Последний знаменный

Глава 6 ВОСХОДЯЩЕЕ СОЛНЦЕ

Син Шоу пребывала в смущении. Она попросила о встрече с госпожой, так как была обязана это сделать, являясь домоправительницей и по своей должности отвечая за женский персонал поместья Баррингтонов. А посему она всегда считала себя также ответственной и за дочерей хозяев. За тридцать лет службы в Доме Баррингтонов она присутствовала при рождении Хелен и Виктории и нянчила их в детстве.

В данный момент ее чувство долга вступало в конфликт с защитным инстинктом. Она боялась реакции Люси на известие, которое ей предстояло сообщить, но и умолчать об этом было нельзя. Люси подняла голову от газеты, которую читала.

— Итак, в чем дело, Син Шоу? Только не говори мне, пожалуйста, что одна из девушек беременна.

Син Шоу тяжело вздохнула. Люси, конечно же, имела в виду служанок.

— Да, именно Так и есть, госпожа.

— Честно говоря, Син Шоу, моральные устои ваших людей меня возмущают. Или это как раз недостаток морали? Ладно, ты знаешь наши правила, они их тоже знают. Ей придется уйти. Никаких исключений быть не должно.

Син Шоу переминалась ноги на ногу.

— Хорошо, встречусь с девушкой перед ее уходом, — сказала Люси. — Которая из них?

Син Шоу набрала побольше воздуха:

— Это мисс Виктория, госпожа.

Люси вернулась к своей газете. Затем подняла голову, Нахмурив брови:

— Что ты сказала?

Син Шоу облизнула губы:

— Мисс Виктория три месяца не пятнала свое белье, госпожа.

Люси резко встала, а затем бессильно опустилась в свое кресло. Син Шоу отвечала за работу прачечной и дотошно вникала во все мелочи.

— Почему ты не сказала мне об этом раньше? — низким от волнения голосом спросила Люси.

— В первый месяц причиной могла быть лихорадка или расстройство желудка, да и второй месяц — тоже. Но три месяца подряд...

Люси знала, что с Викторией ничего плохого быть не могло. В самом деле, никогда девушка не была такой живой и довольной, как в последние три месяца. И никогда не выглядела такой красивой.

Люси почувствовала боль и посмотрела на свои руки; она, оказывается, так сильно сжала их, что ногти прорезали ладонь.

— У вас кровь, госпожа, — сказала Син Шоу заботливо. — Позвольте мне принести мазь.

— Ерунда. Кто еще знает об этом?

— Никто, госпожа.

— Пока никто, — заметила Люси. — Очень хорошо, Син Шоу. Спасибо за сообщение. Попросите мисс Викторию ко мне, пожалуйста.

— Она катается на лошади, госпожа.

Люси резко вскинула голову. Черты ее лица немного смягчились.

— Ну, когда она придет. Сразу как только придет.

Син Шоу поклонилась и поспешила из комнаты. Ей было любопытно «придется ли уйти» мисс Виктории.

Люси ходила взад и вперед по швейной комнате, пытаясь хотя бы успокоиться. Ей не терпелось послать в контору за Джеймсом, но она решила не делать этого до тех пор, пока сама не поговорит с дочерью. Как ей сейчас хотелось, чтобы была жива Джейн! Люси впервые со дня смерти старой леди почувствовала, как ей недостает свекрови.

Что могло подвигнуть девушку на такой поступок? Похоже, всему виной недостаточный присмотр и позиция Джеймса в этом вопросе. Он должен был все предвидеть. Это его родители решили, что он и его сестра должны в раннем возрасте взять на себя ответственность за управление отделением торгового дома в городе Уху. И что же? Все закончилось похищением и изнасилованием Джоанны. И пусть старшие Баррингтоны не смогли предусмотреть восстания тайпинов, но все равно поступали они неразумно.

Однако Джеймс ничему так и не научился. Он всегда давал своим детям слишком много свободы. А что в результате? Хелен вышла замуж за какого-то вспыльчивого миссионера и пропала в верховьях Желтой реки. Одно время Люси, если честно, признаться, одобряла этот брак, но она не ожидала, что ее старшая дочь исчезнет так насовсем. Роберт женился на китаянке. Адриан живет точно деспот, она не любила посещать его, так как всегда чувствовала, что он и его слуга повязаны какой-то гнусной общей тайной, о которой она ничего не знала и боялась что-либо узнать. И вот теперь...

Она взглянула на свою младшую дочь, которая, постучав, вошла в комнату. Виктория оставила свою шляпу в прихожей. На ней был костюм для верховой езды, а хлыст держала в руках, волосы покрывала сетка. Блузка девушки промокла от пота, щеки горели. Виктория излучала доброе здоровье.

— Мама? Что-нибудь случилось?

Люси села в кресло.

— Тебе не кажется неблагоразумным ездить верхом в твоем положении? Или ты надеешься на выкидыш? — Виктория сглотнула. — Похоже, именно на выкидыш, — сделала заключение Люси.

Виктория села без приглашения.

— Как ты узнала?

— Глупая девчонка! Ты, выходит, не предполагала, что Син Шоу знает, когда у нас бывает менструация? Или не бывает, как в данном случае?

Виктория закусила губу.

— Теперь все знают!

— Син Шоу клянется, что нет. Я ей верю. Но это до поры до времени. Нам следует действовать очень быстро. Как имя отца?

Виктория подняла голову. На щеках у нее пылали красные пятна и не было никаких признаков других эмоций.

— Это мое дело.

— Ты и вправду так считаешь? Он собирается жениться на тебе?

— Нет. Он не может.

— Ты отдалась женатому? — Люси была ошеломлена.

— Я не знаю, женат ли он, — ответила Виктория. Ей даже в голову не пришло спросить.

— Боже мой! — Люси воздела руки ко лбу.

Виктория встала и прошлась по комнате. Ее каблуки спокойно стучали по полу.

— Извини, мама.

— Извини?! — закричала Люси. —Ты отдалась какому-то... какому-то клерку, который не собирается на тебе жениться... — Мимолетная тень, промелькнувшая на лице дочери, заставила ее нахмуриться. — Назови хотя бы его профессию.

— Нет, — последовал категоричный ответ.

— Очень хорошо, — сказала Люси. — Ты пойдешь в свою комнату и останешься там до прихода отца. Он даст необходимые распоряжения для аборта...

— Нет, — повторила Виктория еще более решительным голосом.

Люси была поражена:

— Ты собираешься сохранить этого ребенка?

— Пойми, мама, я принадлежу этому человеку.

— Что за глупость. Ты хочешь сказать, что любишь его. Но совершенно очевидно, что он тебя не любит.

— Я принадлежу ему, — повторила Виктория. Ее голос звучал низко, но решительно. — Теперь ничего не изменить. Я собираюсь родить этого ребенка.

— И что ты предпримешь? — потребовала ответа Люси.

Джеймс прикурил сигарету; он старался выиграть время на размышление.

— Она полностью потеряла рассудок, — продолжила Люси, — грозит самоубийством, если мы вынудим ее на аборт. Боже мой! Я удивляюсь, как ты не вложил ей ума хлыстом.

— Сомневаюсь, что это принесет что-нибудь, кроме окончательного отчуждения, — спокойно сказал Джеймс. — Виктория не та послушная девочка, готовая спокойно сносить наказания, она человек сильных страстей.

— Ха! — прокомментировала Люси.

— Мы должны подумать, как устроить все наилучшим для нее образом. Без сомнения, идеальным решением вопроса было бы для нее выйти замуж за того человека, даже если сразу после этого мы оформим развод. Но, поскольку она не хочет или не может назвать нам его имя, такой вариант невозможен. Однако я считаю, убив ребенка, мы тем самым убьем и Викторию.

— Ты имеешь в виду, что нужно позволить ей родить? — Люси вновь пришла в ужас.

— Поскольку я не нахожу ничего лучшего, то да. После рождения ребенка Виктория станет более ответственной. А может быть, удастся отдать ребенка приемным родителям.

— Но вся эта история поставит крест на ее репутации. И на нашей тоже.

— Думаю, скандала можно избежать. Прежде чем положение станет заметно окружающим, мы отправим ее куда-нибудь. А когда все будет уже позади, она вернется.

— Куда отправим? В Англию? — оживилась Люси.

— Нет. Это будет слишком откровенно.

Лицо Люси омрачилось.

— Тогда куда же?

— У нас всего два варианта. Один — отправить ее в верховья Хуанхэ к Хелен. Но я против. Хелен или по крайней мере ее муж могут занять непримиримую позицию по отношению к Виктории. И это вызовет ссору.

— Ты можешь предложить что-нибудь другое?

— Мне кажется, что лучший выход — Джоанна, — сказал Джеймс, как будто его и не перебивали. — Мы можем рассчитывать на ее симпатии, да и Виктории у нее понравится.

— Джоанна! — Люси вложила в свое восклицание столько презрения, насколько осмелилась в данной ситуации. Разумеется, в свете своего мрачного прошлого Джоанна с симпатией отнесется к племяннице.

— Я немедленно займусь приготовлениями, — сказал Джеймс.

— А захочет ли Виктория ехать к Джоанне?

— Виктория только обрадуется, — уверенно заявил Джеймс. — Она давно хотела увидеть Порт- Артур.

«Это поистине райский уголок», — не раз писала Джоанна. И по мере того, как пароход «Гоусин» приближался к входу в огромную бухту под названием Тигровый Хвост, Виктория все больше верила своей тете. Но для Виктории в ее нынешнем положении после Шанхая любая точка на земле показалась бы раем. Особенно после Шанхая без Тана, которому она принадлежала. Она не обманывала мать, делая такое заявление. Мама, бедная недалекая мама, решила, что ее глупая девчонка влюбилась по наивности. Мама ничего не знала о тех непотребных церемониях в затемненных комнатах, но если бы и узнала, то сочла бы их глупыми бреднями. Более сведущий в китайских нравах папа понял бы, но вряд ли простил.

Виктория отдала себя Тану без остатка, до самого укромного уголка души. Она немного знала о себе — возможно, вообще ничего не знала, — пока его ласковые пальцы не пробудили в ней бурный взрыв страсти, пока не вызвали нестерпимого желания отдаться и быть взятой, быть переполненной его мужской плотью.

По-видимому, ее беременность была неизбежной, хотя такая возможность в то время не приходила ей на ум. Даже осознав свое положение, а это случилось задолго до того, как Син Шоу все разболтала, Виктория спокойно продолжала жить обычной, привычной для нее жизнью, уверенная в том, что Тан вернется к ней вовремя и спасет от катастрофы.

Но он не вернулся. Фактически она даже не знала, жив ли он. После того как Тан закончил ритуал, она в сопровождении Цин Саня вернулась в Международную концессию, в почти ирреальную элегантность европейской цивилизации. С тех пор они с Цин Санем почти не разговаривали, старались избегать друг друга. Их объединяла страшная тайна, и им больше не о чем было говорить. Разумеется, самым важным было молчание. Ведь папа побывал у наместника в тот день три месяца назад, и прислуга последующие несколько дней только и делала, что обсуждала рейды знаменных маньчжуров, аресты и казни.

— Ты должен все узнать, — приказала она Цин Саню, и, вернувшись, он рассказал ей, что Тан скрылся из города до начала облав, и больше о нем ничего не слышно. Ничего не знала она и о туне. Возможно, он был разгромлен. Она не могла подавить в себе тайную надежду, что все именно так и есть. Ее любимый Тан скрылся, а о ее тайне знают только двое — Тан и Цин Сань. Теперь и сама она скрылась от Цин Саня. Но она носила ребенка Тана и собиралась заботиться о нем, воспитывать его, чтобы свергнуть Цинов! Теперь ей непременно нужно найти союзника, поскольку после рождения ребенка скрыть его происхождение не удастся. Более чем кто-либо для этой роли подходил Роберт, женатый на китаянке. Однако ей не дали времени увидеться с ним, а писать ему письмо она нашла слишком рискованным. Адриан, хотя и громко возмущавшийся, узнав о положении Виктории, мог бы помочь ей — но, конечно, не задаром. И для Виктории были неприемлемы его условия; она не доверяла брату и боялась его. Ну что ж, раз братья ей не помощники, то вся надежда на тетю Джоанну. Папа, сам того не ведая, сделал наилучший выбор. Но и с тетей Джоанной нужно держаться настороже, ведь она никогда не рожала китайского ребенка. Хотя и была изнасилована китайскими подонками.

Виктория стояла на палубе, глядя на приближающийся берег. Ее восхищенному взору предстала захватывающая дух красота. Пароход миновал узкий вход в Тигровой Хвост и оказался в огромном внутреннем море с ответвлениями всевозможных бухточек и заливчиков. Небольшая речка стремительно сбегала с крутого берега в середине залива.

Город раскинулся по обе стороны этой речки; дома карабкались вверх по крутым берегам, а кромку берега оккупировали доки, склады и другие портовые сооружения, принадлежащие торговцам, для которых Порт-Артур, незамерзающий круглый год, был поистине находкой. За чертой города на высоких холмах Виктория разглядела контуры фортов, расположенных с обеих сторон от входа в бухту, — Порт-Артур считался неприступной крепостью.

Увидев несколько боевых кораблей, Виктория несказанно обрадовалась: возможно, Роберт когда-нибудь посетит порт на своем линкоре. Вокруг сновала и множество других судов всевозможных размеров, некоторые из них под парусами, другие — с паровыми силовыми установками: они подходили к берегу и покидали бухту, стояли под разгрузкой у причалов или ждали своей очереди на рейде. Когда улеглось первое впечатление о Порт-Артуре как о городе, предназначенном для торговли и обороны, Виктории открылась непередаваемая красота покрывавших склоны лесов. За городской чертой огромные дома утопали в зарослях деревьев. Для «Гоусина» был подготовлен причал, и зарегистрированный за Великобританией, укомплектованный английским экипажем пароход сразу подошел к причальной стенке. Подали сходни, и Виктория поспешила на берег — она уже заметила свою тетю, поджидавшую в толпе встречающих. Ступив на землю, девушка засомневалась: как-то ее встретят!

— Вики, моя дорогая девочка! — обрадованно обняла ее Джоанна. — Идем, нас ждет коляска.

— А как же мои вещи?

— Цань, позаботьтесь, чтобы багаж мисс Виктории доставили домой, — приказала Джоанна.

Слуга тотчас направился на борт корабля выполнять распоряжения хозяйки. Джоанна провела Викторию через толпу к месту, где под присмотром двух маленьких мальчиков стоял пони, запряженный в коляску. Джоанна заплатила им и села на место кучера.

— Я всегда управляю сама, — сказала она, — хотя некоторые считают это непристойным. Ты можешь сесть сзади, если хочешь.

— Я лучше сяду с вами, — решила Виктория, усаживаясь рядом с теткой, к которой уже успела проникнуться доверием. Здесь она, без сомнения, получит поддержку.

Джоанна взглянула на племянницу, чтобы убедиться, хорошо ли та устроилась, затем отпустила тормоз и взмахнула кнутом. Пони взял с места рысью, подпрыгивая на неровной мостовой. Собаки залаяли, а дети побежали перед коляской.

— Не слишком быстро для тебя? — спросила Джоанна.

— Нет, честное слово.

— Тебе следует быть осторожной, — заметила Джоанна. — Если у тебя серьезные намерения. Я имею в виду ребенка.

— У меня серьезные намерения, тетушка Джо.

Джоанна сменила тему:

— Как ты находишь Порт-Артур?

— Прекрасное место.

— Я всегда так считала. Когда ты устроишься и отдохнешь, мы съездим через горы к перешейку. Это там, где Ляодунский полуостров: соединяется с материком. В самом узком месте он всего лишь в несколько метров шириной. Перешеек защищен фортом, поэтому полуостров и Порт-Артур неприступны с суши. А теперь он, разумеется, неприступен и с моря.

— Кто же собирается нападать на город? — спросила Виктория.

— Японцы, моя дорогая. Они давно на него зарятся. Но ведь ты приехала не о войне говорить. Я считаю, что здесь ты в большей безопасности, чем где-либо еще в Китае.

Беседуя, они поднимались на холм, путь их лежал выше и восточнее города. Затем начался спуск, и, миновав шеренгу кипарисов, коляска остановилась в небольшом дворе напротив чудесного маленького двухэтажного дома.

— Боюсь, это не дворец важного мандарина, — заметила Джоанна. — Но мы чувствуем себя в нашем доме уютно, да и от миссии недалеко.

— По-моему, здесь очаровательно! — воскликнула Виктория, спрыгивая со своего места и подбегая к ступеням парадного входа. Обернувшись, она увидела сквозь ветви деревьев далекие воды залива. — Просто чудесно!

Появились слуги, их заботе Джоанна поручила пони и коляску, а сама проводила племянницу в дом и показала свободную комнату в задней части дома с окнами, выходящими на море, правда, между домом и морем лежали не менее живописные волны зеленых холмов.

— Надеюсь, тебе здесь понравится.

— Все превосходно, тетя!

— Когда прибудут твои сундуки, я помогу тебе распаковать их. — Джоанна направилась к двери и у порога остановилась. — Твой отец не сообщил, ну...

— Я на пятом месяце, тетушка Джо.

— Понятно.

— Простите, но мне придется побыть здесь немного.

— Моя дорогая, мы тебе очень рады.

Виктория достала конверт из сумочки:

— Папа прислал вам это...

Джоанна разорвала конверт и достала лист плотной бумага.

— Это ордер от торгового дома. В этом, однако, нет абсолютно никакой необходимости.

Джоанна, хотя и состояла в браке с миссионером, регулярно получала доход от прибылей Дома и была достаточно состоятельной.

— Это не очень-то много за мое проживание, — посетовала Виктория. — Мама не хотела, чтобы кто- нибудь в Шанхае узнал о случившемся со мной, поэтому... понимаете, у меня нет приданого для ребенка.

— Разумеется, как глупо с моей стороны. Не беспокойся, дорогая, моя швея обеспечит тебя всем необходимым. И твоего ребенка.

— Как я благодарна вам, тетушка Джо, — сказала Виктория.

— За то, что ты побудешь с нами? Моя дорогая, да для меня это радость.

— Я имела в виду то, что... вы никому не скажете.

— Мы еще успеем обо всем поговорить, когда ты устроишься, — остановила ее Джоанна. — Артур приходит около шести вечера.

— Ах... дядя Артур тоже знает...

— Да, — сказала Джоанна. — Ведь он должен знать, разве не так? Не бойся, Вики. Мы просто собираемся тебе помочь, а не учить уму-разуму.

Тем не менее встреча вечером с дядей Артуром казалась Виктории суровым испытанием. Дяде перевалило за шестьдесят, он уже совсем облысел, только над ушами серебрился легкий пушок, и неважно слышал. Виктория всегда смутно опасалась его. Но, как и обещала Джоанна, Артур Дженкинс ни словом не обмолвился о причине приезда Виктории: он в этом вопросе полагался на жену. Прошло несколько дней, и Виктория почувствовала, что нервы ее постепенно успокаиваются. Джоанна старалась по возможности ее развлечь. Сначала они поехали в город посетить швею и заказать все, что им нужно, затем она показала Виктории полуостров, сводила на перешеек, откуда они полюбовались поднимающимися на севере горами.

— И все это Китай, — сказала Джоанна.

— И правят им маньчжуры, — подхватила Виктория.

— Ну да, именно так. — Она взглянула на племянницу. — Тебе не нравятся маньчжуры?

— Они тираны. Цины во всяком случае.

— Тебя интересует политика? — спросила Джоанна с улыбкой. — Это твои мысли или заимствованные?

Виктория прикусила губу. Но ей когда-то пришлось бы поговорить с этой женщиной, и ее тетя, бесспорно, так по-доброму отнеслась к ней, что заслуживала откровенности. Виктория подождала, пока Джоанна развернула коляску и направила ее к городу, скрытому за холмами, окружающими бухту, затем ответила:

— Они заимствованы. Но теперь они мои.

— Тогда хорошенько держи их при себе.

— Цины не могут править вечно, — настаивала Виктория.

— Наверное, нет. Но нам лучше надеяться, что они сумеют править еще долго. Без Цинов не будет и Дома Баррингтонов. А что касается китайской революции... — Она передернулась, как от озноба, и Виктория поняла, что она вспомнила себя в руках тайпинов.

— Эта революция будет другой, — сказала Виктория.

На этот раз Джоанна взглянула на Вики хмуро:

— Можно подумать, будто ты что-то о ней знаешь.

— Знаю.

Джоанна неотрывно смотрела на дорогу:

— А твой отец?

— Ну, все знают о существовании антицинского движения.

— И он тоже его одобряет?

— О нет. Будь его воля, он бы его подавил.

— А ты нет, — задумчиво произнесла Джоанна. — Но это тебе решать. А что твой... отец твоего ребенка думает об этом?

Именно этого вопроса и ждала Виктория.

— Он убежденный революционер. Цель его жизни — свержение Цинов. Теперь это и моя цель.

Джоанна остановила коляску и повернулась к Виктории. Они были на дороге совершенно одни, вокруг — ни души.

— Мне кажется, ты должна все рассказать. И о нем в первую очередь. Похоже, он — опасный человек. Не дело варваров вмешиваться в политику китайцев. Твой отец всегда следовал этому правилу, если не получал указаний от императрицы нарушить его.

Виктория глубоко вдохнула:

— Человек, о котором я говорю, не варвар, тетушка Джо.

Джоанна несколько минут молча смотрела на нее, а Виктория готовила себя к взрыву негодования из-за того, что она носит китайского ребенка. Но Джоанна восприняла сообщение бесстрастно.

— Понятно, — наконец сказала она. — Так поэтому ты и отказалась назвать родителям его имя?

— Да, тетушка Джо, только он не... ну, не как все. Он получил образование в Америке, безупречно разговаривает по-английски. Почти всегда одевается как варвар.

— И вынашивает замыслы о свержении Цинов. Уж не собираешься ли ты сказать, что он последователь Сунь Ятсена?

Виктория не верила своим ушам.

— Вы знаете доктора Суня?

— Слухи дошли и до нас Вики, ты должна понимать — это безумие. Не знаю, как ты и этот человек встретились, но когда-нибудь его все же схватят и казнят. Так бывает всегда. И если ты замешана...

— Замешана. Больше того, я приняла клятву... Вы обещаете никогда не повторять то, что я собираюсь вам сказать?

Джоанна всю свою жизнь провела в Китае: Виктория итак сказала ей достаточно, упомянув слово «клятва».

— О Боже! — воскликнула она. О Боже! Нет, я ничего не обещаю, а ты не должна мне говорить. Так мы обе защитим себя.

Виктория прикусила губу.

— А ребенок? — спросила Джоанна.

— Если вы мне поможете...

— Чем я могу помочь тебе? Ты всерьез надеешься, что тебя кто-нибудь не выдаст в один прекрасный момент? Неужели действительно считаешь, что сможешь вырастить китайского ребенка в таких условиях? Я могу дать тебе единственный совет — как можно скорее покинуть Китай. И никогда не возвращаться.

— Я не могу сделать этого. Во всяком случае, пока Тан жив.

— Тан? — переспросила Джоанна.

— По крайней мере, это я умоляю вас держать в тайне, тетушка Джо.

— Хорошо, — пообещала Джоанна. — Я сохраню эту тайну.

— Вы позволите мне остаться здесь и родить ребенка?

Джоанна подобрала вожжи, и коляска двинулась дальше.

— Я уже согласилась, Вики.

— А потом?

— Да снизойдет Божья милость на тебя, девочка.

— Маршал Ли просит о встрече с вами, ваше величество, — сказал Чжан Цзинь, закончив туалет императрицы.

— Что он от меня хочет в такую рань? — спросила Цыси.

Только-только рассвело, и через несколько минут, по давней традиции, должен был собраться Верховный совет. Ли обычно приходил к ней после заседания, чтобы немедленно сообщить ей обо всем сказанном на нем и о принятых решениях. Вероятно, император Гуансюй знал об этом, и когда сам посещал ее, то заведомо считал, что ей известно о последних решениях совета, хотя никогда и не спрашивал ее формального одобрения.

Императрица испытывала удовлетворение. Ихэюань был официально завершен, но для нее он никогда не будет закончен, ей все время хотелось что-то достраивать и совершенствовать. Это и другие развлечения — занятия театром и азартные игры — занимали все ее время или, скорее, она притворялась, что занимали. Но даже и продолжай она править, мало что могло бы оторвать ее от беззаботного времяпрепровождения. Империя пребывала в мире, столь редком в прошлом и весьма желанном в будущем. Она чувствовала доверие к окружающим. Хотя многие вельможи отдалились от ее персоны, однако с похвальным рвением служили императору. Достаточным подтверждением этому могли бы служить безотлагательные действия Джеймса Баррингтона, который своевременно оповестил наместника о существовании революционного кружка в Шанхае всего несколько месяцев назад.

По имеющимся сведениям, кружком руководили обучавшиеся на Западе китайцы. Цыси это здорово разозлило. Как же они ошиблись, позволив одаренным молодым людям официально отправиться в Европу и Америку, дабы постичь достижения западной культуры, а на деле вышло — для заражения революционными идеями. И основной виновник этой ошибки Ли. Однако кучка смутьянов не представляла для династии реальной угрозы благодаря бдительности наместников.

Тем не менее желание Ли встретиться с ней до начала заседания свидетельствовало о каком-то серьезном кризисе. Чжан Цзинь завернул Цыси в желтое императорское платье, и она вышла в вестибюль. Еще более располнев за последние годы, Цыси стала ходить вперевалку, сильно шелестя шелком. Однако она нисколько не сомневалась, что остается по-прежнему красивой для тех, кто преданно служит ей.

Ли Хунчжан поклонился императрице, он выглядел старым и уставшим. Ли верой и правдой служил ей уже более тридцати лет, преданно защищал империю от вторжений западных варваров. Он старательно сдерживал все попытки этой женщины ввязаться в войну и при этом всегда выступал за подготовку к ней... И теперь ему приходилось признать поражение.

— У тебя огорченный вид, — отметила Цыси, садясь. Чжан Цзинь занял свое обычное место у ее плеча. — Чем ты встревожен, Ли?

— Ваше величество, я принес плохие известия. Юань Шикай обладает достоверной информацией о том, что японцы готовят вторжение в Корею.

Цыси нахмурилась:

— Они способны на это?

— Разумеется, у них достаточно войск, ваше величество, есть корабли. Все зависит от их решимости не только пойти против нас, но и проигнорировать осуждение со стороны западных держав.

— Что советует Юань?

— Генерал Юань считает, что японцы, вероятно, используют ту же тактику, что и в 1885 году. Их провокаторы организуют беспорядки, в которых погибнут несколько их соотечественников, и таким образом получат предлог послать армию для защиты своих людей и своих интересов. Они заявят, что то же самое сделали бы и западные державы, которые действительно поступали так частенько в последнее время.

— Они дьяволы.

— В связи с этим генерал Юань предложил усилить наши гарнизоны в Корее. Он считает, тогда японцам придется пересмотреть свои планы, а корейцев, которых те хотят втянуть в восстание, это заставит хорошенько подумать, прежде чем бунтовать.

— Условия договора с японцами позволяют нам это сделать?

— Позволяют в случае возникновения серьезных беспорядков. Сейчас нам придется сослаться на имеющуюся информацию о том, что они назревают в ближайшее время. В любом случае, если наши люди окажутся в Корее до того, как японцы об этом узнают, им не останется ничего другого, разве что протестовать. Тогда мы начнем переговоры о выводе наших войск. Однако сам факт того, что мы действовали, и действовали решительно, остановит их.

— Вы выдаете желаемое за действительное, — сказала Цыси, — Сколько времени уйдет на перемещение армии из Пекина в Сеул? Переход через горы Маньчжурии займет три месяца, не меньше. Весь мир будет знать об этой акции еще до того, как наши войска выйдут за пределы Великой стены.

— Никто не узнает, если мы отправим войска морем, ваше величество. Из Тяньцзиня через пролив Чжили, мимо Порт-Артура в Инчхон переход займет менее недели. Даже если японские агенты увидят войска при посадке на корабль, все равно не успеют вовремя донести в Токио.

— В нашем распоряжении есть корабли?

— Пароход «Гоусин» стоит на якоре в заливе, он недавно вернулся из Порт-Артура. Я отдал его капитану распоряжение оставаться на якоре в ожидании указаний из Пекина. Это большой корабль, ваше величество, который берет на борт две тысячи человек с полным вооружением, включая артиллерию. Более того, он ходит под британским флагом, и его офицеры британцы. Японцы, предвидя негативную реакцию Великобритании, вряд ли вздумают остановить его.

Цыси улыбнулась:

— Ты коварный мошенник, Ли. Но почему ты пришел ко мне? Теперь я не имею голоса по таким вопросам.

— Я должен сообщить эти известия и свои предложения императору, ваше величество. Мне хотелось сначала поставить в известность вас, чтобы вы могли помочь императору, если его величество придет к вам за советом.

— Ты прав, — сказала Цыси задумчиво. — Думаю, в условиях такого кризиса он вполне может прийти за советом. Ты поступил как всегда мудро, маршал Ли. — Ли просиял и поклонился. — У меня еще маленький совет, — добавила Цыси. — Надо бы сообщить в Вэйхайвэй, чтобы они там подняли флот по тревоге.

Ли поклонился еще раз.

Неделю спустя пароход «Гоусин» снялся с якоря и вышел в море. На его борту находились две тысячи китайских солдат с полным вооружением. Через два дня пути на траверсе Порт-Артура, но вне его видимости, пароход нагнала японская эскадра и приказала остановиться.

Английский капитан «Гоусина» отказался подчиниться, указав на английский торговый флаг на мачте. Командир японского флагманского крейсера Того Хейхатиро выдал прямое предупреждение, что неподчинение грозит потоплением корабля. Капитан «Гоусина» проигнорировал и этот сигнал. Через несколько минут японский боевой корабль открыл огонь. Получив несколько пробоин, «Гоусин» перевернулся и затонул.

С японского крейсера спустили шлюпки и спасли английских офицеров. Китайских солдат бросили тонуть.

Глава 7 РАНЕНЫЙ ДРАКОН

Сообщение о потоплении «Гоусина» произвело в Китае эффект разорвавшейся бомбы.

— Война! — вскричала Цыси. — Они хотят войны, и они ее будут иметь. Отошлите генералу Юаню все, что ему нужно. И прикажите адмиралу Дину вывести флот в море.

— Ваше величество! — осмелился подать голос Чжан Цзинь.

Цыси фыркнула:

— Знаю, я больше не правлю Китаем. Но император должен согласиться, что война неизбежна. Я встречусь с ним безотлагательно. Предупредите его о моем приходе.

— О Боже! — воскликнула Люси. — О Боже! Роберт! Что же будет?

— Мне представляется, что Роберт в безопасности, — заявил Джеймс. — Китайский флот неизмеримо превосходит японский своей мощью. У японцев нет линкоров, а у китайцев их два. Меня как раз больше заботит судьба Вики.

— Порт-Артур? Но Порт-Артур неприступен!

— Все-таки я думаю, она будет слишком близко к театру военных действий. Я вынужден вернуть ее домой.

Люси ужаснулась:

— Джеймс, но...

— Я знаю, ребенка у нее пока нет. Что ж, придется смириться со скандалом, дорогая. Я не собираюсь рисковать ее жизнью.

— Война, — радостно произнес адмирал Дин. — Я уже боялся, что так и умру, ни разу не повидав свой флот в деле. Потягаемся с японцами! Капитан, отдайте распоряжение немедленно выйти в море. Мы идем в Японское море.

— Слушаюсь, сэр! — ответил Роберт с энтузиазмом. Он тоже сомневался, что два их грозных линкора когда-либо вступят в бой.

— Мы не можем воевать, не имея боеприпасов, — заметил капитан третьего ранга фон Ханнекен. — Нам необходимо гораздо больше снарядов для двенадцатидюймовых орудий.

Этот немецкий офицер официально числился инспектором китайской береговой обороны, но будучи по специальности артиллеристом, он большую часть времени проводил на линкорах, подготовил высокопрофессиональные орудийные расчеты, однако раздражал всех постоянными жалобами на недостаток боеприпасов.

Роберт пошутил над ним:

— Проще всего получить сколько угодно снарядов, капитан третьего ранга, — самому выпустить несколько.

Баррингтон поспешил отдать распоряжения о подготовке кораблей к выходу в море. Однако только он успел подняться на палубу, как увидел паровой полубаркас под флагом наместника провинция Чжили, приближающийся со стороны берега, и почувствовал, как напряглись мышцы живота. Что это, заключительная проверка перед выходом в море или... Роберт вернулся в каюту адмирала, где Дин сосредоточенно изучал карты.

— К нам наместник, сэр.

Они с Дином поднялись на капитанский мостик. Дежурный лейтенант уже собирал впередсмотрящих, повсюду слышались трели боцманских дудок. Командир машинного отделения Макинтош появился из бойлерной посмотреть, что происходит, и присоединился к Роберту, адмиралу Дину и фон Ханнекену, стоявшим на квартер-деке. Все вместе они приветствовали Ли Хунчжана, когда тот ступил на борт, двигаясь медленно и несколько неуверенно.

— Ваше превосходительство, — учтиво поклонился Дин, — добро пожаловать на борт «Дин Юаня». Мы готовимся выйти в море в соответствии с полученным приказом.

Ли кивнул ему, затем Роберту — он знал его еще мальчиком — и наконец с отвращением посмотрел на лестницу, по которой ему предстояло карабкаться на мостик. Поднявшись по лестнице в сопровождении старшего офицера, наместник уселся в каюте Дина. Сам Дин и Роберт нетерпеливо переминались перед ним. Фон Ханнекен и Макинтош, нелепо выглядевшие в своих синих форменках и высоких кепи среди пышно одетых китайцев, в том числе и Роберта, ждали за дверью так же, как и их командиры, сгорая от нетерпения узнать причину столь неожиданного визита.

— То, что я собираюсь сказать, должно остаться абсолютно конфиденциальным, — предупредил наместник.

У Роберта еще сильнее напряглись мышцы живота.

Дин также был озабочен:

— Наши приказы отменены?

— Нет, — сказал Ли. — Я пришел не отменять приказы, адмирал. Я здесь, чтобы... — он заколебался на мгновение, — истолковать их.

Дин и Роберт обменялись понимающими взглядами.

— Флот выйдет в море, как предписывалось, — продолжил Ли. — Однако по решению Верховного совета, одобренному императором, вы в любой ситуации обязаны действовать оборонительно. Вашей базой станет Порт-Артур, и оттуда вы не только будете защищать Ляодунский полуостров, но и прикроете залив Чжили, а также не допустите вторжения противника с моря на полуостров Шаньдун или территорию южнее него. Это понятно?

— Но... театром войны является Корея, ваше превосходительство, — удивился Дин. — Японцам придется перевозить свои войска морем, и если мы разгромим их флот в Японском море, они не смогут этого делать.

— Верховный совет не боится высадки японской армии в Корее, — сказал Ли. — Генералу Юань Шикаю направлено достаточно войск для ее разгрома. Ваше дело — не позволить японцам осуществить фланговый удар с моря по континентальной части Китая.

Роберт подозревал, что стареющий государственный муж сам не верил во все им же сказанное.

— Нижайше прошу слова, ваше превосходительство, — отважился Баррингтон. — Каким путем идет подкрепление к генералу Юаню?

— Через Маньчжурию. Армия уже на марше.

— Но, ваше превосходительство, если мы разгромим японский флот, войска можно будет направить морем, что гораздо быстрее.

— А если вас разгромят, капитан Баррингтон?

Роберт многозначительно посмотрел на Дина.

— У нас два самых мощных корабля в Азии, ваше превосходительство, — высказал свою точку зрения адмирал.

— Морские баталии имеют малый вес в военных действиях, — отметил Ли. — Выполняйте приказ, адмирал. Более того, помните: если вас атакуют японцы — только обороняйтесь. Дайте им подойти и полагайтесь на свои тяжелые орудия при уничтожении противника. Не вступайте в маневренные сражения. Ваши корабли, возможно, более мощные, но их — более скоростные. Подпускайте их к себе ближе, адмирал. — Ли встал. — Пожелаю вам удачи.

