Последний довод

— Разве? Во время только что завершившегося полета по программе “Шаттл” американцы получили возможность услышать голос одного из офицеров Пентагона, который давал астронавтам таинственные указания: “Провести альфа, браво”, “Фокстрот — конец” и “Попробуйте еще раз, Чарли, стадия третья”. В космосе испытывалась аппаратура военного назначения. Видимо, стране придется привыкнуть к подобному лексикону, который, похоже, позаимствован из голливудских космических боевиков… На калифорнийской военно-воздушной базе Ванденберг строится, как известно, новый космический центр. Оттуда будут стартовать большинство из 114 запланированных челночных военных кораблей и запускаться разведывательные спутники. Космическое командование в Колорадо-Спрингс начнет скоро испытания противоспутниковых ракет. И последнее. Не кто иной, как вы, сенатор, еще месяц назад говорили, что усилия Пентагона в космической области вполне достаточны. Чем вызвано изменение вашей позиции?

Плиммер, готовый к этому вопросу, начал отвечать прежде, чем журналист успел договорить:

— Как известно, небо больше радуется одному раскаявшемуся грешнику, чем девяноста девяти праведникам. Хоть я и не вижу особого греха в том, что рядовой американский законодатель плохо ориентируется в сугубо научных или технических вопросах, я тем не менее постарался восполнить этот пробел. Ознакомившись с материалами, которые подготовил мой аппарат, я понял, что США по-прежнему остаются уязвимыми для вражеских ядерных боеголовок. Большое впечатление на меня произвел доклад бывшего начальника разведывательного управления министерства обороны, изданный “Мерит фаундейшн”. Я верю в безграничные возможности военного использования космоса. Я собираюсь внести в конгресс законопроект, предусматривающий переименование военно-воздушных сил в военно-космические силы…

Иногда Генри Дугласу казалось, что поделать уже ничего нельзя, события совершенно вырвались из-под контроля и зловещий призрак импичмента маячит где-то совсем недалеко. Газеты и телевидение поддерживали интерес американцев к таинственной истории похищения документов Грайнза все новыми и новыми разоблачениями. Дуглас не мог понять, откуда в прессу поступает информация, касающаяся деталей прошлой предвыборной кампании. Сегодня на его стол положили газету, где цитировался оставшийся анонимным бывший высокопоставленный сотрудник избирательного комитета нынешнего президента, который заявил в интервью, что помнит, как Генри Дуглас и Рэндольф Хобсон хвастались своими источниками информации о закулисной стороне избирательной кампании соперников. Этот человек согласился на интервью при условии, что его имя не будет названо.

По совету Дугласа президент дал указание министерству юстиции подключить к расследованию ФБР. Помощник директора ФБР по связям с конгрессом и общественностью тут же сказал, что расследование будет закончено в течение нескольких недель и результаты переданы соответствующему сектору отдела по расследованию уголовных преступлений министерства юстиции. Дуглас надеялся, что агенты ФБР обнаружат человека, который поставляет прессе компрометирующий его и Хобсона материал. Атака на директора ЦРУ тоже не прекращалась; его обвиняли в проведении “разведывательной операции” против администрации Грайнза, в создании группы, состоявшей из отставных военных разведчиков, которые информировали Дугласа и других о том, что происходит в стане соперника.

Группа, используя украденные из Белого дома списки сторонников Грайнза и потенциальных жертвователей в его избирательный фонд, объезжала штат за штатом, всеми возможными способами стараясь привлечь людей на сторону своего босса. Шантаж и угрозы были обычным методом.

Опять досталось Нельсону Ньюмену, которого Адриан Корт сменил на посту помощника президента по национальной безопасности Ньюмена убрали после скандальной истории с получением взятки от японцев, теперь же газеты писали о том, что он, работая в избирательном комитете претендента на президентское кресло, получал копии ежедневных донесений, которые составлялись в Совете национальной безопасности для президента Грайнза.

Ньюмен поспешил заявить, что донесения представляли собой малоинтересную информацию и самые важные сведения он черпал из “Вашингтон пост”. Ньюмена Генри Дуглас не любил и от души пожелал бы ему еще больших неприятностей, если бы сам не оказался в столь же незавидном положении. Только для Ньюмена отставка была уже позади, а над Дугласом эта опасность нависла, и он предпринимал отчаянные усилия, чтобы сохранить за собой пост советника президента и доверие главы Белого дома Между тем многие прямо требовали пожертвовать Дугласом и Хобсоном ради спасения престижа партии “Вашингтон пост” писала.

“Правительства становятся жертвой таких скандалов, каких они заслуживают. Многие считают, что президент — недалекий человек, действующий обычно в расчете на внешний эффект, что ему не хватает упорства, опыта, способностей к анализу, дабы разобраться в сложном деле управления государством. А теперь это впечатление получает недвусмысленное подтверждение. Первоначальная реакция президента выразилась в одной фразе: “Много шума из ничего”. Затем он по собственной инициативе сделал замечание, которое проливает свет на то, почему так часто создается впечатление о его неспособности разобраться в происходящем. “Спросите меня, какой документ был мне передан на прошлой неделе, — сказал он, — и я вам не отвечу”.

Столь же показательной была реакция директора ЦРУ. В ответ на вопрос о том, как эти документы прошли через его руки, он сказал: “Я об этом ничего не знаю”. Это смешно. Так же неблаговидно ведут себя Дуглас и Хобсон Ради собственного блага президенту следовало бы расстаться со всей этой троицей”.

Правда. Адриан Корт за обедом сказал Дугласу, что никто не собирается валить на него всю вину. Равным образом нет смысла в увольнении Рэндольфа Хобсона.

— Главное — переждать бурю, — говорил Корт. — Неплохо бы отправить президента на недельку отдохнуть. А там, глядишь, шумиха и уляжется. Президенту надо как можно меньше высказываться по этому поводу.

Дуглас предпочел бы, чтобы президент молчал с самого начала, его высказывания только повредили администрации. Самому Дугласу каждый день приносит только новые неприятности. Директор ЦРУ, несколько дней не отвечавший на телефонные звонки, неожиданно позвал к себе нескольких журналистов и сказал им, что пользоваться похищенными документами совершенно не в его привычках.

— Я знаю, что это крайне опасно. Я не потерпел бы этого. Я не притронулся бы к ним ни при каких обстоятельствах, — поклялся директор ЦРУ. И тут же добавил, что Дуглас как будто упоминал в его присутствии о документах, полученных из лагеря прежнего хозяина Белого дома.

Дуглас, узнав, что директор ЦРУ перешел в наступление против него, поспешил к президенту.

Обитатель Овального кабинета слушал его весьма рассеянно: как правило, свары среди сотрудников аппарата мало его беспокоили, скорее единодушие помощников заставило бы президента насторожиться. Но дело было не только в этом.

— Вы знаете, Генри, о выступлении Плиммера? — неожиданно меняя тему, спросил президент.

— Нет. — Дуглас был удивлен. Сенатор Плиммер всегда говорил то, что от него хотели поэтому в Белом доме его речи не читали.

— Плиммер обвинил администрацию в том, что мы скрываем от американского народа грозную опасность — новое оружие, которым обладают русские.

Несмотря на свою сдержанность. Дуглас зло выругался.

— Свихнулся наш сенатор. Он что, имеет в виду электромагнитный импульс? Но то же чистая теория… Кто ему подсунул эту идею?

— Вы меня спрашиваете? Генри, вы отдаете себе отчет в том, что произошло? Плиммер — наш человек, и вдруг он выступает против нас. Почему?

История, приключившаяся с известным адвокатом Бертисом Холлом, быстро стала известна его коллегам, и проблемы с выбором защитника у него не было. Все наперебой сочувствовали ему, это было скорее выражение корпоративной поддержки (“своих в обиду не давать”), нежели уверенность в его невиновности. Пожалуй, подумал Холл, большинство из них полагает, что дыма без огня не бывает, и доля истины в утверждениях полиции есть.

Выход из этой ситуации один: доказать свою полную невиновность. Иначе даже в случае благоприятного решения суда репутация адвоката Холла будет безнадежно подорвана.

Обстановка в доме была ужасная. Жена Холла почти все время плакала, не понимая, отчего такое несчастье вдруг обрушилось на их семью. Двенадцатилетний сын замкнулся в себе либо возвращался домой затемно, либо сидел в своей комнате запершись. То, что в конторе Холла нашли наркотики, стало известно и соседям и в школе. Холл беспокоился за сына, в его возрасте такие переживания более чем опасны.

У Холла была зацепка — он выяснил имя и адрес одного из тех, кто подсунул кокаин в номер покойного Уэстлейка. Адвокат видел его в коридоре гостиницы, где останавливался Уэстлейк. Этого человека звали Энтони Диркс. Холл решил начать с него.

Сказав жене, что отправляется в контору, Холл первым делом поехал в фирму по прокату автомобилей: для дела, которое он задумал, ему нужна была более мощная и скоростная машина, чем его собственная. Потом поехал к дому Энтони Диркса. В подъезде висела табличка с именами жильцов. Диркс занимал квартиру 16 на пятом этаже. Рядом со списком было переговорное устройство: услышав голос посетителя, жилец мог открыть дверь в подъезд из своей квартиры. Холл нажал кнопку против номера 16, чтобы проверить, дома Диркс или нет. Через несколько секунд отозвался низкий голос с южными тягучими интонациями. Холл спокойно пошел к своей машине. Впрочем, ждать ему пришлось долго. Диркс вышел из дома в пять часов вечера.

Только теперь Холл смог внимательно рассмотреть его. Среднего роста, плотный, с наметившимся животом, но по-военному подтянутый. Лицо грубое, неприятное, не в последнюю очередь из-за длинных бакенбардов. Диркс внимательно осмотрел машину, поднял капот, открыл багажник, проверил, как накачаны шины, только после этого завел мотор.

