Порочная игра

Глава 13

Рокфорт едва не подавился элем, когда увидел нависшего над ним Вейна и стоящего рядом с ним Ника, почти такого же мощного, как старший брат.

Вейн вежливо поклонился двум приятелям Рокфорта.

— Прошу нас извинить, джентльмены, — сказал он и улыбнулся, глядя вслед «джентльменам», которые так спешили поскорее убраться, что едва не сбили друг друга с ног.

Ник и Вейн заняли освободившиеся места. Ник откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, приняв расслабленную позу стороннего наблюдателя. Вейн наклонился к Рокфорту:

— Я хочу поговорить с вами насчет Бринсли Коула.

Рокфорт замотал головой так ожесточенно, что затряслись его отвисшие щеки.

— Я ничего не знаю о смерти Коула.

Не обращая никакого внимания на признание Рокфорта, Вейн продолжал:

— У мистера Коула хранились кое-какие документы. Документы, которые, похоже, исчезли. Вы что-нибудь о них знаете?

— Ничего, ничего! Мы же не лезли друг другу в карманы! Я понятия не имею…

— Вы лжете, Рокфорт. Я слышал, как на поминках вы справлялись о них у леди Сары. У вас хватило дерзости и бестактности упомянуть карточные долги ее мужа в день похорон и потребовать от нее уплаты долга. Но вы готовы были принять оплату и не деньгами, верно? Вы упомянули документы.

— Я же сказал, я ничего не знаю о документах. Вы, должно быть, ослышались. — Он переводил глаза с Вейна на его брата и обратно.

Вейн тяжелым взглядом пригвоздил Рокфорта к месту.

— Если вы были готовы принять эти документы в качестве оплаты, вы должны знать, что в них содержится.

— Разумно, — заметил Ник.

— Разумно. — Вейн кивнул, а Рокфорт заерзал, как уж на сковородке. — Но их никто не может найти. Возможно, их забрал убийца Бринсли. А может, он их тоже не нашел. Вы что-то о них знаете, Рокфорт. Вам не приходило в голову, что вас могут убить следующим?

По-детски большие и ясные глаза Рокфорта расширились. Он схватился за грудь.

— Что в тех бумагах, парень? — спросил Вейн. Рокфорт облизнул губы.

— Я не знаю. Точно не знаю. Я знаю, что Бринсли занимался кое-какими темными делами, он сказал, что у него есть компромат на некоторых важных персон. Он брал с них деньги…

— Шантаж?

Рокфорт кивнул.

— Но, конечно же, прямо он мне этого не говорил.

— Вы догадываетесь, кто мог желать его смерти?

Рокфорт зябко повел плечами.

— Его многие не любили.

— Тоже мне новость. Какие-нибудь конкретные враги?

— Помимо его жены? — сделал ответный выпад Рокфорт.

Вейн молниеносно схватил Рокфорта за горло.

— Больше об этой леди вы говорить не будете. — Вейн не мог ему сказать, что он знает о шантаже графа Строи.

Пока не мог. Сначала надо затянуть узел на шее у Рокфорта так, чтобы тот уже не мог выкрутиться.

— Потише, Вейн, — пробормотал Ник. — Ты же не хочешь убивать этот пудинг прямо здесь. Пусть сначала он скажет нам все, что знает.

Вейн огляделся. В битком набитой, шумной и дымной таверне, похоже, никому ни до кого не было дела. Но Ник прав. Кроме того, Рокфорт упомянул Сару с единственной целью поймать его на живца, как тогда, в ту судьбоносную ночь, когда все это началось.

Вейн разжал пальцы и отпустил Рокфорта.

— Имена, Рокфорт. Мне нужны имена.

Жадно глотая воздух, Рокфорт откинулся на спинку стула.

— Ладно! Да, ладно!

Когда Вейн и Ник выходили из кофейни Брауна, при них был составленный Рокфортом список.

— Хорошая работа, — сказал Ник, — но ты зря привел меня. Ты мог бы запросто задавить Рокфорта одной левой.

