Глава II Один день королевы

В 1977 году Роберт Лейси, официальный биограф королевы, осторожно намекнул: «Люди, вполне возможно, несколько преувеличивают трудности, с которыми сталкивается королева, выполняя свою работу, и количество труда, затрачиваемого ею на осуществление ее функций. Разумеется, ее график во время пребывания в Лондоне достаточно напряжен, но бывают и длительные периоды, когда она прерывает всякую официальную деятельность. И хоть корреспонденция, касающаяся государственных дел, всегда следует за ней по пятам, королева часто может предаваться высшему удовольствию делать то, что она любит делать более всего».

Елизавета сумела найти противоядие, спасающее от ответственности и тягот, порождаемых тем обстоятельством, что она увенчана короной; верно и то, что тяжесть ее ноши несколько преувеличивают. В действительности она без особого труда переносит повседневную монотонную жизнь в Букингемском дворце, полностью расписанную ежедневником, куда занесены все предстоящие встречи, потому что знает, что прервет всю официальную деятельность на полтора месяца во время рождественских праздников, на месяц — на Пасху и на два с половиной — летом и осенью. Итак, есть пять месяцев в году, когда Елизавета получает некое подобие отпуска и, сняв с себя корону, использует это время, чтобы побыть просто женщиной.

Двадцать четыре часа из жизни королевы

День королевы начинается в восемь часов утра. Чуть раньше один из выездных лакеев королевы выгуливает в саду ее собачек Когда он возвращается, «на сцену» может выйти камеристка королевы и проследовать в королевскую спальню; впереди нее бегут нетерпеливо тявкающие собачки. Она подходит к двуспальной кровати, над которой возносится позолоченная корона, и ставит поднос с маленьким заварочным розовым чайником, с розовой чашечкой на розовом блюдечке, серебряной ложечкой, розовым молочником и такой же розовой сахарницей с серебряными щипчиками. Затем камеристка раздвигает тяжелые парчовые занавеси кремового цвета, проходит в ванную комнату и наполняет ванну, затем бросает в воду ароматические соли и раскладывает различные банные принадлежности фирмы «Роджер энд Галлет» (возможно написание «Роже э Галле». — Ю. Р.). В туалетной комнате она раскладывает и развешивает одежду, которую королева наденет в этот день. В то же время в личной ванной комнате принца Филиппа один из его лакеев наполняет его ванну и готовит его костюм. Королевская чета пользуется раздельными спальнями с 1950-х годов.

Когда дневная программа не требует раннего отъезда, Елизавета с супругом завтракают в 9 часов утра. К этому часу королева уже совершенно готова. Она приняла ванну, оделась и выполнила все традиционные женские ритуалы: причесалась и нанесла легкий макияж перед туалетным столиком, на котором лежат щетки для волос из позолоченного серебра, щетки для одежды, ручное зеркало и черепаховые гребни, и все это лежит в совершенном порядке вокруг ларчиков и шкатулок из граненого стекла, в которых она держит свою косметику.

Занимается королева макияжем не более нескольких минут, кроме тех дней, когда она присутствует на торжественных церемониях или парадных обедах. Она относится к числу тех женщин, что предпочитают ощущать на своих щеках дуновение ветерка и капли дождя, а не румяна и пудру. Обычно она использует тональный крем персикового оттенка, на который наносит тончайший слой пудры такого же оттенка, потом слегка касается серо-голубой тушью бровей и ресниц, чтобы подчеркнуть красоту глаз, и немного подкрашивает губы светлой помадой. Для маникюра она почти всегда пользуется прозрачным лаком. Затем одна-две капли духов… и вот она уже готова.

Королевский завтрак

Итак, Ее Величество полностью готова к предстоящему дню, когда входит в личную столовую, где стены обиты розовым шелком. Елизавета и Филипп завтракают, сидя бок о бок за овальным столом красного дерева. Стол раздвижной, так что за ним могут уместиться десять сотрапезников в тех редких случаях, когда королевская чета приглашает на обед или ужин кого-то из родственников или друзей. На стоящем между ними круглом столике лежат утренние газеты. Как только часы пробьют девять ударов, тотчас волынщик Королевского шотландского полка начинает наигрывать свою мелодию.

Когда у Елизаветы и Филиппа нет гостей, они обслуживают себя за столом сами. Блюда, накрытые серебряными крышками, расставлены на специальном приспособлении для согревания, подключенном к электросети. Филипп пьет только кофе: утром — с молоком, после обеда — черный. Он сам наливает себе кофе и кладет в чашку сахар. Королева заваривает свой любимый китайский чай в маленьком серебряном заварочном чайнике после того, как она его тщательно подогрела, следуя английской традиции. Электрический серебряный чайник, которым она пользуется, стоит на особой вращающейся подставке (изобретенной Филиппом), позволяющей без особого труда наливать воду в чашки. Королева пьет чай с молоком, но без сахара. Супруги пользуются тарелками с золотой каймой и довольно большими чашками с такой же каймой по краям. На каждом предмете сервировки из фарфора имеется вензель королевы, над которым парит маленькая золотая корона. Ножи, вилки и два прибора для растительного масла и уксуса сделаны из массивного литого серебра. В их меню не входит ни овсянка, ни какие-либо другие каши из злаков, им подают апельсиновый сок, яйца всмятку или яичницу (по два яйца каждому) с беконом и сосиски.

Иногда принц Филипп выказывает дурное расположение духа (о котором ходят легенды) уже за завтраком. Один из лакеев свидетельствует: «Я помню, как однажды утром, вопреки обыкновению, он позвонил в звонок и вызвал слугу во время завтрака. Я предстал перед Их Величествами. Королева и он уже сидели за столом, и перед ними стояли тарелки с яичницей с беконом. «Тосты», — сказал принц Филипп сухо. Ему свойственно бывать по утрам немного угрюмым. «Прошу Вашу Светлость простить мена, — сказал я, отвешивая поклон, — я сейчас же за ними схожу». Я устроил в коридоре настоящий спринтерский забег, перепрыгивая через ступеньки, преодолел два лестничных пролета, пулей пролетел через Большой холл и влетел в так называемый Кофейный зал, в мгновение ока преодолев около двухсот метров. Тосты были готовы. Я разложил их на серебряном подносе и бросился бегом назад. Я потратил на все про все не более четырех минут, но, когда я вошел в столовую, Филипп уже был готов встать из-за стола и уйти, его тарелка была пуста. «Слишком поздно, — сухо бросил он. — Слишком поздно»».

За работой

Ежедневно в 10 часов утра Елизавета входит в свой рабочий кабинет. Комната эта очень приятна с виду и, так сказать, располагает к работе, хотя в ней и царит небольшой беспорядок Теплота и задушевность, создаваемые стоящими на столе семейными фотографиями, стопками иллюстрированных журналов и спящими на полу собачками, спорят здесь с важным, торжественным видом кожаных портфелей-дипломатов и папок с официальными документами. Очень женственную атмосферу дополнительно подчеркивает мерцающая огоньками люстра из уотерфордского стекла. Около элегантного, изысканного мраморного камина расположились темно-коричневый широкий диван и два глубоких кресла; в камине зимой потрескивает огонь, разгоняя серость и сырость лондонского воздуха.

