Глава 4 Институт и прочие неприятности

Пахло на кухне весьма привлекательно. Заманчиво до жути. Я тут же вспомнил, что не ел. Еще с прошлой жизни. Ну-ка, какие тут яства готовят?

Войдя в кухню, я увидел дядьку. Хм, импозантно. Низенький, полненький, с округлым брюшком. На макушке лысина, обрамленная по краям редкими волосами. Клетчатая рубаха с закатанными рукавами. Спортивные штанишки, свисающие на заднице.

Обернулся, мельком глянул на меня. Глаза большие, темные, блестящие. Щеки толстые, губы большие. Как будто накачал ботоксом. Блин, хорошо, что я уродился не в дядьку.

В руке дядька держал сковородку с жареной картошкой. И вареные яйца в кастрюльке.

— Явился, гребаный в рот, не запылился, — проворчал он. Положил шкворчащую сковороду на стол. — Руки помыл? Садись, давай.

Дядька у меня колоритный. Я уселся на скрипнувший стул. Принялся с аппетитом уминать ужин. М-м, а вообще-то вкусно.

— Ну как, помахал ногами и руками? — проворчал дядька с набитым ртом. — Не выбили тебе эту дурь из головы?

Да, выбили. Причем с такой силой, что в это тельце пришлось вкладывать другую душу. Впускать нового пользователя.

— Все норм, — пробурчал я. — Буду ходить дальше.

Дядька быстро опустошил тарелку. Налил чаю, кинул три ложки сахара. Хм, к про диабет не слыхивал?

— Ну, ладно, спорт тоже полезен, — благодушно сказал он. Быстро глянул на меня. — Тут такое дело. Я с тобой поговорить хотел.

Я насторожился. Чего это он? Вот после таких слов из-под земли всегда выскакивают неприятные сюрпризы.

— Помнишь тетю Машу? — спросил дядька. Часто поморгал большими глазами. — Ну, с бухгалтерии «РОТ фронта», кондитерской фабрики. Помнишь? Так вот, мы с ней решили пожениться.

Сказал, как в ледяную воду нырнул. Я не помнил никакую Машу. Так, смутные воспоминания. Какая-то тетка, кажется, приходила пару раз. Оставалась на ночь. Дядька меня тогда выгонял к друзьям. И вот оно как теперь обернулось.

— Ну, поздравляю, — сказал я. Прожевал картошку, проглотил. — Совет да любовь, как говорится.

Дядька замялся. Будто хотел сказать о том, что решил поменять пол.

— Она беременна, понимаешь? — провозгласил он. Бросил вилку, потряс руками. — Понимаешь, что это значит?

Ого, даже так. Да, я понимал, что это значит. Конец спокойной холостяцкой жизни. Полная задница. И это в первый день пребывания в новом мире!

— Да, понимаю, — сказал я. — Поздравляю. Рад за тебя.

Дядька поглядел на меня. Вздохнул.

— Тут такое дело. Я тебя хотел попросить съехать. В общагу, там. К друзьям. Или на мою дачу. Понимаешь? Я не хочу ее беспокоить. Хочу, чтобы все прошло хорошо.

Мда, хороша Маша. Вот такая вот каша. Хотя, пожалуй, это даже к лучшему. Дядька мне чужой человек. Лучше нам жить отдельно. Не придется притираться. Я ведь тоже убежденный холостяк. И еще одна тетка в квартире будет хорошенько меня напрягать.

Я улыбнулся.

— Ну, конечно. Без проблем.

Дядька удивленно посмотрел на меня.

— Ну, хорошо. Я рад, что ты не возражаешь. Ты уж извини, что так получается. Но, сам понимаешь…

Да ладно, что он так страдает? Это же его хата. Как хочет, так и распоряжается. Тем более, он и так мне здорово помог. Вырастил, устроил в институт.

Пусть теперь насладится семейной жизнью. Займется садомазо на склоне лет.

— Да все в порядке, дядя, — искренне сказал я. — Завтра же поговорю в универе насчет общаги.

Дядька выпил чай.

— Да не надо в общагу. Я же говорю, на дачу давай. Поживешь в лесочке. На свежем воздухе.

Вообще-то, здесь, в Москве, и так упоительный воздух. Еще не отравленный миазмами. Но жить на даче? В лесу? Хм, почему бы и да?

— Заметано, — я кивнул. Тоже допил чай. Поднялся. — Дядя, мне надо там заняться кое-чем. Экзамены там, то да се. Спасибо за ужин.

Он кивнул. Прищурил большие глаза. Смотрел на меня внимательно. Как контрразведчик на шпиона.

