-контактен", "страдал приступами немотивированной агрессии" - проще говоря, вёл себя именно так, как должен вести мужчина, оказав-шийся в руках врагов. Но с точки зрения тех, кто держал его в плену, это было противоестественно. В таких случаях даже "своим" детям прямо в школьных медкабинетах насильно вводили целые букеты пре-паратов - от риталина до терозина(1.) - чтобы привести их к "обще-человеческому стандарту". Что уж было церемониться с сербом...

Дано не помнил, как и когда он послушно повторил в камеру про-диктованные ему слова. Через месяц после начала "обработки" его вообще перестало что-либо волновать. Перегруженный химией дет-ский организм полностью переключился на её переработку и выведе-ние наружу, оставив мальчику только немногочисленные рефлексы. Это зрелище доставляло охранникам невероятное удовольствие - они бы с удовольствием превратили всех сербов в таких пускающих слюни дебилов. Время от времени Дано возили с сестрой в Вараджин, чтобы записать новое обращение. Весна, которую не трогали, жалела брата, но боялась его...

...Конечно, Зенич-старший и в мыслях не держал бросать своих де-тей. Но он был умным человеком и понимал - даже если он на коленях приползёт в Гаагу через всю Европу и будет публично каяться в гре-хах - никто не отпустит ни сына, ни дочь. Сомнений в том, что пред-ставляют собой его враги, "Комитач" не испытывал.

К сожалению, прошли те времена, когда Зенич командовал неско-лькими сотнями лично преданных ему людей. Та война окончилась. Кто погиб, кто спился,кто сидел в тюрьме,кто пропал,а кто и стал добро-порядочной тихой скотинкой. С "Комитачем" остались всего несколь-ко человек, не мысливших себя без командира.

И тогда Славко Зенич обратился к знаменитому Земунскому кла-ну. В годы войны эта группировка немало помогала деньгами и добро-вольцами сербским четникам по всей бывшей Югославии. Но с начала ХХI века клан всё больше и больше приобретал черты обычной крими-нальной группировки, контролировавшей контрабандные потоки на Балканах. Однако принявший Зенича представитель клана вытаращил на посетителя глаза, едва тот появился на пороге кабинета: "Коман-дир?!"

Функционер клана Василе Шокич был когда-то подрывником в от-ряде "Комитача".Он усадил своего командира в своё кресло,выслушал, кивая и предложил пока что остаться в его, Василе, городском доме, а он что-нибудь решит.

Но через восемь дней Шокич появился в доме и сразу покачал го-ловой: "Нет, командир. Там такие деньги замешаны, что мы бессиль-ны. С Госдепом США нам не тягаться..."

Они налили и выпили - двое ветеранов, не проигравших ни одно-____________________________________________________________________________________________

1.Нейролептические препараты, применяемые для контроля над сознанием. Подавляют волю и резко по-вышают внушаемость. Что самое ужасное, они действительно официально прописываются в США де-тям при "расторможенности", "ослаблении внимания", "повышенной агрессиовности" - т.е., ими лечат не болезни, а детский характер, не вписывающийся в рамки "повседневной толерантности". Например, укол аминазина могут сделать в американской школе мальчику, который подрался. Эти препараты обла-дают чудовищным побочным действием, практически оплностью разрушают психику, иммунную систему, внутренние органы, мозг - и тем не менее их принимают до 30% амрериканских детей.

75.

го боя, но преданных на пороге победы. Шокич сходил к своим детям - у него были двое сыновей, как раз укладывавшихся спать. Вернулся, они с Зеничем выпили опять. Молча и ожесточённо. А потом мафиози вдруг сказал: "А ну их в богову жопу, эти деньги. Давай по-старинке, командир?!" "А твои старшие? - спросил Зенич, поняв, что это озна-чает: по-старинке. - По головке не погладят."