На стене висит портрет королевы, на котором она запечатлена еще юной принцессой; он составляет как бы пару зеркалу в вызолоченной раме, висящему над камином с фарфоровыми петушками. Рядом с камином стоит очаровательный шкафчик в стиле «хепплу-айт», коллективный подарок сорока семи членов королевской семьи к свадьбе, в котором хранится коллекция фарфора, принадлежащая лично Елизавете.

Повсюду цветы. Ваза с гвоздиками на длинных стеблях стоит на письменном столе, уже и так довольно сильно заставленном семейными фотографиями, двумя телефонными аппаратами, — один из которых снабжен особым устройством, позволяющим вести тайные переговоры, — а также пачками бумаги с ярко-алым королевским вензелем. Повсюду в этом обширном помещении с очень высоким потолком и огромными окнами прекрасно чувствуют себя розы, гвоздики, фрезии, хризантемы и орхидеи.

Итак, за работу! Около пяти десятков писем ожидают королеву на серебряных подносах: в основном это разнообразные ходатайства, прошения, жалобы и приглашения. Фрейлины королевы, ее секретари и соответствующие служащие отвечают на них. Личная переписка (то есть письма родных и друзей) остается, разумеется, для всех закрытой: на таких конвертах ставится внизу в левом углу особый шифр, состоящий из двух букв и одной цифры. Одна из бывших секретарш королевы вспоминает, какого рода послания в основном получала государыня: «Там встречались патетические письма от людей, находившихся в отчаянном положении. Много было писем от детей с вопросами типа: «Часто ли вы ели овсянку, когда были маленькой?» Были и просьбы о разрешении на «вступление в брак» с королевскими собачками, предложения изобретений, петиции, послания от сумасшедших и множество писем от людей, искавших любой повод, чтобы получить ответное послание на бланке дворца…»

Все письма, затрагивающие вопросы политики или управления государством, передаются в соответствующие государственные департаменты и ведомства; письма от детей передаются в руки одной из дам-ком-паньонок для ответа. Существует множество писем, в которых содержатся разнообразные просьбы: попить с королевой чаю (исключено), посетить королевские конюшни (открыты для широкой публики в среду и четверг после полудня), а также обращенные к королеве просьбы об участии Ее Величества в церемониях открытия школ, больниц, церквей, мэрий, заводов; просьбы о том, чтобы Ее Величество почтила своим присутствием праздник, торжественный обед, гала-концерт, спектакль, банкет, спортивные состязания, художественную или сельскохозяйственную выставку; просьбы о том, чтобы Ее Величество стала дамой-патронессой сиротского приюта или дома престарелых. Разумеется, только очень немногие из этих просьб благосклонно принимаются и не получают вежливого отказа.

Елизавета II редко отвечает на письма собственноручно. Однако она не любит и диктовать ответы на письма, а предпочитает дать краткие указания одному из секретарей о том, что она хотела бы сказать, и позволяет другим писать, диктовать и даже ставить ее подпись вместо нее. Только самые важные послания королева пишет сама или перечитывает и правит уже составленные секретарями письма. Свои личные письма она пишет сама в лучших традициях своего отца, который из Сандрингема руководил всем процессом управления королевством. Черчилль, получавший от своей государыни почти всегда написанные ею собственноручно письма, казалось, был от этого в восторге. С тех пор как на нее возложили корону, Елизавета использует для писем белую бумагу с красным королевским вензелем, раньше же на такой же белой бумаге был напечатан адрес королевской резиденции, где сейчас живет королева-мать, и сделана была эта надпись краской зеленого цвета. Корреспонденция членов королевского семейства обязательно заказная, иначе письма рискуют попасть в руки коллекционеров, что, кстати, уже случалось.

Утром большую часть времени Елизавета посвящает чтению документов и бумаг из так называемых «боксов» (то есть чемоданчиков), ежедневно доставляемых на автомобиле из различных министерств во дворец. Чемоданчики эти сделаны из красной или черной кожи: в красных содержатся телеграммы и секретные отчеты о деятельности Форин Оффиса, то есть министерства иностранных дел, в черных — документы парламента. Королева лично должна их прочитывать ежедневно; это чтение занимает около двух часов. Чемоданчики, содержащие донесения послов и генерал-губернаторов, постановления правительства и указы о назначениях на различные должности, повсюду следуют за Елизаветой, которая должна ежедневно скреплять эти документы своей подписью. Эти чемоданчики могли бы вдохновить какого-нибудь драматурга на создание пьесы в духе Ионеско, где они бы превращались для государыни в орудие пытки, в видения из ночного кошмара, в чудовищ, преследующих ее постоянно. Итак, находится ли королева в Букингемском дворце, или в отпуске, или путешествует, она никогда не может избавиться от этих чемоданчиков, к которым даже ее супруг не имеет доступа.

Одно из главных удовольствий для Елизаветы состоит в том, чтобы попытаться застать врасплох своих министров, проверить, внимательно ли они прочитали все государственные депеши. Колвилл рассказал, какую досаду испытал Черчилль, застигнутый, так сказать, на месте преступления: «Я получил чрезвычайно важную телеграмму от нашего посла в Багдаде… Я положил ее поверх стопки всех бумаг в чемоданчик Уинстона и приложил к ней небольшую записочку… Но он отложил все дела, сказав мне: «Принесите мне все это в субботу или в воскресенье. Сейчас это займет слишком много времени». Я опять попытался в течение уик-энда заставить его прочитать эту телеграмму, но у него были другие дела. И вот во вторник во время аудиенции Ее Величество спрашивает: «Что вы думаете о той чрезвычайно интересной телеграмме, что пришла из Багдада?» Он был вынужден признать, что не читал ее. Он вернулся просто в бешенстве. Ведь королева поймала его на ошибке».

В одном из министерств правительственный чиновник, составляющий официальные бумаги, допустил однажды серьезную ошибку, которую его непосредственный начальник, заместитель министра, а затем и министр пропустили. И только когда документ дошел до королевы, которая должна была его парафировать, ошибка была обнаружена и исправлена. Означенный документ был возвращен в министерство с собственноручной правкой Ее Величества.

Гарольд Вильсон тоже несколько раз попадал в затруднительное положение. «Очень интересна эта ваша идея возвести новый город в районе Блетчли», — как бы между прочим заметила королева во время одной из аудиенций. Премьер-министр побледнел как полотно. Он тогда впервые услышал о проекте создания города, сегодня известного под названием Мильтон Кейнз, в Бакингемшире. Этот проект был изложен в докладе одного из правительственных комитетов, королева уже успела его изучить, а Вильсон рассчитывал прочесть только в следующий уик-энд. «Я советую моему преемнику хорошо исполнять свои обязанности, — сказал он двенадцать лет спустя в речи, в которой объявил о своей отставке, и шутливо добавил: — А также знакомиться со всеми депешами и всеми докладами прежде, чем отправиться на аудиенцию к королеве, а не откладывать их на уик-энд, иначе он будет чувствовать себя как ученик, не выучивший урок».

Один журналист написал, что «спокойный, но проницательный взор» королевы будто бы говорит: «Я сделала все от меня зависящее, а вы?» Тщательность, с которой она читает документы, а также ее природное внимание делают королеву необычайно тонкой и чуткой зрительницей, наблюдающей за всем, что происходит на политической, управленческой и социальной сценах. Это качество, например, в полной мере проявилось в период трудностей, возникших в связи с односторонним провозглашением Родезией независимости, когда премьер-министр Ян Смит, бунтарь и смутьян, попытался уклониться от участия в приеме, даваемом во дворце, укрывшись в «Гайд-парк-отеле», чтобы там в спокойной обстановке насладиться хорошим бифштексом. Королева, заметив его отсутствие, послала за ним одного из высокопоставленных чиновников, возложив на него миссию привести Смита во дворец.