Роберт сошел на берег проститься с Чжан Су. За годы, прошедшие со дня их свадьбы, жена заметно располнела. Она давно оставила надежду иметь детей, в известной мере и из-за того, что Роберт в последнее время стал редко с ней спать. Однако все это, похоже, мало ее беспокоило, она даже частенько подшучивала над собой:

— Ты женился на дочери евнуха, которая и сама оказалась евнухом.

Чжан Су не утратила способности плакать при мысли, что ее муж отправляется на войну.

— Тебя убьют, — простонала она, крепко обнимая Роберта.

— Думаю, что такой исход маловероятен, — успокаивал ее муж. Роберт не имел возможности объяснить ей свой оптимизм, но если флоту придется ждать нападения японцев, то, может статься, он вообще не увидит боя.

На следующий день китайский флот двинулся в путь. Десять крейсеров водоизмещением от одной до трех тысяч тонн, вооруженных старыми пушками и современными пулеметами, возглавляли боевой порядок. Только два из них — «Бинь Юань» и «Цзи Юань» — имели какую-то броню. Но это не очень огорчало командование, так как ожидалось, что тяжелые орудия японцев сосредоточат огонь на линкорах, поскольку, пока они не будут потоплены или выведены из строя, китайцев не победить. За крейсерами шли два линкора. Вид огромных артиллерийских башенных установок, — а их было по четыре на каждом корабле: по одной на корме и носу и две у миделя, — вмещающих по одному двенадцатидюймовому орудию, внушал благоговейный страх зевакам, многочисленные толпы которых собрались их проводить.

— О, какая мощь! — Джоанна стояла на веранде своего дома. Они с Артуром и Викторией смотрели сквозь деревья на приближающийся к Тигровому Хвосту китайский флот.

Даже Виктория вынуждена была согласиться, что флот выглядел внушительно. И он являл собой мощь Цинов. А на борту флагманского корабля находился ее собственный брат. Как же сильно она по нему соскучилась! И не только потому, что не видела его несколько лет. Она надеялась, что Роберт тоже примет участие в ее судьбе, посоветует, как поступить.

Письмо от отца с требованием вернуться в Шанхай пришло лишь несколько дней назад. Его привез капитан маленькой каботажной джонки, который рассказал, будто несколько раз в тумане видел силуэты японских кораблей. Никто не мог подтвердить, правда ли это, хотя наблюдатели на фортах Тигрового Хвоста также уверяли, что видели серые корпуса японских крейсеров и патрульных кораблей. Поступали и сообщения о столкновении между китайской эскадрой и японскими кораблями, в котором получил серьезные повреждения крейсер «Гуан», едва избежавший уничтожения. Следовательно, морское путешествие виделось весьма опасным предприятием, нечего было думать и о переезде через горы Жэхэ в ее положении. Виктория была на шестом месяце беременности, что уже и внешне стало хорошо заметно.

Джоанна терзалась раздумьями, что предпринять. Они никогда не говорили о будущем с того дня, когда вернулись с перешейка. Джоанна по-прежнему держалась ровно и добросердечно, но Виктория знала, что ее тетя глубоко обеспокоена и с удовольствием сняла бы с себя бремя ответственности за нее. Но и она считала возвращение в Шанхай слишком рискованным. Тетя тоже хотела обсудить положение Вики с племянником.

— Цань, — обратилась она к слуге, — запрягайте коляску.

Джоанна правила, Артур и Виктория сидели позади; Виктория уже не отваживалась сесть на скамейку возницы. Потребовалось определенное время, чтобы добраться до доков, так как все жители Порт-Артура двигались в одном направлении, горя желанием поприветствовать великолепные корабли. Шум стоял невообразимый. Грохот якорных цепей перекрывали приветственные крики и разрывы петард на берегу, со стороны фортов грохотали залпы салюта, которым вторили орудия кораблей. Вся эта какофония, эхом отражаясь от гор, окружающих бухту, подняла в воздух несметное число перепуганных птиц. Виктория захлопала в ладоши, увидев на топ-мачтах трепещущие на ветру флаги с драконами и фениксами, и, взяв у дяди Артура подзорную трубу, принялась разглядывать деревянные панели, украшающие нос линкоров, и огромные пушки, мрачно уставившиеся своими жерлами в море.

С кораблей спустили шлюпки, и команды сошли на берег. Роберт оказался в первой группе прибывших: адмирал Дин знал, что у него родственники в порту.

— Роберт, мой милый мальчик! — Джоанна обняла племянника. Затем он обменялся рукопожатием с Артуром. Все это время Виктория не сводила с брата восхищенных глаз. Роберт был в китайской форме: красная форменка поверх синих блузы и штанов, красные ботинки и шляпа того же цвета. Он совершенно не походил на британских морских офицеров с заходящих в Шанхай кораблей. Рослый, выше шести футов, могучего сложения — вот он, ее брат, капитан самого крупного корабля китайского флота. И как слуга маньчжуров — он ее враг. Но до поры до времени он не должен этого знать. Поприветствовав тетю и дядю, Роберт подошел к ней, лицо его выражало смесь радости и досады, ведь она всегда была его любимой сестрой.

— Здравствуй, Вики!

Она прильнула к нему:

— Рада видеть тебя.

— А как я рад, что... ты выглядишь прекрасно. — Отступив от нее на шаг, он не мог отвести взгляда от ее живота.

— Нам надо поговорить, — сказала Виктория.

— Ты можешь прийти к нам пообедать? — спросила Джоанна.

— С удовольствием. Знаете, я еще успею вам надоесть. Порт-Артур становится нашей базой на последующие несколько недель. Во всяком случае, до разгрома японцев.

— Ты считаешь, вы их разгромите? — спросила Джоанна.

— Без сомнения, тетя Джоанна, — заверил ее Роберт.

Виктория показала Роберту письмо Джеймса. Прочитав его, он нахмурился.

— Разумеется, я понимаю озабоченность отца, — сказал он. — Но я согласен и с твоими доводами. Находиться здесь более безопасно, чем пытаться вернуться в Шанхай. Японские крейсера уже там, и, вспомни о судьбе «Гоусина», они не брезгуют топить торговые суда.

— Несчастные люди, — вздохнула Джоанна. — Бывшие на месте его гибели рыбаки рассказали, что море кишит трупами. И акулами...

— Согласен с вами, то был подлый поступок, особенно учитывая то, что не было объявлено войны.

— Похоже, у папы есть серьезные подозрения о возможных боях здесь, на полуострове, — сказала Виктория.

— Я не стану вас уверять, что звуки артиллерийской стрельбы время от времени не достигнут ваших ушей, — признал Роберт. — Японцы, возможно, устроят демонстрацию силы. Но мы здесь именно на этот случай и для прикрытия Ляодунского полуострова, а также всего залива Чжили. Ты ведь не боишься небольшой артиллерийской перестрелки, Виктория?

— Нет, не боюсь. Итак, если все в порядке, тетушка Джо, мы остановимся на первоначальном плане.

— Разумеется, моя дорогая, — согласилась Джоанна. — Я думаю, вам с Робертом есть о чем поговорить.

После обеда Джоанна пригласила Артура в сад прогуляться, деликатно оставив молодых людей наедине.

— Портвейн наливайте себе сами, — поручила она Роберту перед уходом.

Роберт налил себе и Виктории.

— Отец писал мне, — сказал он. — И рассказал. Ну, то что знал сам. Воспринимается тяжко, знаешь ли. — Он подсел к сестре. — Если бы я сделал девушку беременной, то меня потрепали бы по голове и пожурили: ну ты и озорник... но при том все тайком еще и гордились бы мной. Стоило тебе забеременеть, и поднялся грандиозный шум. То, что этот шустряк не женится на тебе, выглядит позором. Или это невозможно?

— Вероятно и то, и другое.

— Ты не согласишься объяснить мне почему?

— Я бы очень хотела этого, Бобби. Но если я тебе все расскажу, ты сочтешь своей обязанностью разыскать этого человека или попросить об этом папу. Я не могу такого позволить.

— Тебе не кажется, что этот человек вывалял тебя в грязи?

— Нет, не кажется.

— Да... ничего не скажешь. Так о чем бы ты хотела поговорить?

Он начинал сердиться, да и в любом случае говорить ему правду было безумием. Тем не менее ей крайне необходима его поддержка, даже если он узнает половину правды.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала она.

— Я не могу тебе ее оказать, если ты не хочешь быть со мной откровенной, Вики.

Виктория медленно набрала воздуха.

— Мой ребенок будет наполовину китайцем, Бобби. — Несколько секунд он молча таращился на нее, затем встал и наполнил свой бокал. — Я тоже немного выпью, — неуверенно сказала она.

— А стоит ли?

— Немного портвейна ему не повредит.

Он наполнил и подал ей хрустальный бокал.

— Теперь ты просто не можешь не сказать мне его имя. — Роберт опять подсел к ней.

— Его имя не имеет значения, оно ничего тебе не скажет. Ты с ним не знаком и никогда не познакомишься.

«Дай Бог», — подумала она про себя.

— Ты хочешь сказать... это был странствующий китаец? Или он маньчжур?

— Нет, китаец. Не имеющий постоянного места жительства... — Она пожала плечами. — Возможно, это всего лишь временное помрачение рассудка, но когда все случилось, я его хотела. Очень. Можешь считать меня распутницей, но единственная моя забота — ребенок.

— Отец и мать не знают?

— Конечно нет. Но я думала, что ты...

— О, я не собираюсь воздевать руки к небесам в ужасе от мысли, что ты занималась любовью с китайцем, Вики. Но ты выбираешь слишком трудный путь, если собираешься растить плод своей страсти как собственного ребенка. Мама и папа порвут с тобой, ты будешь отвергнута сообществом европейцев...

— Роберт... — Виктория допила свой портвейн, при этом ей пришлось держать бокал обеими руками, чтобы унять дрожь. — Ты не возьмешь его?

Роберт помрачнел.

— У тебя нет детей. Ты можешь его усыновить. И твоя жена — китаянка, поэтому никто тебя не осудит, если ты возьмешь приемного ребенка. — Роберт допил свой бокал. — В его жилах будет кровь Баррингтонов, — настаивала Виктория.

— А чья еще? — Виктория поставила свой бокал. — Считаю, что я имею право знать это, Вики, поскольку принимаю ребенка как своего собственного.

Виктория колебалась, но в конце концов оставался только один путь.

Роберт выслушал молча, затем встал и наполнил бокалы.

— Я должен арестовать тебя.

— Я не совершала преступлений.

— Ты вступила в тун, Вики. В подпольную организацию. И ты приняла нелегальную клятву.

— Тогда арестовывай.

— Неужели ты и вправду желаешь падения Цинов? Но ведь это будет означать и конец Дома Баррингтонов, надеюсь, ты понимаешь. И мой конец. Я же поклялся умереть, если потребуется, защищая династию.

— Не обязательно все случится, как ты говоришь. Доктор Сунь может заручиться достаточной поддержкой и вынудить императора отречься.

— Такая возможность не исключается, но он никогда не заставит уйти в отставку вдовствующую императрицу.

— Она на отдыхе и, я уверена, утратила свое влияние.

— Цыси так же влиятельна, как и всегда. И думать иначе — большое заблуждение.

— Что ты собираешься делать?

Он вздохнул, допил портвейн.

— Забыть все, что ты мне сказала. Но, как ты и сама, наверно, понимаешь, этот Тан и его хозяин скоро будут схвачены и казнены.

— Я не исключаю такого исхода.

— И если всплывет твое имя... да самое малое — ты покроешь всех нас позором, и мы будем изгнаны из Китая.

— Никто не выдаст меня, Бобби. Ради этого мы и давали клятву.

— О Вики, Вики, каким же ребенком ты можешь еще быть. Разве ты не предала их всех мне?

Виктория открыла рот и закрыла его вновь.

— Я знаю, тебе можно доверять.

— Тем не менее ты нарушила клятву. А сколько членов вашего туна имеют братьев или сестер, жен или любовников, которым, как они считают, можно доверять?

— Так ты возьмешь ребенка? — Виктория не хотела вникать в суть того, что он сказал, — это было слишком неприятно.

Роберт пожал плечами:

— Да, я возьму ребенка, если ты этого хочешь.

Она крепко обняла и поцеловала брата, испытав огромное облегчение. Его ответ означал, что она спокойно может готовиться к рождению ребенка.

Виктория радовалась, что все рассказала Роберту. Теперь они действительно сблизились. Что же касается вероятности предательства со стороны членов туна, если даже кто-то из них выжил, то она отказывалась принимать такую возможность во внимание, равно как и тот факт, что она сама с такой легкостью нарушила священное слово. Сделав это, она возможно приговорила себя к смерти, но, без сомнения, никого не предала, потому что знала: Роберту можно верить, верить абсолютно.

Джоанна по приподнятому настроению Виктории догадалась, что брат с сестрой приняли решение. Однако вскоре проблемы Викторий отошли на второй план, вытесненные ее собственными, общими, впрочем, для всех проживающих на севере Китая. Для китайцев стратегия отказа от риска наступательных действий флота очень скоро обернулась трагедией. Японцы высадили огромную армию в Корее, практически не встретив сопротивления, и вскоре установили контроль над большей частью территории страны. Генерал Юань Шикай пытался сделать все возможное и невозможное с имеющимися в его распоряжении войсками, однако к началу сентября противник, наступая несколькими колоннами, подошел к стратегически важному городу Пиньяну, контролирующему подходы к реке Ялу — фактически границе между Кореей и Маньчжурией. Всем стало ясно, что с падением Пиньяна Корея будет потеряна.

Позднее китайское правительство осознало свою ошибку. Подкрепление следовало перебросить в Пиньян максимально быстро, поэтому было решено послать войска морем. В Порт-Артур поступили приказы флоту занять позиции возле устья реки Ялу с целью обеспечить прикрытие транспортов. Мало кто сомневались, что японский флот попытается предотвратить доставку свежих войск в осажденный город, и вполне реальной стала перспектива морского сражения.

Весь месяц в Порт-Артуре флот активно готовился к выходу в море. Фон Хеннекен продолжал выказывать беспокойство по поводу неудовлетворительного снабжения снарядами.

— Нам необходимо иметь по меньшей мере сотню снарядов на ствол, жаловался он, — а у нас всего сорок.

— Это сто шестьдесят на корабль, — заметал Роберт. — Затем «Цянь Юань» имеет подобное вооружение, значит, уже триста двадцать двенадцатидюймовых снарядов. Между нами говоря, мы можем уничтожить весь японский флот.

— Это далеко не так легко, как вам кажется, — проворчал немец.

Но в Порт-Артуре недостаток снарядов пополнить было нечем, а поскольку приказ начать боевые действия против врага был получен, то о нехватке боеприпасов оставалось только забыть. Роберт сосредоточился на более неотложных проблемах. Судя по печальному опыту крейсера «Гуан», тонкие стальные плиты, предназначавшиеся для защиты орудийных расчетов, оказались не просто бесполезными, а опасными. С легкостью разорванные на куски огнем японских кораблей, они поразили своими осколками столько же китайских моряков, сколько и снаряды противника. Поэтому он приказал снять такие плиты с остальных кораблей и вместо них уложить баррикады из мешков с углем, которые по его расчетам могли поглотить огневые удары противника. Он также распорядился оставить на кораблях по одной шлюпке, а остальные отправить на берег.

— Никто не покинет кораблей, — объявил он своим офицерам.

В довершение ко всему он распорядился подсоединить рукава брандспойтов к гидрантам, чтобы они были готовы смочить палубы непосредственно перед боем, а также наполнить корзины песком для тушения пожаров.

— Было бы неплохо убрать все эти лакированные украшения с надстройки, — предложил он Дину, — эти штуки загорятся, как порох.

— Я не могу наносить кораблям ущерб, — воспротивился адмирал, — к тому же убрать их — значит подорвать моральный дух моряков, — и лакированные украшения остались на месте.

Сам Дин сосредоточился на воспитании высокого морального духа у личного состава.

— Пощады врагу не будет, — объявил он в циркуляре для флота. — Даже если на корабле противника вывесят белый флаг, вы должны обстреливать его до тех пор, пока он не затонет.

Роберту хотелось выступить с протестом против такого безжалостного подхода, но он решил не вмешиваться.

В субботу 15 сентября 1894 года провожаемые всем населением Порт-Артура, двенадцать кораблей китайского флота в сопровождении нескольких канонерских лодок и торпедных катеров покинули бухту и вышли в открытое море. В бухте Даляньвань они соединились с шестью транспортами, предназначенными для перевозки четырех с половиной тысяч воинов и восьмидесяти полевых пушек. Там же находился дивизион углевозов, и следующее утро было посвящено погрузке на корабли угля с таким расчетом, чтобы каждый из них имел запас на максимально дальний переход.

В воскресенье вечером они опять вышли в море и к утру следующего дня достигли устья реки Ялу. Немедленно началась разгрузка транспортов — людей и вооружений. Боевые корабли Дина расположили поперек устья: два линкора в середине, крейсера и меньшие корабли по бокам. Были даны распоряжения проводить занятая с артиллерийскими расчетами. Когда боцманские дудки начали созывать команды на обед, наблюдатели нескольких кораблей доложили о дымах, приближающихся с юго-востока.

Дин и Роберт одновременно подняли подзорные трубы, но увидели только дымы, растущие с каждой минутой.

— Это, должно быть, противник, сэр, — сказал Роберт.

— Согласен. Передайте приказ, капитан. Флоту сняться с якорей и выйти в море. Поднять все боевые флаги.

— А боевой порядок, сэр? Линия вперед?

— Нет, нет. У нас приказ ждать противника. Мы пойдем в таком порядке, в каком находимся сейчас, — медленно, развернутым строем, скорости шесть узлов будет достаточно.

Роберт собрался было спорить: насколько он знал, единственным флотом, который вышел в бой развернутым строем, была испанская армада, но такое построение не оправдало себя. Но потом раздумал, поняв, что не имело значения, какой боевой порядок примет Дин, ведь все, что от них требовалось, — это подпустить японские корабли на дальность стрельбы своих двенадцатидюймовых орудий.

Подняв якоря, корабли устремились в море. Сразу после полудня появились японские корабли, следовавшие в боевом порядке линия вперед. Они были прекрасно видны в лучах полуденного солнца — все выкрашенные в белый цвет, на носу каждого сияла золотая хризантема — символ японского флота, красное солнце расцветило боевые флаги, развевающиеся на ветру. Роберт взглянул на часы и послал лейтенанта на мачту определить дистанцию с помощью секстанта. Фон Ханнекен находился в носовой башне с расчетом. Дин прохаживался по. мостику.

Море было спокойным, небо — ясным. Стоял прекрасный сентябрьский день. И двадцать два корабля неотвратимо шли навстречу друг другу, а их встрече предстояло стать первым в истории сражением бронированных паровых кораблей. Китайцы, двигаясь медленно, старались выдержать линию, но отдаленные от центра корабли начали отставать, и постепенно (опять, как у испанской армады, подумал Роберт) образовался полумесяц. На борту «Дин Юаня» все казались спокойными: флагманский корабль и корабли сопровождения выглядели столь величественно, что не было причины сомневаться в благоприятном исходе боя.

— Дальность шесть тысяч метров, — доложил лейтенант с боевой рубки над мостиком. — Пять тысяч шестьсот. Пять тысяч четыреста...

— Капитан Баррингтон, скажите капитану третьего ранга фон Ханнекену, что он может открывать огонь, — распорядился Дин и, не удержавшись по причине неудовлетворимого любопытства китайца, сам пошел вниз посмотреть на стрельбу орудий. Роберт передал команду, и минутой позже носовая барбетта полыхнула дымом и пламенем, а весь корабль содрогнулся, когда снаряд весом восемьдесят сорок фунтов вылетел из ствола. Роберт сделал запись в вахтенном журнале: было без десяти час, и битва у реки Ялу началась.

Первый снаряд упал с недолетом перед лидирующим японским крейсером, взметнув высокий столб белой воды. Теперь и «Цянь Юань» открыл огонь, его примеру последовали крейсера, хотя дистанция была слишком велика для их более легких орудий. Японская артиллерия не отвечала, но корабли приближались на всех парах. Лейтенант связи Роберта занимался идентификацией кораблей и докладывал их названия и характеристики своему гардемарину.

— Лидирующий корабль — «Есино», четыре тысячи тонн водоизмещение, может развивать скорость двадцати три узла, опережая любой из наших кораблей. Затем «Такатико» и «Нанива», корабли одного типа, водоизмещением по три тысячи пятьсот тонн; «Нанива» потопил «Гоусин». Следующий «Акицусима», три тысячи тонн, вооружен одним французским длинноствольным тринадцатидюймовым орудием. За ним флагманский корабль «Мацусима» и два корабля того же типа «Итсукусима» и «Хасидатэ», водоизмещением более четырех тысяч тонн. На них также установлены тринадцатидюимовые орудия и двенадцатидюймовое бронирование батарей.

Это были самые грозные их соперники. Не вызывало сомнений, что японские крейсера превосходят по мощи китайские. Следовательно, решить исход схватки предстоит линкорам, которые отсутствовали в японском флоте, они — единственное средство избежать неминуемого поражения.

Роберт видел, как «Есино», подойдя на три тысячи ярдов, изменил курс таким образом, чтобы пройти по касательной перед фронтом китайской линии кораблей. Остальные японские корабли повторили маневр лидера и одновременно открыли огонь, мгновенно море вокруг вскипело от разрывов снарядов. Роберт поразился точности и скорострельности японских орудий. И хотя первые снаряды легли с недолетом и только обдали линкоры потоками воды, дальность была быстро скорректирована. Теперь, когда оба флота находились на короткой дистанции, в артиллерийскую дуэль вступили орудия малого калибра — пушки Гочкисса и скорострелки Норденфельта, — а также многочисленные пулеметы.

— Попадание! — закричал Дин, увидев пламя и дым на фордеке «Есино».

Но повреждение не повлияло на маневренность и огневую мощь японского крейсера. А через минуту раздался крик:

— Адмирал ранен!

Озабоченный этим известием, Роберт спустился на главную палубу. Следов попадания вражеского снаряда нигде видно не было, но Дин лежал на палубе без сознания, из носа у него шла кровь. Рядом стоял фон Ханнекен.

— Что произошло? — прокричал Роберт.

— Он подошел слишком близко к орудию, и во время выстрела его ударило при откате, — объяснил немец.

Роберт склонился над адмиралом. Дин был жив и, вероятно, больше страдал от шока, чем от ранения. Баррингтон подозвал двух моряков.

— Отнесите адмирала в его каюту и останьтесь около него, — приказал он.

Затем посмотрел на фон Ханнекена.

— Вы должны принять командование, — сказал немец. — Больше некому.

— А Макгиффем? — Имелся в виду капитан «Цянь Юаня».

— Вы китаец, — заметил фон Ханнекен. — Какого бы цвета не была ваша кожа, а Макгиффем — шотландец. Это ваш долг, Баррингтон.

«Мне всего тридцать лет, — в отчаянии подумал Роберт. — И до сегодняшнего дня я ни разу не участвовал в морском бою». Но затем он вспомнил, что в таком же положении находился и Дин, и любой моряк китайского флота. Он расправил плечи.

Фон Ханнекен улыбнулся и козырнул:

— Какие будут распоряжения, адмирал?

— Выполняйте приказ Дина. Держите прежний курс и ту же скорость, не ослабляйте огня.

Роберт вернулся на мостик. Японцы тоже продолжали вести прицельный огонь. «Дин Юаня» окутывал дым от разрывов, как он и предвидел, лакированные украшения дымились, слышались частые удары снарядов по броневым листам надстройки. Удивительно, но японские снаряды не могли пробить корабельную сталь, это его немного утешило.

Насколько мог судить Роберт в нескончаемом грохоте, по мере того, как весь японский отряд прошел перед носами китайских кораблей, противник производил по двенадцать выстрелов на каждое орудие и, поддерживая такой замечательный темп стрельбы, обошел правое крыло китайского флота, а затем атаковал с тыла, находясь между китайскими кораблями, сушей — и транспортами.

Фон Ханнекен поспешил на мостик за распоряжениями. Но Роберт понимал, что безнадежно пытаться развернуть флот, не вызвав при этом неразберихи и хаоса.

— Используйте кормовые орудия, капитан, — приказал он.

Фон Ханнекен побежал на корму и возобновил стрельбу, а Роберт послал матроса определить ущерб, нанесенный кораблю, вышел и сам на крыло мостика оценить обстановку. На надстройке «Дин Юаня» во многих местах виднелись вмятины, но серьезных повреждений не было. Мешки с углем сыграли-таки свою роль, хотя некоторые из них разорвались, и уголь разлетелся по всей палубе. Но там, где бронирование отсутствовало, японские скорострельные пушки порвали тонкое железо на ленты, пострадало много моряков. Носовые лакированные украшения продолжали гореть, и их дым мешал наблюдению.

Оглядевшись, Роберт определил, что «Цянь Юань» хотя и был помят, но серьезных повреждений также не получил. Меньшие корабли пострадали более существенно, но и они сохранили полную боеспособность. Он почувствовал прилив уверенности, которая, однако, немедленно испарилась при звуках возобновившейся с кормы канонады. Но японцы, похоже, уже израсходовали на китайцев весь свой боезапас и при этом ни только не потопили, но даже не вывели из строя ни одного корабля, в то время как несколько японских крейсеров горели. Теперь, судя по всему, последнее слово оставалось за более мощной сталью китайских кораблей.

И тут он услышал тревожный крик своего офицера оперативной связи, капитана третьего ранга Суна, и поспешил к нему. Оказывается, левофланговый корабль, бронированный крейсер «Цзи Юань», увеличив скорость, покинул китайский боевой порядок и направился на юг. В этот момент на мостике появился адмирал Дин. Выглядел он несколько хуже, чем можно было ожидать после того, что с ним случилось, и кипел в бессильной злобе от происходящего.

— Негодяй! — ревел он. — Трусливый негодяй! Я сниму с него голову, Баррингтон! Я сниму с него голову!

Роберт задохнулся от гнева: вот и соседний с крейсером «Цзи Юань» корабль «Гуан Ця», тоже увеличив скорость, бросился наутек.

— Мы потеряли два корабля, — грустно констатировал фон Ханнекен, тяжело дыша после подъема на мостик.

— Трусы получат свое, — взвыл Дин.

Фон Ханнекен посмотрел вслед уходящим кораблям:

— Я имел в виду другое.

Они пристально всмотрелись в даль сквозь завесу дыма и увидели, что на крайнем правом фланге флота, где напор японских кораблей достигал наивысшего накала после обходного маневра, корабли «Чао Юн» и «Ян Вей» пылали от носа до Кормы.

— У нас есть еще шесть кораблей, — заявил Дин. — Продолжайте вести огонь.

Бой продолжался. Несколько японских кораблей тоже получили серьезные повреждения. Роберт почувствовал великое облегчение от того, что Дин опять принял на себя командование. Ему казалось, что исход сражения еще не предрешен. И тут китайскую эскадру постигла подлинная катастрофа: крейсер «Цзи Юань» на правом фланге поредевшей линии китайского боевого порядка был поражен тринадцатидюймовым снарядом прямо в ватерлинию. Прежде чем кто-либо успел понять, что случилось, двухтысячетонная громадина перевернулась и скрылась в волнах. Находящиеся на мостике «Дин Юаня» остолбенели от ужаса, даже огонь с обеих сторон ослаб.

— Возобновить огонь! — закричал Дин. — Немедленно возобновить огонь! Где фон Ханнекен?

Он еще не успел закончить фразу, как немец появился из клубов дыма. Кровь струилась у него по правой руке. Форменка была порвана.

— Вы ранены! — воскликнул Роберт.

— Ерунда, царапина. У меня серьезное сообщение: у нас кончились боеприпасы к двенадцатидюймовым орудиям.

Роберт и Дин, будто молнией пораженные, уставились на него.

— Я предупреждал вас о таком исходе — сказал фон Ханнекен. — Теперь остается сидеть и ждать, когда нас разорвут на куски.

Дин побежал вдоль мостика посмотреть на корабли японцев, которые, изрыгая огонь, обходили левое крыло поредевшего китайского флота, замыкая круг.

— «Цянь Юань» пока сражается, — прокричал он. — О, храбрый Макгиффем!

Не успел он договорить, как тяжелые пушки «Цянь Юаня» тоже смолкли.

— Мы проиграли, — заявил Дин, вернувшись на командный пост с унылым видом.

— Только чудо нас спасет, — согласился фон Ханнекен.

Роберт спустился на главную палубу, чтобы отдать приказ провести торпедную атаку. До сих пор ни один японский корабль не потоплен, поразить бы хоть один из них... Как только смертоносные трубы ударились о воду, ему показалось, что буквально на глазах происходит чудо. Замкнув круговой маневр и тем самым наполовину сократив численность китайского флота, японцы внезапно заглушили главные калибры и теперь на полной скорости уходили на юго-восток.

Торпеды бесцельно канули в море. Китайцы изумленно переглядывались.

Роберт вернулся на мостик.

— Какие будут приказания, адмирал?

Дин молча теребил усы, он, как и все, недоумевал по поводу случившегося.

— Мы возвращаемся в Вэйхайвэй, — сказал он наконец, — снять с кораблей раненых и пополнить запасы. А также разобраться с трусами, сбежавшими с поля сражения.

Крейсер «Цзи Юань» вечером того же дня пришел в Порт-Артур. В него попал один тринадцатидюймовый снаряд, превратив афтердек в обломки, но тем не менее крейсер вовсе не был выведен из строя.

— Сражение проиграно, — сообщил капитан Сэнь толпе, собравшейся на причале. — Наш флот разгромлен.

Новость мгновенно разлетелась по городу и окрестностям. Позже Джоанна и Виктория поехали в город попытаться узнать о потерях. Обе чувствовали себя больными. Когда они прибыли в порт, крейсер уже ушел, а вместо него стоял торпедный катер, экипаж которого опроверг сообщение Сэня и заявил об одержанной победе.

— Японцы беспорядочно отступили, — заявил капитан катера. — Адмирал Дин остался хозяином залива Чжили.

— Велики ли потери? — спросила Виктория. — Какова судьба флагманского корабля?

— Кораблю досталось, мисс Баррингтон, очень сильно досталось. Не знаю, сколько членов экипажа погибло, но думаю, много.

На этом закончилась их недолгая эйфория. Ночью они почти не спали, а на следующее утро Джоанна позвала Викторию на веранду, чтобы показать ей флот, или, вернее, то, что от него осталось: пять кораблей, уходящих на юг в нескольких милях от берега. Линкоры были легко узнаваемы, но даже в подзорную трубу не удалось определить, насколько серьезно они повреждены.

— Почему корабли уходят? — спросила Виктория. — Они должны защищать нас, разве не так?

Никогда она не чувствовала себя такой всеми покинутой, и не только из опасения, что японцы могут атаковать Порт-Артур. Она глубоко переживала уход корабля Роберта, не зная даже, жив ли ее брат.

А тем временем угроза нападения японцев становилась все более реальной. Битва за Пиньян развернулась еще до того, как два флота встретились у реки Ялу, и японцы одержали победу. Теперь они претендовали на всю Корею, и спустя месяц после морской битвы вторая армия маршала Оямы высадилась севернее Порт-Артура.

— В ноябре в Порт-Артуре всегда дождливо, — сказала Джоанна. Они с Викторией сидели на веранде, глядя на струи дождя. Ветра не было, поэтому сама веранда оставалась сухой. Вдалеке постоянно слышались раскаты, но это был не гром. То доносилась канонада японских пушек, обстреливающих перешеек.

Виктория была уже на восьмом месяце беременности, и ей казалось, что она стала огромной, как дом. Время для нее тянулось болезненно медленно, самочувствие стало отвратительным. Но самым отвратительным было ощущение полной изоляции, в котором находилась не только она, но и десять тысяч обитателей Порт-Артура. В город не поступало никаких сообщений после ухода последней канонерской лодки 19 сентября, то есть шесть недель назад. Японский флот, оправившийся после необъяснимого ухода из боя, позволившего Дину вывести свои линкоры в Вэйхайвэй, теперь постоянно бороздил морские просторы вблизи Тигрового Хвоста. Японцы контролировали залив Чжили. Иногда их корабли подходили достаточно близко к берегу и обстреливали бухту: очевидно, они получили приказ не разрушать сам город. Орудия китайских фортов редко отвечали им огнем. Причиной тому была, конечно, и необходимость беречь снаряды, но в куда большей степени, и Виктория это хорошо понимала, — низкий боевой дух бойцов местного гарнизона.

Японцы отрезали город от внешнего мира, и с севера, окопавшись на самом перешейке в ожидании приказа к штурму, их артиллерия продолжала вести выматывающий противника огонь. А в это время городские власти от губернатора и ниже продолжали твердить, что Порт-Артур остается неприступным. Но как можно было верить в это, если даже флот ушел.

Джоанне или Артуру приходилось каждый день ездить в город, поскольку то и дело требовалось пополнить запасы тех или иных продуктов, а городские жители с большей готовностью продавали товары варварам, имеющим деньги, нежели своим соотечественникам. Сегодня Артур вернулся из города обеспокоенным.

— Город наводнен листовками, — сообщил он — Подписанные маршалом Оямой, они призывают сдать Порт-Артур.

— Листовки? — удивилась Джоанна. — Как они туда попали?

— Никто не знает. Но присутствие японских агентов в городе вызвало панику. Меня беспокоит содержание листовок. В них говорится, что нет никакой надежды на спасение, что и армия и флот Китая разгромлены. Японское командование обещает, что, если мы сдадимся, никому не причинят никакого вреда, частная собственность будет сохранена. Но если не сдадимся... город будет отдан на разграбление.

Виктория услышала, как тетя шумно втянула воздух. Джоанна уже пережила разграбление, когда город Уху попал в руки Тайпинов. Но это произошло более сорока лет назад, когда она была девушкой, не старше самой Виктории, молодой и сильной...

— Как отреагировал губернатор? — спросила Джоанна низким голосом.

— Он ответил, что будет защищать город до конца, — сообщил Артур. — Несчастный малый, у него нет выхода. Если он будет обороняться и потерпит поражение, его убьют японцы, если же сдастся и вернется в Пекин, его казнят Цины. — Он сел рядом с женой и взял ее руки. — Те, о ком мы говорим, — цивилизованные люди, Джо. Разговоры о разграблении имеют лишь одну цель: запугать обороняющихся.

Обе женщины с недоверием посмотрели на него. Они прекрасно помнили потопление парохода «Гоусин», когда две тысячи человек были брошены тонуть. Японцы умеют вести себя цивилизованно, но они совершенно безжалостны, когда дело касается достижения ими своих целей. Артур понял, о чем думают женщины.

— Они спасли британских офицеров, не так ли? И они, безусловно, не тронут европейцев.

— Надо что-то делать, — настаивал Джеймс Баррингтон. — Вы не можете просто оставить порт.

Ли Хунчжан наблюдал за взволнованным варваром. Он знал этого человека много лет, видел его восхождение от неуверенного в себе мальчика до той влиятельной личности, которой тот теперь был. Его сердце обливалось кровью, когда он видел Джеймса таким. Но у него был не один ребенок, и в любом случае...

— Порт-Артур неприступен, Баррингтон.

— Вы действительно в это верите, Ли? Верите?

Ли развел руками по столу:

— Мы должны верить. И даже если он падет в конце концов, каждый день его обороны дает нам отсрочку. Он оттягивает на себя всю японскую армию. Как бы мы не переживали, ничем не можем помочь, Баррингтон. Генерал Юань Шикай отступает в Маньчжурии. У нашего флота нет боеприпасов, чтобы продолжать войну. Нам остается единственное: держаться и надеяться, что японцы в конце концов надорвутся.

— Мне нужно видеть Цыси, — сказал Джеймс.

— Она не хочет встречаться с вами. Как и все, она расстроена происходящим. Да и что вам даст эта встреча? Цыси больше не владеет ситуацией в стране. Вам бы уж скорее следовало повидаться с императором. — Он кисло улыбнулся. — Однако и он не хочет вас видеть.

— Вы знаете не хуже меня, Ли, что на самом деле Цыси полностью контролирует события.

— Это не так, Баррингтон. Ее величество отдыхает от общественной жизни.

