Повседневная жизнь викторианской Англии

Глава восьмая

Чем выше поднимался мужчина по социальной лестнице, тем в большем количестве мужской прислуги он нуждался, чтобы подтвердить свой статус. Это и понятно, ведь когда в его доме насчитывалось около сотни комнат, залов, покоев и помещений, а границы парка не умещались в пределах видимости, необходимы были люди, которые приводили бы все это хозяйство в порядок. В огромных аристократических дворцах количество слуг всегда превышало количество служанок, понятно было, что первые чаще нанимались не для дела, а для престижа. Ведь это так впечатляюще, когда ряд молодых высоких красавцев, одетых в богатые ливреи (в начале правления Виктории) и униформу (в конце), выстраивались перед парадным входом, или прислуживали за столом, стоя за спинами гостей, или же просто бежали рядом с каретой хозяев.

Когда семья выезжала в собственном экипаже, пара лакеев усаживалась на козлах сзади кареты и оттуда холодно поглядывала на проходящих. Их обязанности в дороге носили не только декоративный характер, они должны были помогать хозяину в случае неприятных встреч, защищать от разбойников, отпугивать попрошаек и бездельников и останавливать всякого, кто препятствовал продвижению экипажа. По достижении места назначения, лакеи, спрыгнув с задка, опускали убранную внутрь лестницу и помогали хозяевам сойти. Если при остановке прямо под ступеньками находилась лужа или грязь, то они обязаны были перенести леди на чистое сухое место, что порой происходило не без удовольствия с обеих сторон. В то время, пока мистер и миссис посещали знакомых, лакеи отправлялись в помещение для прислуги, где им зачастую наливали пиво или ставили небольшое угощение, там они обменивались последними сплетнями и флиртовали с горничными. Довольно часто хозяин посылал лакеев справиться о здоровье своих друзей, а в некоторых случаях отправлял их и с интимными поручениями. Часто именно от ловкости лакея зависело, возвращался ли он к своим хозяевам с пригласительным письмом, или запиской, отказывавшей в приеме. Присутствие мужской прислуги придавало важность любой поездке и визиту. Довольно привычной в начале XIX века была картина, когда вся мостовая перекрывалась шедшими в ряд, один за другим, лакеями в красивых ливреях, каждый из которых нес по одному предмету (к примеру, стул) за своими хозяевами, ехавшими в каретах вместе с гостями на прогулку в парк. Внушительная демонстрация богатства и могущества, учитывая то, что дорога оказывалась перекрытой для остальных, менее достойных путешественников.

С другой стороны, важные сытые лакеи, получавшие к тому же постоянно чаевые от гостей, разлагали рабочую атмосферу в доме и от хорошей жизни часто теряли свою стройность. Вот бы и выгнать их тогда. Но нет. В очень богатых домах, где мужская прислуга превышала своей численностью женскую, все понимали, что она служила для демонстрации достатка, а не для работы, которая в основном ложилась на женские плечи. Часто лакеев нанимали не по их деловым качествам, а учитывая их внушительный рост и приятную внешность. Никто из хозяев не хотел разбивать комплект. Лакеев полагалось иметь четным числом. Пара ставилась внизу у парадной лестницы, другая пара стояла за дверями, третья бежала по обе стороны от кареты. Женская прислуга получала за большую работу гораздо меньшие деньги. Когда же вопрос о подобной несправедливости ставился перед хозяином, он, в замешательстве, часто не мог ответить, почему так происходило, и несмотря на это, хозяева скорее бы уволили трудягу горничную, чем бездельника лакея.

В это время пропасть между господами и слугами была все еще так велика, что последние воспринимались как домашние животные или мебель, служившая только для удобства хозяев. К примеру, герцог Сомерсет был известен тем, что ни при каких обстоятельствах не разрешал никому из слуг заговаривать с собой, заставляя всех объясняться с ним жестами. Когда он ехал в карете, по бокам от нее скакали всадники, загораживая его от любопытных взглядов толпы.

Княгиня Бекингемская была так горда, что, подражая придворному этикету, требовала поклонения не только от прислуги, но и от друзей. К примеру, она принимала визитеров, сидя на возвышении под балдахином, не разрешая никому сидеть в своем присутствии. От всех своих знакомых она требовала принести клятву, что, даже стоя у ее гроба, они не позволят себе присесть. Для того чтобы тешить такое невероятно раздутое самолюбие, требовалось колоссальное количество слуг, которых порой было так много, что они слонялись без дела, и так привыкали лениться, что даже свои прямые обязанности старались спихнуть на кого-нибудь другого или не выполняли их вовсе. Гости дома тогда наблюдали сытые, насмешливые физиономии, лишенные подобострастия, и жаловались на наглость и даже грубость прислуги. Порой, в отсутствие конюха, дворецкий отказывался закрыть ворота конюшни, доказывая, что он не привык ухаживать за лошадьми, лакей старался не заметить в зале завернувшегося края ковра, ожидая, когда это сделает горничная, а последняя, пробегая мимо двери, услышав входной колокольчик, предоставляла право рассерженному дворецкому самому открывать пришедшим. Все они ни за что не сделают и шага, пока им строго-настрого не прикажут. И тогда будут долго жаловаться, что были взяты на службу совсем для другой работы.Правда, и хозяева своим отношением к слугам отнюдь не способствовали их рвению в работе. Довольно привычными среди господ являлись удивление и возмущение тем, что слуги не желают принимать побои и ругань с покорностью, а от некоторых в ответ можно услышать не только малоприятные слова, но и угрозы.

К примеру, один лакей требовал от своего хозяина уволить его, иначе он может подать на него в суд за оскорбления. На что хозяин ему ответил: «У тебя есть право на свободу, как у любого англичанина, но это не приравнивает тебя к джентльмену».

Однако такие проблемы были во все времена. В ХУ1И веке, высмеивая поведение нерадивых слуг, Джонатан Свифт в своих ироничных рекомендациях советовал лакеям: «Прислуживая за столом, не нужно надевать носков, потому что молодым леди нравится настоящий мужской запах, особенно от ног. Сервируя стол, чистые тарелки лучше держать под мышками или заткнуть их за ремень брюк». Во время благодарственной молитвы перед началом ужина, когда господа и гости вставали, советовал выдвинуть их стулья, чтобы они все попадали на пол и развеселились. Горничным давал наказ выливать содержимое ночной вазы своей хозяйки прямо из окна, поскольку неприлично для мужской прислуги видеть, что госпожа испытывает необходимость в подобном предмете. Конюха отправлял в рабочее время скакать по своим делам на любимой лошади хозяина с целью выгулять животное. А дворецкого предупреждал, что если его господин не обращает ни малейшего внимания ни на гостей, ни на членов семьи, то ему следует делать то же самое. Все эти ироничные примеры нерадивости слуг доказывают, что Свифт списал их из жизни.Вся Англия жила по правилам поведения, которые были продиктованы как для господ, так и для прислуги. Того, кто не соблюдал их, говорил не то, что нужно, не там, где положено, одевался не так, как предписано, был не там, где требовалось, и имел свое мнение, отличное от дозволенного, общество вычеркивало из своих рядов, даже не взяв на себя труд прислушаться и присмотреться к изгою. В принципе, в этом нет ничего удивительного. Англичане и по сей день, в прямом смысле слова, гуляют только по тем дорожкам, которые до этого были разрешены местными властями и, встречая нового человека, стремятся пристроить его на определенную социальную полочку, чтобы знать, как с ним общаться и нужно ли вообще. Миссис Битон, чьи книги по ведению домашнего хозяйства были самыми популярными руководствами в Англии, учила так обращаться со слугами: «Лучше всего, адресуясь к ним, использовать твердую интонацию. Джентльмену необходимо давать свои указания в следующей форме: "Я был бы благодарен, если бы лошади были готовы как можно скорее!", "У нас сегодня ожидаются гости, Генри, приготовь, пожалуйста, самый лучший бренди!"

У леди голос должен быть ровным при разговоре со слугами, но с повышенной интонацией в конце, чтобы было ясно, что хоть она и просит выполнить задание, плохая служба повлечет за собой наказание».

Миссис Битон настаивала на том, чтобы прислуга ни при каких обстоятельствах не садилась в присутствии своих господ. Слуги не должны высказывать своего мнения, пока их не спросят, и даже «Доброе утро!» и «Добрый вечер!» должны произносить только в ответ на приветствие от своих хозяев.

Советы эти были очень нужны. В законопослушной Англии, где вся жизнь строилась по бумаге, в каждом доме возникали ситуации, когда жильцы не были уверены в правильности своих решений. Например, как поступать в случае, если хозяин напрасно обвинил или даже наказал слугу. По этому поводу шли настоящие дебаты. Многие аристократы считали, что напрасный упрек не должен быть причиной извинения господина перед слугой. Миссис Битон рекомендовала по этому вопросу следующее: если это и необходимо сделать, то так, чтобы не уронить достоинство леди или джентльмена.

Знаменитый английский аристократ, любимый нацией генерал, победитель битвы под Ватерлоо, князь Веллингтон поступал в таких случаях по-своему. Если кто-то из его близких слуг был наказан им по ошибке, он вызывал его к себе, спрашивал о чем-то и как бы невзначай говорил: «Спасибо, я тебе очень признателен!» Такое выражение чувств из уст сурового генерала было настолько непривычным, что на язык слуг оно переводилось, как: «Я был не прав! Прости!»

Несмотря на то что большинство семей могли нанять всего одну служанку, исполнявшую всю необходимую работу в доме, проблемы высшего класса оказались так же близки и среднему. Если достаток семьи увеличивался и в помощь брались еще кухарка и горничная по дому, тут же начинались проблемы. Многие хозяйки жаловались, что пока работала одна служанка, она безропотно сносила замечания, прислушивалась к просьбам, и на нее можно было положиться. Однако когда в доме появлялись другие слуги, тут же начинались склоки между ними. Очень часто можно было услышать такой разговор между дамами.

«- Как вам горничная по дому, которую я рекомендовала?

– О дорогая, я вам безумно благодарна! Она послушна и догадлива. Казалось бы, большего и желать не надо! Но нет конца моим мучениям!

– Но отчего же? Она что же, строптива или ленива?

– О, дело не в этом! Право, даже не знаю что сказать! Раньше я страдала от того, что у меня была всего одна служанка. Теперь у меня три, и я страдаю еще больше! О, Боже! Дай мне силы все это перенести!

– Милая, доверьтесь мне. Поверьте, все мы натерпелись от плохих слуг!

– Это настоящее мучение! Горничная по дому выслушивает и принимает указания от меня, но не от кухарки, кухарка игнорирует все, о чем ее просят горничные. Они постоянно сплетничают друг о друге, а на собственную кухню я вообще теперь войти не могу, потому что кухарка сразу же надувает губы и всячески показывает свое недовольство! Право, голубушка, я чувствовала себя покойнее, когда была только одна служанка! Но ведь в обществе не поймут! Надо же соответствовать!»

Самые большие неприятности заключались в том, что прислуга сплетничала, подслушивала и рассказывала все хозяйские секреты. Скрыть что-то от нее было практически невозможно. В России для этой цели использовали французский язык, на котором дворяне говорили между собой. Он был не только признаком достойного воспитания, но и необходимой мерой, препятствующей распространению семейных секретов. В Англии, исторически недолюбливавшей Францию, аристократы говорили на родном языке, языке высшего света, который тоже не всегда был понятен простым людям, но все же использование его облегчало задачу для сплетников. Кроме того, настоящие джентльмены и леди были воспитаны так, что им порой и в голову не приходило, что люди могут быть так низки, чтобы подслушивать. Они часто полагались на преданность слуг, помня, они сами и их родители были окружены одними и теми же людьми в течение многих лет.

Порой порядочность или наивность господ приводила к тому, что они и не подозревали, что зависят от слуг гораздо больше, чем предполагали. Вот выдержки из книги того же Свифта, который много наблюдал за работой прислуги, списывая свои примеры из жизни и не переставая иронизировать: «Кому как не вам следить за тем, с кем ваша хозяйка заводит знакомства! Если вы не одобряете тех или иных людей, может быть, по причине, что они вас как-то задели, или оттого, что их дом неудобно для вас расположен и далеко будет носить письма, доставляйте послание от вашей госпожи в такой манере, которая испортила бы отношения между домами до такой степени, чтобы невозможно было бы примирение».

И конечно же благородным аристократам и в голову не приходило, что у слуг есть свои комплексы и амбиции. «Если господа приказали вам следовать за ними, на случай, если им понадобится послать вас с каким-нибудь поручением или просто для того, чтобы вы открывали перед ними двери, старайтесь идти не позади, как они того желают, а рядом. Тогда прохожие будут думать о вас, что вы или идете сами по себе, или являетесь приятелем ваших господ. Однако если "Их светлости" повернутся к вам и обратятся за чем- нибудь и вы, как того требуют правила службы, вынуждены будете снять головной убор, то сделайте это двумя пальцами, как будто вы просто хотели почесать голову».

Другие сатирические советы к мужской прислуге были следующими: «Если вас посылают за чем-то из дома, то не нужно возвращаться сразу же после того, как поручение выполнено. Используйте возможность и отсутствуйте четыре, шесть, а то и восемь часов. Оправдаетесь тем, что ваш дядя пришел к вам повидаться за несколько десятков миль, ваш отец прислал вам корову на продажу, поранили ногу, и прошло несколько часов, прежде чем вы смогли передвигаться, кто-то вылил вам на голову помои из окна, и вы стыдились возвращаться, пока запах не пройдет, и так далее».

Домоправительница, управлявшая женской прислугой в богатых домах, принимая на работу новую служанку, объясняла ей ее функции в доме: «Слуги нужны для того, чтобы хозяин и хозяйка могли заниматься очень важными делами. Даже если они отдыхают, их голова забита мыслями высшего порядка».

Образование портит слуг. Безграмотному населению легко было внушить мысль о том, что даже если хозяева целый день проводили в праздности, то в это время они предавались мыслям о добывании хлеба насущного, чтобы прокормить слуг, или думали о пользе отечества, или молились Богу о ближних. Такие поучения внушали уважение к господам, ведь, как известно, слуга тогда преданней, когда он смотрит на хозяина снизу вверх.

Невозможно служить тому, кого презираешь! Ситуация со слугами очень сильно осложнилась после Французской революции. Англия, соседняя страна, сразу почувствовала переменившееся отношение. Прислуга стала высказывать претензии, настаивать на своих условиях. В это время выходит много карикатур на эту тему. В иных горничные настаивали, что поедут сопровождать хозяйку по железной дороге только в вагоне первого класса. Няня требовала для себя более роскошную одежду, объясняя, что ей стыдно показываться в поношенном платье, так как она гуляет с малышами в аристократическом районе. Лакей отказывался выполнять некоторые поручения, так как ему не хотелось, чтобы его видели в районе для бедных.

Слуги учили новеньких, как обращаться с господами: «Во-первых, ни при каких обстоятельствах не заменять обязанности отсутствующих слуг. Это проблемы хозяев, пусть они сами их и решают. Во-вторых, входная дверь не должна быть открыта до тех пор, пока колокольчик не прозвенит четыре раза, потому что только собака прибегает к своему хозяину по первому свистку».

В это время создается великолепная серия произведений, написанная английским писателем П. Г. Вудхаусом, «Дживс и Вустер». В ней рассказывалось об удивительных взаимоотношениях между хозяином и слугой. Здесь впервые образ последнего занимает не второстепенное место, как было во всех произведениях до тех пор, а равное. Автор создал комедийный образ доброго, но недалекого хозяина-холостяка по имени Берти Вустер, валетом и дворецким у которого (джентльменом джентльмена) служил знаменитый Дживс. Этот бессменный слуга-друг, будучи более образованным и умным, чем его наниматель, ненавязчиво и настойчиво оберегал своего господина от многочисленных ошибок, воистину являясь хозяином в этой служебной ситуации.

Жизнь никогда не соответствует правилам, не идет по нарисованным линиям, игнорирует продиктованные сценарии.

Слуги подразделялись в зависимости от их должности и близости к семье в доме, куда они были наняты на работу.

На первом и в подвальном этажах чаще всего располагались кухня и подсобные помещения, а в верхних находились личные покои хозяев. Отсюда и пошло разделение на тех, кто под лестницей, то есть нижних слуг, и на тех, кто над лестницей, то есть верхних. Верхние – это те, которые находились в непосредственной близости к хозяевам, обслуживая их дома или в поездках; или руководили теми, кто заботился об их собственности: имении, лошадях, саде, оранжерее, доме. К верхним слугам относились: дворецкий, домоправительница, кухарка, главный садовник, главный конюх, кучер, валет, горничная леди, няня, гувернантки и гувернеры. Нижние слуги: горничные по дому, лакеи, кухонные служанки, прачки, посудомойки, мальчики на конюшне, работники в саду и т. д. Главой всех работников считался дворецкий. Это был вышколенный, мало- говоривший слуга, державший всю мужскую прислугу в строгости. Женская, хоть и считала его главнее всех после господ, все же более боялась домоправительницу, которая была гораздо искушеннее во всех женских хитростях. Хозяин обычно давал указания дворецкому, а хозяйка выясняла все вопросы и давала распоряжения через домоправительницу.