«Серый кардинал» королевства

Первым посетителем, допускаемым в кабинет королевы (на втором этаже северного крыла, окнами на Грин-парк), является ее «серый кардинал», и сегодня эти функции возложены на ее личного секретаря Робина Джанврена. Его роль состоит в том, чтобы организовывать королевские визиты как в самой Англии, так и за рубеж, составлять речи, управлять королевскими архивами, штатом секретарей дворца, канцелярией и пресс-службой. Этот человек пользуется огромным влиянием: он согласовывает вопросы, связанные с расписанием королевских визитов и встреч, следит за тем, чтобы королева была превосходно информирована в любой области, и потому требует отчетов от всех министров. Функции личного секретаря в данном случае тесно переплетаются с функциями советника. О лорде Стамфордеме (Стамфордхеме), верно служившем в этой должности Георгу V, монарх в конце жизни сказал: «Он научил меня быть королем».

Сначала Елизавета познакомилась с сэром Аланом Ласселлзом, образцом старого верного слуги, бывшим личным секретарем Георга VI. Высокий, худой, сдержанный и спокойный до такой степени, что мог бы служить образцом этих добродетелей, он обладал чрезвычайно острым умом, был потрясающе язвителен, даже чуть нагловат, а за простыми очками в тонкой стальной оправе и заурядными усами скрывалась разносторонне одаренная, сложная личность. «Жизнь в кабинете не имеет ничего общего с кроватью, усыпанной розами», — заявил как-то он. А профессор Ласки развил эту несколько лапидарную формулу и облагородил ее: «Личный секретарь государя является доверенным лицом всех министров… Он, будучи хранителем тысячи и одной тайны, должен разделять то, что может, так сказать, увидеть свет, и то, что должно остаться во мраке… Это существование в обстоятельствах, где самое малозначительное происшествие может повлечь за собой ужасную катастрофу… Личный секретарь должен в полном покое и безмятежности, с полнейшей ясностью пребывать среди всякого рода событий, которые многих побуждают к преисполненным страсти заявлениям».

Личный секретарь дает королеве советы в случае правительственного кризиса или в том случае, если речь просто идет о выборе кандидата на роль премьер-министра; тогда ему может быть поручена деликатная миссия провести опрос и зондаж, чтобы определить соотношение политических сил. Наконец, он поддерживает контакты с парламентскими кругами и служит для королевы своеобразным «фильтром».

За сэром Аланом Ласселлзом эту должность при Елизавете унаследовал Майкл Адин, внук лорда Стамфордема, личного секретаря Георга V. Питер Таунсенд вспоминает, что «он был достаточно близок к «низшим эшелонам», чтобы их понимать. Он был остроумен, но в то же время благороден, прост, лаконичен». Но дольше всех обязанности личного секретаря королевы исполнял Мартин Чартерз, удостоенный права именоваться «сэром», когда покинул дворец. Отнесенный одним из хулителей и очернителей монархии к разряду «одетых в твид придворных», этот внук одиннадцатого графа Уимизза женился на дочери бывшего военного министра лорда Марджесона; будучи выпускником Итона, он какое-то время служил в Интеллид-женс Сервис и стал главой двора Елизаветы, тогда бывшей принцессой — наследницей престола. Он — превосходный, талантливый скульптор и часто выставлял на выставках свои произведения из бронзы. Затем эту ключевую должность занял 59-летний господин Уильям Хезелтайн, по происхождению австралиец; войдя во дворец в I960 году в качестве помощника в отделе по работе с прессой, он медленно поднимался по служебной лестнице, прежде чем стать пятым личным секретарем Елизаветы II. Затем таковым стал шурин принцессы Дианы сэр Роберт Феллоуз, уступивший в свой черед это место Робину Джанврену, на долю которого и выпала печальная участь ранним утром 31 августа 1997 года известить принца Чарльза о смерти Дианы.

«Я уверена, что все было согласовано заранее», — всегда говорит Елизавета своему личному секретарю. Если она это говорит, то только потому, что ей это отлично известно; если же было бы иначе, она безжалостно изводила бы его вопросами и указаниями. Для государыни каждая, пусть даже незначительная деталь имеет свое особое значение. Королева, когда-то в детстве просыпавшаяся среди ночи и встававшая с постели для того, чтобы проверить, аккуратно ли она сложила свою одежду, не смогла бы заснуть спокойно, если бы не знала, что ей предстоит сделать завтра, в последующие дни и так в течение всего года. Этот календарь, в котором строго-настрого все определено и расписано заранее и столь необходимый королеве, показался бы обычному человеку чем-то ужасающим, приводящим в отчаяние, но он наилучшим образом соответствует характеру Елизаветы.

Хотя все детали официальных визитов королевы находятся в ведении шталмейстера, личный секретарь королевы тоже занимается передвижениями королевы по воздуху и по морю. В соответствии с правилами иерархии у него в подчинении находятся пресс-атташе и уполномоченный от министерства обороны для рассмотрения вопросов, связанных с вооруженными силами. Он также является главным хранителем королевских архивов и имеет в своем распоряжении помощника, архивариуса и двух секретарей.

Но самой главной задачей личного секретаря является составление текстов речей. В начале царствования Елизаветы лорд Олтринхем высказывал очень суровые суждения по поводу ее «спичей»: «Похоже, королева неспособна сказать без бумажки нескольких фраз; надо бы, чтобы она хотя бы изменила манеру чтения. Она выглядит всего лишь школьницей с поджатыми или закушенными губами, капитаном девчоночьей хоккейной команды или девчонкой, приготовившейся принять первое причастие». Итак, королева изменила стиль своих речей, которые она теперь произносит более непринужденным тоном. Есть только одна мания, от которой она так и не сумела избавиться: начинать все свои речи словами: «Мой муж и я…»

В конце концов между государыней и личным секретарем возникло некое согласие, даже сообщничество, объединившее их. Например, один из приближенных королевы вспоминает о приступе сумасшедшего хохота, случившегося во время приема ноты из Форин Оффиса по поводу визита одного официального лица, не знавшего английского языка, но говорившего по-немецки. Личный секретарь посоветовал призвать на помощь принца Филиппа в качестве переводчика, но министр иностранных дел возразил: «Королева доверяет познаниям принца Филиппа в немецком языке не более чем своим собственным, а потому следует просить вышеупомянутое лицо, чтобы его сопровождал посол его страны».

Дворцовый эконом

Теперь перед королевой почтительно склоняется в поклоне вошедший в зал дворцовый эконом. Этот человек выполняет функции главного администратора и интенданта, отвечает за работу всего обслуживающего персонала и за устройство приемов. В начале царствования Елизаветы эту тяжелую работу выполнял сэр Пирс Ли; сэр Питер Ашмор сменил его в 1973 году и оставался в этой должности до 1986 года, а сегодня ее занимает сэр Пол Грининг, бывший офицер, когда-то поднимавший королевский штандарт на королевских яхтах. Притом что ежедневно ему надо накормить около шестисот человек, он несет ответственность за двести человек прислуги и организует приемы в саду, на которых присутствует до восьми тысяч гостей, так что дворцовый эконом выполняет роль топ-менеджера крупной гостиницы. Официальные банкеты и присутствие на них различных известных особ кроме всего прочего требуют от него изощренной дипломатии. Четырнадцать человек помогают ему в его канцелярии или секретариате; ответственный администратор или управляющий его ведомства носит звание подполковника, зовут его Стюарт Вильсон; ежедневная дворцовая «рутина» доверена мистеру А. Ханкоку (Хэнкоку).