— Тогда скажите, мне, действительно ли она истратила фонды флота на строительство для себя каменной копии колесного парохода «Миссисипи» на Орнаментальных Водах? Именно те фонды, которые позволили бы пополнить недостаток боеприпасов наших кораблей?

— Я ни о чем подобном не слышал, — ушел от ответа Ли. — За департамент флота отвечает принц Цюнь. Вам следует обратиться к нему.

— И он, конечно, тоже не хочет меня видеть. А вы, Ли, начали кривить душой.

Ли старательно прятал глаза.

— Порт-Артур неприступен, — повторил он. — Возложите свои надежды на это, Баррингтон.

Виктория проснулась. Удивительно, что она вообще могла спать, поскольку стоял непередаваемый и к тому же непрекращающийся шум. К непрерывному обстрелу с севера присоединился грохот орудий кораблей японского флота, подошедших к побережью и непрерывно бивших над городом по фортам на холмах. Вой снарядов, грохот разрывов и приглушенные расстоянием голоса усталых и перепуганных людей слились в жуткую какофонию. Но оттого, что все это носило постоянный характер, она перестала обращать на шум внимание, привыкла, как привыкают к постоянной головной боли. Тогда что же разбудило ее так внезапно?

Она села в постели и прислушалась к душераздирающим воплям, доносившимся из города. Виктория встала и подошла к окну — вопли стали громче. За спиной открылась дверь, и вошла Джоанна:

— Японцы преодолели перешеек.

Виктория обернулась к ней:

— Вот мы и пропали!

— Но на горах еще остаются форты...

— Если форты позволили японцам перейти перешеек, то не помешают им взять Порт-Артур, тетушка Джо.

— Послушай, — попыталась успокоить племянницу Джоанна. — Нам ничего не угрожает. Запомни это. Конечно, придется не выходить из дома несколько дней, пока не решится исход боя.

«Хорошо, если только не выходить из дома», — подумала Виктория. Пока дом Дженкинсов казался прибежищем если не мира и спокойствия, то, по меньшей мере, надежды укрыться от войны. Ни один японский снаряд не разорвался поблизости; все они летели выше, минуя город. Это обнадеживало. Судя по всему, японские командиры, несмотря на рассказы об их бесчеловечности и маниакальной решимости взять Порт-Артур штурмом, если потребуется, не собирались понапрасну убивать мирных граждан.

Деревья, среди которых располагался дом, полностью скрывали его от разрушительных свидетельств войны. В душах его обитателей тлела надежда, что ужасы войны минуют стороной этот маленький островок Англии — Артур Дженкинс вывешивал флаг Сообщества над домом — и оставят его нетронутым. Но надежда эта таяла с каждым днем. На третье утро после падения перешейка Виктория сидела на веранде и ей казалось, будто она слышит предсмертные крики сражающихся. Несмотря на то что дядя Артур Давно не покидал дом, а слуги не приходили, оставив дела на Джоанну, все знали: японцы с боями продвигаются по холмам и сейчас остановились, готовясь к решающему штурму. Как ей хотелось, чтобы губернатор капитулировал! Без сомнения, за все сделанное им его хозяева в Пекине сохранят жизнь ему и тем, кем он командовал. Однако артиллерийская канонада продолжалась.

Вдруг Виктория заметила движение между деревьями и взволнованно встала с места. По склону холма сразу за пределами поместья бежали люди. Даже на таком расстоянии она узнала в них китайских солдат, изможденных, грязных и напуганных, лишь немногие были при оружии. Зато несколько из них прикрывались от дождя зонтами. Эти зонтики стали для Виктории решающим показателем их боевых качеств. Они олицетворяли собой поражение, напоминая первые струйки воды, просачивающиеся через поврежденную плотину, которые предвосхищают наводнение. Тетя Джо тоже увидела солдат.

— Трусы! Их непременно расстреляют, — предположила она, выйдя на веранду.

— Они утратили надежду на победу, — возразила Виктория. — Я думаю, чем раньше все кончится, тем лучше.

Все утро мимо их имения непрерывно шли солдаты. Сначала никто из них не обращал ни малейшего внимания на дом среди деревьев: все жители Порт- Артура знали, что он принадлежит преподобному Дженкинсу, который с годами стал очень уважаемым человеком в общине, и вовсе не оттого, что женился на женщине из семьи Баррингтонов.

Но вот когда семейство собралось за скромным ленчем, так как запасы продовольствия постепенно истощались, три солдата перелезли через забор и подошли к крыльцу. Джоанна вышла к ним поговорить.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Мы останемся здесь, — ответил один из них — капрал.

— Ваше место в городе, — напомнила Джоанна.

— Нам туда нельзя — убьют. Мы останемся. Японцы здесь нас не потревожат. — Он показал на британский флаг. — Они не станут воевать с британцами.

Джоанна в нерешительности посмотрела на Артура, который вышел на веранду узнать, что происходит.

— Формально это будет означать, что мы укрываем солдат во время военных действий, — сказала она.

— Они — наши люди, — заметил Артур.

— А если вся армия решит встать лагерем на нашей земле?

— Не стоит утрировать, — возразил ей Артур, затем обратился к солдатам: — Вас не должны видеть. Пройдите в дом и спуститесь в погреб.

— Есть, мы все сделаем, как вы говорите, — радостно согласился капрал.

Они цепочкой прошли через дом, бросая любопытные взгляды на Викторию.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь, — сказала Джоанна.

— Мы представляем христианскую церковь и, таким образом, учение Христа, — строго одернул ее Артур.

Шло время, и крики продолжавших сражаться слышались совсем близко, на фоне артиллерийских разрывов отчетливее зазвучали винтовочные выстрелы. Дом Дженкинсов окружили смерть и разрушение. Джоанна отнесла воды и немного еды в подвал солдатам, а Виктория вернулась на веранду, чтобы иметь хоть какое-то представление о происходящем. Вскоре она увидела четырех женщин, спешащих среди деревьев, и в ближайшей из них узнала повариху Джоанны Чутэ.

Женщины выглядели очень напуганными; волосы Чутэ, всегда аккуратно уложенные на затылке, растрепались на одежде, зияли прорехи, так как им пришлось продираться через лес. Одна из них, достаточно старая, едва держалась на ногах от усталости.

— Это моя мать и сестры. Японцы в городе, мисс, — сообщила Чутэ Виктории. — Они убивают всех без разбору.

Виктория не поверила ей, но и прогнать не решилась.

— Лучше вам пройти в дом, — сказала она. — И не попадайтесь никому на глаза.

Джоанна направила их в подвал, где уже были солдаты.

— Как вы думаете, она сказала правду? — спросила Виктория.

Ее тетушка выглядела неуверенной.

— Они считаются цивилизованными...

Тут она взглянула мимо племянницы, на ворота.

— О Господи, — только и произнесла Джоанна.

Она увидела группу людей, спорящих напротив входа. Они были одеты не в синюю с белым униформу и высокие кепи японских солдат, а в довольно свободную одежду и вместо винтовок со штыками вооружены страшными двуручными мечами, засунутыми за пояс. И это явно были японцы.

— Они показывают на флаг, — уверенно сказала Виктория.

В этот момент Джоанна, удивив и встревожив Викторию, упала на колени и начала молиться. Виктория вбежала в дом.

— Дядя Артур! Тетушка Джо... — Артур Дженкинс поспешил за ней на веранду и взглянул на жену. — Я только сказала, что они показывают на флаг, — объяснила Виктория.

— То же самое, что делали тайпины перед тем, как взять ее, — пробормотал Артур.

— О Боже мой! Извините, дядя Артур, я не знала.

— Как ты себя чувствуешь? — Артур обнял жену за плечи и медленно поднял на ноги. — Пойдем, дорогая, пойдем... — Он увидел, как ворота широко раскрылись и японцы — с десяток не меньше — вошли во двор. — Отведи тетю в дом, — сказал Артур вполголоса и повернулся к непрошенным гостям.

Виктория хотела остаться с ним, но нужно было отвести Джоанну в дом. Слезы текли по лицу Джоанны, но она не произнесла ни слова. Виктория усадила ее и вернулась к двери, прислушиваясь к голосу дяди.

— Что вам нужно? — Артур спрашивал по-китайски. — Разве вы не видите флаг? Это британский флаг. Британский!

— В дом есть китайцы? — спросил один из японцев на ломаном мандаринском диалекте.

— Здесь нет китайцев, — убеждал их Артур, — вы...

Виктория услышала, шорох рядом с собой. Один из китайских солдат, заслышав голоса, высунулся из-за двери подвала.

— Вернись, — тихо предупредила она его. — Закрой дверь.

Но японцы уже увидели его через открытую входную дверь. Со звериным рыком они оттолкнули в сторону Артура — он тяжело упал — и ринулись к дому, вытаскивая на ходу страшные мечи.

— Стойте! — закричала Виктория. — Остановитесь! От неожиданности они действительно остановились, чтобы взглянуть на нее, и она увидела звериный огонь в их глазах. В их глазах она была не только беременной женщиной, но и безошибочно относилась к длинноносым европейцам. — Стойте, — повторила она, полагая, что они и вправду ее послушаются.

Японцы топтались в нерешительности, а солдат, замеченный в дверном проеме, выбежал, надеясь выбраться из дома и скрыться в лесу. Японцы вновь закричали и погнались за ним. Виктория невольно схватилась за шею, когда огромное лезвие меча, просвистев, начисто снесло голову китайца с плеч. Китаец даже не вскрикнул, его голова покатилась через комнату и ударилась о ножку стола, тело упало на пол, заливая все вокруг кровью.

У Виктории подкосились колени, и она опустилась в кресло. Точно сквозь туман она увидела, что Джоанну, сидящую на диване неподалеку от нее, начало тошнить. Японцы вбежали в дверь подвала и загрохотали башмаками по лестнице. Послышались вопли ужаса, дьявольские крики и смех, мольбы о пощаде. Одна из китайских женщин выскочила из двери и побежала через холл. Но два японца настигли ее. Поймав девушку, они расстегнули кимоно и нательное белье, обнажив торчащую от возбуждения плоть, бросили свою жертву на пол и сорвали с нее одежду. Виктория хотела закрыть глаза и не смогла. В ужасе глядя на происходящее, она думала, напоминали ли они с Таном хотя бы отдаленно все это тогда, в сладких муках взаимной страсти.

Но для китайской девушки не было никакой страсти; когда мужчины закончили с ней, они изрезали и исполосовали ее тело мечами и бросили на полу. Виктория стремилась попытаться остановить их, но не могла и пошевелиться. Она хотела закричать, но горло сжал спазм. Она сидела недвижимо и смотрела, ощущая, как в животе у нее будто что-то оборвалось.

Из подвала появились другие японцы, одеваясь на ходу. Их мечи были влажными от крови, а сами они возбужденно пересказывали друг другу и вновь переживали то, что сделали. Они вытерли мечи о клочья одежды девушки, изнасилованной и убитой в холле. Затем, к ужасу Виктории, японцы заправили мечи за пояса, выстроились перед ней в ряд и поклонились.

— Китайц больше нет, — доложил японец, говорящий по-китайски. — Мы идти. Китайц больше нет.

Они строем вышли из комнаты, спустились по ступеням веранды и пересекли двор. Виктория слышала собственное дыхание даже сквозь рыдания Джоанны. Она встала и, шатаясь, пошла к двери. Японцы скрылись за деревьями, остался только дядя Артур, лежащий на том же месте, куда его толкнули непрошенные гости.

Виктория опустилась возле него на колени, попыталась приподнять его голову и поняла, что он мертв. Несколько минут она так и стояла перед ним на коленях не в силах шевельнуться, движение в ее животе перерастало в боль.

— Входи, Роберт. — Дин Цзюцян расположился у стола в адмиральской каюте на линкоре «Дин Юань». — Садись. — Роберт козырнул и сел напротив него. — Порт-Артур пал...

Роберт сглотнул. Он знал, это неминуемо случится. Но чтоб так скоро?..

— Город был отдан на разграбление, — продолжал Дин. — По поступающим данным, там произошла жуткая резня. Подробностями я не располагаю, но уверен, что европейцам сохранили жизнь, ведь это война между Китаем и Японией. У меня нет никакой информации о твоей сестре или тете с дядей. И отпуск тебе предоставить я не могу, Роберт.

— Я все понимаю, сэр.

Они всегда были друзьями, а за последние несколько трагических месяцев их дружба стала еще крепче, Роберт стоял плечом к плечу, когда Дин осудил капитана крейсера «Цзи Юань» за проявленную трусость и приговорил к немедленной казни. Капитан был тут же обезглавлен. Но он знал, так же как знал и Дин, что причина их поражения при Ялу вовсе не в бегстве китайских крейсеров, а в преступной халатности, из-за которой они остались без боеприпасов... и до сих пор оставались без этого корма для своих орудий.

— Я собираюсь сделать запрос, есть ли у нас хоть какая-нибудь надежда пополнить боезапасы, чтобы выйти в море.

— Ни малейшей, как я полагаю.

Роберт не знал доподлинно, насколько адмирал осведомлен о его личной жизни.

— Моя семья имеет определенное влияние на вдовствующую императрицу. Может быть, я должен поехать в Пекин...

Дин мрачно усмехнулся:

— Не думаешь ли ты, что я не рассматривал такой вариант, Роберт? Я даже написал обо всем наместнику Ли Хунчжану. Он ответил, что это ничего не даст. Ее величество больше не контролирует Пекин. Император проводит свой курс. И он не дружит с теми, кто когда-то имел дело с его тетей. Мы должны надеяться на лучшие времена. Это все, что нам остается.

Дин, как почувствовал Роберт, сдался. И его трудно было винить, ведь хозяева так его подвели. Но сам Роберт не имел намерения опускать руки. Кроме того, он остро нуждался в информации. Сойдя на берег, Роберт написал письмо отцу, но только в середине декабря, когда уже изредка шел снег, получил ответ.

«Виктория и Джоанна вернулись в Шанхай благодаря учтивости японцев, — писал Джеймс, — если это можно так назвать. Они стали свидетелями только одной сцены резни, но этого хватило, чтобы с Артуром Дженкинсом случился сердечный удар, от которого он умер. Смерть мужа и все пережитое ввели Джоанну в состояние шока, из которого она, по нашему мнению, вряд ли когда-нибудь выйдет.

Японцы приносят извинения во все стороны. Они заверяют, и это подтверждают некоторые свидетели, например корреспондент «Таймс» Виллиерс, что их регулярные войска вели себя безупречно. К несчастью, в армию Оямы, похоже, были включены подразделения так называемых самураев. В Японии с этим классом официально покончено, но осталось еще много приверженцев древнего кодекса чести воина «бусидо», который, как я понимаю, обладает многими достоинствами, но в котором также воплощается порочная мысль о том, что побежденный не заслуживает снисхождения. Эти необузданные самураи, незнакомые с дисциплиной и по этой причине неподвластные никакому боевому командованию, использовались в качестве носильщиков и ординарцев. По традиции, они постоянно носят при себе грозные мечи, и с этим ужасным оружием их выпустили на несчастных жителей Порт-Артура. Говорят, их будто бы наказали за имевшие место эксцессы, но это слабое утешение для убитых и покалеченных.

Но тебе, конечно, хотелось бы побольше услышать о Виктории. Она пережила выпавшее на ее долю испытание со всей стойкостью и мужеством, которые я мог бы ожидать от своей дочери. События Того дня вызвали преждевременные роды, с которыми, в отсутствие какой-либо помощи, — тетя находилась в состоянии прострации, пережив боль и шок, — Виктории пришлось управляться одной.

За это и за рождение здорового ребенка я горжусь ею, но должен сказать, что факт китайского происхождения дитя безмерно расстроил твою мать. Она едва смогла заставить себя взглянуть на внука, а Виктория до сих пор отказывается раскрыть имя отца. Нам остается только сделать пренеприятное предположение, что он — один из наших слуг. Тем не менее она сказала нам, будто бы ты выразил желание усыновить ребенка. Если это правда, я бы хотел услышать подтверждение от тебя самого как можно скорее, поскольку тогда наше положение значительно облегчится...»

Письмо было адресовано на дом Роберта в Вэйхайвэй, и он сошел на берег, чтобы получить его. Сейчас, прочитав письмо отца, он улыбался Чжан Су через комнату.

— У нас будет приемный сын, — сообщил он.

— Ты мне ничего не говорил об этом.

Я хотел сделать тебе сюрприз, поэтому молчал, пока все до конца не решилось. Сын. Разве это не прекрасно? Как только война закончится, мы поедем в Шанхай и заберем ребенка.

— Я не понимаю, — запротестовала Чжан Су.

— Тут нечего и понимать. Как только закончится война, ты станешь мамой. Так что радуйся.

— Ты, — заявил Адриан своей сестре, — дерьмо!

Виктория отвернулась. После возвращения домой она избегала оставаться с ним наедине. Сначала это не составляло труда, так как она пребывала в таком состоянии, что была сразу направлена в постель с ребенком и не выходила из спальни несколько недель. Сейчас она чувствовала себя здоровой, как прежде. И он воспользовался первой же возможностью застать ее в саду, где она гуляла с сыном.

— Забеременеть без мужа само по себе плохо, — сказал Адриан, — но от китайца... Ты знаешь, что бы я сделал на месте нашего отца? Я бы привязал тебя и того мерзавца друг к другу и бросил вас обоих в реку.

— Мне только остается радоваться, что ты не мой отец, — спокойно отозвалась Виктория. Она ничуть не сомневалась, что возмущение его вызвано отнюдь не попранной честью семьи. Его бесила мысль, что она позволила другому человеку залезть в свою постель. Он возненавидел бы любого человека, а уж китайца... И это все, что он знал об отце ребенка. Цин Сань таинственно исчез из Дома Баррингтонов, пока Виктория была в Порт-Артуре, поэтому Адриан никак не мог докопаться до тайны сестры.

— Точно, — согласился Адриан. — Считай, тебе повезло, поскольку я могу вскоре занять место отца. Настанет такой день, отец, заметь, не молодеет.

— Ты непристоен. И почему ты думаешь, что когда-нибудь станешь хозяином Дома? Роберт...

— Роберт? — Он презрительно прищурился. — Роберт далеко, дражайшая сестричка. Участвует в войне, которая, вероятно, никогда не кончится. И в которой он, вероятно, не выживет.

То, что конец не заставит себя ждать, было очевидно всем. Всем, кроме, казалось, властителей Пекина. Возможно, они надеялись на приход зимы, которая остановит продвижение японцев и боевые действия в Маньчжурии. Но несмотря на штормовую погоду в заливе Чжили и в Японском море, установившуюся к концу года, японцы, обладая тотальным морским превосходством, не давали передышки своему противнику.

Невзирая на обильные снегопады и штормовые ветры, на Шаньдунском полуострове была высажена и вскоре там закрепилась японская армия; Вэйхайвэй, считавшаяся даже более неприступной, чем Порт-Артур, была теперь открыта для атаки с суши.

— Нам следует выйти в море, есть у нас боеприпасы или нет, и попытаться разгромить японцев таранными ударами, — сказал Роберт. Фон Ханнекен самовольно покинул флот, поскольку отпала необходимость обслуживать орудия крупного калибра.

— У меня нет на это приказа, — ответил Дин. — Мне приказали оставаться в Вэйхайвэй и оборонять базу до последней возможности. У нас еще есть боеприпасы для пушек Гочкисса. Мы — плавающие форты. И нас не смогут атаковать с моря.

Безусловно бухта выглядела хорошо защищенной. Ее прикрывали два острова, на одном из которых, Логундао, относительно большом, располагалось два форта. Между этим островом и континентом и от него до маленького укрепленного острова Идао и дальше до южного окончания бухты были натянуты плавучие боны. Внутри этих оборонительных сооружений находилось около восемнадцати квадратных миль защищенной акватории.

Защищенной с моря. Но японцы упорно продвигались по суше, и через несколько дней снаряды стали перелетать через холмы и ложиться в бухту. Орудия фортов — их было несколько на континенте и на островах — давали энергичный отпор противнику в то время, как корабли стояли на якорях, словно мишени.

Вскоре японцы начали обстреливать город Вэйхайвэй, и Роберт поторопился на берег проведать семью. Чжан Су и ее служанки были в ужасе, поскольку все уже знали о случившемся в Порт-Артуре.

— Именно поэтому вам не грозит разграбление, — сказал им Роберт насколько смог убедительно. — Японцы никогда больше не осмелятся бросить подобный вызов мировому сообществу. Укрывайтесь в подвалах. Я приду к вам, как только смогу.

Возвратиться на линкор «Дин Юань» оказалось непросто, так как после захода солнца температура упала значительно ниже нуля, и море начало покрываться льдом. Но нет худа без добра. Его каюта на корабле была теплой, а холод, похоже, подействовал и на японцев: их орудия молчали. Он пообедал с Дином, как и обычно, проверил службу наблюдателей и рано лег спать. Разбудил его сразу после полуночи 4 февраля тревожный трезвон судовых колоколов.

Роберт выпрыгнул из постели, натянул одежду и взлетел на мостик. Стало еще холодней, а ночь, казалось, рассыпалась калейдоскопом сверкающих огней и грохотом пальбы стреляющих во всех направлениях пулеметов и взлетающих в небо сигнальных ракет.

— Они пытаются пробить плавучие боны, сэр, — выпалил капитан третьего ранга Сун.

Роберт поднял подзорную трубу, но ничего не смог разглядеть в темноте за пределами освещаемого сигнальными ракетами пространства.

— Торпедные катера, — пробормотал Дин, присоединяясь к ним. — Если они пройдут...

Роберт понял, что тот имел в виду. Бухта Вэйхайвэй была длиной шесть и шириной четыре мили, при этом глубины имела небольшие, с частыми мелями, и здесь не нашлось бы пространства для маневра линкора.

— Мы должны выйти в море. — Роберт почти умолял.

— Давайте посмотрим сначала, смогут ли они пройти. Давайте... — Один за другим прогремели несколько взрывов. Японские торпедные катера миновали боны и пускали свои смертоносные стальные рыбины во всех направлениях.

— Капитан третьего ранга Сун! — скомандовал Роберт. — Максимально поднимите пары и затем выбирайте якорь.

— Слушаю, сэр. — Сун побежал к лестнице и возле нее застыл, выбросив руку в сторону. В темноте показался силуэт двухтрубного японского торпедного катера.

— Огонь! — закричал Роберт. — Немедленно, из всего, что у нас есть.

Пушки Гочкисса и пулеметы изрыгнули пламя и свинец, но им не хватило мощи остановить японский катер, который, подойдя на дистанцию триста ярдов, резко ушел в сторону порта. Роберт уставился на катер, и сердце его ухнуло. Катер был подбит, на носу разгорался пожар, но торпеды он успел-таки выпустить. Баррингтон поймал себя на том, что считает секунды. На шестой секунде с кормы послышался мощный глухой удар, и в небо поднялся высокий столб воды.

Линкор только вздрогнул, будто в море встретил очень сильную волну. Но никакая волна не смогла бы пробить его корпус.

— Рожками играть команду задраить переборки, — приказал Суну Роберт, удовлетворенный уверенным звучанием собственного голоса. Затем он спустился навстречу поднимающемуся начальнику машинного отделения Макинтошу.

— Машинное отделение по левому борту затапливает, сэр, — доложил Шотландец. — Вода поступает с кормы.

— У вас хватит пару для двигателя по правому борту?

— Пока да, сэр. Но переборки дали течь.

— Максимально поднимите пары и ждите приказов.

Роберт вернулся на мостик, где его ждал Дин.

Слушая его доклад, адмирал тянул себя за усы.

— Телеграфируйте, капитан. Мы атакуем эти канонерские лодки.

Роберту стало не по себе.

— Должен сказать вам, сэр, нашему кораблю жить осталось десять минут.

Дин уставился на него:

— Тогда что ты предлагаешь?

— Пока есть пар, выброситься на берег. В этом случае мы сможем хотя бы использовать свои орудия.

Дин не решался отдать подобное приказание. Подошел к поручню, посмотрел на рвущуюся взрывами ночь; линкор начинал крениться.

— Хорошо, капитан Баррингтон, — сказал адмирал. — Используйте все средства для спасения корабля. — Он повернулся к своему другу и протянул руку. — Боюсь, мы провели последний бой вместе, Роберт.

Глава 8 СТО ДНЕЙ

— Флот разгромлен, ваше величество, — докладывал Чжан Цзинь. — Линкор «Дин Юань» превращен в ржавеющие обломки, разоружаемые японцами после захвата Вэйхайвэй.

— У нас было два линкора, — холодно заметила Цыси. Все ее существо, чувствовалось, переполнял такой гнев, что дамы, стоящие как всегда за ее спиной во время рисования на берегу Орнаментальных Вод, дрожа, жались друг к другу.

— Линкор «Цянь Юань» попал в руки японцев после сдачи порта, ваше величество.

— Я никогда раньше не слышала, чтобы линкоры сдавались.

— Были израсходованы все боеприпасы, ваше величество.

— Мы стали жертвами вероломства и предательства. Вызовите адмирала Дина в Пекин. Я сниму с него голову.

— Адмирал Дин мертв, ваше величество. Он покончил с собой после сдачи флота, как и все старшие офицеры.

Цыси пронзила его быстрым тревожным взглядом:

— Все?

— Все за исключением коммодора Баррингтона, ваше величество.

— Ха! — Сообщение ее явно успокоило. — Он предпочел позор!

— Лишать себя жизни противоречит традициям христианства, ваше величество.

— Не по-христиански, — пробормотала Цыси. — Война идет плохо для нас.

— Боюсь, она проиграна, ваше величество. Ли Хунчжан сказал, что необходимо искать мира, пока японцы не завоевали Маньчжурию и не вышли к Великой стене.

— Никогда, — заявила Цыси. — Искать мира с японцами? Я не позволю! Это будет означать конец нашего господства в Азии.

Чжан Цзинь прочистил горло. Не опасайся он смертельно своей госпожи, непременно напомнил бы ей, что китайское господство в Азии было утрачено еще во время англо-французского вторжения тридцать пять лет назад. Вместо этого он заметил:

— Император уже направил послов обговорить условия с японцами, ваше величество.

— Без согласования со мной?

Чжан Цзинь с тревогой наблюдал слишком памятные ему признаки ярости, проявляющиеся на лице императрицы: расширившиеся глаза, проступившие на лбу вены, подергивающиеся пальцы рук. С момента отставки она еще ни разу не теряла самообладания. Вообще-то ее ярости он боялся куда меньше, чем того, как бы от переизбытка эмоций с ней не случилось удара.

Внезапно Цыси обернулась к своим дамам, которые в страхе попятились.

—Ты! — указала она на одну из них. — И ты! Подойдите!

Две молодые женщины подошли и встали перед ней, заметно дрожа.

— Теперь ты, — приказала Цыси. — Ударь ее по лицу! — Девушка вытаращила глаза. — Ты что, не слышишь меня? — удивилась императрица. — Бей ее по лицу!

Девушка облизнула губы, глубоко вдохнула, затем приложилась открытой ладонью к щеке своей подруги. Вторая девушка пошатнулась и издала приглушенный вскрик боли и страха.

— Ты можешь ударить сильнее? — грозно спросила Цыси. Она указала на вторую девушку. — Бей ее в ответ. Со всей силы!

Вторая девушка мгновение колебалась, затем ответила пощечиной такой силы, что она сама и ее жертва отшатнулись в сторону.

— Еще! — приказала Цыси. — Бейте друг друга по лицу, бейте!

Девушки подчинились, слева и справа нанося удары по щекам друг друга. Они начали задыхаться, пот и слезы текли по щекам, смывая грим, замысловатые прически растрепались, и волосы сползли им на уши. Вскоре они разбили друг другу губы, и кровь смешалась с потом, слезами и гримом. Другие женщины жались в ужасе за спиной императрицы. Чжан Цзинь изо всех сил изображал безмятежность. Девушки уже едва могли двигать руками от изнеможения. Они, громко рыдали.

— О! Убирайтесь обе, — буркнула Цыси, возвращаясь к мольберту. — На вас страшно смотреть. Где молодой Баррингтон? — спросила она низким голосом.

— Он вернулся в родительский дом в Шанхае, ваше величество.

— Ты хочешь сказать, он покинул свой пост?

— Военно-морского флота больше нет, ваше величество. Все, кто выжил, разошлись по домам.

— Все они дезертиры. Я сниму с них головы. Отправьте послание в Шанхай и прикажите молодому Баррингтону прибыть в Пекин.

Чжан Цзинь опешил:

— Вы намерены казнить молодого Баррингтона, ваше величество?

— Что я намерена сделать, тебя не касается, мошенник! — закричала Цыси. — Пошлите немедленно за молодым Баррингтоном!

— Чудесный мальчик, — произнесла Чжан Су, держа младенца на руках. — Как его звать?

— Мартин, — ответила Виктория. — Так звали моего дедушку.

— Не родного дедушку, — заметила Люси холодно. Если она постепенно примирялась с существованием этого внука, которого почти усыновили, то по-прежнему не могла простить Виктории то, «что она сделала с семьей», вернувшись домой до того, как избавилась от младенца. То, что японцы сорвали все их планы, или то, что Виктория проявила исключительное мужество при родах, спасла и ребенка и себя, она в расчет не брала. Ее даже не успокаивала придуманная Викторией для знакомых история о сиротке, которого она якобы спасла, приняв из рук умирающей матери во время погрома в Порт-Артуре, о котором ходило более чем достаточно слухов.

Что же касается заботы о своей невестке Джоанне, которая по-прежнему находилась в состоянии затяжного нервного срыва...

— Его зовут Мартин, — повторила Виктория с тем упрямством, с которым только начала знакомиться мать... и не просто знакомиться — бояться. — Хорошенько заботься о нем, Су.

— О да, пообещала Су. — Я буду присматривать за ним, как за собственным ребенком.

Присутствие невестки причиняло Люси неудобства. Но позже она почувствовала то же самое с приездом Роберта. С ним прибыли слуги — мужчины и женщины, с которыми, она не сомневалась, он спал в зависимости от настроения. Он стал более циничным, чем кто-либо из его предков — потому что родители разрешили ему жениться на китаянке. Ей невыносима была даже мысль об этом. А что делать с Викторией, которая теперь, когда перестала кормить ребенка, возможно, будет готова прыгнуть в постель к любому поманившему ее китайцу? Эти вопросы ей очень хотелось обсудить с мужем. Но Джеймс был слишком занятым человеком, он старался вникнуть в суть сообщений о войне и по слухам, доходящим из Пекина, пытался определить содержание Симоносекского договора.

— Условия совершенно потрясающие, — сказал он своим сыновьям, — Китай обязуется признать независимость Кореи, а по сути, принять гегемонию там японцев и в дополнение уступить им Формозу, Пескадорские острова и Ляодунский полуостров. То есть японцы устанавливают контроль над заливом Чжили и, таким образом, над морскими подходами к Пекину, а также получают огромный плацдарм, с которого смогут проводить операции на континенте, как и когда сочтут необходимым. И все это сверх контрибуции в триста миллионов таэлей серебра. В свете этого условия Германии, предъявленные Франции двадцать пять лет назад, кажутся просто подарком.

— Мы сможем выжить? — спросил Адриан. Адриану Баррингтону исполнилось двадцать восемь лет, Джеймс был бы счастлив признать, что его мальчик доказал свою способность руководить торговым домом. Однако он до сих пор не женился, по-прежнему курил опиум в уединении своего дома и пребывал в состоянии мрачной депрессии, без сомнения, вызванном наркотиками.

Джеймс всегда старался одинаково любить всех своих детей, но не мог скрыть особую радость от того, что Роберт вернулся. Если бы он мог остаться...

— Каковы твои планы? — спросил он сына, когда они вдвоем сели на веранде, глядя на реку и корабли, многие из которых ходили под флагами Дома Баррингтонов.

— Я приехал только устроить Су в безопасное место, — ответил Роберт. — Сам же собираюсь вернуться в Пекин узнать, что еще на уме у людей Цзунлия. Теперь, когда Дин и его старшие офицеры мертвы, я считаю себя командующим китайским военным флотом.

— Которого уже нет.

Роберт вздохнул:

— Мне следовало умереть с Дином?

— Это бессмысленный жест. Он в любом случае лишился бы головы.

— То было бы преступлением. Он воевал превосходно. Но мы ощущали недостаток во всем, чтобы сражаться успешно.

— Таков китайский путь. Я не очень-то уверен и по поводу твоей головы, Роберт. Быть может, тебе лучше покинуть Китай.

— Бежать? А как же Су и мальчик?

— Бери их с собой.

— И оставить вас расплачиваться за мое преступление? Не говоря уже о Чжан Цзине и его семье.

— Что ж, тогда поживи дома, пока дым уляжется.

Шанхай оставался оазисом стабильности в меняющемся мире. Здесь не праздновали свой триумф японцы, не стреляли пушки, не гибли люди. А если и гибли, то не больше, чем обычно, во всяком случае и к их числу никогда не относились Баррингтоны.

У Роберта даже проснулась прежняя привязанность к Су, поскольку она посвежела и похорошела в атмосфере изысканной, спокойной жизни поместья Баррингтонов и явно полюбила малыша, которого таким необычным образом приобрела. Она и Виктория проводили дни напролет с ребенком, суетясь над ним, меняя пеленки, разговаривая с младенцем... Вероятно, самым трогательным во всей ситуации была дружба, вспыхнувшая между двумя женщинами, Чжан Су и Викторией.

Разумеется, среди знакомых не прекращались самые нелепые сплетни. Однако Роберт считал, что его мать излишне драматизирует ситуацию. Его предок, Роберт Баррингтон, первым нарушил все правила и своим пиратством, и последующим принятием китайского гражданства в маньчжурском государстве. Потомки его ничего не могли сделать, чтобы изменить положение, когда настоящей сенсацией в Шанхае стало бы отсутствие сплетен о Баррингтонах. А если когда-нибудь их заставили покинуть Китай, возник бы настоящий кризис.

Он был полон решимости не допустить этого. Поэтому предпочел пересидеть период неразберихи на севере. Но он не мог просто скрываться. Роберт написал письма Ли Хучжану и Чжан Цзиню, объявив о своей готовности служить и ожидании распоряжений. Уже отправив письма, он получил послание от Чжан Цзиня с вызовом в Пекин.

— Как ты думаешь, что бы это значило? — спросил Роберт отца.

Джеймс перечитал письмо.

— Это от Чжан Цзиня, но он писал по поручению вдовствующей императрицы. Она официально в отставке. Так что, я полагаю, это не вызов для допроса о причинах ваших военных неудач. Здесь личный вопрос.

— Мне отказаться?

— Думаю, так поступать неразумно, Роберт. Если ты все-таки собираешься в Пекин, хорошо бы увидеться с ней. Я не допускаю, чтобы она добровольно ушла со сцены. Это не в ее характере. Ты оставишь у нас Су и мальчика? Им было бы безопаснее здесь.

Но Су отказалась остаться в Шанхае.

— Ты мой муж и едешь повидаться с моим отцом, — заметила она.

— А мальчик?

— Он мой сын, Роберт.

Роберт взглянул на Викторию. Но она всегда знала, что этот момент рано или поздно придет.

— Можно я буду его навещать? — только и спросила она.

— Конечно, — заверила ее Су. — Я буду писать и рассказывать тебе о нем.

Они отправились в путь по Великому каналу, который Роберт счел наиболее безопасным, несмотря на мирный договор, подписанный в Симоносеки. Как оказалось позже, он ошибся. На третий день после выхода из Чжэцзяна они пришвартовались на ночь неподалеку от маленького городка, где канал соединялся с Янцзы. Роберт отправился на берег, как обычно пройтись перед сном. Су предпочитала не сопровождать его, поэтому он взял с собой своего доверенного слугу Чжоу Лидина.

Мужчины не торопясь шли в сторону городка, когда их внимание привлекла группа молодых людей, занимавшихся гимнастическими упражнениями в поле у городской стены. Выстроившись в шеренгу, они по команде старшего проделывали серию упражнений: выбрасывали ногу вперед и резко ударяли ею о землю, затем вращали другой ногой вокруг тела и перемещали ее вперед, при этом тело оставалось прямым, после этого они выбрасывали руки вперед и попеременно сжимали кулаки, издавая при этом воинственный клич.

