Глава двенадцатая РИНГА, ПЕРВЫЙ РАССКАЗ

Ианта, столица Офира. Полдень.
22 день второй осенней луны, 1288 г.

«…Потрясения в людских умах и душах, вызванные явлением подземного огня, распространялись, как волны от брошенного в воду камня. Где-то они уже успевали затихнуть, а где-то только-только становились достоянием общества, превращаясь из неясных слухов в официально подтвержденные сведения. И, как волны, сталкиваясь, порождают бурю, так и дошедшие до умов правителей и обывателей удаленных земель подлинные сведения о положении дел в Аквилонии и Немедии служили источником многочисленных бедствий и лихорадочного устроения многоразличных текущих дел. Ибо, как известно, неприятности твоего соседа – благоприятный шанс для твоих неблаговидных действий. Сосед слишком занят обрушившимися на него бедствиями, чтобы наблюдать за тобой и вовремя дать надлежащий отпор. Итак, отчего бы слегка не осложнить жизнь и без того отягощенному тяжким грузом соседу?..»


Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства


Хорошо иметь репутацию взбалмошной женщины.

Спрашивается, почему?

Сейчас объясню. Во-первых, всегда можно позволить себе нечто из ряда вон выходящее, а потом с милой улыбкой извиняться и говорить, что, мол, «настроение было подходящее».

Во-вторых, когда вы отколете что-нибудь по-настоящему идущее вразрез с общественными представлениями о приличиях, все только вздохнут, пожмут плечами и соболезнующе пояснят: «Что с нее возьмешь, она всегда такая…»

В-третьих, вы всегда можете позволить себе маленькие и большие отступления от этикета и заведенных распорядков. От вас даже ожидают очередного преступления против традиций, дабы потом вволю посудачить о нем.

А в-четвертых – никому и никогда не придет в голову воспринимать вас серьезно.

При моем образе жизни и роде занятий четвертая причина порой является самой главной. Чтобы в дальнейшем не возникало недоуменных вопросов, сразу назову мое ремесло. Оно несколько своеобразно… Я – конфидент. Еще меня можно именовать лазутчиком, осведомителем, шпионом, ищейкой или просто одной из скромных служащих Пятого департамента личной Канцелярии Его величества короля Немедии Нимеда I.

Хотя не такой уж и скромной. Я – лучшая. Этого положения я добилась сама и только сама, а потому имею все основания гордиться. Чем иногда и занимаюсь – смотрю в зеркало и сообщаю своему отражению: «Ну до чего же ты у нас умная, прямо сил нет!» Отражение со мной полностью согласно. Мои друзья – тоже. Враги вынуждены соглашаться по не зависящим от них причинам. У них просто не остается другого выбора.

Что до моего занятия… Я считаю, что оно ничем не хуже других, и выполняю свою работу так, что никто не сумеет придраться. Работа мне нравится и менять ее в угоду чьим-то представлениям я не собираюсь.

Хотя в последнее время я обнаружила, что эти необычные для женщины занятия наносят значительный ущерб моей личной жизни. С мужем мы обмениваемся письмами, носящими чаще всего сугубо деловой характер, а детей я вижу раз в полгода. Мать, называется… Еще немного – и они забудут, как я выгляжу.

Впрочем, я и сама порой это забываю. Опять же – требования ремесла. Разве можно допустить, чтобы лучшую из ищеек Нимеда знали в лицо и могли назвать по имени? Конечно, нет. Потому у меня по меньшей мере сотня имен и такое же множество обликов.

Сейчас меня зовут госпожа Хилена. Вот она и есть на редкость капризная, вздорная и сумасбродная девица. В данный миг эта особа валяется на огромной кровати (хотя уже давно за полдень), поглощает третью кисть винограда (зачем-то плюя косточками на обошедшийся в целое состояние иранистанский ковер), и с интересом разглядывает весьма любопытные картинки в толстенном вендийском трактате. Вообще-то подразумевается, что молодые девицы моего положения и воспитания даже догадываться не должны о существовании подобных книг, а уж тем более – иметь представление о вещах, описываемых в оных. Однако, как уже говорилось, госпожа Хилена – женщина со своими собственными представлениями о правилах и приличиях.

А книга и на самом деле интересная. И большая, так что мне надолго хватит чтения. Все равно сейчас делать мне совершенно нечего. Человек, в доме которого я обитаю вот уже полгода, утром дисциплинированно отбыл на службу (на всякий случай я разыграла сцену трогательного прощания), а ехать куда-либо с визитами или по делам не хочется.