Дворцовый эконом лично каждое утро представляет королеве меню. Речь идет о книжке в красном кожаном переплете с красным карандашиком, которым Елизавета и вычеркивает то, что она не хочет есть в этот день. Итак, она ничего не согласовывает напрямую с шеф-поваром. Завтрак — это единственный прием пищи (очень важный для Великобритании), где ему предоставляется карт-бланш. По понедельникам дворцовый эконом обычно остается в кабинете государыни дольше обыкновенного: они обсуждают события, которые будут иметь место на предстоящей неделе, и королева сообщает ему свои пожелания и свои замечания.

Питер Таунсенд вспоминает про дворцового эконома Георга VI: «Это был мужчина, у которого в глазах то и дело вспыхивала искорка юмора и который в критические мгновения, казалось, смеялся, пряча смех за маской полнейшей невозмутимости. В тот день, когда «глава Королевского дома», то есть тогдашний дворцовый эконом, «славный малый» Пирс Ли за что-то его слегка выбранил, Эйнсли так ему ответил, что этот ответ стал, так сказать, классикой жанра: «Будьте уверены, сэр Пирс, что мое единственное желание состоит в том, чтобы подчиняться приказам дворцового эконома и угождать фрейлинам»».

После ухода дворцового эконома королева, сидя за письменным столом из красного дерева, принадлежавшим ее отцу, делает несколько звонков по телефону. Ежедневно по утрам телефонистка на коммутаторе соединяет королеву с ее матерью: «Ваше Величество? Ее Величество…» Разумеется, никто не может услышать, о чем говорят Их Величества: на линии установлено особое оборудование, исключающее прослушивание. В эпоху правления Георга VI человек, ответственный за ведение счета в королевском банке, по имени Джордж Кинг регулярно звонил во дворец. Однажды на линии возникли помехи, так что разговор на время прервался. «Алло! Алло! — подал голос банкир. — Это Джордж Кинг». На что в ответ раздался совершенно спокойный голос короля: «А это король Георг…» (Здесь требуется пояснение для русского читателя: король по-английски звучит как «кинг», а Георгом короля Англии на немецкий лад именуют только в русской исторической традиции, как и других английских монархов, так что по-английски оба имени звучали одинаково, а именно «Джордж»; так что клерк представился как Джордж Кинг, а король — как Кинг Джордж)

Посетители

Итак, рабочее утро королевы продолжается, иногда оно посвящается аудиенциям и приемам официальных гостей. Четырнадцать раз в году в большом Бальном зале проводится церемония награждения, в ходе которой Елизавета воздает почести и вручает награды своим известным и заслуженным соотечественникам. По большей части королева жалует наградами по представлению премьер-министра, но некоторые государственные награды вручает и по своему усмотрению: орден «За заслуги», орден Кавалеров почета, орден Королевы Виктории, орден Подвязки и орден Чертополоха. Так, Чарли Чаплин и Альфред Хичкок стали кавалерами ордена Британской империи в 1975 и 1980 годах. Члены ансамбля «Битлз», удостоенные этого ордена в 1965 году, вернули свои награды несколько лет спустя в знак неприятия политической системы; а Ванесса Редгрейв, спокойная и трезвомыслящая, доверительно сообщила: «Мне, пожалуй, даже стыдно, что я приняла крест кавалера ордена Британской империи. Это доказывает, сколь велика надо мной власть притягательной силы общественных институтов».

Всем известно, что королева способна мгновенно распознать главное в человеке, это ее свойство сравнимо разве только с тем блеском, с которым она выполняет свои монаршие обязанности. Она может принимать группы, включающие от ста сорока до ста шестидесяти человек, и при этом будет создаваться впечатление, что она с каждым успела переговорить лично и при этом вроде бы без спешки. Когда она желает кого-либо задержать и пригласить на обед, то имя этого человека фигурирует в самом конце списка тех, кто удостоен королевской аудиенции, а супругу приглашенного просят прибыть во дворец к половине первого.

В мае 1956 года королева придумала новый тип приемов во дворце. Итак, на обед приглашаются гости, числом не более полудюжины. Это был своеобразный ответ лорду Олтринхему, написавшему: «Двор остается небольшим анклавом британских плутократов, не позволяющим королеве иметь контакты с разными людьми и сталкиваться с различными мнениями». Обеды эти проходят в столовой на втором этаже, где стоит китайская мебель, покрытая черным лаком. Многократно в течение года на эти обеды собираются самые известные представители английского общества, более всего находящиеся на виду. Так, Джоан Коллинз сидела за одним столом с Джекки Стюарт, П. Д Джеймс — с Ширли Басси, Айрис Мёрдок (Мэрдок) — с Эндрю Ллойд Уэббером…

Королева во время этих обедов не боится демонстрировать свое остроумие. Однажды, когда на обед подали спаржу, один из гостей, сидевший слева от королевы, с облегчением отметил для себя, что королеве положат на тарелку это кушанье первой, а ему — последнему. Он не без любопытства смотрел, как Ее Величество управляется с длинными стеблями, плававшими в соусе. После того как и ему положили на тарелку спаржу, королева повернулась к нему и с лукавой улыбкой сказала: «А теперь моя очередь! Теперь я посмотрю, как вы с этим управитесь!»

Собачки королевы присутствуют на всех завтраках, обедах и ужинах; королева любит их баловать и угощать под столом чем-нибудь вкусненьким. Один из лакеев рассказывает, что он однажды чуть не умер от смеха во время обеда, данного в честь артистов, когда Хетер, самая старая из собачек породы корги, принялась под столом тереться об ноги всех присутствующих. «Хетер! — строго сказала королева. — Довольно!» И Хетер Харпер, знаменитая английская оперная дива, обладательница редкого сопрано, подскочила чуть ли не до потолка, к большому удовольствию принца Филиппа. В другой раз Елизавета должна была терпеть соседство какого-то профсоюзного деятеля, очень несимпатичного. Мужчина имел неосторожность уронить на ковер кусочек картошки. Он надеялся, что никто этого не заметил, но под столом как раз пробегала одна из собачек; она подошла к кусочку, обнюхала его, шумно втягивая воздух, и с громким лаем убежала. Королева не отказала себе в удовольствии рассмеяться.

Однако жесткий протокол все же сохраняет свои права в некоторых областях. Так, если для обычных семейных завтраков, обедов и ужинов королева предпочитает использовать простую посуду, белую с цветной каймой, то для парадных обедов по торжественным случаям и для обедов в честь официальных визитов глав других государств используют золотую посуду с выгравированными символами королевской власти, то есть с гербом, где на четырехугольном щите изображены лев и единорог. Для менее важных обедов и ужинов во дворце есть десятки сервизов Викторианской эпохи, в основном из севрского фарфора или из фарфора лучших английских заводов.

Улыбайся!

