У порока бывают непроницаемые тайны.
Те, которые вступили на эту покатую гору, скользят по ней вниз, несмотря ни на какие усилия подняться кверху.
Женщине, раз сбившейся со строгого пути долга, - с пути трудного, по которому надо идти твердым шагом, иногда удается снова попасть на него, но малейшего препятствия, малейшего камня преткновения достаточно для того, чтобы повергнуть ее в самую глубину пропасти.
Эти рассуждения могут объяснить нам странное поведение госпожи Маласси. Здесь мы просим читателя позволить краткий очерк биографии этой женщины.
Госпожа Маласси в пятнадцать лет была первою в большом модном магазине на улице Мира.
В шестнадцать лет она вышла из магазина и пошла на содержание к богатому бездетному вдовцу и старому развратнику, который взамен бумажного Платка дал ей турецкую шаль, а вместо головного убора из цветов - коралловые ветви.
От восемнадцати до двадцати трех дет она вела такую же жизнь, как и все грешницы. Наконец нашелся щедрый обожатель, который увидя, что она в крайней нищете, и предвидя, без сомнения, что безумное создание никогда не позаботится о своем будущем, если кто-нибудь другой не позаботится о нем, завел для нее магазин духов на Итальянском бульваре.
Госпожа Маласси, у которой случайно открылась врожденная. любовь к порядку, занялась своим делом очень серьезно и вскоре получила любовь к приобретению и к строгой и разумной экономии, которая ведет торговцев к богатству.
Старый приказчик, человек лет пятидесяти, не побрезговал прошлой, несколько беспорядочной жизнью парфюмерши и предложил ей свою руку. Как Цезарю Биротто, бессмертному герою Бальзака, г-ну Маласси предназначено было добраться до почетного положения. Семи или восьми лет ему было достаточно для того, чтобы нажить двести тысяч франков. Он сделался помощником мэра в своем округе, членом многих филантропических обществ и ввел бывшую хорошенькую модистку, женщину легкого поведения, но восстановленную супружеством, сначала в чиновничий круг, а потом и в финансовый. Когда господин Маласси умер, а он умер от несварения пищи после обильного ужина в Роше-де-Канкаль, его жена уже была принята в свете, который многое не знал из ее прежних похождений.
Но можно сказать, что от порока не легко отстать. Госпожа Маласси искусно скрывала свои порочные наклонности, но все-таки рассказывали по секрету, что она часто изменяла мужу.
После смерти мужа, вдовушка встретила старого герцога де Шато-Мальи.
Ей было тогда тридцать пять лет, она была в возрасте честолюбия. Ей представилось великолепное будущее, и она стала мечтать, как бы затмить навсегда свое распутное прошлое герцогскою короной. В продолжение двух лет, состарившаяся куртизанка серьезно стала разыгрывать роль честной женщины; она сделалась попечительницей благотворительных заведений, познакомилась с высшим обществом, подружилась с маркизой Ван-Гоп и сумела поселить в сердце старого Герцога непреодолимую страсть… Можно было подумать, что она опять поднялась на высоту добродетели… Но это иллюзия! В тот день, когда она встретила знакомого нам молодого человека с черепаховым лорнетом, с завитыми волосами, с обыкновенным, но соблазнительным лицом, с самоуверенностью богатых сынков, которые ходят в желтых перчатках и проводят жизнь на бульваре Инвалидов,- с тех пор г-жа Маласси почувствовала, что прошедшая жизнь снова начала забирать ее в свои жесткие и могучие руки, и пропасть снова разверзалась под ее ногами.
Она родилась безнравственной женщиной, таковой и должна была оставаться до того дня, когда ослепленный герцог де Шато- Мальи поведет ее в церковь.
Вдове было тридцать шесть лет; это был возраст вулканических страстей женщины; она начала скрывать свои лета, в свете стали шептать об этом при ней. Только один старый герцог ничего не замечал.
Но герцог был уже семидесятилетний старик.
Может быть таинственный голос сердца пробудился наконец в этой женщине, жизнь которой была продолжительным расчетом…
Однажды ночью на ее дорогу встал молодой двадцатилетний юноша, пущенный как бомба, непостижимою рукой сэра Вильямса; этот молодой человек заговорил с нею обыкновенным теплым языком страсти, и женщина, много раз уже поддававшаяся увлечениям, была побеждена еще раз.
