XXII ЛЕОНОРА ДЕЙСТВУЕТ

А «славная и любящая» Леонора поспешила в свой особняк, находившийся рядом с Лувром. По дороге Галигаи напряженно размышляла, но лицо ее было непроницаемым.

Оказавшись у себя, Леонора сразу направилась в свою комнату и заперла в заветный ларец, ключ от которого был только у нее, расписку на двести тысяч ливров и футляр с великолепным убором; на само украшение Галигаи даже не взглянула. Через минуту она уже перешла в кабинет, села в кресло и вызвала к себе Роспиньяка.

Барон быстро оправился от ран, полученных в стычке на улице Сен-Дени. Господа де Монреваль и де Шалабр заменили в гвардии Кончини Лонгваля и Роктая, которые, если вы помните, пали от богатырской руки Ландри Кокнара. Итак, покалеченные выздоровели, убитым нашли замену, и отряд маршала вновь обрел прежнюю боеспособность. Люто ненавидя Пардальяна и Вальвера, которые столь основательно их потрепали, все люди Кончини жаждали отомстить обидчикам.

Несмотря на позор, пережитый в Лувре, Роспиньяк не побоялся снова появиться при дворе. Барон подозревал, что над ним будут потешаться. И уже у ворот Лувра он столкнулся с группой молодых сеньоров, которые, едва завидев Роспиньяка, громко расхохотались. Барон подошел к ним и, сняв шляпу, с утонченной вежливостью обратился к юноше, который веселился больше всех:

— Сударь, могу ли я спросить, над кем или над чем вы так смеетесь?

— Я смеюсь, сударь, потому что мне нравится смеяться, вот и все, — высокомерно ответил тот.

— Во-первых, сударь, — продолжал Роспиньяк с прежней учтивостью, — позволю себе заметить, что вы уже не смеетесь… И эти господа тоже почему-то погрустнели… Очень жаль… Мне так хотелось посмеяться вместе с вами… Во-вторых, вы не ответили на вопрос, с которым я имел честь к вам обратиться.

— Вероятно, это потому, что мне не хочется иметь честь объясняться с вами, — бросил молодой человек, презрительно скривив губы.

— Вот и зря, сударь, — ласково проговорил барон. — Ведь я могу подумать, что вы смеялись надо мной.

— Думайте что хотите. Мне все равно, — надменно произнес юноша.

— Да нет, вас это затрагивает самым непосредственным образом, — покачал головой Роспиньяк. — Ведь если вы потешались надо мной, я попрошу вас выйти со мной на набережную… Интересно будет посмотреть, как вы будете хихикать, когда я начну щекотать вас кончиком шпаги.

— Сударь, пока вы не свели счеты с обидчиком, который нанес вам унизительное оскорбление на глазах у всего двора, вы не можете требовать удовлетворения ни у кого другого. Никто не будет с вами драться!

Заявив это, молодой дворянин с величественным видом повернулся на каблуках и пожал плечами.

Он хотел отойти в сторону, но Роспиньяк быстро нахлобучил свою шляпу и схватил насмешника за плечи. Без всякого труда остановив юношу, барон повернул его лицом к себе и спокойно сказал:

— Сударь, вы оскорбили меня. Я считаю, что вы обязаны немедленно обнажить шпагу. Вы принимаете вызов, да или нет?

— Нет, — сухо ответил насмешник, пытаясь освободиться.

— Очень хорошо, — усмехнулся Роспиньяк.

Он мгновенно повернул юношу спиной к себе, слегка подтолкнул и дал обидчику пинка, совершив то же, что Вальвер проделал в тронном зале с самим бароном. Молодой человек взвыл. Но не от боли: Роспиньяк едва коснулся его ногой. Юноша взвыл от гнева и стыда.

— Теперь мы на равных, так что решайте, будете ли вы драться со мной, — насмешливо проговорил Роспиньяк.