“Собрался в дальнее путешествие?” — забеспокоился Холл. Покидать пределы федерального округа Колумбия адвокат не имел права без разрешения судьи.

Диркс мастерски водил машину, без лихачества, но легко и уверенно. Холлу все время приходилось быть настороже, чтобы не потерять из виду его темно-коричневый “понтиак”.

После получасовой поездки по городу Диркс припарковался возле большого многоквартирного дома, старательно проверил, заперты ли дверцы автомобиля, и упругой походкой вошел в дом.

Холл поспешил за ним.

Лифт с Дирксом остановился на десятом этаже. Дождавшись, когда кабина опять спустится вниз, Холл тоже нажал кнопку десятого этажа. Если бы на лестничной площадке кто-нибудь оказался. Холл сказал бы, что перепутал этаж.

Кабина остановилась, двери раздвинулись. Холл вышел и наткнулся на человека, который, не вынимая правой руки из кармана, спросил спокойно и угрожающе:

— А вам что здесь нужно, приятель?

Фред безостановочно крутился на своем кресле на колесиках, что выдавало его плохое настроение. Эмсли не ждал ничего хорошего от начальника: характер у Фреда портился с каждым годом. Фред надеялся, проведя несколько удачных операций, перебраться в новый кабинет, но его держали на том же месте. Эмсли тоже испытывал разочарование: он хотел занять кресло Фреда.

— Не хотелось бы вас огорчать, — издевательским тоном начал Фред, — но Джози жива. Она в тяжелом состоянии, сказали мне в больнице, но врачи сделают все возможное, чтобы спасти ее. Как вам это нравится?

Эмсли молчал.

— Мне это совсем не нравится, — продолжал Фред. — Я уже доложил — поверив вам! — что Джози погибла в результате несчастного случая.

Эмсли хотел что-то сказать, но Фред раздраженно прервал его:

— Ваши объяснение меня не интересуют. В таких делах осечек быть не должно. Раз Джози погибла, значит, она погибла.

Профессор Чейз всегда получал удовольствие от бесед с Торнтоном, хотя язвительный адвокат, занявший видное место в окружении Грайнза, беспрерывно ругал президента. Чейз, вынужденный в силу своего официального положения защищать хозяина Белого дома, часто в душе не мог не согласиться с Торнтоном.

За те несколько лет, что Чейз согласившись поработать в Совете национальной безопасности, провел в Вашингтоне, он сблизился с Торнтоном. Принадлежность к различным партиям не разделяла их. Даже в нынешнем году, который должен был завершиться выборами нового президента. Чейз и Торнтон регулярно встречались раз в две недели за ланчем. Они не только получали удовольствие от беседы, но и имели возможность составить мнение об умонастроениях в лагере соперника.

— После прихода к власти ваш президент обещал освободить нас, налогоплательщиков, от тяжкого бремени правительственных расходов. — Торнтон был в своем репертуаре. — Однако теперь он пытается лишь добиться того, чтобы правительство не доставляло хлопот ему самому, чтобы министры не заставляли его хоть что-то решать. Вообще говоря, это логичное следствие его политической философии. Я даже восхищаюсь его умением все переваливать на других и ни в чем не участвовать.

— Я вас не пойму, Торнтон. Ваша партия всегда выражала согласие с тем, что президенту необходима помощь в проведении внешней политики, а когда он такую помощь получает, вы его осуждаете. Обычно президенты спотыкаются, когда время от времени пытаются руководить единолично. В отличие от Картера, Никсона, Джонсона наш президент не пытается делать вид, будто делает все сам. Я бы даже рискнул утверждать, что и Картер, и Никсон, и Джонсон в конечном счете потерпели неудачу именно потому, что слишком много на себя брали.

— Да, уж ваш президент такой ошибки никогда не допустит. Он никогда самостоятельно не возьмется за решение проблемы, какой бы важной она ни была.

— В этом тоже есть некий смысл. Киплинг рекомендовал государственным деятелям изучать искусство “пускать дела на самотек”. А у председателя Верховного суда США на столе стоит плакатик с лозунгом: “Пусть отстоится”.

Они рассмеялись. Разминка закончилась. Оба знали, что тратят дорогостоящее время, сидя в ресторане, не для пустых насмешек.

Профессор Чейз хотел обсудить с Торнтоном проблему антивоенного движения в самих Соединенных Штатах. Администрация стала испытывать растущее давление со стороны многочисленных общественных организаций, требовавших покончить с гонкой ядерных вооружений. Чейзу нужно было джентльменское согласие Торнтона на то, чтобы ведущие избирательную кампанию Грайнз и его коллеги по партии не старались привлечь антивоенное движение на свою сторону. Чейз говорил Торнтону, что конечно, участники этого движения представляют собой весомую политическую силу, а кандидаты готовы вербовать себе сторонников среди любых групп населения, но антивоенное движение опасно для Америки.

Ланч окончен. Спускаясь вниз, к машинам, Чейз вдруг сделал заговорщицкое лицо и, убедившись, что вокруг никого нет, спросил Торнтона:

— А вся эта история с похищением бумаг Грайнза — кто ее автор?

Торнтон ответил так же тихо:

— Скажу вам честно, я не знаю. Во всяком случае, это не наша работа. Мы все были поражены, когда газеты начали кампанию.

Профессор Чейз не сомневался в искренности Торнтона Деловые отношения такого уровня не допускают мелкой лжи.

— Я ошибся этажом и не вижу в этом ничего страшного. — Самообладание не покинуло Холла. — А вы, между прочим, не слишком вежливы.

— А мне и не надо быть вежливым, — отрезал парень. — Мне платят за другое. Посторонним здесь делать нечего…

Холл поднялся на двенадцатый этаж и вышел из лифта. Минут двадцать ему надо пробыть здесь, потом можно будет спуститься вниз.

Что же там такое, на десятом этаже? Можно предполагать все что угодно, но как получить правильный ответ? А что, если его предположения ошибочны, и Диркс вовсе не государственный служащий, а работает на мафию, которая подбрасывает наркотики третьим лицам, дабы сбить со следа полицию? Тогда комбинация усложняется.

Пока Холл выжидал на двенадцатом этаже, из подъезда вышел человек в светлом плаще и подошел к машине адвоката. Легко открыл дверцу, откинул водительское кресло. Отточенным, как скальпель, ножом сделал небольшой надрез на обивке сиденья и что-то в него спрятал. Из пластмассового тюбика выдавил капельку клея и нанес ее на разрез. Затем вернул кресло на прежнее место и закрыл дверцу.

Днем у Корта был разговор с доктором Этвудом, который позвонил ему из Сан-Франциско чтобы поинтересоваться, каков резонанс на выступление сенатора Плиммера, критиковавшего Белый дом. Корт сказал Этвуду, что для самого президента, Генри Дугласа и еще нескольких близких главе Белого дома людей речь сенатора была неприятным сюрпризом.

Года два назад по программе “Стэнфорд” администрация сознательно организовала выступления в печати с критикой правительства за будто бы недостаточные усилия по наращиванию военной мощи. Это помогло значительно увеличить ассигнования Пентагону. Но сейчас в преддверии выборов — и это Корту было очевидно, — президент начал понемногу отмежевываться от очень уж воинственной политики. Такую эволюцию проделывали многие его предшественники. Влиятельные группы американцев не принадлежащие к военно-про мыш ленному комплексу, убеждали президента если он хочет быть переизбранным, ему нужно продемонстрировать собственному народу некие миролюбивые устремления, хоть немного сократить темпы роста военных расходов, стабилизировать отношения с Советским Союзом, проводить переговоры об ограничении гонки вооружений. Эти люди имели своих сторонников в окружении президента. Генри Дуглас тоже тяготел к ним.

В результате этого отношения Корта и Дугласа обострились. Каждый из них тянул президента в свою сторону. Корт любил повторять, что нельзя управлять страной на основе опросов общественного мнения: нужно гнуть свою линию, не обращая внимания на критику и падение популярности правительства. Но он зачастую был вынужден уступать Дугласу. Недовольство Корта нашло понимание у Этвуда, который весьма сочувственно слушал помощника президента.

— Я понимаю, что президента раздражают и антивоенное движение и обвинения в “ястребиной” политике. Разумеется, политику хочется быть популярным. Но американская позиция — это извечная позиция сверхдержавы, и это незавидная позиция. Тот, кто стоит наверху, — у всех на виду, и поэтому в него целятся все враги. В реальном мире тот, кто несет ответственность за укрепление военной мощи страны, должен принимать непопулярные решения или уступить место более целеустремленному политику.

Корт вызвал к себе директора ЮСИА, чтобы объяснить ему, какие задачи возлагаются на его ведомство в связи с обнаружившимся “окном уязвимости” в космосе. “Голосу Америки” поручалось организовать серию передач, в которых рассказывалось бы о “беззащитности” США перед космической угрозой русских. Подобные материалы должны были появиться и в мировой прессе — при содействии ЮСИА.

В половине первого ночи дежурная медсестра вернулась на пост и устало плюхнулась на стул. На всем этаже не было ни одной свободной палаты. Вытираясь стерильным полотенцем, медсестра с грустью посмотрела на разбросанные по дивану книги и газеты. Чтением она запаслась основательно, но пока ей ни на минуту не удавалось присесть спокойно.

С первой полосы газеты на нее смотрели неприятного вида трое молодых парней и девица с плакатом в руках — снимок, сделанный во время демонстрации у Белого дома. По телевидению тоже показали несколько кадров.

“Опасные люди, — подумала медсестра, — только и жди от них неприятностей. В прошлый раз хотели памятник Вашингтону и весь Белый дом взорвать, потом выяснилось что они наркотиками торгуют. Этим тоже видно, делать нечего, демонстрации устраивают, а рожи-то бандитские”.