— Ты какой-то странный сегодня, — пробурчал он. — Сам не свой. Ну давай, иди. Я сейчас пойду к Маше. Приеду поздно.

Я отправился в свою комнату. С юных лет я жил в спальне. А дядька обитал в гостиной. На раскладном диване.

Вошел в комнату, осмотрелся. Странное чувство. Как дежавю. Я здесь уже был, масса воспоминаний. Почти родное место.

И в то же время, очутился впервые. И с любопытством разглядывал свое жилище. Из которого меня изгоняют.

На стене красный ковер. Кровать на деревянных ножках. Письменный стол, на нем настольная лампа, учебники, тетради. Стопка журналов. «Мурзилка», «Пионер», «Юный техник».

У другой стены шкаф. Для вещей и всякой всячины. На одной полке мишка из искусственного меха. Солдатики, индейцы. Настольный хоккей в коробке.

За окном балкон. Застекленный, само собой. Коробки, старая стиралка, лыжи, все, как полагается. Полно барахла.

Я вытащил ги из сумки. Развесил на бельевой веревке на балконе. Надо бы постирать, но стиралки-автомата, как я понял, здесь нет. А я пока не в состоянии.

Разделся, принял душ. И завалился спать. Перед тем, как заснуть, слышал, как дядька ушел к своей зазнобе. И провалился в темноту.

По привычке разлепил глаза в пять утра. Была у меня такая дурость. Сначала лежал, не мог понять, что такое. Таращился на ковер на стене. А потом вспомнил.

Надо же. Это все никуда не пропало. Не провалилось сквозь землю. А я тихонько надеялся, что когда проснусь, то окажусь в своем времени и теле.

Эх, все ясно. Я здесь застрял окончательно. Надо осваиваться.

Вскочил, быстро оделся, выскочил из дома. На пробежку. По-другому никак. Надо прокачивать физуху.

Мне еще и костяшки надо нарабатывать. Хочу опять ломать кирпичи руками.

На улице никого. Солнце еще не встало. Но уже светло. Я побежал вдоль домов. Вспомнил вчерашнюю эпическую битву с хулиганами.

Усмехнулся. Теперь не сунутся. Это ведь шакалы. Любят слабых. Против силы не лезут.

Дома остались позади. Я помчался по обочине пустынной дороги. Изредка проезжали машины. Такое впечатление, что я не в столице СССР. А в провинциальном городишке. Никакого транспорта.

Впрочем, когда я пробежал квартал и очутился на Севастопольском проспекте, то сразу узнал матушку-Москву. Многочисленные машины шуршали шинами. «Волги», «Жигули», «Москвичи», «Уазики». Грузовики с цистернами молока и кваса.

Через полчаса я вернулся домой. Запыханный и усталый. Все тело болело. Особенно шея, голова, ноги и кулаки. Это все после вчерашних стычек.

Чтобы сосредоточиться и унять боль, я сделал ката. Медленно и спокойно. Постарался погрузиться в себя. Отрешиться от окружающего мира.

Потом сделал зарядку. Растяжка. Наклоны, выпад на шпагат. Отжимания. На кулаках, на ладонях, на пальцах. В проеме двери висел турник. Я повисел на нем. Подтянулся раз десять, больше не смог.

После зарядки тело все еще болело. Я отправился в душ.

Это еще цветочки. В прошлой жизни иногда я делал по три тренировки в день. Утром, в обед и вечером.

Кажется, придется вернуться к этому режиму. Во всяком случае, сегодня вечером я опять пойду на тренировку в додзе Щепкина. После знакомства с его наставником.

Сюрприз. Дяди не было дома. Постель не расправлена. Он тут и не ночевал. Небось, устроил ночь любви со своей Машей. Вот шалунишка.

Я приготовил завтрак. Омлет и бутерброды. Перекусил и отправился в универ. На носу сессия. Надо заниматься. И насчет общаги нужно порешать.

Ехал минут сорок. Метро, потом пешая прогулка. По дороге осматривал Москву и москвичей.

Ну, что сказать? Я не так хорошо знаю Москву, чтобы сравнивать. Немного странные прически у людей. Многие — длинноволосые охламоны. У женщин густые волосы, стоят шаром вокруг головы, как у одуванчика.

Одежда, впрочем, довольно веселая. Никаких серых расцветок. Многие мужчины костюмах. Женщины в платьях. Некоторые ходили с портфелями, сумками, авоськами.

В метро никакой рекламы. Плакаты с социалистической агитацией.

В институте я пробегал до полудня. Решил все дела. Выспался на лекциях. Пару раз ответил по заданию на семинарах. Подал в деканате заявление на комнату в общежитии.