В продолжение, нескольких часов, эта женщина с расчетливым недоверчивым умом, эта цифра, сделавшаяся женщиной, все забыла…
Ей говорили о любви, ей, не слышавшей уже более слов любви, исходящих из молодый свежих уст, и она стала внимать им…
Но часы безумной любви коротки! Г-жа Маласси хотя и желала любить еще раз, но вместе с тем она хотела выйти замуж за герцога.
С этого дня она разделила искусно свое время.
Возвращаясь домой рано вечером, она всегда была готова принять герцога, если бы припадок ревности привел его к ней; она выезжала каждый день около двух часов. Куда она ездила?
Как осторожная женщина, г-жа Маласси не хотела доверить тайну новой любви горничной или кому бы то ни было из своей прислуги.
Она выезжала из дому в карете или в фиакре, проехав по улице св. Лазаря, она останавливалась у церкви Лоретской Богоматери и входила в нее; затем, пробыв в ней около десяти минут, она выходила через другие двери на улицу Флешье. Там уже терялись следы ее. Отправлялась ли она утешать несчастных? Ходили ли она на какое-нибудь таинственное свидание? Если бы кто-нибудь подсмотрел за нею, то увидел бы, что она входила в един дом на улице Флешье, проходила, как тень мимо ложи привратника, быстро поднималась по лестнице вверх, опустив вуаль. Ей отворялась дверь, которую тотчас же запирали за ней. Вот и все тут.
Иногда проходил час или два, пока она не выходила обратно. Вдова снова проходила через церковь, садилась в свой, фиакр и возвращалась домой.
Таким образом прошла неделя, как вдруг однажды около трех часов, в то время, как она возвращалась по улице Флешье и хотела перейти через нее, она остановилась и отступила назад, как будто бы перед ней поднялась змея с.тройным жалом.
Вантюр прогуливался взад и вперед по тротуару, засунув руки в карман и с довольною улыбкой насвистывая песенку.
Маласси, надеясь, что он ее не узнает, хотела пройти мимо, но Вантюр остановился перед нею с решительным видом и сказал:
- Здравствуйте, барыня.
Последнее слово он произнес с почтительным ударением, свойственным слугам, которые говорят со своею госпожою. А так как г-жа Маласси не могла прийти в себя от удивления и беспокойства, он повторил:
- Здравствуйте, барыня!
Но, лишь только сильно взволнованная вдова почувствовала, что к ней возвращается хладнокровие, она приняла строгий вид и посмотрела на него пристально.
- Что вы делаете здесь, Вантюр? - сказала она.
- Гуляю, сударыня.
- Я не для этого наняла вас.
Лакей потупил глаза и пробормотал какое-то извинение.
- Наймите для меня карету и заплатите за нее. Я отдала сейчас все свои деньги бедному Семейству, которое умирает от голода.
Вантюр не заставил повторить приказание, он поспешно повиновался, и г-жа Маласси возвратилась домой, сказав самой себе:
- Я откажу этому человеку.
И действительно, после обеда она позвала к себе Вантюра.
Вдова была в то время в спальне и сидела у камина одна.
Вантюр вошел, держа в руках свою шапку, обшитую галуном, а поклонился.
- Что вы делали сегодня на улице Флешье? - спросила она сухо.
- Ожидал вас.
- Вы ожидали меня? - сказала она вздрогнув.
- Я следил за вами от самого дома.
Глаза Маласси сильно заблистали.
- А по какому праву? - спросила она сердито.
- Я подсматривал за вами,- отвечал он спокойно и с цинизмом.
Губы вдовы побледнели. Такая дерзость переходила границы.
- Вантюр! - сказала Маласси,- Я думаю, что придется отправить вас в Шарентон, потому что, Боже меня сохрани, вы начинаете сходить с ума.
Вантюр ничего не ответил. Он бесстыдно надел на голову шапку и бесцеремонно сел в кресло, поставленное у огня подле новы.
- Если бы вам угодно было поговорить немного со мною,- сказал он,- вы увидели бы, что я не только не помешан, но что вы, быть может, даже нуждаетесь во мне.
Спокойный взгляд, самоуверенность, даже дерзость этого человека, который еще сегодня поутру был самым почтительным шеей, совершенно смутили вдову, вообразившую, что она видит дурной сом.
Однако в наружности и во взгляде этого человека было что-то, пугавшее вдову так сильно, что она не могла приказать ему удалиться и не могла позвонить, чтобы позвать горничную.