Она начала с самого конца коридора. Меняла капельницы делала уколы, возвращаясь за новым шприцем в комнату медсестер. Свет был потушен, горело лишь несколько лампочек, и когда она выходила из палаты, где в бреду стонал мальчишка-наркоман, ей показалось, что в коридоре мелькнула чья-то тень. Ходячих больных на этом этаже не было, и медсестра побежала на пост щелкнула выключателем. В пустом коридоре вспыхнул ослепительно яркий свет, и она успокоилась — показалось…

С полным шприцем она вошла в палату очередного пациента, вернее, пациентки. “Особо тяжелый случай, — вспомнила она пометку лечащего врача: множественные повреждения внутренних органов…”

В палате свет не выключали — Джози по-прежнему была без сознания, и лампа ей не мешала. На белоснежной подушке в обрамлении густых черных волос — мертвенно-бледное лицо.

“Красивая была”. — Сестра с любопытством рассматривала Джози. В больнице говорили, что Джози раньше фотографировали для журналов мод, потому что у нее божественная фигура.

“Теперь, если и выкарабкается, — равнодушно подумала медсестра, — уж ни на что не будет годна”. Отыскав тускло просвечивающуюся сквозь тонкую кожу худой руки синюю ниточку вены, она сделала укол. Медсестра не успела до конца опорожнить шприц, как поняла: что-то случилось. Лежавшая спокойно больная вдруг повернула голову, левая рука стала бесцельно шарить на кровати. Искалеченное тело Джози напряглось, лицо побагровело, словно она предпринимала какое-то чудовищное усилие, но эта борьба была недолгой. Напряжение исчезло, рука бессильно повисла, голова упала набок.

Медсестра бросилась считать пульс — он не прощупывался, сердце остановилось.

Первое побуждение — бежать за врачом — медсестра подавила в себе. Она работала в больнице пятнадцать лет и не лишилась хладнокровия.

Что она скажет врачу?

Она завернула шприц в салфетку: его следовало как можно скорее уничтожить. Медсестра не могла ошибиться: она набрала в шприц то лекарство, которое назначил врач. Но эта темная фигура в коридоре… Ее никто и слушать не станет, скажи она, что кто-то добавил быстродействующий яд в шприц предназначенный для Джози. Она лучше промолчит. Пациентка была настолько плоха, что вряд ли кого удивит ее смерть. Обнаружить яд — дело непростое, больница перегружена, патологоанатомы тоже. Джози уже все равно не поможешь, подумала медсестра, закрывая дверь ее палаты.

Она спустилась на первый этаж и выбросила разобранный на части шприц в туалет.

Плиммер всегда стригся в небольшой, неприметной парикмахерской отеля “Шератон — Карлтон” — всего в квартале от Белого дома. В отличие от всех других американских парикмахерских здесь стены были увешаны фотографиями с трогательными посвящениями владельцу заведения и одновременно главному мастеру — Милтону Питсу. С многочисленных фотографий на клиентов смотрели лица, известные всей стране. Питс приводил в порядок головы трех президентов, бесчисленного количества их помощников, государственных секретарей, министров. Нынешний вице-президент стригся у него лет двенадцать. Два раза в месяц Питс приезжал стричь президента. А дважды в неделю — во вторник и в четверг — стриг его подчиненных в маленькой комнате в цокольном этаже западного крыла Белого дома. Плата была умеренной — пятнадцать долларов.

Другим клиентам, в том числе Плиммеру, услуги Питса обходились дороже, но высокая репутация этого элегантно одетого парикмахера с зачесанной назад, отливающей серебром шевелюрой и короткими седыми усами оправдывала любые расходы.

Секретарь Плиммера записал его к Питсу на послеобеденное время, и сенатор отправился в отель “Шератон — Карлтон”, уверенный, что не встретит там никого из знакомых. После своей речи Плиммер воздерживался от встреч с коллегами, выжидал. Он чувствовал себя неуверенно, впервые выступив против президента.

Возле парикмахерской неприятная встреча все же произошла. Перед Плиммером у Питса стригся Дуглас, с которым они чуть не столкнулись в дверях. Дуглас поздоровался преувеличенно вежливо, заметил, что сенатор, видимо, еще не совсем оправился после болезни, потому что выглядит явно неважно, и тут же попрощался.

Да, Плиммеру, видно, уже не стать председателем президентского избирательного комитета. Назначение, которое сулило неплохие перспективы и на будущее — предыдущий председатель избирательного комитета получил пост директора ЦРУ, — не состоится Вспомнив злосчастные пленки, Плиммер тяжело вздохнул. С них все началось.

Первый день завершился для Бертиса Холла разочарованием. В пять часов вечера Диркс сел в машину и поехал прямо домой.

Вернувшись к себе, Холл обнаружил насмерть перепуганную, заплаканную жену у телефона — она собиралась звонить в полицию, решив, что с ним что-то случилось. В разгар объяснений позвонил Роджер Эберли, предложил встретиться. Холл был рад услышать его ровный, дружелюбный голос.

Утром Эберли приехал в контору к Холлу.

— Глаза у вас совсем больные, — заметил Эберли, пожимая адвокату руку. — Неплохо было бы вам отдохнуть.

Холл отмахнулся:

— Сейчас не до этого.

— Напрасно, напрасно, — пожурил его Эберли. — Учтите: торопливость в еде, мысли о работе во время, отпуска, стремление делать сразу несколько дел — вернейшие признаки стресса, которого нам с вами, кабинетным людям, надо бояться как огня.

Холл улыбнулся, но ему было не до смеха. Он вспомнил разговор с патологоанатомом, который по его просьбе занимался выяснением причин смерти Уэстлейка. В рассуждениях патологоанатома тоже фигурировало понятие стресса…

Эберли внимательно выслушал рассказ Холла о том, что с ним произошло, начиная с истории Филипа Никольса и наркотиков в номере покойного Уэстлейка. Адвокат не скрыл от нового знакомого и вчерашнюю неудачную попытку выяснить, кто такой Энтони Диркс.

— Вы вступили в противоборство с опасными противниками. Не боитесь? Может быть, отойти в сторону, сдаться, и вас перестанут преследовать, а? — предложил Эберли.

Холл решительно покачал головой.

— Кто же эти люди? — продолжал вслух рассуждать Эберли. — А вам не приходило в голову, что за всем этим стоит наше замечательное Центральное разведывательное управление?

Бертис Холл многое знал о тайных операциях ЦРУ, но не любил, когда буквально во всем пытались усмотреть козни ЦРУ. Он не верил во всемогущество этой организации.

Эберли не согласился с ним.

— Вряд ли еще кому под силу устранить, как вы говорите, Уэстлейка руками сотрудников управления по борьбе с наркоманией, а заодно подсунуть вам кокаин. Впрочем, надеюсь, мы разгадаем все эти загадки. Вы на правильном пути. Следите за этим Дирксом, только будьте осторожны. Я уезжаю на два дня из Вашингтона, а вернувшись, позвоню вам.

Доктор Орвил Этвуд последние несколько дней смотрел передачи только компании Эй-би-си, особенно внимательно — программу “На этой неделе с Дэвидом Бринкли”. Ее ведущий анализировал последствия, которые будет иметь неожиданное выступление сенатора Артура Плиммера.

— Последняя проблема, с которой столкнулся президент, — говорил ведущий, — заключается в следующем: являясь согласно конституции главнокомандующим вооруженными силами, он не главнокомандующий на Капитолийском холме и не может заставить законодателей говорить в унисон с Белым домом. Сенаторы от его собственной партии все чаще позволяют себе чрезвычайно резко выступать против хозяина Белого дома, обвиняя его в преступном пренебрежении интересами безопасности Соединенных Штатов. Сейчас в центре внимания специалистов проблема создания космического оружия. Президент наконец-то подписал директиву № 119, которая позволит Пентагону обзавестись таким оружием. Президентская директива основывается на докладе, подготовленном организацией “Мерит фаундейшн”: вывести в космос систему из 400 спутников, вооруженных смертоносным ассортиментом лучей высокой энергии, способных сбивать вражеские ракеты в течение пяти минут с момента их запуска. Кроме того, Пентагон должен вывести на орбиты вокруг Земли спутники, способные ослеплять или разрушать спутники противника в космическом пространстве. Испытания противоспутниковой ракеты, запущенной с самолета F-15, прошли как нельзя более успешно. Военные специалисты считают, что осуществление этих мер совершенно необходимо. По их мнению, в обороне Америки опять образовалось “окно уязвимости” — на сей раз в космосе. Хорошо, что военные, не ожидая, пока правительство раскачается, уже давно ведут необходимые работы. Мы знаем, что управление перспективных научных исследований министерства обороны еще в 1958 году приступило к осуществлению проекта “Си-Со” по изучению систем противоракетной обороны, основанных на пучках заряженных частиц. Когда в 1957 году Советский Союз запустил первый спутник, США сразу же взялись за осуществление срочной программы создания спутника-перехватчика. В 1962 году от этой программы отказались по той причине, что противоспутниковые ракеты с ядерными боеголовками, установленные на атолле Кваджалейн и на острове Джонстон в Тихом океане, сулили больше возможностей атаковать советские спутники.

Создается рентгеновский лазер, основанный на том, что ядерный взрыв вызывает огромное количество мягких рентгеновских лучей, которые можно превратить при посредстве сотен лазерных трубок в направленные рентгеновские лучи. Словом, успехи ученых доказывают осуществимость обширной программы подготовки к космическим войнам. Когда же в Белом доме проснутся и увидят: космическое “окно уязвимости” слишком велико, чтобы с ним можно было мириться?