Но вернемся к графику, или расписанию, Елизаветы и посмотрим, чем занято ее послеобеденное время (имеется в виду обед в российском понимании этого слова по времени. — Ю. Р.) После завершения обеда у королевы есть в запасе несколько минут, чтобы переодеться (умение быстро переодеваться — это настоящий талант, который она в себе развивала с юных лет) и затем посвятить себя послеполуденным делам, а именно официальным или государственным визитам. В сопровождении одной из своих придворных дам (фрейлины) и одного из своих секретарей, а также двух личных телохранителей она садится в один из своих королевских «роллс-ройсов», который подают прямо к подъезду. Окна в ее машине всегда наглухо закрыты из-за ветра, который может растрепать прическу или стать причиной простуды. Здоровье королевы — дело государственной важности! Страховая компания «Ллойд» регулярно страхует ее жизнь и удостоверяет, что королева здорова, уверяя коммерсантов, владельцев гостиниц и телевизионные каналы в том, что ни в коем случае не следует отменять или запрещать торжественные церемонии с участием коронованных особ. Во время коронации Елизаветы котировка премии по полису страхования была невысока; говоря иным языком, эксперты компании «Ллойд» сделали ставку на жизнеспособность королевы. И действительно, единственной ее проблемой со здоровьем является хронический синусит, который она лечит гомеопатическими средствами.

Итак, после полудня Елизавета покидает дворец: она посещает действующие и открывающиеся больницы, проводит военные смотры, восседая верхом на лошади во главе кавалерийского полка своей гвардии, открывает новые дороги, выставки, мемориальные доски. Лучше, чем кто-либо, она умеет разбивать бутылку шампанского о носовую часть корабля при спуске его на воду, произносить речи, совлекать покрывало со статуй, разрезать ленточки и получать ключи от какого-нибудь города. Она умеет улыбаться, казаться внимательной, задавать уместные вопросы, принимать подносимые ей букеты цветов и улыбаться, улыбаться, улыбаться. Одна из ее придворных дам свидетельствует: «Королеве было трудно понять, что когда она с кем-то встречается, то для этого человека данная встреча — единственный случай увидеть Ее Величество. Вот почему она всегда должна улыбаться. Но ей было трудно сохранять на устах улыбку на протяжении всего времени следования торжественных процессий (примерно сорок пять минут), у нее начинались судороги. Итак, иногда ей приходится расслаблять мускулы лица. Само собой, в такие минуты она не улыбается, и некоторые думают, что она пребывает в дурном расположении духа…»

Бывший премьер-министр Макмиллан однажды коснулся вопроса о королевской улыбке. Между тем, как выглядит Елизавета в обычные дни, и между ее величественным видом, который она напускает на себя на публике, он увидел поразительный контраст и открыл по сему поводу свою душу одному из членов королевской семьи, задав сокровенный вопрос: «А нельзя ли попросить королеву не быть столь серьезной и важной?» Елизавета об этом узнала и удивилась. Она всегда говорила себе, что в большинстве случаев при любых обстоятельствах люди хотят, чтобы у нее было торжественное, церемонное выражение лица. По крайней мере, такова была традиция, почитаемая ее отцом и дедом, которые на людях стремились выглядеть величественными. Но телевидение и необходимость общения с народом обязывают ее немного «подрастерять» свой важный вид.

В королеве действительно есть некая двойственность. Широкая улыбка, которая может внезапно заиграть на ее лице, выражая определенное лукавство, столь же тепла, сколь леденящим может быть внезапное исчезновение этой же улыбки как раз в тот миг, когда этого меньше всего ожидали, словно минутная радость напомнила королеве о том, что она не должна позволять увидеть в своей личности ничего, кроме того, что совместимо с ее обезличенной ролью монарха.

Необходимо было пройти обучение и другому искусству: оставаться подолгу на ногах и не уставать. Королева открыла Сьюзен Кросланд (Кросленд) свой «фокус»: «Слегка расставьте ноги, вот так Следите за тем, чтобы они стояли параллельно. Удостоверьтесь в том, что вес вашего тела равномерно распределяется на обе ноги. Вот и все». Этот рецепт делает менее тяжкими приемы в саду; когда королева выходит в сад при звуках национального гимна, тысячи людей образуют живую цепь; там никогда не бывает толчеи, и за час королева проходит довольно большое расстояние, стремясь переговорить с наибольшим количеством гостей.

Во время послеобеденных визитов королева должна сохранять на лице улыбку и без устали пожимать сотни и сотни рук Однажды она и по сему поводу поделилась своим рецептом: при рукопожатиях надо протягивать мягкую, расслабленную руку с большим пальцем, повернутым ко внутренней стороне ладони; это удержит вашего собеседника от слишком сильного рукопожатия.

«Советовать, ободрять, предупреждать»

Обычно королева возвращается в свои покои к пяти часам вечера. С пяти до половины седьмого — время вечернего чаепития. В действительности в эти драгоценные минуты она иногда видит своих детей и сама кормит своих собачек. Затем, в промежутке между чаем и ужином, она дает аудиенцию премьер-министру и, кроме того, занимается чтением записей дебатов в парламенте. Эта аудиенция премьер-министра — самый острый момент недели. Кто стоит во главе государства в Великобритании? Королева. А кто стоит во главе британского правительства? Премьер-министр. В настоящее время правит всем в Великобритании Тони Блэр, а королева не правит. Но мистер Блэр подчиняется вердикту народа: его поблагодарят в тот день, когда партия лейбористов проиграет (потерпит поражение) на всеобщих выборах. А вот королеву не низложат. Правительства меняются, государство остается.

По закону, в соответствии с традициями и даже по общепринятым понятиям королева является верховной главой государства, ей принадлежит абсолютная власть. Она является воплощением высшей справедливости, которая воздается в органах правосудия по всему королевству от ее имени; она носит звание верховного главнокомандующего; наконец, она возглавляет англиканскую церковь. Премьер-министр и члены правительства — ее «слуги». Ни один документ, ни одна бумага не имеют никакой ценности, если на них нет королевского росчерка. Ее инициалы остаются на конвертах и на почтовых ящиках. Назначение на должность любого высокопоставленного лица, начиная с премьер-министра и кончая губернатором одного из далеких доминионов Британской короны, сопровождается великой честью, а именно милостивым разрешением приложиться к руке королевы в знак принятия назначения. Эта церемония целования руки монарха является остатком средневековых уз, связывавших государя и его вассалов; почти все министры в период царствования Елизаветы II подчинились этому обычаю, даже самые ярые и непримиримые социалисты.

Однако королева представляет собой в Англии довольно странный и алогичный общественный институт, она не обладает никакой прямой и абсолютной властью до такой степени, что, как заметил историк Баджот (Багот), «если бы парламент однажды проголосовал за казнь королевы, то этот закон должен был бы быть ею подписан и никакой возможности отказаться от подписания у нее бы не было…». Однако она до сих пор остается своеобразным цементом, скрепляющим нацию, символом этой нации за рубежом, а также самой информированной особой в королевстве. Ее роль заключается в трех глаголах: «Советовать, ободрять, предупреждать».

Однажды, когда сэра Годфри Агнью, члена Тайного совета, спросили, отдает ли королева предпочтение консерваторам, он дал очень правильный ответ: «Я так не думаю. Королева не делает различий между политиками из разных партий. Для нее они все принадлежат к одной социальной категории». Таким образом, исполнительная власть, воплощением коей является монархия (а не премьер-министр, каковой является всего лишь исполнителем, а не исполнительной властью), стоит над политикой, а следовательно, и над политической коррупцией. В этом положении дел — сила британской системы. Если в Соединенных Штатах какой-то политик поддается и берет взятку, то он может найти прецеденты, имевшие место при одном из коррумпированных президентов, вчерашних или нынешних, когда коррупция процветала, и найти себе оправдание под предлогом отсутствия высокоморального идеала на самом верху, примеру коего надо было бы следовать; но английский политик всегда должен равняться на неподкупность монарха.

