VIII

В начале октября закончились полевые работы, и безотказный трудяга «МИ-4», незаменимый воздушный извозчик геологов, перебросил отряд в Урему. Через несколько дней аэрогеологическая экспедиция (шесть партий, тридцать четыре отряда) спецрейсами должна была лететь домой, в Москву.

В первый же день приезда Константин с Пиратом разыскал дом, где жил бригадир оленеводов Чейвын.

Дом - рубленая русская изба - был большой, светлый. Константин вошел в незапертую калитку. Во дворе стояла яранга. Чумы или яранги стояли и в других дворах.

Геолог постучал в дверь. Никто не ответил. Он вошел в избу.

Горница была убрана богатыми коврами. Мебель - не примитивная самоделка, а полированный заморский гарнитур. Все как в комфортабельной городской квартире. Здесь же стояли почему-то два телевизора и три радиоприемника.

Позади скрипнула дверь. Константин оглянулся. На пороге стоял Чейвын.

- Мать сесная! Костька-хеолох! Трастуй!…- хлопнув себя по ляжкам, радостно сказал пастух.

- Здорово, отец! - ответил Константин и обнял старика.

Чейвын уткнулся коричневым лунообразным лицом геологу в живот, потому что Константин был ровно в два раза выше чукчи.

- Пойтем в том, большим хостем путешь.- И с этими словами пастух вышел из избы.

Константин растерянно посмотрел на дверь, за которой исчез хозяин. Куда он ушел?… И лишь теперь припомнил, что старые пастухи по вековой стойбищенской привычке продолжают жить в ярангах и в поселках, несмотря на то что каждой семье совхоз выстроил избу. Зарплата у пастухов оленей раз в десять превышает оклад инженера. Куда девать деньги? Вот и обставляют горницу, в которой не живут, шикарной мебелью, полдюжиной телевизоров, радиоприемников, украшают коврами.

Они прошли в ярангу. На оленьих шкурах в стороне от дымящегося камелька сидела старуха с длинными серыми волосами, с погасшей трубкой в зубах. Поверх кухлянки, расшитой ярким национальным орнаментом, на шее висели два ожерелья: одно из серебряных старинных монет, другое ширпотребовское, из плексигласа; в правом ухе болталось большое серебряное кольцо. Старуха набивала патроны. Константин наметанным охотничьим глазом сразу подметил, что дробь и порох она засыпала в папковые гильзы «на глазок».

- Сена,- представил старуху Чейвын.- Хотов тватсать насат лусей охотнисей пыла. Сесяс стара стала, у камелька ситит.

- Трастуй,- приветливо сказала старуха, не вынимая трубки из морщинистого рта.

После сытного угощения - вкуснейших национальных лепешек, вкусно приготовленного оленьего мяса - Константин заспешил к товарищам. Чейвын никак не хотел его отпускать, оставлял ночевать. Но геолог не мог допустить, чтобы его отряд ночевал в экспедиционной «гостинице» - на нарах в большой круглой палатке, а он в тепле, со всеми удобствами. Старик, очевидно, понял то, что тревожило гостя, и предложил привести в избу всех «хеолохов». Через полчаса отряд геофизиков в полном составе ввалился в пустующую избу Чейвына. Кто устроился на тахте, кто на кровати, а кто на полу, на оленьих шкурах, принесенных из яранги. И впервые за полгода геологи всласть отоспались в тепле. Даже странным казалось, что не надо было просыпаться ночью и подкармливать дровами «буржуйку». В гостях у пастуха отряд провел оставшиеся три дня до отъезда.

Пират привык с геологами перелетать с места на место. Что поделать, уж такие непоседливые эти двуногие существа! И последний перелет в поселок он сначала расценил как очередную привычную необходимость. Но постепенно сомнение закралось в голову пса… Отчего это хозяин перестал давать ему пищу, ходит такой грустный и взгляд у него, как у нашкодившей собаки? Зачем старик с лунообразным лицом и глазами-щелочками, от которого пахнет оленем, стал кормить его, трепать по загривку, отдавать команды - словом, вести себя хозяином? Что-то здесь не так… И Пират на заботу пастуха отвечал не привязанностью, а злобным рычанием, отказывался принимать из его рук пищу. И ни на минуту не оставлял хозяина.

Однажды утром геологи вышли с рюкзаками во двор, пожали руки старику и старухе. Хозяин сделал то же самое и даже прижал старика к груди. Затем подошел к Пирату, накинул на его шею пахнущий чужой собакой ошейник с толстым кожаным поводком. Привязал поводок к стояку крыльца, присел на ступеньку.

- Вот, брат… Пришла пора расставаться…

И все отводил виноватые глаза. А Пират, наоборот, старался заглянуть в глаза хозяина. «Что с тобой?» - как бы спрашивал взгляд пса.

- Ты уж прости меня, подлеца, а?…

Сказав это, хозяин прижал к своему лицу собачью морду. Потом поднялся, рывком закинул за плечо рюкзак и пошел. И ни разу не оглянулся. Пират некоторое время лежал возле крыльца, терпеливо поджидал своего хозяина. Но тот не возвращался. Тогда пес начал рваться на поводке, рычать и лаять. Из яранги вышел старик. В руках у него была миска с кусочками оленьего мяса.

- Покусай, сопака,- сказал он и протянул Пирату миску.

