Последние распоряжения

Винс

Колесницы любви.

Если хочешь погулять вволю, имей машину.

«Сигай внутрь, Мэнд», – говорил я.

Обычно я вывозил ее за город по старому шоссе А20, или по Севеноукс-роуд, или по той дороге, которую мы выбрали сегодня. Сворачивали не доезжая Рочестера. В Баджерс-маунт, Шорем-вэлли, Брандс-хэтч – словом, где-нибудь в тех краях, в Кенте. Но я никогда не забирался с ней дальше, в самые дебри прошлого. Я мог бы остановиться, как Джек, и сказать: вот тут все началось. Но в таких путешествиях с секретом не было нужды, потому что я все ей выложил, как только мы впервые завалились в фургон Рэя, – всю подноготную Джека и Эми, включая историю с Джун.

«Так, значит, Джек с Эми и тебя взяли со стороны, – сказала она. – Пожалели тебя так же, как меня». Точно они заранее научили ее, что говорить.

«Я у них ничего не просил», – ответил я.

Но мы все равно были два сапога пара, я и Мэнди.

В ту пору выехать за город было проще, и машин было меньше, так что я убивал сразу двух зайцев. Во-первых, проверял, хорошо ли работает двигатель, который я налаживал последним: нет ли в нем каких неисправностей. А потом мы оба проверяли, не появилось ли каких неисправностей в нас самих. В те дни мы с Мэнди перепробовали на мягкость не одно заднее сиденье.

Конечно, мы могли выйти из автомобиля, отправиться куда-нибудь на уютную лужайку, расстелить там одеяло и заняться этим на природе, как кролики. Иногда мы так и делали. Но земля не всегда бывает сухая, а погода не всегда теплая, да и потом, Мэнди, по-моему, довольно скоро просекла, что я люблю заниматься этим в машине. Лучше всего на черном потертом кожаном сиденье. Я любил, чтобы все было быстро и вроде как наспех, точно время поджимает и некуда больше податься, и Мэнди, по-моему, тоже это нравилось, потому что дело обходилось без лишних улещиваний – один взгляд, кивок, и вот ее ноги уже вокруг моей шеи. «Ты и вправду никогда не занималась этим в машинах?» – спрашивал я, а она говорила, что у ее дружков из Блэкберна в жизни не было машины. «Дружки? – говорил я. – Что за дружки? Стало быть, ты там практику проходила». – «Какой догадливый», – отвечала она.

Она садилась на меня верхом, упиралась ладонями в потолок фургона, который был как раз на нужной высоте, и отталкивалась от него.

Я знаю, что она не того ждала, не на то рассчитывала, но люди быстро приспосабливаются. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Я знаю, что Лондон виделся ей чем-то вроде Большого Бардака, где она будет трахаться с кем ни попадя или бродить по улицам с какими-нибудь волосатыми придурками, а потом отдаваться им в подвале. А вместо этого Джек и Эми в первый же вечер забрали ее под свою крышу, словно она сбежала от мамочки с папочкой только ради того, чтобы найти им заместителей. И она, в общем-то, не особенно разочаровалась, она была даже благодарна. Я сказал ей: им это не впервой, прецедент уже давным-давно был. Так и сказал, прямым текстом: «Они хотят, чтобы ты стала сестрой, которой у меня нет». И тогда ей было самое время опять слинять, и по-быстрому, да только она не захотела.

И вместо того, на что рассчитывала, она получила меня: Винса Доддса, круглого сироту, прямиком из аравийской пустыни. Парня, который сутками лежит под автомобилем и выбирается оттуда только затем, чтобы полежать на ней.

Я сказал ей, что удрал, и все тут. Сбежал в армию. Другие бегут от армии, а я вот наоборот. Потому что не хочу стать подручным мясника, ему в угоду.

«Так чего тогда вернулся?» – спросила она.

Я сказал, что теперь-то другое дело, разве нет? Теперь у меня свое занятие – спасибо дяде Рэю, а также Королевским инженерным войскам. И если Джек думает, что я брошу возиться с машинами и снова нацеплю белый фартук, то он глубоко ошибается.

