Попкорн

Глава двадцать восьмая

Брюс и Уэйн стояли рядом у окна, глядя на город, выросший у Брюса на лужайке. Сотни орудий были нацелены на Уэйна, но не стреляли, потому что Скаут находилась вне зоны досягаемости.

— Ты хочешь, чтобы кто-то взял на себя вину? — переспросил Брюс. — И как ты это себе представляешь? Какой-нибудь маг и волшебник объяснит происходящее оптическим обманом и заявит, что на самом деле всех перестреляли не вы, а кто-то другой?

Брюс только притворялся удивленным. На самом деле в его мозгу уже зародилось страшное подозрение.

На полу, у мини-бара, закашлялась Брук. Может быть, пыталась что-то сказать, а может, просто кашляла.

— Ей нужен врач, — забеспокоилась Велвет. — Позовите врача.

Уэйн снова разозлился и резко навел на Велвет пистолет.

— Я эту суку не просил угрожать моей девушке. Она сама виновата, нечего было хвататься за пушку. А теперь заткнись — мы с Брюсом разговариваем. Или тебе помочь заткнуться, а?

Он шагнул к девочке и занес над ней кулак. Велвет разрыдалась.

— Если ты ее ударишь, — сказал Брюс, — клянусь, на мою помощь можешь не рассчитывать.

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, даже если маленькая сучка схлопочет по шее. — Настроение Уэйна менялось с пугающей быстротой.

— Пожалуйста, не бей меня, — рыдала Велвет.

— Она же ребенок, Уэйн, — вмешалась Скаут. — Не надо ее бить. Не опускайся до такого.

— Никакой она не ребенок, милая. В Голливуде дети рождаются взрослыми. Эта маленькая сучка, наверное, уже потратила больше денег за свои недолгие годочки, чем твоя мамаша получила бы за пятьдесят жизней. Она заслуживает хорошей порки.

— Повторяю, — снова заговорил Брюс, — если ты ее ударишь, о своем плане можешь забыть.

Уэйн медленно опустил кулак.

— Хочу пояснить, Брюс: я выполняю желание моей девушки — не твое. Заруби себе на носу: ты будешь делать то, что мне угодно, врежу я твоей пигалице или нет.

Брюс воспользовался моментом, чтобы вернуться к теме разговора.

— Ну, так чего же ты хочешь? — взмолился он. Ему необходимо было услышать правду, какой бы страшной она ни оказалась. Страшной потому, что в глубине души Брюс понимал, зачем пришел к нему Уэйн.

— Я хочу, чтобы ты выступил в роли нашего защитника. Чтобы ты попросил о помиловании и спас нас от электрического стула.

— Попросил о помиловании? Ты что — совсем свихнулся?! Думаешь, мои слова спасут вас от наказания? Да вы виновны не меньше Гитлера!

— Виновны, если ты имеешь в виду, что мы и правда сделали то, что сделали, но ведь не в этом суть, посуди сам. В наши-то дни! Какая разница, виновен ты или нет — тебя все равно могут признать невиновным.

Брюс перестал что-либо понимать. Все взгляды были устремлены на него, только Скаут самозабвенно изучала свои ногти на ногах.

— Помнишь, — продолжил Уэйн, — ту мексиканскую телку, которая мужу член отрезала? Она была виновата и даже не отрицала этого. Отчикнула парню его достоинство и выкинула из окна машины. И что — сидит она за это? Ворочает булыжники на солнцепеке? Очень сомневаюсь. А все потому, что она была одновременно и виновата, и невиновна. В Америке такое вполне возможно.

Скаут оторвалась от своего занятия.

— Все правильно. Она это сделала и была права. Подонок бил ее и насиловал, так что получил по заслугам. Надеюсь, нож у нее был ржавый.

Уэйн поморщился.

— Знаешь, Скаут, тут мы с тобой не сходимся во мнении. Я лично не представляю, как муж может насиловать жену. Муж берет у жены то, что и так ему принадлежит. К тому же эта мексиканская сучка отрезала член у бывшего морского пехотинца, служившего на благо американского народа, а потому должна гнить в грязной дыре, на свободе ей не место.