Опять же для внесения ясности – с начала этого, 1288 года по основанию Аквилонии или, как считают в странах Восхода – 106 года Огненного Дракона, я обитаю в городе Ианте, столице Офира. В качестве «подруги жизни и сердца» (название-то какое придумали! Ох, сил моих нет – выслушивать по нескольку раз за вечер эти изысканные перлы придворной куртуазности!) некоего почтеннейшего месьора Аксалаута, графа Тэлиер. Сей добродетельный муж, между прочим, заведует личной королевской почтой и отвечает за получение секретных депеш. В своем служебном рвении он предпочитает хранить эти запечатанные несколькими грозными печатями послания в самом недоступном (как он считает) месте – у себя дома.

Бедняга, если бы он знал, насколько облегчает мои труды… Но прекрасная госпожа Хилена, как известно всем, не интересуется политикой. Она еще с превеликим трудом может вспомнить, кто правит Офиром, но дальше этого ее скромные познания не идут. Зато она всегда может вам рассказать, чем шелк кхитайской выделки отличается от камбуджийского или какую прическу модно носить этой осенью.

От подобных бесед я скоро с ума сойду. И от безделья. Подозреваю, что в Ианту меня отправили именно за этим – чтобы я немного поскучала. Дело в том, что в конце прошлого года я сумела провернуть несколько дел с далеко идущими последствиями, и мое начальство здраво рассудило, что мне лучше временно исчезнуть. Следуя вечной истине – «Светлее всего под свечой» – мне предложили в качестве убежища Ианту, где я теперь и пребываю, маясь от тоски. Скука же на меня действует, как хлыст на лошадь – я хватаюсь за любую возможность что-нибудь натворить. А что, спрашивается, можно натворить в благословенной всеми богами Ианте?

Действительно, благословенной… Сверх всякого приличия. Ианта мне напоминает разряженную в пух и прах фаворитку старого, но до отвращения богатого и не слишком умного правителя. И все потому, что Офир – страна золота. Здешние копи – крупнейшие во всем мире. Богатство здесь – удел не только благородного сословия, но и простолюдинов всех мастей, от купцов до последних крестьян. Иштар Великая, по-моему, тут даже ночные горшки делают из золота!..

А я тихо зверею от скуки посреди всей этой вульгарной пышности. Единственное, что всполошило двор короля Амальрика в последние дни – градом посыпавшиеся известия о странных происшествиях, охвативших полуночные страны, Немедию и Аквилонию. Говорили о каких-то чудовищах и зеленом огне, вырывавшемся из-под земли, но дальше разговоров и досужих сплетен дело не пошло. Видимо, и Трон Дракона, и Трон Льва сумели предотвратить с опасность, на чем все и затихло. Вернусь в Бельверус – обязательно поподробнее разузнаю, что же там творилось.

Я перевернула очередной лист моего познавательного чтения, полюбовалась на яркие краски и необычность стиля представшей перед глазами картинки, и горестно призадумалась: «Чем бы мне заняться?» Перспектива безвылазно проторчать целый день в почти пустом и безвкусно-роскошном доме вовсе не привлекала. Вот он, главнейший недостаток моей работы – иногда приходится просто ничего не делать и ждать: вокруг начнет что-то происходить? По-моему, нет ничего хуже, чем вот так маяться в ожидании. Всю сноровку с опытом потерять недолго… А, придумала!..

Переплетенный в лиловый бархат том с треском захлопнулся и отправился под подушки – до лучших времен. Я прислушалась – в доме тихо. Служанки либо прибираются в комнатах нижнего этажа, либо на кухне перемывают косточки приятельницам. Пойду-ка я прогуляюсь в кабинет моего дражайшего покровителя. Вроде бы сегодняшним утром гонцы доставили господину графу какие-то очень привлекательно выглядевшие послания. Доставили как раз в тот момент, когда он отправлялся в королевский дворец, провожаемый моими откровенно сожалеющими о сем прискорбном событии взглядами. Уезжать ему явно не хотелось, но верность долгу все же взяла вверх. Мне было велено «не грустить» и «сходить куда-нибудь развеяться». Чем я сейчас и займусь.

Наверное, в Шадизаре – городе воров – я бы очень скоро прославилась. Сделанный по особому заказу секретный замок на двери кабинета не сопротивлялся даже для виду. Впрочем, я давно подобрала к нему и к находящимся в комнате разнообразным шкатулкам для бумаг и сундукам неплохой набор отмычек.

Войдя, я огляделась и уже в который раз с сожалением пожала плечами. Странные в Офире представления о том, как должна выглядеть рабочая комната придворного, занимающегося тайными делами своего правителя. Повсюду какие-то безделушки, частью серебряные, частью из резной кости, на полу не одна, а целых три тигровых шкуры, положенных одна на другую, а от обилия позолоты у меня в глазах желтеет. Стол, за которым месьору Аксалауту полагалось бы проводить дни и ночи, представлял собой выдающийся образец безвкусицы, украшенный пластинками цветного камня и бронзовыми накладками. А венчалось это безобразие маленькой скульптурной группой, изображавшей нечто символическо-патриотическое. Меня при взгляде на сие монументальное сооружение бросало в дрожь, но работа есть работа.

