Глава девятая

Завтрак Техасца Солли, состоявший из фаршированной рыбы и жареных ребрышек, чуть не пошел обратно, когда в его офис ввалился Римо, держа в руках телохранителей Солли, Ирвинга и Джейкоба – одного – в правой, другого – в левой руке.

Побросав их по обеим сторонам тяжелого дубового стола Солли, Римо следил, как Солли, икая и задыхаясь, одновременно, пытается встать на колени со своей стороны стола.

Офис Техасца Солли находился очень далеко от принадлежавших ему боен, но запах смерти словно и здесь витал в воздухе. Сам офис являл собой современное, отделанное деревянными панелями помещение с алюминиевыми стульями, на которых при всем желании невозможно было сидеть.

Ирвинг Пенсильвания Фуллер как раз пытался опровергнуть это утверждение, когда в комнату вошел Римо. Ирвинг вскочил со стула с быстротой молнии, отчасти помогла профессиональная тренировка, отчасти – то, что стоять после этого стула было сущим наслаждением, и уперся обширной грудной клеткой в нос Римо.

– Вам назначено? – спросил Ирвинг, расправляя плечи и как бы невзначай прижимая локтем полускрытую под пиджаком кобуру огромного “Смит-и-Вессона”.

– Назначена, – заметил Римо.

– Что, что?! – грозно вопросил Ирвинг, – он всегда грозным голосом спрашивал “что”, если ему отвечали что-нибудь, кроме “да” и “нет”, на вопрос о назначенной встрече.

– Назначена. Вопрос должен звучать так: “назначена ли вам встреча?” – проинформировал грудь Ирвинга худой темноволосый посетитель.

– Мне так не нужно ничего назначать, – хмуро процедил Ирвинг. – Я тут работаю.

Кротко улыбнувшись, Римо приподнял плечи, и Ирвинг почувствовал, что середину его массивного тела словно пронял мороз. Что-то мягко нажало ему на бедра, и мороз, поднимаясь по телу, ударил в голову, и больше он не ощущал ничего, пока не очнулся лежащим поперек стола Техасца Солли.

Взяв Ирвинга сзади за воротник, Римо поволок его к двери с надписью “С.Вейнстайн. Оптовая продажа мяса и птицы”, из которой выбежал Джейкоб и выхватил из-за пояса пистолет.

– Эй! – твердо произнес Джейкоб Шонбергер. – Войти сюда, приятель, вам не удастся.

– Так я уже вошел, – примирительно сказал Римо, не желая вдаваться в дальнейшую дискуссию о философии бытия. Если бы Джейкоб был так же интеллектуально развит, как Ирвинг, оба почтенных мужа могли бы целыми днями сидеть в холле, обсуждая закономерность появления в нем Римо как части мировой субстанции.

Ирвинга Джейкоб обнаружил лежащим у ног незваного посетителя. И шагнул назад.

– Это... это что? – спросил он.

– Коридор, – пожал плечами Римо. – Я думал, мы уже об этом договорились.

– Вы... вы уронили Ирвинга? Бог мой! Вы уронили Ирвинга! – эту фразу Джейкоб выдавил уже на пределе своих возможностей. Ростом Джейкоб был чуть пониже Ирвинга, но зато на несколько дюймов пошире. Отступив еще на шаг назад, он направил вытянутую руку с пистолетом прямо в грудь Римо.

Римо решил не объяснять ему, что общепринятый способ обращения с пистолетом – наводить его от бедра, для того чтобы противник не смог обезоружить вас, если вдруг сумеет схватить за руку.

Но человек с пистолетом выглядел слишком взволнованным, чтобы интересоваться методами обучения полицейского персонала.