Хотя наша методист, Ольга Алексеевна, скептически качала головой.

— Лето на носу, Ермолов, какая тебе комната? Всех выселяют. Вас вообще вон, на практику отправят. Тебе сейчас никто ничего не даст. Разве что, как сироте. Но у тебя все равно опекун есть. Хотя, ты уже восемнадцатилетний… Ладно, давай сюда заявление. Дату поставь. Но предупреждаю сразу, лучше готовься на осень. Летом перекантуешься как-нибудь. А осенью решим.

Да, вспомнил старые времена. Всюду энергичная и активная молодежь. Прям в жилах вскипела юная кровь.

А сколько девушек! Прямо глаза разбегаются. Наш институт принадлежал к педагогическому ВУЗу, тут полно девушек, даже перебор. Я успел познакомиться сразу с пятью. И это помимо тех, что у нас на потоке.

Одна из них, Юля, чертовски мне понравилась. Стройненькая, светловолосая, с большими зелеными глазищами. Губки тонкие и изящные. Только чуточку припухлые. Мы познакомились возле стенда с расписанием экзаменов.

— А вы на каком факультете? — спросила девушка. — А, географ? Как увлекательно.

Она непосредственная и искренняя. Красное платьице до колен, на боку кармашек, ткань вся в рисунках роз.

— А вы педагог? Преподаете в школе? Надо же, как повезло вашим ученикам. Такая симпатичная учительница.

— Вы мне льстите, — ого, Юля даже покраснела. — Для меня главное научить их правильно писать и читать. И привить любовь к предметам.

Мы отошли от стенда. Там и так толпились студенты.

— У вас уже все занятия? — спросил я.

Да, она уже освободилась. Ну, раз так, почему бы не проводить домой?

— Нет, я в библиотеку поеду, — Юля улыбнулась. — Мы с подругой договорились там позаниматься.

Ух ты, а ведь верно. Почему бы и мне не зайти в библиотеку?

— Ну, пойдемте, — на Юлины щечки то и дело падала прядь волос. А еще она мило закусывала нижнюю губу, когда задумывалась. — Вы говорите, что ни разу там не были? И это за два курса обучения? Как же так?

Мы пошли по городу. Болтали о всякой всячине. Я и забыл, что мне за тридцать. Снова ощутил себя прыщавым юнцом. Неловким и угловатым.

Языком молол без остановки. Попутно узнал кучу вещей. О том, что Юля живет в общежитии. О том, какие у нее дурные подруги. О том, что она приехала из Рязани. О том, что еще не была на Красной площади.

— Я устала, — Юля указала пальчиком на летнюю кафешку. Посетители сидели внутри и на улице. Магазин и кафешка в одном флаконе. — Давай посидим. Отдохнем.

Мы зашли отведать мороженого. На Москву надвинулась жара. Хотя, на небе хмурились тучи. Скоро погода испортится. А пока что стало душно, как летом.

Посидели за столиком на улице. Отдохнули. Потом отправились дальше. Оглянуться не успели, а уже пять часов. Забрели на Москву-реку, полюбовались видами. По воде плыл катер.

— А у тебя есть девушка? — как бы невзначай спросила Юля.

Я поглядел на нее. Девушка смотрела на реку. Как будто ее не интересовал ответ. Глазки полузакрыты. Губки, наоборот, приоткрыты.

Вместо ответа я поцеловал Юлю. Ждал, что она оттолкнет меня. Ударит по щеке. Но девушка сама охватила меня руками. Прижалась ближе. И ответила на поцелуй. Страстно.

Ух ты. А мне здесь нравится. Я обнял Юлю за талию. Прижал к себе. Мы стояли так не знаю сколько времени. Девушка целовалась с закрытыми глазами. Причем довольно умело.

А затем она меня оттолкнула. Отвернулась, пряча покрасневшее лицо. Потом глухо спросила:

— Значит, у тебя нет девушки? Или все-таки есть?

Я взял ее за плечо. Повернул к себе.

— Нет, у меня нет девушки, — не рассказывать же о том, что другая девушка у меня осталась в прошлом. Вернее, в будущем. В далеком будущем. — Но, похоже, сейчас появилась.

Юля улыбнулась. Мы оторвались от перил и пошли дальше.

— Ты успеешь в библиотеку? — спросил я. — Или она уже скоро закрывается?

Девушки девушками, но первым делом самолеты. Вернее, боевые искусства. Мне надо в наш спортзал. К Щепкину. На смотрины к великому учителю. Патриарху.