К счастью, мне не понадобилось перерывать все многочисленные ящички и шкафчики стола. Небрежно брошенные письма валялись посреди малахитовой столешницы, так что оставалось только взять их и просмотреть.

Я уселась прямо на пушистых шкурах и приступила к чтению. Первое письмо оказалось всего лишь очередным докладом о том, как обстоят дела на золотых рудниках, и я его пока отложила в сторону. Следующее было адресовано дворцовому распорядителю и наверняка содержало отчеты об отправленных ко двору припасах. Это меня тоже не интересовало.

Зато третье послание оказалось весьма загадочным. Без имен адресата и отправителя, запечатанное зеленой сургучной печатью с плохо оттиснувшимся изображением летящей птицы, несомненно из числа хищных. Я покрутила письмо так и эдак, посмотрела на свет – не помогло. Придется вскрывать, да так, чтобы потом милейший граф Аксалаут не заподозрил чьего-то постороннего интереса к его почте.

Все предметы, необходимые для того, чтобы удалить печать, не повредив ее, находились при мне, а свечу я позаимствовала у хозяина кабинета. Дело простейшее: немного подержать письмо надо огнем, чтобы сургуч стал помягче, затем осторожно подцепить печать острием кинжала – и готово!

Сложенный в несколько раз пергамент с готовностью развернулся, явив несколько строчек, начертанных, судя по всему, в большой спешке. И что же такое пишет неизвестно кто неизвестно кому, посылая свои вести через Ианту?


«Сим сообщаем, что труды наши не достигли успеха. Нанятые люди не сумели справиться с возложенной на них задачей. В оправдание наше сообщаю, что действовать пришлось в большой спешке, а сопровождающие короля лица оказали изрядное сопротивление…»


Чего-о? Какого короля?

Я зажмурилась, потрясла головой, а затем еще раз перечитала начальные строки письма. Нет, все верно, так и написано: «сопровождающие короля лица». Ладно, а что там дальше?


«…Однако, несмотря на сию досадную неудачу, мы продолжим угодное Митре дело по свержению узурпатора, в чем надеемся на вашу всемерную поддержку. Сообщаем также, что наши разыскания доподлинно установили причастность известной вам особы к трагической гибели населения городка Ивелин. Таковое известие, в надлежащем виде распространенное среди жителей все еще бурлящей и терзаемой беспокойством столицы, может послужить неплохим поводом к возникновению недовольства, кое поддержит как направляемый нами плебс, так и благородное сословие. Засим остаюсь, ваш верный и преданный слуга.»


Подпись, разумеется, отсутствовала. Постеснялся «верный слуга» отяготить слух господина звучанием своего скромного имени. Жаль.

Признаюсь честно – ничего я не поняла. А потому аккуратно запечатала письмо, сложила все в прежнем порядке и убралась из кабинета к себе – поразмыслить в тишине и покое.

Начать, разумеется, следовало с поисков ответа на вопрос: с чем (вернее, с кем) я имею дело? Этому человеку (или людям, ведь он не раз пишет – «мы», «нам») известен способ, как отправить письмо по тайной королевской почте Офира. Он не подписывает свое послание – значит, уверен, что здесь знают, куда следует его передать. И, наконец, мне не верится, что сия весточка предназначалась Амальрику или одному из его приближенных. Тогда кому?

Вопрос второй: кого собирался преждевременно отправить на Серые Равнины таинственный автор письма и не преуспел в сем деянии? Кто из нынешних правителей заслуживает почетного прозвища «Узурпатор»?

Вопрос третий: где находится город Ивелин и что такое в нем стряслось? Причем стряслось совсем недавно и почему-то эти события могут послужить «поводом для недовольства»…

Я прогулялась из угла в угол комнаты – не помогло. Попинала валявшуюся на полу узорчатую шелковую подушку – тоже. Попыталась сообразить, где в доме Аксалаута можно отыскать большую карту стран Заката – ничего не приходило в голову. Видимо, сказывалось ничегонеделанье последних пяти или шести месяцев.

– Мозги напрочь заплыли жиром, дорогуша, – сообщила я самой себе. И тут у меня в голове что-то звонко щелкнуло, словно встали на свое место кусочки замысловатой деревянной головоломки. Где недавно произошел насильственный захват власти? Правильно, в Аквилонии! Кто теперь там королем вместо этого старого недоумка Нумедидеса?

Конан. Более известный как Конан Киммериец. Варвар, наемник и искатель приключений на свою голову. Человек, однажды разбивший мое бедное сердце в двенадцати или тринадцати местах, и умудрившийся не заметить этого! Как же я его ненавидела!..