– Как тебя зовут, приятель? – метод Джейкоба обычно заключался в том, чтобы подробно расспросить незваного гостя о роде занятий, имени и так далее, после чего громовым голосом заключить: “А теперь, так твою растак, вон отсюда!”. Если же какой-нибудь умник начинал выпендриваться, Джейкоб тыкал стволом своего “тридцать восьмого” прямо ему в зубы. Метод был создан Джейкобом еще во время работы санитаром в психиатрической клинике и с тех пор доставил ему немало светлых минут.

– Я из синагогального общества, – представился Римо.

Инстинктивно Джейкоб примерился, чтобы приложить рукоять своего оружия поперек физиономии Римо, но ее почему-то не оказалось на том месте, где Джейкоб видел ее за секунду до этого, а потом он почувствовал, что руку его с необыкновенным проворством выворачивают из сустава.

Раздался хруст, и Джейкоб почувствовал, как холодная сталь его пистолета вступает в контакт с его же собственной физиономией, а потом перестал что-либо чувствовать и очнулся уже от боли, три часа спустя, в приемном покое хьюстонской дежурной больницы.

Там ему пришлось ждать сорок пять минут, в течение которых он, извиваясь на деревянном топчане, следил, как по его плечу медленно стекают капельки крови, пока появившаяся сестра не сообщила ему, что операция будет стоить по меньшей мере тысячи полторы, и не помнит ли он номер своего медицинского полиса?

Техасец Солли, тем временем, старался удержать настойчивые позывы к рвоте, пытаясь в то же время поцеловать носки бесшумных туфель Римо, которые тот надел специально для этого случая. Сглотнув еще раз в тщетной попытке избавиться от кусочка жареного ребра, вставшего неизвестно почему поперек гортани, он сдавленно произнес:

– Прошу вас, не убивайте... я сейчас все объясню.

Окинув Солли критическим взглядом, Римо медленно прицелился пальцем в перекошенную от страха физиономию.

– У вас соус на щеке, – кивнул он. Перегнувшись, он взял со стола полотняную салфетку и протянул ее Солли; слева слышалось хриплое дыхание впавшего в беспамятство Ирвинга, слева – стоны Джейкоба, пускавшего кровавые пузыри сквозь разбитые зубы.

– С...спасибо, – кивнул Солли, вытирая рот. – Вы... позволите мне все объяснить вам?

– Валяйте.

– Эти... эти ребята... предназначались не вам, – затараторил Солли, поднимаясь и разводя руками. – Просто буквально на днях здесь устроили шабаш противники мясоедения и...

– Минутку, – перебил его Римо. – Противники мясоедения – это кучка шизиков с транспарантами, и верховодит ими рыжая девица?

– Да, они, – кивнул Солли. – Это... ваши агенты?

– Да нет, я так, – махнул рукой Римо. – Продолжайте, пожалуйста.

– Да, ну и вот, – снова затарахтел Солли. – Я уверяю, я клянусь, все будет доставлено сегодня же, или вы получите назад свои деньги. На мое слово можно положиться, поверьте мне. Передайте Джаккалини, что он немедленно получит свои бифштексы и неустойку, само собой разумеется. И скажите ему, что Техасец Солли держит свои обещания.

– Прекрасно, – кивнул Римо, спрашивая себя, уж не два ли Техасца Солли Вейнстайна проживают в Хьюстоне, и если да, с кем из них говорит он в данный момент. – А где его найти, не подскажете?

– Кого найти?

– Джаккалини, – ответил Римо. Несколько секунд Техасец Солли озадаченно смотрел на него. Затем рассмеялся.

– Очень... очень забавно, Рико. Вы ведь Рико Шапиро, я не ошибся, нет?

– Никогда не слышал о таком, – покачал головой Римо.

Смех Техасца Солли оборвался, улыбка сползла с потного лица. Облокотившись о стол, он сунул руку под верхний ящик, словно нащупывая опору.

Перегнувшись, Римо с силой надавил ладонью на крышку стола, и спрятанная под ящиком коробка сигнализации со стуком плюхнулась на пол – Солли едва успел отдернуть палец от кнопки.