Закончилась передача коротким репортажем из штата Колорадо. Камера показала различную строительную технику, уже расчищенные площадки, и ведущий пояснил:

— Политики и ученые рассуждают о необходимости сохранения мира в космическом пространстве, о том, чтобы оно было открыто для исследования. А здесь, в Скалистых горах, такого рода разговоры вызывают удивление. Сюда по контрактам ВВС корпорации “Локхид”, “Мартин — Мариетта”, “Боинг” перебрасывают рабочую силу и технику. Бульдозеры расчищают 640 акров прерий к востоку от Колорадо-Спрингс для строительства центра военно-космических операций. Космическое оружие, если только у нашего правительства хватит прозорливости создать его первым, позволит коренным образом изменить стратегию ядерной войны. Война должна предусматривать создание послевоенного миропорядка, совместимого с западными идеалами. Сочетание наступательных средств для удара по вооруженным силам и космического оружия ограничит американские потери примерно двадцатью миллионами человек, что сделает американскую стратегическую угрозу более убедительной.

Программа произвела на Этвуда благоприятное впечатление. Эй-би-си неукоснительно выполняла взятые на себя обязательства.

План, детали которого Этвуду рассказали профессор Чейз из Совета национальной безопасности и генерал Шрайвер из министерства обороны, претворялся в жизнь. Это было заметно и по сегодняшней передаче Эй-би-си, и по газетам, и по выступлению сенатора Плиммера.

В начале сентября 1960 года в отдаленном городке Шерон, штат Коннектикут, в имении одного книгоиздателя собралось девяносто человек. Они приехали сюда не отдыхать. В Шероне было основано движение “Молодые консерваторы за свободу”. Они составили манифест (“Шеронское заявление”), в котором изложили свою программу: во внутренней политике — рыночная экономика и свободная конкуренция, не стесненные контролем со стороны государства, во внешней — победа над мировым коммунизмом, а не сосуществование с ним.

Одним из девяноста был доктор Орвил Этвуд, недавний выпускник Итона.

Создателей движения “Молодые консерваторы за свободу” уже нельзя было назвать молодыми, когда к власти был приведен президент, полностью принявший программу неоконсерваторов. “История подобна колесу, — сказал один из лидеров консерваторов Орвилу Этвуду. — Если долго стоишь на одном месте, то нужная спица обязательно появится снова”.

Американский неоконсерватизм был сложным и неоднородным явлением. Группа, к которой принадлежал Этвуд, придерживалась крайне правых взглядов и опиралась на поддержку калифорнийских концернов и так называемого “нового христианского правого” движения. “Новые правые” доказывали американцам, что коммунисты и сторонники антивоенного движения — главный “источник зла в современном мире”. Соперничая с другими группировками американского истэблишмента, неоконсерваторы сумели оттеснить представителей Среднего Запада и Восточного побережья и получили возможность почти монопольно влиять на политику Белого дома. Они же создали “мозговой центр” неоконсерватизма — “Мерит фаундейшн”, где проводились исследования общественного мнения и разрабатывались пропагандистские кампании.

Начало существованию “Мерит фаундейшн” положил один пивовар, выписав чек на 250 тысяч долларов. Теперь владельцы калифорнийских концернов переводили на текущий счет фонда десять миллионов ежегодно. На церемонии открытия нового здания фонда, которое обошлось в десять с половиной миллионов, выступал и президент Соединенных Штатов. Из окон новой штаб-квартиры хорошо просматривался Капитолий: географическую близость двух зданий вряд ли можно было считать случайностью — законодатели неизменно являлись главным объектом обработки, проводимой сотрудниками фонда.

Основной тезис движения “Молодые консерваторы за свободу” звучал так: “Американцы сыты по горло неудачами. Необходимо возрождение ответственности перед конституцией, национальной обороной, финансовым здравомыслием”. 10 сотрудников фонда занимались только тем, что выпускали экспресс-бюллетень по всем проблемам, интересовавшим законодателей-консерваторов. Специалисты по проведению избирательных кампаний, оплаченные “Мерит фаундейшн”, помогли президенту победить Грайнза. Теперь фонд формировал новую команду — очередные выборы не за горами. “Продать” нынешнего президента американцам было совсем не простым делом, однако “Мерит фаундейшн” справился с этой задачей. Теперь в полном разгаре подготовка к новым схваткам. В промежутках между избирательными кампаниями сотрудники “Мерит фаундейшн” не бездельничали, а контролировали проведение через конгресс нужных законопроектов или, напротив, тормозили противоречащие политике консерваторов законодательные предложения. Действовали они виртуозно.

Опрос общественного мнения, показывающий, что семьдесят процентов американцев требуют введения контроля над продажей оружия, для рядового конгрессмена менее убедительный аргумент, чем письма от двух сотен избирателей, в которых говорится, что они наблюдают за тем, как он будет голосовать по данному вопросу, и выступят против него на следующих выборах, если он поддержит законопроект о регистрации личного оружия. Организовать такие письма для “Мерит фаундейшн” — пара пустяков.

Привести к победе нынешнего обитателя Белого дома было, разумеется, в тысячу раз труднее. При обсуждении его кандидатуры один из хозяев “Силиконовой долины” заметил Этвуду, что можно было подыскать и более достойную фигуру. На что Этвуд, защитивший докторскую диссертацию по истории XIX века, сослался на мнение английского государственного деятеля и ученого Джеймса Брайса, который сто лет назад путешествовал по Соединенным Штатам. Брайс крайне удивлялся, что в президенты США так редко выбирают заслуживающих того людей. Со времени отцов-основателей Штатов, привел Этвуд большую цитату из книги Брайса “Американское содружество”, “среди президентов не было никого, за исключением генерала Гранта, чье имя осталось бы в памяти потомков без ссылки на то, что он занимал эту должность; и никто после Линкольна не проявил редких и замечательных качеств, сидя в президентском кресле. Они замечательны лишь тем, что смогли подняться так высоко, будучи явными посредственностями”.

Цитата была убедительной, и собеседник Этвуда возразил только в том смысле, что за сто лет американские посредственности, избираемые в президенты, стали еще более посредственными. Этвуд не был согласен с такой оценкой президента. С точки зрения Этвуда, выбран человек, который смог обратить в свою пользу самое мощное оружие воздействия на среднего американца-телевидение. По существу, это был первый президент телевизионной эры.

Конечно, за годы президентства он здорово порастратил свой кредит в глазах избирателей, не выполнив ни одного из предвыборных обещаний. Но в “Мерит фаундейшн” были уверены, что смогут гарантировать победу.

Доктор Этвуд только что вернулся в Вашингтон из “Силиконовой долины” (рождество он хотел провести в Калифорнии с ее теплым и мягким климатом, но не получилось). Хозяева “Силиконовой долины” готовы были поддержать президента в новой избирательной кампании. Но обусловили свою поддержку осуществлением некоторых перемен в Вашингтоне.

Сенатору Плиммеру пришлось оторваться от ужина, чтобы подойти к телефону. По словам его жены, звонивший настаивал на разговоре непосредственно с сенатором, которому он должен сказать кое-что очень важное. Держа в руке салфетку, Плиммер взял трубку.

— Добрый вечер, сенатор. Вы меня узнали, разумеется. Это Фред.

— Да, — сказал Плиммер упавшим голосом. — Что от меня требуется?

На том конце провода раздался короткий смешок.

— Я рад, что на этот раз мне не пришлось растолковывать вам что к чему. Нам надо встретиться, сенатор.

— Где и когда?

— Завтра, когда вы поедете играть в теннис. Я зайду в вашу кабину. Спокойной ночи, сенатор.

Плиммер бросил телефонную трубку, будто она жгла ему руку.

Он так и думал, что его не оставят в покое.

Первый разговор с Фредом состоялся накануне выступления Плиммера в сенате, после которого президент перестал ему звонить. Фред прямо сказал, что у него в руках все видеопленки, записанные покойной Джози. Деньги ему не нужны, но поговорить с сенатором он готов.

Плиммер сказал жене, что идет прогуляться, и вышел на улицу. Фред пригласил Плиммера в свою машину и при свете карманного фонарика продемонстрировал несколько кадров из тех, что сняла Джози, потом объяснил, чего хотят от Плиммера. Торговаться не приходилось. Плиммер сразу узнал Фреда и понял, что имеет дело не с обычным шантажистом. Во время предыдущей избирательной кампании Фред руководил отставными сотрудниками ЦРУ (“Или они не были отставными? — подумал Плиммер. — Бог их знает”.), которых за глаза именовали “группой давления”. Похищенные у президента Грайнза материалы — Плиммер видел пачки этих бумаг: секретные документы Совета национальной безопасности, меморандумы Белого дома по вопросам экономической политики, проекты административно-бюджетного управления — использовались Дугласом и Хобсоном не только для составления речей с жесткой критикой политики Грайнза. Основываясь на расписании предвыборных поездок Грайнза, люди Фреда старались сорвать все политические мероприятия, которые могли понравиться избирателям. “Группа давления” сумела “переубедить” некоторых важных сторонников Грайнза переметнуться в другой лагерь.

Профессор Чейз после обеда уехал из Белого дома и уже не вернулся в этот день в свой кабинет. В доме одного из своих вашингтонских друзей он встретился с руководителями новой организации “Комитет политических действий” — бывшим конгрессменом и бывшим начальником разведывательного управления министерства обороны, автором знаменитого доклада “Высотный рубеж”. Оба руководителя комитета только что вернулись из Северной Калифорнии, где встречались с руководителями аэрокосмической промышленности. Комитету был обещан миллион долларов. Руководители “Комитета политических действий” планировали истратить эти деньги на поддержку конгрессменов, выступающих за размещение в космосе системы противоракетной обороны, и на подготовку специальных передач по телевидению.

Заодно Чейз и Шрайвер обсудили еще один вопрос. На прошлой неделе для группы особо доверенных журналистов была устроена поездка по основным научным центрам, занимавшимся разработкой космического оружия. Они побывали в лабораториях Гарри Даймонда, подведомственных отделу электронных исследований армии, в научно-исследовательской лаборатории ВМС в Вашингтоне, в центре систем оружия надводных кораблей в Далгрене (Вирджиния), в лаборатории вооружений на базе ВВС Киртленд близ города Альбукерк (Нью-Мексико), в Ливерморской лаборатории (штат Калифорния).