— Тысяча чертей, да я вам кишки выпущу! — зарычал оскорбленный дворянин.

Все зашумели и поторопились покинуть двор. Не прошло и двух минут, как прямо под окнами Лувра противники скрестили шпаги. За поединком наблюдали спутники насмешника и несколько зевак.

Юноша оказался хорошим фехтовальщиком. Но он был разъярен, а Роспиньяк сохранял хладнокровие… И все кончилось очень быстро. Барон сделал резкий выпад — и молодой человек рухнул, истекая кровью. Друзья бросились к нему, чтобы помочь…

— Не трудитесь, — холодно заметил Роспиньяк. — я метил в сердце… Уверяю вас: он мертв.

И барон не ошибся: бедняга был убит на месте. Друзья переглянулись, пораженные столь молниеносной развязкой. У них пропало всякое желание потешаться над Роспиньяком. Тем более что тот немедленно дал им понять: это еще не все!

Над ним позволили себе смеяться трое молодых людей. Три молодых человека — красивых, сильных и богатых; у них была впереди долгая счастливая жизнь. Но один уже лежал бездыханный на плитах набережной. А барон обратился к двум другим:

— Господа, вы оскорбили меня, как и он. — Кончиком окровавленной шпаги Роспиньяк показал на труп. — Вынимайте, пожалуйста, ваше оружие.

Барон зловеще улыбнулся и добавил:

— По очереди или оба вместе — как хотите.

Молодые люди переглянулись. Они не знали, как быть. Роспиньяк двинулся на них, рассекая воздух шпагой, и на их колеты упали красные капли. Это была кровь их друга…

— Со всяким, кто оскорбит меня и откажется от дуэли, я поступлю так же, как поступили со мной на глазах у всего двора и как я только что поступил с этим молокососом, — отчеканил Роспиньяк. — Одно из двух. Выбирайте: или вы деретесь со мной, или познакомитесь вот с этим.

И кончиком шпаги барон показал на носок своего сапога.

Молодые люди поняли, что Роспиньяк не шутит… Они могли убежать, но это тоже было унизительно. А барон продолжал:

— Решайтесь, господа!.. Повторяю, что, если вы в себе не уверены, готов драться с вами двоими одновременно…

— Этот головорез перебьет нас поодиночке без всякого труда, — тихо заметил один из юношей.

— На такого зверя надо идти вместе, и нечего тут стесняться, — откликнулся второй.

Обнажив шпаги, оба стремительно ринулись на Роспиньяка. Удовлетворенно улыбаясь, барон спокойно отразил атаку и насмешливо сказал:

— А вы осторожные ребята, как я погляжу! Только это вам не поможет, я все равно вас убью.

На этот раз схватка затянулась. Оба молодых человека в совершенстве владели искусством фехтования и были не менее хладнокровны, чем их грозный соперник. Оба упорно наступали на барона. Уверенный в себе Роспиньяк сначала только защищался, сосредоточенно изучая своих противников и терпеливо выжидая случая, чтобы нанести смертельный удар.

И вот случай представился: один из юношей на секунду замешкался… И Роспиньяк не упустил этого почти неуловимого мгновения. Барон резко отвел в сторону шпагу второго противника, сделал молниеносный выпад и громко воскликнул:

— Это вам, сударь! Я мечу в сердце!

Барон еще не договорил, а удар уже достиг цели. Молодой человек выронил шпагу и, не издав ни звука, упал как подкошенный. Он тоже был поражен прямо в сердце.

Перед Роспиньяком оставался только один противник, и барон предупредил его:

— Держитесь, сударь, я вас не пощажу!

Теперь он сам ринулся в атаку; рука его не знала усталости.

Вскоре третий соперник тоже рухнул на землю с пронзенным сердцем и испустил дух, заливаясь кровью. Любопытные с ужасом взирали на три трупа в кровавых лужах.