— Их называют ихэцюани. Общество кулаков справедливой гармонии, — объяснил капитан охраны у ворот. — Они ставят своей целью отомстить японцам за наше поражение.

— Ну что ж, они пригодятся, если речь пойдет о новой схватке, — заметил Роберт.

— Слишком уж от них много беспокойства, — пожаловался капитан. — Эти юнцы считают: чтобы разгромить японцев, прежде необходимо искоренить все элементы китайского общества, которые ослабляют нацию, и вернуться к нетронутой чистоте прошлого.

— Когда это Китай был нетронуто чист? — усмехнулся Чжоу Лидин.

— Кулаки справедливой гармонии заявляют, что ослабил Китай приход иностранных дьяволов. По их словам, первый долг китайцев — изгнание варваров. — Он запнулся, вспомнив, с кем разговаривает, хотя Роберт и носил китайскую одежду.

Роберта рассказ капитана не очень-то и тронул. Всю свою жизнь он знал о пресловутых группах фанатиков, требующих изгнания длинноносых, волосатых варваров, которых теперь называли заморские дьяволы. Фанатики появлялись и исчезали. Он не считал, что эти молодые люди, похожие на боксеров во время тренировки, чем-либо опаснее предшественников.

Однако когда они подошли к воротам, один из молодых людей взглянул на Роберта и по его белой коже и высокому росту признал европейца.

— Смотрите! — закричал он, указывая пальцем. — Заморский дьявол среди нас.

— Шпионит! — добавил кто-то.

— Смерть заморским дьяволам! — взвизгнул третий.

Упражнения тут же прекратились, и вся группа, численностью около сорока человек, злобно уставились на Роберта и Чжоу Лидина. Они, ко всему прочему, были вооружены, и некоторые подняли с земли длинные палки с привязанными на концах ножами и серпами.

— Вы должны уйти, хозяин, — тревожно попросил Чжоу.

— По-твоему, я должен бежать от этих невежд? — Роберт уже набегался за последние месяцы. — Вы бы разогнали этих людей, капитан, прежде чем кто-нибудь пострадает.

Молодые люди топали ногами и размахивали оружием, явно заводя себя.

— Ваш слуга прав. Вам следует уйти, — пробормотал капитан.

— Значит, вы отказываетесь устанавливать законный порядок?

— Боюсь, что так, Баррингтон. Я не думаю, что мои люди решатся по ним стрелять. Большинство имеет родственников среди них.

— Будь я проклят, если побегу от банды головорезов, — заявил ему Роберт. — Если ваши люди не будут защищать нас, дадут ли они нам самим защищать себя?

— Думаю, что дадут.

— Позаботьтесь хотя бы об этом, — потребовал Роберт и выступил вперед. — Будь рядом, Чжоу.

Группа беснующихся молодчиков была очень близко. Роберт двинулся к ней.

— Смерть заморским дьяволам! — закричали в толпе.

— Вы глупые юнцы, — сказал им Роберт. — И все закончите в тюрьме. А теперь убирайтесь по домам.

«Боксеры» уставились на него в изумлении. По- видимому, никто еще не осмеливался так с ними обращаться. Но тут один из них издал вопль и бросился на Роберта с самодельной пикой наперевес. Баррингтон ни мгновения не колебался. Из-под халата он выхватил свой револьвер системы «Кольт», прицелился и выстрелил нападавшему в ногу. Тот упал и перекатился через голову, пронзительно крича от боли; пика выпала из рук.

Стоявшие за ним соратники опешили.

— Доставай пистолет, Чжоу, — едва слышно скомандовал Роберт, затем громко обратился к притихшим ихэцюаням: — Кто еще приблизится ко мне — будет мертв. Отнесите своего друга к врачу. И покончим с этим.

Молодые люди некоторое время пребывали в замешательстве, затем один, похоже, самый отчаянный, опять закричал:

— Смерть заморским дьяволам!

И бросился вперед в сопровождении нескольких друзей.

— Стреляй, Чжоу! — воскликнул Роберт и выстрелил сам. Прозвучало шесть выстрелов, и пятеро нападавших упали на землю всего в нескольких футах от них. Двое были убиты, остальные корчились в пыли, истекая кровью.

За спиной Роберта Солдаты охраны переговаривались и переминались с ноги на ногу. Они знали, что Роберт был коммодором флота и считался своим при дворе. Но, как сказал капитан, у солдат были друзья и родственники среди ихэцюаней.

— Именем небес, вернитесь на свой корабль, — попросил капитан. — Вы же не сможете убить их всех.

— Я думаю, он прав, хозяин, — произнес Чжоу. — Скоро у нас кончатся патроны.

Делать нечего, понял Роберт. Он и Чжоу стали пятиться по тропе, оставаясь лицом к лицу с враждебной группой. Толпа последовала за ними, крича и ругаясь. Но, не имея огнестрельного оружия, они не отважились напасть вновь.

На сампане экипаж, услышав стрельбу, вооружился винтовками, женщины в страхе сгрудились под центральным навесом.

— Отчаливаем, Шан, — приказал Роберт капитану, как только они ступили на борт. — Нам придется поискать другое место для ночевки.

— Роберт! — Чжан Цзинь обнял зятя. — Сколько лет, сколько зим! А это мой внук? — Он начал рассматривать Мартина на руках Су. Подошла У Лай, жаждущая подержать ребенка.

Чжан Цзинь взял Роберта за руку и отвел в сторону.

— Грустные времена настали.

— Я бы сказал, оглядываться через плечо — напрасная трата времени, — заметил Роберт. — Сейчас пришла пора позаботиться о будущем.

— Согласен. Но как? Ее величество вдовствующая императрица взбешена нашим поражением. Да еще от японцев! Она считает, что, если бы ей удалось сохранить власть, такой катастрофы не случилось.

— Хотелось бы верить, — заметил Роберт. — Но не верится.

— В нынешней обстановке император ведет себя неразумно. Он окружает себя учеными и профессорами, когда ему бы лучше проводить время с генералами, с людьми вроде тебя, которые воевали. Страна постепенно скатывается к анархии.

— Я наблюдал это по пути сюда, — подтвердил Роберт. — Вы слышали об обществе кулаков справедливой гармонии?

— Да, я слышал. — Чжан помрачнел. — Ты сталкивался с ними?

Роберт рассказал об инциденте на канале.

— Они принесут нам много бед, — мрачно сказал Чжан, — в то время, как нам их иметь непозволительно. Роберт, прошу тебя, будь благоразумным при встрече с Цыси.

Уже не требовалось переодеваться, чтобы пройти в Запретный город: Роберта вызвали к императрице как коммодора флота. По прибытии в дворцовый комплекс его провели прямо в апартаменты вдовствующей императрицы, где Цыси сидела за полуденной трапезой, окруженная дамами и евнухами, которые, конечно, стояли. Сразу за ее креслом стоял Жунлу, вызванный из ссылки и выглядевший как всегда воинственно. Роберт не знал, что означает для него присутствие старого бойца: хороший это или тревожный знак.

Впервые Роберт встречался с Цыси в такой обстановке. Но его внимание больше привлекли яства, стоявшие перед императрицей: более сотни различных блюд. Он поклонился, а она махнула ему рукой.

— Молодой Баррингтон, — заметила она удовлетворенно. — Пойди и встань рядом.

Он подчинился и стал наблюдать, как она взяла кусок хлеба в форме бабочки и медленно начала его жевать.

— Меня преследуют катастрофы, как всегда. Выпей вина.

Один из евнухов торопливо наполнил золотой кубок и подал ему. В кубке была не слабая рисовая водка, а самшу — очень крепкий напиток. Но он послушно отпил.

— Расскажи мне, что случилось в Вэйхайвэй, — приказала Цыси. — Только правду.

Роберт начал говорить обо всем по порядку, а Цыси обратилась к трапезе и наконец выбрала особый вид грибов, называемых «обезьянья голова», которые набухают во время приготовления в воде. Роберт знал, что эти грибы растут только в южных провинциях страны, откуда их поставляют специально к ее столу.

— Значит, не хватило боеприпасов. Это преступление, — последовал комментарий Цыси, когда Роберт закончил доклад. — Кого вы обвиняете? Я сниму с него голову.

Роберт раскрыл было рот, но тотчас закрыл его.

— Ешь, — приказала Цыси, сама выбрала лист магнолии, поджаренный в масле, и подала ему.

Роберт прожевал и проглотил его.

— Я моряк, ваше величество, и понятия не имею, кто руководит нашим снабжением.

— Я выясню, — мрачно пообещала Цыси, откусывая кусочек свиной кожи, которая была порезана и зажарена — блюдо называлось «бренчащие колокольчики». — А теперь иди. — Она махнула рукой, и евнух поспешил к ней с чашкой чая, ароматизированного лепестками розы. Остальное принялись убирать со стола, а Роберта повели к двери.

— Что дальше происходит со всей этой едой? — спросил он Чжан Цзиня. — Ее величество съела пять или шесть кусочков.

— Кое-что будет выброшено после того, как мы возьмем свою долю, — ответил евнух с ухмылкой. — А некоторые из блюд подадут вновь завтра утром. Но ты... я боялся за тебя, Баррингтон. Теперь я спокоен.

Роберт усмехнулся:

— Я тоже слегка тревожился.

Чжан подвел его к главным воротам.

— Однако все прощено, во всяком случае тебе. Она ожидает тебя сегодня вечером. — Он взглянул на Роберта, когда тот остановился, пораженный, и хитро ему улыбнулся. — Ей шестьдесят лет. Разве тебе не известно, что женщина в шестьдесят также распутна, как в двадцать? Даже более распутна, поскольку более опытна и жаждет этот опыт совершенствовать.

Роберт не ожидал такого вызова. Он был абсолютно уверен, что его мать, ровесница Цыси, уже не рассчитывает, да и не желает, чтобы его отец посетил ее в постели. Кроме того, четырежды мать, Люси Баррингтон, возможно, никогда и не относилась с таким энтузиазмом к сексу. Не было секретом, что его отец содержал не одну китайскую любовницу, хотя, не будучи китайцем или женатым на китаянке, он не приводил их в свой дом.

Но женщина за шестьдесят... Он не имел представления, что должно произойти, и был крайне удивлен, когда его впустил в спальню дежурный евнух. Цыси ожидала его, как всегда в прошлом, сидя обнаженной, скрестив ноги, в своей постели. Она выглядела скорее толстой, чем полной. Лицо ее стало морщинистым и, пожалуй, несколько погрубело, однако полная грудь и еще более полные бедра оставались столь же упругими, какими он знал их прежде; без сомнения, тело поддерживалось в таком состоянии благодаря массажу Чжан Цзиня.

— Я соскучилась, Роберт, — сказала она. — Иди сюда и поцелуи меня. Обними меня крепко, я хочу почувствовать тебя, Роберт.

Желание сделало ее красивой, и, обнимая столь страждущую, возбуждающую плоть, он ощутил прилив своей молодой силы. Они любили друг друга с бурной страстью несколько неистовых минут, затем она упала на спину обессиленная, а он лег рядом с ней.

— Ты моя истинная любовь, — призналась она.

— Вы льстите мне, ваше величество.

— А ты не любишь лести? — спросила она его с шаловливым смешком и сразу стала серьезной. — Тебя разгромили. Китай разгромлен.

— Китай терпел поражения и раньше, ваше величество.

— От таких варваров, как ты. Но от японцев... Когда японцы в последний раз вторгались в Корею, мы их побили.

— Это было четыреста лет назад, ваше величество.

— Выходит, мы сейчас слабее, чем были тогда? — Она беспокойно села. — Мой племянник капитулировал без моего разрешения.

— Он император, ваше величество.

Цыси фыркнула:

— Он простак, думающий, что миром можно управлять с помощью слов, а не поступков.

— Он император, ваше величество, — осторожно повторил Роберт.

Цыси перекинула через него ногу и уселась верхом, как ей всегда нравилось.

— Когда ты сражался с японцами, Роберт, ты воевал за меня или за императора?

— За империю, ваше величество.

— Я — это империя.

Он не мог больше рисковать, уходя от прямого ответа.

— Следовательно, я воевал за вас, ваше величество.

— Тогда тебе еще придется повоевать. Когда придет время. Я хочу, чтобы ты отправился в Вэйхайвэй и начал строительство нового флота. Я назначаю тебя адмиралом. Ты получишь все, что попросишь. Продолжай, как будто ничего не произошло. И будь готов к моим вызовам. Но сначала... — Она улыбнулась и опустила свое тело на его.

— Я уверен, она собирается восстановить свой контроль над правительством, — сообщил Роберт своему тестю. Чжан Цзинь был одним из немногих, с кем он мог поделиться своим страшным секретом. — А это, без сомнения, означает гражданскую войну.

— Я не могу поверить, что Цыси пойдет на это, — возразил Чжан. — Она прекрасно знает, насколько люто ее ненавидят слишком уж многие из мандаринов. Это было бы чересчур опасно.

— Тогда что она имеет в виду?

— Я не знаю, Роберт. Но тебе лучше всего подчиниться ей.

Роберт написал отцу и Адриану, объяснив ситуацию, и вернулся в Вэйхайвэй. Его дом стоял не тронутый, Чжоу Лидии открыл ставни, и женщины начали вновь обустраивать его. Роберт прежде всего поставил себе задачу попытаться вернуть экипажи, которые разбрелись по домам, и определить, какие корабли не погибли в войну и где они находятся. Он написал письма и разослал курьеров куда только мог. Спустя некоторое время его посетил сам Ли Хунчжан. Наместнику было семьдесят три года, и он заметно постарел после их последней встречи два года назад, в начале войны.

— Могло бы случиться и хуже, — сказал он. — Варварские державы заставили японцев отдать Ляодунский полуостров и Порт-Артур в обмен на дополнительные контрибуции.

— Вот это прекрасная новость, — обрадовался Роберт. — Если бы у японцев оставался Порт-Артур, это было бы как орудие, нацеленное в залив Чжили.

— Согласен. Но новость эта не столь уж хороша. Мы сдали его русским на двадцать пять лет. — Ли едва заметно пожал плечами. — Они «попросили» об этом.

— А мы, конечно, не могли отказать. Мы когда-нибудь будем способны настоять на своем, ваше превосходительство?

Ли развел руками.

— Мы должны следить за обстановкой, работать и надеяться. — Он изобразил одну из своих мимолетных улыбок. — И, наверное, молиться. Я очень надеюсь на его величество.

Роберт помрачнел.

— На императора?

— Да. Я знаю, что многие расценивают его мир с Японией проявлением малодушия. Но это было необходимо Я и сам рекомендовал ему.

Роберт вспомнил, что Ли Хунчжан всегда стремился к миру, а не к войне: страшные эксцессы тайпинского восстания оставили неизгладимые отметины на его личности.

— Сейчас, я считаю, император решительно берет в свои руки все дела, — продолжил Ли. — Он еще очень молод, но, коль скоро вдовствующая императрица отошла от дел и больше не вмешивается в решения правительства, я думаю, он будет быстро набирать силу. Его величество полон решимости реформировать страну, и он прав, считая, что будущая наша мощь станет результатом внутренней стабильности, устойчивых финансов, что подразумевает справедливое и честное правительство. Без сомнения, это путь к грядущему процветанию. — Ли взглянул на Роберта. — Ее величество не согласно, разумеется.

Роберт не стал спорить.

— Но она в отставке, как вы сказали, ваше превосходительство.

В течение следующего года обстановка ухудшилась. Германия, Франция и Великобритания и даже малые страны, такие как Бельгия, требовали концессий от умирающего дракона. Роберту пришлось покинуть Вэйхайвэй и переехать в Тяньцзинь, так как британцы выставили условие отдать бухту для своей военно-морской базы. После убийства двух германских миссионеров в Шаньдуне, кайзер потребовал предоставить военно-морскую базу в Циндао и, разумеется, большую часть полуострова в придачу. «С трудом верится, что Китай сможет выжить как суверенное государство, — написал Роберт своему отцу. — Разумеется, в прибрежной его части. Самое прискорбное, что никто, кажется, не в силах ничего изменить. А люди прекрасно осведомлены обо всем происходящем. Я очень опасаюсь, что в скором будущем произойдет огромный взрыв гнева и возмущения в отношении династии».

Джеймс Баррингтон полностью разделял озабоченность сына. Джеймсу исполнилось шестьдесят семь лет, и под напором постоянных назойливых просьб жены он готов был оставить дела... и даже уехать в Англию, в страну, которую никогда не видел, но которую все-таки считал своей родиной. Однако пока он находил преждевременным оставить дом и до сих пор не был уверен, что Адриану можно передать всю полноту ответственности за его судьбу.

«Ты не мог бы, — писал он в ответном письме Роберту, — вернуться и принять управление домом на себя? Совершенно очевидно: новый китайский флот никогда не состоится. Я сомневаюсь, что иностранные державы согласятся с его возрождением, даже если подыщется порт для его базирования».

Как и указывал Роберт в письме отцу, вся нация была прекрасно осведомлена о происходящем. Настроения народа отразило «Письмо из десяти тысяч слов», написанное радикально настроенным ученым мужем Кан Ювэем. В нем Кан призывал ни больше ни меньше к политической революции, хотя всегда декларировал непоколебимую преданность династии. Он требовал аннулировать Симоносекский договор, даже если бы это означало возобновление войны, отменить традиционную проверку при назначении на должность, а также перенести столицу из Пекина, столь уязвимого в случае вторжения с севера, такого консервативного, в современный и динамичный Шанхай.

Многие отвергли Кана и его яростного сторонника Лян Цичао, называя их искажающими действительность наемными писаками. Кан, в частности, в последние годы произвел на свет огромное множество литературной продукции. В его работах рассматривались явления в широчайшем диапазоне. Это был и «Китайский прогресс» — по большей части перепечатка миссионерских трактатов, и «Законы и расписания Британских железных дорог» и многое другое, вплоть до перевода «Приключений Шерлока Холмса». То есть все, что попадалось под руку и было абсолютно чуждо китайскому образу жизни. Ходили слухи, что император, ознакомившись с «Письмом из десяти тысяч слов», пригласил Кана в Пекин, где тот был принят в круг избранных литераторов, которые теперь окружали Трон Дракона.

Подобные слухи появлялись один за другим и в следующем году. Произошли и некоторые весьма любопытные события. Главным среди них стала отставка Ли Хунчжана. На посту наместника провинции Чжили его сменил... Жунлу. Все были изумлены, поскольку никто, в том числе, конечно, и Роберт, не сомневался, что старый солдат по-прежнему оставался первым фаворитом Цыси. Роберт мог только догадываться, какая внутренняя борьба и политические интриги раздирают высшие власти Пекина по мере того, как Гуансюй добивался окончательного контроля над государством и постоянно при этом сталкивался с тетушкиными людьми и тетушкиными идеями, куда бы ни повернулся. Как бы там не было, Ли Хунчжан, похоже, полностью лишился доброго расположения к нему Цыси; и причиной тому, без сомнения, стала его роль в заключении мирного договора с Японией.

Затем умер принц Гун. Пусть более десяти лет он уже не был правой рукой трона, но тем не менее оставался главой Цзунлиямэнь — департамента иностранных дел — и его влияние, часто в противовес вдовствующей императрице, все еще оставалось значительным.

Решающий момент, когда Цыси должна была либо отстоять собственное лидерство, либо окончательно порвать с государственными делами и замкнуться в собственном мирке, довольствуясь интересами личной жизни, стремительно приближался. И это казалось очевидным всем, а не только Роберту. В относительно спокойный Тяньцзинь одно за другим поступали известия о волнениях по всей империи, вызванных противоборством тех, кто поддерживал мечту императора о реформах, и традиционалистов, которые считали, что Китай не должен меняться. Продолжало расти и число тех, кто извергал проклятия на головы заморских дьяволов, судя по участившимся сообщениям о нападениях на христианские миссии или китайских новообращенных. К нападениям все чаще прибегали члены постоянно расширяющегося Общества кулаков справедливой гармонии, участники которого в иностранной прессе презрительно именовались «боксерами». Роберт с беспокойством думал о Хелен и ее муже, застрявших в верховьях Хуанхэ. Однако письма из миссии не содержали и намека на тревогу, и, похоже, у них не возникало даже мысли оставить свой пост.

Впрочем, и сам Роберт считал невозможным оставить свой пост, несмотря на желание отца, хотя и затруднялся определить, сколь долго продлится нынешний вяло текущий кризис. Забрезжило переменами, когда 11 июня 1898 года император неожиданно объявил о целой серии по-настоящему далеко идущих реформ.

Первые предложения оказались просто превосходными и получили всеобщее одобрение. Император намеревался ускорить строительство железной дороги из Пекина в Ханькоу; расположенный в нескольких сотнях километрах вверх по Янцзы, таким образом открывая наконец доступ во внутренние районы. Он объявил о своих намерениях оснастить Знаменную армию самым современным западным вооружением, открыть военно-морское училище для подготовки офицеров, а также основать университет в Пекине, одновременно расширив образовательную систему по всей стране. «Как раз то, за что мы все выступали», — написал Роберт отцу.

Однако вторая половина программы, обнародованная 30 августа, подсекала под корень традиции китайского конфуцианского общества. Было объявлено о грядущих реформах: о скорой отмене теплых мест для бюрократов и системы проверки при назначении на должность, как рекомендовал Кан Ювэй; о расформировании милицейских подразделений Зеленого знамени, которые всегда поддерживали знаменных в последних войнах и были основными вооруженными формированиями под командованием провинциальных наместников; о введении бюджетной системы финансирования. Теперь оставалось ждать реакции со стороны великих мандаринов, провинциальных наместников и, что наиболее важно, самой вдовствующей императрицы. Однако Роберт оказался застигнутым врасплох, когда утром 16 сентября ему доложили о прибытии Юань Шикая.

Роберт встал, чтобы поприветствовать прославленного солдата, который, несмотря на поражение в сражениях против японцев в Корее три года назад, оставался национальным героем, почитаемым за его храбрость, проявленную в боях при отходе через Маньчжурию. К тридцати девяти годам Юань, который был невысоким, несколько располнел. Голова его с коротко остриженными волосами походила на ядро, из которого торчал нелепый «поросячий хвостик».

Он занимал должность наместника провинции Шаньдун, и поэтому не было ничего странного в том, что он находился в Тяньцзине, но до сих пор не находил нужным зайти к адмиралу Баррингтону.

Мужчины поклонились друг другу, затем обменялись рукопожатиями. Дверь в кабинет Роберта оставалась открытой, и Юань многозначительно посмотрел на нее.

— Закройте дверь, — приказал Роберт своему секретарю.

Юань сел.

— Мне сказали, Баррингтон, что вы питаете глубокое уважение к Цыси, — заметил он без всякой преамбулы.

Роберт тоже сел.

— Ее величество уважительно относилась к моей семье многие годы, ваше превосходительство.

— Я веду речь о вас лично, Баррингтон.

— Ее величество достаточно щедро одарила меня своей благосклонностью, — осторожно произнес Роберт.

— Это хорошо известно. Ее величество ожидает полнейшей преданности и верности от тех, к кому была благосклонна.

— Это тоже хорошо известно, — парировал Роберт.

— Как вы прореагируете, если я вам скажу, что она в опасности?

Роберт помрачнел. Ему было трудно представить, чтобы Старый Будда позволил такой ситуации возникнуть.

— Она категорически против реформ, объявленных императором, — сказал ему Юань. — Император боится своей тетки. Он понимает, что не может быть спокоен до тех пор, пока она имеет власть.

— Откуда вам это известно?

— Меня пытались привлечь на свою сторону члены его клики, приглашали помочь им обуздать вдовствующую императрицу.

— И вы говорите мне об этом? — удивился Роберт. — А вы уверены, что те сатрапы императора не пытаются действовать самостоятельно?

— Эта мысль и мне приходила в голову, — согласился Юань. — Поэтому я прикинулся сторонником их планов, но сказал им, что не стану действовать, пока не получу на то инструкции от самого императора. И вот два дня назад я получил его указания использовать свою армию и посадить под арест его тетку и ее сторонников. — Из кармана он достал сложенный лист бумаги и положил его на стол Роберта.

Роберт развернул и прочитал бумагу. Текст был явно написан дворовым каллиграфом и подписан Гуансюем. Однако... Он поднял голову:

— Император подписал это черными чернилами, а императорские декреты всегда подписываются ярко-красными. — Юань кивнул в знак согласия. — Тогда это подделка?

— Нет. То настоящая подпись Гуансюя. Перед вами пример, колебаний императора. Он желает убрать Цыси со своего пути, но не может заставить себя сделать это императорским декретом.

— Мы говорим о предательстве.

— Что вы считаете предательством, Баррингтон? Нелояльность по отношении к трону или нелояльность к империи?

— Типичная конфуцианская головоломка, ваше превосходительство.

— Настало время для меня, да и для вас, принять решение, Баррингтон. Если я выполню «просьбу» императора, ее величество уйдет, будет сметена навсегда. У меня нет ни малейшего сомнения, что, как только ее переведут в подходящее место заключения, сразу же найдутся средства отправить ее на тот свет. В конце концов, она старая женщина. Через три месяца ей исполнится шестьдесят три года, поэтому никто не удивится. И тогда император станет единоличным правителем империи. Но я сомневаюсь, что он подходит для такой роли. Мне кажется, им станут управлять ученые типа Кана и его клики. А это будет означать расчленение Империи Дракона.

— Цинской империи — без сомнения. Но разве вы, китаец, ваше превосходительство, действительно хотите увековечения Цинов?

— Я хочу спасти империю, Баррингтон. И только Цины удерживают ее в едином целом. По крайней мере, в настоящий момент, — добавил он в раздумье. — А теперь об альтернативе. Если мы пойдем к императрице, расскажем ей все, что знаем, и она решит действовать, в чем нет ни малейшего сомнения, то дни императора сочтены. Разумеется, он будет смещен. Затем нам придется искать нового императора, и я уверен, Цыси с такой задачей справится. Понятно, что кого бы она не выбрала, это будет наверняка маленький мальчик, и таким образом она возобновит свое правление на последующие десять лет, не меньше. Такой шаг может стать судьбоносным для империи. Для всего Дальнего Востока. — Он взглянул на Роберта. — Императрица, к слову, никогда не пойдет на мировую с Японией.

— Почему вы говорите все это мне? — спросил Роберт. — У меня нет вооруженных сил, с которыми я мог бы поддержать одну из группировок.

— Я говорю это вам, потому что вы Баррингтон. Потому, что у вас в распоряжении Дом Баррингтонов.

— Дом Баррингтонов находится в распоряжении моего отца.

Юань прикрыл глаза:

— Разве он не требует постоянно, чтобы вы вернулись и взяли на себя управление? — Мимолетная улыбка. — Это моя работа — знать, что происходит вокруг меня, Баррингтон, даже если моим людям приходится вскрывать письма. Итак, если мы поддержим вдовствующую императрицу, вашей задачей будет взять на себя руководство Домом и использовать его авторитет в интересах нового режима. Или, я бы сказал, старого режима. Более того, вашей задачей, как англокитайца, будет убедить западные державы в том, что Китай стремится только к миру — хотя бы до тех пор, когда мы будем готовы к войне.

— И вы считаете, что я соглашусь на эту двуличную роль? Почему?

Опять мимолетная улыбка.

— Потому что вы один из тех, к кому императрица особенно благосклонна. Или, если позволите сказать, вы возлежали на ее благосклонности.

Был неподходящий момент, чтобы обижаться.

— Итак, вы говорите, будто приняли свое решение, ваше превосходительство.

— Да, — подтвердил Юань. — Вы на моей стороне?

Глава 9 «БОКСЕРЫ»

Юань Шикай разработал хитроумный план. На некоторое время он решил сделать вид, что примкнул к лагерю императора в качестве его сторонника, а на самом деле с тайными намерениями. Он ездил в Пекин, окруженный мощной личной охраной.

Накануне в Пекин тайно прибыл Роберт без всякого сопровождения и сразу направился домой к Чжан Цзиню. Старый евнух находился в Запретном городе, и У Лай развлекала своего зятя до его возвращения.

Чжан Цзинь помрачнел:

— Ты выглядишь загадочно, как будто заговорщик. Су здорова? Как малыш?

— С ними все в порядке. Чжан, я должен обязательно сегодня ночью переговорить с императрицей.

Чжан еще сильнее помрачнел:

— Не знаю, возможно ли это.

«Без сомнения, Цыси собирается развлечься с очередным молодым человеком, которого, хочет привлечь к своему делу», — подумал Роберт.

— Обязательно, Чжан, — повторил он. — Речь идет о жизни и смерти всех нас. Включая вас и вашу семью.

Такой аргумент убедил Чжана, и переодетый Роберт попал в Запретный город тем же вечером. Однако Чжан не осмелился побеспокоить Цыси во время просмотра ею спектакля, разыгранного для нее дамами и молодыми евнухами, а также пока она ужинала. Близилась полночь, когда дверь отворилась и Роберта впустили в опочивальню императрицы. Он расстроился, увидев, как сильно пополнела его старая любовница, к тому же у нее не хватало несколько зубов. Но характер императрицы не изменился.

— Ты слишком много на себя берешь, Баррингтон. Тебе не терпится опять попасть ко мне в постель?

— Разве Чжан Цзинь не сказал вам, что дело у меня крайне важное, ваше величество?

— Что может быть важнее любви? Однако у меня сегодня нет настроения.

— Жизнь важнее любви, ваше величество.

Цыси нахмурилась:

— Твоей жизни угрожает опасность, Роберт?

— Я беспокоюсь за вашу жизнь, ваше величество.

Цыси судорожно дернула головой:

— Говори!

Роберт повторил все, что ему рассказал Юань Шикай.

Цыси не перебивала.

— Юань, — произнесла она с теплотой, когда рассказ закончился. — И Баррингтон. Мои люди.

— Мы ждем ваших указаний, ваше величество.

Императрица взглянула на него:

— Ты сомневаешься, что они будут?

— Они должны быть изложены в письменном виде, ваше величество.

Цыси встала с постели.

— Позови Чжан Цзиня, — приказала она. — Он должен быть в соседней комнате.

Роберт открыл дверь и увидел нетерпеливо расхаживающего из угла в угол евнуха. Цыси запахнулась в халат.

— Принеси бумаги, — сказала она евнуху. — Я собираюсь отдать распоряжения.

Чжан Цзинь не спешил:

— И чернила, ваше величество?

— Это будет императорский декрет, — ответила Цыси. — Мне нужны красные чернила. Затем вызови Жунлу.

Цыси сама повела Жунлу, Роберта и Юань Шикая в императорские апартаменты, как только Юань заверил ее, что все городские ворота находятся в руках его людей. Евнухи беспокойно засуетились, но Жунлу сопровождал отряд личной охраны, и они ничего не могли поделать. Гуансюй в ужасе уставился на свою тетку: его вытащили прямо из постели.

— Ты знаешь, — требовательно спросила она, — что по закону императорского дома грозит тому, кто поднял руку на свою мать? — Она ударила его по лицу с такой силой, что он пошатнулся. — Арестуйте эту шавку, — сказала Цыси. — Отправьте его на остров Интай. — Это был остров на озере Морских дворцов, соединенный с берегом единственным подъемным мостом, и при необходимости сообщение с ним можно было легко прекратить. — Он останется там, — приказала императрица, — пока мне так хочется. — Она оглядела дрожащих евнухов. — Казните всю эту падаль, — бросила она.

Евнухов быстро вывели из комнаты.

— Вы совершаете преступление, — запротестовал Гуансюй.

— Я спасаю империю и династию, — ответила ему Цыси. — Можешь взять с собой в тюрьму Лунъюй.

Женщины императора, потревоженные шумом, столпились в дверях. Услышав слова Цыси, Лунъюй издала крик радости.

— А как же я? — взмолилась Жемчужная наложница. — Вы не можете взять его величество от меня.

— Арестуйте эту женщину, — приказала Цыси. — Она мне не нравится.

Одновременно пришлось заняться императорской «бандой». Большинство успело сбежать, но шестерых из них, известных, как «Шестерка движения реформ», схватили. Состоялся скорый суд под председательством Жунлу, и все они были обезглавлены. Кан Ювэй тем не менее скрылся на британском судне в Гонконг.

Переворот завершился изданием декрета от имени императора: «С этого дня ее величество будет вести дела правительства в Боковом зале дворца, а послезавтра мы сами во главе Наших принцев и министров выразим ей почтение в Зале усердного правительства...»

— Предстоит еще много сделать, — сообщила Цыси своим сторонникам. Переворот, казалось, вернул ей молодость, и она искрилась энергией. — Жунлу, ты будешь отвечать за Пекин и провинцию Чжили, как и раньше, но с большим рвением. Я не хочу никаких мятежей.

— Их не будет, ваше величество, — пообещал старый солдат.

— Юань Шикай. — Она улыбнулась. — Мой последний, самый знаменитый и преданный знаменный. Ты займешься провинциями.

Юань поклонился.

— И ты, Баррингтон... — Она замолчала, чтобы поразмышлять.

— Позвольте мне вернуться в Шанхай, ваше величество.

— Зачем?

— Очевидно, чтобы занять свое место хозяина Дома Баррингтонов, ваше величество. Но также еще, — поспешно добавил он, поскольку императрица фыркнула, — чтобы разъяснить случившееся англичанам и, разумеется, всему сообществу варваров.

— Это сообщество предоставлено дипломатическими миссиями в Пекине, — возразила Цыси.

— Варвары скорее послушают мои объяснения, чем Цзунлиямэнь. Но важнее будет то, что они увидят меня свободно покинувшим Пекин.

— И меня, — проворчала она.

— Разве вы сомневаетесь, ваше величество, что по первому требованию я не окажусь рядом?

Она улыбнулась.

— Нет, теперь — не сомневаюсь. Иди и процветай, Баррингтон. И позаботься о моем процветании.

Несколькими днями позднее на дне колодца в Запретном городе было найдено тело Жемчужной наложницы. Официальный вердикт гласил, что наложница покончила с собой, не перенеся разлуки с хозяином, но никто не сомневался: ее бросили в колодец по приказу Цыси.

Сообщение о политическом перевороте облетело весь мир, но никто не выразил ни протеста, ни осуждения. Жаждущих торговли с Китаем варваров устраивало, что империя вновь оказалась в, твердых руках и были подтверждены их всевозможные концессии и привилегии. Все приняли как должное, когда в начале 1899 года было объявлено, что в связи с болезнью император Гуансюй не намерен больше подписывать императорские декреты и появляться на публике. Вдовствующей императрице вменялось в обязанность подписывать все документы, а когда император требовался для отправления религиозных обрядов, его место занял принц Пучунь, подросткового возраста сын принца Дуаня из династии Цин, который также приходился племянником Цыси.

— Ты считаешь, она сватает следующего императора? — спросил Джеймс Баррингтон своего старшего сына.

— Сомневаюсь, — ответил Роберт. — Только не Пучунь. Через три-четыре года он сможет править самостоятельно, и я не верю, что Цыси собирается опять отдать власть так скоро.

— С нашей точки зрения, пусть она правит вечно.

Роберт усмехнулся:

— Даже зная ее как необузданного деспота, который совершил Бог знает сколько убийств?

— Ты не знаешь ее так, как знаю я, Роберт.

Его отец, такой гордый от того, что когда-то предлагал Маленькой Орхидее выйти за него замуж и поцеловал ее в губы, даже и не подозревал о его, Роберта, отношениях с вдовствующей императрицей. И никогда не узнает — в этом Роберт был убежден. Более того, он согласился с пожилым человеком, хотя и прекрасно знал, какой «драконовской дамой» стала Цыси. Как гордо признала она сама, он был ее человеком, сейчас и всегда. И он ничего тут не мог изменить, даже если бы хотел.

Итак, он защищал ее интересы перед европейцами, которые толпились теперь в Международной концессии, расположенной в пригороде Шанхая, и заверял их в том, что империя вступает в период стабильности и доброжелательности к иностранцам. Одновременно он начал учиться искусству жить мирной жизнью после того, как долгое время посвятил военной карьере.