— Ты был мне нужен не затем, чтобы помочь справиться с Рокфортом. Ты был там, чтобы усмирить меня.

Ник засмеялся.

— Он хотел продолжить славное дело Бринсли. Подоить тех, кого не успел выдоить покойник. Какая глупость! Самый верный способ тоже стать покойником.

— Да. Ты заметил, что он нисколько не удивился тому, что мы заговорили об убийстве его приятеля? Несмотря на официальную версию самоубийства?

— Ты думаешь, он мог совершить убийство?

— Возможно. — Вейн вопросительно поднял бровь и посмотрел на брата. — Ты не мог бы выяснить кое-что об этом парне, Ник? По своим каналам? И еще узнай, чем он занимался и где был той ночью, когда умер Коул. По часам. Но будь осторожен. Такие шавки, как он, кусают из-за угла.

Несмотря на то, что маленькую гостиную заливал солнечный свет, Саре было не по себе уже потому, что ей снова пришлось прийти в дом Питера Коула. Подавленное состояние вызывалось не только тем, что здесь ее держали под арестом. В этом доме все дышало меланхолией, и совсем не потому, что здесь скорбели о безвременно ушедшем Бринсли Коуле.

Во время разговора Сара присматривалась к Дженни. Очень светлые волосы Дженни были уложены в мелкие кудряшки. Эти торчащие из-под кокетливого кружевного капора кудряшки выглядели довольно легкомысленно. Черное траурное платье казалось слишком строгим для такой миловидной кокетки. Почему она не выходила замуж? Дженни была очень привязана к брату, но наверняка ей хотелось иметь мужа, семью.

Сару осенила догадка. Должно быть, дело в какой-то болезни. Бринсли говорил, что его сестра никогда не отличалась крепким здоровьем.

— Мама очень любила Бринсли, — сказала Дженни, поднеся чашку к манерно надутым губам. — Он был такой ангелочек в детстве.

«И превратился в дьявола, когда подрос».

Сара осадила себя. Нельзя хранить в душе столько ненависти к покойному. А осуждать его за грехи она после того, что случилось, не имела права. Лучшая половина ее существа знала, что ей следует его простить, но худшей половине это не удавалось. Первое, что приходило на ум при мысли о покойном Бринсли, так это то, что теперь он больше никогда не причинит ей боль. Теперь ему до нее не дотянуться.

Так почему же тогда камнем на шее висело дурное предчувствие?

Дженни встала и подошла к секретеру.

— Вот те вещи, которые мама хотела передать Бринсли. Они принадлежали папе. — Дженни принесла маленькую инкрустированную шкатулку и протянула ее Саре.

Сара открыла крышку и заглянула внутрь.

Там было несколько дорогих безделушек: булавка для галстука, которая могла бы стоить значительную сумму, если бы бриллиант был настоящим; перстень с крупным, квадратной формы, изумрудом, из тех, что носили джентльмены в прошлом веке, красивые карманные часы. Саре не хотелось разглядывать содержимое шкатулки сейчас, когда за ней наблюдала Дженни, но надежда облегчила груз, который, казалось, придавил грудь. Этих вещиц хватит, чтобы обеспечить будущее Тома, и, значит, денег у Вейна можно не просить.

Должно быть, у Сары действительно не было совести, потому что она не испытывала никаких угрызений из-за того, что эти семейные реликвии придется продать. Для Сары эти вещи не имели никакой ценности, не вызывали никаких сентиментальных чувств. Если бы Бринсли получил их после смерти матери, он бы сразу отнес их в ломбард, а полученные деньги потратил бы, потакая своим многочисленным слабостям. И если бы не Том, Сара сказала бы своей золовке, чтобы та все оставила себе.

Когда Сара, поблагодарив Дженни, поднялась, чтобы уходить, в коридоре зазвучали шаги. Дженни замерла и испуганно посмотрела Саре в лицо.

Выхватив у растерявшейся Сары шкатулку, Дженни спрятала ее под вышитую диванную подушку.