Вантюр, сидя против нее, сказал:
- Не надо сердиться, пока не выслушаете, что вам скажут. Не надо бить напрасно стекла - это невыгодно и даже опасно иногда.
Остолбеневшая вдова слушала его.
- Потрудитесь забыть ненадолго, что я ношу ливрею и живу у вас в услужении, и послушайте меня как друга.
Она сделала движение, выражавшее отвращение.
Он гнусно улыбнулся и продолжал:
- Будем вести равную игру. Через три недели вы выйдете замуж за герцога де Шато-Мальи, человека богатого и одного из самых знатных людей государства, но расстроить свадьбу так I легко! Три недели иногда длиннее столетия. Итак, предположим, что герцог встретил бы вас как я, на улице Флешье.
Вдова Маласси вздрогнула и с видом испуга посмотрела на Вантюра.
- Не боитесь ли вы, - дерзко продолжал лакей,- что герцог раздумает жениться на вас, если узнает, что вы отправляетесь каждый день на улицу Флешье, № 4, что вы поднимаетесь по лестнице на первый этаж и звоните в дверь направо? Избавьте меня от труда сказать вам остальное.
Вантюр дерзко посмотрел на вдову.
Г-жа Маласси устремила на него глаза с выражением гнева и ненависти.
- Вы мерзавец! - сказала она.- Я понимаю, чего вы хотите…
Она встала и достала из ящика портфель. Вытащив из него пачку билетов, она спросила:
- Сколько нужно вам дать?
Вантюр пожал плечами.
- Вы слишком торопитесь быть щедрой, - сказал он, - прежде чем купить что-нибудь, надо узнать, что покупаем. Прежде чем спросить, чего я требую за свое молчание, узнайте, по крайней мере, насколько я могу повредить вам, если захочу… Любезная барыня,- продолжал он,- вы женщина осторожная, то есть вы никогда ничего не пишете и, следовательно, можете отпереться перед герцогом, можете уверить его, что я лгу, что вы не знаете господина Артура, что, наконец, не понимаете, что я хочу сказать.
- Я действительно не знаю, - сказала Маласси, к которой в эту минуту отчаянного положения возвратилась самоуверенность и бесстыдство.
- Положим, что так,- сказал лакей, смеясь,- только не обижайте меня, думая, что я разливаю по бутылкам вино, которое еще не бродило, то есть, что я пускаюсь в дело, не приняв предосторожностей.
- Что же далее? - сказала вдова холодно.
- Герцог влюблен, следовательно слеп. Он мог бы поверить, что вы невинны и оклеветаны гнусным лакеем, если бы я явился к нему только со словесными доказательствами. К счастью, у меня есть записка.
При слове записка Маласси вздрогнула.
- Сударыня,- продолжал лакей,- вы не всегда были тридцатилетием женщиной; вы были молоды, неосмотрительны, легкомысленны. Вы писали, и очень часто и очень многим…
И в то же время, как она смотрела с ужасом на человека, казавшегося ей извергнутым из ада дьяволом, он начал рассказывать ей холодно, год за годом и почти день за днем ее прошлую жизнь с того часа, как она вышла из модного магазина улицы Мира, до настоящей минуты, в которую она слушала его с замиранием сердца и с холодным потом на лбу. Прокурор, произносящий обвинительную речь преступнику и пересматривающий его прошедшую жизнь со всеми ее тайнами и подробностями, не мог бы иметь таких сведений, как Вантюр, рассказывающий вдове ее собственную жизнь,
Он не забыл никаких подробностей, никаких интриг, подкрепляя каждый факт каким-нибудь именем или числом, или названием улицы, припоминая каждое письмо, попавшее в его руки неизвестно каким образом.
Этим можно было бы испугать самого отчаянного каторжника.
Несколько минут г-жа Маласси слушала его молча, как убитая.
- Вы видите, - сказал Вантюр,- что я могу очень повредить мм. и что ваше замужество с герцогом зависит совершенно от меня.
Она склонила голову и две слезы выкатились из ее глаз.
- Сколько вам надо? - прошептала она.
- О! - сказал он, смеясь. - Вы для этого не довольно богаты.
- Я буду богата.
- Нет, мне не надо денег.