У последней была своя отдельная, хорошо обставленная комната, и одна из кухонных служанок, помимо своих ежедневных обязанностей, прислуживала ей. В этой комнате верхние слуги собирались для завтрака, чая, а иногда и для ужина. Однако на обед они спускались вниз в общую столовую, и все нижние слуги вставали и ждали молча, пока верхние не занимали, согласно субординации, свои места за столом. Во главе его с обеих сторон сидели дворецкий и домоправительница. По правую руку от нее – кухарка, а по левую – горничная леди. По обе стороны от дворецкого размещались его помощник и кучер. Дворецким произносилась молитва, и далее все приступали к еде. Нижние слуги не решались сами начинать разговор. Они были слишком заняты тем, чтобы следить за своими манерами за столом. Тот, кто не умел пользоваться ножом и вилкой, старательно скрывал это, перенимая у старших слуг «сложную науку» держать приборы. Верхние также молчали, приберегая разговоры до того момента, когда после главного блюда они поднимались в комнату домоправительницы на чай с пудингом.

По субординации английского дома горничная или лакей не могли напрямую пожаловаться леди или джентльмену на несправедливость. Считалось недопустимым первыми начинать разговор с господами, несмотря на то, что они видели своих хозяев каждый день. Слуги, как и дети, должны были быть слышны только тогда, когда к ним обращались.

В своих лучших качествах английские дворецкие и лакеи были величественны, уравновешенны, обходительны, учтивы, почтительны и готовы к услугам, которые они выполняли, не роняя своего достоинства. Многие иностранцы завидовали хозяевам, имевшим таких слуг. Один из них жаловался на то, что, приехав в дом к очень образованной даме во Франции, был поражен, увидев, как лакей, положив сахар в чашки гостей, намочил при этом свои пальцы. Более того, заметив, что носик чайника засорился, он преспокойно продул его, чтобы освободить от заварки. Подобное было невозможным в Англии, и британских слуг часто увозили в Америку, Австралию и Европу. До сих пор дворецкие из Англии придают солидность любому дому.

В пьесе Генри Филдинга «Урок отцу» героиня Люси осуждалась за то, что была влюблена в лакея. В свое оправдание она воскликнула: «Да, в лакея! Но он выглядит и говорит в тысячу раз более похоже на джентльмена, чем сквайры Фоксчейз или Танкард. Он даже пахнет совсем как джентльмен! У него так аккуратно уложены волосы, сверху вниз напомажены сахаром, как пирожное, с тремя симпатичными кудряшками с каждой стороны. Его ноги в белых аккуратных чулках стройны, как у высокой красивой птицы; а в руках у него всегда трость, которой он качает взад и вперед и которой он свалит с ног любую собаку, которая вздумает меня укусить!» Это описание слуги начала XIX века.

О важности некоторых лакеев и дворецких ходило много анекдотов. Дворецкий одной важной особы однажды сказал графу Вюртембергскому, когда тот, постучав, поинтересовался, дома ли хозяин, что он еще спит и не стоит его беспокоить.

«- Почему же ты не попросил его подождать, не пригласил в дом? – негодовал аристократ, узнав об этом. – Разве ты не знаешь, что это иностранный принц? Что он королевской крови!

– Нет, сэр! – последовал ответ. – Я думал, что он обычный граф!»

Британские слуги были известны не только своей вышколенностью, но также и привычкой к чаевым. Разорившийся ирландский пэр, в ответ на приглашение поужинать, заметил князю Ормондскому: «Если ваша светлость будет давать мне гинею каждый раз, когда мне нужно будет дать на чай вашим слугам, то я согласен принять ваше приглашение! Иначе, я слишком беден!» И после этого гинея высылалась с каждым приглашением на обед. Другой обедневший аристократ Александр Поп получал пять гиней от князя Монтегю. Сатирик доктор Шеббер заметил, что такая система создает английским аристократам дурную репутацию: «В то время как хозяева с невинным видом притворяются, что не замечают, как гости расплачиваются за свой визит, давая чаевые слугам, те, в свою очередь, невнимательны и дерзки, потому что знают, что не из кармана их светлости они получают свои деньги».

Один ирландский аристократ, лорд Таафи, известный своей эксцентричностью, как-то открыто заметил своим гостям: «Если вы хотите что-то дать, то дайте лучше мне, ведь это я оплатил этот ужин!» В начале века довольно обычным явлением было построение слуг в холле во время проводов гостей. При этом они открыто протягивали руки за получением вознаграждения, которым каждый уходивший гость чувствовал себя обязанным их оделить.

В доме, хозяином которого являлся господин выше среднего достатка, но без претензий, давалось два шиллинга шесть пенсов каждому верхнему слуге, и шиллинг три пенса нижнему. Если гость был высокого ранга: известный, богатый человек или заморский принц, то от него ожидались чаевые уже совсем другого уровня. Прогон «сквозь строй» мог стоить ему десяти фунтов – годовое жалованье горничной в богатом доме. Время от времени гости протестовали против таких поборов со стороны слуг. Об этом говорит популярная история об одном госте-капитане, которому его вещи – головной убор, шпагу, трость и часы – принесли разные лакеи, каждый из которых рассчитывал получить чаевые. Когда последний принес перчатки, капитан отказался их принимать, сказав, что они слишком изношены, чтобы заинтересовать даже перекупщика, и оставил лакеев без подачки.

Другие гости, покидая дом и видя протянутые руки слуг, пожимали их вместо того, чтобы лезть за кошельком, а некоторые награждали каждого слугу яблоком. Некий офицер срезал серебряные пуговицы со своего мундира и вложил их в протянутые ладони. В доме одного герцога разгорелся настоящий скандал, когда покидавший ужин гость стал утверждать, что при пожатии руки стюарда (управляющего) вложил в ладонь двадцать гиней, а слуга уверял, что ничего не получил.

«Разве это не отвратительный и жалкий фарс, когда самые великие люди в королевстве вынуждены давать такое представление?» – восклицал современник. Джентльмены, известные тем, что старались избегнуть вознаграждения чужих слуг, либо не приглашались более, либо становились предметом всевозможных насмешек. Вот что говорил по этому поводу один из таких гостей: «Если я осмеливался попросить вина, то после бесконечного ожидания я получал слив из всех бокалов в грязной рюмке. Если я протягивал тарелку, то лакей видел всех гостей, кроме меня, и я был вынужден есть баранину с рыбьим соусом, и анчоусы с яблочным паем. Когда же я уходил, то в кармане пальто я обнаружил бумажку с чем-то невыразимо отвратительным внутри. А когда выкрикнули мою карету, то оказалось, что сбруя на лошади была порезана».

Чаевые ожидались не только от гостей, приходивших на ужин или живших в доме некоторое время, а даже от посторонних людей, по каким-то причинам зашедших к хозяину. Если такой визитер не позаботился о том, чтобы вложить в ладонь дворецкого или лакея наградные, то скорее всего ему говорили, что хозяина нет дома. Таким образом, часто слуги определяли, с кем видеться их джентльмену, а с кем нет. Один слуга написал как-то в известный в то время журнал «Мир»: «Хороший лакей тот, кто хорошо знает свое дело, старается сделать все возможное, чтобы не допустить к столу своего хозяина людей ниже его по своему статусу». При этом, естественно, собственные интересы ставились на первое место, поскольку от таких гостей бесполезно было ожидать чаевых.

Зависть между слугами была постоянной. Каждый из них следил за тем, сколько чаевых получил другой. Историю одного лакея, описавшего свою службу, мы можем узнать благодаря Джону Макдональду. Он пришел в Эдинбург мальчиком, после того как остался сиротой. Сначала он ходил поводырем у слепого скрипача, затем в возрасте девяти лет стал прислуживать в семье Гамильтон. В доме было восемь горничных леди, четыре палатных служанки, две прачки и много других слуг, то есть гораздо больше женской прислуги, чем обычно в аристократических семьях. Старые слуги научили мальчика читать, и он стал везде носить блокнот. В своих воспоминаниях он писал, что получаемые от гостей деньги слуги должны были делить в неравных и часто несправедливых пропорциях с верхними слугами. Когда он еще мальчиком служил форейтером на конюшне, то кучер часто его порол за то, что он прятал свои деньги. Несмотря на это, он все-таки отдавал только их часть.

При устройстве на работу предпочтение отдавалось домам, хозяева которых устраивают у себя приемы, ужины и балы не реже, чем дважды в неделю. Если же они принимали гостей лишь несколько раз за год, то найти слуг им было не очень просто.

Однажды сэр Тимоти Уалдо, проведя приятный вечер за ужином в особняке его светлости, герцога Ньюкасла, положил крону в руку повара. Возмущенный повар вернул деньги со словами: «- Сэр, я не беру серебро!» Сэр Тимоти ответил: – Вот как! Ну а я не даю золото на чай!» Хануэй, опубликовавший «Восемь писем Его Светлости на предмет чаевых, даваемых в Англии», писал, что когда гости развлекают хозяина приятной беседой, они ничего не требуют взамен. «А вот слуги Вашей Светлости заставляют их платить в десять раз больше, чем ваши гости порой могут им дать! Столько чаевых, как в Англии, не дают слугам нигде в Европе. Даже в России и Португалии, что отстали от нас на несколько веков, не встретишь такого!»

В своих письмах он приводит анекдот в качестве подтверждения своих слов. Как-то герцог Ормондский гостил некоторое время у своего французского знакомого. Уезжая, он оставил слугам определенную сумму денег по английской традиции. Когда хозяин узнал об этом, он бросился догонять его и гневно спросил, есть ли у того претензии?

«- Нет! – ответил аристократ. – Я никогда так прекрасно не проводил время!

– Так почему же вы тогда оставили деньги слугам, как будто вы останавливались у меня как в отеле?!»

Француз был так этим оскорблен, что предложил выбор: или дуэль с хозяином, или гость берет свои деньги назад! Герцог предпочел забрать деньги, в которых он в тот момент очень нуждался.

Сам Ханвэй хоть и выступал против чаевых, все же время от времени давал их симпатичным горничным. Они принимали их с улыбкой и приседанием, что было гораздо приятнее, чем надменное выражение лиц у лакеев. Против системы чаевых вскоре запротестовали аристократы и дворяне. Их поддержал король Георг III, запретив своим слугам принимать деньги. Когда он посетил театр, то был встречен возмущенными возгласами, продолжавшимися все представление. Просидев с невероятным спокойствием до конца, он еще больше укрепился в своем мнении и предложил своим подданным, вместо того чтобы платить чужим слугам, повысить жалованье своим собственным. Это и было сделано впоследствии.

Однако многие из высокооплачивыемых слуг все равно остались недовольны, поскольку теперь размер их жалованья равнялся полученным за год чаевым. Не найдя работу в Англии, они эмигрировали в другие страны, где вышколенные английские слуги были в большой цене. В правление королевы Виктории в книгах по этикету советовалось когда, кому и сколько нужно давать чаевых, что позволяло всем сторонам прийти к компромиссу: слуги знали, сколько они получат (в разумных пределах), а гости знали, сколько денег нужно было приготовить заранее.

Неписаным правилом являлось то, что хозяин должен заботиться о своих слугах, если они заболевали, и в случае необходимости вызывать к ним доктора. «Вы можете смеяться надо мной, мадам, но это довольно неприятно, когда ты берешь на работу старую кухарку, желтую, как лимон, и узнаешь, что ее соблазнил собака кучер. К довершению всего, у нее случается выкидыш и она заболевает водянкой! Все мои слуги теперь уверены, что в тот момент, когда они станут бесполезными, с точки зрения работы, я буду держать их и устраивать в своем доме богадельню!»

Автор этого письма был аристократом и имел огромный дом, где могли разместиться больные и старые. В том случае, когда хозяева не могли держать больных из-за недостатка финансов или свободной площади и приходилось нанимать нового слугу из-за потерявшего трудоспособность прежнего, заболевшего отсылали домой или в работный дом (последнее было равносильно каторге). Подчас заболевшие служанки отсылались в госпиталь и там становились приманкой для сводников и хозяек борделей. Легко им было, пользуясь беспомощностью и наивностью девушек, делать вид, что им небезразлична судьба несчастных. А в конце предъявить бедняжкам счет за оказанную «помощь», который они не в состоянии были оплатить, и обманутые девушки вынуждены были отрабатывать, продавая свое тело. В XIX веке госпитали кишели негодяями, рассчитывавшими сделать из неопытных девушек успешный товар для своих нужд.

И конечно, перед господами стояла проблема, куда девать старых слуг, которые по своему возрасту уже не могли ухаживать за хозяевами. Многие из стариков стремились устроиться на работу в церковные приходы, где после двенадцати месяцев труда они получали место пожизненно. Но даже здесь стоимость ухода за больными была так высока, что в приходы принимали на работу людей на 11 месяцев, оставляя за собой право уволить их в конце этого периода. Однако трудолюбивые, здоровые и трезвые люди при умеренных тратах могли к старости накопить достаточно средств, чтобы обеспечить себе кусок хлеба и крышу над головой. Верхним слугам с их хорошим жалованьем сделать это было гораздо проще. Все они мечтали, что однажды, удалившись от службы, купят таверну или дом для сдачи в наем, женятся на домоправительнице или надежной горничной по дому и вместе будут содержать собственное хозяйство.

Другой проблемой для господ являлось то, что не вся прислуга была надежной и честной. Лень, пьянство, воровство довольно часто встречались в этой среде. От иных слуг хозяева не знали, как отделаться. Плохие лакеи и горничные нуждались в рекомендациях от бывших хозяев, пожалуй, еще больше, чем хорошие. Довольно частой была картина, когда уволенный слуга приходил к своему джентльмену, даже после того как ограбил его, и просил: «Вы, ваша светлость, такой достойный господин, не будете же вы губить бедного слугу, которому не на что надеяться, кроме как на свой характер и собственные руки для добывания куска хлеба! Вам зачтется на том свете за вашу доброту!» Подобный шантаж чаще всего срабатывал. Никто не хотел брать греха на душу в том, что довел человека до еще большего падения. И лгун, лентяй, вор и пьяница получал рекомендацию в руки, как достойный и трудолюбивый слуга. Главное – сбыть его с рук. Но были, конечно, и хозяева, которые называли вещи своими именами, как, например, Чарлз Беркли, сын четвертого лорда Беркли:

«Катрин Йорк – самая лучшая кухарка из тех, которые были у меня за двадцать лет. Она оставалась у меня десять месяцев. Я верю, что она честна, хотя и не очень изобретательна на кухне, и любит чистоту. Правда характер ее подобен углю, который, загораясь мгновенно, своими искрами скоро доходит до крыши. Она страстна и неуправляема в своей воле. У нас было много ссор из-за того, что я открыл много погрешностей, касаемых стола. Последняя ссора произошла из-за того, что моя жена, как обычно, послала свою горничную потушить везде свет, и Катрин Йорк закрыла дверь на кухню на задвижку, не разрешая ей войти. Я не вычел из ее жалованья за пьянство, но она бывает очень импульсивна, когда пьет. Я боялся, что она сожжет весь дом! Рекомендую ее для устройства на работу!»

Верхние слуги были уважаемыми в своем круге людьми, и не случайно, ведь у них в подчинении находилось несколько душ. У дворецкого, кучера и валета даже были свои клубы, как у джентльменов, куда они заходили, когда наступал их выходной день. Много примеров в истории, когда дворецкие, отойдя от службы, открывали свое дело за счет знакомств, приобретенных в доме бывшего хозяина, и часто становились богаче его.

Нижние слуги прислуживали не только господам, но и верхней прислуге. Лакеи утром выносили ночной горшок из комнаты дворецкого, младшая кухонная служанка будила кухарку, принося в ее комнату чай и вынося лишнее из ее спальни. Но однажды все менялось. В каждом богатом английском доме сохранялась традиция, заведенная много веков назад, когда хозяева становились слугами у своей прислуги. Конечно, это был больше фарс, чем настоящая служба. Ведь и горничные и лакеи знали, что если сегодня они будут непочтительны к своих господам, то завтра их не будет в имении. Скорее, это была дань религиозному учению, напоминание высшим, что не стоит зарекаться от тюрьмы и от сумы. Однако в этот день слуги облачались в лучшие одежды (чаще всего с господского плеча), а хозяева одевались очень скромно и обращались к слугам так, как те ежедневно обращались к ним.

– Что прикажете, ваша светлость. Будет исполнено, сэр.

Иногда господа, передразнивая лакея или мальчика на побегушках, говорили:

– Сэр, помните, как вы послали меня в табачную лавку и дали мне денег? Такая неприятность, сэр, я поскользнулся на улице и упал, и ваши деньги упали прямо в водосточную канаву. Я уж искал, искал, но не нашел!

Смышленый слуга, исполнявший роль хозяина, включался в игру.

– Не беспокойся, Джон, потеря не велика, я дам тебе еще. И в этот раз ты уж будь добр не обронить.

– Моя леди, мне нужно навестить больную тетушку. Но вы наверняка меня не отпустите, потому что я порвала мое любимое, ой, то есть ваше любимое платье.

– Ну что ты, Бетти. Конечно же я отпущу тебя навестить тетю. Кстати, это платье ты можешь забрать себе. В таком состоянии оно мне уже не нужно!

