Глава 30

Граф Северной Пещеры поерзал, пытаясь удобно устроиться в роскошном кресле. Не удалось – возможно потому, что дело было не в сиденье, а в расположении духа. Царившую в палате лордов прохладную тишину нарушал голос выступающей с речью женщины.

Северная Пещера бросил на нее взгляд, исполненный холодного презрения. Леди Зеленой Реки была тощей, как щепка, да и ее голос никто бы не назвал музыкальным, но, принадлежа к тем немногим не вступавшим ни в какие альянсы пэрам, которые пользовались почти всеобщим уважением, она считала себя вправе разглагольствовать на любые темы, лишь только предоставлялась возможность. Вот и сейчас она почти полностью использовала положенные по регламенту пятнадцать минут, призывая пэров проголосовать за дополнительные военные субсидии.

Северной Пещере было наплевать на субсидии: по нему, так пусть бы весь этот чертов Флот мочился прямиком в свои контактные скафандры. К счастью, голосование по этому вопросу открытым не будет, а стало быть, никто все равно не узнает, кто в военное время подал свой голос против Флота. А он намеревался поступить именно так. К чертовой матери всех флотских: они заодно с этой сукой и наверняка радуются его унижению. Ну, ничего. Он выстроит свою собственную политическую машину, и как только с сукой будет покончено…

Мысли его прервал укол страха. Павел боялся Хонор, боялся так, что не мог уже обманывать себя. Она превратила его в дрожащего, забившегося в нору кролика, а в кулуарах парламента о нем – о нем! – говорили не иначе как с насмешкой, обрывая разговоры при его появлении. Эта сука, разрушившая его карьеру на Флоте, тянула свои лапы и сюда, в Палату. И когда наконец ему удастся спровадить мерзавку в ад, где ей самое место?

Он закрыл глаза и сжал потные руки в кулаки. Хонор представлялась ему неким мифическим чудовищем, чем-то вроде гидры. Он наносил ей удар за ударом, но вместо того чтобы погибнуть, она поднималась и снова начинала охоту. Это даже не гидра, а Джаггернаут note 17, громыхающая колесница, несущаяся за ним по пятам, чтобы, едва он споткнется, настичь его и безжалостно раздавить…

Еще сильнее сжав кулаки, он заставил себя дышать ровно, чтобы справиться с приступом страха.

Черт побери, ведь не гидра же она на самом деле! И не Джаггернаут! Она смертна, а стало быть, ее можно убить. Те бездельники в ресторане не справились с задачей, но он найдет других, более компетентных. А Джорджия, с ее идиотскими попытками отговорить его от убийства, может убираться ко всем чертям! Ему угодно, чтобы эта сука Харрингтон сдохла и он смог помочиться на ее могилу. Пока она жива, у него связаны руки. Ему приходится прятаться, тогда как она свободно разгуливает где угодно, позволяя себе позорить его имя!

Да как она смеет? Эта мерзавка была чуть ли не нищей, пока не разбогатела, захапав эти долбаные призовые! Она никто, жалкая потаскушка, выползшая из грязи, где ее истинное место. Как она смела – еще тогда, раньше – смотреть на него с презрением! Ничтожная, невзрачная, никчемная простолюдинка смотрела на него не с благоговением, не с восхищением, не с трепетом, а с презрением!

Он заскрежетал зубами. К счастью, Зеленая Река закончила-таки журчать и в зале наконец воцарилась благословенная тишина. Взглянув на дисплей времени спикера палаты, Северная Пещера отметил, что через три часа он сможет уйти, и снова стиснул зубы. Уйти. Другие лорды разъедутся по своим клубам, ресторанам или театрам: никакие спятившие мегеры не подстерегают их, собираясь лишить жизни. А ему, графу Северной Пещеры, остается лишь прошмыгнуть в машину и умчаться в охраняемую резиденцию, чтобы скрыться там так же, как он скрывается здесь.

Ход невеселых размышлений Павла был прерван тем, что двери Палаты распахнулись, и в проеме появилась фигура в черном с красным шитьем церемониальном наряде и ало-золотой мантии рыцарского ордена. Сержант-церемониймейстер заговорил с неожиданным визитером, но, не достигнув согласия, подал знак рукой спикеру.

Несмотря на раздражение и страх, Северная Пещера заинтересовался происходящим. Это была рядовая сессия, и никто другой в Палате не был облачен в официальный наряд, приличествующий торжественным событиям, вроде Тронной Речи или вступлению в Палату нового пэра. Павел не мог припомнить, чтобы в повестке дня значилось новое имя, и, включив терминал на резном столе, убедился, что ничего подобного действительно не намечалось. Между тем к дверям уже направлялся сам спикер.

Северная Пещера поморщился, но не слишком сердито: в конце концов, это происшествие внесло в ход заседания некоторое разнообразие. У входа явно завязался спор: сержант развел руками, словно снимая с себя всякую ответственность, а спикер сначала покачал головой, демонстрируя непреклонность, но потом сложил руки на груди и принялся слушать. Новоприбывший чего-то настойчиво требовал, а спикер возражал, в пылу спора он даже негодующе воздел руки. Почти все пэры уже обернулись к входу, а некоторые встали со своих мест и направились туда, желая узнать, что происходит. Но, не дойдя до дверей, они замерли в явной растерянности, а опомнившись, принялись подзывать своих более медлительных товарищей. С тех пор как Харрингтон выступила со своими обвинениями, Северная Пещера сторонился большинства своих коллег по Палате, однако сейчас его любопытство было возбуждено настолько, что он уже готов был поспешить к дверям сам, – но тут спикер выбрался из образовавшейся толпы и вернулся на председательское место. Выглядел он взволнованным.

