XIX.

Маркиза обманулась в ожидании. Вошел не он. Шерубин не выходил из ложи, он довольствовался тем, что написал майору записку, вырвав листочек из записной книжки и передал ее капельдинерше.

Побледневшая маркиза медленно обернулась назад в то время, как отворилась дверь. Сердце замерло у нее, она ожидала, что увидит Шерубина, но, увидев капельдинершу, вздохнула свободнее.

Она отгадала, однако, тотчас же,-что письмо от него. - Здесь майор Карден? - спросила женщина. - Это я,- отвечал швед, взяв письмо. Потом он обратился к маркизе.

- Позволите? - спросил он.

- Читайте,- пробормотала она, стараясь улыбнуться.

Майор вскрыл письмо, прочитал его очень спокойно, смял его и положил в карман.

Потом сказал капельдинерше:

- Скажите тому, кто дал вам письмо, что я явлюсь на назначенное свидание.

Женщина вышла.

Маркиза Ван-Гоп приняла равнодушный вид и, скрывая страшное волнение под самой спокойной улыбкой, сказала легким и немного насмешливым тоном:

- Ах, майор! Я вас поймала.

Она погрозила ему розовым пальчиком.

- В чем, маркиза?

- Вы имеете умелость получать любовные записки в опере, в моей ложе и при мне?

- Это не любовная записка.

- О! - сказала она в надежде, что майор откроет ей то, что она уже давно знала,- я все знаю… Мой муж все рассказал мне.

- Увы! Маркиза, все это неправда. Посмотрите на мои седые волосы.

И он прибавил доверчивым тоном:

- Я приглашен на холостой ужин.

- Ах! - сказала маркиза голосом, который невозможно опием.

Она догадалась тотчас же, что майор будет скромен и ничего не расскажет ей о завтрашней дуэли.

- Меня ожидают в полночь в Мезон-д’Ор,- сказал он наконец.

Маркиза Ван-Гоп подумала, что она сейчас умрет. Итак, она ничего не узнает, или лучше сказать, ничего не должна знать, и, следовательно, не может дать никакого совета и не может ничего сделать для человеколюбия, не может просить от своего имени и для чести своего дома, чтобы затушили это дело.

Она терпела адские муки. В продолжение часа она все еще надеялась, что майор наконец прервет молчание и у нее достало духу кокетничать с ним, улыбаться ему, заводить разговор о предметах, касавшихся дуэлей.

Майор, по-видимому, ничего не понимал. Она даже сказала ему:

- Виконт де Камбольх опять пришел в свою ложу… Где же он был?

- Верно в фойе.

- В самом деле этот молодой человек любит ссориться?

- Увы! Да.

Она надеялась, что он скажет ей, что виконт опять поссорился, и что он, майор, будет секундантом в этой дуэли. Но майор оставался непроницаемым. Тогда маркиза почувствовала, что она сходит с ума и ей даже пришла на минуту мысль во всем признаться майору и сказать, что она слышала разговор виконта и де Верни. Но пока она находилась в нерешимости и выдерживала последнюю борьбу со своим достоинством жены, в ложу вошел мужчина. Теперь ничего нельзя было сделать - мужчина этот был маркиз. Лицо маркиза Ван-Гоп сияло; этот человек, вечно холодный, печальный, скупой на слова, улыбался и был весел.

Он обыграл в шахматы! И в то время, когда мужу угрожала беспредельная опасность, на его глаза опустилась завеса; маркиз, всегда ревнивый и недоверчивый, не заметил страшной бледности и нервной ажитации своей жены, отвечавшей ему полусловами и с каким-то нетерпением.

Маркин прослушал четвертый акт с глубоким вниманием истинного дилетанта, а маркиза видела и слышала только одно, или лучше сказать, она видела страшное видение: ей чудилось бряцанье двух шпаг, то соединявшихся, то ударявшихся одна о другую.

- Майор,- сказала маркиза изменившимся голосом в то время, когда оканчивался четвертый акт,- не забудьте вашего свидания.

- Ага! - сказал Ван-Гоп, посмотрев на майора с улыбкой,- у вас есть свидание, счастливый плут!

- О, мет. Я приглашен на ужин холостяков…

- Без женщин? - спросил шепотом маркиз.

- Без женщин. Честное слово.-

- Так идите же,- сказала маркиза.

- Еще успею. За стол садятся в полночь.

- Ну, я освобождаю вас, - сказала она, принужденно улыбаясь,- я освобождаю вас от рыцарских обязанностей… Разве у меня нет Теперь мужа?

Маркиза посмотрела на человека, которого любила в продолжение пятнадцати лет, с которым была связана неразрывною цепью и любовь которого должна была руководить ею. Можно было сказать, что ее бедное, встревоженное сердце старалось обмануть себя.

Майор встал и простился.

- Ах! - сказала она, увидав, что он уходит, одно слово, мой друг, одно слово!

- Слушаю маркиза.

- На вашем ужине много будет молодых людей?

- Несколько человек.