В следующее мгновение в гостиную вошел Питер Коул. Выражение его лица было рассеянным.

— Знаешь, Дженни, я…

Он остановился, заметив Сару.

— О, прошу меня извинить. Я не хотел вам мешать. — Он поклонился, испытывая неловкость, которую испытывал бы любой мужчина при встрече с леди, которую недавно держал у себя в качестве пленницы. — Как поживаете, леди Сара?

Она сделала реверанс.

— Как положено женщине в моем положении, Питер. Спасибо.

— Да. Хорошо. Очень хорошо. — Он вежливо и несколько натянуто улыбнулся. — Не буду вам мешать, дамы. — Он еще раз поклонился и вышел.

Сара испытала мстительное удовлетворение, став свидетельницей неловкости Питера. Ей даже захотелось улыбнуться. Но когда она взглянула на Дженни, улыбаться ей расхотелось.

Сара кивком указала на подушку, под которой лежала шкатулка:

— Питер не знает, что вы отдаете это мне?

Дженни медленно покачала головой.

Никакого завещания не было, теперь Сара была в этом уверена. Но Дженни знала, что у Сары нет денег, и решила облагодетельствовать золовку и при этом не ущемить ее гордость. Для этого и было придумано завещание матери.

Сара, опустив голову, поправляла перчатки, надеясь таким образом скрыть краску стыда, что прилила к щекам.

— Простите. Благодарю, но принять этот дар я не могу.

Она больше не прикоснется к этой шкатулке. И вновь решение самой насущной проблемы ускользало из рук. Теперь уже Дженни выглядела удивленной и обиженной. Впрочем, узнав о скорой свадьбе Сары, она порадуется тому, что невестка не приняла ее щедрого подношения.

— Дженни, я пришла сегодня для того, чтобы сообщить вам новость, которая вряд ли вам понравится. Но я хочу, чтобы вы узнали об этом первой. — Сара переплела пальцы, сжала их и шумно втянула воздух. — Я выхожу замуж за маркиза Вейна. Свадьба… состоится в самое ближайшее время в силу причин, которые я не могу обсуждать. — «Завтра. Свадьба состоится завтра». Она не нашла в себе смелости сказать это Дженни.

— Я желаю вам счастья, — беспомощно заикаясь, проговорила Дженни, забыв о шкатулке и о своем страхе перед братом.

Сара с грустной усмешкой приняла ее поздравления. Дженни желает ей счастья? В этот момент до счастья было дальше, чем до звезд.

На бракосочетании леди Сары Коул и Лукаса Кристофера Сент-Джон Морроу, шестого маркиза Вейна, присутствовало меньше двадцати человек. Сару вполне устраивало то, что свидетелями церемонии были только самые близкие родственники. На поминках Бринсли она постоянно ловила на себе косые взгляды, слышала пересуды за спиной. Можно лишь догадываться, что ей пришлось бы пережить, если бы этих светских сплетников и сплетниц позвали на свадьбу. К тому времени как об их браке станет известно в широких кругах, они с Вейном уже уедут из Лондона в его родовое поместье.

Как оказалось, вся семья Вейна проживала в Лион-Хаусе, в поместье в окрестностях Ричмонда. И если они с Вейном проведут так называемый медовый месяц в Лион-Хаусе, значит, Саре придется жить под одной крышей с матерью Вейна, его братьями и племянниками. По этому поводу Сара испытывала двойственные чувства. С одной стороны, этот брак, как и сопутствующие ему обстоятельства, не могли не вызывать подозрения у домочадцев Вейна, так что на теплый прием с их стороны и дружелюбное отношение она едва ли могла рассчитывать. С другой стороны, Сара готова была вытерпеть что угодно, лишь бы как можно дольше оставаться с Вейном наедине.

Церемония началась. Когда отец повел Сару к алтарю, ее охватила паника. Вейн казался громадным и необычайно мужественным. Он повернул голову в се сторону, и его пристальный взгляд заставил ее до абсурда остро ощутить реакции своего тела, участившийся пульс, учащенное дыхание, громкий стук сердца.