За схваткой наблюдали дворяне и офицеры, которые находились во дворе Лувра, когда там появился Роспиньяк. Барон знал их всех, и они тоже знали его. И он обратился к ним со словами:

— Господа, вы видели, что я дрался честно. Надеюсь, вы это подтвердите.

Конечно, барону нельзя было отказать ни в прямоте, ни в отваге. Это понимали все присутствующие. Но все они презирали Роспиньяка. И все были шокированы его свирепостью и цинизмом. Никто не пожелал ответить барону. Самые воспитанные лишь утвердительно кивнули головами.

Он снова мог выйти из себя. Но отдадим ему должное: Роспиньяк умел быть и осторожным, когда это было нужно.

«Пока хватит, — решил он про себя. — Теперь можно и проявить сдержанность. К тому же, я уверен, что они скажут правду. А ничего другого мне и не надо».

Чтобы не остаться перед придворными в долгу, барон тоже учтиво кивнул головой и развернулся на каблуках. Пока офицеры поднимали безжизненные тела, Роспиньяк надел камзол и медленно, аккуратно застегнул его, не обращая ни малейшего внимания на окружающих. Приведя себя в порядок, барон не спеша направился к одной из лестниц, спускавшихся к реке. Он сошел по скользким ступеням и вымыл в воде шпагу, по самый эфес испачканную кровью. Вода у лестницы сразу покраснела…

Потом Роспиньяк поднялся наверх, тщательно вытер шпагу, вложил ее в ножны и удалился неторопливым шагом гуляющего человека, которому некуда спешить. Сразу возвращаться в Лувр барон не стал: он хотел, чтобы там сначала узнали о роковой встрече у ворот, которая привела к смерти трех молодых людей, сраженных по очереди одной и той же рукой.

Роспиньяк немного побродил по городу, а потом сказал себе:

«Теперь в Лувр!.. Я уверен, что смеяться надо мной уже не будут… А если понадобится новый урок… что ж, они его получат».

Барон не ошибся: весть о кровавой схватке уже облетела весь дворец. Никто больше не хохотал при появлении Роспиньяка — но никто ему больше и не улыбался, никто к нему не подходил. С ним раскланивались лишь самые верные сторонники Кончини. Все остальные шарахались от барона как от чумы. Но его это, похоже, совершенно не волновало. Вскоре Леонора подозвала Роспиньяка к себе, и он замер перед ней в почтительном поклоне.

Сдержанно кивнув, Галигаи молниеносно осмотрела барона с головы до ног, словно впервые видела этого человека; таким быстрым и уверенным взглядом женщины оценивают силу и изящество. Не надо забывать, что барон де Роспиньяк был красивым и статным кавалером. И он знал это. Возможно, слишком хорошо знал, поскольку слышал об этом от многих прелестниц.

Он редко имел дело со своей госпожой и, вероятно, был немного обеспокоен, но тщательно скрывал свое волнение. Более того, он отчаянно манерничал, выпячивал грудь, картинно отставлял то одну, то другую стройную ногу и поглаживал шелковистые усы.

Галигаи удовлетворенно улыбнулась. Роспиньяк принял эту улыбку на свой счет, на самом же деле она относилась к тайным мыслям Леоноры. Женщина заговорила своим напевным и чуть сюсюкающим голосом, свойственным итальянкам:

— Роспиньяк, вы все еще любите ту девушку, которая продавала цветы на улицах? Ее, кажется, зовут Мюгеттой-Ландышем?

Вопрос был задан в упор, без всяких предисловий, и растерявшийся Роспиньяк едва устоял на ногах.

— Мадам… я не понимаю, о чем вы… — с трудом выдавил он из себя.