- Виконт будет? Этот виконт… де… Как его зовут? Я все забываю это имя.

И эта прекрасная женщина собралась с духом солгать, спросив имя, которое было написано в ее памяти огненными буквами, как Манэ, Фэкел, Фарес на стенах залы, где пировал Балтазар!

- Виконт де Камбольх, - сказал майор.

- Забияка.

- Точно так.

- Ну дайте мне обещание.

- С удовольствием.

- Если виконт будет стараться поссориться с кем-нибудь… Это так ужасно… дуэль!

Она произнесла это слово с невыразимым волнением, однако маркиз ничего не заметил.

- Если он будет стараться поссориться с кем-нибудь, - продолжала она,- постарайтесь быть примирителем… Вы исполните это?

Она говорила это таким умоляющим голосом, что этого до-статочно было, чтобы выдать тайну ее сердца.

Майор улыбнулся.

- Будьте покойны, маркиза,- сказал он, - ужины холостяков оканчиваются большею частью мирно.

Он ушел, оставив маркизу на жертву страшных переходов от страха к надежде.

Ван-Гоп отвез жену домой и только там заметил ее бледность и волнение.

- Что с вами, моя милая? - спросил он.

- Ничего… немного голова болит… вот и все.-

- В таком случае я уйду,- сказал он.

Он поцеловал ей руку и ушел в свою комнату.

Маркиза отпустила своих горничных и сказала, что разденется сама.

Бедной женщине нужны были уединение и тишина.

Теперь, в первый раз по прошествии недели, маркиза бросила ясный, испытующий взгляд в глубину своей души и испугалась,

Ее тихая, целомудренная и чистая жизнь не смутилась ли вдруг от неблагоприятного влияния новой, посторонней стихии? Подавленная печальными мыслями, маркиза, с сопротивлением утопающего, который не хочет погибнуть в молодые годы, ухватилась за воспоминания молодости и любви, за обожаемый еще так недавно образ мужа, наполнявший до сих пор все ее сердце; она закрыла лицо руками и дрожала всем телом' воображая, что слышит бряцанье шпаг.

Из ее спальни был выход на террасу, по обеим сторонам которой спускалась лестница в сад.

Маркиза вышла в него. Ей нужен был воздух; она задыхалась. Она долго ходила по саду неровными шагами, в сердце у нее была смерть, а ум был близок к помешательству. Ее тревожила таким образом не одна только опасность, угрожавшая человеку, к которому ее влекла таинственная, неизвестная сила; нет, она чувствовала мучение женщины чистой до сих пор, как лилия, женщины, привыкшей смело смотреть другим в глаза и вдруг увидевшей пропасть под ногами.

Она угадала, она поняла по безумному страху, наполнявшему ее душу, что она любит де Верни, любит человека, которого в квартале Бреда прозвали Шерубином-очарователем, человека, в сердце которого - так казалось простодушной и чистой женщине - она зажгла одну из тех страшных страстей, которые заставляют смотреть с отвращением на жизнь. И этот человек, без сомнения, пойдет на бой с решимостью умереть и даст убить себя, потому что не может жить для нее. Эта ужасная мысль заставила маркизу забыть все и думать только о нем. Но что же она могла сделать? Не бежать ли ей украдкой к майору и не признаться ли ему во всем? Не идти ли ей самой ночью, как потерянной женщине, к человеку, которого она почти не знала и которого однако уже любила, и не сказать ли ему: «Я запрещаю вам драться!..» Нет, это было невозможно, она не смела и думать об этом.

Маркиза возвратилась в комнату, встала перед распятием, висевшим у изголовья ее кровати, и стала молиться за того человека, которого судьба поставила на честный путь ее жизни, и долго, долго молилась!..

Пробило восемь часов. Молодая женщина, успевшая успокоиться молитвой и уже отдавшаяся на волю провидения, снова начала чувствовать смертельную боязнь. Ужасная, иллюзия овладела ею. Она схватила себя за голову и закрыла глаза, ей казалось, что она находится на месте битвы, что перед нею стоят оба противника в одних рубашках и с голыми шеями, что они держат в руках шпаги и размахивают ими. Ее воображение до того разыгралось, что она действительно видела их, действительно присутствовала при дуэли, она даже слышала, как стучали их шпаги и как вдруг один из противников вскрикнул и упал на землю, смертельно раненый. И это был он! У нее подкосились ноги, она упала и не имела силы позвать на помощь. Маркиза Ван-Гоп ложилась спать обыкновенно очень поздно, следовательно, и вставала поздно - около одиннадцати или двенадцати часов, прислуга же входила к ней не иначе как по ее звонку.

Она опомнилась не раньше одиннадцати часов. Бедная женщина, придя в себя, увидела, что она совершенно одна лежит на паркете. Она услышала звонок, возвещавший, что пришел кто-то посторонний; этот звонок заставил ее опомниться.

В один миг вспомнила она все прошедшее, встала, подбежала к окну, выходившему во двор, и посмотрела в него.