В Киртленде им рассказали о создании гигантского лазера, который будет устанавливаться на самолете. Новая система позволяла держать под прицелом лазера быстро движущуюся далекую цель.

В Ливерморской национальной лаборатории радиации имени Э.Лоуренса журналистов ознакомили с экспериментами по программе “Эскалибур”, которая предусматривает использование энергии, выделяемой при взрыве небольшой ядерной бомбы, для накачки лазера и генерирования пучка рентгеновских лучей, имеющих меньшую длину волны, и, следовательно, более губительных, чем другие “лучи смерти”.

Сопровождающий журналистов сотрудник Пентагона не уставал повторять.

— Мы подвергаем себя опасности Пёрл-Харбора в космосе. Единственное спасение — первыми создать космическое оружие.

Журналистов постоянно сопровождал сотрудник военной контрразведки, написавший потом подробный отчет. По его свидетельству, пили журналисты крепко, но как-то невесело. После посещения Колорадо-Спрингс один из них продемонстрировал коллегам специальный бюллетень для фирм, собирающихся вложить деньги в производство космического оружия, под названием “Деньги с неба”.

— Единственный возможный финиш в космической гонке вооружений — война, — сказал он. — Я слышал, что на создание лучевого и лазерного оружия уйдет не меньше ста миллиардов долларов.

— Неплохие денежки, — хмыкнул кто-то довольно равнодушно. — Интересно, станут ли они писать на своих лазерных лучеметах, или как они там будут называться, “Ultima ratio regum”?

Старательный сотрудник контрразведки не счел за труд осведомиться насчет этого латинского изречения в справочной библиотеке Пентагона: во времена французского короля Людовика XIV слова “Ultima ratio requm” — “Последний довод королей” писали на стволах пушек…

Когда больше не остается аргументов для доказательства своей правоты, начинают уповать на силу оружия — таков был смысл латинской поговорки, и Чейз не хотел, чтобы американцам об этом напоминали.

Опасения были, увы, оправданы. Журналист поставил свою подпись под статьей которая была напечатана в “Нью-Йорк таймс” под аршинным заголовком? “Может ли одна ядерная бомба уничтожить Соединенные Штаты?” В ней говорилось, что самая страшная угроза, нависшая над США, исходит из космоса. Одна-единственная бомба мощностью в 10 мегатонн, взорванная на высоте трехсот миль над территорией Америки, будет означать конец западной демократии. Потому что все останется на месте и дома, и заводы, и межконтинентальные ракеты, — но из строя выйдут все компьютеры, радиостанции и телефоны, все системы энергопитания. Страна погрузится в хаос и станет легкой добычей для русского десанта. Единственное, что можно предпринять для защиты Америки, — немедленно приступить к созданию космического оружия, и в первую очередь системы противоракетной обороны.

Статья имела успех. Пресс-служба “Нью-Йорк таймс” передала изложение статьи в редакции местных газет, радио- и телекомментаторы уделили ей немало “золотого” времени — в часы, когда больше всего американцев становятся слушателями и зрителями. Пример показала Эй-би-си. Вечером “Голос Америки” передал ее на всех мыслимых языках. Текст статьи получили и подписчики информационных агентств ЮПИ и АП, а следовательно, чуть ли не половина средств массовой информации всего мира.

Статья насыщенная военными и научными терминами была подготовлена в аппарате генерала Шрайвера и печаталась в соответствии с планом, который через Орвила Этвуда был одобрен в “Силиконовой долине”.

Теперь эту карту следовало разыгрывать дальше. Помощник президента по национальной безопасности Адриан Корт сказал корреспондентам, что “раздражен” легкостью, с которой кто-то из государственных служащих передал журналистам секретные сведения, способные поставить под угрозу обороноспособность Соединенных Штатов. Президент распорядился запретить сотрудникам Белого дома давать интервью без согласования с Кортом.

Уже к вечеру в Вашингтоне говорили о том, что администрация пытается скрыть правду об истинном положении вещей. Несколько сенаторов потребовали провести в комиссии по делам вооруженных сил закрытые слушания и выяснить, что можно предпринять, дабы закрыть “космическое окно уязвимости”.

Днем Корту принесли на согласование проект запроса Пентагона о выделении средств на создание противоспутникового оружия — первый шаг вперед после директивы президента.

Помощник президента все еще находился под впечатлением утреннего разговора с директором ЦРУ. Руководитель главного разведывательного ведомства коротко доложил Корту о том, как выполняется указание президента относительно американского антивоенного движения создать впечатление, что все это дело рук агентов Москвы. Некоторое время назад президент заявил на пресс-конференции: “Что касается организации некоторых крупных демонстраций, то участие иностранных агентов несомненно они были направлены сюда, чтобы помочь созданию так называемого антивоенного движения”.

В подобных случаях о ходе выполнения директивы докладывали Корту, а уж то, что он считал нужным, доводилось до сведения президента. Директор ЦРУ, однако, перед тем, как зайти к Корту, побывал в Овальном кабинете, чтобы доложить президенту: ЦРУ готовит новые акции с целью дискредитировать антивоенное движение. Основной метод — внедрение в антивоенные организации агентов ЦРУ, ФБР и военной разведки. Агентам рекомендовано подбрасывать оружие в квартиры активистов движения, которых можно было бы арестовать по обвинению в подготовке террористических актов и тем самым скомпрометировать людей, требующих ядерного разоружения.

Корту не нравилась самостоятельность директора ЦРУ который не в первый раз пользовался давним знакомством с президентом, чтобы обойти непосредственного куратора-помощника президента по вопросам национальной безопасности. Поэтому разговор с директором ЦРУ получился довольно напряженным.

Сразу же после инаугурации новый президент назначил руководителя своей избирательной кампании директором ЦРУ. Хозяин Лэнгли, по глубокому убеждению Корта, не руководил ЦРУ: свалив на своего заместителя всю повседневную текучку, он использовал возможности Лэнгли для прибыльных финансовых операций и укрепления своего влияния. Этакий волк-одиночка, ухмыльнулся Корт. Помощник президента отдавал себе отчет: власть, которую давали директору ЦРУ компьютеры Лэнгли, куда закладывались сведения в том числе и о вашингтонской верхушке, плюс личное влияние на президента делали этого человека неуязвимым для атак.

Корт представил себе крепкую фигуру директора ЦРУ, тяжелую лысоватую голову, дорогой даже по вашингтонским меркам коричневый костюм — манера одеваться “современно небрежная”, нью-йоркскую скороговорку: его быстрая и не всегда понятная речь давала сотрудникам управления повод для шуток насчет того, что нынешнему директору даже не нужно вставлять зашифровывающее устройство в телефон.

“Никто в действительности его не знает, — подумал Корт, — хотя работаем вместе столько лет. В нем чувствуется осторожность человека, постоянно окруженного врагами. Все это было бы вполне терпимо, если бы он не работал лишь на себя одного. В нашей команде такие не нужны. Да и чем меньше людей будет иметь прямой доступ к президенту, тем лучше”.

Адриан Корт уже знал, кто заменит нынешнего директора.

Ральф Хьюм, в настоящее время — заместитель директора Центрального разведывательного управления США, Доктору Этвуду Хьюм тоже нравился.

Бертис Холл очень жалел, что Роджер Эберли уехал из города. Ему нужно было с кем-то посоветоваться, но адвокат, перебрав в уме имена многочисленных знакомых и друзей, убедился, что никто из них не годится для этого. Они были бы незаменимы, пожелай он развлечься, отдохнуть или совершить приятное путешествие к Великим озерам. Но дать дельный совет, помочь…

Энтони Диркс необычно поздно вышел из дома, куда приезжал каждый день и куда сегодня привез две объемистые сумки на колесах. Диркс вышел не один. С ним были еще трое, в том числе и тот парень, который не пустил Холла на десятый этаж.

Таинственный дом, десятый этаж которого теперь так интересовал Холла, уже погрузился в темноту. Давно перевалило за полночь, и светились всего два — три окна. Холл обошел дом вокруг. На десятом этаже свет был погашен во всех комнатах. Адвокат был уверен, что этим помещением пользуется мафия, вероятно, торговцы наркотиками, которые, чтобы сбить полицию со следа, и осуществили эту комбинацию с кокаином.

Положение его было незавидным. Следствие велось быстрыми темпами. Почти каждый день утром его вызывал следователь и задавал один и тот же вопрос: “Как к вам попали наркотики?”

На целлофановых мешочках с кокаином дактилоскопическое исследование обнаружило отпечатки пальцев Холла. Такие же мешочки были у Уэстлейка и Филипа Никольса. Следователь собирался предъявить Холлу обвинение в организованной торговле наркотическими средствами. При наличии отпечатков пальцев заявления Холла о том, что наркотик ему подсунули, даже его собственному адвокату казались малоубедительными.

Правда, следователь пока не мог объяснить суду, откуда Холл, Уэстлейк и Никольс брали кокаин, но Холл понимал ответ на этот вопрос скоро отыщется. Те, кто подсунул кокаин в его адвокатскую контору, дадут следователю доказательства простой версии: наркотики скупал Никольс, пользуясь связями с мафией во Флориде, Уэстлейк привозил кокаин в Вашингтон, а Холл продавал, благо знакомства у него в столице обширные.

Никольс и Уэстлейк мертвы и ничего не могут отрицать. Напротив, их плохая — в глазах обычных граждан — репутация (еще никто не забыл, как Никольс пытался взорвать памятник Вашингтону) будет свидетельствовать против Холла. Как опытный адвокат, Холл понимал: пока у него нет никаких надежд на благоприятный исход суда.

Сейчас все зависит от него самого. Если он сможет доказать, что стал жертвой заговора, то выиграет дело в суде и сможет учинить иск правительству в связи “с причинением серьезного личного ущерба”. Это спасет его профессиональную репутацию. Полиция не станет проводить обыск на десятом этаже этого дома — подозрения Холла для нее не аргумент. Вот если бы он мог убедиться, что там действительно свила гнездо мафия!