Здесь следует заметить, что все слуги знали о пребывании Флоранс в особняке Кончини: Леонора и не собиралась делать из этого тайны. У маршала д'Анкра была своя свита из офицеров и дворян, а у Леоноры — свои фрейлины (которых не надо путать с горничными, работницами и служанками), как и полагалось великосветской даме. И Флоранс стала одной из этих «мадемуазель». Добавим: девушке завидовали, потому что она считалась любимицей Леоноры. А Ла Горель оказалась теперь среди челяди маркизы д'Анкр.

Роспиньяку все это было известно не хуже, чем остальным. Но благодаря своему положению и доверию Кончини барон знал и такое, о чем никто даже не подозревал.

Он был посвящен во множество маленьких секретов своих хозяев. Правда, мы затрудняемся сказать, как далеко простиралась его осведомленность: когда Роспиньяк чуял, что она может сильно повредить ему — или даже стоить жизни, он блестяще разыгрывал роль человека, который и понятия не имеет о том, что происходит вокруг. И тогда любые попытки получить от барона хоть какие-то сведения ни к чему не приводили.

Вот и сейчас он напустил на себя безразличный вид, однако Леонора, ласково улыбнувшись, успокоила барона:

— Можете не осторожничать, Роспиньяк… Господин маршал нас не слышит… А я, как вы сами понимаете, не стану пересказывать ему ваши слова…

Но барон все еще молчал, и тогда женщина добавила:

— А если бы он и услышал вас, то не стал бы сердиться по той простой причине, что его отношение к этой девушке совершенно изменилось. Я объясню вам, почему… конечно, если мы договоримся.

Роспиньяк насторожился. Но на него не действовали ни самые щедрые посулы, ни самые страшные угрозы. Чтобы развязать ему язык, Леонора должна была бы выложить карты на стол. Только тогда, убедившись, что это в его интересах, он согласился бы помочь ей. Однако у Леоноры были какие-то причины вести себя сейчас по-другому. И барон почтительно ответил:

— Простите, мадам, но я ничего не понимаю.

— Я вам все растолкую, — с серьезным видом произнесла Леонора. — Посмотрите на меня внимательно, Роспиньяк, и мои глаза убедят вас в том, что я говорю с вами по-дружески, совершенно откровенно. По-моему, вы любите эту простую девушку… Что вы скажете, если я отдам ее вам, а?..

Роспиньяк упал перед маркизой д'Анкр на колени и пылко вскричал:

— Если вы сделаете это, мадам, я буду почитать вас больше Господа Бога!

— Значит, я не ошиблась?.. Вы действительно неравнодушны к этой малютке?.. — ласково спросила Галигаи.

— Я потерял голову от любви, мадам! — простонал барон.

Леонора мягко улыбнулась. Слова Роспиньяка явно обрадовали ее. По его лицу было видно, что он не притворяется. Помолчав немного, Галигаи поинтересовалась:

— А скажите, на что вы готовы пойти ради того, чтобы малышка стала вашей?

Вопрос был задан шутливым тоном, как будто Леонора не придавала ему особого значения. Но при этом устремленные на Роспиньяка глаза говорили обратное. Барон все понял правильно и, не отводя взгляда, полного холодной решимости, отчеканил:

— На все, мадам, на все!.. На самое грязное преступление! Даже на подлость!..

Леонора снова улыбнулась. Теперь ей все было ясно — и она тем же веселым голосом произнесла:

— Слава Богу, вам, дворянину, на такие крайности идти не потребуется. Вы симпатичны мне, Роспиньяк, и я желаю вам добра. Вы любите, страстно любите эту девушку… значит, только она может сделать вас счастливым… Что ж… пусть она станет вашей женой… А я позабочусь о приличном приданом.

Говоря это, Галигаи незаметно присматривалась к своему собеседнику, ничего не упуская из вида. А про себя думала:

«Если согласится, значит, знает!.. А если знает… тогда в ход пойдет кинжал Стокко, и мы быстренько избавимся от господина барона!»

Но Леоноре даже в голову не приходило, что Роспиньяк вовсе не так прост, как могло показаться. Он сразу прикинул:

«Если я соглашусь, то меня уберут!..»