Человек, которого она только что хотела прогнать, совершен- во овладел ею, он устремил на нее спокойный, самоуверенный, подавляющий взгляд и продолжал:
- Сударыня! Вы напрасно будете думать, что вы находитесь только в моей власти. Я - все и ничего. Вы находитесь во власти огромной, могущественной ассоциации; а я не больше, как тронный уполномоченный ее…
Маласси смотрела на Вантюра с ужасом.
Он продолжал:
- Таинственная ассоциация, которой я теперь представитель, к продаст вам герцогскую корону де Шато-Мальи за несколько тысячных билетов; нет, вы заплатите за нее ценою самих себя, ценою вашей преданности, вашей свободы. Обдумайте это.
Вантюр встал, принял покорный, почтительный рабский вид лакея, готового исполнять приказания своей госпожи.
- Сударыня, когда вы все обсудите, - сказал он,- потрудитесь позвонить. Я должен сказать вам, что вы должны выбрать одно из двух; или увидеть, что сегодня вечером записки, о которых имел честь говорить вам, будут переданы герцогу де Шато- Мальи и приготовиться к разрыву будущего брака; или войти чистосердечно, решительно, с закрытыми глазами в наше общество, которое, впрочем, ничего не желает, кроме вашего счастья взамен нескольких небольших услуг с вашей стороны.
Вантюр вышел.
В продолжение часа вдова Маласси была подавлена тяжестью своих прошедших дурных дел, спрашивая себя, каким образом какой-то адский гений мог собрать сведения обо всей ее жизни и сделать из этого ужасное оружие; потом она стала обдумывать то, чего ожидают и то, чего могут ожидать от нее…
Так как она находилась уже в возрасте честолюбия, в том возрасте, когда некоторые женщины делаются безжалостными и решаются топтать людей под ногами, если это может быть полезно для их эгоизма, она позвонила и сказала Вантюру:
- Говорите, я готова слушать вас и вам повиноваться.
Гордая женщина склонила голову и смирилась перед лакеем. Что произошло после этого между нею и им? Никто этого не знает.
Но со следующего дня улыбка возвратилась на уста прелестной вдовы, ее взгляд стал спокоен; она была уверена с этих пор, что выйдет замуж за герцога де Шато-Мальи. Вантюр же сделался самым почтительным управителем.
Вдова Маласси стала, как и прежде, ходить каждый день на улицу Флешье. Ее управляющий носил даже иногда к Артуру раздушенную записочку, написанную прекрасной рукой его госпожи.
В таком положении находились дела, когда маркиза Ван-Гоп по предательскому приглашению вдовы Маласси приехала к ней и узнав, что де Верни был опасно ранен, упала в обморок при этом убийственном известии.
Маласси позвонила Вантюру, который помог своей госпоже положить маркизу на диван. После этого вдова дала ей понюхать спирту и стала подавать всевозможную помощь, и в то время, как маркиза открыла глаза, вдова велела Вантюру уйти, что он и исполнил бея возражения.
- Ах! - прошептала маркиза, оглядываясь с удивлением вокруг себя,- что случилось? Боже мой!
- Ничего, решительно ничего, милый друг,- сказала Маласси,- вам сделалось дурно, нервный припадок, вот и все.
Но, так как страшно бледная маркиза вспомнила все и чувствовала неизъяснимые мучения, вдова Маласси поспешила прибавить:
- Успокойтесь, успокойтесь, моя добрая, моя милая маркиза; его рана не смертельна. Его спасут.
Маркиза Ван-Гоп вскрикнула от безумной радости. Но вдруг она опомнилась, заметив, что выдала свою тайну; она угадала, что подруга поняла невыразимые муки ее души, и чистая и целомудренная женщина, невинная жертва предательства и адской злобы людей, покраснела и опустила голову, как преступник, признающийся в своем злодеянии. В порыве горести она прошептала:
- Боже мой! Боже мой! Я погибла!
Но тогда Маласси, которая предвидела это отчаяние, этот скрытый стыд добродетельной женщины, считающей себя виновною, Маласси, которая добросовестно изучила свою роль, встала перед нею на колени, взяла ее обе руки и, смотря на нее с выражением неизъяснимой снисходительности и преданности, сказала:
- Я была до сих пор вашим другом, хотите ли, я буду вашею сестрою?
Маркиза ничего не ответила, но она судорожно сжала руки вдовы и в этом пожатии Маласси угадала, что гордая креолка, безукоризненная женщина, которая могла смело смотреть1 всем в глаза, влюбилась… Пропасть разверзлась под ногами маркизы.