Так хозяева давали понять слугам, что все их хитрости им были известны. А слуги, в свою очередь, намекали на то, что хотели бы видеть господ более щедрыми. И все же, даже в игре, слуги не решались опуститься до той интонации, которую часто позволяли себе господа в обращении с ними, а горничные все так же суетливо вскакивали, видя, как не ловка их леди с черной работой.

Добрые хозяева, заботясь о своих слугах, также устраивали торжества для них во время больших религиозных праздников. Так, на Рождество они нанимали официантов и кухарку со стороны, чтобы их домашние могли повеселиться и потанцевать на славу Сами они спускались к ним на час, отдавая долг вежливости, и после их ухода веселье разгоралось с новой силой. И все же таких хозяев, которые пеклись о своих слугах, встречалось не много. Человеку свойственно быть недовольным чужой работой, а во многих домах культивировалась подозрительность в том, не даром ли слуги едят свой хлеб. Придраться можно было к чему угодно. Например, горничные должны были убрать дом еще до того, как семья вставала по утрам. Хозяин обычно терпеть не мог видеть по утрам снующих слуг и хотел спокойно расслабиться в одиночестве или в присутствии супруги в домашнем халате. Если же горничные случайно встречались с господами в коридоре, они должны были отвернуться к стене и пропустить господ вперед или же прислониться к стене и опустить глаза и руки вниз. Как и любому человеку, который только что проснулся, хозяину не хотелось никого видеть и чтобы его видели по утрам. Если девушка от любопытства все же поднимала на него глаза, то за это ей могли запретить убираться в верхних комнатах и приказать не совать своего носа дальше кухни. Это могло быть очень чувствительным наказанием, особенно если в дом ожидались гости. Ведь тогда все служанки любили, приоткрыв дверь в танцевальную комнату, рассматривать наряды собравшихся дам. Слуги вообще любили смотреть, как развлекались хозяева, слушать игру на пианино, присматриваться к затеваемым играм, разглядывать красиво одетых людей и перенимать их манеры. Все было интересно, так как вносило разнообразие в ежедневную рутину.

Дворецкий являлся лицом дома. От него требовалось, чтобы он держал себя достойно, даже надменно со всеми, включая хозяина (что никого не смущало), и своим видом придавал дому респектабельность. Величественность и степенность, присущая этой должности, шли вразрез с семейной жизнью, ворчащей женой и кричащими детьми. Она была по плечу только одинокому мужчине, не заботившемуся о том, чтобы унести что-то со стола своих хозяев голодным детям, и не ломавшим голову, как помочь своей жене. Поэтому как горничная, забеременев, немедленно увольнялась со службы, так и дворецкий, замеченный в любовной интриге, неизбежно покидал дом, где он порой проводил половину своей жизни. Утешением за безбрачную жизнь был его высокий статус. Как писал Чарлз Диккенс: «Он так часто обслуживал за столом людей самого высокого круга, что считал себя почти что наравне с ними». Для многих дворецких их должность являлась ступенькой в жизни, после которой, накопив состояние и заведя необходимые знакомства, он начинал заниматься торговлей и обзаводился семьей. Однако многие так привыкали к своей службе, сытой жизни и власти над всеми слугами, что предпочитали оставаться пожизненно дворецкими в одном и том же доме, служа отцу, затем сыну, а иногда и внуку. Их возраст и опытность в этом случае являлись плюсом, а не минусом. Однако такое было возможно только в семье, чье состояние оставалось стабильным и хозяева не страдали пагубными страстями, приводившими подчас к разорению.

В домах, где кроме женской прислуги трудились только лакей и дворецкий, последнему приходилось исполнять обязанности свои и валета. Утро его тогда начиналось с того, что он выкладывал на кровать одежду хозяина, состоявшую из нескольких перемен, приготовленную на день, которую он сам перед этим чистил и гладил. Он, правда, не укладывал волосы хозяина, как это делал валет. Затем он вместе с лакеем приносил завтрак и обслуживал всю семью за столом. Утром в его обязанности входила подготовка газет для хозяина, когда он должен был прогладить горячим утюгом каждую страницу, чтобы тем самым высушить типографские чернила. До сих пор дворецкие принца Чарлза и принца Эдинбургского гладят газеты, перед тем как отнести их королевским высочествам. Во время ланча дворецкий следил за порядком, но прислуживали обычно другие слуги. Он же наливал хозяину вино, виски или бренди. Если после ухода главы семьи из дома хозяйка тоже решала удалиться по делам, тогда дворецкий мог отправиться в свой клуб, чтобы вернуться перед ее возвращением. Когда же семья оставалась дома, то в его обязанности входило открывать двери и представлять посетителей, которые делились на две категории: достойные и другие. Аристократов проводили сразу же в рисовальную комнату, а других просили подождать в переднем холле или снаружи дома. Очень важно было, чтобы дворецкий по поведению и внешнему виду умел различать, к какой категории относились визитеры, иначе его ошибка могла поставить хозяев в чрезвычайно неловкое положение. Особенно если, заблуждаясь по каким-то причинам, он относил важную персону к разряду посетителей, которых не оставляли даже в холле, опасаясь, что они украдут что- нибудь из дома, когда дворецкий пойдет докладывать об их приходе. По этикету, если посетители не относились к первой категории, то, объявляя о них, слуги не затрудняли себя в назывании их имени. Они говорили обычно: «Мэм, там к вам посетитель(ница)».

Интонация на последнем слове обычно показывала, заслуживает ли пришедший внимания. Она часто определяла решение хозяйки принимать визитера или нет. В случае отказа ответ давался в зависимости от щепетильности хозяев.

Журнал для слуг советовал: «Если ваши наниматели не желают принимать по каким-то причинам, то лучше отвечать, что господа заняты, и вы будете признательны, если посетитель заглянет позже! Лучший слуга тот, кто, ставя интересы хозяев на первое место, не лжет им в угоду без крайней нужды! Если даже ваш господин только что умер, не следует объявлять об этом первому встречному».

В этом отношении хозяева могли быть спокойны. Дворецкие славились своим непроницаемым видом, за которым невозможно было прочитать ничего. С одинаковым беспристрастием они объявляли о пожаре и о приготовленном ужине. Когда стол был накрыт, дворецкий входил без стука в рисовальную комнату и объявлял: «Ужин сервирован, мэм!» Затем, после того как хозяева проходили в столовую и рассаживались за столом, он вносил первое блюдо, за ним шли остальные слуги со следующими угощениями, каждое – закрытое крышкой.

Сервировался обед и ужин, как правило, лакеем, но дворецкий был ответствен за то, чтобы красиво расставлять на нем дорогие серебряные вазы, подсвечники, скульптурки. Дворецкий вставал за спиной хозяина, чтобы по его команде разлить по бокалам вино. После произнесенной молитвы он давал команду слугам обходить гостей и класть на их тарелки порции от каждого блюда. Когда приходило время десерта, он удалялся в комнату домоправительницы, чтобы с остальными верхними слугами попить чаю. Однако к тому моменту, когда нужно было подать чай гостям, он был уже на месте, чтобы, наливая каждую чашку, передавать их через лакея для господ. Его последней задачей за день являлась проверка того, потушены ли все лампы и заперты ли все окна и двери на первом этаже дома.

Вставать он должен был очень рано, для того чтобы проверить, хорошо ли вентилируется подвал, где хранилось вино. Часто в очень богатых домах роль дворецкого, помимо управления слугами, сводилась к слежению за тем, чтобы подвал аристократа всегда пополнялся новым запасом дорогих вин, которые дворецкий сам же и подавал хозяину за ужином. Он помещал свечу на длинном пруте, и если пламя гасло, то он прибегал к искусственной вентиляции. С его точки зрения, идеальным было сводчатое хранилище для вина, расположенное в северной части дома, вдали от тряски карет и экипажей, вибрации кузниц и галопировавших всадников. Оно должно находиться в глубоком и сухом подвале, который не заливался бы водой при длительных, обильных дождях. Он также знал, что делать с вином, когда оно становилось слишком уксусным или приобретало неприятный привкус. В солодовый алкоголь он добавлял угольный порошок, что придавало напитку вкус хорошего бренди, когда нужно было сгустить малмсей, он смешивал двадцать яиц, в другие вина он добавлял рыбий клей или желатин. Если белое вино обладало не очень приятным вкусом, он сливал половину, а в другую доливал галон свежего молока, клал горсть морской соли и риса, после чего сбивал содержимое в течение получаса, выливал в бочонок и запечатывал на несколько дней. Вкус напитка после этого значительно улучшался. Дворецкие были большими знатоками вина, ведь у них было столько возможостей оценить его. Если они слишком увлекались пробой, то вино приходилось разбавлять. В поместьях дворецкий к тому же еще и варил пиво или руководил варкой.

Со временем хозяева менее охотно доверяли дворецким ключи от винного подвала, подозревая, что если они будут хранить их у себя, то количество бутылок будет уменьшаться гораздо медленнее. Многие слуги возражали против такого недоверия, тем более что, как правило, подозрительный хозяин и все счета, приходившие в дом, старался оплачивать сам, не доверяя домоправительнице и дворецкому. Слуги, работавшие в доме долгое время, все равно находили способы вернуть себе утраченные источники дохода. Многие из них мечтали о том, как однажды с горничной леди или с домоправительницей они, после того как покинут службу, откроют собственный отель, поженятся, обзаведутся детьми. Однако часто эти мечты так и оставались мечтами, поскольку нарушить размеренный и стабильный, сытый образ жизни с возрастом становилось все труднее и труднее.

Время от времени посещая свой клуб, отдельный от клуба для лакеев и кучеров, дворецкие в компании себе равных обменивались сплетнями о своих хозяевах. Один из таких клубов описан в упоминаемой серии Вудхауса «Дживс и Вустер», в правила которого входило при вступлении вписывать в специальную книгу все интересные детали о своих работодателях. Высокий статус дворецкого порой играл с этими слугами злую шутку. Они начинали забываться и ставить себя чуть ли не вровень со своими хозяевами. У дворецкого для этого были все основания. Одевался он в одежду с его плеча, как джентльмен. К ней специально в его присутствии подбирался неправильный галстук, чтобы показать статус слуги. Большую часть времени вращаясь в круге господ, учась от них поначалу, как себя держать и о чем говорить, многие усваивали этот урок так хорошо, что, как в случае с Дживсом, становились более похожи на джентльменов, чем их хозяева. Чувствительность и обидчивость дворецких – отдельная тема разговоров в обществе. В журнале «Наблюдатель» за 1848 год был рассказан достоверный случай, когда в полицию на Мальборо-стрит пришел элегантно одетый человек, по виду из чистой публики, и умолял рассмотреть его дело. Он сообщил, что пострадал, устроившись на работу дворецким (это единственная должность, на которую не нанимались, дворецкие на работу устраивались), о чем он гордо и заявил. В рождественский вечер его хозяин приказал ему пойти на кухню и выжать несколько лимонов. В ответ он очень вежливо возразил, что эта работа для слуги низшего ранга, и отказался ее исполнить. Рассерженный хозяин толкнул его, в результате чего поднос, который дворецкий держал в руках, упал вместе с рюмками, которые разбились. Когда же джентльмен приказал убрать этот мусор, дворецкий возразил, что это кропотливая работа для горничных, а не для него. Рассердившись, хозяин решил, что слуга или пьян, или сошел с ума, и рассчитал его на следующий день. «Он даже не вызвал лакея, чтобы донести мой багаж! Я уверяю вас, – говорил он с болью в голосе. – Я был вынужден нести мои собственные вещи и ковровую сумку целых полмили!»

Когда магистрат спросил его, зачем он пришел в суд, бывший дворецкий ответил, что желает получить материальную компенсацию от своего хозяина. Судьи, однако, не вошли в его положение, рассудив, что просьба в адрес своего слуги выжать лимоны была вполне допустима.

Строгий блюститель нравственности у своих подшефных, дворецкий, как пастух, следил за тем, чтобы ни одна дурная овца не испортила стада. Однако чаще всего искушение приходило не снизу, а сверху.

В каждой книге было написано, что горничные должны были пресекать малейшие ухаживания со стороны джентльменов, не отвечать на комплименты, не принимать подарки и не допускать поблажек для себя. Но это шло вразрез с тем, что молодым и симпатичным горничным порой приходилось раздевать своего господина и укладывать его в кровать. Подобные щекотливые моменты в книгах не учитывались. Все нравственные предупреждения сводились к тому, чтобы своим видом горничная не пыталась вызвать непристойных желаний у своего хозяина. Она не должна носить ярких лент, украшений из пера или других, вызывавших недостойные мысли предметов одежды. То есть, при неблагоприятном исходе, бедняжка заранее обвинялась в том, что была привлекательна, даже если она одевалась всегда очень скромно и вела себя чрезвычайно целомудренно. Сэмюэл Ричардсон – печатник, который в молодости помогал неграмотным служанкам писать любовные письма, был как никто другой знаком с тем, что молодые, неопытные девушки были совершенно не подготовлены к жизни и довольно часто попадали в ситуации, из которых не знали, как найти выход. В зрелом возрасте он опубликовал некоторые из писем, которые ему доводилось писать. Два из них приводятся ниже:

«Моя дорогая дочь!

Я понимаю с горькой скорбью в сердце, что твой хозяин сделал попытку сломать твою добродетель и что после этого ты все же осталась с ним. Господь вознаградит тебя, если ты еще не уступила его низменным желаниям. Ведь раз человек, забыв себя, свои лучите ^качества, достоинство, сделал такую попытку, то твое решение остаться с ним под одной крышей только подтолкнет его на продолжение действий для достижения своей цели. И если он ведет себя лучше и более вежливо теперь, то это только подтверждает, что вскоре он атакует тебя опять И если ты, Господь не допустит, еще не сдалась ему, не жди опасности от повторной попытки и уходи (как ты должна была по твоему внутреннему чувству) по приказу от твоего предающегося скорби отца».

«Дорогой и почитаемый отец!

Вчера я получила твое письмо, и я сожалею, что осталась в доме своего хозяина после его дикой попытки. Но он так искренне обещал, что этого не повторится вновь, что я готова бьмш поверить ему, так как не видела ничего противного тому Но хоть я и убеждена в этом, я должна делать, как ты сказал, и с сегодняшнего дня я оставила его, и скоро после того, как ты получишь это письмо, я надеюсь быть с тобой.

Твоя послушная дочь».

Поразительно, что девушка, оказавшись в затруднительной ситуации, доверяет подобные секреты не матери или подруге, как бы это было сейчас, а отцу. Вероятнее всего причина кроется в том, что подруга могла распустить сплетни и репутация девушки без вины бы пострадала, а мать скорее всего не имела авторитета в ее глазах и не считалась дочерью способной дать верный совет. Сэмюэл Ричардсон, основываясь на своем опыте, издал книгу под названием «Памелла», которая была раскуплена мгновенно всеми слоями общества и переиздавалась многократно в викторианское время. Там описывалась юная пятнадцатилетняя девушка, которая находилась в услужении в одной семье, где хозяйка неожиданно умерла вскоре после начала ее работы. Молодой хозяин мистер В. начал оказывать Памелле знаки внимания и дарить ей одежду, принадлежавшую ее бывшей хозяйке. И возможно в благодарность за то, что девушка подготовила тело его матери к погребению, он при пожатии руки Памеллы далией мо^ нету, что очень плохо было воспринято в семье девушки, где родные обвинили бедняжку в распутстве. Мистер В., который начал испытывать к девушке подлинную страсть, увеличил количество монет, вкладываемых ей в руку. Его также начинает сердить, что она противится его домоганиям. Каждый раз, когда дерзость хозяина превышала дозволенное, Памелла падала в обморок, что обезоруживало молодого человека. Даже когда домоправительница, желавшая угодить хозяину, попыталась удержать Памеллу в его постели помимо ее воли, она опять лишилась чувств, защищая тем самым себя от посягательств. В результате молодой хозяин, потерявший голову от постоянных отказов, женился на своей служанке к ее полному счастью, поскольку, оказывается, она была давно влюблена в него.

Эта наивная история пользовалась неимоверной популярностью в XVIII веке, когда была издана, и в XIX веке каждая девушка знала ее наизусть. То, как часто молодые девы теряли сознание при любой трудной ситуации, наводит на мысли о том, не старались ли они таким путем выйти из щекотливых положений.

Даниэль Дефо, который был знаком с жизнью прислуги и, видимо, когда-то пострадал от любовных чар хорошенькой служанки, в своем произведении «Общий бизнес – ничей бизнес», винил во всем самих горничных. «Многие добропорядочные семьи разорены и обесчещены этими шлюхами, которые, воспользовавшись простотой и неопытностью молодых хозяйских сыновей и их неконтролируемыми желаниями, запустили свои проворные пальцы не только в лучшие имения, но и в акции. Сколько достойных семей было разрушено такими женщинами!»

В своем памфлете «Указания для слуг» он советует молодым служанкам, работавшим в доме аристократа: «Никогда не давайте его светлости ни малейшей поблажки, не разрешайте даже пожатия вашей руки, пока он не вложит в нее гинею. И по возрастающей заставляйте его платить за каждую новую попытку, увеличивая цену вдвойне, согласно тому, что ему будет разрешено в этот раз. И главное, всегда вырывайтесь, боритесь, угрожайте закричать и обо всем рассказать вашей леди, даже при том, что вы получаете от него деньги. Пять гиней за то, что вы разрешаете потрогать вашу грудь – очень легкие деньги! Но никогда не разрешайте ему взять вашу крепость целиком! Ни за какие деньги! Даже если он собирается обеспечить вас до конца жизни!»