После парламентских выборов (они проводятся раз в пять лет) королева выбирает себе премьер-министра, а затем и министров — членов кабинета (это название было присвоено правительству в ту пору, когда с 1714 по 1830 год министры проводили заседания в отсутствие королей из Ганноверской династии). В действительности королева назначает премьер-министром лидера партии, получившей большинство в палате общин. Но вплоть до 1965 года в партии консерваторов лидера не было; его внезапное «появление», если использовать термин, употребленный в ходе внутрипартийных дебатов, произошло не в результате выборов, а вместо них. Многократно, как, например, в 1957 и 1963 годах, подобное отсутствие партийного лидера оказалось вредоносным, как стало ясно королеве, потому что она, самолично выбирая себе премьер-министра, оказывается вовлечена в политические интриги и борьбу мнений. На деле спорным был не вопрос о том, на кого падет выбор королевы (каковой всегда падал на одного из представителей истеблишмента), а спорным представлялся вопрос о системе принятия решений в партии консерваторов.

Как отметил писатель Антони Бёрджесс, королева обладает властью, опираясь на знания и на высокий моральный авторитет, именно на них эта власть и зиждется. Взойдя на престол совсем молодой (в 1952 году), она может сейчас, достигнув зрелости, похваляться тем, что на протяжении более чем пятидесяти лет ставила политический эксперимент, одерживая в нем верх и извлекая из него пользу, ибо ее ежедневный долг главы государства состоит в том, чтобы знать, что делает правительство, вне зависимости от того, из кого оно состоит: из социалистов (лейбористов) или консерваторов. Елизавета знает о политике гораздо больше, чем любой премьер-министр, ведь знать — это ее работа, ее ремесло.

Еженедельно, когда заседает парламент, королева принимает главу правительства в Букингемском дворце, чтобы он отчитался перед ней о планах и принятых решениях. Раньше это событие имело место по вторникам в половине шестого вечера, но когда Елизавета взошла на престол, принцу Чарльзу и принцессе Анне было соответственно четыре и два года, и королева непременно хотела сопровождать их в детскую, чтобы наблюдать, как их будут купать. Она попросила Уинстона Черчилля, бывшего тогда премьер-министром, перенести аудиенцию на час позднее, он тотчас же согласился, и все последующие премьер-министры подчинились этому новому расписанию.

Премьер-министр закрывается с королевой наедине, чтобы объяснить ей, каково положение дел в данный момент, и высказать свои предположения относительно будущего. Королева не может ни защищать определенную политику, ни наложить на нее вето, но она может высказывать свое мнение, будучи вне партий и находясь над ними. Речь идет о советах скорее нравственных, чем политических, а ничто не может быть полезнее для главы правительства.

Надо учитывать, что это не простая формальность. Аудиенция продолжается больше часа, и премьер-министр очень заинтересован в том, чтобы полностью владеть информацией, содержащейся в его досье, в том, чтобы быть хорошо подготовленным к этой беседе. Как правило, премьер-министры всегда признавали, что Елизавета превосходно знала содержание документов, находившихся в папках; они также признавали тот факт, что у нее есть особый дар слушать и понимать. После этих аудиенций они выходили усталые, в изнеможении, «выжатые как лимон». Обычно премьер-министр передает личному секретарю королевы список тем, так сказать, стоящих на повестке дня, но частенько беседа сворачивает на иные, самые разнообразные общие темы.

Елизавета правила страной с десятью премьер-министрами: Уинстоном Черчиллем, Энтони Иденом, Гарольдом Макмилланом, Алеком Дуглас-Хоумом, Гарольдом Вильсоном, Эдвардом Хитом, Джеймсом Каллаганом, Маргарет Тэтчер, Джоном Мейджором и Тони Блэром.

От Уинстона Черчилля до Тони Блэра

Первым с нынешней королевой работал Уинстон Черчилль. 5 апреля 1955 года, когда она приняла его отставку, ей было двадцать восемь лет, а ему — восемьдесят. Черчилль любил ее, как мог любить один только очень старый премьер-министр. Он никогда не был с ней столь же любезен и снисходителен, каким был лорд Мелбурн с королевой Викторией, напротив, как говорила сама Елизавета, «он бывал иногда на редкость упрям». Однако же Уинстон Черчилль был ей преданным спутником, и не только спутником, а верным проводником, почти приемным отцом.

Сэр Энтони Иден был более чопорен. Характером он резко отличался от своего предшественника Черчилля и от своего преемника Макмиллана. 9 января 1957 года, когда он подал в отставку по причине слабого здоровья, королева приехала из Сандрингема в Лондон, чтобы посетить его и избавить от необходимости передвигаться. Она пожаловала ему титул графа Эйвона (Эйвонского) и наградила орденом Подвязки, оказав ему наивысшую честь, ибо это самый старый и самый почитаемый орден, даруемый короной Британской империи.

С Гарольдом Макмилланом она сотрудничала почти семь лет, познавая человека, наделенного несравненным блеском, элегантностью и выправкой, чей острый ум, однако, ни в малейшей степени не подавлял эмоций и порывов, присущих его «двойственной» натуре, по выражению Энтони Сампсона, автора биографии Елизаветы II. Перед каждой аудиенцией Макмиллан посылал королеве список тем, стоящих на повестке дня, чтобы поставить ее в известность о том, какие проблемы он собирается с ней обсуждать (его преемники тоже впоследствии прибегали к этой методике, всячески ее совершенствуя). В качестве своеобразной награды за такую любезность Ее Величество разрешала своему премьер-министру говорить с ней сидя, а не стоя; благодаря этому их встречи проходили в менее натянутой, чопорной атмосфере. В прощальном письме, написанном Макмиллану в 1963 году, Елизавета проявила себя почти поэтессой, склонной к лиризму, она называла его «своим проводником, руководителем и помощником в продвижении по лабиринту международных отношений», она говорила о нем как о «своем учителе, во многом способствовавшем формированию ее взглядов в многочисленных важных областях, таких как конституция, политика и общественная жизнь». По ее выражению, никто из его преемников, «даже самый замечательный», никогда не сможет с ним сравниться в ее глазах.

И все же именно с его преемником сэром Алеком Дуглас-Хоумом она поддерживала гораздо более личные, близкие отношения, чем с кем-либо из своих премьер-министров. Их шотландские семьи хорошо знакомы, это правда. Вторничные беседы между королевой и сэром Алеком, казалось, были особенно непринужденными: на прямой вопрос она давала прямой ответ, в котором отражались ее истинные чувства, после чего переходила к другой теме.

В 1964 году в лице социалиста Гарольда Вильсона, как это ни парадоксально, королева нашла премьер-министра, с которым у нее установилось полное взаимопонимание, с которым она поладила наилучшим образом. Однако начиналось-то все плохо: в октябре, в день принесения присяги, этот сын аптекаря спросил, не может ли он прибыть во дворец вместе с женой, что противоречило традициям. Кроме того, вместе с ним, оказывается, прибыли еще его отец и сестра. Естественно, его поведение было расценено как «мелкобуржуазное отсутствие хороших манер». Но, однако же, вскоре между двумя «соперниками» установились хорошие отношения. Как заметил в 1966 году лейборист Ричард Кроссманн: «Вильсон выказывает большую преданность королеве и демонстрирует, что очень гордится тем, что она высоко оценивает его визиты».