Хорошо, что в комнате никого не было. Вряд ли бы кто-нибудь по достоинству оценил, сколько бранных выражений известно госпоже Хилене. Довелось полдесятка лет назад обучаться у знающего учителя…


* * *

Ругалась я от больше от душевного расстройства, чем от настоящей злости. Чего сейчас не хватало для полного счастья, так только заговора в Аквилонии. Теперь я не сомневалась, что дело пахнет именно заговором. Все осложнялось тем, что я представления не имела, кто мог затеять таковой заговор. Нет, в Аквилонии, бесспорно, отыщется куча личностей, недовольных новым королем, но на что-нибудь, кроме болтовни, они вряд ли способны.

Тогда кто? Амальрика и его окружение вполне устраивает существующее положение вещей. Кроме того, Офир надежно защищен сетью хитроумных договоров и соглашений, заставляющей правителя любой страны трижды как следует подумать, прежде чем нарушить покой этой маленькой страны. Амальрику сейчас совершенно ни к чему интриговать против Трона Льва. Он всегда предпочитает выжидать, наблюдая со стороны. Как говорят в Кхитае: «Размышляй о вечности на пороге своего дома, и мимо тебя пронесут труп твоего врага.»

Шем? Там куда больше озабочены враждой Асгалуна и Шушана, оспаривающих друг у друга право называться столицей, и незатухающей войной со Стигией, чем делами соседей.

Зингара? Фердруго никогда не имел ничего против Аквилонии. Конечно, при непременном условии, что Пуантен не попытается передвинуть границу на полдень, за Алиману, оттяпав при этом порядочный кусок зингарских земель.

Аргос? Глупо. Аргосу больше всего необходим мир и спокойствие на торговых путях, особенно на Дороге Королей, а устройство заговора – вернейший путь надолго лишиться этих двух жизненно важных вещей. А с ними – и изрядных прибылей от морской торговли, чего король Мило никогда не допустит.

Значит, остается два возможных ответа. Либо наш Пятый департамент затевает какую-то замысловатую интригу, либо правитель Хоршемиша после долгого затишья снова взялся за старое.

После недолгого, но всестороннего обдумывания я все же склонилась ко второй версии. Нет, тайная служба Немедии никогда не упустит случая слегка осложнить жизнь своих соседей, но устраивать покушение на правящего всего пять месяцев короля Аквилонии? Зачем? Конан в должности властителя страны нас устраивает гораздо больше, чем Нумедидес, начисто отстраненный от власти своими советниками и фаворитами. У варвара значительно больше здравого смысла и сообразительности…

И потом, наша главная задача – не создание поводов к войне между государствами, а сохранение политического равновесия в странах Заката. Гибель короля непременно приведет к кровопролитным стычкам в Аквилонии. И поскольку некогда славная, но с годами захиревшая династия потомков Эпимитриуса не оставила после себя законных наследников, то заварушка выйдет нешуточная, а многочисленные щепки полетят во все стороны, в том числе и в нашу. Пусть уж лучше аквилонцы воюют с пиктами, чем режут друг друга, выясняя, кто займет дворец в Тарантии.

Но раз Пятый департамент вряд ли имеет отношение к этому таинственному заговору…

С досады я несколько раз пнула ни в чем не повинные подушки. Хоршемиш, больше некому! Его величество Страбонус из Кофа – наша вечная головная боль и источник постоянных неприятностей!.. Вот кого действительно следовало бы отправить на встречу с Нергалом и желательно как можно скорее!.. Митра Всевидящий и Всезнающий, ну как в одном человеке может умещаться столько злобы и хитрости, сочетающихся с непомерной жаждой власти? Иногда мне кажется, что Страбонус появился на свет исключительно с одной целью – всячески отравлять жизнь собственным подданным… и вообще всем.

Я высказала все, что думала о кофийском правителе – причем громко и вслух – затем добавила несколько выражений по адресу его правой руки, волшебника Тсота-Ланти, и напоследок прошлась по не вовремя объявившимся доморощенным заговорщикам. Неужели они всерьез надеялись, что им так легко удастся прикончить своего правителя? Ха! Если таковой подвиг не удалось совершить никому на протяжении почти двух десятков лет (а занимались этим настоящие мастера своего дела), то куда уж лезть жалким и неискушенным новичкам? Интересно, из них кто-нибудь остался в живых? Должно быть, хоть один уцелел, иначе кто бы доложил автору письма о провале их изначально безумной затеи?