Бертис Холл вошел в дом.

В подъезде никого не оказалось. Никем не замеченный, Холл прошел к лифту. На десятом этаже и впрямь темно, хоть глаз выколи свет потушен даже на лестничной площадке. Рука Холла автоматически полезла в карман, где лежал коробок спичек. Но привлекать к себе внимание ему не хотелось. Он несколько минут простоял не двигаясь, пока глаза немного привыкли к темноте. Тишина была прямо-таки пугающая. Наконец он решился.

Непосредственно перед лифтом стояли громоздкое кресло и что-то вроде журнального столика. Здесь, видимо, и располагался днем молодой человек, в чьи обязанности входило не допускать на десятый этаж посторонних. Дальше неширокий коридор вел к квартирам. В коридор не попадал даже отблеск уличных фонарей, и Холл шел, держась рукой за стену. Судя по темным очертаниям, тут было всего три двери. Холл подергал за ручку — заперта, вторая — тоже. Третья, самая дальняя подалась.

Холл открыл дверь, собираясь переступить порог, и в этот момент на всем этаже зажегся свет. Он захлопнул дверь и побежал.

Орвил Этвуд обычно ложился рано, но сегодня ему пришлось засидеться. Долгожданный звонок из Калифорнии раздался только в половине первого ночи. Потом к Этвуду приехал Фред. Они проговорили минут сорок. После этого вроде бы можно было идти спать, тем более что вставал Этвуд всегда в одно и то же время — ровно в шесть утра. Но ночной разговор с Фредом не понравился Этвуду.

Фред был, разумеется, почтителен (попробовал бы он быть непочтительным!) и исполнителен. Но прежде приказы ему передавались через третьих лиц, к Этвуду он имел право обратиться только в крайнем случае. Получив возможность разговаривать с Этвудом непосредственно, Фред, пожалуй, забылся. Он перестал считать себя исполнителем, ему понравилось обсуждать с Этвудом детали будущих акций, будто Этвуду нужен был советчик. Доктор Этвуд ценил Фреда, который работал на него лет семь. Но, видимо, нельзя слишком долго полагаться на одного и того же человека. Исполнителей надо менять.

Этвуду не надо было рыться в записной книжке, чтобы найти номер телефона генерала Хьюма, в свое время по совету Этвуда назначенного заместителем директора ЦРУ — все нужные номера он помнил наизусть.

Хьюм сразу же снял трубку: привычка кадрового военного ставить телефон на ночном столике. И голос у него был твердый, ничуть не сонный.

— Извините меня. Ральф, — сказал Этвуд, — но мне необходимо срочно переговорить с вами.

Ослепленный ярким светом. Холл беспомощно заметался. Он понял, что попал в ловушку. Дом ожил и наполнялся звуками. Снизу поднимались сразу два лифта Холл бросился к стеклянной двери, стараясь не пораниться, выбил стекло. Перепрыгивая через несколько ступенек, бросился вниз. Спустившись на два пролета, понял: поздно. Снизу и сверху уже слышны были голоса. Тяжело дыша, он остановился. Рядом с ним в большой — в человеческий рост — деревянной коробке был спрятан пожарный кран. Холл раскрыл дверцы, согнувшись, забрался в тесное помещение и, уткнувшись головой в брезентовый рукав, замер.

Несколько человек, грохоча тяжелыми башмаками, сначала пробежали вниз, потом поднялись наверх. Холл слышал обрывки фраз.

— Куда же он запропастился?

— Уйти ему некуда.

— Может, спрятался у кого-то в квартире?

— Да кто его пустит?

— Надо искать.

Стало тихо. В кварцевых часах Холла была лампочка, но сколько он ни нажимал на крохотную кнопку, ничего разглядеть не мог, поэтому время для него текло невыносимо медленно. Стоять приходилось в на редкость неудобной позе. Шея и поясница ныли так, словно у него начался радикулит, руки затекли. С волнением Холл прислушивался к тому, что происходит в доме.

Сначала до него еще доносились неясные голоса, шум хлопающих дверей, потом на лестничной площадке опять потух свет, и какой-то человек спустился вниз, посвечивая себе карманным фонариком.

Когда стоять в обнимку с пожарным краном стало уже совсем невмоготу, Холл старательно сосчитал про себя до ста и вышел.

После встречи с доктором Этвудом генерал Хьюм решил, что домой возвращаться уже бесполезно — скоро утро, и попросил шофера отвезти его в Лэнгли. Как только он уселся в вертящееся кресло в своем кабинете, включилось переговорное устройство.

— Сэр?

Хьюм попросил найти Эмсли.

— Пусть немедленно позвонит мне. Откуда угодно. Ясно?

Эмсли, Брунинг и Фред (Роджер Эберли) — все они работали в отделе внутренних операций ЦРУ — подразделении, абсолютно независимом от других служб. Формально отдел подчинялся контрразведке, на деле ее начальник только утверждал программу ассигнований отделу и визировал решения по кадровым вопросам. Даже генеральному инспектору ЦРУ отказывали в доступе к документации отдела, начальник которого выходил непосредственно на аппарат заместителя директора управления. Отдел занимался запрещенными законом о национальной безопасности 1947 года операциями в Соединенных Штатах.

Его сотрудники получили право вести слежку за отдельными гражданами или даже за целыми организациями, подозреваемыми в том, что в их ряды просочились коммунисты. Отдел внутренних операции беспрепятственно перехватывал частную корреспонденцию и занимался прослушиванием телефонных разговоров, по лучив санкцию заместителя директора управления. В настоящее время отдел почти полностью переключили на антивоенные организации.

Генерал Хьюм никогда не забывал о скандале, которым окончилась операция “Хаос” — Джонсон и Никсон тоже пытались бороться с антивоенным движением, но довольно безуспешно. Хьюм поэтому старался быть вдвойне, втройне осторожным. Он предпочитал избегать рискованных акций одобрил работу с Филипом Никольсом, но возражал против операции, в центре которой оказался известный адвокат Холл. Однако ему пришлось поступить так, как от него требовали.

Ральф Хьюм спешил выполнить просьбу Орвила Этвуда не только потому, что был обязан этому человеку своим назначением на столь значимый пост. После долгих лет малоинтересной работы в армейской разведке, затем в разведывательном управлении министерства обороны и в Агентстве национальной безопасности он в должной мере оценил представившуюся при посредстве Этвуда возможность перейти в ЦРУ, которое обладало самыми большими материальными ресурсами для проведения крупномасштабных и аффективных операций. Заместитель директора ЦРУ прекрасно понимал, что доктор Этвуд выполняет волю могущественных калифорнийских магнатов, которые держат в руках значительную часть военной промышленности Соединенных Штатов. Дружба с Этвудом в силу этих причин была бесценной. Хьюм надеялся выйти в отставку четырехзвездным генералом.

В разгар прошлой избирательной кампании Этвуд попросил Хьюма, который работал тогда в военной разведке, подыскать несколько опытных людей для выполнения щекотливых заданий. Группу возглавил Фред, которого на несколько месяцев специально уволили из ЦРУ, чтобы соблюсти все формальности. Его помощниками стали Эмсли и Брунинг. Опытные сотрудники разведки проникли в Белый дом — там хозяйничал Грайнз — и контролировали каждый шаг тогдашнего президента. Уже позже, начав работать в Лэнгли, Хьюм узнал, что ЦРУ всегда держало в Белом доме своих людей, причем не только клерков или шоферов, но и высших сотрудников президентского аппарата.

Разумеется, Центральное разведывательное управление не было вторым, или, как его еще называли, “невидимым” правительством. Лэнгли всегда подчинялось приказам власть имущих. Но в Америке те, кто определяет политику страны, не обязательно сидят в Белом доме.

По просьбе Этвуда Хьюм велел агенту ЦРУ, который работал в Белом доме исполнительным директором отдела политики в области науки и техники, положить в сейф тогдашнего помощника президента по национальной безопасности Нельсона Ньюмена пакет с японским жемчугом, а потом позвонить в ФБР. Таким образом Ньюмена убрали, чтобы посадить в это ключевое кресло человека, который устраивал калифорнийских магнатов, — Адриана Корта. Агентом ЦРУ был и председатель Национального фонда искусств и гуманитарных наук, который передавал журналистам сведения о “брифинггейте” — с тем, чтобы скомпрометировать Генри Дугласа, Рэндольфа Хобсона и самого директора ЦРУ. Этих людей хотели убрать из администрации.

Дежурной службе наконец удалось отыскать Эмсли. Его немедленно соединили с Хьюмом.

— Вы мне нужны, Эмсли приезжайте немедленно, — приказал заместитель директора ЦРУ.

Бертис Холл спускался по лестнице на цыпочках, уповая на то, что люди, искавшие его, уже разошлись — сколько же можно ждать. Несколько раз он замирал, когда слышал какой-нибудь звук. Ему повезло. В этом доме стараниями неизвестного архитектора лестница — видимо, в целях противопожарной безопасности — имела отдельный выход на улицу. Совершенно обессиленный, еле переставляя ноги, Бертис Холл выскользнул на улицу. Человек, стоявший у лифта, оглянулся на шум хлопнувшей двери, но уже никого не увидел.

Бертис Холл, торопясь домой, поехал прямо через центр ночного Вашингтона. Машин было мало. По сравнению с такими мегаполисами, как Нью-Йорк, Чикаго или Лос-Анджелес, столица Соединенных Штатов — небольшой, можно сказать, провинциальный городок. Однако система регулирования дорожного движения функционировала идеально. У каждого светофора ему приходилось выстаивать полный срок, хотя он был один на всей улице. Нарушать правила он боялся, в нынешней ситуации ему ни к чему столкновения с полицией. В какой-то момент он не выдержал и съехал с магистрали на боковую улочку, решив, что так быстрее. Прямо на проезжей части два человека оживленно беседовали. Холл еле успел затормозить. В белом свете фар он увидел их лица. Одного из них Бертис Холл определенно знал.

