Повелитель теней. Том 2

Глава 18

Краснодарская Арена выглядела как большой концертный зал: от просторной площадки, засыпанной песком, в три стороны расходились зрительские места — они уходили вверх, как лестницы, и были плохо освещены. С четвёртой стороны площадку огораживали раздвигающиеся железные двери, за ними я как раз и стоял. Между железными створками была небольшая щель, через которую можно было подсмотреть, что происходит снаружи. Я прищурился. Рассмотреть можно было только четыре первых центральных ряда, остальные исчезали в темноте, а правую и левую зрительскую часть зала я вообще не видел. Голицын сидел в первом ряду, чинно сложив руки на коленях, и злорадно улыбался.

— Ну что, сморчок, не передумал? — раздалось сзади, и мне на плечо рухнула тяжеленная наглая лапа. Я небрежно сбросил её и промолчал — ещё бы реагировать на безмозглых болванов. Но Пятьдесят Седьмой не успокоился, грубо развернул меня и дыхнул перегаром в лицо: — Слышь, малой, ты чо, бессмертия поел? Отвечай, когда тебя спрашивают! Не передумал ещё?

Желание врезать ему было очень велико, но за развязывание драки грозила дисквалификация. Поэтому я просто повысил голос и громко, на грани крика, сказал:

— Я отвечу, когда ты будешь валяться на лопатках на этом песке! — я специально привлёк внимание Аркадия Парлина, управляющего Краснодарской Ареной, который бегал неподалёку и раздавал последние указания. Нужно было, чтобы он вправил мозги своему бойцу. Я-то уж точно не брошусь в драку, но за этого алкоголика поручиться не могу. А если Пятьдесят Седьмой слетит с боя ещё до его начала, то моя ставка не сыграет и пятьдесят тысяч сгорят впустую.

— Ты на кого нарываешься⁈ — взревел Пятьдесят Седьмой и сжал кулаки. Но мой расчёт оправдался — Аркадий услышал, что назревает буря, и подскочил к нам с взволнованным лицом. Без какого-либо предупреждения он сразу отвесил Пятьдесят Седьмому сильную пощёчину, и тот моментально сдулся и жалко заскулил: — Да он не отвечает!

— И правильно делает! — отрезал Аркадий. — Ты мне бой хочешь сорвать? Я тебе что говорил? Я тебе что говорил⁈ Сиди тихо и не высовывайся, а если рыпнешься — я тебя сгною! Вышвырну с Арены, и ты больше никуда бойцом не устроишься! Тебя больше ни одна Арена не возьмёт! Да я в тебя за последние дни столько денег вложил, а ты!… — он яростно зашипел, всплеснул руками и повернулся ко мне: — Если будет приставать, немедленно зовите меня!

Я кивнул и снова прильнул к щели между стальными дверями. Над зрительным залом висели два огромных экрана, на которых с разных ракурсов транслировалась Арена. Я перевёл взгляд на Голицына и вдруг заметил на третьем ряду князя Карпова, рядом с ним сидела его жена — бывшая стриптизёрша из «Сладкой вишенки», или как там тот клуб назывался? О её прошлом невозможно было догадаться — настолько представительно она сейчас выглядела. А вот Карпов был слегка потрёпанным, а на его правой щеке краснели свежие царапины — видимо, загул не прошёл для него безнаказанно.

Прошло ещё минут пятнадцать, и работники Арены попросили меня отойти в сторону — к дверям вышел конферансье в чёрном смокинге, цилиндре и с тростью. Металлические створки разъехались, и он шагнул вперёд. Зрительный зал взорвался аплодисментами — некоторые люди восторженно повскакивали со своих мест и заорали что-то одобрительное. Конферансье глубоко поклонился и произнёс:

— Я рад приветствовать вас на Краснодарской Арене! Сегодня вы сможете собственными глазами увидеть легендарный бой! Один из наших лучших бойцов, Пятьдесят Седьмой номер, сразится с неоднозначным, но… — конферансье выдержал театральную паузу. — Но невероятно смелым аристократом, этого мы у него точно не можем отнять! Марком Ломоносовым! Его фамилия на слуху у всей Империи после боя на Московской Арене! — зрители закричали, затопали и повскидывали плакаты — в основном там были оскорбления в мою сторону. Конферансье с нарочитым разочарованием покачал головой, приложил ладонь к уху и пропел: — Не слышу! Почему так тихо⁈