Солли медленно проглотил слюну, не в силах оторвать взгляд от вмятины в столе, в точности повторявшей очертания кисти Римо.

– Я из синагогального общества, – жестко произнес Римо. – Давай выкладывай. И на сей раз без дураков.

* * *

Над Синанджу пылал закат.

“И цвета его походили на радугу, неожиданно расцветшую поперек вечернего неба. Розовый, оранжевый, пурпурный, алый, – и цвета, которым не придумано еще названия в человеческом языке, озаряли своим сиянием маленькую деревню. Так было раньше – и так будет всегда, пока океан омывает землю, и небо смыкается с нею”.

Отложив тростниковое перо, Чиун удовлетворенно окинул взглядом пергамент. За его спиной уже настоящее солнце заходило над настоящим Хьюстоном.

Пурпурный и оранжевый тона придавали хьюстонскому закату тяжелые облака окиси углерода и других мыслимых и немыслимых химических отходов, выбрасываемых фабриками. Над их яркими пятнами висела черная туча смога, а остальная часть неба была окрашена в ядовито-розовый цвет.

Люди внизу – в машинах, и наверху – в отделанных кожей и пластиком офисах небоскребов смотрели на это небо и любовались им. Им было невдомек, что всего через несколько лет – раньше, чем они могли представить, может быть, даже раньше, чем их самих примет земля – жертвами этих ярких облаков станут их дети.

Эти яркие облака проникнут в их квартиры, пройдя через сталь, стекло и бетон, минуя кондиционеры и увлажнители, а вскоре их сыновья и дочери начнут медленно умирать от удушья.

Гибель Америки наступит не в один миг, не в одну ночь и не за сутки. Она будет неотвратимой, и медленной.

Так думал Мастер Чиун, и поэтому на пергаменте солнце заходило над его родной деревней Синанджу, где люди целые века вдыхали лишь запах рыбы и ароматы моря и водорослей.

В дверь номера тихо стукнули. До этого за дверью Чиун уловил осторожные шаги по застланному ковром холлу. Затем – колебания воздуха, вызванные большим, плавных очертаний телом. И частое неровное дыхание – так дышат те, кто пытается скрыть волнение.

Чиун, однако, не мог допустить, чтобы все эти посторонние явления мешали его работе. Он был очень серьезным писателем.

– Входи, дитя мое, – произнес он громко. – Я почти закончил свой труд.

Дверь слегка приоткрылась, и снова послышался осторожный стук.

– Чиун? Это я, Вики. Можно?

Не дожидаясь ответа, она медленно открыла дверь и предстала на фоне тускло освещенного холла во всем великолепии.

Ее пышные темно-каштановые волосы тяжелыми волнами спадали по ее плечам, словно струи воды с горного склона. Огромные карие глаза широко распахнуты, и чуть приоткрыты полные влажные губы.

На Вики был длинный, до пола, пеньюар, перехваченный у талии поясом, плотно обтягивавший бедра и полную высокую грудь, двумя холмами проступавшую под тонкой тканью.

Она стояла неподвижно какой-то миг, затем, захлопнув за собой дверь, вбежала в комнату.

Чиун по-прежнему восседал спиной к окну в позе лотоса; Вики, метнувшись через комнату, опустилась перед ним на колени.

– Мне страшно, – выдохнула она. – Совсем одна, в своей комнате...

Фразу она не докончила, заметив, что Чиун не проявляет ни малейшего интереса, и слегка наклонилась вправо для того, чтобы этому твердолобому азиату была лучше видна ее грудь. Взгляд Чиуна скользнул по сгустку пространства по имени Вики Энгус, и он вымолвил:

– Полное одиночество – это только иллюзия.

– Я знаю, – вздохнула Вики больше от облегчения, нежели в знак признания мудрости собеседника. – У меня ведь есть ты и... и Римо.

– Что сделал он такого, чтобы удостоиться двух “и”? – полюбопытствовал Чиун.