Дефо хорошо знал обе стороны жизни и прекрасно понимал, что пока яблочко не скушано, оно всегда желанно.

Ричардсон яростно протестовал против циничных замечаний, отстаивая невинность своей героини. Однако нельзя утверждать,что некоторые служанки и в XIX веке не воспользовались уроками удачливой Памеллы, ведь довольно многие известнейшие фамилии имели в своей родословной скандальные браки со слугами. Уже упоминаемый ранее Макдональд оставил для потомков автобиографичные записки, где он в основном опровергает слухи о всевозможных связях с важными особами, которые приписывались ему на каждом шагу. Однако по этим запискам видно, что молодому красивому лакею, так же как и привлекательной горничной, приходилось балансировать все время, чтобы не уступить домогательствам и не потерять места службы. Леди Энн Гамильтон, у которой он служил в качестве лакея, очень ревностно относилась ко всем, кто проявлял к Макдональду интерес. Домоправительница, которая питала к нему нежные чувства, немедленно была уволена со службы и заменена более пожилой женщиной. Когда в доме леди Энн остановилась гостья – вдова из хорошей семьи, достаточно было узнать, что Макдональд по ее просьбе три раза находился в ее комнате, помогая ей брить голову, так как она носила парик, чтобы дружеские отношения были разрушены навсегда и гостья отослана домой. Из туманного рассказа трудно понять, сколько еще представительниц слабого пола отвадила от своего дома ревнивая хозяйка, известно только, что в их числе были и гувернантка, и горничная, и даже крестная дочь леди Энн. Ее муж Джон Гамильтон последним догадался о предмете желаний своей супруги. Даже тот факт, когда, во врямя остановки экипажа посреди лужи, она не желала, чтобвг ктои нибудь переносил ее, кроме Макдональда, не заставил его подозревать этого молодого слугу. Однако и он вскоре все понял и отказал Макдональду от службы.

К домоправительнице всегда обращались «миссис», независимо от того, замужем она была или нет. Ее главным достоинством считалась надежность и умение решать все вопросы по управлению домом в том случае, если леди не хотела затруднять себя бытом. Если же хозяйка предпочитала сама контролировать всю работу, домоправительница должна была четко выполнять все ее указания и следить, чтобы все слуги делали то же. Леди каждое утро, встречаясь с домоправительницей, расписывала меню на текущий день, сообщала о приемах, устраиваемых в доме, давала указания подготовить комнаты гостей, если они ожидались, залы к балу, нанять музыкантов, настроить рояль, закупить что нужно в дом и к столу, разместить свечи, украсить аллеи. Вымыть ли окна и постирать ли занавески, где натереть полы и когда подавать чай для гостей – все эти важные вопросы домоправительница, получив указания, решала одна или вместе с дворецким. Она была грозой для женской прислуги, которую сама же нанимала и рассчитывала. Ее боялись все, кроме няни и горничной леди, которые могли быть уволены только хозяином или хозяйкой. Даже кухарка, которая тоже относилась к верхним слугам и не позволяла никому командовать на своей территории, также подчинялась домоправительнице и старалась ей угодить. «В комнате миссис Бонтон кухарка изменилась до неузнаваемости. Ее сжатые губы расплылись в услужливой улыбке, и голос приобрел приятные оттенки.

– Вот, с фермы пришла, – указала она на Нэнси, – вместо Бетси. Рекомендации в порядке.

Сидевшая в этот момент за столом миссис Бонтон подняла глаза от счетов. У нее было строгое, серьезное лицо, сверлящие насквозь глаза и, также как и у кухарки, поджатые губы.

– Оставьте нас, – сказала она тихо кухарке, и та немедленно затворила за собой дверь.

Расспросив Нэнси про ее семью, ферму и ее обязанности там, миссис Бонтон осталась неудовлетворенной ответами.

– Это твое первое место, где ты нанимаешься на работу?

– Да, мэм.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, мэм.

– Есть ли у тебя дружок?

Нэнси покраснела от подобного вопроса.

– Нет, мэм.

Это, похоже, был первый ответ, который понравился миссис Бонтон.

Она кивнула головой, от чего рюши на ее чепчике вспорхнули вверх, а потом плавно опустились, как крылья у бабочки.

– Не знаю, понимаешь ли ты, что это за дом и какой чести ты удостаиваешься, работая здесь?

– Да, мэм.

Посмотрев с сомнением на деревенскую девушку, миссис Бонтон вздохнула и добавила:

– Дам тебе неделю показать себя, а там посмотрим. Будешь стараться – останешься. Станешь лениться или хвостом с лакеями вертеть – тут же выгоню! Держи себя и кухню в чистоте, будь скромна и трудолюбива, послушна и благодарна, тогда, может, приживешься здесь. Хозяин у нас щедрый, прислуга хорошо получает. Если оставлю тебя, то в год будешь иметь сначала тринадцать фунтов, да еще форма, питание и небольшие подарки к праздникам. У тебя также будет полвыходного дня по субботам и раз в три месяца будешь отпускаться домой на целый день.

Нэнси знала, что это хорошие условия. Ее подружка за такую же работу получала только двенадцать фунтов в год.

– Однако, – повысила голос миссис Бонтон, – малейшее невыполнение обязанностей, ослушание или, не дай бог, препирательство понесет за собой серьез* ное наказание вплоть до увольнения. Пойдем, покажу тебе твою комнату».

В России женщина, выполнявшая такую работу, называлась экономкой. Часто, находясь в услужении у холостого мужчины, она, по сути дела, прибирала весь дом к своим рукам. Приближение домоправительницы можно было услышать по бряцанию ключей на поясе. Даже леди, если ей надо было попасть в те комнаты, которые обычно запирались, должна была просить ее открыть их.

Готовясь к большим приемам, домоправительница сама занималась украшением сладкого и выпечки. Чаще всего и все работы по заготовке на зиму овощей и фруктов лежали на ней. Исполняя свою должность в течение многих лет, она начинала относиться к чужому добру по-хозяйски и гордилась рецептами приготовления собственного вина или сыра, нежных джемов, а также сборов, отваров и настоев из лечебных трав, помогавших от разных хворей. Ведь именно к ней бежали за первой помощью, когда что-то случалось в доме. За хорошей домоправительницей хозяева были «как за каменной стеной». Порой они даже не затрудняли себя запоминанием имен новых слуг. Так, довольно часто лакеев называли именами, принадлежавшими их предшественникам на этой должности, а горничных называли по цвету волос.

«- Миссис Бонтон, скажите рыженькой, чтобы, когда она утром разжигает камин в моей спальне, дула на угли потише. Я потом долго чихаю, ведь пыль летит прямо ко мне в постель!

– Хорошо, мисс, я пришлю к вам Бетти.

– А, это беленькая такая? Она немного неряшлива. Я видела у нее пятно на фартуке.

– Она, видимо, не успела переодеться после уборки. Я ее предупрежу, чтобы впредь была внимательнее!

– Хорошо! И пусть не слишком шумит. У меня всегда после бала голова раскалывается!»

Нижние слуги чаще всего приходили наниматься из деревни, и процесс их перерождения и обучения приличным манерам начинался вместе с их работой. За это тоже-отвечала домоправительница. Если они умели читать, то тогда учились гораздо быстрее, поскольку в XIX веке стало издаваться много литературы на темы: «Как быть хорошим слугой», «Как набраться хороших манер», где слугам объяснялось, что ковырять в носу неприлично, что в присутствии хозяев и их гостей не следует почесываться, сморкаться, доставать застрявшую еду из зубов, поправлять чулки или носки и поправлять нижнее белье. Там же объяснялось, какие слова следовало употреблять, а какие нет, как обращаться друг к другу и господам, когда говорить и когда молчать. Для многих было откровением, что рыгать за столом неприлично, что чавкать во время еды некрасиво, а выпускать газ в присутствии людей недопустимо ни в коем случае. Из- за полного невежества многих деревенских людей, домоправительницы предпочитали нанимать слуг с рекомендациями от бывших господ, так как деревенские парни и девушки уже пообтесались в обществе других слуг и не будут допускать перечисленных грубых оплошностей. Считалось, чем достойнее и культурнее ведут себя слуги, тем выше статус дома, где они работают.

Доктор Уильям Китченер в своих книгах настоятельно рекомендовал господам искать хороших слуг только благодаря рекомендациям друзей, знакомых, соседей или, в крайнем случае, булочника, мясника, галантерейщика или владельца овощной лавки, то есть людей, которые знали всех в округе. Правда, в 1813 году уже был создан Регистрационный офис, который как раз и занимался учетом безработных слуг, но все же хозяева предпочитали использовать свои старые связи. Доктор Китченер советовал обратить внимание на следующие необходимые правила: «Никогда не держите дурных слуг в надежде на то, что они исправятся! Обязанности хозяина не выпрямлять кривое дерево, а сохранять свои владения от сорняков, которые, раз попав в землю, могут испортить и благородные посевы!»

Доктор был убежден, что у плохих слуг – плохие хозяева. Не то чтобы он призывал сурово относиться к своим работникам, он рекомендовал относиться с уважением, но строго и приводил наглядные примеры в своих книгах: «Один джентльмен, получив однажды завтрак в своем доме позже обычного, дернул за колокольчик, и в комнате прислуги на доске с ячейками, подразумевавшими комнаты в доме, обозначилось, что хозяин вызывает кухарку. Когда она вошла в столовую, он ее спросил:

– Миссис Миллер, вас что-то не устраивает в моем доме?

– Нет, сэр. Спасибо. Я чувствую здесь себяГ вполне удобно!

– Тогда, я надеюсь, вы будете достаточно добры сделать и мою жизнь комфортной, и я больше не буду ждать своего завтрака!»

Порой хозяева были очень нетерпеливы и запоминали малейшее нарушение и просчет, а иногда даже записывали в специально заведенную книжку, по которой, производя расчет в конце года, вычитывали из жалованья слуг оплату дней, когда они не выполняли свою работу в соответствии с требованиями. Так, многие непорядочные хозяева специально выказывали свое недовольство, когда подходило время расплачиваться за службу, чтобы заплатить как можно меньше денег. Специалистом по этому вопросу считал себя доктор Тэаслер, который не побоялся прямо советовать не платить ничего слугам в течение всего года. «Если же у них хватит выдержки остаться, только тогда дать им их деньги, а если они решат рассчитаться хоть на неделю раньше, то удержать из их жалованья большую сумму». Он же предложил идеальное, с его точки зрения, решение нанимать слуг в двойном количестве, по примеру индийского набоба. «Никакая жертва не считается слишком большой для того, чтобы иметь стабильный комфорт!» – писал он в своих записках. Но, конечно, только очень маленький процент населения мог позволить себе такую роскошь.

Не только хозяева получали ответы из книг, когда ситуация ставила их в тупик. Грамотные слуги также извлекали для себя уроки из опыта, которым делились бывшие лакеи, домоправительницы и т. д. Лучшим пособием считалась книга, написанная Сэмюэлом и Сарой Адаме. Их «Совершенный слуга» не случайно был главным советчиком для мужской и женской прислуги, поскольку авторы сами прошли долгий путь от нижних слуг до верхних. Сара начинала с горничной для всех работ, потом служила прачкой, помощницей кухарки, оттуда леди выбрала ее в свои горничные, а потом и в домоправительницы, а ее муж прошел путь от лакея и конюха до валета, дворецкого и управляющего. В своей книге они также давали советы господам, как надлежаще управлять большим состоянием и разумно тратить деньги. Согласно их расчетам:

33 процента средств должно тратиться на содержание дома, еду и всякие нужды: мебель, новую посуду и прочее.

25 процентов – на слуг и их ливреи, лошадей и экипаж

25 процентов – на одежду господ, образование детей, медицинские услуги, развлечения и личные неожиданные траты.

12,5 процента – на налоги, ремонт дома и мебели.

4,5 процента – на неожиданные и срочные оплаты.

Эти цифры раскрывают взгляд на хозяйский бюджет бывших слуг, которые, считая себя гораздо практичнее, чем их бывшие хозяева, тем не менее не собирались стимулировать господ к тому, чтобы они копили и экономили свои средства. Как известно, каждый знает, какое применение нашел бы он чужим деньгам, и очень часто богатые, аристократические имения банкротились и нищали из-за того, что верхние слуги слишком хорошо знали, что делать с хозяйским добром. Дворецкий, который, помимо того что являлся главой над всеми слугами, еще и выполнял обязанности главного хранителя винных запасов, постоянно стремился перестроить подвал, в котором хранилась и выдерживалась драгоценная влага. Уговорить хозяина было нетрудно, так как он слишком хорошо помнил, какую гордость испытывал, когда гости хвалили и завидовали его великолепным запасам. А стройку, как известно, стоило только затеять, а далее начинались приписки, продажа материала на сторону и т. д. Кучер делал свой бизнес на запасных деталях к экипажу, прося чуть ли не каждые три месяца новые колеса и сбрую, конюх тайно по ночам сдавал хозяйских лошадей в прокатную конюшню, чтобы утром, успев обтереть пену с йх крупа, скрыть свой грех. Валет и горничная леди, слегка испортив дорогую вещь хозяев, несли их в скупку. Кухарка торговала жиром и излишками пищи, а также брала проценты с каждой лавки за покупки, а домоправительница если была хитра, то могла нажиться^ на свечах и на уксусе, которым мыли мебель, да мгяо ли мелочей в доме, которые можно было употребить себе на пользу! Нижним слугам гораздо труднее было воспользоваться хозяйским добром. Правда, проворные лакеи умудрялись получать чаевые с друзей дома за доставку писем или за раскрытие семейных секретов, конюхи за то, что подсуетились найти кузнеца для заехавшего приятеля хозяина, чтобы подковать распряженную лошадь, а горничные по дому – за то, что просто хорошенькие. Большое количество слуг в доме – большая обуза для хозяина. Всех их надо было кормить, одевать, приглядывать за ними, не надеясь на дворецкого, управляющего или домоправительницу, чтобы не остаться без средств. Во второй половине века (после французской революции 1848 года) условия работы у слуг стали постепенно улучшаться.

Доктор Китченер упоминал, что многие хозяйки и домоправительницы стали давать горничным целый выходной день раз в три месяца, с тем условием, что они будут назад к 10 вечера, и полдня выходного в каждом текущем месяце. «Конечно, на содержание слуг уходят очень большие средства, но все-таки нужно помнить, что они работают гораздо больше, чем их хозяева».Противником послабления слугам был лондонский священник Уаткинс. Он считал, что последние должны быть благодарны хозяевам за то, что многому научились, пока находились на службе, и потому должны оставаться в одном и том же доме, а не бегать в поисках легкой жизни. Большой блюститель нравственности среди служанок, он не советовал разрешать им встречаться по воскресеньям со своими друзьями, поскольку, с его точки зрения, это был прямой путь к падению. «Если девушка хочет встретиться с друзьями, для этого ее леди может выделить ей другие дни, но только не вечера, когда даже хозяйка, идущая одна на улице, может стать предметом для оскорблений и мужского вожделения. Кроме того, горничная не должна выбирать церковь в местах с сомнительной репутацией под предлогом того, что она привыкла к приходу и проповедник своими словами открывает ей дорогу к Богу, иначе хозяева станут подозревать, что она преследует иные, не религиозные цели».

Принимая девушку на работу, домоправительница старалась убедиться, религиозна будущая служанка или нет. За богобоязненной прислугой не нужен был постоянный пригляд. Вера ограждала от совершения дурных поступков. Однако некоторые работники не прислушивались к тому, что говорилось в воскресных проповедях, в которых акцент делался на особом предназначении каждого человека на земле. «Если бы Господь думал, что гораздо лучше для вас быть богатыми, Он бы сделал вас такими. Но Он каждому определяет то место в жизни и обязанности в ней, которые ему больше подходят! Богатые не могут быть без слуг, так же как и слуги не могут быть без хозяев. Господь так создал людей, чтобы они не могли обойтись друг без друга! И нет сферы жизни на этом свете более важной и почетной, чем служить Богу на том месте, где человеку определено! Служа своему хозяину, вы служите Ему!» Автор книги «Советы для молодых девушек, поступающих на службу» писал: «Вместо того чтобы сердиться на то, что вас упрекнули за ваши открытые погрешности в работе, подумайте лучше, сколько у вас скрытых грехов, известных только Господу!»Однако подчас слуги были более набожны, чем их хозяева. Так, например, в конце XIX века стало модным устраивать шумные, поздние воскресные обеды. Слуги, которые старательно следовали всем религиозным правилам, страдали, оттого что были вынуждены работать по воскресеньям, когда Господь велел всем отдыхать. Некоторые хозяева, в качестве компенсации за то, что заставляют их грешить, старались затрагивать за столом такие темы, какие стоило бы послушать и их слугам. Возможно, это были религиозные рассуждения или умные мысли, которые гости решили высказать на тему служения королеве. В любом случае это было странно, поскольку при поступлении на службу дворецкий и лакеи, прислуживавшие за столом, предупреждались, что ни при каких обстоятельствах они не должны были слушать того, о чем говорят их господа за столом или в доме! Кроме того, слуги, возможно, из всего разговора предпочитали услышать совсем не то, что ожидали от них их хозяева!