Поднялся такой шум, что у меня заложило уши. Люди бесновались, напирая на передние ряды. В какой-то момент мне показалось, что зрители вывалятся на Арену и затопчут ведущего. Но нет, спустя пару минут они успокоились, ожидая продолжения, и тогда конферансье прогремел на всё огромнейшее помещение:

— Встречайте! Наш первый боец — Пятьдесят Седьмой! — он отступил, и к нему из темноты закулисья шагнул амбал с пропитой рожей. У болвана тряслись руки и опухла рожа от похмелья, а под глазом виднелся синяк, который не особо удачно пытались залить тональником гримёры. Зрители встретили его одобряющими криками и громкими аплодисментами, и Пятьдесят Седьмой гордо выпятил грудь. Конферансье улыбнулся и продолжил говорить: — А теперь наш второй боец — Марк Ломоносов!

Я выступил на Арену, и в то же мгновение из зала вылетело несколько помидоров — благо, они до меня не долетели, врезались в невидимый защитный экран. Зрители с негодованием взвыли, выкрикивая проклятия. Были, конечно, и крики поддержки, но они терялись на фоне общего недовольства. Кампания Голицына, направленная на то, чтобы угробить мне репутацию, прошла успешно. Я не отреагировал на реакцию зрителей — с достоинством поклонился, удержав на лице невозмутимую мину, и встал напротив Пятьдесят Седьмого.

— Бой без применения магии и оружия! Жить или умереть проигравшему решает управляющей Арены — Аркадий Васильевич Парлин! Истинно гладиаторский бой! — возвестил конферансье и отступил назад. Железные двери с грохотом съехались. Мы с Пятьдесят Седьмым остались на Арене одни. Голос конферансье откуда-то сверху велел: — Начинайте!

Я включил Сканирование — способность, которая позволяла мне узнать слабые места любого противника. В этот раз её активирование прошло легко и почти безболезненно — помогла энергия, которую я поглотил из кристаллов прямо перед сражением. Откат, конечно, будет, но уже не настолько мучительный. Я посмотрел на Пятьдесят Седьмого и ухмыльнулся. Ха, я даже не сомневался — он, как и два его коллеги, с которыми я сражался ранее, использовал магический доспех. Так что технически — никакого обмана, мы квиты.

Несколько раз Пятьдесят Седьмой попытался меня атаковать, но я уходил в сторону, анализируя его слабые точки. Первая — печень, у бедолаги прогрессирующий цирроз. Да как он вообще жив и сражается? Сидит на лечебных зельях? Один удар по печени — и он труп. Если не сейчас, то к утру точно. Нет, не вариант, мне нужно, чтобы он выжил. Тогда, может быть, шестой позвонок? У Пятьдесят Седьмого была старая травма шеи. Опасно. Я не смогу идеально рассчитать силу удара, высок риск сделать его инвалидом, что тоже не входит в мои планы. Уязвимых мест у Пятьдесят Седьмого было много, но мелкие я не рассматривал — требовалось моментально вывести его из строя, а не избивать на потеху публике.

— Сражайся, трус! — прорычал он, когда я в очередной раз ушёл от атаки. Зрители возмущённо загудели, им хотелось хлеба и зрелищ. Я проигнорировал их и ещё раз осмотрел Пятьдесят Седьмого с ног до головы. Оставался единственный вариант: сперва ударить по ягодичному нерву, а потом — выбить правое плечо и прокрутить сустав. Несмертельно, но очень и очень больно. Так что, когда Пятьдесят Седьмой снова ринулся в атаку, я поднырнул ему под руку, крутанулся и врезал ему боковым ударом по заднице и сразу следом — взял в захват правую руку, дёрнул и сильно выкрутил.

Глаза Пятьдесят Седьмого закатились, он на мгновение потерял сознание и очнулся уже на земле — на лопатках. Он попытался подняться, но тело его не слушало: ноги бессистемно подёргивались, а мышцы по всему туловищу мелко сокращались. Зрители бесновались: с одной стороны, они ругали меня на чём свет, а с другой — радовались, что их ставки сыграли, потому что большая часть поставила именно на мою победу.