Джеймс обнаружил, что его собственная империя заждалась его. Пока на севере происходила вся эта суета и безумие, Дом Баррингтонов продолжал расти. Ему теперь принадлежали семь пароходов под флагом феникса, около двадцати джонок и почти сотня сампанов. Дом вел торговлю в своем «заповеднике» — вверх по течению реки Янцзы, а также, разумеется, вдоль Великого канала и на побережье до Гонконга, Макао и Кантона. Кроме того, его корабли курсировали между Шанхаем и Сингапуром, Манилой и даже Австралией и Новой Зеландией, имелся ежемесячный рейс между Шанхаем и Сан-Франциско.

— Тебя следует поздравить, — сказал Роберт своему брату.

Вернувшись в качестве хозяина, он ожидал со стороны брата известной доли ревности и даже затаенной враждебности, однако Адриан никак не выразил своих чувств. А Роберт и не собирался отстранять его от дел, даже если бы и догадался о тех эмоциях, которые скрывают темные глаза брата. Ходили слухи, будто в тиши собственного дома Адриан испытал все известные человеку излишества, но сплетники всегда были чересчур внимательны к Баррингтонам; если бы у Роберта возникло желание посетить своего брата, он, без сомнения, не нашел бы у него дома ничего необычного.

С другой стороны, Адриан, которому уже исполнилось тридцать два года, никогда не лелеял мечту и даже не проявлял ни малейшего желания найти себе невесту — ни европейку, ни китаянку; общественное мнение постановило; что он никогда не женится. Сейчас он выглядел полностью смирившимся с тем, что его брат должен вернуться и взять на себя управление Домом. Джеймс не скрывал своей радости. В свои шестьдесят девять лет ему очень хотелось, чтобы будущее семейного предприятия оказалось в надежных руках.

Роберт был счастлив вернуться домой и еще по одной причине: требовалось присматривать за Викторией, так как их мать последнее время постоянно болела и через несколько месяцев после приезда старшего сына умерла. Ее кончина глубоко затронула всех родных, хотя при жизни она никогда не была особенно близка ни с кем из членов семьи. В связи с этим грустным событием из Лошани приехала Хелен, и Роберт крайне обеспокоился, увидев, как постарела его все еще красивая старшая сестра. Да и выглядела она не такой счастливой, как в последнюю их встречу, и даже не пыталась сделать вид, что ей хорошо живется. Однако она предпочла не обсуждать семейную жизнь и сразу после похорон вернулась в свою далекую миссию.

Роберт считал себя единственным членом семьи — за исключением разве что тети Джоанны, — кто знал о принадлежности Вики к туну. Все сообщество европейцев вполне удовлетворила версия, что ребенок, усыновленный им и Су, был сиротой, которого его младшая сестра спасла во время погрома, устроенного японцами в Порт-Артуре.

Вики, разумеется, пребывала на вершине счастья от воссоединения со своим мальчиком, даже несмотря на то, что Мартин, которому исполнилось четыре года, стал в полном смысле сыном Чжан Су и, естественно, по воспитанию больше китайцем, чем англичанином. Но зато Вики могла посещать дом Роберта каждый день.

Роберт не раз пытался приватно побеседовать с ней.

— Чем ты живешь? — не мог не спросить он ее.

— Я много читаю, занимаюсь по мере сил благотворительностью в Шанхае... — Она взглянула на него.

— И никаких мыслей о замужестве?

— У меня есть муж.

— О, неужели, Вики, ты не понимаешь, что это абсурд? Ты собираешься остаток жизни провести в ожидании этого негодяя?

— Он не негодяй. Он преданный человек. Да. Я жду его. И однажды он вернется.

— Удивительно. Хотя бы по двум причинам. Если он, как ты говоришь, преданный человек, то он предан революции, а не тебе. Извини, но ты не можешь это опровергнуть.

— Я согласна, Роберт, но это не причина, чтобы я не могла быть в свою очередь преданной ему. Какова же, по-твоему, вторая причина?

— Этот Сунь Ятсен почти пропал из поля зрения, согласна?

— И неудивительно. Ты знаешь, что агенты твоей любимой императрицы пытались похитить его в Англии. И они его таки похитили, держали под арестом в китайском посольстве в Лондоне, ожидая случая переправить сюда на корабле. Ты можешь себе представить, что с ним здесь сделали бы?

— Его бы казнили.

— После страшных пыток, разумеется. Тем не менее ему удалось выбросить из окна записку, и британская полиция смогла его освободить. Спасибо Богу за британскую полицию.

— Ты понимаешь, что, если бы его доставили сюда и, как ты выразилась, подвергли страшным пыткам, он мог выдать своих соучастников? И твое имя оказалось бы среди них.

— Доктор Сунь никогда никого не выдал бы, — заявила Виктория. — Что бы они с ним ни делали. Даже если предположить, будто он знает о моем существовании, в чем я очень сомневаюсь.

Роберт решил переменить тему разговора.

— Все равно абсурд, когда такая красивая девушка, как ты, губит свою жизнь в ожидании воплощения в реальность несбыточной мечты. Уверен, в Шанхае найдется достойный человек, за которого ты могла бы выйти замуж.

— Уже несколько «достойных» людей в Шанхае предлагали мне это в надежде заполучить себе в жены самую печально известную женщину семейства Баррингтонов. И, вероятно, удобно устроиться под прикрытием имени Баррингтон. Я довольна своей жизнью. А уж после того, как ты вернулся домой...

— С маленьким Мартином.

Виктория улыбнулась:

— Не стану отрицать.

Роберту пришлось оставить все как есть, по крайней мере на время. А в конце года его внимание полностью переключилось на другие проблемы. Однажды утром Адриан пришел в его кабинет явно расстроенным.

— Эти «боксеры» начинают представлять нешуточную опасность, — сообщил он. — Ты знаешь, что они напали на один из наших сампанов? Похоже, имела место настоящая схватка. Наши люди едва унесли ноги, но двое все же были убиты. И это произошло всего в двадцати километрах от Шанхая.

Роберт помрачнел:

— «Боксеры»? Здесь, в Шанхае?

— Ты живешь как страус, Бобби. Они распространились везде.

— Ну, их нет пока на побережье. — И все же он отправился на встречу с Сяо Синьлу, наместником императора, маленьким, тщедушным человеком с вечно перепуганным выражением лица.

— Я знаю, Баррингтон. Они совершенные негодяи.

— Которым, однако, по какой-то неясной причине удается уходить безнаказанными, даже после убийства, отметил Роберт. — Не поймите меня превратно. Я ничего не имею против того, чтобы ваши люди поддерживали себя в хорошей физической форме, если этим все и ограничивается. Но когда они начинают нападать на моих соотечественников... Как вы знаете, я и сам однажды подвергся их нападению. И пристрелил пару из них.

— Да, — согласился Сяо с удрученным видом.

— Итак, я прошу арестовать эту банду и хотя бы отдать под суд.

Сяо развел руками по столу:

— Я не могу этого сделать, Баррингтон.

— Не можете? Если вам не хватает людей, это не повод для беспокойства, — я дам людей. Вы только скажите, и я готов взяться за дело сам.

— Я вам ничего не могу сказать, Баррингтон. — Сяо выглядел так, будто его мучила физическая боль. — Согласно директиве Пекина нам запрещено вмешиваться в деятельность «боксеров». — Он вздохнул. — Разве вы не знали об этом?

Роберт не верил собственным ушам:

— Директива из Пекина? Нет, я не знал об этом, да и поверить не могу, что такое возможно.

— Вы должны поверить, Баррингтон. Директива подписана вдовствующей императрицей Красными чернилами.

Роберт поспешил вернуться в контору и сел за письмо к Чжан Цзиню. «Я не понимаю, что происходит, — писал он. — Но могу только предположить, что императрицу ввели в заблуждение и заставили поддержать опасное предприятие, о котором она ничего не знает. В таком случае я умоляю вас, Чжан, убедить ее изменить указания. Эти люди представляют опасность, и численность их растет. Если их немедленно не остановить, немедленно не подавить, нам предстоит иметь дело с новыми тайпинами. Мы уже прежде обсуждали это, и вы согласились со мной. Теперь вы должны действовать, пока еще не поздно».

Ему не оставалось ничего другого, как ждать ответа, который пришел сразу после новогодних праздников. Варвары встречали Новый год — последний год столетия — грандиозными застольями и даже превзошли китайцев по числу фейерверков. Китайцы, система летосчисления которых отличается от европейской, разумеется, проявили вежливую терпимость. Для Роберта праздничное настроение закончилось после получения письма от Чжан Цзиня. «Боюсь, ее величество прекрасно информирована по поводу «боксеров» и их настроений, — писал Чжан. — Их главной чертой видится ксенофобия, поэтому ее величество считает, что попытка подавить движение «боксеров» будет истолкована как неприятие вполне естественного ощущения враждебности к варварам, которые дали себе слишком много свободы в нашей стране. Подобное мнение разделяют также и многие маньчжуры. Смею вас заверить, Баррингтон, что ситуация тщательно контролируется, и если потребуются соответствующие меры, они будут приняты».

Роберт показал письмо отцу. Джеймс уже полностью ушел от дел, но после смерти жены даже и не помышлял об отъезде из Китая, который он любил и где прожил всю свою жизнь. Он нахмурился, прочитав письмо.

— Ты понимаешь истинное значение всего этого?

— Разумеется, Цыси всегда ненавидела варваров. Она не простила им уничтожение Юаньминъюаня в 1861 году. Теперь у нее появилась новая причина для личной ксенофобии: они наперегонки расхватывают китайские территории, оглядываясь только друг на друга и не обращая внимания на Пекин. И она знает, что не может открыто противостоять им, а вышвырнуть вон — у нее нет достаточной силы. Поэтому она поощряет движение сопротивления варварам на местах, — продолжил Джеймс. — Но неужели она всерьез надеется добиться своей цели таким путем? Достаточно, чтобы один-единственный европеец был убит...

— Я еду в Пекин для встречи с ней, — объявил Роберт свое решение. — Пока не разразилась новая катастрофическая война.

Роберт объявил домашним о своей поездке в Пекин, и Чжан Су выразила желание сопровождать его — уже прошло много времени с тех пор, как она последний раз виделась со своими родителями. Роберта это вполне устроило, так как он не хотел, чтобы кто- нибудь догадался об истинных причинах его путешествия прежде, чем он прибудет в столицу. То, что он и его жена едут погостить к родителям, было в высшей степени естественным, а Виктория с радостью согласилась приглядеть за Мартином.

Они погрузились на сампан и отправились знакомым путем вверх по Великому каналу. На всякий случай помимо экипажа судна Роберт взял с собой Чжоу Лидина и шестерых слуг, которых он лично обучил обращаться с винтовками. Теперь он был уверен, что им удастся отразить возможное нападение бандитов. Во время путешествия они постоянно держали на виду свое оружие, демонстрируя серьезность намерений в случае нападения. Тем не менее Роберт был обеспокоен значительно возросшей численностью «боксеров», которых он видел по берегам, занимающихся своими на первый взгляд безобидными гимнастическими упражнениями, однако временами они весьма воинственно размахивали самодельным оружием.

Их становилось все больше и больше по мере продвижения на север, и когда Роберт остановился В Тяньцзине, губернатор Лаосин всерьез его предостерег.

— Вы должны быть внимательны, Баррингтон, — сказал он. — До Пекина вы встретите много этих людей. Они могут доставить большие неприятности.

— И я так думаю, но вы получили указания не вмешиваться, — мрачно заметил Роберт. — А что варвары думают по этому поводу?

— Они крайне озабочены. Ко мне постоянно приходят их представители с жалобами. Но я ничего поделать не могу, ведь у меня есть соответствующие указания.

На следующее утро Роберт продолжил свое путешествие. Они пересекли Вэйхэ и вновь вошли в канал, проложенный параллельно реке. Однако вскоре путники услышали пальбу.

— Выстрелы доносятся вон оттуда, — сообщил шкипер сампана Шан Лисюнь, указывая направление.

Роберт осмотрел берег. В некотором удалении виднелась деревня, казавшаяся безлюдной. Справа от нее, в направлении, откуда слышались выстрелы, виднелись холмы — пальба доносилась именно из-за них.

— Что находится за холмами? — спросил Роберт.

— Строительный лагерь варваров, — ответил Шан. Он каждый месяц ходил этим путем с грузом товаров Дома Баррингтонов в столицу. — Они строят железную дорогу.

— Бельгийская компания, — вспомнил Роберт. Шум накатывал точно волны, бьющиеся о скалистый берег: крики людей, треск петард и резкие щелчки винтовочных и револьверных выстрелов. — Подойди к берегу, Шан, — приказал он.

— Уж не собираешься ли ты сойти на берег? — спросила Су с ужасом в голосе.

— Я хочу разобраться, что там происходит. — Если, как он подозревал, «боксеры» напали на лагерь строителей железной дороги, тогда у него будет конкретное свидетельство для доклада императрице, и, возможно, это подвигнет Цыси принять меры до того, как варвары решат действовать сами. — Когда мы сойдем на берег, Шан, — сказал он капитану, — отведи сампан на середину канала и стань на якорь. Не подходи к берегу, пока я не вернусь. Если кто- нибудь попытается приблизиться к тебе — стреляй.

Шан согласно кивнул головой, а Су с прислугой спрятались под навесом в центре сампана.

Роберт взял с собой Чжоу и шестерых телохранителей, у каждого было по полному патронташу, а у Роберта кроме винтовки — еще и револьвер. Все поспешили на вершину холма. С каждой секундой шум становился громче, и вдруг послышался своего рода победный пеан. Однако когда они поднялись на вершину, он внезапно стих. Роберт стоял на холме и смотрел вниз в долину. Справа от него темнели стальные рельсы, уходящие к реке и Тяньцзиню, часть из них находилась на месте, в то время как большое количество шпал было выкопано и сброшено с насыпи.

Слева он, к великому возмущению, увидел довольно большой отряд всадников, судя по знаменам и вооружению без сомнения принадлежавших знаменному войску. Но этот отряд в бездействии наблюдал за происходящим внизу, как и Роберт, Прямо перед ним лежал разгромленный лагерь. Между домами — некоторые из них были подожжены — мелькали разноцветные куртки бегающих туда-сюда «боксеров» и развевались, также разноцветные, флаги. Шло разграбление.

Большинство нападавших собралось перед самым большим зданием, где, похоже, происходили какие-то переговоры. Роберт поднес глазам бинокль и разглядел троих белых мужчин, которые беседовали с лидерами толпы. По бурной жестикуляции с обеих сторон Баррингтон предположил, что бельгийцы после ожесточенной схватки сдавались с условием свободно покинуть лагерь.

Через несколько минут его предположение подтвердилось. Еще несколько мужчин и, к растущему беспокойству Роберта, три женщины вышли из дома. Он наблюдал, как мужчины по требованию «боксеров» бросили оружие на землю. Затем вся группа — с десяток европейцев начала свой путь от дома к холму, на котором ожидал Роберт с телохранителями. Они, видимо, сочли более безопасным попытаться достичь канала, чем идти вдоль железной дороги, где была вполне вероятной встреча с другой группой «боксеров».

«Боксеры» расступились, давая европейцам дорогу, но в бинокль Роберт видел, как китайцы трясут кулаками перед лицами строителей, и слышал оскорбительные выкрики. Он в волнении кусал губы, наблюдая за приближением группы, по-прежнему сопровождаемой значительной толпой «боксеров». Шум нарастал. И тут случилось неизбежное. Какой-то китаец схватил одну из бельгийских женщин за волосы, длинные золотисто-каштановые пряди которых развевались по ветру, когда она спешила за своими товарищами. Женщина издала короткий вопль ужаса, и мужчина, шедший рядом с ней, инстинктивно ударил нападавшего по руке.

Мгновенно толпа сомкнулась вокруг маленькой группы несчастных. Невнятный гул перерос в рев, который перекрывали вопли женщин. На солнце засверкали ножи.

Знаменные продолжали безучастно наблюдать за происходящим. Роберт глубоко вздохнул. Находясь здесь, он уже рисковал жизнью, но и смотреть, как европейцев на его глазах режут на части, не мог.

— На изготовку! — приказал Роберт своим людям. — Прицел по «боксерам». — Он построил слуг в шеренгу, сам прицелился и выстрелил в толпу. Соратники последовали его примеру, затем все вместе они побежали вперед, издавая угрожающие крики. Застигнутые врасплох «боксеры» бежали. Они не имели собственного огнестрельного оружия, а сданные бельгийцами винтовки и пистолеты остались в лагере.

Роберт взмахом руки с револьвером подозвал своих.

— Прицел! Огонь! — прокричал он, и новый залп ударил в толпу.

Теперь «боксеры» начали разбегаться, а Роберт вновь повел стрелков вперед, чтобы взглянуть на катастрофу. Тела бельгийцев лежали в беспорядке, истыканные и исполосованные ножами и серпами нападавших; раны были чудовищны и большинство варваров уже умерли.

— Прикройте меня! — распорядился Роберт и стал искать, не подает ли кто признаков жизни среди окровавленных тел. Он услышал, как вскрикнул от боли человек, лишившийся руки. — Может кто-нибудь самостоятельно идти? — спросил Баррингтон.

Одна из женщин с трудом поднялась на ноги. Это оказалась девушка, не старше двадцати лет, с длинными золотисто-каштановыми волосами. Девушка, из-за волос которой началась резня! Ее лицо, усеянное легкими веснушками, покрывала смертельная бледность, глаза расширились от ужаса. Одежда на ней была порвана и вся вымазана кровью, но, судя по уверенным движениям, пострадала она не сильно.

— Оставайтесь рядом, — приказал ей Роберт и стал поднимать одного из мужчин. Этот получил удар ножом в живот, и хотя был жив, кровь лилась из него рекой, он громко стонал от боли. Мужчина, лишившийся руки, уже потерял сознание от большой потери крови, которая струилась из обрубка. Он умирал. Минуты его были сочтены. Из двух других женщин одна была мертва — ей раскроили череп, другая — пока еще жива, однако в ее спине торчал нож. Когда Роберт попытался поставить ее на ноги, она издала нечеловеческий вопль агонии.

— Мама! — закричала девушка и удержала ее, когда та стала оседать на землю. Платье девушки тут же напиталось кровью, а женщина выскользнула из ее рук.

Роберт обнаружил еще одного живого мужчину, но и тот едва дышал.

— Они опять идут, хозяин! — предупредил Чжоу.

— Отходим к каналу. — Раненых подхватили слуги. Роберт склонился к девушке, стоящей на коленях перед бездыханным телом матери. Теперь ей не поможешь, — сказал он. — Спасайте свою жизнь, пойдемте со мной.

Девушка подняла голову, и он понял, что в данный момент она не способна что-либо сообразить. Роберт поднял ее с земли. Обезумевшая от пережитого, девушка принялась колотить его кулаками. Не долго думая, он перебросил ее через плечо, на другое плечо вскинул винтовку и вытащил револьвер. «Боксеры» подошли уже близко и воинственно размахивали оружием.

— Огонь! — приказал Роберт своим людям, одновременно бросая взгляд на наблюдавших за происходящим знаменных: они по-прежнему не двигались. «Боксеры» опять остановились. Потеряв еще троих, распростершихся на земле, толпа не проявляла больше желания преследовать на слишком близком расстоянии решительную группу вооруженных людей, и многие предпочли вернуться к мертвым бельгийцам или в лагерь строителей железной дороги, дабы продолжить грабеж. Роберт со своим маленьким отрядом благополучно добрался до берега, где Шан, внимательно вслушивавшийся в звуки сражения, причалил к берегу сампан, как только они появились в поле зрения.

— Ты весь в крови! — вскрикнула Су.

— Это не моя кровь, — заверил ее Роберт и снял девушку с плеча. Она оказалась без сознания и не могла стоять, поэтому он перенес ее на сампан и уложил на диван в каюте.

— Кто она? — спросила Су, глядя из-под его руки.

— Не имею ни малейшего понятия. Но она во всяком случае жива.

Су фыркнула:

— Она очень красивая. — Ей бы никогда не пришло в голову ревновать мужа к китайским служанкам, к девушке же варваров она сразу почувствовала враждебность.

Неужели она ревнует? Роберт только успел подумать об этом, как увидел, что его жена совершенно права. Лицо девушки было очень милым, фигура по-молодому зрелой, а волосы просто великолепными. Веки девушки начали подрагивать, значит, обморок проходит. И вот она открыла наконец огромные зеленые глаза.

— Дай ей попить и побудь возле нее, — сказал жене Роберт.

Он вернулся на берег, где его встретил Чжоу с вытянувшимся лицом:

— Эти люди умерли, хозяин.

Роберт взглянул на неподвижные тела, затем на вершину холма, где появилось несколько «боксеров». Один из них выстрелил из захваченной винтовки. Хотя это был неприцельный выстрел, Роберт не мог подвергать опасности своих людей.

— Тогда продолжим путь, — распорядился он.

Когда они отошли достаточно далеко, чтобы «боксеры» не могли их догнать, а последние, кстати, и не проявили такого желания, Роберт отправился навестить спасенную девушку. Она уже сидела, а внимательная Су предлагала ей рисовую водку.

— Вы спасли мне жизнь, сэр, — запинаясь, сказала девушка по-китайски. — Однако... — И, переведя взгляд с китайской одежды на его лицо, спросила: — Вы не китаец?

— Мое имя Роберт Баррингтон, — представился Роберт по-английски.

Девушка сглотнула и ответила на том же языке, но с заметным акцентом.

— Я слышала о вас. Мой отец... — Губы ее задрожали. — Мой отец!

— Он был на железной дороге? — Она кивнула. — Тогда, боюсь, он мертв. Как и дама, которую вы называли матерью.

Слезы собрались в ее огромных зеленых глазах и потекли по щекам. Роберт понимал, что она еще не осознала весь трагизм своего положения, только почувствовала огромную скорбь. И он был обязан позаботиться о ней.

— Вы не скажете мне свое имя? — спросил Роберт.

Она шмыгнула носом:

— Моника. Моника Карреманс.

— А есть ли у вас другие родственники в Китае? — Она отрицательно покачала головой. — Ну, тогда в Бельгии?

— У меня дяди в Брюсселе, мсье.

— Хорошо, Моника, сейчас я еду в Пекин и доставлю вас в бельгийское представительство, там о вас позаботятся барон де Винк и его жена. Они же организуют ваше возвращение к семье, в Бельгию.

Она взглянула на него огромными, полными страха глазами.

— Больше я ничего сделать не могу, — объяснил он.

— А люди, убившие моих отца и мать, мсье... их покарают?

— О да, — пообещал ей Роберт. — Они получат по заслугам.

К своему ужасу Роберт обнаружил бесчисленное множество «боксеров», сбившихся группами у самых стен столицы. Войдя в город, он направился прямо в бельгийское представительство и передал Монику Карреманс на попечение министру.

— Но это очень серьезно, — забеспокоился барон де Винк де Дьюкс-Орп. — Мы все слышали, об этих «боксерах» и считали их всего лишь бродягами. Но напасть на железнодорожную компанию... И вы говорите, что за всем этим безучастно наблюдали знаменные? Мы потребуем принять меры. Виновные должны быть наказаны и выплачены компенсационные...

— Да, — устало согласился Роберт. — А сейчас мне надо идти на встречу с вдовствующей императрицей.

— Но вы, надеюсь, понимаете, что я обязан немедленно составить доклад моему правительству. А также оповестить другие представительства в Пекине?

— Разумеется, — согласился Роберт. — Вы должны делать то, что сочтете необходимым. Я только умоляю вас позаботиться о несчастной девушке. Ее родителей убили прямо у нее на глазах.

— Моя жена и я станем заботиться о ней, как о собственной дочери, — пообещал барон.

После этого Роберт встретился с Чжан Цзинем и рассказал ему о случившемся. Чжан слушал с таким же серьезным видом, как и де Винк.

— Это должно было случиться, — сказал он Роберту, когда тот закончил.

— Как я и предупреждал вас несколько месяцев назад, — напомнил ему Роберт. — Сейчас единственная надежда на то, что Цыси объявит этих людей повстанцами и бандитами, кем они на самом деле и являются, поднимет армию и прекратит их бесчинства до того, как европейские державы перехватят у нее инициативу. Кто командует войсками здесь, в Пекине?

— Отрядом Пекинского полевого войска по-прежнему командует Жунлу, — сообщил Чжан. — Однако командующим Знаменной армии провинции Чжили является генерал Нием. Тебе придется обсудить все это с Цыси, Баррингтон. Но будь осторожен, я умоляю об этом. Сейчас опасное время.

Чжан всегда был подозрителен и осторожен, вспомнил Роберт. Для него все времена опасные. Однако в данном случае он, похоже, прав. Но опасность угрожала династии, самим основам маньчжурского владычества в Китае.

Для хозяина Дома Баррингтонов не требовалось переодеваний. Евнухи проводили его до парадных ворот Запретного города. Все встречные — женщины и евнухи — приветственно кланялись ему. Ведь он обладал статусом старшего мандарина империи.

Цыси устроила прием в соответствии с его рангом, сидя во всем великолепии своего крылатого головного украшения и императорского желтого плаща с алыми драконами поверх зеленого шелкового платья. Напальчники среднего и безымянного пальцев ее рук были не менее двенадцати дюймов длиной, а лицо представляло собой маску белого грима. Однако огромные глаза оставались такими же ясными и сверкающими, как и тогда, когда впервые взглянули в его глаза.

В зале также находились четыре ее дамы, двое евнухов, рядом с которыми встал и Чжан Цзинь. И... Жунлу. Роберт не мог точно определись, рад он видеть старого солдата или нет.

— Баррингтон, — сказала императрица. — Рада тебя видеть. Скажи, какие подарки ты принес мне.

— У меня нет подарков, ваше величество. — Под слоем грима было не разглядеть выражение лица Цыси, но глаза ее потемнели. — Я не привез никаких подарков, ваше величество, потому что не собирался беспокоить вас своим визитом. Я ехал в Пекин к моему тестю Чжан Цзиню. Но крайне тревожная ситуация заставила меня просить у вас приема. Ваше величество, «боксеры» становятся неуправляемой силой, не менее опасной, чем тайпины в прошлом.

Если он надеялся вызвать в ее памяти то трагическое восстание, из-за которого ее отец впал в немилость и которое ставило своей целью свержение династии, то его ожидало разочарование — Цыси только фыркнула.

— Ваше величество, эти злодеи рыщут по всей стране, нападая на любого, связанного с иностранцами. Они даже появились в Чжэцзяне и атаковали сампан под флагом Дома Баррингтонов. Ваше величество, мои люди смогли постоять за себя, хотя пришлось убить несколько бандитов. Но вчера я столкнулся с бесчинствующей группой этих людей, напавших на бельгийский железнодорожный лагерь всего в нескольких милях от Пекина. Почти все бельгийцы перебиты. Вспомните, ваше величество, что случилось три года назад, когда погибло два немецких миссионера. Это стоило империи почти всей территорий Шаньдунского полуострова. Что, как вы думаете, произойдет сейчас, если варвары увидят, что эти люди останутся безнаказанными?

Цыси несколько секунд смотрела на Роберта. Затем произнесла:

— Мне сообщили, что Бельгия очень маленькая страна.

— Это правда, ваше величество. Но они могут попросить помощи у своих собратьев европейцев.

— Насколько я знаю, британцы втянуты в войну в Южной Африке, причем терпят там поражение.

— Да, ваше величество, и это тоже правда. Но...

— Однажды британцы и французы вторглись в нашу страну. Император, мой муж, был слаб, и потому потерпел поражение. Варвары спалили Юаньминъюань. — Глаза Цыси зло сверкнули, но голос остался спокойным. — С тех пор в империи произошли многие перемены. Похоже, наши армия и флот не способны бить варваров. И слишком долго наша внешняя политика находилась в руках таких людей, как принц Гун и Ли Хунчжан. Теперь все иначе. Главой Цзунлиямэнь назначен принц Дуань, и он посоветовал мне много нового. — Она сделала паузу, и Роберт почувствовал растущее негодование — он знал, что принц Дуань ненавидит заморских дьяволов так же люто, как и самый неистовый боксер». — Принц Дуань тщательно исследовал взаимоотношения варваров, — продолжала Цыси. — Он сообщил мне, что все они ненавидят друг друга. Да, сорок лет назад британцы и французы вместе воевали против нас, потому что хотели навязать нам свою волю и захватить для себя участки нашей территории. Теперь же и русские, и немцы, и даже бельгийцы, не упоминая уже японцев, хозяйничают на нашей земле. Принц Дуань считает, что все эти народы ненавидят друг друга. Он мне рассказал, что два года назад чуть было не разгорелась война между Британией и Францией. Как я уже упоминала, Британия находится в состоянии войны с народами Южной Африки. Принц Дуань заверяет меня, что в скором времени между Францией и Германией может разразиться новая война и что Бельгия — маленькая страна. Он также сказал, сегодня варвары не смогут выступить вместе против империи. Разве это не правда, Баррингтон?

— Хорошо, ваше величество, да, в основном это — правда. Но...

— Ты хочешь, чтобы я подавила «боксеров»? Но «боксеры» — это патриотическая молодежь, которая возьмет реванш за позор и унижения империи, накопившиеся за последние сорок лет. Ты разве не хочешь отмщения за позор, Баррингтон? Это наша воля, чтобы «боксеры» не испытывали затруднений в своей борьбе, а мы подождем и посмотрим на реакцию варваров. «Боксеры» — не официальные войска империи, и маньчжуры ими не командуют. Более того, я не думаю, что среди них попадаются маньчжуры. Мы подождем и посмотрим, Баррингтон. Мне жаль, что твои люди подвергались нападению. Я даю тебе право защищать себя и возмещу возможные потери.

Роберт взглянул на Жунлу и затем на Чжан Цзиня, но эти два верных столпа империи молчали с бесстрастными лицами.

— Таким образом, нападения на варваров продолжатся?

— Как сказать? Я не командую «боксерами». Насколько я знаю, мне никогда не приходилось разговаривать ни с одним из ихэцюаней. Но думаю, что нападения будут продолжаться, — сказала Цыси. — Принц Дуань обсудил этот вопрос с министрами варваров в представительствах. Он проинформировал их, что все происходящее явилось плодом мощной ксенофобии, вызванной их же собственными действиями, и предупредил, что самым мудрым в их положении было бы покинуть Пекин и переехать на побережье. Хотя было бы идеальным, если они вообще уберутся из Китая. Варвары отказались последовать совету принца. Наоборот, по имеющимся у нас данным, они послали за дополнительной охраной представительств. Я запретила им это, так как подобные действия противоречат условиям договоров, одобренных императором Гуансюем. Если варвары пришлют новые подразделения войск в Пекин, мы будем рассматривать это как объявление войны. И я приказала командующему моей армией генералу Ниему и начальнику пекинского гарнизона... — она взглянула на Жунлу, — чтобы подобным действиям варваров оказывалось всяческое противодействие.

Роберт сделал глубокий вдох:

— Ваше величество, варвары будут оборонять свои представительства. Они пошлют войска, даже если им придется преодолевать сопротивление китайской армии.

— И они будут разгромлены, — уверенно заявила Цыси. — Сейчас не та ситуация, что складывалась сорок лет назад, Баррингтон. Тогда варвары имели современное оружие, а мои люди его не имели. Но теперь у нас тоже есть такое оружие, и они знают, как поступать с дерзкими заморскими дьяволами.

Роберт предпринял новую попытку убедить ее:

— Ваше величество, долг вашего правительства — предохранять представительства от ущерба, а их обитателей — защищать от опасности. Это общепринятое международное правило.

— Защищать их? — возмутилась Цыси. — Как же я должна их защищать, Баррингтон? «Боксеров» слишком много.

— У «боксеров» отсутствует дисциплина, они практически безоружны, ваше величество. Маршал Жунлу рассеял бы их в течение часа.

— Баррингтон, — сказала Цыси. — Ты служишь мне давно и преданно. Но я всегда помню, что ты сам варвар по происхождению. Теперь ты хочешь заставить меня воевать с моим собственным народом, который всего лишь следует своему природному инстинкту? Тебе должно быть стыдно. Я предупредила министров варваров: покиньте Пекин, пока не улягутся волнения. Если они откажутся следовать моему совету, я не могу принять на себя ответственность за них. Их кровь падет на их же собственные головы.

Глава 10 НЕИСТОВСТВО ИМПЕРАТРИЦЫ

Жунлу и Чжан Цзинь проводили Роберта в вестибюль.

— Как вы не видите, это же безумие, — убеждал их Роберт. — Цыси обманывает себя надеждой, что варвары поверят, будто она не имеет контроля над «боксерами».

— Она права, считая, что в Китае мало войск варваров, — настаивал Жунлу.

— Да поймите, они вызовут столько войск и кораблей, сколько потребуется! — воскликнул Роберт.

— Ее величество окончательно решила закрыть все представительства европейских государств в Пекине, — начал Чжан Цзинь. — Она давно считает их присутствие оскорблением для династии.

— А если они не уйдут добровольно? — Маньчжурский генерал и старый евнух молча переглянулись. — Тогда нам остается только уповать на милость Божью, — заключил Роберт.

— Ты слишком все драматизируешь, — сказал Чжан Цзинь, когда они сели обедать в его доме. — Варвары в свое время поняли, что династия не может нести ответственность за тайпинов. И тогда они выступили на стороне династии, помогли подавить восстание. Почему бы им не сделать это теперь?

— Отец, это было сорок лет назад.

— Что такое сорок лет? Тайпины развернули борьбу одновременно и против варваров, и против маньчжур.

— Перед нами новое поколение. Варвары лучше изучили Китай, чем сорок лет назад. Они лучше познакомились с Цыси. Вы считаете, варвары не ведают о данных наместникам инструкциях не препятствовать «боксерам»? Как они могут не знать, что эти приказы поступили из Пекина? А что думает Юань Шикай по этому поводу?

— Маршал Юань всего лишь провинциальный наместник, — заметил евнух. — Ему не положено иметь собственное мнение.

— Вы подразумеваете, что он тоже против подобной политики?

— Он выполняет приказы. — Чжан Цзинь уставился на зятя. — Что ты намерен делать?

— Я должен все обдумать.

— Тебе следует вернуться в Шанхай и заняться делами Дома Баррингтонов, ее величество разрешила тебе защищать себя.

— Я бы это сделал и без ее разрешения. Но если вы не против, отец, мне бы хотелось остаться в Пекине еще месяца на два. Здесь я могу быть более полезным, чем в Шанхае. Надо только отправить пару писем.

Хелен вошла в кабинет своего мужа Муррея Скотта. Вид у нее был взволнованный. За пятнадцать лет замужества она прекрасно изучила вспыльчивый характер мужа и отлично знала, что он терпеть не может, когда его беспокоят, особенно во время составления проповеди. Муррей, хотя выучился бегло писать по-китайски, однако до сих пор устная речь давалась ему с трудом, и в связи с этим приходилось тщательно подбирать слова проповеди, чтобы; их легче было произносить.

Однако дело, с которым она пришла, казалось ей слишком важным, чтобы ждать, пока он закончит. Муррей поднял голову от стола и хмуро взглянул на жену:

— Что случилось, женщина?

— Принесли почту. Я получила письмо от Роберта.

Муррей Скотт усмехнулся:

— Опять семейные проблемы? Уж не родила ли Твоя сестра очередного полукровку?

Хелен вспыхнула: сколько раз она уже себя ругала за то, что раскрыла ему тайну! Сдержав эмоции, чему отлично научилась за годы замужества, она спокойно объяснила:

— Все гораздо серьезнее. Ты слышал об ихэцюанях?

— Об Обществе кулаков справедливой гармонии? Да, я слышал о них. Это псевдорелигиозная секта с побережья.

— Роберт пишет, что они превратились в довольно влиятельную политическую силу и распространили свою деятельность по всей стране. По его данным, участились нападения на европейцев.

— Боюсь, моя дорогая, европейцы сами накликают на себя беду вызывающим высокомерием.

— Я знаю, — согласилась Хелен. — Но теперь стали нападать и на миссии. Роберт предлагает нам вернуться на побережье. Временно соединиться с семьей, пока все не успокоится.

— Ты меня удивляешь, — заявил Муррей. — Тебе слишком хорошо жилось, и в этом твоя беда. Все эти годы тебе слишком хорошо жилось.