Безумной-то безумной, однако в послании черным по белому (вернее, по желтоватому) написано, что они не собираются останавливаться. И, если за ними действительно стоит Страбонус с его деньгами и почти неограниченными возможностями, они и не остановятся. Хитрый лис из Хоршемиша выбрал замечательное время – дворянство в Аквилонии пребывает в задумчивости по поводу своей дальнейшей судьбы, да еще и какие-то странные события на полуночных границах…

Интересно, а наш человек в Тарантии знает о происходящем? Мы пристроили в окружение короля одного из наших лучших конфидентов, хотя в последнее время я начинаю сомневаться в его верности. Ну хорошо, если нашему тарантийскому лазутчику было бы что-то известно, он незамедлительно сообщил бы о неприятностях в Бельверус, а оттуда прислали весточку мне… Погодите, а когда я последний раз наведывалась за почтой из Немедии?

Тут мне пришлось хорошенько обругать не кого-нибудь, а себя. Беспечное существование Ианты и меня затянуло в свое благовонное дремотное болото. Мне полагалось хотя бы раз в два-три дня заходить к человеку, получающему для меня вести от Пятого департамента, а я побывала у него в гостях по меньшей мере дней десять или двенадцать назад! Великие Боги, неужели я умудрилась пропустить нечто по-настоящему важное?

…По лестнице я мчалась, перепрыгивая через две ступеньки и едва не споткнувшись о загнувшийся край ковра. Удержавшись все-таки на ногах, пролетела через всю просторную нижнюю приемную, врезалась в высокие двери, с готовностью распахнувшиеся, и выскочила во двор. Пусто, тихо и жарко. Даже ярко-зеленая лужайка с яркими пятнами роз кажется поблекшей. В полдень все живое в Ианте – от людей до птиц и животных – прячется в тень и засыпает до наступления несущего прохладу вечера.

В конюшне было немножко прохладнее, но никто из конюхов мне на глаза не попался. Ну и ладно, сама справлюсь. В соответствии с моими капризами на конюшне всегда стоят готовая к выезду лошадь и легкая колесница, в которую эту лошадь необходимо запрячь.

На это привычное, в общем-то, дело ушло чуть больше времени, чем я рассчитывала, но вскоре мы уже бодрой рысью выезжали со двора, направляясь в торговый квартал. Маленькая белая лошадка коринфской породы трясла длинным страусовым пером, украшавшим ее голову, надраенные медные пряжки на сбруе ослепительно блестели, и в целом мы, наверное, представляли весьма приятное на вид зрелище. Только любоваться было некому – улицы пустовали, если не считать редких, одинаково унылых и сонных стражников и привратников.

За площадью Побед я свернула налево. Колесница часто запрыгала на мелких булыжниках, которыми по традиции мостили улицы в торговом квартале. Лично мне всегда казалось, что подогнанные друг к другу плиты гораздо удобнее, но против заведенных сотню лет назад порядков не попрешь.

Мы миновали ряды пустующих уличных прилавков под полосатыми тряпичными навесами, юркнули в переулок, настолько узкий, что колеса чиркнули по стенам, проскочили его и остановились возле ничем не примечательной на вид лавки, единственным украшением коей были чуть позванивающие на ветру связки медных колечек и колокольчиков. Дверь, само собой, оказалась закрыта, но после третьего или четвертого удара распахнулась настежь. Подозреваю, что хозяин ожидал моего приезда, но нарочно заставил поторчать снаружи. Чтобы любой, кому приспичило бы наблюдать за моими перемещениями по городу, мог честно доложить: «Около полудня госпожа Хилена ездила в лавку ювелира Дженго. Она там частенько что-нибудь покупает…»

Дженго, шемит, уроженец Аграпура, и на самом деле ювелир. Помимо этого основного занятия, он за определенную плату предоставляет нам часть своего дома, исполняет различные, не требующие большого ума, поручения тайной службы Немедии, и получает для меня и тех, кто работает в Ианте, весточки из Бельверуса.

Правда, при этом он искренне уверен, что оказывает услуги лазутчикам Амальрика и ужасно гордится таковым обстоятельством. Оно добавляет в пресное существование заурядного торговца некий острый привкус загадочности и приближенности к делам сильных мира сего…

В лавке меня уважали и немного побаивались. Провели в отдельную комнатку для расчетов с покупателями и должниками, усадили в огромное кресло на разлапистых ножках, предложили аргосского со льдом, стоящим едва ли не больше самого напитка, а затем, горестно вздыхая, сообщили печальную новость. Оказывается, меня уже почти дюжину дней дожидается спешно привезенная депеша. Я состроила самую любезную из улыбок, внутреннее еще раз обозвав себя всеми подходящими эпитетами, которые вспомнила, и принялась взламывать печать. Дженго сообразил выйти, пробормотав в оправдание что-то невнятное о ждущих его покупателях.

Собственно, письмо я могла прочитать и дома, но меня не оставляло тревожное чувство стремительно приближающейся опасности. Потому я переломила жалобно хрустнувший сургуч, предусмотрительно лишенный всяких оттисков, и мрачно пробежалась глазами по строчкам, несколько напоминавшим туранскую вязь.