Честно говоря, не очень-то и хотелось. Гораздо приятнее остаться с этой зеленоглазой девушкой, смотреть, как она улыбается.

Мешать ей готовиться к экзаменам. Смущать ее подружку. Устроить переполох в библиотеке. Чтобы пожилая работница библиотеки строго пригрозила выставить нас оттуда.

Но нет. Надо идти на тренировку. В первую очередь, мне самому надо.

— Нет, она работает до позднего вечера, — Юля глянула часики на запястье. Ахнула: — Ох, уже полседьмого! Катя меня прибьет! Пойдем скорее!

Я довел ее до библиотеки. Внутрь заходить не стал. Сослался на занятость.

— Ну, когда мы теперь увидимся? — спросила девушка. — Или ты больше не захочешь встречаться?

Какая непосредственная. Какая искренняя. Я улыбнулся.

— Сегодня вечером я приду к тебе в общагу. Там и увидимся.

На том и расстались. Я отправился обратно в додзе, а Юля — в библиотеку.

Пока ехал на автобусе, думал о девушке. Вот же диво дивное. Надо же. Не успел освоиться в новом обличье, как обзавелся девушкой. Ну что же, посмотрим, к чему это приведет.

В додзе уже начались занятия. Из-за того, что я гулял с Юлей, я забыл форму. Остался без ги. Щеголял в синих брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. Вот незадача.

Тренировалась другая группа. Парни старших классов. А еще девушки.

И еще боксеры. Мы ведь делили зал с ними.

Ударники мутузили груши в дальнем углу зала, спаринговались на ринге. Прыгали на скакалке. С ухмылкой наблюдали за школьниками, выполняющими ката. И кричащими «Киай!».

Щепкин увидел меня, подозвал.

— А где кимоно? — спросил он, сдвинув брови. — Ты что, так пришел?

Я почесал затылок.

— Да прямо с универа приехал. Не было времени домой заехать. Но ведь у нас недолго будет? Я просто покажу пару ударов?

Тренер нахмурился.

— Ты с ума сошел? Какого черта? Конечно же, нужно кимоно. Там же кумитэ будет. Ты бы еще в спецовке строителя приперся.

Он постоял, подумал. Потер бороду.

— Ладно, подожди. Сейчас что-нибудь придумаю.

Дав указание старшему ученику, он скрылся в подсобке. Парень в ги с синим поясом занял место перед учениками и выкрикивал им команды. Я отошел в сторонку.

Хотел присесть на скамеечку, но не успел. Передо мной остановились двое боксеров. Красные майки влажные от пота. Часто дышат. Руки в перчатках.

— Э, малой, ты тож каратист, что ли? — спросил один. Чуть выше меня, мускулистый, поджарый, с расплющенным носом. Все, как полагается. Вихры на голове стоят торчком. — Или пришел записаться в секцию? Нахера тебе это надо? Лучше к нам, в бокс иди.

Ага, вот и агитаторы. А чего это они так за меня переживают?

— А что там, лучше? — спросил я. — В боксе?

Вихрастый кивнул.

— Ну, конечно, — он указал на каратистов. — Это разве поединок? Это же просто танцы. Как корова на льду. Разве тут учат бою? Да все эти каратисты ни хера не умеют драться. Еще и орут всякую ерунду. Как будто им кто-то на ногу наступил.

Его товарищ кивнул. Он был пониже ростом. Стройный, невысокий, подвижный.

— Это все просто обман. Никакого карате не существует. Это бальные танцы.

Мда. Я такое слышал и в прошлой жизни. И пару раз пришлось отстаивать свое мнение в бою. Что же мне, тут тоже придется защищаться?

— Ну, как сказать, — я нейтрально пожал плечами. — Всегда полезно узнать что-то новое. Может быть, в этом карате таится какой-то секрет. Который я хочу узнать.

Вихрастый нахмурился. На лбу образовались морщины.

— Эй, ты что, уже занимаешься карате? Тогда запомни, это просто напрасная трата времени. Херня полная. Понял?

Я мог бы промолчать, но не удержался.

— Ну, это еще как поглядеть, — сказал я.

Вихрастый пришел в ярость. Не знаю, что там у него стряслось. Получил сегодня в жбан, что ли? Или просто такой вредный?

— Э, да я любого вашего по рингу размажу, — сказал он и ткнул меня перчатками в грудь. — Понял? И вашего тренера тоже. Идите лучше в школу балета, больше толку будет. А то шляетесь тут, место занимаете.

А вот это он зря. Я сощурился и пристально поглядел на него.

— Ты уверен, что и вправду завалишь любого?

Загрузка...