Очень популярен в викторианское время был рассказ об одной служанке Элизабет, которой посещать церковь по воскресеньям было запрещено ее хозяйкой. По этой причине она чувствовала себя обязанной искать себе новое место службы. Когда ее хозяйка удивленно спросила, почему она хочет уйти, Элизабет ответила о своем долге перед Богом, о греховности души и ужасах, которые ждут ее после смерти, если она не будет соблюдать все заповеди. «Ты, видимо, искренно веришь, и я уважаю твою набожность, но в то же время я не могу нарушить порядок в своем доме из-за того, что ты не будешь выполнять свои обязанности вовремя!»

На это Элизабет ответила: «Мадам, несмотря на то, что я вынуждена покинуть вас, я никогда не забуду вашу доброту. Я могу искренне сказать, что вы сделали для меня гораздо больше, чем кто-нибудь, кроме Господа Бога, который, однако, напоминает мне, что я должна думать о своей душе, которая может быть потеряна навеки! Я молю Его благословить вас и вашу семью, в то время как я верю, что Он не оставит и меня!»

В приведенном рассказе две стороны расстались взаимно довольными друг другом. Если хозяйка выбрала путь, опасный для своей души, то служанка осталась верна своим убеждениям. Даже присутствие одного истинно верующего слуги в доме меняло всю обстановку к лучшему, поскольку чаще всего такой работник был гораздо более трудолюбив и честен, чем остальные. Домоправительница постоянно напоминала слугам: «Молитва не должна быть произнесена в кровати, поскольку если человек позволил себе расслабиться, то скоро он совсем может забыть помолиться!» Также утренние молитвы нельзя было не произнести под предлогом того, что много работы. «Это показывает, что вы предпочитаете поспать подольше, чем послужить Богу!» Вера дисциплинировала людей и, преодолевая свою лень ради молитвы, они также преодолевали ее ради работы! На самом деле, достоинствам верующих слуг не было предела. В каждом своем поступке они сверялись со своей совестью, и это было гораздо более строгим мерилом, чем присмотр домоправительницы или хозяина!

В тех домах, где не могли позволить себе иметь лишних слуг, кухарка считала себя самой главной. Ведь именно она своей хорошей стряпней старалась угодить хозяину. И если тому нравилось, как она готовила, то его жена уже никак не могла ее уволить. С точки зрения кухарки, идеальной госпожой была та, которая никогда не вмешивалась в процесс приготовления пищи и на кухню не заходила. По ее мнению, пока она исполняла свои обязанности, леди нечего там было делать. Если хозяйка все же заходила поинтересоваться, «куда уходит так много масла, когда для слуг надобно готовить на жире», качество приготовленной еды становилось таковым, что у нее пропадало желание влезать в кухаркины дела, оставив миссис «большой половник» в покое. Та, естественно, похвалялась: «Я сама всем заправляю на кухне. С мадам мы по утрам обмениваемся грифельными досками. Она пишет, что приготовить на целый день, а я все делаю по-своему».

«Раннее утро, пока господа спят, кухарка использовала, чтобы продавать жир всем, кто не мог позволить себе намазывать хлеб маслом. Во двор тогда потихоньку проскальзывали перевязанные пуховыми платками бабы с большими кошелками. В них они надеялись принести, кроме жира, еще и мясные обрезки, кувшины бульона, кости, а если повезет, то и объедки после вчерашнего приема, купленные недорого с господской кухни. Леди, которая почти никогда не спускалась на кухню и все указания давала через домоправительницу, закрывала глаза на кражи с кухни. Нэнси помнила, как миссис Гольдберг пыталась контролировать, на чем жарится еда для прислуги, почему так много масла расходуется и у кого покупается мясо, стараясь найти поставщика подешевле. Тогда кухарка, потерявшая свои проценты от закупки из мясной лавки, была так взбешена, что объявила господам молчаливую войну. Все блюда подавались наверх холодными и заветренными, а приемы гостей Гольдберги вообще боялись устраивать, "(гак как мясо то подгорало, то было почти сырым, картошка хрустела на зубах, а мороженое капало на блюдца».

Проблемы начинались тогда, когда госпожа, обнаружив, что большие средства постоянно уходят куда-то из бюджета, проигнорировав кухаркины «настроения», интересовалась, где и как закупаются продукты, подозревая, что служанка преследует при этом свои интересы, получая прибыль в карман. Последняя, в свою очередь, переставала считать сующую свой нос в кухонные дела даму за леди и всеми силами старалась показать, что вся семья зависит от нее. После этого она начинала готовить так неизобретательно и невкусно, что хозяин предпочитал ужинать в клубе, оставляя жену одну злиться и в бессилии потрясать кулачками.

«Кухарка миссис Меган оказалась неприветливой женщиной с настороженными глазами, как будто она всех подозревала в том, что ее будут обвешивать или обманывать, и маленьким сжатым ртом, которым она даже не улыбнулась при знакомстве с Нэнси.

– Гладкая больно! – неодобрительно заметила она в адрес пришедшей, оглядев ее со всех сторон. – С фермы, говоришь? А рекомендации у тебя есть?

Нэнси достала из подшитого с внутренней стороны юбки кармана почти не помявшееся письмо от фермера, у которого жила ее семья, где он в нескольких скупых выражениях отзывался о ней как о трудолюбивой работнице.

– Сам писал? – буркнула кухарка о фермере. – Видно, небогат, раз управляющего для таких дел не имеет. Ну а уж какая ты трудолюбивая, мы еще поглядим!

Она оглядела Нэнси еще раз и вдруг гаркнула на нее:

– Я тут с лакеями шуры-муры не потерплю! И чтоб без дела я тебя не видела! И куски не таскать! А то подъедаются тут всякие! Ну да ладно, – вздохнула она так тяжело, как будто обнаружила, что ей подсунули втихаря совсем не то, что она ожидала. – Идем к домоправительнице».

Большинство кухонь представляли собой плохо вентилируемые помещения, в которых хранить продукты без холодильников было очень трудно. В больших, богатых домах и поместьях находились глубокие погребы, напоминавшие колодцы, где круглый год хранился лед. По мере необходимости лакей должен был отправляться туда, спускаться глубоко вниз и, отколов кусок нужного размера, перевезти его в холодную комнату рядом с кухней. Там, расколов лед на более мелкие куски, он распределял их на дне большого шкафа, где хранилось мясо, молоко и другие скоропортящиеся продукты.

Если у рыбы или мяса появлялся душок, то каждая кухарка знала, что нужно делать в таких случаях, чтобы скрыть дурной привкус. Она мыла начавшиеся портиться куски в холодной воде и затем клала в кастрюлю вместе с древесным углем, чтобы потом прокипятить. Кроме угля, мясо после его тщательной промывки опускали на какое-то время в настой ромашки, или календулы, чтобы скрыть неприятный вкус, после чего тщательно вытирали чистой тканью, спрыскивали соляным раствором и оставляли до следующего дня. Тушки птицы для сохранности подвешивались за шеи, а вместо внутренностей в них засовывался уголь. Чтобы не портилась рыба, ее выкладывали в соль или сахар.

Читая кулинарные книги XIX века, можно понять, почему кухарки относились к верхним слугам и ставили себя высоко. Во-первых, так же как дворецкий и домоправительница, они должны были быть грамотными. Работа их не сводилась к простому приготовлению завтраков, ланчей и ужинов для нанявшей их семьи и для всех слуг, ее обслуживавших. Хотя и это была очень трудоемкая работа, учитывая количество ртов, которых нужно было накормить. Самый ответственный момент для кухарки наступал во время приглашения на ужин важных гостей, которых могло быть более двадцати человек Хозяйка, которой доставались все комплименты после хорошего ужина, часто составляла меню на пятнадцать, двадцать блюд, каждое из которых не только должно быть подано горячим и отличаться отменным вкусом, но еще и удивлять своей оригинальностью и внешним видом. Ответственность была очень большая, ведь всегда что-то могло подгореть, перевариться или, наоборот, быть несколько сырым. Хозяйка весь вечер находилась в напряжении, принимая каждую мелочь близко к сердцу. Ведь не только триумф считался ее заслугой, провал был ее личной неудачей. Довольно часто после ужина, не отвечавшего принятому стандарту, муж холодно желал «спокойной ночи» своей жене без всяких объяснений и упреков, давая ей это почувствовать. И никакие ссылки на неповоротливую прислугу, которая нарочно постаралась насолить хозяйке, в расчет не принимались. Королева кухни знала, что найти замену ей было нелегко, и часто позволяла себе вольности.

«Нэнси сильно надеялась, что их кухарку, которая помимо всех своих провинностей, по вечерам еще сильно прикладывалась к ликеру, наконец уволят, но посудомойка Молли, с которой она делила комнату и которая была на услужении уже давно, рассказывала:

– Наша-то хоть не дерется, а вот товарка моя с прежнего места судачила, она служит на кухне как идешь в церкву, за домом судьи. Да знаешь ты. У тебя еще подвязка слетела, ты чулок поправить остановилась там, я тебя подолом закрывала. Ну вот, – добавила она удовлетворенно, увидев, как Нэнси закивала головой. – Там кухарка – зверь. Ее даже домоправительница боится. "Я, – говорит она прислуге, -вас всех к чертовой матери отравить могу, ежели что не по мне. А в судах ничего не докажут, скажут, померли по естественной причине. Я такое средство знаю, что никто и не откроет!"

– Ну да?- поразилась Нэнси. – А что ж ее не рассчитают? Нашли бы другую.

– Ну, это не так уж и просто. У них хозяин поесть любит, а она, говорят, готовит уж очень распрекрасно. А потом, господам-то чего? Ну и отравит прислугу, а они новых возьмут. А что воруют, так все воруют. У эн- тих кухарка не то что жир и обрезки, а внаглую ветчиной приторговывает себе в карман и даже с домоправительницей, как наша, не делится.

– Неужто не делится?

– Не-а. Вот такая зверя. Наша-то хоть, как ликерчику примет, так у нее с-под носа хоть быка упри, губами себе бормочет и только, а иные, у кого по мужицкой части потреба какая и нет знакомого полисмена, чтоб на кухню захаживал, те прям девок за космы по любой безделице таскают!»

К концу вечера вся кухонная прислуга валилась с ног. Конечно же кухарка не могла одна управиться с таким колоссальным объемом работы. Ведь в XIX веке еще не было полуфабрикатов. Птицу перед приготовлением нужно было ощипать, овощи принести с грядки, яйца – из курятника, яблоки сорвать с дерева, а хлеб должен быть испечен. Кроме того, на большинстве кухонь постоянно поддерживался огонь в плитах, где кипятилась вода для разных нужд. За этим следил мальчик-истопник или младшая кухонная служанка. Она же приносила овощи с огорода, ощипывала птицу, чистила картошку, взбивала яйца, следила за жаркой мяса и так далее. Во время больших приемов вся кухонная прислуга становилась к большим столам посреди кухни и выполняла все распоряжения кухарки, которая после того, как все необходимые продукты были порезаны, сама уже колдовала над кушаньями и, выложив их на блюда, украшала. Некоторые очень важные работы она не могла доверить никому: разделывание жаворонка для пая и чистку ушей и пятачка у свиньи или кабана после поджаривания их на вертеле, ведь мясо и птица по традиции подавались вместе с головами. Виктори- анцы и не представляли, как могло быть иначе. Приглашенные должны были видеть, что им подают свежие блюда, а, как известно, «рыба гниет с головы». Блюда готовили одно за другим, накрывали крышками и отставляли на длинную, во всю стену, полку, чтобы лакеи отнесли наверх и подали к столу. Пока не был отправлен к столу десерт, означавший окончание ужина (мороженое нескольких видов, желе в красивых формах, торты лимонные или сырные), на кухне никто не смел сказать ни слова. Дисциплина в это время соблюдалась строжайшая, ведь каждая минута была на счету. Раздавались только приказания кухарки или французского повара, которых модно было приглашать для особых случаев. Правда, присутствие именитого мастера своего дела только накаляло атмосферу на/кухне. Кухарка в таких случаях, обиженно поджав губы, воспринимала как личное оскорбление любой комплимент в адрес повара и отказывалась исполнять его приказания. С ее точки зрения, чем хуже получится приготовленный им ужин для приема, тем лучше.

– Пусть, пусть этот лягушатник отравит их чем-нибудь! Вот тогда они наконец узнают, кто лучше готовит! За что ему только платят такие деньжищи! Оделся во все белое! Сразу видно, что сам и не делает ничего, только команды раздает! Форс один!

А если ужин удавался и гости, уезжая и проходя мимо выстроившейся в холле прислуги, хвалили французского повара, жали ему руку и давали большие чаевые, то это был большой удар по самолюбию кухарки и по ее карману, за что вся семья потом долго расплачивалась. Опытная кухарка при приготовлении очень сложных блюд для приемов не смотрела в кулинарную книгу, что значительно экономило время. Однако многие, выполняя заказ хозяйки и готовя новое кушанье, каким она хотела удивить гостей, могли испортить его из-за того, что не успевали следить за общим процессом и, согласно сложному рецепту, взвешивать необходимые продукты. Тогда начиналась паника! Срочно нужно было придумать, как улучшить вкус, чем заменить испорченное блюдо, что еще добавить, и… упускались остальные блюда. Зная викторианскую зависимость от мнения света, испорченный ужин мог стать предметом многочисленных насмешек за спинами хозяев и ссор между мужем и женой. Репутация кухарки от этого тоже сильно страдала, прямо пропорционально успехам, когда угодившую гостям кухарку пытались сманить на работу к себе, предлагая большее жалованье. После приема оставалось огромное количество грязной посуды. Даже двадцать приглашенных при восемнадцати переменах блюд оставляли после себя посуды до пятисот единиц. Задача посудомойки и всех кухонных служанок заключалась в том, чтобы вымыть все и привести кухню в порядок для следующего дня. Ночь – единственное время суток, когда на кухне не горела плита. Днем работа там не прекращалась ни на минуту, ведь после того как все члены семьи и прислуга были накормлены завтраком, начиналось время подготовки ланча, а затем ужина.

Самой известной домохозяйкой XIX века была миссис Изабель Битон. Она родилась в Лондоне в 1836 году. Являясь первенцем в семье, где родился 21 ребенок, она с детства знала, как ухаживать за братьями и сестрами и всю домашнюю работу. Вскоре после своего двадцать первого дня рождения она вышла замуж за издателя журнала «Домоводство» Сэмюэла Битона. Активная по своей природе, она не осталась в стороне от работы мужа и вскоре стала писать статьи, переписываться с читателями и публиковать их кулинарные рецепты, которые до этого она сама проверяла на своей кухне. Вскоре она издала свою книгу «Руководство по управлению домом» с иллюстрациями, помогавшими понять суть ее рецептов.

Это был бестселлер своего времени. Шестьдесят тысяч экземпляров раскупили мгновенно, и были напечатаны новые.

Ее домоводство включало все, начиная от подробных и понятных рецептов приготовления пищи и изготовления моечных средств и кончая собранными рекомендациями по ухаживанию за больным ребенком, советами как принять гостей, правилами сервировки стола. Бедные люди, пробившиеся в средние классы, нуждались в подобном руководстве и с радостью пользовались рекомендациями, которые учили, что рыбу нужно есть не только с помощью вилки и хлеба, но и ножа, что для сладких блюд требовались вилки, что для салатов и вареного аспарагуса используется нож. Миссис Битон получала много писем от читателей, делившихся с ней своей боязнью показаться смешными в обществе, если за столом они начнут ужин не с того предмета сервировки. Запутаться действительно было легко, ведь, кроме трех больших вилок и серебряной маленькой вилочки для рыбы, на стол клали два больших ножа, серебряный рыбный ножик, столовую ложку, десертную ложку и маленькие вилочки для пудинга. При этом в правилах разрешалось не предлагать гостям ложечку для чая со льдом, другую для апельсинов и вилку для устриц. Чтобы гости не путались, какими приборами необходимо в данный момент пользоваться, она напоминала, что первыми берутся приборы, лежащие снаружи, использовав их, обращаются к следующим, приближаясь к тарелке.

«Если вы все же сомневаетесь, то посмотрите краем глаза, какой прибор использует первым ваша соседка», – практично советовала миссис Битон. Поэтому было очень важно, чтобы, принимая гостей, хозяйка владела элементарными правилами сервировки, иначе порядок мог нарушиться не по вине пришедших. В книге также рекомендовалось расставлять стулья на расстоянии 60 сантиметров друг от друга, чтобы оставить гостям достаточно места и не касаться друг друга локтями, в каком порядке рассаживать пришедших, где расставлять именные карточки, как укладывать салфетки, вошедшие в обиход в XIX веке. Как ни удивительно нам сегодня, но многие люди тогда даже не знали, для чего кладется рядом с тарелкой белоснежный кусок ткани, и боялись его испачкать, не подозревая, что именно для этой цели он и служит. Плоский серебряный нож для рыбы – это тоже примета времени. Обычный металлический нож часто ржавел от лимона, подававшегося вместе с рыбой. Книга была очень полезна еще и потому, что не каждый человек, незнакомый с правилами этикета, мог перешагнуть через стеснение и гордость и поинтересоваться, что и как он должен делать. Миссис Битон была очень точна в своих описаниях: «…столовая ложка используется для бульона, разливаемого в суп- ные тарелки. При еде нужно погружать ложку от себя, наполнять на две трети и, поднося к губам стороной, а не концом, выливать содержимое в рот». «Рот не должен быть широко открытым в ожидании подносимой вилки, а открываться только в тот момент, когда она достигает губ». «Ни в коем случае нельзя жевать с открытым ртом! Это не доставит ни зрительного, ни слухового удовольствия окружающим, и вы немедленно будете отнесены к низшему разряду». «Никогда не оставляйте ложку в чашке, ее место на блюдце». Любимица викто- рианцев миссис Битон умерла, к сожалению, очень рано и не осознала, что ее книга и рекомендации, изложенные в ней, стали правилами жизни всего общества.