«Дорогая!..»


Так. Грядут нешуточные неприятности… Если мой муж начинает письмо ко мне с этого слова, значит, стряслось (или наверняка стрясется в ближайшем будущем) что-то по-настоящему серьезное.

Кстати, я еще не говорила, за кем я замужем? За почтеннейшим начальником Пятого департамента, благородным графом Эрде, достопочтенным Мораддином, сыном Гроина, бывшим капитаном тайной гвардии туранского царя Илдиза, и прочая, прочая, прочая… То есть за самым хитроумным и опасным человеком во всех королевствах Заката.

Самое смешное, что за встречу с ним я должна быть благодарна не кому иному, а Конану, нынешнему королю Аквилонии. Эти двое странствующих авантюристов почти полтора десятка лет назад в один прекрасный день свалились мне на голову, окончательно запутав и без того непонятное дело, которым я тогда занималась, и превратив мирную жизнь захолустного заморийского городка в жутчайшее безобразие. А потом они потащились за мной в Немедию (вернее, это я их пригласила), в расчете на щедрую награду за оказанную мне посильную помощь. То есть Конан рассчитывал, Мораддин же поехал просто из дружеских чувств и из любопытства.

В Бельверусе господа наемники всего за седмицу умудрились перевернуть вверх дном всю столицу, устроили бунт черни и попутно сорвали достаточно остроумно задуманный заговор против королевской семьи. Тогдашний начальник Пятого департамента, герцог Лаварон, не слушая моих яростных возражений, предложил этой буйной парочке поступить на королевскую службу. Мораддин, поразмыслив, согласился. Конан, даже не раздумывая, отказался. Впрочем, я не сомневалась, что он откажется. Заставить киммерийца сидеть на одном месте в те времена можно было только одним способом – запихав в железную клетку и приковав двумя или тремя цепями для надежности.

Так мы и расстались. Интересно, как нынче живется моему старому знакомому? Некогда ему предсказали, будто свою жизнь он закончит государем огромной страны. Никто в это не верил, и он сам в первую очередь, однако нынче в Аквилонии правит Конан I. Он ведь так и не выполнил своего обещания – пригласить меня на свою коронацию. Интересно, варвар меня еще помнит или забыл в тот же миг, как выехал за ворота Бельверуса?.. А я, честно говоря, порой скучала по этому невозможному типу, вечно влипавшему в какие-то идиотские переделки и жившему по своим собственным законам…

Ладно, это дела прошлые. Пускай Конан сам разбирается со своими заговорщиками, у меня найдутся дела поважнее. Хотя бы вот письмо до конца дочитать…


«Дорогая!– я снова вернулась к началу послания Мораддина. – К сожалению, вынужден тебя огорчить – тебе придется срочно покинуть Ианту. На полуночных границах нашей страны творится нечто, непредставимое человеческим разумом. Я сегодня отправляюсь туда – хочу лично взглянуть на причиненные бедствия.

Однако ты направишься не домой, а на закат. В Хоршемише снова разводят сильный огонь и, боюсь, поджаривать над ним будут трон нашего давнего и хорошего знакомого. Того самого, с которым ты лет пятнадцать назад гонялась в Заморе за твоим бешеным сородичем, а потом спасала голову известной нам особы.

Чем быстрее ты выедешь, тем лучше. На месте постарайся найти нашего человека и пристроиться неподалеку. Присмотри за порядком, но особенно на глаза не попадайся. Впрочем, ты и сама все прекрасно знаешь.

Надеюсь, все закончится благополучно. Учти, у наших закатных соседей такие же неприятности, как и у нас. Постарайся прислать весточку – хорошо ли у тебя пойдут дела.

Будь осторожна. Желаю удачи.

28 день первой осенней луны, 1288 год.»


В какой-то миг показалось, что по моей несчастной голове безжалостно шарахнули обернутой тряпьем дубинкой. Я сидела, уставившись на листок пергамента в руке, и не могла понять, что же на нем написано. Великие боги, письмо было отправлено почти две дюжины дней назад! А что, если за это время Бельверус уже полностью сметен с лица земли? Если Мораддина нет в живых? А наши дети? Иштар Милосердная, что с детьми?..

«Прекрати! – прикрикнул уверенный голос, обитающий где-то в глубине моей души и время от времени подающий дельные советы. – Немедленно прекрати выть и начинай думать! Что тебе нужно сделать в первую очередь?»