А вслух заявил без малейших колебаний:

— Чтобы я женился на цветочнице! Я!.. Простите, мадам, но эта шутка так забавна, что я просто не могу удержаться от смеха.

И он захохотал, как ненормальный. Сохраняя серьезный вид, Леонора ждала, когда барон успокоится. А потом озабоченно спросила:

— Что же здесь смешного? Разве малютка не целомудренна?

— О, она строго блюдет свою честь, мадам!.. — заверил женщину Роспиньяк. — Уж я-то знаю!

— В чем же дело? — удивилась Леонора. — Девушка красива, молода, невинна, богата… будет богата, потому что я…

— Пощадите, мадам, давайте не будем об этом, — живо прервал маркизу Роспиньяк. — Да, я беден. Я мечтаю раздобыть себе состояние… любыми средствами… Видите, как я откровенен… Даже циничен, если угодно. Да, я страстно хочу заиметь много золота… Любым способом… Любым!.. Кроме этого. Лучше жить хуже последнего нищего, чем стать богачом благодаря такому браку!

Это было сказано с таким горячим возмущением, что Леонора начала верить в искренность барона. Возможно, он действительно не кривил душой… Но на всякий случай Галигаи решила довести испытание до конца.

— Вы говорили, что ради того, чтобы эта девушка стала вашей, вы готовы на все, а теперь не хотите взять ее в жены. Что-то я вас не понимаю, — заявила маркиза д'Анкр.

— Для меня этот брак явился бы самым страшным бесчестьем. Это — единственная низость, на которую я не пойду ни за что на свете, — твердо проговорил барон.

— Да вы, по-моему, просто не в своем уме, бедный мой Роспиньяк, — воскликнула Леонора, пожимая плечами. И нетерпеливо продолжала: — Ради Бога, объясните мне наконец, чем вас не устраивает женитьба на невинной девушке, которую вы страстно любите, как сами только что признались?

Барон взглянул на свою госпожу, словно проверяя, насколько она серьезна. Леонора с живейшим интересом ждала ответа. Тогда Роспиньяк тоже пожал плечами и без всякого почтения пояснил злым и насмешливым голосом:

— Не сочтите за дерзость, мадам, но я просто не могу слушать вас спокойно. Вы что, действительно не понимаете? — Все больше распаляясь, он продолжал презрительным тоном: — Черт возьми! Разве требуется объяснять, мадам, что дворянин не может жениться на простолюдинке?.. Вот взять ее в любовницы — это пожалуйста!.. Ни о чем другом я и не помышлял!.. И то много чести будет!.. Но жениться!.. Боже упаси! Я из древнего рода, мадам, и если вы этого не помните, то я никогда об этом не забываю.

— Так вот в чем дело! — воскликнула изумленная Леонора, широко раскрывая глаза. В голосе у нее невольно зазвучало презрение: — Признаюсь, не ожидала, что человек, который гордится тем, что с давних пор освободился от всяческой щепетильности, может иметь такие предрассудки!

— Увы, мадам, — смущенно опустил глаза Роспиньяк, — только от этого не удалось избавиться. Меня самого это удивляет, мне даже немного стыдно, но я ничего не могу с собой поделать. К тому же… будьте снисходительны, мадам: возможно, это единственное правило, усвоенное мною в ту счастливую пору, когда матушка учила меня уму-разуму.

«Он говорит правду!» — подумала Леонора, не отрывавшая от барона пристального взгляда. И она удивилась про себя: «Это наемный убийца, отъявленный негодяй… У него нет ни стыда, ни совести, он пойдет на любую низость, лишь бы ему хорошо заплатили. И вот, ему стыдно жениться на простой девушке!.. Невероятно… Это не укладывается в голове, но это так!»