Железные двери разъехались, на Арену вышел конферансье и Аркадий Парлин. Постепенно публика замолчала, и в зале повисла тишина.

— Жизнь или смерть? — громогласно спросил ведущий. — Это нам скажет наш уважаемый управляющий!

Тысячи взглядов скрестились на Аркадии Парлине — он медленно поднял руку с выставленным большим пальцем и резко опустил его вниз. Я с трудом сдержал эмоции — гадёныш, он обещал, что никого убивать не придётся! Пятьдесят Седьмой уже немного очухался и шокированно пялился на своего хозяина — предательство поразило его до глубины души. Зрители заволновались, начали просить о пощаде — как же так, без заботливого отца останется семеро детишек! Но Аркадий Парлин был неумолим.

— Убить! — приказал он.

Я посмотрел на Голицына — он встретил мой взгляд и с ликованием ухмыльнулся.

— Нет, — я внимательно оглядел весь зал, который мгновенно притих, услышав мой ответ. — Я не буду убивать Пятьдесят Седьмого. Согласно общему своду правил для всех Арен Российской Империи, любой боец может признать своё поражение. В таком случае победа будет присуждена его противнику, а бой — немедленно прекращён, — я помолчал, чтобы смысл моей речи дошёл до каждого человека в помещении, и повторил: — Я не буду убивать Пятьдесят Седьмого. Я признаю поражение!

Воцарилась мёртвая тишина. Зрители переглядывались, не понимая, как на это реагировать. По их лицам было понятно, что этого они не ожидали. Вдруг князь Карпов подскочил со своего места и начал хлопать. Одинокие хлопки прогремели как раскаты грома. Секунда, вторая — и его поддержали другие зрители. Те же люди, что недавно меня проклинали, сейчас выкрикивали хвалебные слова и называли благороднейшим из благородных. Голицын скривился, словно съел лимон, но в его глазах всё ещё горела радость — я проиграл, моя ставка улетела в мусор. Я мысленно усмехнулся, поклонился и, покинув Арену, направился в раздевалку.

Я услышал телефонный звонок, как только зашёл внутрь. Открыл шкафчик, вытащил сумку и нажал на кнопку ответа.

— Алло?

— Пять миллионов! — прокричала Кристина, её голос был слегка истеричным. — Мы выиграли пять миллионов!

— Неужели ты во мне сомневалась? — я опустился на лавочку и впервые за несколько дней расслабился: я не ошибся, всё получилось идеально.

— Невероятно! Это просто невероятно! — сказала Кристина уже чуть тише. — Оказалось, что я — единственная, кто поставил на твой проигрыш с добровольной сдачей! Как ты и говорил! Мы сорвали банк!

— Твоя вера в меня — бесценна, — хмыкнул я. — Не против, если мы поговорим обо всём, когда я вернусь в Академию?

— Конечно.

Я откинулся на холодный шкафчик и прикрыл глаза. Тени — великолепные шпионы. Вообще-то я с самого начала планировал специально проиграть — предполагал, что коэффициент на мою победу будет слишком низок, а мне нужен был большой выигрыш. Чтобы ещё долго не беспокоиться о деньгах. Но когда я узнал об интригах Голицына, мой план немного трансформировался. Гена Познанский не подвёл — отправил именно ту информацию, которую я ему и велел.

Голицын старательно обливал меня грязью, но… В нужный момент я просто перевернул всё в свою сторону. Поступил не так, как от меня ожидали, и завоевал симпатию зрителей. А завтра князь Карпов через своих людей обнародует тот факт, что мою репутацию злонамеренно портили и что в этом напрямую замешан Аркадий Парлин. СМИ выяснит очень много неприятной информации про Пятьдесят Седьмого — станет понятно, что образ добропорядочного многодетного отца шит белыми нитками. Карточный домик, выстроенный Голицыным, рассыпался, но он ещё об этом не подозревает. Как минимум, он уверен, что я здорово проигрался и должен князю Прусскому пятьдесят тысяч. А значит, велик шанс, что скоро я узнаю, зачем Голицын пытается сжить меня со свету.