Хелен недоуменно вздернула брови, затем взглянула на голый деревянный пол, стены, единственным украшением которых были богословские брошюры, и свое собственное платье, штопаное-перештопаное десятки раз. Это ей-то слишком хорошо жилось?! Как член семьи она получала долю дохода от Дома Баррингтонов, однако Муррей не позволял ей тратить эти деньги на создание в их доме уюта и комфорта.

— Мы приехали сюда не для того, чтобы нежиться в роскоши, — обычно говорил он. — Мы приехали, чтобы служить Богу. — Теперь он заявил: — Наша миссия самая спокойная, а новообращенные — добрые и работящие люди. Здесь, в верховьях Хуанхэ, мы оградили себя от суеты, царящей на побережье. И вот ты предлагаешь все бросить и бежать только оттого, что твой брат испугался какого-то незначительного религиозного движения язычников?

— Роберт волнуется за нашу безопасность, — отрезала Хелен. Муррей не имел права обвинять кого бы то ни было в самонадеянности. — Он пишет, что «боксеры» появились повсюду и в таком удаленном месте, как наше, мы можем попасть в беду.

— Итак, ты предлагаешь собрать вещи и уехать. А что будет с домом, который мы здесь построили? Что будет с новообращенными? Ты хочешь бросить их на произвол судьбы?

— Новообращенные поедут с нами. А что касается дома... разве у нас все здесь дом?

— Ах, ват как?! Теперь начинаю понимать, — произнес Муррей ледяным тоном. — Я знал, что тебе здесь никогда не нравилось...

— Неправда, Муррей.

— Последние годы ты искала любой предлог, чтобы уехать, — продолжил Муррей, поскольку Хелен молчала. — Наконец-то ты его нашла, и подкинул его твой братец. Признайся честно, Хелен, если я позволю тебе уехать, ты когда-нибудь вернешься?

— Ты позволишь мне уехать?! Мне?!

— Ты ведь надеешься, что позволю, не так ли? Миссия — моя жизнь, здесь — мои люди. Я их не брошу. И я не разрешаю тебе взять их с собой на побережье, — продолжал он в ответ на ее молчание, — где они испортятся. Я здесь находился все эти годы, здесь и останусь.

Хелен несколько секунд смотрела на мужа, затем повернулась и вышла.

Миссия располагалась милях в пяти от ближайшей деревни, но они почти не поддерживали связей с тамошними жителями, так как Муррей всегда считал, что им следует быть настолько самостоятельным, насколько это возможно. Они завели свое маленькое стадо коз, которое давало им молоко, шерсть и даже, в особых случаях, мясо; они собственноручно выращивали кукурузу и зелень; они покупали материал и сами шили себе одежду. Муррей изучил медицину и по мере возможностей лечил легкие заболевания, а в тяжелых случаях китайцы воспринимали смерть как волю Божью.

Муррей был горячо предан своему делу, и Хелен уважала его за это. И любовь и физическое влечение к нему, которые она когда-то испытывала, давно растаяли, вероятно потому, что он никогда не отвечал взаимностью ни на то, ни на другое. Он увидел красивую молодую женщину из именитой семьи, немного поухаживал за ней... и она досталась ему в награду за напористость и явные моральные добродетели.

Отец, припомнила Хелен, с самого начала сомневался в правильности ее выбора. Отцы, как она теперь поняла, зачастую оказываются правы, поскольку, будучи сами мужчинами, более взвешенно могли судить о представителях своего пола, нежели их неопытные дочери. Тем не менее, считала Хелен, их брак мог бы сложиться удачнее, роди она детей. Не было, разумеется, никаких свидетельств того, что она не способна их иметь. Просто не было на то благословения Божьего.

А теперь... теперь уже слишком поздно. И не потому, что в свои тридцать семь лет она слишком стара для материнства — вовсе нет. И не потому, что в свои тридцать семь она уже подурнела, увяла ее красота. Но Муррей обвинил бы ее в греховном падении только за одну мысль об этом. И разве он не прав? В глубине души Хелен осознавала, что она уцепилась за письмо Роберта, сочтя его подходящим поводом, чтобы уехать, чтобы вернуться на побережье, чтобы опять были в ее жизни приемы и смех, модные платья и общительные люди. Миссионерство — призвание, она не находила его в себе.

Все складывалось куда лучше, пока был жив Эпплби. Во многом он оказался столь же тяжелым человеком, как и Муррей. Но она была не женой Эпплби, а исключительно привлекательной женщиной, с которой его свели обстоятельства. Он стремился по мере сил угодить ей и позволял себе немного расслабиться, на время забыть, что он — человек Бога, позволить себе бутылочку вина или немного веселья. Муррей же никогда не забывал о своем предназначении, вел жизнь аскетичную, вовсе не пил.

И тем не менее формально муж не отказал ей в просьбе уехать. Хелен лежала без сна, слушая, как он храпит рядом, и глядя в темноту. Роберт считает, что им следует уехать. И она не совершит никакого преступления, если последует совету своего брата, который так близок к высшим кругам Китая, к вдовствующей императрице. Если по мнению Роберта надо уезжать, будет великой глупостью с ее стороны не послушаться. Вернуться в Шанхай, в Международную концессию, без. Муррея...

— Я решила последовать совету Роберта и побыть в Шанхае до тех пор, пока волнения не улягутся, — сказала она мужу за завтраком в понедельник утром.

Они сидели на веранде дома миссии и смотрели на частокол на склоне холма, за которым паслись козы. Возле самой веранды кудахтали куры, которым дали корм. До них доносился слабый шум просыпающегося поселения. Муррей Скотт любил, чтобы его люди работали и чтобы другие видели, как работает он сам.

— Ты хочешь сказать, что покидаешь меня и миссию, — заметил он.

— Я следую совету Роберта и настоятельно рекомендую тебе сделать то же самое.

— А я тебе уже сказал, что не сделаю.

— Тогда — извини. Но я хочу уехать.

— Но я вправе тебе не разрешить.

— В таком случае ты будешь удерживать меня против воли. Не сомневайся, что моя семья узнает об этом.

— Твоя семья. — Он фыркнул. — Великие Баррингтоны. О, бесспорно, они пришлют армию вызволять тебя. Ладно, если ты хочешь бросить миссию, то уезжай, и будь ты проклята. — Он встал и сошел со ступеней.

Она уезжает! Хелен почти не верилось в реальность происходящего, когда она паковала свои вещи — у нее их было совсем немного — в две сумки. Закончив, она позвала Сан Сю, девушку-новообращенную, которая прислуживала ей.

— Я уезжаю на побережье, — сообщила Хелен девушке. — Ты поедешь со мной?

— О да, мисси. — Глаза Сан Сю засверкали. Она слышала перебранку за столом во время завтрака.

— Я не могу дать тебе ни денег, ни сопровождения, — сказал ей Муррей.

— Уверена, что обойдусь и без того, и без другого, — ответила Хелен. — Я бы только попросила двух мулов не дальше, чем до деревни.

Он фыркнул, но возражать не стал.

Все жители миссии собрались проводить ее в дорогу — за пятнадцать лет она стала частью их жизни. Теперь они знали, что Хелен уезжала, возможно, чтобы более не вернуться. В глазах леди Баррингтон стояли слезы, когда она прощалась с женщинами и детьми, многим из которых помогла родиться. Женщины, не таясь, плакали.

Муррей ждал у ворот. Она остановилась рядом с ним.

— Я вернусь, пообещала она, — если буду тебе нужна.

— Как тебе угодно, — ответил он, его лицо было строгим.

Неужели он ничего не чувствовал по прошествии пятнадцати лет? А она чувствовала? Все произошло так неожиданно, так спонтанно, чтобы она сумела это сразу осознать. Переживания, наверное, придут позже.

Хелен села на своего мула. Одетая в китайские панталоны, она ездила верхом по-мужски. Сан Сю последовала ее примеру. Затем они выехали за ограду в сопровождении единственного молодого человека, который должен был вернуться с животными. Ворота за ними закрылись.

Хелен спускалась с горы к деревне и реке не оглядываясь. Она боялась, что если это сделает, то повернет назад. Но ей больше нечего было отдать ни своему мужу, ни миссии.

Она хорошо знала жителей деревни, так же как и они прекрасно знали, что она — Баррингтон. Хелен выписала старосте расписку на оплату расходов за счет торгового дома на странице из своей записной книжки, тот был счастлив принять ее и разрешил пользоваться сампаном с экипажем до ближайшего города.

— Будьте осторожны, мисси Скотт, — предупредил он. — Ниже по течению неспокойно. Не хотите ли сопровождение?

— Мне не нужно сопровождение, — ответила она ему. Потому что я Хелен Баррингтон. Это она напомнила уже себе. Любой в Китае знал это имя и боялся его. Слишком долго ей пришлось притворяться другим человеком.

Хелен и Сан Сю путешествовали без приключений четыре дня. Однако на каждой ночной стоянке и остановке на обед они слышали рассказы о действиях «боксеров», об убийствах новообращенных, а также о нападении на миссии.

— Варварам сейчас опасно путешествовать, особенно женщине да в одиночку, — предупредил ее староста деревни, которая находилась в двухстах милях от миссии ниже по течению и в сутках до пересечения с Великим каналом. А это означало, что до Пекина или Тяньцзиня осталось не больше недели плавания. В этом месте Хелен и Муррей каждый раз останавливались во время предыдущих плаваний вверх и вниз по реке, а Ван Сунь был чуть ли не их другом.

— Почему бы вам не задержаться здесь до тех пор, пока волнения улягутся?

— Когда это еще будет? — спросила Хелен.

Ван Сунь развел руками:

— Кто может сказать? Но этих людей должны рано или поздно призвать к порядку.

У Хелен не было намерения пережидать, но тем не менее она заколола волосы под своей широкополой китайской шляпой. Цвет кожи ее лица был слишком светлым для китаянки даже при ее нынешнем загаре, но чтобы разглядеть это, следовало подойти довольно близко к ней. Однако на следующее утро экипаж отказался плыть дальше с ней на борту.

— Я не отношусь к варварам, — доказывала она. — Я такая же китаянка, как и любой из вас. Я здесь родилась, и мой отец, и дед родились здесь.

Но они твердо стояли На своем. Никто из людей Ван Суня не хотел рисковать столкнуться с бандой «боксеров», имея на борту белую женщину.

— Вы должны остаться здесь, — настаивал Ван Сунь.

— Продайте мне две лошади, — попросила Хелен. — Я выпишу вам расписку от Дома.

— У меня нет лишних лошадей, — ответил Ван. — Тем более вам слишком опасно путешествовать по бездорожью с единственным слугой.

Хелен поняла, что исчерпала все доводы, во всяком случае пока.

— Тогда позвольте мне послать письмо, — сдалась она.

На это Ван Сунь согласился, и Хелен написала письмо Роберту в Шанхай и Чжан Цзиню в Пекин, указав, где она находится, с просьбой прислать сампан с соответствующей охраной и забрать ее. Она отпустила лодочников, которые изъявили желание передать письма. Теперь осталось только ждать. Прошел один день, другой, третий. Утром четвертого дня появились три переполненных людьми сампана, поднимающиеся по реке; лучи восходящего солнца сверкали на мечах и наконечниках пик.

— Знаменные? — спросила Хелен, стоящая на берегу с Ван Сунем, с трудом веря в удачу.

— «Боксеры», — выдохнул Ван. — Вы должны спрятаться в доме.

Он быстро отвел Сан Сю и Хелен домой и вернулся к пристани встречать непрошенных гостей. Хелен видела в окно, как они горячо спорили и жестикулировали. Все больше и больше «боксеров» выходило на берег, они были вооружены чем попало, только не стрелковым оружием. Однако и в деревне таковое отсутствовало.

Она почувствовала, как напрягаются мышцы живота. Было не похоже, что Ван Сунь побеждает в споре. И вот он повернулся к «боксерам» спиной и торопливо направился по улице к дому, где они укрылись. Сан Сю схватила ее за руку.

— Нам надо бежать, мисси Хелен.

— Бежать? — удивилась Хелен. Она — Хелен Баррингтон — не собирается убегать от толпы неотесанных невежд. Кроме того, их наверняка поймают и приведут назад, и унижение от этого будет непереносимым.

«Боксеры» вступили в деревню, следуя все еще несколько позади Ван Суня. Население деревни безучастно стояло по обеим сторонам улицы, наблюдая за происходящим и не пытаясь вмешаться. Дверь распахнулась.

— Итак? — спросила Хелен. — Что хотят эти люди?

Ван Сунь трясся от ужаса:

— Они хотят вас, госпожа Скотт.

— Меня? Как они узнали, что я здесь?

— Они остановили сампан, госпожа Скотт, и люди с сампана сказали им, что вы здесь. Они завладели вашим письмом к брату. Теперь им нужны вы. Они сказали, что, если я не выдам вас, они сожгут деревню и перебьют всех жителей.

Хелен ушам своим не верила.

— Вы не знаете, что они собираются со мной делать?

Ван Сунь повесил голову:

— Они сожгут нашу деревню.

Хелен нестерпимо хотелось закричать от охватившего ее мозг панического ужаса. Но она — Хелен Баррингтон.

— Тогда задержите их, пока мы выйдем через задний двор.

— Они спалят деревню, — только и повторил Ван Сунь.

— Вы хотя бы можете дать время моей служанке скрыться?

— Они требуют и ее тоже. Она христианка.

Сан Сю, зарыдав, упала на колени.

— Вы... Не знаю, как это назвать, — сказала ему Хелен.

Снаружи слышались крики.

— Они требуют вас немедленно, госпожа Скотт. Вы должны выйти к ним.

Хелен взглянула на жену и дочерей Ван Суня, будто утопающий, хватающийся за соломинку... Но женщины сбились плотной стайкой в дальнем углу комнаты. Хелен расправила плечи и переступила через порог. Она — Хелен Баррингтон.

Написав Хелен и брату о сложившейся обстановке, Роберт также послал письмо Юань Шикаю в надежде узнать его мнение по поводу происходящего в стране. Роберт не сомневался, что Юань может стать самым значительным человеком в Китае, если выберет себе такой жребий. Теперь Роберту оставалось только ждать, наблюдать и ощущать растущее беспокойство, причем не только от сообщений из провинций. На его глазах множилось число «боксеров», прибывающих в Пекин. Многие разбивали лагеря за городской стеной, но большинство вошли в ворота и осели в парках китайского сити. Для капитанов — начальников охраны ворот — не составило бы труда прекратить их доступ в город; вооруженная ножами и пиками чернь никогда не смогла бы штурмом взять Пекин. Однако не было предпринято ни малейших усилий навести порядок, и этот факт не оставлял ни у кого сомнений в том, что знаменные действуют по приказу из Запретного города. Но когда Роберт потребовал объяснения у Чжан Цзиня, в доме которого он, естественно, остановился, старый евнух только поклонился, улыбнулся и ответил:

— Правитель не может идти против воли своего народа, Баррингтон. Или в данном случае — ее народа.

Неприкрытое лицемерие такого заявления было отвратительным, тем более что оно исходило от его тестя.

Усугубил удручающее настроение Роберта ответ Юаня, составленный в самой уклончивой манере, из которого стало ясно, что прославленный воин решил, как и все прочие, сидя на заборе, посмотреть, что произойдет дальше и как поведут себя «боксеры». И, самое главное, понаблюдать за реакцией варваров.

Роберт же прекрасно представлял, что именно сделают и те и другие. Он мог только попытаться предотвратить катастрофу, поэтому пошел в британское представительство и попросил встречи с министром сэром Клодом Макдоналдом. Имя Баррингтона сыграло свою роль, и Роберта вскоре пригласили в просторный кабинет, где его приветствовал довольно тщедушный мужчина с орлиным профилем и густыми широкими усами военного. Роберт знал, что в молодости Макдоналд сделал замечательную военную карьеру, и подозревал, что тот, не сумев смолчать в нужный момент, проявив излишнюю принципиальность, угробил свое будущее полководца. Министр жестом предложил Роберту садиться, с интересом разглядывая его китайский костюм.

— Не имел удовольствия познакомиться с вами раньше, Баррингтон, — заметил он. — Однако, разумеется, много слышал о вас. Чем могу помочь?

— Мне? Ничем, ваше превосходительство, — ответил Роберт. — Я пришел помочь вам. Мне хотелось бы поговорить об ихэцюанях.

— Ах, о «боксерах». Да, они начинают по-настоящему досаждать. Боюсь, ее величество должна предпринять решительные шаги. Инцидент с бельгийцами — вопиющий случай.

— Вы знаете, что с тех пор имели место и другие инциденты, в которых пострадали и подданные Великобритании?

Макдоналд кивнул:

— Да. Я заявил официальный протест Цзунлиямэнь.

— Сэр Клод, — откровенно сказал Роберт, — за пределами города разбили лагеря десятки тысяч «боксеров». Господи, да в самом городе их насчитывается около двадцати тысяч. Зачем, как вы думаете, они здесь?

— Послушайте, Баррингтон. Вы не к месту упоминаете Бога. У меня нет ни малейшего понятия, зачем они здесь. Разве что, как мне кажется, они собираются передать какую-то петицию Трону Небес.

— Сэр Клод, они здесь для того, чтобы выполнить задачу, которую и не скрывают, — изгнать из Китая всех варваров до единого. И начать они намерены с персонала представительств.

Макдоналд нахмурился:

— Не могу поверить в это. Мы же аккредитованы нашими суверенными правительствами и находимся под защитой международного права.

— Вы полагаете, что «боксеров» интересует какое-то международное право, если они вообще слышали о чем-то подобном? — почти прокричал Роберт.

— В Цзунлиямэнь правильно понимают ситуацию.

— В Цзунлиямэнь делают то, что приказывает вдовствующая императрица. А в данном конкретном случае им сказано, чтобы события развивались своим чередом.

Макдоналд задумчиво подергал себя за ус.

— Мне кажется, вы напрасно паникуете. Но, тем не менее, какую линию поведения вы можете порекомендовать?

— Я советую собрать вещи и уехать на побережье, где вы будете находиться под защитой своих войск.

— Покинуть свой пост? Этого я никогда не сделаю. Друг мой, разве вы не представляете, что нам потребовалось около сорока лет войн и переговоров, прежде чем мы отстояли свое право открыть представительство в Пекине? Мы не можем уступить по такому принципиальному пункту.

— Тогда хотя бы отправьте из Пекина своих женщин и детей. — Роберт почти умолял.

— Сомневаюсь, согласятся ли они. Ведь отправив их, мы покажем, что озабочены ситуацией.

— А разве вы ею не озабочены? — спросил Роберт в отчаянии.

— Озабочены поведением толпы? Дорогой мой, я даже не хочу вспоминать, сколько раз британские посольства и представительства подвергались нападению толпы. И не думайте, что я отношусь к этому недостаточно серьезно. На побережье послан запрос на дополнительную охрану. Семьдесят пять человек уже в пути.

— Семьдесят пять человек, — повторил Роберт. — Как я уже сказал, в городе двадцать тысяч «боксеров» и в десять раз больше между Пекином и Тяньцзинем.

— Не забывайте: семьдесят пять английских солдат, господин Баррингтон. И такое же число военнослужащих других европейских государств для остальных представительств. Заверяю вас, сэр, чернь может делать, что захочет, но это — британская территория, и она останется таковой волею небес.

Роберт никак не мог решить, то ли Макдоналд просто дурак, то ли потенциальный герой. Вероятно, характерные черты этих двух явлении тесно переплетаются. К несчастью, Макдоналд рисковал не только собственной жизнью. Однако озабоченность Роберта по поводу угрозы, нависшей над персоналом представительств и их семей, уступила место другим проблемам, когда он вернулся в дом Чжан Цзиня и нашел евнуха крайне смущенным.

— Случилась беда в верховьях Хуанхэ, — сообщил хозяин дома. — И еще прибыло вот это послание.

Роберт прочитал письмо, холодными пальцами обхватив затылок. Оно было от Хелен и адресовано Чжан Цзиню. Она просила о помощи, поскольку ей пришлось задержаться в деревне, расположенной милях в пятидесяти вверх по реке от пересечения с Великим каналом. Хелен также сообщала, что отправила письмо и Роберту... Он взглянул на Чжан Цзиня. Судя по дате, письмо было написано десять дней назад.

— Сампан остановили «боксеры» и обыскали людей. Они обнаружили письмо твоей сестры к тебе и продолжили путь вверх по реке. Это письмо для Виктории, адресованное мне, было пропущено.

— Мне нужно пятьдесят человек, вооруженных винтовками. И немедленно. Я отправляюсь через час.

— Роберт, теперь ты уже ничем не поможешь. Слишком поздно. Что случилось, то случилось.

— Откуда вы знаете? Что бы ни случилось с моей сестрой, я намерен отомстить за нее.

— Роберт... ее величество будет крайне недовольна.

— Ее величество дала мне карт-бланш на самооборону. Включая и членов моей семьи. Идите к Жунлу и скажите, что мне нужны люди, или я сам подберу себе столько, сколько нужно.

Роберт не знал, обращался ли Жунлу к Цыси, прежде чем выделить ему солдат для сопровождения, однако вскоре прибыл отряд, именно такой численностью, как он просил, а Чжан Цзинь телеграфировал вперед по пути их следования, чтобы было подготовлено два паровых полубаркаса у пересечения Хуанхэ и Великого канала. Роберт взял с собой также Чжоу Лидина и шестерых слуг, которые прибыли с ним. На этих людей он мог полностью положиться.

Отряд достиг пересечения реки и канала спустя четыре дня после получения письма Хелен, Роберт сам вел сампаны со своими людьми. Даже за столь короткий переход он увидел слишком много свидетельств того, что «боксеры», похоже, взяли под контроль всю страну. За пределами Пекина они передвигались группами по сто — двести человек и не были расположены беспокоить пятьдесят хорошо вооруженных знаменных, а Роберт, в свою очередь, был доволен тем, что его люди проявляют готовность драться, если представится случай.

Полубаркасы уже ждали их в условленном месте. Быстро поднявшись вверх по реке, на следующее утро они достигли дотла сожженной деревни. Сердце Роберта упало, когда их суда ткнулись носами в берег в том месте, где когда-то был причал. Никаких признаков людей. От домов остались лишь горы обуглившегося дерева, и только полуголодные одичавшие собаки терлись о развалины.

Роберт выслал поисковые группы, одна из которых вернулась перед самыми сумерками с женщиной, обнаруженной в лесу за деревней. Женщина выглядела оголодавшей, как местные собаки, и напуганной. Ее накормили и дали выпить рисовой водки, после чего она несколько успокоилась.

— Что здесь произошло? — задал вопрос Роберт. — Где христиане?

— Нет, нет, — запротестовала женщина. — Здесь нет христиан. Кроме белой женщины и ее служанки. Но «боксеры» наказали нас за то, что мы дали приют христианам.

— Скажи мне, что случилось с христианскими женщинами? — попросил Роберт.

Женщина закатила глаза, и ей дали еще самую малость водки.

— Белая женщина находилась в доме нашего старосты Ван Суня, когда приплыли «боксеры», — начала она рассказ. — С ней была служанка. Когда «боксеры» потребовали от Ван Суня выдать белую женщину, угрожая спалить деревню, он пошел домой и поговорил с ней. Я не знаю, о чем они говорили, но через несколько минут женщина вышла из дома и подошла к «боксерам».

— Она вышла к ним? — изумился Сэньчолинь, капитан знаменных.

«Но это же была Хелен. Хелен Баррингтон», — подумал Роберт.

— Служанка вышла вместе с ней? — спросил он. Робертом овладела такая душевная мука, что он должен был что-то спросить, чтобы не сойти с ума.

— Нет, она была одна. Я стояла рядом и все слышала. Женщина подошла к «боксерам» и спросила, что они хотят от нее. Они ответили криками: «Смерть христианам и варварам». А она в ответ: «Я не варвар. Я родилась здесь». — «Но ты христианка, — закричали они. — Ты должна умереть». — «Я — Хелен Баррингтон, — безбоязненно сказала она. — Я — Хелен Баррингтон. Если вы причините мне вред, вам придется воевать с Домом Баррингтонов».

Женщина остановилась перевести дух. Роберт ждал, не смея предположить, что услышит дальше.

— Они уставились на нее, — продолжила женщина. — А она повернулась к ним спиной и направилась к дому. И тут один из «боксеров» сбил с ее головы шляпу, и ее волосы рассыпались по плечам. Они были как золото, высыпавшееся из мешка. «Боксер» схватил ее за волосы и швырнул на землю. Мигом подоспели остальные. Они сорвали с нее одежду и стали таскать вокруг деревни за волосы, смеясь и обзывая варварской свиньей.

— Они ее насиловали? — низким от волнения голосом спросил Роберт.

— Когда «боксеры» протащили ее за волосы вокруг деревни несколько раз и она покрылась пылью и кровью, то они взгромоздились на нее. Затем достали ножи и начали ее резать. Они отрезали ее груди, пальцы на руках и ногах, выдавили глаза и вырезали язык.

— Но она, вероятно, была уже мертва, — предположил Сэньчолинь.

— Я думаю, она была мертва, когда они закончили, — поправила его женщина. — Но не тогда, когда начали. Тем не менее, — добавила она, — когда они закончили, то отрезали ей голову.

— Кто-нибудь пытался ее спасти?

— Мужчины были слишком напуганы, ваше превосходительство.

— И все равно они спалили вашу деревню.

— Они увели с собой молодых людей, изнасиловали девушек и подожгли деревню.

— Что случилось со служанкой? — спросил Сэньчолинь.

— Они обошлись с ней так же, как и с женщиной варваров. «Боксеры» взяли с собой обе головы, — сказала жительница бывшей деревни.

— А что староста, этот, как его, Ван Сунь? Он скрылся?

— Они кастрировали его, а потом и ему тоже отрезали голову.

— Чего он более чем заслуживает, — сурово вынес приговор Сэньчолинь.

— Как давно все это произошло? — спросил Роберт.

— Много дней назад, ваше превосходительство.

— Мы будем их преследовать, Баррингтон? — задал вопрос Сэньчолинь.

Роберт сделал такой глубокий вдох, что ему показалось: легкие вот-вот разорвутся. Как ему хотелось пуститься за ними в погоню, посвятить остаток жизни преследованию мерзавцев, охоте на них, уничтожению их одного имени. И его по-прежнему ждало очень много важных дел.

— Мы пойдем дальше вверх по реке, — сказал он.

Они поднялись до миссии Скотта; здесь не было никаких следов «боксеров». Муррей Скотт выслушал то, что Роберт вынужден был ему рассказать, равнодушно.

— Она собралась ехать, — сказал он, когда Роберт закончил рассказ, — потому что ты посоветовал ей это сделать. Я ее предупредил: это безумие.

— Твою жену убили самым ужасным образом, — сказал Роберт. — И ты ничего не чувствуешь в связи с этим?

Скотт пожал плечами.

— Я предупреждал ее, советовал не делать этого, — повторил он. — Но она все равно собралась ехать.

— У нас еще есть здесь дела, Баррингтон? — спросил Сэньчолинь.

— Нет, — ответил Роберт.

Роберт вернулся в Пекин в конце последней недели июня и увидел, что в его отсутствие обстановка еще более обострилась. Подкрепление для охраны представительств — четыреста восемьдесят пять солдат и офицеров из разных государств: британцы, американцы, японцы, французы, бельгийцы — прибыло благополучно, однако сразу после этого «боксеры» не только разобрали железнодорожное полотно, по которому они приехали из Тяньцзиня, но и перерезали телеграфную линию, связывавшую столицу с побережьем.

Молодому Баррингтону сообщили, что был обнародован императорский указ, осуждающий действия «боксеров», однако генерал Нием по-прежнему не предпринимал никаких попыток разгромить их отряды или хотя бы пресечь продолжающиеся нападения на варваров и новообращенных христиан, встреченных на улице; убиты были уже десятки человек и среди них — немецкий министр и еще несколько европейцев, в том числе одна женщина, которую, как и Хелен, зверски замучили.

Роберт попросил аудиенции у Цыси, но она не захотела его видеть. Тем не менее ему удалось добиться приема у Жунлу.

— Ситуация сложилась серьезная, — согласился старый маньчжурский вельможа.

— Ее можно выправить одним росчерком пера ее величества, — возразил Роберт.

— Дело зашло слишком далеко, — настаивал Жунлу. — Ты знаешь, что флот варваров уже в заливе Чжили? Что они обстреляли форты Дагу и взяли их штурмом? Это первый акт войны. Ты знаешь, что из Тяньцзиня выступила военная экспедиция под командованием английского генерала? Это тоже акт войны.

— Вы объявили войну? — Роберт был ошеломлен.

— Нет, не объявили. Эти военные действия противоречат международному праву. Ее величество выразила варварам самый решительный протест.

— А что, по-вашему, будет, когда они прибудут сюда?

— Если они дойдут.

— Вы собираетесь противопоставить им Знаменную армию?

— Нет, я не собираюсь этого делать. Это варвары нарушают закон, а не мы.

— Ну, тогда... — Роберт хмуро посмотрел на генерала. — Боже мой! Вы хотите, чтобы «боксеры» воевали с ними?

Жунлу прикрыл глаза веками:

— Народ изъявил свою волю противостоять вторжению варваров, и мы ничего не можем сделать, что-бы остановить его.

— Вы посылаете безоружных крестьян на регулярные войска?

— «Боксеры» не так уж и безоружны, и их многие тысячи. А по нашей информации, у адмирала Сеймура только две тысячи солдат и матросов варваров.

— Все равно это будет бойня. Неужели вам безразлично?

— Мое мнение тут ни при чем, Баррингтон. Варвары сами накликали на себя беду. Они восстановили всю империю против себя и им придется отвечать за последствия.

— Хорошо, но вы в соответствии с вашими обязательствами по международным законам должны хотя бы направить отряд Пекинского полевого войска для защиты представительств.

— Я ничем не могу помочь представительствам. Им было рекомендовано, даже приказано уехать. Они отказались это сделать и теперь сами за все в ответе.

Роберт подался вперед.

— Генерал Жунлу, — искренне сказал он. — Это случилось до того, как я родился, но вы уже были на этом свете. Вы помните исторический факт, когда британцы направили группу на переговоры в Пекин в 1861 году, но она была схвачена и несколько ее членов убито? Британцы с французами разгромили Знаменную армию, взяли приступом Пекин, взыскали огромную контрибуцию и сожгли Летний дворец. То была расплата за убийство трех или четырех человек. Теперь попробуйте представить, что они сделают, если убиты будут все сотрудники представительств? В этих представительствах несколько сот человек. Из них добрая часть — женщины и дети. А у варваров особое отношение к своим женщинам и детям. Я вот что вам скажу: если вы позволите, чтобы эти люди погибли, то варвары спалят Пекин по самые уши ее величества.

— Варвары не станут действовать сообща.

— Я уверен, что в данном случае еще как станут. Они могут сколько угодно воевать между собой, но ничто не помешает им объединиться перед угрозой другой расы. Допустим, что они не объединятся, но британцы при любом раскладе будут действовать даже в одиночестве.

— Британцы полностью завязли в Южной Африке. У них нет людей, чтобы послать армию против нас.

— Генерал, британцы всегда найдут людей, если им потребуется. Забудьте все, что вы читали о немцах, французах и японцах. Как бы они ни пытались это скрывать, но британцы самые воинственные люди на земле. Позвольте «боксерам» разрушить представительства, и британская армия будет в Пекине. И тогда да спасет Господь вашу душу. И душу властвующей императрицы. — «И мою собственную», — добавил он про себя.

Жунлу удрученно дернул себя за ус.

Роберт не знал, произвели ли его слова хоть какое-то впечатление или нет. Он вышел на улицу собственными глазами посмотреть, что происходит, и пошел через толпу «боксеров», которые выполняли свои замысловатые упражнения и выкрикивали чудовищные лозунги. Роберт озирался налево и направо, страстно желая встретиться с кем-нибудь из них взглядом. О, если бы ему дали под командование отряд Пекинского полевого войска хотя бы на один-единственный день! Он бы уничтожил этот сброд подонков и отомстил за Хелен.

«Боксеры» смотрели на него с нескрываемой ненавистью. И пока это была пассивная ненависть. Здесь, в Пекине, все прекрасно знали, что он принадлежит к правящей верхушке, кроме того, его сопровождали семеро хорошо вооруженных слуг. Покинув Запретный город, Роберт направился домой к Чжан Цзиню. Путь его пролегал неподалеку от представительского квартала, раскинувшегося у юго-восточной стены Татарского города. Все представительства находились рядом друг с другом, и среди них выделялось представительство Британии, которое располагалось в самом величественном здании и занимало самую обширную территорию.

Сегодня здесь собралось гораздо больше «боксеров», чем всегда, и не успел Роберт далеко отойти, как услышал крики, а затем выстрелы. Он быстро завернул за угол и увидел, что группу европейцев, возвращающихся с покупками, окружила вопящая толпа. «Боксеры» пытались помешать им укрыться в ближайшем представительстве, над которым развевался красно-черно-золотистый триколор Бельгии.

Мгновенно он вспомнил ту несчастную девушку, Монику Карреманс, чьи родители были убиты у нее на глазах, и почувствовал огромное облегчение от того, что она, должно быть, добралась до Тяньцзиня прежде, чем разобрали рельсы. Однако ее соотечественникам опять угрожала опасность. Оглянувшись, Роберт увидел группу вооруженных знаменных, безучастно наблюдающих за происходящим.

— Вы узнаете меня? — крикнул он знаменным.

— Вы Баррингтон, — ответил их сержант.

— Тогда вы знаете, что мне следует безоговорочно подчиняться. Следуйте за мной и разгоните толпу.

— У нас нет приказа...

— Я вам приказываю, — сказал им Роберт. — Бегом!

Они пристроились за его семью слугами и двинулись вдоль по улице. К этому моменту европейцы сгрудились возле стены неподалеку от посольства, откуда подоспели несколько охранников. Но они пребывали в нерешительности, столкнувшись на улицах Пекина с отработанной тактикой нападения «боксеров». Толпа нападающих постоянно увеличилась, и шум стоял невообразимый.

— На изготовку! — скомандовал Роберт. Его отряд насчитывал около сорока человек. — Прицел поверх голов. — Знаменные подчинились. — Огонь!

Залп прокатился в полуденном воздухе, и «боксеры» притихли, оглядываясь на тех, кто внезапно вмешался в их дело.

— Вперед! — подал очередную команду Роберт, и знаменные двинулись на толпу; сам он занял место в первой шеренге. «Боксеры» некоторое время обалдело глазели на них, а затем опомнились и начали выкрикивать угрозы и проклятия. — Разойдись! — закричал Роберт. — Иначе перестреляем вас всех.

«Боксеры» смущенно отступали по мере приближения знаменных, а Роберт подошел к европейцам.

— Скорее, — воскликнул он, — в представительство!

В группе было несколько женщин, и мужчины быстро повели их прочь. Именно эти мужчины и стреляли из револьверов, чтобы держать бесчисленную толпу на расстоянии, но ни одного выстрела по «боксерам» сделано не было. Вдруг одна женщина вырвалась.

— Мсье Баррингтон! — крикнула она. То была Моника.

— Почему вы до сих пор здесь? — удивился он. Роберт уже забыл, какой она чудесный ребенок — с мягкими золотисто-каштановыми волосами и блестящими зелеными глазами. — Вас должны были давно отправить на побережье.

— Мсье барон не хотел и слышать об этом, господин Баррингтон. Он сказал, что это покажет нашу слабость. Мсье... — Она взяла его за руку. — Я очень хотела уехать. Я так боюсь.

Один из бельгийцев вернулся за ней и взял девушку за руку, заговорив о чем-то на валлонском языке.

— Я должна идти, мсье.

— Вы говорите по-английски? — спросил Роберт бельгийца.

— В чем дело? Да. Ах! Вы — адмирал Баррингтон. И вы спасли жизнь этой молодой женщины, насколько я знаю. Мы вам благодарны, мсье. И будем еще более благодарны, если вы используете свое влияние на вдовствующую императрицу, чтобы она выдворила отсюда эти исчадия ада.

— Вам следовало уехать, пока у вас оставалась такая возможность, — сказал ему Роберт. Он взглянул на Монику, и в его воображении возникла жуткая картина, будто ее, обнаженную, волокут по улицам деревни за волосы перед тем, как на нее взгромоздится «боксер», а затем у нее отрежут груди перед еще живыми глазами. От этого видения ему стало дурно. — Вы хотите покинуть Пекин, Моника?