– Уехать из Ианты, – пробормотала я. Странно, однако эти простые слова заставили меня успокоиться. Вряд ли что-то случилось с Бельверусом – иначе весть об происшествии в немедийской столице уже давно облетела бы все страны. А если мой муж погиб, его помощник, молодой граф Майль, нашел бы способ немедленно сообщить мне об этом. Да я и сама бы почувствовала…

Значит, здесь беспокоиться пока не о чем. Моя задача – как можно скорее и незаметнее выбраться из столицы Офира. План действий в подобных случаях давно отработан до мелочей, и я могу немедля приступать к его осуществлению.

Но сначала – уничтожить письмо. Верный своей привычке, Мораддин постарался написать его, избегая упоминания имен и обходясь только намеками, но я с самого начала своей карьеры твердо усвоила простое правило: «Заметай следы!».

Я запалила свечку, сожгла неохотно горевший пергамент, а пепел выкинула в узкое, забранное деревянной решеткой окно. Затем позвала маявшегося за дверью Дженго и попросила сделать для меня одну вещь – послать кого-нибудь из слуг на улицу Менял, седьмой дом от начала. Там посланнику надлежит трижды постучать в дверь, дождаться вопроса «Кто там?» и сказать, что намеченная накануне сделка отменяется. К просьбе я присовокупила десяток золотых монет офирской чеканки и похлопала ресницами с наивным видом. Почему-то на некоторых мужчин это – хлопанье, а не деньги – действует безотказно. Дженго относился именно к их числу. На улицу Менял был незамедлительно отправлен один из подмастерьев, а я посидела еще немного, со скучающим видом выслушивая последние местные новости, купила аляповатого вида золотой браслет и отправилась домой, к Аскалауту. Мне было необходимо заехать туда, чтобы забрать некоторые вещи. Где вы, те времена, когда я могла сорваться с места и помчаться на другой край света, не задумываясь, на что жить завтра?..

А потом я приеду на улицу Менял, где во дворе неприметного дома меня будет ожидать колесница, запряженная четверкой выносливых коней, и отправлюсь в долгое путешествие на закат.


* * *

Во двор я влетела галопом, бросила лошадь у входа в конюшню и рысью побежала наверх, в свою комнату, выкрикивая на ходу:

– Мне-ейвис! Мнейвис, ты где?

Мнейвис – одна из моих служанок. Мне требовалась именно она, так как Мнейвис выгодно отличалась от прочих околачивающихся в доме девиц наличием некоторой сообразительности.

– Бегу, госпожа! – донеслось до меня откуда-то из глубин огромного дома. – Уже бегу!

Мнейвис действительно старалась изо всех сил, но пробежать по длинным коридорам из одного крыла дома в другой – дело нешуточное и долгое. Так что, когда она добралась, то застала очень странную картину: я прыгала на одной ноге, пытаясь одновременно натянуть шаровары, а свободной рукой выдергивала из ушей длинные болтавшиеся серьги. Разумеется, ничего не получалось.

– Госпожа… – растерянно начала Мнейвис, застыв на пороге.

– Молчи, не перебивай! – я наконец справилась с серьгами, после чего смогла вплотную заняться треклятыми штанами. И за что мне только такое наказание? – Я уезжаю. Надолго. Возможно, навсегда. Вон там стоит шкатулка, можешь взять ее себе. Если захочешь продать, что в ней лежит – сходи на Чистоганную, к ювелиру Дженго. Скажешь, что от меня, шемит предложит хорошую цену… Поняла?

Мнейвис закивала и уставилась на меня преданным взглядом.

– Когда хозяин вернется и спросит, где я – говори, что хочешь, но чтобы походило на правду, – я затянула пояс и с сожалением подумала, что в Аквилонии сейчас осень. Чего не люблю больше всего – так это холода и сырости. – Скажешь, будто приехали какие-то люди и увезли госпожу. Причем та отбивалась и вопила…

– Тогда бы все услышали, – здраво заметила Мнейвис. – И не позволили увезти госпожу против ее воли.

– Да, – согласилась я. – Ладно, скажи, что я сама с ними пошла. И очень обрадовалась. Запомнила?

– Конечно, – затрясла кудряшками Мнейвис и вдруг жалобно спросила: – Госпожа Хилена… А куда ты?

– Далеко, – я хмыкнула и вытащила со дна сундука длинный и узкий меч в потертых кожаных ножнах. Вообще-то я могла прекрасно обойтись и без него, но лучше предусмотреть любые сложности. Ехать мне далеко, а если в Аквилонии еще и какие-то неурядицы, то на дорогах наверняка беспокойно. Служанка, увидев оружие, ойкнула. – Не волнуйся, меньше знаешь – крепче спишь. Всего хорошего, Мнейвис.

Не дожидаясь ответа, я выскочила за дверь и побежала вниз. Кажется, мне предстоит захватывающе интересное дело, а я совсем недавно убивалась, что помру со скуки!