Граф соединил их с Вейном руки и легонько пожал их. Сара была благодарна отцу за поддержку, за ту решимость, что он передал ей своим пожатием. Их с Вейном руки почти не касались. И, несмотря на это, Сара чувствовала тепло его тела, тепло его взгляда. Вскоре они станут одним целым. Семьей. Мужем и женой.

Когда викарий начал свою высокопарную речь, у Сары возникло ощущение, что все это происходит во сне. Ей вдруг стало очень холодно, словно она попала туда, где были лишь снега и льды. Она замерзшими губами повторяла клятвы, и они гулким эхом отдавались в ее сердце, как будто оно было пустым и холодным — пещерой на заснеженной вершине. Сара пыталась вдумываться в слова, которые произносила, но они доносились до нее словно издалека, будто все это происходило не с ней, а с другой женщиной.

«Телом своим я почитаю тебя…»

Потом все вдруг закончилось. Она очнулась, когда Вейн поднес ее руку к губам. Глаза их встретились, и горячий ток пробежал по телу Сары, пробуждая способность ощущать. Когда он привлек Сару к себе, чтобы поцеловать в щеку, ей показалось, что она гнется под напором его откровенного, бьющего через край мужского вожделения. Губы его едва коснулись ее кожи, а колени уже подгибались, и лед внутри растаял. Желание, которого Сара не желала испытывать, захлестнуло ее.

И вновь она вдыхала этот неповторимый, только ему присущий запах. Сара закрыла глаза, борясь с поднимающейся волной страсти и страха.

Потом их обступили его братья. Они были сама галантность, они наперебой поздравляли молодых, пользуясь возможностью поцеловать невесту. Что бы они ни думали об этом браке, они хорошо скрывали свои мысли. Вне сомнений, вскоре ей предстоит узнать их истинное отношение к этому событию и к ней самой.

Мать Вейна, сплошное радушие, выплыла им навстречу.

— Моя дорогая! Подойдите, позвольте мне вас поцеловать. Я так рада, что рядом со мной наконец будет дочь. Теперь у меня появилась союзница. Как же трудно одной сражаться против всех этих мужчин! Вы ведь мне поможете держать их в руках?

Сара ответила что-то уныло-банальное, позволив вдовствующей графине обнять ее. Сара не хотела привязываться к этим людям.

Изысканный свадебный завтрак не пробудил у нее аппетита. Теперь, когда свадебная церемония закончилась, впереди грозовой тучей маячила брачная ночь.

Вейн сказал, что не станет ее принуждать, и Сара ему верила. Но при этом оставалась реальная угроза того, что он сделает все от него зависящее, чтобы ее соблазнить. Реальная угроза того, что она, дабы избавить себя от дальнейших мучений, сама бросится к нему на шею. Сара слишком хорошо знала свои слабые места, и от этого становилось еще страшнее.

Но она знала, что ей предстоит, когда ставила свои условия и соглашалась выйти за Вейна замуж. Она должна с самого начала установить свои правила. Если ей удастся проявить твердость этой ночью, то у нее останется шанс прожить в этом браке всю оставшуюся жизнь, сохранив в неприкосновенности сердце и гордость. Возможно, со временем Вейн станет искать плотских радостей на стороне, и каждый из них заживет своей жизнью, сохраняя при этом добрые отношения.

Многие супруги так и живут. Но откуда эта резкая боль при мысли о подобной возможности, откуда горькое сожаление при мысли об одиночестве длиною в жизнь?

Сара поморщилась. Какой она была наивной, надеясь на то, что Вейн безропотно согласится принять поставленные ею условия. Этой ночью, во всяком случае, он попытается ее переубедить. Но со временем, возможно, охотно пойдет на раздельное проживание. Он даже почувствует облегчение. Со временем он найдет себе другую женщину. Других женщин.

Он такой же, как все мужчины.