Мы должны заметить, что Леонора не ошибалась. Как ни трудно в это поверить, но Роспиньяк не притворялся, пусть даже и не без задней мысли. Он в любом случае отказался бы от этого брака, «недостойного» дворянина, каковым он себя считал.

Так что барон не покривил душой; он лишь взял нужный тон, который и убедил недоверчивую Леонору.

«Он ничего не знает, а это главное!» — удовлетворенно подумала она.

Но нам-то известно, что Галигаи ошибалась.

…Она погрузилась в размышления. Украдкой поглядывая на нее, Роспиньяк тоже думал:

«Надеюсь, я убедил ее!.. Но почему же она меня не отпускает? Что ей еще надо?..» И тут в сердце его зародилась надежда: «А вдруг маркиза… Кто знает?.. Если бы она дала мне этот шанс!..»

Наконец Леонора подняла голову. Взор женщины потеплел — и она заговорила без всяких вступлений, почти с материнскими интонациями:

— Так вот, Роспиньяк, вы ошибаетесь: эта девушка не простолюдинка. Она знатного рода. Можете смело жениться на ней — этот брак не будет неравным.

Как ни владел собой Роспиньяк, он чуть не запрыгал от радости: в душе же барон просто ликовал:

«Черт возьми! Вот это везение!.. И намекать не пришлось!.. Я и надеяться не смел!.. Деньги сами плывут тебе в руки, Роспиньяк!.. Смотри, не упусти их!»

Неправильно истолковав его восторг, Леонора продолжала властно и убежденно:

— Вам надо жениться на ней, понимаете, надо!

— Понимаю, мадам, — ответил Роспиньяк с наигранной холодностью. — Но я, черт возьми, совсем не думал о браке!.. Не скрою, что вы требуете от меня большой жертвы, просто очень большой…

— Но приданое невесты скрасит эту жертву, — усмехнулась Галигаи. — Вы получите не только прелестную жену, но и земли Лезиньи, которые станут графством. Знайте, Роспиньяк, что замок Лезиньи и окрестные угодья обошлись нам в сто тысяч экю. По-моему, это немало…

— Конечно, мадам, — кивнул барон. — И жертва, на которую вы вынуждаете меня пойти, уже не кажется мне такой чудовищной. Однако…

— А еще подарки не меньше, чем на сто тысяч ливров… — перебила его Галигаи. — И жалованье, которое платит вам маршал д'Анкр, как капитану своих гвардейцев, будет увеличено до двенадцати тысяч ливров… а потом вы займете место Витри, капитана гвардейцев короля. Что вы на это скажете?

— Мадам, вы ослепили меня своей щедростью! — вскричал барон.

— Значит, вы согласны? — осведомилась Леонора.

— Согласен ли я?.. Еще бы не согласиться! — возликовал Роспиньяк. И вдруг сник: — Проклятье! Я совсем забыл про монсеньора!.. Простите, мадам… Я люблю деньги, это правда… Но собственная шкура мне дороже… Если я приму ваше предложение, мне и недели не прожить… Так что, увы…

Казалось, барон сильно смущен. На самом же деле он незаметно поглядывал на свою госпожу с победным блеском в глазах.

«Да, он точно ничего не знает», — решила Леонора. Она улыбнулась и промолвила:

— Успокойтесь, Роспиньяк, вам нечего опасаться монсеньора.

Блестяще играя свою роль, барон тревожно покачал головой, и, снова поверив этому несравненному актеру, Галигаи еще настойчивее повторила:

— Слышите, вам нечего его бояться!

Жестом подозвав собеседника поближе, женщина с таинственным видом прошептала:

— Знайте, Роспиньяк, что Кончино — родной отец этой девочки.

— Да что вы такое говорите, мадам? — пробормотал Роспиньяк, изображая глубокое потрясение.

— Это чистая правда, — заверила барона Леонора. И, опустив голову в притворном смущении, она еще тише добавила: — А я… я ее мать!