Не принесли ли уже рокового письма, которого она так боялась и которое неизвестный ей друг должен был отправить по почте к любимой женщине?

В то время, как она выглянула из окна, замирая от страха, она увидела клеенчатую шляпу и факторскую одежду с красными обшивками. Подобно Лотовой жене, превращенной вдруг в соляной столб, маркиза остолбенела и лишилась голоса и дыхания.

Прошло несколько минут и эти минуты показались ей веками… Наконец дверь отворилась, вошел лакей и подал ей письмо, принесенное фактором. Маркиза, собрав остаток сил и храбрости, распечатала письмо.

О, счастье! Это письмо было не от него… Это почерк женщины, почерк госпожи Маласси.

Маркиза -вздохнула свободнее и почувствовала, что возвращается к жизни. Ее глаза, помутившиеся от слез, жадно пробежали это письмо, как будто бы вдова, жившая в одном доме с ним, должна была известить ее об исходе дуэли. Безумные мысли приходят иногда в голову, отуманенную любовью!

Госпожа Маласси писала:

«Любезная маркиза!

Вот уже целая неделя, как я не вижу вас и я призываю вас, как сестру моей души. У меня были неприятности и огорчения: я хочу открыть вам свою душу.

Приезжайте, прошу вас, потому что я поклялась не выезжать сегодня. Я скажу вам почему.

Ваша Маласси».

Не было ли это письмо предлогом, посланным маркизе благодетельною судьбой для того, чтобы она узнала о счастливом или несчастном исходе сегодняшней дуэли?

Маркиза вскрикнула от радости, в полу-помешательстве от страха и надежды она забыла, что была еще в вечернем платье;, закутавшись в шаль, она велела подать карету и быстро вышла из дому.

Маркиза не было дома: он поехал утром верхом в Булонский лес.

- На улицу Пепиньер! - сказала маркиза, сев в карету.

Через некоторое время она остановилась у ворот дома, в павильоне которого жила вдова Маласси.

Во время редких приездов к госпоже Маласси, маркиза никогда не обращала внимания ни на вход дома, ни на лестницу, ни на сторожа. Она проходила всегда быстро через сад и входила в павильон. Но теперь она на все посмотрела проницательным взглядом, которым, казалось, хотела расспросить у стен и у людей все их тайны.

Возвратился ли он живым и здоровым? Не принесли ли его мертвым или раненым? Увы! Бесстрастный сторож, пустой кори- юр, безмолвная лестница - не выдали тайны.

Маркиза пришла к вдове Маласси и была встречена Вантюром, который в продолжение нескольких дней своего служения уже успел забрать в руки свою госпожу.

Вантюр, одетый в парадную ливрею, ввел маркизу на первый этаж павильона.

Тридцатишестилетняя вдова, прекрасная Маласси, любившая полусвет, искусно устраиваемый ею посредством полуопущенных занавесей у окон, сидела у топившегося камина, свернувшись на мягкой кушетке, в томном положении женщины, страдающей мигренью и нервами…

- Ах, дорогая! - сказала она, увидя входившую маркизу,- как вы добры и милы.

Она встала и подошла к ней с почтительным видом.

- Боже мой! - сказала она, всматриваясь в нее.- Вы тоже больны. Ваши глаза впали… Вы бледны. Что с вами? Скажите, ради Бога?

- Ничего, ничего,- проговорила маркиза, - я дурно спала… ют и все.

- И я также, моя дорогая,- сказала вдова, вздохнув.

- Ах! Если бы вы знали…

Маркиза страшно задрожала, но у нее достало духу смолчать.

- Вообразите, - сказала Маласси, взяв маркизу за руку и сажая, ее подле себя на кушетку,- вообразите, у меня с некоторых пор было так много печали и огорчений, что я совсем не сплю. Сегодня ночью я не спала до пяти часов. И только что уснула, как вдруг слышу шум, крики, по саду бегут…

У маркизы сделалась нервная дрожь, она устремила на собеседницу испуганный взгляд…

- Ах! Какое ужасное происшествие! - сказала вдова.- Как это страшно!

- Боже мой! - прошептала маркиза дрожащим голосом, который должен был бы до крайности удивить вдову,- что случилось?

- Ужасное несчастье! - отвечала Маласси,- бедный молодой человек! Он жил здесь в доме…

- Ну, что же?.. Говорите скорее, - сказала маркиза замирающим голосом.

- Он дрался сегодня утром на дуэли… в Булонском лесу… его принесли почти мертвым.

Маркиза вскрикнула и упала без чувств на паркет. Тайна ее сердца обнаружилась; с этих пор у нее появилась поверенная.

Госпожа Маласси подбежала к сонетке и начала дергать ее. На звук ее явился Вантюр.

- Ага! - сказал он, обменявшись взглядом с вдовой, - я думаю, что эта барынька попалась к нам…

Неужели и вдова Маласси также сделалась орудием ужасной ассоциации червонных валетов, и неужели адский гений сэра Вильямса опять восторжествовал?

Это мы увидим.

Загрузка...