Это Вики не понравилось. Ей вообще не нравилось, что этот маленький азиат умудрялся прочитывать ее мысли до того, как она открывала рот или собиралась что-нибудь сделать. Если бы она не была в себе так уверена, то готова была бы поклясться, что он смеется над ней!..

Ничего, он тоже человек – чуть-чуть плоти и пара слов, пожалуй, расшевелить его смогут. Сработало же ведь с Римо, значит, с его партнером тоже сработает.

Вики переменила позу, выпростав из-под себя ногу и откидывая с нее слегка помявшуюся ткань. Обнажившееся сливочно-белое бедро Вики пристроила перед почти обнаженной сливочно-белой грудью, над которой на стройной сливочной шее возвышалось того же сливочного оттенка подозрительно невинное личико.

– Ты хорошо знаешь Римо? – неожиданно спросила она.

– Видишь ли, – глубокомысленно изрек Чиун, – до тех пор, пока ум задает вопросы, ищет ответы, склоняется к новым дерзаниям, наше одиночество никак нельзя назвать полным. И часто, задумавшись над многими вопросами, что приносит с собой каждый новый день, я нахожу утешение в священном опыте предков. Нет, не бывает полного одиночества.

Вики уставилась на него, соображая, не наняло ли старика Министерство сельского хозяйства для того, чтобы по временам сбивать спесь с их главного агента – Римо Уильямса.

Какая разница, подумала она. Оба они замешаны в убийстве ее родителей, и ответят за это. Они должны умереть.

Может, к Чиуну нужен более тонкий подход? Вики прикрыла бедро халатом и с заговорщицким видом наклонилась к Чиуну.

– Я почему спрашиваю... я тут случайно в университете подключилась к секретной компьютерной связи... так вот, его имя упоминалось там!

Чиун быстро повернулся к ней.

– О, дитя мое, я понимаю! Многие машины могут доставить удобство и удовольствие. У меня, например, есть машина, которая записывает для меня прекрасные драмы... то есть записывала, пока они не разочаровали меня. Скажи мне, похож ли твой... компьютер на эту мою машину?

Слава Богу, наконец-то старый хрыч чем-то заинтересовался.

– Нет... моя машина... м-м... делает вычисления.

– Какие тебе захочется?

– Ну... не совсем.

– И никогда не ошибается?

– В определенных пределах.

– Она может думать?

– Нет... не может по-настоящему.

– Неудивительно, что Римо попал в нее, – пробормотал Чиун. Воцарилось молчание.

Вскочив на ноги, Вики гневно прицелилась в старого корейца пальцем.

– Я хотела преподнести все как лучше, но теперь у меня нет выбора. Мы с Римо занимались любовью! Что ты скажешь на это, а?

Чиун поднял на нее глаза.

– И он достойно справился?

Обхватив себя руками, Вики мечтательно возвела глаза на потолок.

– Это были лучшие мгновения в моей... в нашей жизни!

Чиун кивнул.

– Значит, он все же не безнадежен. Но скажи мне, ближе к завершению – дышал ли он носом или же через рот? Я всегда считал, что дыхание через нос гораздо полезнее.

Вики медленно направилась к двери.

– Ах ты, япошка. Мы с Римо уезжаем, вот так! Он бросает тебя и твоего императора или Смита, как там его. И вы нас не удержите, не надейтесь!

Чиун сидел по-прежнему неподвижно.

– Даже если ты пытаешься разрушить наш союз, это еще не причина для того, чтобы называть меня японцем. Для Мастера это звучит унизительно.

При слове “унизительно” Вики пронзительно взвизгнула и выскочила из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что Чиун еще несколько минут ощущал исходящие от стен вибрации.

Тщательно проанализировав действия Вики, Чиун вынес наконец свой вердикт.

– Смышленое дитя, – сказал он вслух, вновь пододвигая к себе пергамент. – Очень, очень смышленое.

Загрузка...