— Вы, мадам?! — совершенно искренне изумился Роспиньяк. А про себя подумал:

«Вот это ход!.. Какая изворотливость, черт возьми!.. Ну, молодец!..»

— Да, мне понятно ваше удивление, — с болью в голосе произнесла Леонора. — Мне ясно, о чем вы думаете, да-да!.. Любому, кто меня знает, немедленно придет в голову то же самое… Итак, вы полагаете, что, раз Флоранс уже исполнилось семнадцать… стало быть, она родилась до свадьбы… Увы, это так!.. Я совершила эту ошибку, я, Леонора Дори, а ведь мою безупречную репутацию признают даже злейшие враги!.. Теперь, оглядываясь назад, я и сама не понимаю, как можно было до такой степени забыться!.. — Гордо выпрямившись, женщина продолжала: — По крайней мере меня утешает то, что я стала супругой моего Кончино! Вы можете спросить, почему мы не признали Флоранс, когда поженились. О, это долгая и грустная история. Вы имеете право ее узнать, поскольку станете членом нашей семьи. Итак, слушайте, Роспиньяк, и вы поймете, как жестоко покарала меня судьба за грех молодости.

Меняя должным образом выражение лица, позы и интонации, Леонора коротко поведала о своем «грехе» и о том, что ребенок исчез. Его украли: подозревали даже, что он умер… В эту романтическую историю Галигаи вложила все свое богатое воображение. Но вымысел так тесно переплетался в рассказе с действительностью, что история эта казалась более чем правдоподобной.

Роспиньяк выслушал ее с неослабевающим вниманием. И не поверил ни единому слову. Но ему было ясно, что, не показывая вида, Леонора давала ему понять: историю эту надо сделать гласной и, если потребуется, отстаивать до последнего вздоха. И барон запоминал все до мельчайших подробностей. О своих сомнениях он предпочел не распространяться, и Леонора решила, что вполне убедила Роспиньяка.

Когда женщина замолчала, барон не стал ее благодарить, чувствуя, что этого от него и не ждут, а сразу нашел единственные подходящие слова. Гордо расправив плечи, он схватился за шпагу, оскалился и с налитыми кровью глазами прорычал:

— Что надо делать?.. Приказывайте, мадам.

Слабая улыбка тронула мертвенно бледные губы Леоноры. Устремив на барона горящий взор, она произнесла с непередаваемыми интонациями:

— Когда все об этом узнают… а узнают неизбежно… на меня станут нападать еще больше… меня будут обливать грязью…

— Понятно! — прервал ее Роспиньяк. — Вашим обидчикам я скажу пару слов вот на этом языке. — И он похлопал рукой по эфесу своей увесистой шпаги.

— Боже ты мой, — бросила Леонора с неуловимым оттенком презрительной насмешки в голосе, — это ваше дело… А вот я не столь обидчива…

— Ничего не понимаю, мадам, — изумленно воззрился на нее Роспиньяк.

— Да тут и понимать нечего, — передернула плечами Галигаи. — Я оставляю за вами право решать, быть ли выше оскорблений или мстить за них. Нет, меня волнует другое… Было бы обидно… очень обидно… если бы нашлись люди, которые из лучших побуждений стали бы намекать, что Флоранс… не может быть дочерью маркизы д'Анкр…

Леонора замолчала, глядя на собеседника с той же странной настойчивостью и той же загадочной улыбкой.

На этот раз Роспиньяк содрогнулся: он все понял. Но барон сохранил непроницаемый вид и с самым простодушным выражением лица спросил:

— И что?

— А то! — отрубила Леонора, как палач топором. — Вы заставите их отказаться от гнусных намеков, поступая со сплетниками так же, как вы поступили недавно с любителями посмеяться. Понимаете, Роспиньяк?

— Прекрасно понимаю, мадам, — кивнул Роспиньяк и добавил с пугающей улыбкой: — Это я беру на себя. И не будем больше говорить об этом, мадам.