Гарольд Вильсон выказывал большую гибкость, и его контакты со двором ему льстили. Встреча по вторникам с королевой для него была одним из самых важных событий недели. Он считал, что Ее Величество в курсе всех дел и информирована превосходно. К тому же предыдущие премьер-министры рассматривали поддержку королевы как нечто обусловленное заранее, как бы приобретенное по договору, что ее часто возмущало; Вильсону же подобные идеи были чужды, и он очень серьезно относился к своим еженедельным обязанностям объяснять королеве суть событий и современное положение дел, а она очень высоко ценила его остроумные, порой резкие замечания и как бы сказанные вскользь реплики по поводу интриг, развивавшихся за кулисами Вестминстера.

Этот лис от политики обладал внушающей доверие, успокаивающей мудростью, которая гарантировала успех этим вторничным аудиенциям. Как он заявил: «Королева была очень проста в обхождении, очень хорошо информирована и всегда выказывала большую заинтересованность. Если мне случалось демонстрировать злобу по отношению к кому-либо из государственных деятелей, она всегда имела в запасе соответствующий комментарий по сему поводу». Когда королеве исполнилось сорок лет, она стала проявлять все большую и большую страсть к политике, в которой разбиралась все лучше и лучше, и ничто не доставляло ей такого удовольствия, как слухи и анекдоты из кулуаров парламента, которые ей пересказывал Вильсон. В результате всех бесед королева внушила этому социалисту вечное почтение к монархий, достигшее апогея в 1974 году, когда Елизавета наградила его орденом Подвязки.

С консерватором Эдвардом Хитом, назначенным на должность премьер-министра 19 июня 1970 года, королева, как говорится, «спелась» наилучшим образом. Любовь премьер-министра к музыке, к рождественским песням и яхтам находила отклик в душах многих членов королевской семьи, которым кроме всего прочего было также известно, что он был воспитан в семье, придерживавшейся ультрароялистских взглядов. В беседе с графиней Лонгфорд в 1983 году Эдвард Хит так вспоминал эти вторничные аудиенции: «Я не думаю, что королевская прерогатива «советовать, ободрять и предупреждать» сегодня исчезла. Нет. Я думаю, что все зависит от того, насколько большую пользу извлекает из нее премьер-министр. Она не исчезла, даже если, по моему мнению, некоторые властные полномочия монархии ослабели, например, в том, что касается выбора лидеров партий и т. д. Я всегда все откровенно говорил королеве. Я готовил список вопросов, предлагаемых к обсуждению, с согласия ее личного секретаря. Она обычно держала этот список перед собой рядом с блокнотом для заметок и заглядывала в него, чтобы видеть, всех ли проблем мы коснулись в разговоре. Но я нередко затрагивал и темы, о которых заранее ничего не говорил личному секретарю, потому что я знал, что они ее заинтересуют. Беседу мы всегда вели с глазу на глаз, и никто ничего за нами не записывал. Я не знаю, записывала ли она сообщенные мной сведения позднее в свой дневник, быть может, она посвящала нашим беседам несколько строк Но никто никогда не составлял протокола по всей положенной форме. Она часто рассказывала о своих путешествиях, о своих наблюдениях, о различных реакциях людей. Она в каком-то смысле направляет вас, наставляет на путь истинный».

С 1974 по 1976 год к обязанностям премьер-министра вернулся Гарольд Вильсон. Преемником его на этой должности стал Джеймс Каллаган, тоже лейборист. За те три года, что он занимал пост премьер-министра, королева высоко оценила его общество, и иногда можно было слышать, как они во время аудиенций не просто смеялись, а хохотали. В своих мемуарах этот политический деятель, отошедший от дел, вспоминает о королевских аудиенциях: «Я проводил с королевой час, иногда полтора, но никогда не меньше часа, если только у нее или у меня не было назначено встреч или не было приглашений на ужин. Нам не подавали никаких напитков, таково было правило этого семейства. Здесь всегда со всеми обращались одинаково, но каждый при этом думал, что его принимают все же более приветливо и сердечно, чем других. Я не думаю, что это правда, ибо королева всегда верна себе. Она каждого принимает очень любезно и радушно, но однако же никому не становится другом. Обстановка там очень и очень сердечная. И все премьер-министры в равной мере находили понимание в проблемах, стоявших перед ними, хотя королева и не разделяет взглядов многих из них, ведь она вне политики. Я думаю, что она их оценивает, но не всегда высказывает свое мнение. Она слушает. У нее, несомненно, великолепная интуиция, но я очень редко слышал, чтобы она сказала: «Почему вы не делаете то или это?» Она держится очень ровно, даже отстраненно, но, с другой стороны, очень интересуется политикой: «Кто идет вверх? Кто теряет скорость?» Однако она мало интересуется проблемами учетной ставки!»

Все же Джеймс Каллаган не может не отметить: «Все ее знания базируются на сведениях, полученных извне. У нее довольно мало опыта и знаний, приобретенных, так сказать, напрямую, за исключением одной области, а именно выращивания лошадей и бегов. Она часто может повторить вам то, что кто-то сказал ей по какому-либо поводу или на какую-то тему. Это ее способ судить по данному поводу или относительно данной темы. Она не может иметь личное мнение, не может высказывать собственную точку зрения».

После пяти лет правления лейбористского правительства к власти вернулись консерваторы, и 4 мая 1979 года королева назначила премьер-министром Маргарет Тэтчер, которая стала первой женщиной, занявшей сей пост. Если кто-либо желает проявить благоразумие и воздать всем по заслугам, то следует начать с того, что королеву и миссис Тэтчер никогда не вдохновляли одни и те же вопросы. Премьер-министр питала великую страсть, редкую для главы британского правительства, ко всему тому, что было связано с наукой и новыми технологиями: она могла более пяти часов (вместо двух-трех предусмотренных) осматривать какой-нибудь завод по производству компьютеров, причем без устали задавать вопросы, доказывающие, что она поняла все, что ей объясняли. Королева в данной сфере не следовала ее примеру. В действительности, и это во дворце ни для кого не было тайной, она вовсе не ценила Маргарет Тэтчер, бывшую, по ее мнению, слишком пропитанной духом «нуворишей». Говоря о Мэгги, она могла даже сказать следующее: «Сотрите слой лакировки, нанесенный Кембриджем, и вы попадете в бакалейную лавку». С этим мнением охотно соглашались принц Филипп и принц Чарльз. На семейных обедах и ужинах Елизавета великолепно копировала вымученный, неестественный тон своего премьер-министра. Она не лишала себя удовольствия слегка отомстить госпоже Тэтчер: когда «Железная леди» прибывала к королеве, чтобы доложить о положении дел, которое ей не нравилось (например, об американской интервенции на Гренаду в 1983 году), могла даже не предложить ей сесть…

В 1986 году, в июле, когда пресс-атташе дворца с точным расчетом сделал несколько нескромных откровенных заявлений воскресной редакции «Таймс», в этом увидели своеобразный хитрый маневр с целью оказания давления на премьер-министра. В самом деле, газета упомянула о том, что королева сделала несколько критических замечаний в адрес Маргарет Тэтчер, которая отказывалась применить санкции против Южно-Африканский Республики, чего требовали страны Содружества. Елизавета не простила ей также провала XIII Игр Содружества, подвергнутых бойкоту со стороны половины приглашенных стран. По сведениям автора все той же статьи, королева сожалела о «недостатке сочувствия у Маргарет Тэтчер к бедным» и о «непоправимом ущербе, нанесенном социальной системе действиями, примененными правительством по отношению к забастовке шахтеров…».