Мужской слуга, каковы бы ни были его обязанности, должен был исполнять род услуг, какие невозможно вписать в домовую книгу: брить хозяина, причесывать по утрам, отворять ему кровь, стричь, когда требовалось, вытаскивать из-под стола после большой попойки, останавливать при попытках покончить с собой в припадке ипохондрии. Помимо этого в ежедневные его обязанности входила помощь при одевании и раздевании господина, прислуживание ему в ванной, туалете, стрижка ногтей на руках и ногах, помощь при геморрое, промывание вставной челюсти и многое другое. Понятно, что человек, исполнявший такие интимные услуги, находящийся к тому же в курсе самых сокровенных секретов хозяина, должен был неминуемо стать либо другом-слугой, на чей совет хозяин в какие-то минуты жизни мог рассчитывать, либо врагом, если его преданность не оценивалась должным образом. В отличие от лакея, он относился к верхним слугам, не носил ливреи и, как шутили в XIX веке, отличался от господина только тем, что был одет лучше его. Один из них оставил свои записки, благодаря которым мы можем судить о закулисной стороне жизни людей дипломатического круга в Лондоне. Не желая открывать своего имени, он назвал их «Приключения валета, написанные им самим».

«Чтобы узнать хотя бы одного иностранца в Англии, достаточно устроиться к нему валетом, тогда ты через него узнаешь всех. Так я и поступил. Правда, большую часть времени я был в качестве сводника, поскольку все, что их интересовало, – это отбить любовниц друг у друга! При этом, с одной стороны каждому валету платилось за то, чтобы следить за верностью подружки патрона своему благодетелю, а с другой стороны – за то, чтобы эта крепость пала в объятия его соперника. Самое интересное в этой интриге то, что хозяева никогда не знали, что валеты получали не только деньги, но и удовольствие от любовниц с обеих сторон!»

Чаще всего валетами были иностранцы, и их предпочитали нанимать холостые мужчины, которые очень следили за своей внешностью. Самые отполированные сапоги на Риджент-стрит были у лейтенант-полковника Келли, чей валет знал секрет особого гуталина. Когда хозяин умер, его слугу хотели нанять разные джентльмены, в том числе Био Бруммель, который поинтересовался: сколько же валету платил лейтенант-полковник?

«- Сто пятьдесят фунтов, но этого мне было недостаточно, я предпочитаю двести! (Огромная сумма по тем временам. - Т. Д.)

– Ну что ж, если это в гинеях, а не фунтах, я буду рад нанять тебя!» – ответил Бруммель.

Однако для лорда Плимута эта сумма не показалась такой уж большой, и скоро у него стали самые начищенные и блестящие в стране сапоги.

Герцог Веллингтон – народный герой, победитель французов под Ватерлоо, открыто заявлял, что терпеть не может присутствие валета. «Возможно, вы не знаете, – однажды сказал герцог лорду Странгфорду, – я ведь бреюсь сам и сам чищу свою одежду. Об одном сожалею, что не имею возможности сам чистить свои сапоги. Слуги мужского пола невыносимы для меня, а присутствие толпы ленивых бездельников раздражает меня больше, чем я могу передать!» Однако даже он все же смирился с присутствием валета, который верно служил ему до его смерти.

Валет относился к верхним слугам, и это означало, что ему был открыт доступ в комнату домоправительницы, где он принимал пищу и пил чай в компании дворецкого, управляющего и других. Его не любили нижние слуги, так же как и горничную леди, за близость к ушам хозяина, за лакированный вид и прекрасную одежду.

Во время еды он стоял за стулом господина независимо от того, где тот принимал пищу. Он также сопровождал своего джентльмена во всех поездках и спортивных мероприятиях, на охоту, скачки, путешествия. Он стоял всегда наготове, чуть сзади, готовый в нужный момент перезарядить ружье и подобрать трофеи. Во время переездов его задача заключалась в том, чтобы создать возможный в условиях дороги комфорт для своего хозяина, а за границей он являлся гидом и проводником, заучивая необходимые фразы для объяснения с местным населением. Если возникала необходимость, он спал в комнате своего покровителя, защищая его от грабителей и бандитов. Так же как и горничная леди, он знал, как ухаживать за кожей джентльмена, и сам приготавливал для него мази и кремы. Он ухитрялся найти кеб, когда его не было, разбирался в том, какие цветы подарить какой леди, и мог постоять за себя, не обидев оппонента. В основном его работа была очень проста, но он имел талант делать ее так, что она представлялась крайне важной. Он мог положить два пустячных предмета в ящик комода с таким видом, как будто полномочный представитель великой нации возлагает венок на гробницу усопшего монарха. Он знал, как, не уронив достоинства, принять от хозяина не нужную ему более одежду, продажа которой составляла основной приработок валета. Вещь с барского плеча он брал с выражением благодарности и почтения, которое долго тренировалось перед зеркалом. Тщеславный молодой хозяин, чтобы подчеркнуть свою важность, часто призывал своего валета ответить на вопрос вместо себя.

«Бруммеля однажды спросил его гость, какое озеро в Англии он любит больше всего. Позвонив в колокольчик, тот переадресовал вопрос пришедшему на зов валету:

– Какое озеро мое любимое, Робинсон?

– Виндермер, сэр.

– Ах да, Виндермер, так и есть. Спасибо, Робинсон».

Находясь ближе всех к своему хозяину, валет первым испытывал на себе и его гнев. И если он состоял на службе у тирана, взрывавшегося по всяким пустякам, то жизнь его была хуже собачьей и более унизительной. Однако чаще всего, зная все привычки и слабости своего джентльмена, он учился манипулировать им и косвенным путем заставлять хозяина принимать решения, удобные ему.

В XIX веке невозможно было утаить свою личную жизнь от слуг, и каждый хозяин всегда был под угрозой шантажа с их стороны. Когда джентльмен тайно заводил любовницу, то он не мог просто снять для нее квартиру и оставить там ее одну. Он должен был обеспечить ее кухаркой, лакеем, горничной, а если имелся выезд, то еще и кучером. Всем им нужно было платить достаточную сумму денег для того, чтобы они могли преодолеть свои моральные принципы и не осмеливались болтать о личной жизни хозяйки. Но все равно сластолюбец находился в постоянном беспокойстве не только по поводу верности его возлюбленной, но и слуг. Достаточно им было поделиться с кем-то из приятелей, и пусть слуги все еще были преданы своему гоподину, но их друзья могли сильно навредить ему. Любовные связи в XIX веке обходились очень дорого с моральной и с материальной точек зрения. Однако даже деньгами нельзя было купить преданность людей, которые по каким-то причинам невзлюбили своего хозяина.

Джентльмен Уильям Хикей гостил у капитана Генри Мордауэта, известного своим эксцентричным, жестоким характером. За время пребывания в его доме он влюбился в его любовницу Шарлотту Бари. Однажды, когда капитан отсутствовал дома, его слуги деликатно намекнули гостю, что если он захочет что-то предпринять в отсутствие хозяина, то они не только его предупредят о неожиданном возвращении капитана, но и постараются задержать его как можно дольше. «Так, защитившись от неожиданностей, я с наслаждением занял место тирана!» – писал неблагодарный гость.

У гения пера XIX века Даниела Свифта было достаточно возможностей изучить слабости господ и прислуги на собственном опыте. Он начал свою службу в качестве компаньона сэра Уильяма Темпла, что сразу определило его место за обеденным столом среди верхней прислуги. У него был собственный слуга, вечно пьяный Патрик, чьи руки тряслись так, что он был не способен брить голову своего хозяина. Этого слугу он проклинал миллион раз, но не выгонял, и в конце концов так к нему привязался, что стал считать его своим другом, вопреки моральным нормам того времени, которые гласили, что расположение портит слуг.

Правда, в XIX веке было известно и проявление чувств другого рода. Встречались дома, где холостые джентльмены предпочитали окружать себя молодой прислугой исключительно мужского пола, которые, тем не менее, называли себя звучными женскими именами, такими как мадам Бион – валет, и Долл – паж Иметь прислугу для прихотей было удобно, но небезопасно. Когда хозяева переставали в ней нуждаться и брали другую, все секреты всплывали наружу. Тогда бывшему хозяину могло грозить тюремное заключение, как это произошло с Оскаром Уайльдом, которого, несмотря на известность и популярность, посадили в тюрьму за связь с молодым юношей.

Кучера обычно нанимал сам хозяин. Это было важно для него, поскольку это был человек из верхней, личной прислуги, с которым он проводил много времени, на честность, ответственность и молчание которого он часто рассчитывал. Кучер, являясь в определенных случаях и телохранителем джентльмена, знал о нем много такого, что подчас не должно было становиться достоянием жены и остальных членов семьи.

Когда джентльмен нанимал возницу, он надеялся получить респектабельного трезвого слугу с покладистым характером, который к тому же хорошо бы смотрелся в униформе, соответствовующей его положению. На практике очень часто он получал ленивого малого, прикладывавшегося к бутылке и забывавшего вовремя подать экипаж. Принимая на работу, хозяин спрашивал кандидата:

«Как близко можно ехать к другой стороне дороги, чтобы не подвергать седоков опасности?» Нанимаемый, старавшийся показать себя опытным кучером, мог ответить: «На расстоянии инча (немногим более двух сантиметров) или пол-инча!»

Беспокоившийся за свою жизнь хозяин конечно же отказывал такому хвастуну. На улицах XIX века было слишком много пьяных кучеров, и даже опытному вознице было трудно порой доставить коляску или карету домой без повреждений. В деревне большую опасность представляли собой конюхи, возвращавшиеся порожняком, с пустыми телегами. Они, чтобы компенсировать время, потраченное на выпивку, торопились изо всех сил и хлестали и так несшихся во весь опор лошадей. В городе же самое рискованное место находилось снаружи особняков, дававших бал, где замерзшие и ошалевшие от ожидания кучера злодейски расталкивали друг друга, стараясь первыми посадить своего раздраженного хозяина.

Иностранный принц так описывал свалку перед важным приемом: «Как только эти героические водители колесниц усматривали, что ворота открывались, они тут же начинали безжалостно хлестать своих лошадей, как будто они сделаны из железа и в их планы не входило сохранять их в будущем». Полиция не вмешивалась в творимый хаос, считая, что это не входит в ее обязанности. Довольно часто в таких потасовках, когда каждый кучер норовил выехать первым через ворота, коляски и кабриолеты, не выдерживая нажима, буквально разлетались на части, и хозяева едва успевали из них выскочить. В дождливую или морозную погоду, когда беззаботные господа наслаждались танцами на балах или вкусным ужином в хорошо натопленной зале, их кучера страдали от холода до такой степени, что лили бренди, чтобы согреться, не только внутрь собственных желудков, но и к себе в сапоги, в наивной надежде согреть ноги. Панч шутил, что, увидев закутанную, неподвижную фигуру на улице, подумал, что это мумия, а на самом деле это был кучер, обернутый 16 разными покрывалами и пропахший алкоголем. Характеристикой хорошего кучера являлось умение править лошадью равномерно, заставляя ее бежать с постоянной скоростью, которую он перед выездом оговаривал с хозяином (4, 6 или 8 миль в час). Дурной возница, резко тормозя, опрокидывал пассажиров на пол и утомлял их частым переходом лошади от галопа к шагу. Миссис Битон не обошла и этот аспект своим вниманием. Она писала, что скорость меньше, чем шесть или восемь миль в час, очень вредна для лошади, так как животное становится вялым и ленивым. Экипажи могли двигаться с такой скоростью, поскольку еще в эпоху короля Георга I кучера обшарпанных телег должны были уступать дорогу каретам джентльменов. Кстати, во времена Французской революции 1848 года этот закон был отменен одним из первых как признак отсутствия демократии.

Обычно кучер в шесть утра уже должен был приступать к работе и полтора или два часа приводить конюшню в порядок Еще два часа уходили у него на проветривание и уборку экипажа, вытряхивание ковров, чистку сидений и запрягание коней. Затем он, если хозяин говорил, в каком направлении будет поездка, разворачивал экипаж на дворе, чтобы не делать этого посреди улицы. О выезде члены семьи предупреждали кучера за двадцать минут. После чего все должно быть готово и возница в униформе должен уже сидеть на козлах. Если же карета не была подана вовремя или кучер, забыв развернуть ее, соскакивал с облучка и, взяв лошадей под уздцы, старался направить их в нужную сторону, хозяин страшно сердился, поскольку это характеризовало его как неспособного держать своих слуг в достаточной строгости, чтобы они не совершали подобных ошибок

Довольно часто кучер использовал свое положение для дополнительных заработков. Кроме приработков, получаемых от «левого» извоза, что он делал под большим риском быть уволенным, кучер, используя хозяйский корм для лошадей, разводил в конюшне свиней и коз. На последнее, если слуга был надежный и хорошо исполнял свою службу, многие джентльмены закрывали глаза. Кучер часто уговаривал хозяина купить новые колеса, так как старые треснули, или металлические обручи к ним. При этом ненужные колеса загонялись за хорошую цену. Их можно было сбыть с рук, даже если кучер специально проделывал в них дыры, чтобы убедить хозяина в их негодности.

Во время длительной поездки возница, который заботился о конях и своей репутации, обычно не бежал первым делом в теплое место на постоялом дворе, а сначала прослеживал, получили ли все его лошади достаточно корма, не дал ли мальчишка им ледяной воды после долгой дороги. Во многих стойлах предприимчивыми хозяевами постоялых дворов, продававших корм для лошадей, делались отверстия в яслях-кормушках, куда насыпался овес. Когда лошадь мордой разгребала корм, часть его высыпалась в подставленный незаметно снизу мешок, который потом забирал хозяин постоялого двора. Опытный кучер, зная об этом, сначала убеждался, что его кони сыты, а потом уже шел отдыхать сам. У каждого слуги были свои приемы и хитрости на службе. Например, попытка некоторых возниц убедить хозяина, что выбранная дорога плоха; грязь непролазная, мост разобран или что-то еще. Целью такого поведению было желание остановиться в том месте, где возница мог получить свои проценты за постой. Другие умники, страстно желая выпить сами, убеждали, что лошади испытывают большую жажду, заставляя остановиться у первого попавшегося на пути пристанища.

Все работники конюшни, кучера, конюхи, мальчики, форейторы, жили в помещениях над стойлами, в своем собственном мирке. В очень богатых домах экипажи запрягали цугом четверкой, шестью и даже двенадцатью лошадями (этих по три в ряд). Особенно ценились белые кони, смотревшиеся очень торжественно и украшавшиеся парадной сбруей с султанами на головах.

Иметь свой выезд было накладно. При состоянии 1500 фунтов в год на это уходило приблизительно четыреста фунтов, то есть почти треть всех денег хозяина.

В это время ходило довольно много рассказов о джентльмене, который был приглашен в гости. Хозяин заехал за ним и увез его с собой. Вечером же, нанимая экипаж в платной конюшне, он приехал домой, не подозревая, что одна из лошадей в нанятой им упряжке его собственная, на которой его предприимчивый конюх решил заработать в отсутствие хозяина. Экономя деньги, отказываясь от своего выезда, нанимая коляску или экипаж из платной конюшни, джентльмен мог позволить себе взять гораздо более роскошный и дорогой экипаж При этом ему не надо было беспокоиться о кучере, о его ревматизме, который тот мог заработать во время долгих ожиданий хозяина под дождем. Его не раздражали мысли, что его конюх может продать на сторону овес из его конюшни или сдать его лошадей на ночь в пользование кому-то.

Но тогда он лишался возможности посещать те заветные места, о которых знал только его верный слуга.

Существовали школы для прислуги, куда поступали девочки 12-16 лет. Они и назывались «Школы для девочек, которые поступают в услужение». Обучение было строгим, таким образом воспитанниц подготавливали ко всем тяготам работы на хозяек, обладавших порой капризным и вздорным характером. Помимо обычных навыков, девушки приучались терпеть, молчать, сносить. После окончания таких школ молодая прислуга подразделялась на четыре категории, согласно которым определялись возможности для трудоустройства.

Первая категория

Девушки 16 лет, имевшие хорошие характеристики поведения. Они получали униформу, стоившую пять фунтов, которую могли оставить себе, если продолжали трудиться в том же месте в течение года. После этого за хорошую работу они получали подарок от хозяев.

Вторая категория

Девушки, которые часто выказывали плохой характер, лень, непослушание, дерзость, в случае осознания ошибок и исправления могли быть отнесены ко второй категории и получить униформу стоимостью три фунта и 10 шиллингов, если после года работы получали хороший отзыв.