Леонора знала, что может на него положиться. Все было сказано, и ей осталось только отпустить барона со словами:

— Ступайте, Роспиньяк. И привыкайте к мысли, что вас ждет огромное состояние. О таком вы и мечтать не смели… Да, чуть не забыла!.. Будьте готовы. Через несколько дней… ваша свадьба.

— Будет ли мне позволено увидеть до этого невесту? — осведомился Роспиньяк с горящими глазами.

— Нет, — коротко ответила Леонора. И добавила с тонкой улыбкой: — Не буду скрывать, барон, что она станет упрямиться… Боюсь, она не любит вас, бедный мой Роспиньяк.

— Знаю, — прорычал барон с перекосившимся от ярости лицом, — и знаю, кому она отдает предпочтение. «Ну ничего, я до него еще доберусь!» — мысленно прибавил он.

— По-моему, до венчания вам лучше держаться от Флоранс подальше, — продолжала Леонора, будто не слыша слов Роспиньяка. — Обходите ее стороной. Главное, не заговаривайте с ней. Так будет надежнее. — И Галигаи властно закончила: — Эта свадьба должна состояться! Мы обязаны исключить всякий риск.

— Слушаюсь, мадам, — покорно ответил барон.

— Ну, ступайте, Роспиньяк, — вздохнула Леонора. — Положитесь во всем на меня.

Роспиньяк отвесил своей госпоже поклон и отошел от ее кресла. И тут наконец дал волю неистовой радости, которая рвалась наружу.

«Готово дело! А я-то голову ломал… Все думал, как это устроить… не рискуя своей шкурой… А мадам сама… Тысяча чертей! Гром и молния!.. Богатство! Наконец-то появятся деньги!.. Да еще какие!.. Если мадам Леонора воображает, будто я ограничусь тем, что она мне обещала, то она глубоко ошибается!.. Поместье Лезиньи, титул графа, триста или четыреста тысяч ливров — все это хорошо… для начала. А потом я получу еще больше! Черт возьми! Когда ты посвящен в такую тайну… Когда в твоих руках — честь королевы… а ты сам — зять Ее Величества… Да-да, я, Роспиньяк, бедный дворянин, стану зятем королевы-регентши Франции!.. С таким козырем на руках только последний дурак будет довольствоваться жалкими сотнями тысяч ливров!.. А я, слава Богу, не дурак… Конечно, можно напороться на кинжал… или смертельного яда подсыплют!.. Но риск есть риск!.. Без него никуда… К тому же, я не слепой, не глухой, руки-ноги на месте… могу сам за себя постоять».

Ненасытному, как все честолюбцы, Роспиньяку уже мало было состояния, о котором он раньше и мечтать не смел: еще не получив обещанного богатства, барон принялся размышлять о том, как его умножить. Для Роспиньяка не существовало никаких преград. И он был уверен, что своего добьется.

Если бы он заметил долгий взгляд, которым проводила его Леонора, и странную ее улыбку, он думал бы по-другому. Хоть барон и сумел провести свою госпожу, она все равно ему еще не доверяла. И пока он прикидывал, как выжать все, что можно, из страшной тайны королевы, Галигаи говорила себе:

«Этот несчастный и не подозревает, что я приняла свои меры и что он у меня в руках… Если не будет послушным, я просто сожму пальцы в кулак… и от барона останется только мокрое место…»

И Леонора мгновенно забыла о Роспиньяке. Теперь она размышляла о Флоранс. Очень уверенная в себе, Галигаи обычно быстро принимала нужные решения, но сейчас она долго и мучительно раздумывала, не зная, как быть. Потом Леонора встала и отправилась в свой особняк, чтобы поговорить с девушкой. Лоб маркизы д'Анкр прорезала глубокая складка; Леонора шла медленно, часто останавливаясь, — все это свидетельствовало о том, что Галигаи так ни на что и не решилась.

Загрузка...