— Да это же Роджер Эберли, — пробормотал Холл.

Вместо того, чтобы по привычке автомобилистов обругать неосторожных пешеходов, Холл вылез из машины и с вежливой улыбкой подошел к Эберли.

Второй человек отвернулся и отступил в тень.

Сенатор Плиммер был вне себя от возмущения. Он же говорил Фреду, что здесь их кто-нибудь может увидеть, и вот, пожалуйста, какого-то идиота бог принес. А может быть, это инсценировка Фред привел свидетеля, который, если понадобится, подтвердит, что присутствовал при их переговорах?

Плиммер горько улыбнулся. Эти люди хотят покрепче прибрать его к рукам, и ничего с ними не поделаешь.

Ему придется выполнить требование Фреда. Конечно, президент примет его и выслушает, но больше им друзьями не быть.

Значит, калифорнийцы не совсем довольны политикой Белого дома. Чем ближе переизбрание, тем больше беспокоится обитатель Белого дома: американцы хотят от президента каких-то шагов по укреплению мира. И президентские советники начали сочинять для него миролюбивые речи. Но даже эта риторика, понял Плиммер, беспокоит военно-промышленный комплекс. Президент должен отправить в отставку Генри Дугласа, поскольку тот занимает умеренную позицию в области национальной обороны, и директора ЦРУ-тот недостаточно активно занимается борьбой с антивоенным движением (слишком занят собственными финансовыми махинациями). Активизацию антивоенного движения следует приписывать советским агентам (и доказать такую связь должен новый директор ЦРУ), а затем политически и психологически использовать это против тех, кто старается наладить отношения с Москвой.

Сенатор Плиммер не сомневался, что президент выполнит все, чего от него требуют. Как бы ни хотелось ему приукрасить свой образ в глазах американцев и как бы ни были дороги ему помощники — Дуглас и директор ЦРУ. Эти двое, вспомнил Плиммер, единственные, кто связан с президентом много лет. Ничего другого ему не остается: скандал вокруг похищения документов показал, что с неугодным президентом можно расправиться. Как это сделали с Никсоном.

Плиммер вопрошающе посмотрел на Фреда. Они договаривались встретиться днем, на теннисном корте, но Фред все переиграл и поднял его из постели. Теперь, когда разговор закончен, сенатору не терпелось вернуться домой.

— Извините, мистер Холл. — Фред выдавил из себя улыбку. — Я должен закончить беседу с моим другом.

Фред подошел к Плиммеру.

— Ну, хорошо, сенатор. Мы, кажется, обо всем договорились. Завтра, как условились, я позвоню вам.

Плиммер вяло кивнул и быстро пошел по улице — его дом был совсем рядом.

— Как вы здесь очутились? — довольно бесцеремонно спросил Фред у адвоката. Он недоумевал, почему его люди упустили Холла. Ведь все было продумано до мелочей. Неужели Холл оказался умнее?

Фред слушал адвоката с нарастающим раздражением. Надо же, как элементарно Холл обвел их вокруг пальца. И сейчас они даже не попытались догнать машину Холла, хотя в ней был спрятан радиомаяк, включавшийся вместе с зажиганием специально для того, чтобы операторы из отдела внутренних операций всегда знали, где находится адвокат.

Фред счел нужным познакомиться с Бертисом Холлом для того, чтобы решить, в какой степени адвокат годится для той комбинации, которую они с генералом Хьюмом задумали. Фред нашел Холла подходящей кандидатурой и поручил своим подчиненным закончить это дело. Но они прошляпили. Придется все сделать самому. Плохо только, что Холл видел его с сенатором. Впрочем, адвокат как будто не узнал Плиммера.

— Интересная история, — протянул Фред, когда Холл закончил свой рассказ. — Ну что же, надо действовать. Отгоните вашу машину за угол — там она никому не помешает, и едем.

— А куда мы направляемся, — поинтересовался Холл, усевшись в машину Фреда.

Профессору Чейзу пришлось подняться необычно рано. Он хотел закончить все текущие дела, с тем чтобы днем вылететь в Нью-Йорк. В отеле “Уолдорф-Астория” он должен обедать с членами организации “Молодые консерваторы” и учредителями “Комитета по борьбе с опасностью”. Устроители обеда хотели обменяться мнениями относительно стратегии Соединенных Штатов в космосе. Такие обеды вошли в обычай у Чейза и Корта; до начала работы в администрации они оба входили в “Комитет по борьбе с опасностью” и принимали участие в разработке новой военной стратегии, доказывая, что в ядерной войне можно выиграть и что Соединенные Штаты должны быть готовы ее начать. Многие члены комитета теперь работали в администрации: в руководстве агентства по контролю над вооружениями и разоружению, в аппарате государственного департамента, в ЦРУ и министерстве обороны. Долгие годы они ожидали своей очереди за кулисами, чтобы выйти на авансцену, и при нынешнем президенте их час настал.

По просьбе Адриана Корта генерал Хьюм принял на работу в ЦРУ нескольких экспертов “Комитета по борьбе с опасностью”, которые подготовили ряд докладов об отставании американской военной мощи от советской; эти “секретные” документы были доведены до сведения журналистов — любимый прием в политической игре. Заниженные оценки состояния американской армии подготовили американцев к теории “окна уязвимости”, которую проповедовал нынешний президент. Независимо от степени достоверности формула “окно уязвимости” звучала достаточно убедительно — это был удачный лозунг для избирателей и оправдание для подготовки нового военного бюджета.

Бертис Холл отрицательно покачал головой.

— Нет. Нет, — повторил он. — Я больше туда не пойду.

— Почему? — спросил Фред. — Вы же сами хотели все выяснить. Несомненно, разгадка скрыта там, на десятом этаже.

Уже было светло. Бессонная ночь оставила отпечаток на лице адвоката. Он выглядел очень усталым и постаревшим. Фред привез его к тому же самому дому.

— Я больше туда не пойду, Эберли, — твердо сказал Холл.

Минуту они смотрели друг на друга. Потом Фред решился. Он вытащил пистолет — наплечная кобура была скрыта под серым твидовым пиджаком — и направил его на Холла.

— Выходите из машины.

Фред не без удовольствия наблюдал за внезапно побледневшим адвокатом. Он ожидал, что Холл начнет звать на помощь или, напротив, умолять отпустить его, но адвокат молчал.

На десятом этаже было пусто. Фред указал Холлу на дальнюю дверь. Адвокат вошел в комнату и остановился в изумлении. Огромная комната с зашторенными окнами была вся оклеена плакатами антивоенного движения. На большом столе стояла компактная множительная аппаратура, пол завален листовками и брошюрами, призывающими к ядерному разоружению.

Он обернулся и спросил у Фреда:

— Так что вы от меня хотите?

— Я от вас ничего не хочу, — скучным голосом ответил Фред. — Я сотрудник Центрального разведывательного управления. Моя задача — выявить преступные связи американского антивоенного движения с агентами Москвы. Сейчас я вызову полицию, которая вас арестует, поскольку я, к сожалению, лишен такого права.

Фред шагнул в комнату, подошел к окну, попробовал раздернуть шторы, но они не поддались.

— Что же вы так боялись заглянуть сюда, а, Холл? Вас здесь давно ждут. Приманку в виде Диркса вы лихо заглотнули; сидели у него на “хвосте” столько дней, как заправский агент из службы наружного наблюдения. Вы и в самом деле полагали, что он вас не замечает?

Фред вытащил из бокового кармана пиджака “уоки-токи”.

— Чтобы вы были в курсе, — продолжал он. — На ручке двери, на столе, на кнопках аппаратуры и на листовках есть отпечатки ваших пальцев. Точно так же, как и на тех черных сумках, где вперемешку с листовками лежит динамит да еще письмо Филипа Никольса, адресованное вам. Письмо примерно такого содержания: “Я делаю это во имя нашего движения. Если я погибну, ты продолжишь наше дело”. Несколько жильцов этого дома засвидетельствуют, что часто видели вас здесь. Они опознают и сумки. Впрочем, навряд ли вы решитесь что-либо отрицать.

— Это почему же? — зло нахмурился Холл.

— Неплохой парнишка ваш сын, а, мистер Холл? Вам, пожалуй, было бы неприятно узнать, что с ним произошел несчастный случай, не так ли? Это мой последний довод, и, надеюсь, достаточно убедительно.

Фреду, наконец, удалось раздвинуть шторы, и тусклый свет наступающего дня осветил его довольное лицо.

В этот момент дверь в комнату распахнулась от удара ногой, и Бертис Холл увидел человека в кожаной куртке, с пистолетом в руках. Прежде чем он успел что-либо сообразить, раздался выстрел.

Документ, который лежал на столе у Корта, когда он вернулся от президента, был доставлен спецкурьером.

Это была разработка по ведению пропагандистской кампании в связи с очередной встречей руководителей промышленно развитых стран капиталистического мира.

Корт одобрил документ. Еще вчера ему пришлось бы согласовывать все с Генри Дугласом, советником президента в ранге министра. Сегодня подписи Корта будет достаточно, потому что президент принял решение об отставке Дугласа, который вынужден отказаться от работы в администрации. Разумеется, не из-за причастности к скандалу вокруг похищения бумаг, а по чисто семейным причинам.

Министр обороны, спешно вызванный в Белый дом, нашел президента в хорошем настроении. Спикер палаты представителей высказал свои возражения по поводу расследования, проводимого конгрессменом Шэдди. “Я не вижу в этом особо важной проблемы”, — сказал он. Можно было ожидать, что расследование будет спущено на тормозах и скандал утихнет.

Президент попросил шефа Пентагона подготовить для него большую разработку по космическому оружию — для выступления по телевидению. Американцы должны одобрить его решение: начать производство нового поколения космического оружия — в целях обороны от русских, разумеется.