Третья категория

Девушки, которые продолжали выказывать собственную волю, неповиновение, дерзость, получали униформу стоимостью три фунта, которые вычитались из их жалованья. Если в течение двух лет им не удавалось зарекомендовать себя положительно, то они часто теряли работу и, не имея хороших рекомендаций, не могли устроиться вновь.

Многие ученицы не имели даже носовых платков, что говорило о недостатке воспитания, однако все соперничали размерами кринолиновых юбок и количеством нижних.

Находясь в услужении, девушкам приходилось забывать про моду и надевать черные, синие или коричневые шерстяные платья с белыми фартуками и чепчиками.

Жизнь горничной по дому зависела в большой мере от того, насколько богата семья, куда ее принимали на работу. Если люди имели достаток и могли нанять других слуг, то ее обязанности сводились в основном к уборке. Однако в большинстве домов горничная выполняла всю работу, которая обычно делилась между кухаркой, лакеем, садовником и т. д.

Вот примерный круг ее обязанностей: подняться раньше всех, примерно в 4.30, и перед приготовлением завтрака подмести и протереть пыль во всех нижних комнатах. Тогда же освободить камины от золы, нанести угля и разжечь огонь. Принести воды (часто из колонки на улице), поставить большой чан для кипения. Отнести наверх в спальни уголь и разжечь камины. Разбудить членов семьи, натаскать наверх теплую воду, подготовить ванны или тазы для умываний. Приготовить завтрак. Сервировать стол. Подавать еду и обслуживать хозяев во время завтрака, после убрать и помыть посуду. Подняться в спальни и заправить кровати, навести порядок. Если после завтрака хозяйка не поручала ей сбегать на почту, в лавку, на рынок и не просила погулять с детьми или собачкой, беря эту работу на себя, то она готовила обед и кормила всю семью, опять прислуживая за столом. Хозяин чаще всего работал недалеко от дома и приходил на обед. К пяти часам она готовила чай, к семи – ужин, затем опять разжигала камины в спальнях, готовя их к ночи, носила воду наверх для вечернего умывания и наконец в 10.00, когда вся работа была закончена, валилась спать, если ее услуг больше не требовалось. В свободное время, с 2 до 6 вечера, она выполняла следующую работу:

Понедельник. Стирка, уборка во дворе, чистка всех швабр, щеток, расчесок

Вторник Мытье окон, чистка каминов, генеральная уборка в гостиной.

Среда. Генеральная уборка спален и гардеробной комнаты.

Четверг. Чистка всего серебра, блюд и лепнины, работа в саду.

Пятница. Уборка в туалете, коридорах, лестницах и холле.

Суббота. Наведение порядка в кухне и своей комнате, штопание одежды для членов семьи.

Воскресенье. Полдня свободные.

Девушка могла присесть только тогда, когда ела или чистила серебро. Воскресенье – день отдыха, когда ей разрешалось вставать на полчаса позже и ложиться на полчаса раньше. Иногда ее отпускали на полдня домой. В 1860 году жалованье такой прислуги равнялось 10 фунтам в год.

В 1999 году в Англии был проведен эксперимент, когда обычную семью поселили в дом викторианского периода, оснащенный всеми нововведениями того времени. На протяжении нескольких месяцев муж, жена и двое детей продолжали жить привычной жизнью, работать, учиться, смотреть за домом, но одевались они в костюмы той эпохи, ели только то, что можно было в XIX веке, передвигались на том транспорте, который существовал тогда, и даже в своей собственной гигиене были ограничены теми же рамками (не разрешены шампуни, гели, лаки для волос, дезодоранты, электробритва и т. д.). В помощь жене была нанята горничная для всех работ, молодая девушка, которая тоже была ограничена в средствах. Никаких моющих порошков, пылесосов, посудомоечной машины и т. д. Легче всего к новым условиям приспособились дети, которые, если и скучали без телевизора, компьютера и мобильных телефонов, все же радовались тому, насколько больше времени с ними проводят родители, читая им вслух и играя с ними по вечерам. Муж, ездивший на велосипеде на работу, не особенно замечал трудности жизни в других условиях. Однако жена и горничная для всех работ по достоинству оценили все, чего они лишились в новых условиях. Газовое освещение было слишком темным и чадившим, зола из камина засоряла ковры, запах уксуса, которым чистили все, от пятен на обивке мебели до оконных стекол и зеркал, преследовал повсюду. Приготовление еды занимало с непривычки слишком много времени. Кур и уток надо было ощипать и опалить, овощи вымыть, хлеб испечь. А стирка вручную, особенно постельного белья, женщин приводила в ужас. За время эксперимента они так и не смогли выполнить и половины тех работ, которые выполняли хозяйка и служанки в подобных условиях в XIX веке. Конечно, проведи они этот эксперимент в России, результат оказался бы совсем другим, но без сомнения то, что жизнь у горничной для всех работ была не сладкая!

Там, где работало несколько горничных, они специализировались: на уборке в гостиных и передних комнатах, на уборке дома и подсобных помещений, на поддержании чистоты на кухне. Самую высокую позицию из них занимали горничные леди. Их не любила нижняя женская прислуга за жеманство и развязность, за то, что они смотрели на всех свысока, а так же потому, что они находились, как говорилось в кругу слуг, слишком близко к ушам госпожи. Горничные по дому завидовали им и знали, что у них слишком мало шансов занять место горничной хозяйки. Это была мечта любой служанки. Не только потому, что The Lady's Maid – так называлась эта привилегированная особа, одевалась не в униформу, как они, а в красивые платья, доставшиеся ей от госпожи, но еще и потому, что она бывала с ней в местах, где нижней прислуге и не снилось побывать, и могла вдохнуть райский воздух жизни богатых. Гувернантка, стоявшая несколько выше, чем горничная хозяйки, также недолюбливала горничную, и та отвечала ей взаимностью. Однако обеим жилось не сладко, так как они зависели от настроения хозяев, от их капризов и причуд.

Горничная леди должна была быть готовой оказывать своей хозяйке тот род услуг, которые современные женщины предпочитают делать сами и не нуждаются в свидетелях. Мыть ее, одевать, выдавливать угри, запудривать прыщи, разглаживать морщины, освежать ее дыхание, когда не было туалета – подставлять ночную вазу и опорожнять ее, и многое другое. От нее требовалось быть всегда здоровой, чтобы хорошо исполнять свои обязанности. Иначе как она могла заботиться о своей хозяйке, которая довольно часто жаловалась на плохое самочувствие. «Она страдает, даже если ее болезнь только в ее воображении, и ваша обязанность предложить ей сочувствие и помощь», – писалось в книге обязанностей для горничных леди. Помощь могла состоять в чтении вслух, или обрезании мозолей, или в прикладывании пиявок, или чистке языка хозяйки с помощью серебряного скребка. Она должна была делать все, что могла, чтобы облегчить страдания, и, кроме того, держать в секрете от других слуг причину болезни госпожи. При этом «никогда не должна забывать о том, насколько повезло слугам, что их здоровье всегда лучше, чем их господ».

Горничная леди играла огромную роль в жизни хозяйки, и на эту должность девушки отбирались очень тщательно. Предпочтение отдавалось тактичным, предупредительным и догадливым. Кроме того, покорным, здоровым, чтобы часами стоять, ожидая свою хозяйку; честным, чтобы присматривать за ее драгоценностями; достаточно добродетельным, чтобы не поддаться уговорам лакеев; терпимым, чтобы не раздражаться на постоянный беспорядок, оставляемый мисс или миссис; пребывавшим, несмотря ни на что, всегда в хорошем настроении, чтобы, если хозяйка начинала хандрить, развеселить ее; достаточно образованным, чтобы ей читать. От горничной леди ожидалось также умение прекрасно причесывать и укладывать волосы, мастерство в вышивании и шитье, и даже знакомство с основами химии. Она отвечала за то, как хозяйка выглядела, и знала, что белую пудру нужно избегать накладывать в случае припухших глаз, так как это только усугубит картину. Кроме того, считалось, что она впитывает запах печени и чеснока, и, следовательно, лучше не покрывать ею лицо перед ужинами. А некоторые виды пудры были просто небезопасны: от них возникала сыпь на коже, прыщи, расшатывались зубы.

В книге обязанностей для горничной леди предупреждалось и насчет красок для волос, изготовленных из вредных для здоровья веществ, таких как нитрат серебра, который окрашивал в черный цвет, но при неосторожном нанесении «прожигал кожу насквозь, как горячий утюг». Кроме того, через некоторое время волосы из черных становились фиолетовыми. Краска могла быть куплена в магазине за шиллинг или изготовлена горничной за несколько пенсов с помощью все той же умной книги. Большинство средств для ухода за леди горничная изготовляла сама. Она растворяла частички металла в уксусе, толкла мускус с янтарем, перемешивала гашеную известь с желтым и белым свинцом и медвежьим жиром, то есть все время имела дело с вредными веществами, не для того чтобы отравить или причинить вред своей хозяйке, напротив, все эти средства рекомендовались в книге для изготовления масла для волос, одеколона или специальных масок. Рецепты были сложные и трудоемкие. Для одних только квасцов требовалось взять три копыта теленка, три дыни, три огурца, четыре свежих яйца, кусок тыквы, пинту обезжиренного молока, галлон розовой воды, кварту сока от водных лилий, пинту сока подорожника и дикой танси и половины унции бора.

От веснушек и угрей, выступавших у леди, ее заботливая служанка применяла воловью желчь, с помощью которой горничные по дому не без успеха чистили грязный мрамор. Солнечные ожоги облегчались с помощью женского молока, которое также использовалось при изготовлении настойки для лица, что придавало коже хозяйки приятный розовый цвет. Покупая необходимые ингредиенты для кремов, тоников и лосьонов, горничные не полагались на честность торговцев, опасаясь, что товар мог быть разбавлен или подменен. Они знали, как проверить его качество. Тестируя мускус, они предварительно несколько раз продергивали шелковую нитку через головку чеснока, а затем через покупаемый продукт. Если запах чеснока отбивался, то товар был качественным. А проверяя кармин, использовавшийся для красной губной помады, горничные насыпали настоящий порошок и тот, который они намеревались купить, взвешивали и сравнивали. Если вес был равный, то товар был стоящий, но если его вес был больше, то это значило, что вместо кармина добавлялся красный свинец, что без сомнения нанесло бы вред здоровью хозяйки.

Приготавливая все эти сложные смеси, горничная леди часто прерывалась колокольчиком, в который звонила хозяйка, и мчалась в ее комнату, чтобы подать ей книгу, лежавшую от нее в метре, или снять тесное кольцо с ее руки.

Горничная знала и многое другое: как накручивать папильотки на волосы госпожи, чтобы это не вызвало у нее головной боли, как успокаивать зубную боль, как стричь пуделя и купать его в хозяйской ванне, в которой ей не разрешалось мыться самой. Одной из главных ее обязанностей было одевать, раздевать и переодевать свою хозяйку столько раз на дню, сколько это требовалось приличиями XIX века, а также планами на день.

Горничная леди вставала рано, чтобы лично удостовериться в том, что горничные по дому уже разожгли огонь в камине комнаты, где хозяйка переодевается по утрам. Затем приготавливала ее одежду, наполняла ванну теплой водой и заходила к барышне, чтобы, сообщив который часг поинтересоваться, не хочет ли она вставать. Чтобы госпоже легче было проснуться, она раздвигала шторы и помогала помыться и причесаться, а затем спускалась на кухню, чтобы забрать поднос с завтраком, приготовленным для хозяйки, предпочитавшей завтракать в спальне. После этого горничная помогала ей с переодеванием в домашнюю одежду. Только тогда она спускалась в комнату домоправительницы, где завтракала вместе с остальными верхними слугами. Затем по звуку колокольчика вновь заходила к своей хозяйке, чтобы переодеть ее на выход, прибраться и уехать с хозяйкой по делам. Вернувшись, она переодевала ее к ужину и далее ждала уехавших господ, пока среди ночи они не возвращались домой. Все это время она следила, чтобы камин в комнате госпожи не погас и на кухне оставалось достаточно горячей воды для вечернего омывания. Ожидая возвращения хозяйки, она готовила ее платья на следующий день, ведь если не было гостей и госпожа не намеревалась никуда выходить из дома, то кроме обычных переодеваний из ночной одежды в халат, а затем в домашнее платье, требовалось еще как минимум три, к каждому приему пищи и одно для выхода в сад на прогулку. Итого шесть туалетов, которые она должна была приговить с вечера.

Валясь с ног от усталости, горничная не смела заснуть, боясь прослушать подъехавший экипаж Нет ничего хуже, если ее застигнут спящей, ведь именно она должна была встретить уставшую леди, помочь ей с вечерним туалетом и, сдерживая зевок, выслушать, если хозяйке хотелось с ней поделиться увиденным за вечер. Горничная должна была всегда быть бодрой, полной сил и участия. Несмотря на то, что она порой ложилась в три-четыре часа утра, а вставала очень рано, на ее лице всегда должна быть улыбка и выражение готовности к любой услуге, ведь на первом месте стояли интересы хозяйки, а не свои личные. Правда, она чаще всего могла похвастаться своей собственной комнатой, в которую другие слуги не осмеливались входить, кроме того чтобы убрать ее, и где на полу лежал ковер, что считалось признаком роскоши.

Чтобы уберечь молодых девушек от ошибок, в правилах, написанных для горничных, говорилось: «Богатые платят за все, что они хотят иметь. Однако было бы неправильным утверждать, что они живут в роскоши исключительно из удовольствия, у них также есть свои обязанности, как и у каждого работающего человека.

Однако это действительно очень серьезные дела! Главной целью их комфорта и удобства является то, что им нужно освободить свое время и мысли от беспокойства о хлебе насущном. Богатый человек имеет выезд не потому, что ему приятно передвигаться в экипаже, а потому, что ему необходимо добраться от одного места до другого. Богатая леди имеет так много слуг не оттого, что ей нравится давать приказания, а оттого, что ей нужно освободить голову для мыслей о детях, друзьях, книгах и остальных делах, о которых слуги не имеют ни малейшего представления».

У горничных леди было достаточно времени за шитьем, чтобы обо всем этом подумать. И на этот счет были необходимые рекомендации: «Если ваши мысли свободны от обязанностей, то, надевая наперсток, вы найдете много добрых мыслей за своим шитьем. Это самый лучший способ, чтобы удержать себя от ошибок, за которые вы несете ответственность, как, например, уговаривать свою госпожу помогать вашим родственникам или просить что-то для себя».

Нанимаясь горничной леди, девушки невольно копировали свою госпожу во многом, и так же невольно менялось их отношение ко всему, что раньше их окружало. Возвышаясь в своем положении, многие из них начинали завидовать своей хозяйке и желать такого же комфорта для себя. Этот случай тоже был предусмот- роен в книге для слуг: «Вы должны постоянно помнить о том, что ваше теперешнее положение в роскоши и комфорте, красивая одежда, собственная обставленная комната и место в хозяйском экипаже исключительно оттого, что вы находитесь на службе и в ваших услугах нуждаются. Однако вам не следует к этому привыкать, поскольку это не может длиться бесконечно. Ваше сердце должно быть среди бедных, чтобы, когда вы вернетесь к своей прежней жизни после многих лет, проведенных в сервисе, вы не чувствовали себя обиженной или униженной, а испытывали радость, как будто вернулись домой».

Это был прямой намек на то, что горничная леди, как бы близко она ни стояла к своей хозяйке в дружеском расположении, не должна рассчитывать на то, что останется с ней до конца ее дней. Леди предпочитали видеть своих горничных молодыми, чтобы, глядя на них, они и сами себя чувствовали моложе. Кроме того, старых слуг часто одолевают болезни, о которых хозяйки не хотели ничего знать, и они уже были не так поворотливы и жизнерадостны. Поэтому чем старше становилась горничная леди, тем меньше ей платили. Процент безработных служанок был очень высок К тому же за время службы они ограничивали себя во всем и не имели возможности создать семью. Если бедняжкам не повезло сразу после окончания работы выйти замуж, то, вероятнее всего, они оставались старыми девами. После вращения в господской среде они ожидали слишком многого от своего избранника, и их большим минусом было то, что они не умели готовить. Хорошо, если они дослуживались до домоправительницы и имели возможность накопить достаточно денег на безбедную старость.

Понятно, что многие горничные хотели бы «зацепиться» в семье. А лучшего способа, кроме как стать ее членом, не придумаешь! Однако в мудрой книге были предусмотрены все случаи жизни. «Вы должны усиленно противостоять всем соблазнам, касаемым молодых джентльменов в семье. Если к кому-то из них вы имеете влечение, подумайте о последствиях, к которым это может привести, независимо от того, как подобная ситуация повернется. Подумайте о ране, которую это нанесет всей семье и обществу в целом, если вы будете вынуждать молодого человека жениться на вас. Такие браки имеют место, но они очень редко, если вообще когда, счастливы».

После нравоучительного вступления горничным, почувствовавшим влечение к молодому джентльмену, настойчиво рекомендовалось оставить работу без объяснения причины, поскольку любой намек и догадка были бы преувеличены и запятнали бы ее репутацию. Горничным не разрешалось иметь никаких воздыхателей или поклонников, даже из слуг. Если были замечены перемигивания с лакеями, девушки получали предупреждение, а если дело заходило дальше – неизбежное увольнение со службы.