Уже вставший было, Юнг сел в кресло, толпа у входа стала редеть, а спикер раздраженно ударил по стойке перед микрофоном председательским молотком.

– Милорды и леди, прошу садиться! – возгласил он с возбуждением, непривычным для этого человека, всегда прекрасно владевшего собой. – Прошу занять свои места!

Когда пэры расселись и в палате воцарилась тишина, он прокашлялся.

– Милорды и леди, я прошу прощения за то, что вношу незапланированное изменение в повестку дня, однако согласно регламенту нашей Палаты у меня нет выбора. Мне только что напомнили о праве, к которому прибегают так редко, что оно почти забыто. По традиции новопожалованные пэры сообщают о своем намерении вступить в наши ряды заранее, в письменном виде, и кто-нибудь из давних членов Палаты представляет новичка нашему сообществу. Однако в отдельных случаях, например, когда служба Короне требует их скорого отбытия и делает невозможным предварительное уведомление и принятие в наши ряды с соблюдением всех должных формальностей, закон дарует новому пэру право предстать перед нами без оповещения, в удобное для него время.

Северная Пещера потер подбородок, не понимая, о чем идет речь. Служба Короне, представление без уведомления… за таким нагромождением слов теряется суть.

– Сейчас возникла ситуация, на которую распространяется данное положение закона. Явившаяся сейчас особа заявила о своем праве произнести первую речь в Палате на том основании, что в течение долгого времени у нее не будет такой возможности ввиду исполнения ею служебных обязанностей. И я, действуя в соответствии с высочайше утвержденным регламентом, обязан допустить это отступление от традиции.

По рядам прокатился гул, головы начали поворачиваться к входу. Нет, не к входу! С изумлением, мгновенно сменившимся паникой, граф Северной Пещеры осознал, что пэры, все как один, смотрят на него, спикер широким жестом указал на фигуру в просторной мантии ордена Короля Роджера. Незнакомка подошла к председательскому месту, повернулась лицом к Палате и обеими руками отбросила назад кроваво-красный капюшон. Павел Юнг со сдавленным криком ужаса вскочил на ноги.

Хонор Харрингтон холодно улыбнулась.

Руки ее дрожали, однако она едва ли осознавала это, полностью сосредоточившись на своем враге. Смертельно бледный, он вскочил и принялся затравленно озираться по сторонам, словно загнанный, ищущий спасения зверь. Но на сей раз спасения не было: выход из зала находился совсем рядом, но пуститься наутек на глазах у всей Палаты было равносильно политическому самоубийству.

Переполнявшая ее ненависть призывала к немедленному нападению, однако Хонор скрестила руки на груди и обвела взглядом затаивших дыхание пэров. Некоторые из них казались такими же испуганными, как Юнг, другие – просто растерянными, и лишь очень немногие смотрели на нее с одобрением. Ее появление всколыхнуло застоявшуюся атмосферу палаты лордов, как бурный порыв ветра. Сержант-церемониймейстер счел за благо подойти к ней поближе, опасаясь, что она бросится на своего противника прямо в зале. Сам воздух вокруг нее дрожал, лорды и леди физически ощутили появление среди них разъяренного, алчущего крови хищника.

– Милорды и леди, – прозвучало в дрожащем от напряжения воздухе ее сопрано, – я приношу высокой Палате глубочайшие извинения за то, что дерзнула прервать ее работу. Однако, как уже объявил достойный спикер, королевская служба не оставляет мне возможности быть представленной вам должным образом, ибо сразу по завершении ремонта мой корабль должен покинуть Мантикору. Подготовка к рейсу потребует всего моего времени, после чего я отбуду в дальний поход и не смогу предстать перед вами еще очень и очень долго.

Она умолкла, смакуя воцарившуюся тишину и почти зримо витавший над Павлом Юнгом животный ужас.

– Однако, – продолжила Хонор, глубоко вздохнув, – я не могла бы покинуть планету с чистой совестью, не исполнив то, что почитаю одной из важнейших обязанностей пэра перед своей Палатой и Короной. Мой долг, лорды и леди, повелевает довести до вашего сведения, что один из пребывающих среди вас своими недостойными поступками опорочил не только высокое звание лорда и пэра, но нанес ущерб чести самого Королевства.

В зале послышались негодующие возгласы, но прозвучали они приглушенно и тут же смолкли, как будто выступавшая загипнотизировала аудиторию своей дерзкой решимостью.

– Милорды и леди, среди вас находится человек, который, побоявшись встретиться со своими недругами лицом к лицу, замыслил и осуществил подлое убийство. Этот подлец и трус не только нанял за деньги дуэлянта, убившего достойного офицера, но. пытаясь лишить жизни другую особу, послал шайку вооруженных головорезов в ресторан. Они устроили бойню в общественном месте, и этот гнусный замысел не увенчался успехом лишь по счастливой случайности.

Чары, однако, начали развеиваться. Некоторые пэры встали, протестующие возгласы зазвучали громче, и Хонор, чтобы перекрыть нараставший гомон, пришлось возвысить голос.

– Милорды и леди, – гневно заявила она, вперив взгляд в своего охваченного паникой врага, – перед лицом Палаты я обвиняю присутствующего здесь Павла Юнга, графа Северной Пещеры, в убийстве и покушении на убийство. Я обвиняю его в бессердечном и непростительном злоупотреблении властью, трусости перед лицом врага и попытке изнасилования, в связи с чем утверждаю, что он недостоин не только высокого положения и титула, но даже самой жизни. Я называю оного Павла Юнга трусом и негодяем, само существование какового оскорбительно для честных и достойных подданных нашего Королевства, и, призывая всех вас в свидетели, вызываю его на Поле Чести, дабы он раз и навсегда заплатил за свои злодеяния.

Загрузка...