Пес в прыжке выбил головой миску из рук пастуха - кусочки мяса разлетелись в разные стороны - и продолжал метаться на поводке и лаять, лаять… Чейвын постоял возле собаки, сокрушенно покачал головою и вернулся в ярангу.

Пират вдруг перестал бесноваться. Он лег на ступеньку, передними лапами натянул поводок и принялся перегрызать его. Ремень был крепок, жесток; клыки увязали в толстой коже, но никак не могли перегрызть ее. Тогда пес рванул поводок с такой силой, что от боли в горле упал и на мгновение потерял сознание. Пришел в себя и тотчас проделал то же самое. Лишь с четвертой попытки продырявленный клыками поводок оборвался. Пират стремглав выбежал из распахнутой калитки.

Запаховый след хозяина привел сначала к длинному дощатому бараку. Это был штаб экспедиции, сюда частенько захаживал хозяин. Дверь барака, обычно всегда распахнутая настежь, сейчас была плотно закрыта. Пират постоял недолго, неотрывно глядя на дверь. Прильнул ухом к доскам: не слышно ли шагов геологов? Нет, не слышно. Тогда пес обежал вокруг дома. Окна были низкие; опершись передними лапами о стену, он поочередно заглянул в каждое окно. Но все кабинеты были пусты. Пират вернулся к ступенькам крыльца, тщательно обнюхал все следы. Замечательное чутье собаки выхватило из десятка чужих, ненужных запахов тот, который был ей дороже всего. След хозяина от крыльца повел задворками на окраину Уремы. Там находился аэродром.

В аэровокзале - большом бревенчатом тереме с застекленной будкой-диспетчерской на крыше - было полно народу, но чужие следы не успели затоптать свежего следа хозяина. Он привел к зарешеченному окошку кассы, затем перешел зал ожидания и пересек порожек двери, выходящей на перрон аэродрома. С перрона след вел на взлетную полосу, где стоял ослепительный красавец «ЯК-40» с вытянутыми назад крыльями.

А Константин тем временем поднимался по трапу в салон самолета. Возле дверцы его встретила стройная, красивая, белозубо улыбающаяся, будто сошедшая с рекламного проспекта Аэрофлота, стюардесса. Но геолог не засмотрелся на нее, как другие пассажиры. Потом он расположился в удобном мягком кресле. Стосковавшиеся по дому геологи были радостно возбуждены, речисты, шумливы. Константин же глядел сентябрем. Такое было у него чувство, будто он навсегда расставался с любимым другом. Одно немного успокаивало - Пиратка в надежных руках, ему будет хорошо с новым хозяином…

Невеселые мысли Константина прервал истошный женский визг. Геолог быстро обернулся. Визжала упавшая на выходе насмерть перепуганная стюардесса. С ног ее сбил Пират - она пыталась преградить псу путь в салон. Прыжок, другой, и собака на коленях хозяина. Поскуливая, уткнулась носом под мышку.

Медлить было нельзя. Самолет вот-вот должен отправиться в рейс. Константин прижал к груди Пирата, побежал к выходу. Мелькнуло перекошенное злобой лицо стюардессы.

- Рразвели тварей, ссволочи!…

Куда девалась рекламная белозубая улыбка! Она здорово смахивала сейчас на Бабу-Ягу.

Спустившись по трапу, Константин помчался с живой ношей к аэровокзалу. Влетел в зал ожидания. Рванул дверь с табличкой: «Диспетчерская. Посторонним вход строго запрещен». Узкая винтообразная лестница привела человека и собаку в застекленную будку на крыше. За пультом с наушниками сидел диспетчер в голубой аэрофлотской форме, парень одних лет с Константином.

Геолог и диспетчер быстро нашли общий язык. Диспетчер, житель Уремы, знал бригадира оленеводов Чейвына, обещал отвести ему пса.

- Спасибо, дружище!

Константин ногой оттолкнул Пирата, захлопнул дверь и поспешил к самолету.

Пес вдруг успокоился. Повернулся мордой к двери, сели стал ждать. Он думал, что хозяин ненадолго отлучился, вот-вот вернется.

Ошибся. Хозяин не возвращался. Пират затравленно оглянулся в диспетчерской-аквариуме. Внимание его привлекла приоткрытая форточка. Решение созрело мгновенно. Двойной прыжок! С пола на диспетчерский пульт, с пульта - в форточку. Рамка форточки дернулась, стекло разбилось. Пират плюхнулся на железную крышу. Вскочил, покрутил головою. «ЯК-40» оглушительно ревел турбиной на взлетной полосе. Пес съехал к сточному бортику, скользя лапами по наклону крыши. Секундное раздумье. Прыжок на землю был не очень удачным: подвернулась правая передняя нога. Пират взвыл от боли, закружился на одном месте. Потом с призывным лаем побежал к самолету. Правая передняя нога, как перебитая, висела в воздухе.

А хозяин Пирата в это время сидел в кресле и хмуро смотрел в одну точку перед собою. Он не видел своей собаки, бежавшей на трех ногах к самолету, не заметил, как она потом попала в мощный поток воздуха, рвущийся из сопла реактивного двигателя, и как этот поток протащил ее по бетону взлетной полосы и швырнул на обочину аэродрома, за шахматно-сигнальные флажки. И хорошо, что всего этого не видел Константин. Он и без того чувствовал себя прескверно. Иначе и быть не могло. Разве может нормальный человек пребывать в хорошем расположении духа после совершенного им самого тяжкого греха - предательства?…

Загрузка...