— Мсье?! — Ее глаза на миг вспыхнули, но огонь в них, тут же погас. — Мы не можем.

— Девушка права, — подтвердил бельгиец. — Барон де Винк объявил, что мы останемся, все без исключения.

— Вы, сэр, и ваш барон можете делать, что хотите, — отрезал Роберт. — Я привел эту молодую леди к вам под защиту. Похоже, вы не способны обеспечить ее безопасность, поэтому я продолжу заботиться о ней. До свидания, сэр.

Бельгиец уставился на него с открытым ртом, Моника реагировала также.

— Хотите пойти со мной, мадемуазель? — спросил Роберт. — Туда, где вы будете в полной безопасности?

— О да, разумеется. Но...

— У вас остались какие-нибудь вещи в представительстве?

— У меня ничего нет. Даже эту одежду мне дали на время.

— Тогда пойдемте немедленно. Вам все равно придется переодеться в китайское платье, когда мы будем покидать Пекин.

— Мсье, вы похищаете молодую женщину, — заявил бельгийский чиновник.

— Она хочет идти со мной, мсье, — поправил его Роберт.

— Она еще недостаточно взрослая, чтобы знать, что для нее лучше.

— А по-моему, она самая разумная из всех вас.

— Об этом насилии будет доложено! — кричал бельгиец. — Вы хуже «боксеров».

— Я ухожу с моими людьми, — сказал Роберт и показал в конец улицы, где собрались «боксеры» и выкрикивали свои угрозы. — Постарайтесь спрятаться в своем представительстве прежде, чем те ребята, которые зовутся «боксерами», вернутся.

Роберт без труда добрался до дома Чжан Цзиня и там официально представил Монику У Лай и Чжан Су. Обе посмотрели на бельгийскую девушку с некоторым подозрением.

— Она должна была уехать на побережье, — заметила Чжан Су.

— Совершенно верно. Но они не удосужились ее отправить. Поэтому мы сами ее отвезем, когда поедем домой.

— Вы не можете поехать, — напомнила У Лай. — Ниже по реке идут бои.

— Я твердо решил уехать, — сказал ей Роберт. — Как только этот отъезд удастся организовать.

И будь они все прокляты, подумал он, варвары, «боксеры» и Цины, без разницы. Он хотел только одного: вернуться к относительному миру и спокойствию Шанхая и рассказать отцу о случившемся с его старшей дочерью.

— Вас ожидают неприятности, мсье? — спросила Моника.

— Ничего, не такие уж значительные, чтобы я не мог справиться, — заверил ее Роберт.

Чжан Цзинь был настроен менее оптимистически.

— Что ты наделал? — потребовал он ответа, когда вернулся в тот день из Запретного города. — На тебя жалуются и «боксеры» и бельгийцы. «Боксеры» прислали гонцов сообщить Цыси, что ты стрелял в них. Бельгийцы обвиняют тебя в похищении женщины. Очень некрасиво, Баррингтон. Ты — женатый человек. И твоя жена — моя дочь.

Роберт недоумевал, какой же из аспектов ситуации вызвал у евнуха большую озабоченность. Он напомнил тестю, что Моника та самая девушка, которую он спас в прошлом месяце. На ее долю выпало суровое испытание, и он всего лишь решил помочь ей покинуть Пекин, дабы уберечь от новых бед. Чжан Цзиня это мало успокоило, хотя он и потер щеку, когда его представили Монике.

— Она очень красива, — не удержался он от комментария.

— Итак, если вы организуете мне транспорт, — сказал ему Роберт, — я буду благодарен. Мне вновь потребуются те же пятьдесят знаменных. И Сэньчолинь — он самый надежный парень. Таким образом — шесть сампанов. Постарайтесь посодействовать нам, и мы уедем немедленно.

Чжан Цзинь ушел, недовольно ворча. Так же всякий раз начинала ворчать и Чжан Су, завидев Монику, которая, в свою очередь, сидела в саду с отрешенным видом, ее лицо оживлялось только тогда, когда появлялся Роберт. Возвратившись вечером, Чжан Цзинь принес дурную весть.

— Ты арестован, — уведомил он Роберта. — По приказу ее величества.

Глава 11 РАСКАЯНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ

Роберт ожидал увидеть за спиной своего тестя шеренгу знаменных, которые уведут его в тюрьму, возможно, на казнь. Своих же слуг он отпустил отдохнуть. Однако в комнате больше никого не было.

Чжан Цзинь понял причину его недоумения и улыбнулся:

— Тебя не отправят в тюрьму, Баррингтон. Как можно, ты же глава Дома Баррингтонов и один из старейших... почитаемый кавалер ее величества. Нет, нет, Цыси просто считает, что в этом деле ты душой не с ней, и если тебя оставить на свободе, то ты можешь навредить ей. Поэтому мне поручено присмотреть за тобой в течение всего периода кризиса.

— То есть до тех пор, пока не будут разрушены представительства, а их обитатели убиты? — со злостью сказал Роберт.

Чжан Цзинь развел руками:

— Что будет, то будет. Все в руках Божьих. Как только кризис разрешится, ты волен возобновить свою деятельность. И процветание.

— Ну вот, — обрадовалась Чжан Су, — теперь ты хотя бы некоторое время побудешь со мной.

Роберт ничего не ответил; он уже обдумывал варианты действий. Очевидно, следует догадаться прибытия колонны подкрепления из Тяньцзиня. Войска, без сомнения, разгонят «боксеров». Моника переживала, так как из-за нее у Роберта возникли неприятности, он же уверял девушку, что его арест был скорее всего неизбежным, так как он выступал против «боксеров» с самого начала, и пообещал передать ее бельгийскому представительству, как только минует угроза нападения «боксеров».

Такая перспектива, видимо, совсем не обрадовала Монику, похоже, ее вынужденное пребывание среди соотечественников оказалось не самым счастливым временем ее жизни и даже усугубило ее скорбь по убитым родителям.

И вот через несколько дней поступили сообщения, что колонна адмирала Сеймура потерпела поражение и отходит к Тяньцзиню, понеся тяжелые потери. Сначала Роберт не поверил: никогда еще, начиная с первых вооруженных стычек в 1840 году, кроме того единственного случая в 1861 году, когда британские войска на время отступили при штурме фортов Дагу в устье реки Вэйхэ, китайцам не удавалось добиться военного успеха. Но все сомнения развеялись, когда по улицам Пекина торжественно пронесли головы и военную форму европейцев под восторженные крики и приветствия толпы. В тот же день «боксеры», вдохновленные победой, предприняли атаку на представительства и вскоре захватили большинство из них. Уцелевшие служащие сгруппировались на территории британского представительства и там приготовились к осаде.

— Что Знаменная армия? — спросил Роберт Чжан Цзиня.

— Они не участвуют в этом, — сообщил ему тесть. — В данный момент. — Он улыбнулся. — В них пока нет необходимости.

Роберт чувствовал себя совершенно беспомощным, он не сомневался, что скоро произойдет резня, по сравнению с которой восстание индусов покажется мирной встречей престарелых дам за чашкой чая. Он не мог поверить, что европейские державы смогут смириться с такой ситуацией. Роберт попросил Чжан Цзиня организовать встречу с Цыси, но она вновь отказалась его видеть. Не принял его и Жунлу. С выбранного пути их уже было не свернуть.

Он знал, что Цыси ждала такого момента около сорока лет, с того времени, когда британцы и французы разрушили Юаньминъюань. Решимость Роберта зрела с каждым днем. Он ничего не мог сделать, чтобы помочь представительствам, но не мог он и сидеть в саду Чжан Цзиня, пассивно наблюдая за разворачивающимися трагическими событиями.

Он вызвал Чжоу Лидина, своего старшего слугу, и поделился с ним своими намерениями. Чжоу в задумчивости погладил усы, но его преданность Дому Баррингтонов стояла на первом месте, а маньчжурскому Китаю — на втором, Роберт прекрасно это знал.

У Чжан Цзиня и мысли не возникало, что Роберт Баррингтон, его собственный зять и бывший любовник вдовствующей императрицы, человек, чье будущее целиком связано с Цинской династией, когда-либо осмелится нарушить императорский декрет. Поэтому Чжоу Лидина и его людей не разоружили, они, как и Роберт, были вполне свободны, разве что их хозяину не разрешалось покидать дом евнуха, а они вольны были делать и это.

Чжоу мог уходить и приходить по собственному усмотрению, поэтому он смог осуществить некоторые приготовления. Он предупредил старого капитана Шана, чтобы тот подготовил к путешествию сампан и его экипаж, а также распорядился запастись провиантом. Когда все было готово, он доложил Роберту. Итак, они приступили к исполнению своего плана. Вечером; когда Чжан Цзинь возвратился из Запретного города и они с Робертом сидели за вечерней трапезой, вошел Чжоу с двумя своими людьми.

Чжан раздраженно посмотрел на него, но Чжоу обратился к Роберту:

— Все готово, хозяин. Дом в наших руках.

Чжан переводил недоуменный взгляд с одного на другого и наконец увидел, что слуги вооружены.

— Что все это значит?

— Я решил вернуться в Шанхай, отец. — объяснил ему Роберт. — Ваши слуги арестованы моими людьми. Теперь я хочу, чтобы вы выписали мне пропуск для выхода из города сегодня вечером.

— Ты в своем уме? Цыси снимет нам всем головы.

— Ей придется, во всяком случае, погоняться, прежде чем она доберется до моей, — сказал Роберт. — А что касается вас, то вы действуете по принуждению. Не выполни вы мои требования, я убью вас, а пропуск подделаю. Ведь ваша печать находится дома, так что особых проблем не возникнет.

Рот Чжан Цзиня открылся и захлопнулся, как у рыбы на кукане.

— Это возмутительно, — пролопотал он. — Ты же мой зять и, выходит, готов нарушить все конфуцианские заповеди? Сын, убивший своего отца, обречен попасть в ад.

— Пишите пропуск или умрете. — Слова Роберта прозвучали в высшей степени убедительно, хотя он прекрасно знал, что никогда не убьет этого несчастного старого человека, который был другом его семьи еще задолго до его рождения. Но он также знал и другое: Чжан, несмотря на его внешнюю чванливость, был невероятно труслив, как и все евнухи. Он выписал пропуск. — Теперь пошли. — Роберт провел его в комнату, где трапезничали женщины и где еще два человека Чжоу охраняли У Лай, Чжан Су и Монику, выглядевших совершенно обескураженными.

— Что происходит? — потребовала объяснений Су.

— Мы уезжаем. Чжан Цзинь, я собираюсь вас связать и У Лай тоже, чтобы вы не помешали нам бежать. Однако вы сможете освободиться через некоторое время.

— Ты умрешь, — заявила У Лай.

— Я думаю, непременно, как и все остальные, кто-то раньше, кто-то позже. Су, собери свои вещи.

Чжан Су взглянула на отца.

— Я запрещаю тебе ехать с ним, — приказал Чжан Цзинь.

— Что же, тебе решать, — согласился Роберт. — Моника, ты едешь со мной.

Моника облизнула губы, взглянув каждому из присутствующих в лицо, не решаясь что-либо предпринять.

— Ты уходишь с этой женщиной? — оскорбилась Су. — Но я твоя жена.

— Если ты со мной не едешь, то ты мне не жена, — ответил ей Роберт.

— Ты останешься здесь, — настаивал Чжан Цзинь.

— Но мои муж...

— Он — Баррингтон, — объяснил Чжан Цзинь. — И он погибнет вместе с Баррингтонами. Ты хочешь погибнуть вместе с ними?

Чжан Су закусила Губу.

— Ты должна решиться сейчас, времени на размышления нет, — предупредил Роберт.

— Я должна слушать своего отца.

— Очень хорошо, — отрезал Роберт и кивнул своим слугам: — Свяжите их. — Чжан Цзиня и обеих женщин положили на пол, связали им кисти рук за спиной и привязали их к лодыжкам. — Теперь вставьте им кляпы, — распорядился Роберт.

— Я порадуюсь, когда они снимут тебе голову с плеч, — проворчал Чжан Цзинь.

Ему заткнули рот, и старый евнух мог только пожирать Роберта злобными глазами, так же как и У Лай. Чжан Су плакала.

Роберт повел Монику к двери.

— Вас действительно ждет такая большая беда, мсье, как он сказал? — спросила девушка.

Улыбка Роберта получилась невеселой:

— Я и так в большой беде, Моника. Не будем терять времени, прохлаждаясь здесь.

Слуг Чжан Цзиня тоже связали и заткнули им рты. Роберт прикинул, что потребуется несколько часов, прежде чем кто-либо из них освободится и поднимет тревогу. Но к тому времени, учитывая, что телеграф не работает, он собирался быть уже недосягаемым для погони. На улице перед домом главного евнуха дежурил обычный караул знаменных, но когда Роберт показал им пропуск, они позволили им продолжить путь. Тоже самое произошло и у ворот, а через полчаса беглецы были в своем сампане на Великом канале.

Без промедления отчалив, они развили хорошую скорость, а Роберт поднял на носу сампана императорский штандарт с драконом, чтобы ни у кого не возникло сомнения в том, что они путешествуют по делам Цыси.

— Мы убежим? — спросила Моника, сидящая под тентом, когда он присоединился, к ней.

— Да, — пообещал он. — Ты можешь лечь и отдохнуть.

— Я лучше буду бодрствовать вместе с вами, мсье.

В тусклом свете лампы он увидел легкий румянец, вспыхнувший на ее щеках. И неожиданно почувствовал, что и сам смущен. Еще с момента их первой встречи он поразился красоте этой девушки и ее поистине великолепному сложению, но до сих пор она была для него не более чем несчастной жертвой, которую ему удалось спасти от неминуемой, казалось бы, беды. Ведь он был женат, да к тому же годился ей в отцы. Он не ожидал, что судьба вновь сведет их вместе, как сейчас, когда его жизнь — и семенная тоже — находилась в опасности.

Она, в свою очередь, откровенно боготворила его, своего ангела-спасителя, и винила себя за те беды, которые вместе с ней пришли в его жизнь. Роберт стал для нее единственным человеком, готовым прийти на помощь.

Вот если бы он смог доставить ее в Шанхай, к Вики... Но до Шанхая лежал долгий путь.

— Ну что ж, — сказал он. — Я, пожалуй, прилягу, а то потом, может, и не придется.

Он спал, но и во сне ощущал присутствие девушки. На рассвете Роберта разбудил Чжоу, который доложил, что на берегу видимо-невидимо «боксеров».

— Люди устали, хозяин, — объяснил Чжоу, — нужно остановиться и отдохнуть.

— Хорошо, только сначала минуем этих ребят, — сказал ему Роберт и вышел на палубу.

«Боксеры» глазели на сампан, но, к счастью, им хорошо был виден императорский дракон на флаге, и хотя они что-то возбужденно выкрикивали, однако попыток напасть не предпринимали. Это ясно говорило о том, что повстанцы уверены в поддержке со стороны императорского двора. Пристать к берегу удалось только ниже по течению, и Роберт дал своим людям несколько часов отдыха, прежде чем они продолжили путь к городу Дунчжоу.

Здесь толпы «боксеров» оказались даже более многочисленными. Роберт отвечал на всевозможные приветствия, но не остановился. В Дунчжоу они покинули канал и вошли в реку Вэйхэ. Преследователи скорее всего стали бы искать их на канале, по реке же можно было плыть быстрее, однако возникал риск натолкнуться на песчаную отмель. Но их капитан Шан всю жизнь водил сампаны по этим местам, и они без особых проблем и на хорошей скорости пересекали сельские районы, в основном почти безлюдные.

Той ночью Роберт приказал подойти и пришвартоваться к берегу. На следующий день они должны были достичь места слияния с рекой Ханьхэ и города Тяньцзиня, но до этого им предстояло миновать город Янцунь, и неизвестно, кто там: «боксеры» или варвары. Насколько знал Роберт, варвары удерживали сам Тяньцзинь, а также имели передовой пост в арсенале на северном берегу реки. Если они в Янцуни встретят «боксеров», то те скорее всего захотят узнать, почему императорский сампан направляется в сторону противника. Поскольку останавливаться он не намеревался, то возникала реальная перспектива перестрелки и даже боя, поэтому хотелось, чтобы к этому моменту люди были свежими.

Роберт объяснил ситуацию Монике.

— Дайте мне оружие, — попросила она. — Я раньше стреляла из ружья.

— Я думаю, лучше всего будет, если ты ляжешь на дно лодки, — ответил он.

— А в это время вы будете драться за меня? Зачем это вам, мсье?

— Я буду драться и за себя тоже, Моника. Моя безопасность, так же как и твоя, зависит от того, достигнем ли мы Тяньцзиня.

Люди Чжоу приготовили ужин, и после трапезы все отправились отдыхать, выставив часовых, хотя окрестности казались совершенно безлюдными; однако днем они миновали тлеющие развалины деревни — возможно, ее обитатели попытались отвергнуть требования «боксеров» предоставить им еду. Существовала и вероятность, что все население было эвакуировано ввиду приближения противника. Роберт спал чутко. Еще не рассвело, когда его разбудил Чжоу.

— Всадники, — сообщил он.

Роберт сел и прислушался к звону сбруи и звяканью оружия. Часовой, первым доложивший о шуме, указал вниз по реке.

— У «боксеров» нет кавалерии, — заметил Роберт. — То, должно быть, патруль варваров.

— Сомневаюсь, хозяин, — возразил Чжоу. — По-моему, это знаменные.

— Тогда надо договориться с ними, чтобы они нас пропустили.

Роберт поднял своих людей и призвал их проявлять миролюбие, если дело не дойдет до стычки. Затем они поели и стали ждать рассвета.

Когда рассвело, они увидели в полумиле отряд верховых знаменных, также ожидающих зари. Теперь десяток солдат во главе с капитаном приближался к сампану.

— Баррингтон! — Роберт встал на палубе. — Вы арестованы, — сказал капитан. — Вы должны вернуться с нами в Пекин.

— Чей это приказ? — поинтересовался Роберт.

— Это приказ вдовствующей императрицы. — Роберт нахмурился, пытаясь обдумать ситуацию. Мог ли гонец незамеченным обогнать их ночью? Капитан знаменных ухмыльнулся: — Телеграфная линия восстановлена, Баррингтон. До Янцуни, во всяком случае, вы не знали?

Такая возможность даже не приходила ему в голову.

— У меня на сампане двенадцать человек, — сказал он капитану. — Каждый вооружен магазинной винтовкой. И я бы просил пропустить нас.

Капитан был поражен:

— Вы отказываетесь подчиниться Цыси?

— В данном случае да. Отчаливаем, Шан.

Капитан сампана кликнул матросов, и они вышли на палубу отвязать канаты. Роберт подал знак Чжоу, чтобы он и его люди показались знаменным и продемонстрировали свое оружие.

— Вы бросаете открытый вызов Цыси, поэтому должны умереть, — предупредил капитан знаменных.

— Не сегодня утром, капитан. Разве что вы хотите умереть первым.

Капитан колебался недолго, но вскочил в седло и поехал к своему подразделению, сопровождаемый эскортом.

— Они сейчас на нас нападут, — предположил Чжоу.

Роберт кивнул.

— Выходи на стремнину, Шан, и пусть твои люди как следует поработают.

Взлетели в воздух весла, и сампан рванулся вперед. Моника вышла из-под тента и посмотрела вслед всадникам.

— Будет бой?

— Подозреваю, что да. Оставайся в укрытии.

Наблюдая, как знаменные седлают лошадей, он приказал Чжоу и его людям приготовиться отразить нападение. К этому времени сампан развил хорошую скорость. Затем, к удивлению Роберта, знаменные построились в колонну по четыре и галопом поскакали параллельно реке. Через несколько минут они скрылись за срезом берега.

— Они собираются остановить нас в Янцуни, — сказал Чжоу. — Там нам придется проходить под железнодорожным мостом.

— Да, — задумчиво согласился Роберт. — В нескольких милях отсюда слева, кажется, впадает река, не так ли?

— Это так. Но приток ведет в озеро, и оттуда нет выхода в реку.

— Мы тем не менее попытаемся уйти от преследования, — сказал Роберт. — Пройдя озеро, мы бросим сампан и пешком дойдем до реки. Там всего несколько миль до арсенала напротив Тяньцзиня.

Чжоу по-прежнему сомневался, но не решился спорить со своим хозяином. Они поплыли дальше вниз по реке и через час увидели протоку, уходящую влево от восточного берега. Шан переложил рулевое весло, и сампан начал поворачиваться. И тут взорам людей, находящихся на сампане, предстала шеренга знаменных, выстроившихся на дальнем берегу реки и целящихся в них. Роберт понял, что капитан знаменных разгадал его план, и тут раздался залп.

— Назад! — закричал Роберт, видя, что протока слишком узка и они окажутся слишком близко к противнику, чтобы вести бой. Один из людей Чжоу уже получил пулю и упал на дно лодки, крича от боли. Даже сквозь рев команд Шана Роберт разобрал стрекот пулемета Гочкисса и почувствовал дрожание сампана, когда град пуль обрушился на деревянный корпус. Мгновенно судно начало наполняться водой и крениться на один борт. Пули достали еще двоих людей в лодке: один был убит и поплыл по реке вниз лицом.

— Мы тонем! — закричал Шан.

— Гребите к дальнему берегу, — оборвал его Роберт.

Моника выглянула из-под тента:

— Здесь полно воды.

— Ты ранена?

— Нет. Со мной все в порядке.

— Тогда не поднимай голову.

Гочкисс продолжал стучать, а наполненный водой сампан развернулся вокруг своей оси. Его вынесло на стремнину. Чжоу и двое оставшихся в живых его людей укрылись за планширом и храбро отвечали на огонь, но все матросы Шана попрыгали за борт. Они знали: сампан не дойдет до западного берега.

Роберт убрал револьвер в кобуру.

— Покинуть лодку, — приказал он оставшимся. — Плывите к берегу. — Затем наклонился под тент, где Моника, стоя на коленях по бедра в воде, смотрела на него округлившимися глазами. Как ни странно, она не выглядела испуганной. — Нам придется плыть, — предупредил он ее.

— Я не умею плавать. Оставьте меня, мсье, и спасайтесь.

— Живее! — Он схватил ее за руку, и она не успела возразить, как Роберт перемахнул через перила и прыгнул за борт, увлекая ее за собой. Они ударились о воду, подняв столб брызг. Роберт сразу же перевернулся на спину и, держа Монику за плечи, энергично работая ногами, поплыл к берегу, постепенно сносимый течением. Некоторое время сампан заслонял их от знаменных, которые продолжали стрелять по тонущему судну, быстро погружающемуся в воду. Через несколько секунд оно скрылось под водой с булькающим звуком, оставив на поверхности только водоворот; тент оторвался и поплыл вниз по течению.

К этому времени течение уже снесло Роберта ниже позиций знаменных. Но они и без того были заняты теми членами экипажа, которые поплыли к ближнему берегу и были теперь окружены и арестованы. Бедные, они почти неизбежно будут казнены, но Роберт не мог сейчас им ничем помочь: он должен был позаботиться о Монике. Она старалась совсем не шевелиться, в очередной раз полностью вверяя ему свою жизнь несмотря на то, что до сих пор все его усилия обезопасить ее оставались безуспешными. Наконец его ноги коснулись дна, и в следующий момент они уже оказались в кустах, растущих вдоль воды. И очень вовремя, так как их заметили, и вслед им прозвучало несколько выстрелов.

Роберт прикрыл девушку своим телом и прижал ее к земле, любое шевеление могло их выдать. Еще несколько раз выстрелив наугад, знаменные опять обратили все свое внимание на членов экипажа сампана.

— Нам необходимо вскарабкаться на берег, — объяснил он ей. Наверху виднелись деревья и кусты. — Если они тебя заметят, то будут стрелять. Спрячься за деревьями и жди, пока я тебя разыщу. — Он взглянул на нее. — Готова?

— Пожалуйста, не оставляйте меня, — попросила она.

Он улыбнулся.

— Никогда. Давай! — Роберт подтолкнул ее за бедра вверх. Моника достигла вершины склона и, благоразумно не поднимаясь на ноги, быстро перекатилась и исчезла из поля зрения. Он наблюдал, как она скрылась за деревьями. С противоположного берега не отреагировали, там знаменные готовились конвоировать связанных пленных и садились на коней.

Роберт последовал примеру Моники и скатился в кусты позади девушки.

— Несчастные люди, — пожалела она слуг Роберта. — Их всех перебили?

— Скорее всего так. Или скоро перебьют.

— И все из-за меня, — удрученно сказала она.

— Все из-за меня. Они были моими слугами.

— А что станет с нами? — спросила девушка.

— Мы должны попытаться добраться до низовьев Ханьхэ. Сейчас мы не на том берегу обеих рек, текущих к Тяньцзиню, который нам нужен, поэтому давайте раздобудем какую-нибудь лодку. Но до темноты придется сидеть здесь. — Она через листву деревьев взглянула на солнце — еще далеко даже до полудня. — Да, ждать придется долго, — подтвердил он ее наблюдение. — И мы можем немного проголодаться. Первое, что бы я предложил — снять одежду. Я пойду вон туда.

Роберт отполз от девушки на некоторое расстояние, снял рубашку и панталоны, нашел солнечное местечко, где можно было расстелить одежду и согреться самому. Затем он проверил револьвер и патронташ; они, похоже, в порядке — значит, Роберт мог защитить себя и Монику. Пока мог. Многое будет, однако, зависеть от того, станут ли знаменные переправляться через реку у Янцуни, а затем прочесывать западный берег в поисках спасшихся. Но на это уйдет время. Сейчас же...

— Мсье, — услышал он шепот Моники из-за кустов, разделяющих их, — кто-то идет.

Теперь он тоже услышал приближение человека.

— Ложись и не показывайся, — приказал он ей, а сам сел на колено за кустами, спрятал револьвер в кобуру и вместо него достал нож: он не рискнул поднимать шум до тех пор, пока не убедится, что поблизости нет ни «боксеров», ни знаменных.

Роберт услышал шорох за спиной и резко обернулся: обнаженная Моника пробралась к нему сквозь кусты.

— Там! — шепнула она. Девушка совершенно забыла о своей наготе, думая сейчас о нем как о своем отце...

Он сосредоточенно всматривался туда, куда она указала, похоже, там был всего один человек.

— Покажись! — громко приказал он. — Или умрешь.

— Хозяин, — с облегчением произнес Чжоу и встал в полный рост. Тут он увидел девушку и отвел глаза. Он был одет и весь мокрый, но с ранцем.

— Слава Богу, это ты, — облегченно выдохнул Роберт. — Спасся еще кто-нибудь?

— Нет. Они слишком поторопились, и знаменные схватили их всех. Мы теперь беглецы, хозяин. — Он подошел ближе, стараясь не смотреть в сторону Моники, стоящей на коленях.

— Мы попытаемся выйти к реке, как стемнеет, — сообщил ему Роберт. — Что у тебя в ранце? Уж не еда ли?

— Хлеб. Я прихватил его, когда сампан тонул.

— Чжоу, ты герой. — Теперь Роберт взглянул на девушку. — Твоя одежда высохла?

— Нет, мсье. Можно мне что-нибудь поесть?

— Спрячься за кустами.

Она поползла прочь, а он не мог оторвать глаз от прекрасного зрелого тела шестнадцатилетней девушки с полной грудью, сильными лодыжками и бедрами. Роберт вернулся к Чжоу, доставшему из ранца хлеб, который хоть и был мокрым, но вполне съедобным. Отломив половину булки, Роберт перебросил ее девушке, которая, поймав ее, скрылась из виду. Хозяин и слуга ели вместе.

— Мне жаль твоих людей, — сказал Роберт.

— Человек не волен изменить свою судьбу, — заметил Чжоу загадочно. — Каковы ваши планы?

— Река, лодка, канал и Янцзы.

— Жаль, потерял свою винтовку, — сокрушенно вздохнул Чжоу. — И нам потребуется еще еда.

— Да, нам придется нелегко, — произнес Роберт.

Платье их высохло, Моника и Роберт оделись, и все трое собрались в кустах. Продолжался тихий, спокойный день. Роберт думал о бедном старом Шане, верой и правдой служившим дому так много лет; он вспомнил их первое совместное плавание по Великому каналу.

— Что будет между вами и женой? — неожиданно спросила Моника.

— Все зависит от того, чем закончится наши приключения.

— Но вы захотите воссоединиться с ней, если будет возможно? — продолжила она.

Роберт взглянул на нее, но девушка не отвела глаз.

— Ты не хочешь вернуться в Бельгию домой к дядям? — поинтересовался он.

— Лучше я останусь здесь. С вами.

— С женатым мужчиной, скрывающимся от правосудия, и достаточно старым, годящимся тебе в отцы?

— С мужчиной, который трижды спас мою жизнь и который добр ко мне.

— Ты отчаянная девушка, Моника.

— Просто времена отчаянные, мсье.

Он страстно хотел ее. Для него стало грандиозным откровением осознание того, что он никогда не любил европейскую женщину, мало того, всего несколько минут назад впервые в жизни увидел европейскую женщину обнаженной. И ему понравилось то, что он увидел. Если дело дойдет до близости с Моникой, он, в сущности, будет девственником вновь, по крайней мере, для самого себя. А Моника никогда никого не любила, но почему-то предполагала, что если у них дело дойдет до секса, то Роберт будет вести себя как настоящий китаец. Без сомнения, она слышала достаточно о «непристойности» секса с китайцем — от похотливых европейцев.

Но взять ее просто потому, что они оба этого хотели, было бы преступным, ведь ее желание вырастало из такого страшного стечения обстоятельств, где превыше всего, как ему казалось, было предчувствие, что завтра для нее может не наступить, а его порыв — чистой воды половое влечение.

Тем не менее он не сомневался: это случится.

После полудня они услышали голоса. Чжоу сползал на край рощи и вернулся доложить.

— «Боксеры», — сказал он. — Маленькая группа — семь человек. И у них две лошади.

Роберт с силой потер щеку:

— Сколько отсюда до Янцуни?

— Я думаю, миль сорок.

Роберт кивнул:

— Тогда они вряд ли смогут добраться туда сегодня. Они остановятся на ночевку и будут ужинать.

Чжоу с сомнением покачал головой:

— Одолеть семерых? Но у нас нет даже винтовки.

— Зато есть ножи и мой револьвер. А у них ты видел огнестрельное оружие?

— Да, видел ружье.

— Будем надеяться, что оно у них единственное, потому именно им прежде всего и займемся. У нас есть преимущество — внезапность.

Моника прервала беседу мужчин:

— Вы собираетесь напасть на них?

Роберт кивнул:

— Нам нужны их лошади, нам нужно их оружие и нам нужна их еда.

— Вы собираетесь убить их?

— Да. Как ни жаль, Моника, но у нас нет выбора. Если «боксеры» схватят нас, нам не жить. И если хоть один из них убежит, они поднимут всю округу против нас.

Моника закусила губу, выглядя при этом крайне привлекательно.

Они выступили в сумерках. По следам лошадей было легко ориентироваться, и к тому же «боксеры» пользовались торными тропами. Единственно, чего опасался Роберт, это встречи повстанцев со своими соратниками. Но когда около полуночи они увидели огонь костра, стало ясно, что численность преследуемой группы осталась прежней.

— Оставайся здесь, — предупредил Роберт Монику. — К сожалению, ничего не могу тебе предложить для самозащиты. Револьвер нужен мне самому.

— Я понимаю. — Она села, подогнув ноги. Если с ним и Чжоу что-нибудь случится, то судьба ее станет кошмарной. Однако у них еще была пока надежда выжить.

Роберт и Чжоу подползли к стоянке «боксеров» на пятьдесят футов. Лошади были привязаны по ту сторону костра. Шестеро спали, завернувшись в одеяло. Седьмой охранял, но по тому, как склонилась его голова, было ясно, что он наполовину спал; ружье лежало возле его ног. «Боксеры» никак не ожидали встретить противника в такой глуши и знали, что простое население их слишком боится, чтобы напасть.

— Ты готов? — спросил Роберт Чжоу. — Все нужно сделать быстро и тихо.

Чжоу кивнул.

— Ну... С Богом!

Он дал Чжоу свой нож. Китаец вскочил на ноги и побежал вперед, Роберт рядом с ним. Почуяв их, лошади тихо заржали. Часовой встрепенулся, огляделся по сторонам и потянулся за ружьем. Но Роберт уже взял его на мушку и спустил курок. Грохот выстрела переполошил остальных «боксеров», но часовой упал без звука. Чжоу на бегу подхватил ружье убитого прежде, чем спавшие окончательно проснулись.

Роберт теперь направлял револьвер на лежащих, тщательно прицеливаясь: каждый выстрел должен найти свою жертву. Он застрелил двоих до того, как остальные четверо успели подняться на ноги. В этот момент Чжоу успел поднять ружье и первым же выстрелом сразил еще одного. Роберт уложил пятого. Двое оставшихся и не пытались скрыться. Выхватив мечи, они ринулись в атаку — один на Чжоу, другой — на Роберта. И оба упали, не добежав до цели. Выстрелы отдались эхом в ночи, и наступила тишина. Костер продолжал гореть. Лошади бились, обеспокоенные стрельбой. А семь человек лежали на земле. Сразу были убиты не все, и Чжоу ходил среди лежащих, перерезая горло живым.

«Как же легко совершить убийство», — подумал Роберт. Не самым красивым образом, но Хелен была частично отомщена. Он услышал шаги и резко обернулся, хватаясь за патронташ, чтобы перезарядить револьвер. Но это была Моника.

— Я велел тебе ждать моего прихода, — упрекнул он девушку.

Она подошла к нему и взглянула на «боксеров»:

— Они все мертвы?

— Да.

Чжоу обыскивал тела и, судя по звону монет, пересыпал деньги из их кошелей в один.

— Здесь два ружья, — сказал он. — И два патронташа.

— Дайте мне одно, — попросила Моника.

Чжоу взглянул на Роберта, тот согласно кивнул. Девушка повесила на плечо ружье и патронташ.

— Как с едой?

— Остатки ужина в этом котле и мешок проросшей фасоли с сырым мясом.

Роберт понюхал мясо: с душком, но съедобное.

— Я так голодна, призналась Моника.

— Да, но мы не можем задерживаться здесь. Вдруг кто-то услышал выстрелы.

Они оседлали лошадей, собрали все, что могло пригодиться, и тронулись в путь: Чжоу на одной лошади с сумками, Роберт — на другой. Моника сидела у него за спиной, обнимая его за талию.

— Я думаю, ты убил многих людей, — промурлыкала она, положив голову ему на плечо.

— Я солдат с шестнадцати лет. Или, по крайней мере, боевой моряк.

— Теперь и я в шестнадцать лет стала солдатом, — заметила она.

— Но ты еще никого не убила. Постарайся, чтобы так и осталось. — Тут он вспомнил, что в свои шестнадцать он тоже еще не убил ни одного человека. У нее еще было время.

Они поскакали от разгромленного лагеря на запад. По сути дела, это было не то направление, что было им нужно, однако они хотели сбросить преследователей со своего следа, хотя бы до того времени, когда они выйдут на нужную им дорогу. Проехав около трех часов, Роберт объявил привал в небольшой низине, где можно было укрыться от глаз случайных прохожих. Чжоу спутал лошадей и разжег костерок; они поели и почувствовали себя значительно лучше. В низине оказалась даже лужа с глинистой водой, и им удалось кое-как напиться и напоить лошадей.

— Сколько еще времени до рассвета, как ты считаешь? — спросил Роберт Чжоу.

— Не так уж много. Воздух остыл.

— А мы точно не знаем, где находимся. Отдохнем до восхода солнца и двинемся к реке.

Чжоу усмехнулся:

— Чтобы стать пиратами и грабителями, правда, по необходимости.

— Да, по необходимости, — согласился Роберт.

Роберт завернулся в одеяло, которое они прихватили у «боксеров», и лег. Но не спал. Он ждал, и через несколько минут Моника пришла к нему.