Писатель Энтони Сампсон дошел даже до того, что написал: «Еженедельные встречи королевы с госпожой Тэтчер, двух женщин одного возраста, представляют собой своеобразную идефикс, манию, по крайней мере для одной из них». Он добавил, что королева «проста и пряма», тогда как госпожа Тетчер еще больше похожа на королеву. Однако столь же трудно представить себе, чтобы такую ярую роялистку, как Маргарет Тетчер, неотступно преследовали и мучили мысли о визитах к королеве, как и то, чтобы невозмутимую Елизавету II, сегодня столь уверенную в себе, устрашили бы мысли о визите кого-либо из политиков.

Отношения между принцем Чарльзом и бывшим премьер-министром были еще хуже. В приватных беседах принц не раз выражал сожаление о почти патологической непримиримости и несговорчивости Маргарет Тэтчер, особенно ярко проявившихся после войны из-за Мальвинских (Фолклендских) островов, когда она не соизволила протянуть руку Аргентине, а также в деле о заложниках в Ливане, когда она упрямо отказывалась от любых переговоров. Еще более раздражало «Железную леди» то, что старший сын королевы выказывал большую симпатию к обездоленным слоям населения королевства и без всяких колебаний шел на многочисленные контакты с молодыми бродягами, с бездомными и вообще со всеми «лишними людьми» британского общества. Его достаточно резкие высказывания относительно устройства общества и критические замечания по поводу выбора определенного направления в политике и некоторых политических решений очень раздражали госпожу Тэтчер.

Отметим в скобках, что, назначенный после достижения им тридцатилетнего возраста личным советником королевы, принц Чарльз получил доступ к официальным государственным документам, которые его матери доставляют в знаменитых «чемоданчиках». Похоже, он с наслаждением погружается в их изучение, жадно открывая для себя пружины и движущие силы власти. Говорят, что он даже принял решение не стать в дальнейшем просто немым хранителем традиций, как Елизавета II. Вот почему госпожа Тэтчер, проявляя бдительность, неусыпно следила за «траекторией движения» принца, чьи стремления она могла оценить и чьих поползновений как претендента на власть она опасалась.

С Джоном Мейджором, обосновавшимся на Даунинг-стрит, отношения установились очень вежливые и любезные. Его супруга, страстно увлеченная оперой, даже стала близкой приятельницей принца Чарльза, и Джон Мейджор многократно проводил уик-энды в Балморале. В глазах королевы Джон Мейджор был человеком, выказавшим по отношению к ней большую преданность, и он старался наилучшим образом помогать ей преодолевать те кризисы, что возникали из-за Дианы и Сары, вернее, провоцировались ими.

Сегодняшний обитатель Даунинг-стрит иногда приводит королеву в замешательство. Разумеется, она восхищается его харизмой и его искусством в сфере политики, но попытки лидера социалистов «смахнуть пыль» внушают ей опасения. Предложения по реформе палаты лордов, придворного этикета Сент-Джеймсского дворца или цивильного листа иногда заставляют королеву глубоко задуматься. Желанию премьер-министра изменить внешние символы королевской власти (так, Тони Блэр хочет резко ограничить права на титул Королевского Высочества) королева оказывает сопротивление. Но она знает, что Тони Блэр популярен в народе и его советы в области отношений с общественностью находят, разумеется, отзвук в душе государыни, хотя все королевское семейство считает его слишком уж властным, с определенными претензиями на полномочия президента, по признанию супруги принца Эдуарда.

Вечер во дворце

День близится к концу. Елизавета поднимается в свои покои, принимает ванну и переодевается к ужину. Иногда на ужине присутствуют друзья или члены семьи; они смотрят фильм в кинозале (Филипп всегда лично выбирает фильмы для просмотра), если только королевская чета не присутствует на каком-нибудь торжественном вечере, на гала-концерте, на премьере (которые так и называются «Королевский спектакль», «Королевский концерт»…) или в «Ковент-Гардене»…

Один из организаторов некоего Королевского вечера однажды вспомнил об ужасном промахе: «Я предупредил дирижера, сказав ему, что концерт начинается в 19 часов 30 минут. «Вы, маэстро, появитесь на сцене на пять минут раньше, ответите поклонами на аплодисменты публики и будете ждать. Мне сообщили, что королева войдет в зал в 19 часов 27 минут, а, как вам известно, точность в таких делах гарантирована здесь Господом Богом. Но когда вы увидите, что в королевской ложе появилась дама, вы взмахнете дирижерской палочкой и оркестр заиграет гимн «Боже, храни королеву». Королева действительно прибыла в 19 часов 27 минут, я встретил ее у дверей, и вот, когда мы двигались по коридору к ее ложе, я вдруг услыхал, как оркестр заиграл «Боже, храни королеву». Королева, казалось, была в замешательстве, она не знала, что делать: то ли замереть на месте, то ли идти дальше; в конце концов она все же решила двигаться в прежнем направлении, не убыстряя, но и не замедляя шага, и вошла в ложу в самом конце исполнения гимна. Когда я позже спросил у дирижера, что же все-таки произошло, то он мне объяснил, что ждал, когда в ложе появится дама, и какая-то дама там действительно появилась, но то была опоздавшая зрительница, решившая сократить путь и прошмыгнувшая в соседнюю ложу. Но маэстро не смог быстро сообразить, что эта тень всего лишь промелькнула и исчезла, так как, едва ее заметив, он повернулся лицом к оркестру и начал дирижировать».

Однако наибольшее предпочтение Елизавета отдает тихому семейному вечеру перед телевизором. Как и большинство ее подданных, она не без удовольствия смотрит сериалы, но истинную, слабость питает к «Западному крылу» («В Белом доме»), то есть к сериалу, в котором показывают, что же происходит за кулисами другого дворца… Прежде чем отойти ко сну в полночь, королева записывает свои впечатления в небольшую переплетенную книжку (этот дневник стоит столько, сколько стоила бы эта тетрадь, будь она из чистого золота), а потом засыпает. Чарльз дневника не ведет, ибо он не относится к числу мужчин, способных посвятить вечером полчаса писанине, как это делали многие его предшественники.

Елизавета II в течение дня приберегает для себя минуты, когда она вновь становится женщиной, которая любит, смеется, шутит или грустит, расставляет в вазах цветы, выбирает себе шляпки; женщиной, которая может о чем-то задуматься, глядя на старую фотографию, и которая может счесть, что вот у этих мятных конфет совершенно изысканный, восхитительный вкус; женщиной такой же, как миллионы других женщин… или почти такой же. Ибо есть монархи, похожие на хороших артистов: роли, которые они исполняют, прилипают к ним намертво и становятся их второй кожей. Лоуренсу Оливье ежевечерне требовалось несколько часов, чтобы избавиться от образа Гамлета; вероятно, Елизавете, жене и матери, требуется примерно столько же, чтобы пожелать доброй ночи английской королеве.

Загрузка...