Лошадь стояла на прежнем месте. Проснувшийся и выбравшийся во двор конюх с недоумением уставился на меня, видимо, не признав в промчавшемся мимо подростке-мальчишке хозяйку. Я не стала задерживаться и растолковывать, в чем дело, запрыгнула в колесницу и стегнула бедную кобылку, не привыкшую к таким скачкам. Мы вылетели за ворота, и я без всякого сожаления подумала, что никогда больше сюда не вернусь. Невелика потеря. Мне всего лишь требовалась укромная нора, где можно пересидеть опасность.

…Седьмой дом по улице Менял встретил меня тишиной, быстро распахнувшимися створками ворот, и поездкой через несколько соединенных друг с другом внутренних дворов. Я начну свой путь, выехав из ворот дома по совершенно другой улице, а моя колесница и лошадь бесследно исчезнут. Я не знаю, кому принадлежит этот дом и как зовут человека, встретившего меня в очередном дворе. Знаю только, что он, как и я, служит короне Немедии, и что его прозвище – Сторож. Думаю, ему обо мне известно не больше, если не меньше. Я для него всего лишь человек, приславший сообщение, что ему необходимо как можно скорее покинуть Ианту.

Мой экипаж куда-то увели, затем во двор с топотом ворвалась упряжка из четырех соловых коней, с легкостью тянущих за собой тяжелую дорожную колесницу. Колесницей довольно умело управлял молодой парень. Он остановил коней в центре двора, спрыгнул, коротко поклонился мне и ушел.

– Это – твое, – наконец заговорил Сторож, указывая на фыркающую упряжку. – В колеснице лежит запас провизии на пару дней, арбалет с стрелами и теплые вещи. Вот подорожная и деньги, – мне вручили плотно скрученный свиток, обвязанный кожаным шнурком, и глухо звякнувший тяжелый мешочек. – Куда едешь, на закат или восход?

– На закат, – ответила я.

– Тогда сможешь поменять лошадей на границе или в Шамаре. Тебе нужно еще что-нибудь?

– Зеркало, – невозмутимо сказала я. Сторож не удивился, только уточнил:

– Большое, маленькое?

– Большое. Не беспокойся, я не повезу его с собой.

– Сейчас принесу, – он ушел и вскоре действительно вернулся с серебряным полированным зеркалом в резной деревянной оправе. Я установила его на коновязи и заглянула внутрь. С блестящей поверхности на меня смотрела довольно хорошенькая, но ничем особым не примечательная девица лет двадцати с наивными голубыми глазками и светлыми локонами.

– Всего хорошего, – сказала я госпоже Хилене. Затем зажмурилась и принялась сосредоточено вспоминать свой настоящий облик. Этому замечательному трюку я научилась не так давно, а состоит он в том, чтобы представить на месте своего лица другое, такое, какое тебе требуется. У меня есть небольшой врожденный дар внушения, и с его помощью я создаю себе любую внешность. Госпожа Хилена, на мой взгляд, не отличалась особой притязательностью, хотя в Ианте многие находили ее «очаровательной»…

Когда я открыла глаза, зеркало послушно отразило именно мою физиономию. Ту, с которой я явилась на свет, и с которой когда-нибудь отправлюсь в путешествие по дороге без конца. Отражение ехидно ухмылялось.

Некоторые утверждают, будто я похожа на кошку. Желающие поссориться со мной непременно добавляют: «На драную кошку с шадизарской помойки». К семейству кошачьих я отношусь с большой симпатией, а потому подобные намеки меня не слишком задевают.

– Спасибо, – я вернула Сторожу его зеркало. Превращение пухленькой блондинки в поджарую особу с темно-каштановыми волосами и чуть раскосыми глазами светло-желтого цвета его совершенно не заинтересовало. Ну и отлично. Путешествовать я предпочитаю в своем настоящем облике, хотя мой муж постоянно твердит, что это может быть опасным. Но еще опаснее, по-моему, по дороге забыть о необходимости поддерживать поддельную внешность и изрядно напугать окружающих внезапной переменой.

Я забралась в колесницу, разобралась с поводьями и легонько подхлестнула обрадовано заржавших лошадей. Перед нами распахнулись ворота, затем мимо стремительно замелькали начавшие оживать улицы, прогудел под копытами лошадей мост через канал, соединенный с Красной рекой, и вскоре мы выбрались на дорогу, ведущую к закатным границам королевства. И почему только двести лет назад тогдашний король – кажется, Фульк Четвертый – пожалел денег на участие в строительстве Дороги Королей? Насколько бы мне сейчас было проще… Конечно, дороги в Офире неплохие, однако ехать-то мне предстоит дня четыре или пять, почти без остановок и с утра до вечера. Надеюсь, лошади выдержат.

Надеюсь, за это время в Аквилонии не случится ничего непоправимого…

Надеюсь, я успею вовремя…

Загрузка...