И тогда мафиози перекрестился и ответил: "Кровь - не вода, а братство - не репа без корня. Ты нас сам так учил, командир... Оста-лись у тебя люди?" "Остались, - кивнул Зенич. - Но мало." "Найдём ещё," - решил Шокич.

И через пять дней в его доме собрались одиннадцать человек, хорошо знавших друг друга и отлично помнивших, кто такой "Коми-тач". На время словно вернулись славные и кровавые 90-е, и, когда кто-то за общим столом затянул: "Ми знамо судбу и све, што нас че-ка, Но страх нам не?е заледити груди! - ему откликнулись слаженно десять мужских голосов,сливаясь в многоголосье: - Волови ?арам трпе, а не ?уди! Бог ?е слободу дао за чов?ека!"(1.)

Через две недели на дороге из Забока в Вараждин под прицельным огнём погиб "больничный конвой" - врач-садист и фашисты-охранни-ки нашли свой конец от рук сербов. Но Дано не узнал вытащившего его из машины отца. Сестра - узнала и с криком повисла на шее "Ко-митача". А мальчик равнодушно смотрел куда-то пустыми глазами, приоткрыв рот. Зенич тряс сына, кричал на него, просил, угрожал.

Дано не узнавал отца.

"Бежать тебе надо, командир, - сказал Шокич тогда. - Поодаль-ше. Беги на Мать Россию. Помнишь ли Сеньку-"Пилота"? - Зенич за-торможено кивнул, вспомнив худощавого весёлого командира русских добровольцев, с которым познакомился под Вуковаром. - Он большой человек у московской "братвы" сейчас..."

Прошло ещё шесть дней - и "Пилот" сам встречал "Комитача" на одном из вокзалов Москвы. Мужчины обнялись, Весна весело поздо-ровалась с присевшим на корточки русским. А Дано равнодушно смот-рел на московское небо, на большие дома... "Под себя ходит," - тихо сказал "Комитач". "Пилот" сузил глаза и кивнул: "Запомним... А вот что, брача(2) Комитач. Пошли-ка ты своего сына к одному человеку. Я дам провожатых, они и довезут. Там мальчишку на ноги поставят..."

Так брат и сестра Зенич оказались в Светлояре. А их отец уст-роился где-то в Новосибирске в фирму, принадлежавшую кому-то из знакомцев по Балканам...

... - Тим, Борька говорил, ты хотел ветряки смотреть, - оклик-нул сидящего за столом Тимку Славка Найдёнов, - пошли давай!

- Не, не хочу, - отмахнулся Тимка, пряча глаза. Гридница быстро опу-стела, только Вячеслав Тимофеевич стоял у выхода и смотрел, как отъезжает Игорь с заводным конём,на седле которого безучастно по-

___________________________________________________________________________________________

1. Строки из стихотворения Лазаря Лазаревича "Ми знамо судбу..."

Мы знаем судьбу и всё, что нас ждёт,

Но страх прочь отринем, забудем о нём!

Бог человеку свободу даёт!

Мы не волы, что бредут под ярмом!

(Перевод автора книги)

2. Брат (сербск.)

76.

качивался Дано. Проводив Первача взглядом, Вячеслав Тимофеевич ве- рнулся в комнату и только тут заметил Тимку. Помедлил, сел рядом. Спросил негромко:

- Что пригорюнился, казак?

Тимка поднял мрачно поблёскивающие глаза. Спросил отрывис-то:

- Вылечат?

- И не таких лечили.

- Его к Полуденице повезли?

- Не в больницу же...

Тимка кивнул. Потом провёл ладонью по столу и спросил - так же резко и сухо:

- Почему?

- Формулируй вопрос точнее, - попросил Вячеслав Тимофеевич.

- Хорошо. Почему так происходит? Дураку же ясно, кто прав, кто ви-новат. И с этим сербом. И вообще...

- Дураку... - повторил дядя. - Знаешь,почему во всех европейских ска-зках главный положительный герой - дурак? Не только у нас, как при-нято думать?