«Если ты так его ненавидишь, почему не поселишься отдельно?» – сказала она.

«Я и поселился, золотко, – ответил я. – Разве ты не заметила? Это ты живешь с ними, а не я».

«Я имею в виду, насовсем», – сказала она.

Тогда я объяснил, что мне торопиться некуда. Всему свое время. Сначала надо раскрутить бизнес, а уж после устраиваться с жильем.

«Бизнес?» – спросила она.

«Ага», – сказал я.

Она любила вылизывать мои наколки, как будто хотела вовсе их слизать.

«А когда ты устроишься с жильем, там не найдется местечка для меня?» – сказала она.

«Может, и найдется, если хорошо попросишь, – сказал я. – Пока у тебя неплохо выходит».

Что бы мы делали без этого фургона.

Да, мы были два сапога пара, хотя с виду не скажешь. Ей восемнадцать, мне двадцать три. По-моему, иногда она смотрела на меня как на парня из другого поколения, старше, чем ее, – так, словно я приходился ей кем-то вроде дядюшки. Бывало, она говорила, что мне надо измениться, догнать убегающий поезд, вскочить на подножку. Время Роя Орбисона ушло. Я отвечал, что я уже давно изменился, стал другим человеком, разве нет? А насчет поезда – она что, думает, я все проспал? Между прочим, я был на Востоке, куда хиппи как мухи на мед лезут. А видела она когда-нибудь, как человеку сносят голову? Вот пускай и помалкивает.

Она смотрела на меня, моргая.

Мир, конечно, меняется, это я знал. Не мог не видеть. Но я говорил: я скажу тебе, что в наше время главное, что стоит за всеми переменами. Это тебе не «Битлы», и не «Роллинги», и не длинные волосы с куцыми юбочками, и не дармовое молоко и гондоны от Службы здравоохранения. Нет, главное – это движение. Теперь надо быть подвижным. Как ты попала сюда из Блэкберна? Благодаря чему тебе удалось свалить от мамаши с папашей? Еще совсем недавно мир можно было поглядеть, только вступив в армию, а такая игра, скажу я тебе, не всегда стоила свеч. А теперь? Никто не сидит на месте, все мотаются по разным местам. Ты слушаешь или нет? Через десять лет и «Битлы», и «Роллинги» устареют, а вот колеса будут нужны по-прежнему. Колеса – это колеса. Чем дальше, тем их больше. И снабжать ими людей буду я, Винс Доддс. Я выбрал правильную профессию, потому что без средств передвижения никуда не денешься. И не говори мне, что я отстал от жизни.

Она смотрела на меня, как будто сама что-то прикидывала в уме. «Конечно не отстал, милый», – говорила она.

Она имела манеру закручивать свои волосы в косички и мусолить их во рту, точно школьница.

Я говорил: «Кабы не Гитлер, Джек шагу бы не ступил из своей лавки. Но помяни мое слово: когда-нибудь он еще ко мне приползет».

«Конечно приползет, милый», – говорила она.

Мы выезжали на шоссе и мчались по пригородам, словно только что ограбили банк и удирали от полиции. А ну-ка, догони! Недалеко от Суонли была стояночка с передвижным кафетерием, где жарили свиную грудинку и заваривали такой крепкий чай, что гаечным ключом не провернешь. Мимо неслись машины, и поднятый ими ветер сдувая пар с наших кружек и растрепывал ее длинные волосы. Я никогда не забуду ее, стоящую у дороги. Потом мы отыскивали укромный уголок для себя лично. Мы и автомобиль – это было как любовь втроем. Ох и отводили же мы душу! Потом шла в ход мокрая тряпка – все надо было вытирать. А после мы отправлялись на прогулку по лесам, по полям, слушали птиц, дышали воздухом, глазели вокруг. И я говорил – мне казалось, что это произведет на нее впечатление, она ведь из Блэкберна, да и потом, ведь это говорю ей я: «Между прочим, Кент зовут садом Англии».