— Он ее бил.

— В этом случае, дорогая, от мужа уходят, а не член ему отрезают.

— Присяжные ее оправдали.

— Значит, они там все были лесбиянками и гомиками.

Скаут фыркнула и вернулась к изучению ногтей.

— А-а, ладно, ну тебя, — бросил Уэйн, — мы отклонились от темы. Я говорю, что, как бы там ни было, эта сука вышла на свободу. Совершила преступление, во всем призналась, ни капельки не раскаиваясь в содеянном, и все-таки вышла на свободу. Виновата, но невиновна, ясно? У нас в Америке такое возможно. Главное, чтобы тебя оправдали.

— То есть ты полагаешь, — Брюс постарался, чтобы это звучало отрезвляюще, — что для массового убийства может быть какое-то оправдание?

— Брюс, в США найдется оправдание для чего угодно. Помнишь тех копов, которые избили ниггера и начали беспорядки? Там все на пленке было заснято — и что? Сидят они в тюрьме? Нет, сэр, не сидят. А О. Джей Симпсон? Сначала кричали, что он убил жену. Потом оказалось, что настоящая жертва — не мертвая телка, а сам Симпсон. Жертва полицейского-расиста, которого, кстати, тоже не посадили. В этой стране никто ни в чем не виноват. Так с чего же мы со Скаут будем отвечать за то, что натворили?

Брюс мысленно увидел себя вчерашнего, проникновенно толкающего речь на губернаторском балу. Неужели это было вчера? Скорее, в прошлой жизни… Брюс снова услышал собственный голос, парящий, как ему тогда казалось, над банальностью и лицемерием толпы: «Никто ни в чем не виноват».

Он сам это сказал.

Так неужели Уэйн прав и все сойдет ему с рук?

— Уэйн, подумай. На твоей совести слишком много жертв. Для этого не может быть оправдания.

Уэйн улыбнулся, снял телефонную трубку и начал набирать номер.

— Брюс, ты только что получил «Оскар». Если я скажу, что ты сейчас, наверное, самый знаменитый режиссер в мире, это не будет лестью. Ты действительно достоин всемирного признания. Ты хорошо поработал и заслужил свою награду… Простите. — Он повернулся к телефону.

На другом конце провода ответившие на звонок Корнелл и Мюррей наперебой перечисляли свои чины и звания.

— Заткнитесь и слушайте! — рявкнул в трубку Уэйн. — Мы хотим сделать заявление, понятно? Собираемся объявить о своих намерениях и всем все объяснить. Для этого вы пришлете сюда небольшую «И-эн-джи». И не возитесь там.

— Да, да, «И-эн-джи», электронную съемочную группу по сбору новостей, — проговорил директор «Эн-би-си», довольный тем, что мог ответить на вопросительный взгляд начальника полиции.

— Я знаю, что такое «И-эн-джи», иначе не просил бы прислать ее! — заорал Уэйн.

— Да, это я говорил для нача…

— Заткни глотку! Тут говорю я. Попробуете меня еще раз перебить, и будем разбираться с помощью автомата, ясно? Так вот, съемочная группа должна передавать информацию на все каналы, в том числе кабельные. Никакого эксклюзива — материал транслируют все, понятно? И еще одно. У звукооператора должен быть доступ к рейтинговому компьютеру. Я хочу получать информацию о своей популярности каждую минуту. Если сделаете все, как я сказал, то даю вам слово свободного американца: кого бы я еще здесь ни убил, телевизионщики останутся невредимы. Я гарантирую их безопасность, поскольку вы здесь наблюдатели, а мы действующие лица.

Уэйн положил трубку на рычаг и повернулся к заложникам.

— Теперь придется немного подождать, — сказал он. — Может, выпьем?

— Уж больно много ты знаешь о телевидении, — отозвался Брюс. На мгновение у него мелькнула сумасшедшая мысль: может, это все какая-то дурацкая шутка? Может, Уэйн и Скаут — не те, за кого себя выдают, не массовые убийцы, а, допустим, студенты или журналисты, пытающиеся что-то кому-то доказать? Может, все это обман? Ведь Брук уже разыгрывала его. Может, она не умирает, а всего лишь притворяется?