Эмсли не решился по телефону сказать Этвуду, что Фред — он же Роджер Эберли — мертв. Он предпочел приехать домой к Этвуду и коротко доложить о предпринятых им усилиях, стараясь выставить в лучшем свете свои действия.

Отпустив Эмсли, Орвил Этвуд подумал, что Фред как работник был сильнее. Акция с Филипом Николь-сом была на редкость удачной и по замыслу и по исполнению. Был нанесен серьезный удар по антивоенному движению и здорово напуганы обыватели. Но ничего не поделаешь. Фред слишком глубоко проник в игру с Плиммером. Ему стало известно значительно больше того, что полагалось знать работнику его ранга. Да и с этим адвокатом он непозволительно долго возился. Теперь все кончено. Уже в вечерних газетах появится сообщение о том, что ФБР раскрыло конспиративную квартиру, где люди, называвшие себя борцами за мир, готовили очередной террористический акт против мира и спокойствия американцев. Они же, между прочим, приторговывали наркотиками. Надо полагать, шум будет большой. Антивоенное движение внушало и администрации и калифорнийским магнатам серьезную тревогу. Оно захватило широкие круги американцев, и, чтобы скомпрометировать борцов за мир, потребуются большие усилия. Этвуду, с его широкими связями в ЦРУ и в министерстве юстиции, поручили именно эту задачу.

Тем более что других хлопот у него не будет. Раскручивание истории с похищением бумаг у Грайнза, которое чуть было не вышло из-под контроля (из-за того, что конгрессмен Шэдди решил сделать себе имя на этом расследовании), в ближайшие дни отойдет в тень. Журналисты, которые раскручивали это дело, больше не получат никакой новой информации. Многие видные промышленники, поддерживавшие президента, забеспокоились, когда комиссия Шэдди решила добиваться доступа к президентским архивам в Гуверовском институте войны, революции и мира, который и так подвергался критике со стороны либералов за разработку консервативных политических программ для нынешней администрации. В президентских бумагах можно было найти точные суммы пожертвований “Силиконовой долины” в избирательный фонд президента. Если бы эти цифры были преданы гласности, это повредило бы магнатам в глазах общественного мнения, да и президенту пришлось бы подчеркнуто демонстрировать свою независимость от пожертвований.

История с похищением бумаг сыграла свою роль. И нынешний президент и те, кто мечтает поселиться в Белом доме, осознали, насколько они уязвимы в том случае, если их политика отклоняется от линии, начертанной хозяевами “Силиконовой долины”, которые хотели единолично держать в руках рычаги государственной власти. Доктор Этвуд, один из многих посредников между калифорнийским бизнесом и администрацией, с удовлетворением отмечал в своих отчетах, что ныне в трех случаях из четырех Вашингтон следует курсу, полностью приемлемому для “Силиконовой долины”. Поэтому, собственно говоря, не так важно, кто станет президентом. Так или иначе ему придется следовать этой линии.

Доктор Этвуд попросил генерала Хьюма убрать Джози и Уинтерса, которые надеялись выманить у Плиммера полмиллиона долларов в обмен на видеопленки. Эту акцию взял на себя Эмсли. Помимо Плиммера, на пленках были запечатлены люди, которых никак нельзя было скомпрометировать в глазах общественности. Зато Этвуд располагал теперь весомыми аргументами для разговора с этими людьми, вряд ли кто из них откажется выполнить его просьбу. Имея в руках видеопленки, Фреду ничего не стоило заставить сенатора Плиммера сделать все, что от него требовалось. Плиммеру осталось провести еще одно заседание сенатской комиссии по делам вооруженных сил и утвердить дополнительные ассигнования на космическое оружие.

Этвуд уже знал, что президент прислушался к тому, что передал ему Плиммер. Отправил в отставку Генри Дугласа, Рэндольфа Хобсона и директора ЦРУ (его место займет Хьюм), готовится выступить с жесткой речью по космическому оружию. Пентагон накануне выступления президента сообщит об успешном испытании лазерного космического оружия. Оно уже проведено: лазерной установкой, смонтированной на борту летающей лаборатории, сбиты пять ракет. Одновременно ускоряются работы по созданию лучевого, высокоэнергетического и противоспутникового оружия. В промышленном производстве этих систем кровно заинтересованы в Калифорнии. После беседы с президентом министр обороны предупредил магнатов “Силиконовой долины”, что их ждут новые значительные заказы. В Вашингтоне опасались, что создание космического оружия вызовет оппозицию среди американцев. Но план, разработанный профессором Чейзом и генералом Шрайвером, кажется, удался, с облегченном подумал Этвуд: большинство американцев так прочно уверовали в существование “советской космической угрозы”, будто она и в самом деле существует.

Этвуд мысленно поздравил себя с удачей. Он сделал все, что мог, и вроде бы успешно справился со всеми проблемами. Конечно, скоро появятся новью трудности, но пока что он летит во Флориду отдыхать. Весь месяц там будет хорошая погода. Перспектива была настолько приятной, что даже несуеверный Этвуд скрестил средний и указательный пальцы правой руки, чтобы не сглазить.

Бертис Холл не понимал, что происходит: выстрел прозвучал, но он был жив. Он сделал шаг вперед и замер. На грязном ковре лежал труп Роджера Эберли. Его голова превратилась в сплошное кровавое месиво. Должно быть, пуля была разрывной. Холл беспомощно посмотрел на убийцу — невысокого человека в кожаной куртке. Тот, стараясь не испачкаться в крови, подошел поближе к трупу, бесстрастно осмотрел то, что еще недавно было человеком, бросил пистолет на пол.

Потом человек в темной кожаной куртке и такого же цвета перчатках повернулся лицом к адвокату.

— Зачем вы убили его? — негромко спросил Холл.

— При чем здесь я? На рукоятке этого “магнума” 45-го калибра отпечатки только ваших пальцев, — последовал ответ. — Этого вполне достаточно, чтобы Большое жюри, не колеблясь, предъявило вам обвинение в убийстве сотрудника Центрального разведывательного управления.

Бертис Холл покачал головой.

— Я ведь юрист. Слишком просто у вас получается — повсюду мои следы. Наносить чужие отпечатки на рукоятку пистолета или еще куда-нибудь — что-то я раньше не слышал о такой возможности.

— Неужели? — Убийца Роджера Эберли искренне удивился. — Да такие штуки проделывали еще во времена Конан-Дойля. Будет время, попросите из тюремной библиотеки рассказы о Шерлоке Холмсе, вам будет интересно.

Холл уже столько испытал за эту ночь, что, казалось, потерял способность поражаться. Но то, что произошло сейчас, не укладывалось у него в голове. Это было слишком жестоко и страшно. Он понял: те, кто устроил этот кровавый спектакль, не дадут ему выпутаться из этой истории.

Он, не отрываясь, смотрел на стоявшего перед ним убийцу. Коротко подстриженные усы, глаза почти без ресниц. Лицо порядочного человека, не какого-нибудь монстра. Холлу оно даже показалось знакомым. Как же он мог забыть!

Человек с такими приметами приходил к Филипу Никольсу в мотель перед тем, как этот несчастный так неудачно для себя попытался привлечь внимание американцев к страшным последствиям гонки ядерных вооружений. На его крови они нажили политический капитал. Теперь такая же роль уготована и ему, Холлу.

Бертис Холл, не сводя глаз с человека в кожаной куртке, медленно отступал назад, пока не наткнулся на подоконник.

— Это говорит Брунинг, — сказал человек в куртке, прижав к щеке потрескивающий “уоки-токи”. Брунинг с интересом разглядывал стоявшего перед ним адвоката. На фотографиях Холл выглядел моложе и бодрее. Вместе с Эмсли и покойным Фредом Брунинг осуществил акцию с Филипом Никольсом, который давно собирался выступить против “ядерного безумия Вашингтона”. Эмсли и Брунинг; выдав себя за единомышленников Никольса, уговорили его отложить демарш до рождества (чтобы Фред успел все подготовить). В отряде парковой полиции, который блокировал в тот день памятник Вашингтону, был снайпер из отдела внутренних операций ЦРУ, он и прикончил Никольса — по радиосигналу Фреда. Потом Брунингу пришлось немало повозиться с Узстлейком, который прилетел из Флориды выручать своего бывшего служащего. Шантаж не увенчался успехом, Уэстлейк взял да и умер прямо на глазах у Брунинга. Хорошо, что Фред придумал комбинацию с кокаином и притянул к делу адвоката. Фред был умный. Умный? Теперь все лавры достанутся им с Эмсли. Брунинг выполнил приказ, когда пристрелил Фреда. Сделал он это охотно: смерть начальника открывала перед его бывшими подчиненными хорошие перспективы. Особенно теперь, когда генерал Хьюм стал директором.

— Можно запускать полицию и приглашать журналистов, — закончил Брунинг и сунул передатчик в карман.

Холл понял, что его ждет. С неожиданной для Брунинга ловкостью он вскочил на высокий подоконник и выбросился из окна. Он умер от разрыва сердца, не успев коснуться земли; звон разбитого и посыпавшегося вниз толстого оконного стекла заглушил его предсмертный крик — во всем доме были прочные двойные рамы.

Из сообщения Эй-би-си:

“На середину января в Вашингтоне намечена грандиозная демонстрация участников антивоенного движения. Сторонники ядерного разоружения намерены потребовать от администрации резкого сокращения военных ассигнований, переговоров с Советским Союзом об ограничении гонки вооружений.

Представители Белого дома сообщили корреспондентам, что секретная служба, опасаясь террористических актов, направленных против президента, усилила меры безопасности в ответ на решение пацифистских групп провести демонстрацию. Семь самосвалов с песком установлены у главных ворот Белого дома. Вокруг Белого дома сооружаются дополнительные бетонные заграждения. Резиденция президента все больше начинает походить на хорошо укрепленную крепость”.

“Смена”, № 11–16, 1984 год.