Она принесла два одеяла и одно из них расстелила на земле с ловкостью хорошей жены. Был не тот момент, чтобы спрашивать, отдает ли она себе отчет в том, что делает. Роберт, конечно же, убивал людей и раньше, но никогда не делал это столь бесчеловечно. Его рассудок и тело разрывались от противоречивых чувств радости и вины, переполнявших его одновременно, а также от странного чувства удовлетворения, что он повел себя столь жестоко, как поступал его легендарный прадед. То, что девушка должна прийти к нему, виделось как заслуженная награда победителю. А то, что она сама захотела прийти, превратило их встречу в полный восторг.

Девушка с радостью пришла обнаженной в его объятия, чтобы целовать его, прижиматься к нему, забывая о своих страхах и одиночестве в его сильных руках. Она страстно желала принадлежать ему, ощущать его руки на своей груди, на ягодицах, между ног, соединиться устами и почувствовать волнение языка. Моника имела полное представление о половых отношениях, хотя и была девственницей. Роберт взял ее так, как любой европеец сделал бы это в первый для нее раз, и надеялся, что она нашла это утешительным. Она была просто сокровище: крепость ее мышц, лежащих под мягкостью кожи, ее длинные стройные ноги, шелковистость волос были новыми для него. Ведь до этого он знал тела только китайских женщин.

— Я никогда тебя не отпущу, — сказал он ей, — ты будешь всегда рядом со мной.

— Всегда, — прошептала она, прижимая его к себе.

Они достигли реки, когда начало смеркаться, не замеченные ни одним «боксером», которые, как они поняли, стягивали силы для штурма Тяньцзиня. Действия боевиков, как уже стало привычным, не вызывали никаких препятствий со стороны знаменных. Что же касается знаменных, то они, похоже, решили, что Баррингтон утонул в реке; не было даже следов каких- либо поисковых отрядов.

Достигнув берегов Ханьхэ, беглецы на самом деле превратились в пиратов. Хорошо вооруженным, им было несложно «уговорить» хозяина и экипаж сампана быстренько устремить свое судно вниз по реке; взамен они оставили лошадей. С берегов по ним время от времени стреляли, и не успели они отплыть слишком далеко, как поняли, что справа по ним стреляют из современных винтовок, и стрелков гораздо больше, чем могли бы иметь «боксеры». Роберт сразу вывесил белую блузку как флаг и приблизился к берегу. Стрельба прекратилась, и вскоре они оказались в руках роты японских морских пехотинцев — авангарда, высланного из Тяньцзиня.

— Баррингтон, — узнал его японский капитан, говоривший по-китайски. — Слышал о вас.

— Мы бежим из Пекина, — объяснил Роберт.

Капитан ничего не ответил, хотя он, без сомнения, знал, что Роберт Баррингтон был одним из военачальников Цыси, и отправил их с конвоем дальше по реке. Тем же вечером Роберт оказался в военном лагере за пределами города; где развевались флаги десятка государств и сновали солдаты и морские пехотинцы всех национальностей. В Тяньцзине по всем признакам недавно шли бои. И Роберту сказали, что город обороняли «боксеры», и варвары взяли его штурмом; повсюду можно было видеть обгорелые дома и смердящие трупы.

Роберта привели к генерал-майору Газели — степенному лысому человеку с роскошными усами.

— Роберт Баррингтон, — отметил вслух Газели. — Ваше имя мне знакомо, сэр. Вы — глава Дома Баррингтонов.

— Совершенно верно, — согласился Роберт. — Итак, генерал, я нуждаюсь в вашей помощи, чтобы вернуться в Шанхай и заняться своими прямыми обязанностями.

— Меня проинформировали, что с вами следует молодая женщина.

— Она бельгийка... бежала со мной из Пекина.

— Можно спросить, сколько ей лет?

— Шестнадцать, насколько я знаю.

— И вы дали ей ружье? Вот как, господин Баррингтон! А где ее родители?

Роберт почувствовал, что начинает испытывать неприязнь к генералу.

— Ее родителей убили «боксеры».

— От которых вы ее спасли? Поистине героический поступок, — заметил генерал. — Вы говорите, что прибыли из Пекина. Расскажите об обстановке там.

— Обстановка отчаянная для представительств. Некоторые из них уже разгромлены. Сотрудники и охрана различных государств укрылись в здании британского представительства. Но я очень сомневаюсь, что они смогут долго продержаться.

— Несколько сотен человек против всей китайской армии? Согласен с вами, вряд ли им это удастся.

— Насколько я знаю, — попытался восстановить справедливость Роберт, — Знаменная армия не участвует в осаде представительств.

— И вы знаете это, потому что служите в ней, не так ли?

— Нет, генерал, я — не знаменный.

— Вы будете отрицать, что относитесь к ближайшему кругу советников вдовствующей императрицы?

— Я бы хотел быть среди них. Но мне только однажды пришлось служить офицером китайского военного флота.

— Баррингтон, каждый знает, что вы изменник, находящийся на службе маньчжуров, и вся ваша семья служит им вот уже сто лет.

— Генерал, я не понимаю, что вы пытаетесь доказать. Да, моя семья служит маньчжурам сто лет. Это не значит, что я должен беспрекословно одобрять все, что они делают. Я выступал против поддержки «боксеров» и за это был посажен под арест в Пекине. Бежав из-под ареста, я направляюсь в Шанхай. Любая ваша помощь мне будет высоко оценена.

— Вы ожидаете, что я поверю в это?

— Вам виднее, но это правда. Как правда и то, что представительства падут очень скоро. Я бы вам посоветовал обговорить безопасный вывод их обитателей с Цзунлиямэнь как можно скорее.

— Ага! — обрадовался Газели. —Теперь понятно. Вас прислали вести переговоры о капитуляции.

Роберт был ошарашен:

— Разве я похож на посла, генерал?

— Коварству этих желтых дьяволов нет конца, — заявил Газели. — Они прекрасно знают, что мы никогда не пойдем на переговоры. И речи об этом быть не может после того, как они расстреляли колонну несчастного Сеймура. Поэтому они послали вас под видом беглеца предупредить нас о грядущей резне в Пекине, если мы не согласимся с их условиями. О да, я все понял. Итак, ничего не выйдет, Баррингтон. Вам, может быть, интересно узнать, что мы собрали в Тяньцзине армию в пятнадцать тысяч человек. Задействованы все государства, имеющие представительства в Пекине. Мы выступаем завтра. На этот раз мы решительно намерены покончить с этими дьяволами и с величайшим дьяволом среди них — Цыси. Она будет висеть на самом высоком дереве в Запретном городе. Что вы думаете по этому поводу?

— Я думаю, что вы собираетесь совершенно напрасно пожертвовать многими человеческими жизнями, генерал Газели. Вы сможете дойти с боями до Пекина. Но вы никак не сможете прийти туда вовремя, чтобы спасти представительства. Тогда кровь семисот европейцев будет на вашей совести. Я описал вам обстановку: Если вы собираетесь упорствовать в бредовых планах, то мне не хочется в них участвовать. Я направляюсь в Шанхай — с вашей помощью или без нее. Всего доброго, генерал.

Он поднялся и увидел направленный на себя револьвер, который Газели достал из ящика стола.

— Никуда вы не направитесь, Баррингтон, разве что в камеру, — сказал генерал. — Насколько я могу судить, вы виновны не меньше любого маньчжурского мандарина. До тех пор пока мы не возьмем Пекин, я вас задерживаю, и если хоть один европеец в представительствах будет убит, вы окажетесь на эшафоте рядом со своей хозяйкой. Конвой!

Для Роберта все случилось так неожиданно, что он не успел никак среагировать. Но в любом случае сделать он мог бы очень мало, так как комната немедленно наполнилась вооруженными людьми, и через несколько секунд он очутился во вновь отстроенной тюрьме, предназначавшейся для провинившихся солдат. Его поместили в отдельную камеру, но на просьбу передать записку Чжоу комендант тюрьмы капитан Листер ответил отказом.

— Арестованным не разрешается общаться с противником, — подчеркнул Листер. — Тем более что этот негодяй скрылся. Он бежал, когда услышал о вашем аресте.

— С мадемуазель Карреманс? — с надеждой спросил Роберт.

— Нет, к счастью, мадемуазель Карреманс передали на попечение бельгийскому персоналу до тех пор, пока будет организована ее репатриация.

— Хотя бы позвольте послать записку ей, — попросил Роберт.

— Думаю, вам лучше забыть об этой молодой даме, Баррингтон, — предупредил Листер. — Вероятно, среди обвинений, выдвинутых против вас, будут и обвинения в похищении несовершеннолетней и изнасиловании.

— Вы серьезно надеетесь, что мадемуазель Карреманс подтвердит эти обвинения?

Листер ухмыльнулся:

— Возможно, и нет. Она имела смелость угрожать нам винтовкой. Но ее разоружили...

— Если она пострадала...

— Не в вашем положении выступать с угрозами, Баррингтон. Для вас не важно, захочет или нет молодая дама выдвинуть обвинения: она явно повредилась в рассудке.

Роберт понял, что в данной ситуации ему не стоило обижаться.

— Ну хоть своей семье-то я могу написать? — задал он вопрос. — Господи, капитан, я основной торговец Китая. Неужели вы и правда считаете, что со мной можно обращаться как с обычным преступником?

— Для нас вы то, что вы есть, — ответил Листер и закрыл дверь.

— Ты говоришь, Баррингтон мертв? — спросила Цыси низким голосом.

— Боюсь, что это так, ваше величество, — ответил Чжан Цзинь. — Его сампан затонул в реке, и тела его среди подобранных не было. Так же, — добавил он с долей удовлетворения, — как и тела его любовницы.

— Баррингтон, — пробормотала она. — Я не хотела, чтобы это случилось. Как все произошло, Цзинь?

— Мне так же жаль его, как и вам, ваше величество. Но факт остается фактом — он предал династию. Он предал всех нас, даже мою несчастную дочь... — Евнух сделал паузу, так как ему показалось, что Цыси не слушает. — Если вашему величеству будет угодно вникнуть в ситуацию... — Цыси обернулась к нему. — Армия варваров вышла из Тяньцзиня, ваше величество, и приближается.

Цыси посмотрела на Жунлу:

— Это правда?

— Похоже, что так, ваше величество.

— Их пятнадцать тысяч человек, ваше величество, — добавил Чжан Цзинь.

Цыси сверкнула глазами на Жунлу:

— Почему это дело не было закончено несколько недель назад?

Жунлу переминался с ноги на ногу:

— Они сопротивляются очень упорно, ваше величество.

— А как же артиллерия? Представительства должны были лежать в руинах к настоящему моменту.

Жунлу пришел в еще большее замешательство:

— Пушки некуда ставить, ваше величество. Кругом дома, узкие улочки... Невозможно как следует целиться.

— Ну вот, теперь мы имеем дело с полномасштабной войной. Надо кончать, Жунлу. Эти варвары, засевшие в представительствах, должны быть разгромлены. Всех убить до одного. Когда спасать уже будет некого, армия варваров повернет назад.

Джеймс Баррингтон поднял глаза от доклада, который Адриан положил на стол перед ним. Джеймсу было семьдесят, но выглядел он старше. Известие о смерти Хелен и о том, как она ее приняла, как будто добавили еще десять лет к прожитой им жизни, которая так и не наладилась после смерти Люси.

— Что с нами происходит, Адриан? Моя семья погибает.

— Если бы ты знал, отец, как мне жаль. Я... Я только могу попытаться занять его место.

— Я знаю, ты, мой мальчик, сможешь. — Джеймс с трудом поднялся на ноги. — Мне нужно сходить на кладбище. Ты пойдешь со мной?

— Там разгружают товары, отец. Мне необходимо присутствовать. — Он ухмыльнулся. — Жизнь и работа должны продолжаться.

— Разумеется, мой мальчик, разумеется. Слаба Богу за то, что ты здесь.

Адриан стоял у окна и наблюдал, как его отец спустился по ступенькам и вышел в сад; могила Люси находилась за ивовой рощей. Там же хотел быть похороненным отец. Адриану не терпелось узнать, где похоронен Роберт, если он вообще похоронен.

Он вышел из кабинета отца и направился в апартаменты Виктории. Слуги кланялись ему. Хозяин Адриан был очень редким гостем в доме отца; и его ранний приход означал, что случилось нечто очень важное, хотя они еще не знали, что именно.

— Мисс Виктория еще не одета, — запротестовала няня, когда он вошел на половину сестры.

— Все еще в постели?

— Нет, нет, хозяин. Она завтракает. — Она выглядела так, будто хотела остановить его, но не осмелилась.

Он прошел мимо нее и вышел на веранду, где Виктория в утреннем халате сидела перед подносом с завтраком. Апартаменты сестры располагались в фасадной части дома с окнами, выходящими на реку, поэтому она не могла видеть, как отец шел на могилу жены.

Заметив брата, она нахмурилась:

— Что привело тебя сюда в такую рань?

Он сел напротив нее и щелкнул пальцами. Служанка, стоящая у двери, торопливо принесла чистую чашку и налила кофе.

— У тебя отвратительная привычка обращаться со всеми и вся, как со своей собственностью, — заметила Виктория, жуя тост.

— Так оно и есть, — спокойно сказал Адриан. — Или, во всяком случае, скоро будет. Я только что получил сообщение от нашего агента в Пекине. Роберт мертв. — Виктория вскинула голову, недоеденный кусок выпал из ее пальцев. — Боюсь, что это правда, — мягко сказал Адриан. — Я сообщил отцу. Он очень расстроился. — Виктория уставилась на него, как на змею. — Так же, как и ты, я бы сказал. — Адриан допил свой кофе и встал. — Оставляю тебя наедине с твоим горем. Когда оправишься немного, нам нужно будет поговорить. В конце концов, мы последние оставшиеся Баррингтоны, ты и я... да еще этот твой ублюдок.

— Если ты тронешь Мартина...

— Я не дотронусь до него и десятифутовой оглоблей. Но, Вики... — Он остановился у ее стула и позволил себе задержать руку на ее плече, почувствовав, как напряглось ее тело под его пальцами. — Когда отец умрет, а я твердо уверен, что этого не так уж долго ждать, я намерен вести дела Дома по-своему. — Он оскалился в натянутой улыбке. — Мне может потребоваться твоя помощь. И я могу даже потребовать ее. Запомни это как следует.

Выйдя с веранды, он услышал за спиной звон разбиваемой посуды.

Звуки стрельбы в районе представительств были слышны в любом уголке Пекина, даже в самых отдаленных местах Запретного города. Все разговоры велись только об этом. Даже дамы двора, всю свою жизнь отрезанные от событий внешнего мира, старались быть в курсе происходящих событий. Слухи ходили самые противоречивые: то о капитуляции сэра Клода Макдоналда, то о возобновлении стрельбы.

Цыси делала вид, что происходящее в городе ее не касается, тем не менее озабоченность не покидала ее. Она чувствовала, что проиграла. Она понадеялась на местных китайцев, думала, что все сделают за нее, но они были безвольной толпой. Положение усугубилось тем, что маньчжуры не захотели поддержать ее. Даже преданный Жунлу, друг и любовник с времен ее девичества, надежная опора в старости, что-то выжидал. Цыси не сомневалась: если бы он взял командование на себя и собрал всю артиллерию в столице, то представительства варваров разлетелись бы в прах за считанные дни. Но, соглашаясь с ней во всем в ее присутствии, он не мог заставить себя приказать своему отряду Пекинского полевого войска, всем маньчжурским знаменным воевать бок о бок с «боксерским сбродом». Он не мог убедить даже самого себя в возможности одолеть варваров; как только изгоняли одних, тотчас появлялись другие, еще более воинственные и алчные.

Жунлу заслуживал того, чтобы отрубить ему голову. В молодости она бы казнила его за измену. Но теперь, когда Баррингтон мертв, он остался последним человеком в Китае, кому она могла полностью доверять. Но даже Баррингтон не соглашался с ней из-за «боксеров».

Она была в ярости. Заставлять служанок лупить друг друга уже надоело. Иногда, когда эмоции требовали выхода, она била их сама. А теперь она слышала новые звуки стрельбы, постепенно становящиеся все громче... с востока.

Она сидела в саду у мольберта, делая вид, что рисует, но не добавив на холсте ни мазка. Дамы сгрудились как всегда у нее за спиной, собачки тявкали, Кто-то шел по мосту и, конечно, это Чжан Цзинь. Больше некому. Он встал рядом с ней, трепеща и потея.

— Говори.

— Варвары приближаются к городу, ваше величество. «Боксеры» перед ними разбежались.

Цыси обернулась:

— А что генерал Нием и мои знаменные?

— Они тоже разбежались, ваше величество.

— Жунлу?

— Генерал остался в городе и будет оборонять его, ваше величество. Но он говорит, что не может отвечать за вашу безопасность. Он советует вам покинуть Пекин и уехать на север, в Жэхэ. Но я с ним не согласен, ваше величество. Я думаю, варвары последуют за вами и в Жэхэ, да к тому же это еще и слишком близко к Корее и японцам. По-моему, вам следует отправиться на запад через Великую стену в провинцию Шэньси. Туда они за вами не пойдут.

— Потому что Шэньси — пустыня, — заключала Цыси.

— Вы найдете там надежное убежище, ваше величество, до тех пор, пока варвары не уйдут опять.

— Если только они когда-нибудь это сделают, — резюмировала Цыси.

Напряжение Чжан Цзиня значительно спало от того, что она восприняла известия так спокойно.

— Мы должны надеяться, ваше величество.

— Меня предали, — произнесла Цыси, и Чжан Цзинь понял, что рано успокоился. — Вокруг меня одни трусы и предатели. — Она поднялась с табурета и взглянула на своих дам. — Ну, вы слышали. Идите и соберите наши вещи. Мы должны покинуть это место. Поторопитесь.

Дамы стайкой пересекли мост, переговариваясь. Громче залаяли собачки.

— Император... — отважился напомнить о себе Чжан Цзинь.

— О, он должен поехать с нами. Стоит ему попасть в руки варваров и он отдаст им все, что те пожелают.

— Я позабочусь о нем, — сказал Чжан Цзинь.

— Ни о чем ты больше не позаботишься, — оборвала его Цыси. — Ты, — она ткнула пальцем в одного из ожидающих евнухов, — иди к его величеству и сообщи, что мы покидаем Пекин через час. Ты... — Она указала на другого. — Вызови генерала Жунлу ко мне сюда.

— Ваше величество, не отчаивайтесь, — заговорил старый евнух. — Разве не пришлось вам и императору Сяньфэну бежать из Пекина в 1861 году только для того, чтобы вернуться сильнее, чем когда-либо? Вы вернулись, ваше величество, как Цыси, как самая властная женщина в мире.

Цыси взглянула на него; к своему ужасу, он увидел, что ее лицо не смягчилось.

— Да, я помню бегство в 1861 году, — сказала она. — И помню, что тебя со мной не было. Ты покинул меня, Чжан Цзинь, потому что боялся за свою голову.

— Я выполнял ваш приказ спасти Джеймса Баррингтона от казни. И сразу вернулся к вам, как только смог.

Цыси скривила губы:

— Ты вернулся ко мне, когда узнал, что я стала вдовствующей императрицей. Если бы я погибла в бурных событиях тех страшных месяцев, ты нашел бы себе другую госпожу. Я знаю, кто ты есть, Чжан Цзинь. Возможно, ты и спас жизнь Джеймсу Баррингтону, но ты дал погибнуть его сыну.

Чжан Цзинь сдался. Когда у нее было такое настроение, бессмысленно что-либо возражать. Оставалось только терпеть и ждать.

— Ваше величество, могу я просить вашего разрешения сходить за своей семьей и присоединиться к вам?

Теперь Цыси указала на него.

— Разве не твой совет привел нас ко всему этому? — спросила она.

— Ваше величество... — Он вновь задрожал.

— Ты советовал мне поддержать этих «боксеров», — все больше распалялась Цыси. — Ты уверял, что варвары покинули Пекин. Ты, Чжан Цзинь.

Чжан Цзинь упал на колени:

— Я советовал то, что считал наилучшим, ваше величество.

— Теперь ты говоришь мне, что самое лучшее для меня — бежать, — продолжала Цыси. — И ты приведешь свою «семью» посмотреть на мой позор? — Она быстрым движением руки указала на остальных евнухов, которые улыбались, глядя на позор самого Чжан Цзиня. — Эта падаль хочет вернуться к своей «семье», — произнесла императрица. — Доставьте его к ним. Но прежде отрубите ему голову.

— Ваше величество! — Чжан Цзинь молитвенно воздел руки. — Имейте милосердие. Разве я не самый старый ваш друг? Ваше величество, все, что я совершил в моей жизни, было проникнуто мыслью о вас. Я ничего не желал, только вашей власти, вашего благополучия, вашего успеха...

— Ты был как жернов на моей шее, — зло бросила ему Цыси. — Потому что я однажды пожалела тебя. Ты что же думаешь, я не знаю, как ты воровал у меня все эти годы? Разве ты не самый богатый евнух в Китае?

— Все это принадлежит вам, ваше величество, — взвыл Чжан Цзинь. — Все ваше. Все, что у меня есть, — ваше.

— Хватит, — оборвала она. — Я не хочу его видеть.

Евнухи окружили Чжан Цзиня и поволокли его, кричащего и вырывающегося прочь.

Дверь камеры распахнулась, на пороге стоял капитан Листер:

— Доброе утро, господин Баррингтон.

Роберт сощурился от резкого света, хотя его раз в сутки и выпускали из камеры на прогулку, но глаза отвыкли от яркости дня. Листера он видел впервые за несколько недель, тех долгих недель, в течение которых он сидел в камере и переживал, наслушавшись дичайших сплетен то о якобы окончательно уничтоженных представительствах, то о полном поражении армии варваров.

— Не выйдете ли наружу? — пригласил Листер.

Роберт настороженно вышел из камеры.

— Вы освобождаете меня?

— Мне приказано отправить вас в Пекин. Вас будет сопровождать конвой.

— Кто прислал за мной? Вдовствующая императрица? — Если так, то ему конец.

— Нет, насколько мне известно, господин Баррингтон, — сказал Листер. — Вам предстоит встретиться с сэром Клодом Макдоналдом.

Листер не мог сказать ничего больше, и Роберту не удалось выяснить ни о судьбе Моники, ни о Чжоу. Он оставался в таком же неведении, как если бы по-прежнему сидел в камере, но тем не менее понял, что колонна достигла Пекина и взяла его штурмом в то время, как, сверхъестественной силой, представительства еще держались. Это и стало причиной неожиданной смены отношения к нему в лучшую сторону. Ему позволили принять ванну, предложили приличную еду и напитки и выдали новую одежду китайского образца. Затем он отплыл на сампане в сопровождении британских солдат в столицу; железная дорога еще не была восстановлена.

Не оставалось сомнений, что варвары овладели провинцией Чжили. В каждом городе стояли гарнизоны силой до полка, как правило, японцев, а берега канала постоянно патрулировали индийские уланы, в то время как сампаны, укомплектованные британскими моряками и с пулеметами на борту, курсировали вниз и вверх по обеим великим рекам и по каналу.

Роберту не о чем было разговаривать с конвоем. Он размышлял о многом и в первую очередь о Монике, но он ничего не мог предпринять до тех пор, пока не узнает, что хочет от него Макдоналд и какое ближайшее будущее ожидает его.

Степень разрушения района представительств была настолько значительной, что Роберт диву давался, как его защитники смогли продержаться до прихода колонны союзников. Солдаты все еще разбирали завалы в поисках трупов, продолжалась эвакуация женщин и детей, и мало кто обратил внимания на высокого мужчину в китайском халате и панталонах. Не было видно ни одного маньчжурского солдата, людей вообще встречалось очень мало; все это резко контрастировало с обычно многолюдными улицами огромного города. Многие китайские дома, даже вдалеке от района представительств, носили следы разграбления, и Роберт предположил, что солдаты варваров добрались даже до Запретного города и разграбили его.

Сэр Клод Макдоналд принял его в том же кабинете, что и несколько месяцев назад, однако теперь стены комнаты были испещрены следами от пуль. Но британский чиновник выглядел как всегда щеголеватым.

— Из нас двоих в предсказании будущего правы оказались вы.

— Но, похоже, и ваше решение остаться здесь было оправданным, — предположил Роберт. — Или нет?

Макдоналд указал ему на кресло.

— Если вы имеете в виду, был ли я прав, выполняя приказ, то, разумеется, был. Что же до того, стоило ли положить ради этого столько людей... — Он вздохнул. — Однако вам лучше спросить тех, кто стоит надо мной.

— Какова же все-таки цена?

— Шестьдесят два человека погибли, обороняя эти представительства.

— А замученные миссионеры? А китайские новообращенные?

— Я не могу дать вам таких цифр, но думаю, они значительны. Однако не забывайте, что эти зверства неминуемо произошли бы, даже если бы мы покинули Пекин в июне.

— Возможно, тогда вы не оказались бы здесь в числе первых, — предположил Роберт.

Макдоналд несколько секунд смотрел на Роберта, затем сказал:

— И все-таки мы здесь, господин Баррингтон, и намерены здесь остаться. И потребуем соответствующих наказаний за совершенное насилие. Однако смещать династию или вмешиваться во внутреннее дела Китая не входит в наши планы. Вероятно, вы знаете, что вдовствующая императрица вместе с императором бежали из города? Мы хотим их возвращения.

— Вы на самом деле считаете, что Цыси сдастся в руки вашего правосудия?

— Ни о чем подобном речи не идет. Мы хотим, чтобы Цыси восстановила свои полномочия и продолжила править страной. О, как я сказал, мы безусловно намерены требовать наказания виновных в случившемся, кое-чьи головы должны слететь. Будет наложена определенная контрибуция. Однако меня проинформировали, что истинный подстрекатель всего случившегося, старший евнух Чжан Цзинь, уже казнен.

— Чжан Цзинь? — Роберт выпрямился.

— Да. Мне кажется, вы знали этого приятеля?

— Он был моим тестем.

— Вашим... — Макдоналд несколько секунд переваривал новость. — Тогда примите мое сочувствие. Я понятия не имел. — Неожиданно он смутился: — Ваша жена, его дочь... она в Шанхае?

— Нет, — ответил Роберт. — Она оставалась со своей семьей здесь, в Пекине. Она, наверное, очень расстроена. С вашего позволения, сэр Клод, я бы хотел ее увидеть.

— Ах... — Макдоналд достал носовой платок и промокнул лоб. — Ее звали Чжан Су?

— Да. — Роберт помрачнел. — Что случилось?

— Боюсь, у меня для вас очень плохое известие, Баррингтон. Чжан Цзиня доставили в его дом по приказу вдовствующей императрицы и там обезглавили. Его жена а дочери, оставленные наедине с телом, повесились. — Его плечи опустились. — Мне крайне жаль, но все так и было.

«Бедная Чжан Су», — подумал Роберт. Он давно ее разлюбил, но она всегда была для него доброй и верной женой. И любящей матерью для Мартина. Следовало взять ее с собой, даже силой. Но кто знает, не покончила бы она с собой все равно, узнав о смерти Чжан Цзиня?

Эх, Чжан Цзинь! Чжан Цзинь, выживший во стольких передрягах и всегда остававшийся на своем месте у плеча хозяйки. Он старался контролировать ее, держал под своим влиянием, обладая способностью удовлетворять ее эмоционально, по крайней мере время от времени, причем зная все это время, что его жизнь зависит от ее настроения. И Старый Будда покончила все-таки с ним.

— Я считаю, это создает определенные трудности для наших дел, — сказал Макдоналд.

— Каких дел?

— Итак... как я уже говорил, мы не стремимся свергнуть династию. Небеса нам этого не позволяют. Мы не хотим хаоса. Очень важно, чтобы император или хотя бы вдовствующая императрица вернулись в Пекин и возобновили правление. Трудность в том, что она боится за свою жизнь и отказывается принять наших посланников в своей пустынной цитадели. Пытаясь решить эту головоломную задачу, я нашел только один выход. Просить о содействии вас. Вы британец, Баррингтон, но служите маньчжурам. Кроме того, я знаю, что вы не поддерживали их в их попытке использовать «боксеров» для изгнания иностранцев из Китая. И еще я знаю, что вы наперсник вдовствующей императрицы, возможно, единственный некитаец в мире, кого она послушает. И я глубоко убежден, что вы хотите мира и стабильности в этой огромной стране не меньше других. Но если она казнила вашего тестя...

— Следует учесть и такую деталь, что я был арестован императрицей за несогласие с ней по поводу «боксеров» и бежал, а сбежав, немедленно был арестован британцами как сподвижник Цинов.

Макдоналд покрутил ус.

— Мы живем в запутанном мире. Но... быть может, несмотря ни на что вы возьмете на себя эту миссию?

— Она может стоить мне головы. У Цыси долгая память на тех, кого она считает своим недругом или предателем.

— Вы поедете в качестве аккредитованного посла Британии, разумеется.

— И вы думаете, для Цыси это будет иметь цену больше, чем в полпенни? — Но Роберт знал, что ехать придется. Он обязан, что бы с ним ни случилось, думать о Доме Баррингтонов и его процветании. А что до Чжан Цзиня и Чжан Су, а также У Лай, то евнух, без сомнения, был виноват как никто другой в подстрекательстве Цыси поддерживать «боксеров». К тому же Китай — самое прагматическое общество в мире: только завтра имеет значение. И как раз появилась возможность устроить свое завтра.

— Я принимаю ваше поручение, сэр Клод.

— Вы принимаете? О, прекрасно, старина. Вы не пожалеете, я обещаю. Правительство ее величества не забывает своих друзей.

— Я уверен в этом, — грустно согласился Роберт. — Однако у меня есть условия. Вернее, одно условие.

— Назовите его.

— Когда я покинул Пекин, со мной была девушка, бельгийка по имени Моника Карреманс. Ее родителей убили «боксеры». Она оставалась со мной, пока мы не приплыли в Тяньцзинь, но затем нас разлучили ваши люди.

— Как я понимаю, это та молодая леди, что вы силой увели из бельгийского представительства накануне осады.

— Я увел ее, поскольку она сама меня об этом попросила, сэр Клод.

— Тем не менее, господин Баррингтон, побойтесь Бога, шестнадцатилетняя девушка... По всему видно, вы слишком долго жили в Китае.

— Я прожил в Китае всю свою жизнь, сэр Клод, поэтому вы и считаете, что я могу быть вам полезен. И мне бы хотелось, чтобы молодую леди разыскали.

— Молодая леди цела и невредима, она в Тяньцзине, Баррингтон, и вернется в Бельгию, как только представится подходящий случай. Задержка за тем, чтобы найти пожилую даму для ее сопровождения.

— Она не поедет в Бельгию. Я требую, чтобы к моему возвращению она была здесь. Если же я не вернусь, пусть ее отправят в Дом Баррингтонов в Шанхае. Я напишу письмо моему брату, который в мое отсутствие является хозяином Дома, и моей сестре, чтобы они позаботились о ней.

— Мой друг...

— Дом Баррингтонов позаботится о ее будущем и в определенное время подыщет подходящую пару для замужества, — продолжил Роберт.

— Хорошо. — Макдоналд несколько смягчился, затем вскинул голову. — Но если вы вернетесь...

— Я намерен сам жениться на ней.

— Сомневаюсь, что могу пойти на это. Ваше требование не лезет ни в какие ворота.

Роберт улыбнулся:

— Так же, как и ваше, сэр Клод. Единственно почему вы хотите вернуть Цыси к делам, это потому, что только при ней удастся избежать нескончаемой партизанской войны и собрать контрибуцию, надеюсь, вы не станете это отрицать? Но я оставлю вам лазейку. Вы можете спросить мадемуазель Карреманс, хочет ли она выйти за меня замуж. Если она ответит «нет», можете отправить ее в Бельгию.

— Я готов признать, что вы вскружили девочке голову. Но это к слову. Вы осознаете, что могут возникнуть международные осложнения?

— Международные осложнения — ваша забота, сэр Клод. Результаты — моя. Вы отвечаете мне «да» или «нет»?

— В моей власти вернуть вас под арест, вы это знаете.

— И тщетно надеяться на контрибуции. И проститься с попытками держать в своих руках Китай. И наблюдать за банкротством Великобритании.

Макдоналд еще несколько раз провел рукой по усам.

— Я согласен, хотя все во мне протестует. И я хочу, чтобы вы знали: ваше поведение не согласуется с моим представлением об английском джентльмене.

— Знаю, — парировал Роберт. — Видите ли, мне не пришлось учиться в Итонском колледже. Я отправляюсь в путь сразу же, как только организую сопровождение. И после посещения могилы жены.

— Баррингтон, — произнесла Цыси, — Мне сообщили, что ты мертв.

«Вот оно, падшее величие», — подумал Роберт. В свое время он много путешествовал по Китаю, но всегда благодаря своему имени и богатству с относительным комфортом. Отрезок пути на запад под тенью Великой стены был самым трудным из всех его путешествий. Он карабкался на горные перевалы среди нависающих вершин, он пересек пустыню. Теперь, когда осень вступила в свои права, его преследовали нескончаемые дожди. Из его первоначальной партии численностью шестнадцать человек двое умерло в пути, пали также четыре лошади. И вот наконец он здесь, в этом захудалом городишке, лицом к лицу с правителем всего Китая.

Цыси была в обычном платье, со скромным гримом на лице, компанию ей составляли только две дамы и четверо евнухов, а также Жунлу. Не было и признака присутствия императора, хотя Роберт знал, что тот сопровождал свою приемную мать. Охранял вдовствующую императрицу отряд Пекинского полевого войска. Полковник этого войска долго и подозрительно разглядывал Баррингтона и даже приказал его обыскать, прежде чем допустить к Цыси. Баррингтон поднялся после церемонии приветствия коутоу:

— Как сказал как-то один знаменитый американец, известия о моей смерти сильно преувеличены.

— Рада в этом убедиться. Даже пусть ты и разозлил меня, но я не желала бы твоей смерти, Баррингтон.

— Чжан Цзинь тоже разозлил вас, ваше величество?

Глаза Цыси сверкнули:

— Он навлек на нас все эти беды. Я знаю, что его дочь — твоя жена. Но он не был ей родным отцом.

— Моя жена тоже мертва, ваше величество. Она не смогла перенести казнь своего отца, даже не родного.

— Ты проделал весь этот путь, чтобы высказать мне свои упреки, Баррингтон? Если так, то тебе лучше уйти.

— Я пришел, чтобы вернуть вас в Пекин, ваше величество

— Ты что, прячешь армию в горах, Баррингтон? Или держишь меня за дуру?

— Я пришел по просьбе британцев, выступающих от имени и других варваров, ваше величество. Китаю нужно правительство. А правительство — это вы.

Цыси улыбнулась:

— Ты хочешь сказать, они признают свое поражение? — Она взглянула на Жунлу. — Разве я не говорила тебе, что они признают поражение?

— Да, ваше величество, говорили. — Жунлу испытующе посмотрела на Роберта, пытаясь угадать правду.

— Они признали поражение, ваше величество, — согласился Баррингтон; его дело — успех миссии и возвращение домой, а не упражнения в семантике. — Однако встал вопрос о контрибуции...

— Сколько на этот раз?

— Они хотят четыреста пятьдесят миллионов таэлей. — Цыси не моргая смотрела на него. — В течение сорока лет, — добавил Роберт. Цыси облегченно, с шумом выдохнула. — С процентами, — закончил он.

— На сорок лет... — презрительно проговорила Цыси. — Мы поручим это дело Харту. Он умеет собирать контрибуции. — Она улыбнулась, — Через сорок лет мы все будем на том свете. Ничего больше?

— Есть список имен девяноста шести чиновников, кого варвары требуют наказать. Он при мне.

Цыси взяла бумагу и пробежала ее глазами.

— Они все виновны, за исключением Жунлу. Я не отдам Жунлу. — Старый генерал вытянулся по стойке смирно. — Он мог бы в течение суток стереть представительства с лица земли, — продолжала Цыси. — Но он не использовал артиллерию. Он говорит, что ты рекомендовал ему это, Баррингтон.

— Это так, ваше величество.

— Тогда его имя должно быть вычеркнуто из списка либо придется тебя внести в него.

— Я посмотрю, что можно будет сделать, ваше величество. Вы вернетесь со мной в Пекин?

— Император будет рад вернуться домой, — ответила Цыси.