Но не прошло и четверти секунды, как этот отчаянный побег Брюса от действительности закончился полным фиаско. На постере в стеклянной раме все еще виднелись пятна, напоминающие об убийстве Карла. У Брук во рту постоянно собиралась свежая кровь, грозящая удушить ее до того, как она умрет от кровопотери. Брюс чувствовал запах изувеченной плоти. В комнате было столько голой правды и пугающей реальности, что оставалось только удивляться, как в ней умещалась еще и мебель.

— Откуда я столько знаю о телевидении? — сказал Уэйн. — Ну, Брюс, какие же нынче могут быть секреты? Тем более о телевидении. Ты сам подумай. Домашнее видео, местные кабельные каналы — ведь это все часть жизни. Не имитация реальности, а прямая ее трансляция. Настало время электронной демократии. Нет больше разделения на «нас» и «вас», и «мы» теперь повсюду. Выигрываем призы на телешоу. Оказываемся героями видеозаписи об ограблении банка. Признаемся в грехах у Опры Уинфри и получаем прощение на христианском канале. Люди стали телевидением, приятель, а ты еще спрашиваешь, откуда я знаю, как его использовать? Несложно было разобраться — можешь мне поверить, дружище. И знаешь, при всем твоем уме, ты на удивление плохо соображаешь. Прости, мне нужно связаться с копами.

Начальник полиции Корнелл сидел в своем бронированном автомобиле, почти дрожа от радостного возбуждения. Уэйн Хадсон все придумал как нельзя лучше.

— Достаньте оборудование, которое он просит! — рявкнул Корнелл Мюррею. — Ваша «И-эн-джи» будет состоять из переодетых бойцов спецназа. Через две секунды они нейтрализуют маньяка и эту его чертову подружку. — Начальник полиции мысленно уже готовился к пресс-конференции, посвященной героической операции по спасению заложников.

Зазвонил телефон. Корнелл и Мюррей вместе подскочили к аппарату.

— Да, и еще. Я знаю, о чем вы думаете, ребята, — услышали они голос Уэйна. — Хотите прислать сюда бригаду спецназовцев? Ну, так не надейтесь. Съемочная группа будет минимальной: один телеоператор и один звукооператор. Два человека, ясно? Два. Кроме того, они должны быть без обуви и в одном нижнем белье. Слышите? Только белье, ничего больше. И никаких широких кальсон и дамских шаровар. На них должно быть ровно столько одежды, сколько необходимо для прикрытия срамных мест. Я собираюсь исследовать каждый сантиметр их тел и оборудования, и если мне вдруг, не дай бог, покажется, что где-нибудь в пятидесяти ярдах от этих несчастных спрятан пистолет, граната или хотя бы перочинный ножик, я прикажу Скаут изрешетить пулями всех четырех заложников, и можете не сомневаться, что она сделает это, учитывая, как сильно моя крошка любит меня и как послушно выполняет мои приказы. Так что, если ты, коп, вздумаешь играть со мной в кошки-мышки, по твоей вине у нас тут будут еще четыре трупа, и это покажут по всем телеканалам Америки. Все. Пока.

Уэйн повесил трубку.

На этот раз от радостного возбуждения задрожал телевизионщик. Катастрофа была предотвращена! Начальник полиции Корнелл со своим солдафонским напором чуть было не превратил невероятное событие, просто созданное для телевидения, в обычную полицейскую операцию. Телевизионщиков едва не согнали со сцены, едва не лишили возможности не просто рапортовать с места событий, а стать их частью. В этом, по мнению директора «Эн-би-си», и было истинное назначение новостей. Проникнуть — с помощью людей и камер — в самую гущу происходящего и создавать, лепить реальность, стать реальностью, наконец. А те, кто раньше был у власти — копы, политики, общественные деятели, — пусть молча наблюдают со стороны.

И Мюррей чуть было не лишился всего этого. В какой-то момент полицейский почти перехватил инициативу. Но вот, благодаря тому, что у злодея оказалось верное понятие об общественном порядке, телевидение заняло в истории то место, которое ему и полагалось.