«Если на ваших глазах молодая девушка из обслуги потеряет к себе уважение настолько, что позволит лакею флиртовать с собою, то следует обратить внимание вашей леди на это, чтобы удержать заблудшую овцу от еще большего падения. В этом случае госпожа постарается защитить вас от гнева других за то, что вы всего лишь исполняли свои обязанности».

Все мысли, помыслы и желания горничной леди должны были быть направлены только на заботу о госпоже. Чтобы заслужить ее полное доверие, она должна была жить ее интересами. Горничная убирала в бюро личные письма хозяйки, которые могли разрушить доброе имя семьи, если бы они попали не в те руки, она присутствовала при тайных свиданиях, с ней делились сокровенными секретами. Честность ее, так же как и верность, не могла подвергаться сомнениям, ведь наряду с тайнами она подчас держала в руках приданое своей госпожи, доставая и убирая по приказанию в шкатулку все драгоценности своей хозяйки.

Книга, написанная Изабель Битон, учила не только обязанностям. В ней также давались советы, как сохранять здоровым моральный климат. «Во время причесывания своей хозяйки, когда вы стоите по полчаса, проводя гребнем по ее локонам, удерживайте себя от лести и комплиментов по поводу густоты и красоты ее волос, белизны зубов и пропорциональности телосложения. Поскольку тщеславие – это болезнь, то подкармливать ее, все равно что греть человека, который мечется в жару». Подкреплялось поучение нравоучительным примером о леди, которая перед отходом ко сну осмысливала в голове все сказанное за ужином о взаимоотношениях трех великих держав. Ее высокие мысли были прерваны горничной, которая прощебетала ей: «Какие чудесные волосы у вас, мэм! Если бы они были только чуточку длиннее!» За эту дерзость бедная служанка была отослана укладывать свои вещи, вместо того чтобы укладывать спать хозяйку.

«Абсолютно необходимо, чтобы, одевая госпожу, вы не опускались до сплетен о другой прислуге. Негоже расправляться с вашими неприятелями с помощью хозяев». Именно за эту черту верхних слуг не терпели нижние.

На подобной службе могли быть искушения и совсем другого характера, например, лавочник платил служанке проценты, если она уговаривала леди покупать кружева и ленты именно в его магазине. Два фунта десять шиллингов, если за год покупалось на сумму 50 фунтов. В этом случае служанка предупреждалась, что тем самым она только принесет ущерб ее же хозяевам, поскольку в том или ином виде эта сумма будет вычтена из их же счета, и это все равно как если бы она сама украла из ящика их бюро.

Бесчестные, расчетливые горничные выпрашивали себе наряды таким образом: «Вы, ваша милость, слегка бледны в этом сатиновом платье, а вот темно-синее идет вам необыкновенно!» После этого бледное сатиновое платье переходило к служанке, которая его с удовольствием носила, присматриваясь к другим нарядам хозяйки, на которые затем проливался соус с громким восклицанием: «Тысячи извинений! Я не нарочно! Сама не знаю, как это получилось!»

После этого нарядный туалет опять отходил к горничной. Таким же образом пачкался мех, портилась форма капора, выливались чернила на блузки. Вся эта одежда затем относилась в специальные магазины, хорошо платившие за господские наряды горничным и валетам.

Честная же служанка прилагала все усилия, чтобы самой очистить испорченные туалеты, замаскировывая грязные места с помощью вышивки или кружев.

Некий фельетонист описывал такую сцену:

«Горничная леди. Пожалуйста, мэм, я хочу уйти!

Леди. Почему, Бетти, ты ведь только вчера поступила на службу?

Горничная леди. Я просмотрела весь ваш гардероб, мэм, и не нашла ничего, в чем бы я смотрелась по достоинству!»

Послушная, богобоязненная прислуга высоко ценилась, ведь в таком случае она не нуждалась в присмотре. Очень распространенным был способ, с помощью которого хозяйки проверяли прислугу; нанимая ее на работу. Под ковер в комнате клали монету. Если она оставалась там после уборки, то горничная ленива, если исчезала, то нечестна.

«- Мэм, посмотрите, что я нашла под ковром. Должно, ваш муж обронил!

– Благодарю, Бэтти! Ты хорошая девушка. Всегда нужно помнить о том, что, возможно, однажды тебе придется стоять у постели умирающей хозяйки, и тогда уже будет поздно раскаиваться в своих грехах, что не уберегла ее. С прислуги спросится на высшем суде, хорошо ли она исполняла свои обязанности!»

В понедельник слуги читали молитву с такими словами: «Господи, пожалуйста, удержи меня от соблазна истратить деньги моих господ на себя». Горничные леди добавляли к молитве: «Успокой во мне желание наряжаться и любовь к платьям! Прошу о смирении и терпении при осыпании упреками, и чтобы я не тратила впустую время, которое не является моим».

Во вторник слуги возносили благодарственные молитвы: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что не позволил моей дурной натуре взять верх ни тогда, когда я хотел прикарманить несколько хозяйских шиллингов, ни тогда, когда я увидел затерявшуюся господскую курицу и хотел отнести ее моим, а главное, что удержал мою грешную душу, когда пара бродяг подговаривала меня открыть ночью заднюю калитку, чтобы они пробрались в дом и пограбили немного, отдав мне затем мою долю. Вот это было тяжелее всего, потому что, Господи, ты знаешь, как много здесь всякого добра, которое лежит везде. Возможно, что пропажу никто бы и не заметил, а мне бы осталось на черный день!»

Во все последующие дни все слуги, включая дворецкого и домоправительницу, молились о выполнении своих обязанностей: «О Господи, помоги мне быть верным слугой своих господ, быть их надеждой и опорой». Мужская прислуга просила также удержать ее от лени, пьянства и гнева, а всем развлечениям быть умеренными и законными».

Сколько слуг попадали под дурное, часто похмельное настроение хозяев на следующий день после крепкого застолья, когда приходилось старательно пропускать мимо ушей оскорбления, сыпавшиеся на них, и бедняги счастливы были, если удавалось избежать тычков, пинков, а то и побоев. Причем хозяйки тоже часто вымещали на служанках свое раздражение и неудовольствие, швыряя платья или нижнее белье в лицо горничной во время переодевания, пока та не принесет нужное. Сэр Ричард Стил в своей книге на данную тему высказал мнение, что на поведение слуг влияет поведение их хозяев. Он писал, что уважение и любовь идут рядом и по хозяину судят о слуге.

Лакей

«Когда модная леди выбирала себе лакея только по росту, фигуре и форме его икр, – писала миссис Битон, – то не удивительно, что вскоре она обнаруживала, что новый слуга ленив, завистлив, жаден и не является компенсацией ни за деньги, ему обещанные, ни за еду, на него потраченную».

При выборе пары лакеев довольно часто предпочтение отдавалось видным молодым людям и форма их икр рассматривалась пристальнее, чем черты характера. В 1850 году в «Таймс» было опубликовано объявление, в котором молодой человек, искавший работу лакея, так себя описывал:

«Высокий, симпатичный, с широкими плечами и большими икрами ног, предпочитаю работать в районе Белгрэйв-сквер, с северной стороны парка». Еще один добавлял: «…шесть месяцев в году предпочитаю находиться в городе, и если работать предстоит в месте, не очень удобно расположенном, то в качестве компенсации прошу добавить пять гиней дополнительно к жалованью».

Чем дольше лакей находился на службе, тем труднее было найти другого слугу, который соответствовал бы его физическим параметрам и красиво смотрелся рядом при выездах, по обе стороны двери или лестницы. В конце века жалованье увеличивалось пропорционально росту. Чарлз Бут в книге «Жизнь и работа людей в Лондоне» приводит следующие цифры:

2-й лакей

Высота

Жалованье (фунтов в год)

5 футов 6 дюймов

20-22

6 футов

28-30

1-й лакей

5 футов 6 дюймов

до 30

6 футов

32-40

Здесь один метр равен 39,4 дюйма и один фут – 12 дюймам. 1 дюйм = 2,54 см; 1 фут = 12 инч = 30,48 см.

После XVIII века, когда мужчины все еще надевали бриджи и чулки, во многих домах XIX века броская одежда, являвшаяся ранее прерогативой аристократов, стала высшим шиком и верхом респектабельности для слуг. Вышитые сюртуки и камзолы, напудренные парики, цилиндры были очень популярны в начале правления Виктории в очень богатых домах. Однако в конце века предпочтение отдавалось униформе, повторявшей одежду джентльменов. Большинство хозяев заказывали для своих слуг ливрею по собственному дизайну, чтобы, даже находясь вне господского дома, слуги всегда могли быть узнаны по их внешнему виду и вели себя хорошо.

К лакеям обращались по именам, но необязательно их собственным. Хозяева не хотели затруднять себя запоминанием новых, и чаще всего имя передавалось вместе с должностью. Чарлз, Джеймс, Джон – распространенные имена для лакеев, если, конечно, их хозяев звали иначе.

Руководства, которые, скорее всего, лакеи никогда не читали, учили их, как складывать салфетки в форме лилии при сервировке стола, на каком расстоянии от края класть приборы, сколько места оставлять для каждого гостя. Так же там говорилось, что, когда шел снег, обязанностью лакея было чистить дорожки к дому, в поместье колоть лед на пруду, для того чтобы перенести его в погреб. В больших домах лакеи проводили большую часть дня на ногах. Однако самой тяжелой работой было таскать уголь. Многие особняки сжигали больше, чем тонну угля в день. А в некоторых это количество использовалось только на кухне. В остальное время лакей чистил серебряные подсвечники. Как только эта работа была закончена, он переодевался в униформу и вставал за дверьми. Позднее он сервировал и носил ужин, прислуживал за столом, а по окончании дня – тушил свечи и лампы.

Однако гораздо более напряженной и физически более трудной была работа бегущего лакея или скорохода, как они назывались в России. Такой слуга имел две обязанности: срочно доставлять послания и бежать впереди кареты, в которой сидел хозяин или члены его семьи.

Роль таких лакеев была чрезвычайно велика в XVIII веке, но к началу правления Виктории – это уже вымирающий тип службы, отказаться от которого все еще никак не хотели старомодные гордые аристократы. Князь Лаудердельский, находясь в своем замке и устраивая там ужин, был проинформирован, что не хватает тарелок для гостей. Услышав это, он приказал послать скорохода в другое свое имение, находившееся в пятнадцати милях. Лакей побежал за недостающей фамильной посудой и успел принести ее к началу званого ужина. Другой аристократ однажды вечером приказал своему скороходу сбегать в Эдинбург по одному очень важному делу. Когда на следующее утро граф спускался по лестнице из частных покоев, он увидел своего слугу, спящего посредине парадного холла на полу. Возмущенный хозяин хотел уже было наказать лентяя за непослушание, когда тот объяснил, что он уже выполнил приказание, пробежав тридцать пять миль в одну сторону и вернувшись обратно.

Английский писатель фкон О'Киф так описывал свое наблюдение за бегущим лакеем, которое он помнил из своей молодости: «Он выглядел таким проворным и воздушным, как Меркурий, он, не разбирая дороги, бежал всегда самым коротким путем и с помощью своего шеста совершенно, казалось, перелетал через ямы, придорожные кусты и небольшие ручьи. Главные качества этого слуги – верность, выносливость и проворство!»

Бегущий лакей, опережавший своего хозяина, являлся посланником, информировавшим о важности прибывавшего гостя, обеспечивая тем самым ему достойный прием. Сейчас подобного добиваются всего лишь с помощью телефонного звонка от секретаря, ассистента или администратора, которые, находясь в другом месте, не могут проследить, как идет подготовка к встрече важного гостя, что в свою очередь делал бегущий лакей. Каждый из них был готов покрывать в день расстояние в шестьдесят с лишним миль, со скоростью в среднем 6-7 миль в час. Недаром название «лакей» по-английски дословно переводится как мужчина на ногах(footmen). Ясно, что в этом случае предпочтение отдавалось молодым, здоровым юношам, которые понимали, что не смогут до старости находиться на таком сытом месте.

Джон Макдональд, уже упоминавшийся ранее, рассказывает в своих записках, как его детские наивные мировоззрения менялись за время службы.

«Я думал, – писал Джон, – что, если я буду читать Библию, я не попаду в ад! Если кто-нибудь умирал в миле или двух от дома хозяев, то меня посылали посидеть с покойником. Меня всегда можно было найти на поминках».

Когда не требовалась карета с шестеркой лошадей в упряжке, работы у него было немного. И леди Энн Гамильтон послала его в школу. Конюх был рад, поскольку он считал, что Джон беспокоил лошадей своими молитвами.

Вскоре леди Энн захотела сделать Джона своим личным лакеем и была очень недовольна, узнав, что он уже нашел себе место в качестве кучера графа Крауфорда. Особенно ее рассердило, что она понапрасну беспокоилась об образовании Джона. Правда, вскоре он вернулся в имение к своим бывшим хозяевам, но уже в качестве слуги Джона Гамильтона.

Определяя круг своих обязанностей, он признавал: «Я был всем, кем хозяин хотел, чтобы я был: дворецким, стюардом, домоправителем, главным поваром и лакеем. Я выбирал продукты, следил за домовыми книгами, хранил ключи от всех комодов дома, я даже учил горничную, как заправлять шотландские блюда».

В это время джентльмены считали ниже своего достоинства замечать своих слуг не только в собственном доме, но и при неожиданной встрече на улице. «Если он встречал меня на улицах Дублина и я поднимал свою шляпу в знак приветствия, он делал так же, но не более того!» Однажды, отправясь с хозяином в путешествие, на одном постоялом дворе в Голландии Джон вместе с другими слугами ужинал на кухне. Один лакей отказался есть вместе со всеми и, захватив свой кусок мяса и положив его на хлеб, отправился в гостиную, есть в присутствии своих хозяев, беседуя с ними о предстоящей поездке и состоянии дорог.

На Джона Макдональда это произвело неизгладимое впечатление! Он засмеялся от мысли, что он – лакей позволил бы себе не только есть, но даже сидеть в присутствии своего джентльмена! Его хозяин был настолько горд, что даже во время прогулок верхом предпочитал исключительно общество своей лошади. Однако, несмотря на все это, слуги во всем старались подражать своим господам. Не был исключением и Макдональд. Когда ему удал ось устроиться на очень выгодную службу, он закатил бал для своих друзей, на котором сорок человек принимали участие только в приготовлении ужина и напитков. Его гостями являлись в основном такие же слуги, как и он сам. Он устроил им первоклассное угощение, заказал оркестр и потратил на все, включая чаевые для официантов, 5 фунтов 10 шиллингов – годовое жалованье горничной в деревне.

Желание пустить пыль в глаза – человеческая черта, не зависимая от сословий и грамотности. Кстати, грамотные слуги встречались очень редко. Не каждый джентльмен мог похвастаться тем, что его слуга читает ему по вечерам. Даже такие гордые и богатые аристократы, как граф Бедворд, хотя он и имел дюжину слуг мужского пола, но все они могли поставить только крестики под своими фамилиями. Когда один известный в свое время аристократ случайно открыл письмо, которое его лакей написал своей возлюбленной, он был поражен стилем и красотой изложения и сказал своему слуге: «Джэймс. Ты будешь большим человеком! Это письмо должно быть напечатано в журнале». И оно было напечатано с комментариями о том, как был удивлен хозяин, узнав, что его слуга не только испытывает глубокие чувства, что было видно по его письму, а еще и обладает талантом излагать их в таком романтическом стиле. Однако этот пример еще раз доказывал, что, обнаружив письмо у своего слуги, джентльмен не подумал поинтересоваться, как он отреагирует на то, что его частная жизнь будет выставлена напоказ. Ведь учитывались только желания хозяина!

Написав свои воспоминания, Джон Макдональд не только оставил после себя исторически важный документ жизни XVIII-XIX веков, но и воспользовался возможностью сказать своим бывшим хозяевам, что же он о них думал. Он упрекал их в том, что, когда господин игнорирует старание честного слуги, тем самым он блокирует его желание стараться и дальше. Какую гордость он может испытывать за хозяина, оказывающего расположение только своей собаке?

Несмотря на то что всю жизнь Джон был слугой, он, к счастью, не приобрел черт подхалима и лизоблюда, и вся его книга показывает, что под ливреей молчавшего, терпеливого слуги билось гордое и независимое сердце.

Чаще всего Макдональд оставлял службу по собственному желанию. То ему становилось невыносимым постоянно ждать вместе с хозяином его леди, то он завидовал валету, с чьим мнением его хозяин считался. Но иногда его прогоняли. Однажды его рассчитали потому, что он не сумел достать вовремя колоду карт. В другой раз, когда он вместе с хозяином вернулся с ужина в известном доме…

«Я, как обычно, помог ему раздеться, закрутил его волосы в папильотки, а затем взял его сапоги в левую Руку и на ту же руку повесил его пальто, чтобы отнести в гардеробную. Когда хозяин это увидел, он сказал:

– Ты так держишь мое пальто, как будто никогда не видел раньше приличного платья!

Я не выдержал и ответил:

– Сэр, за свою жизнь я держал много раз в своих руках одежду намного лучшую, чем ваша!

В результате он меня прогнал сначала из своей комнаты, а потом со службы. За одно глупое слово я потерял хорошее место и потом очень жалел об этом».

В поисках работы, он терпел одну неудачу за другой, то приходя слишком хорошо одетым для требуемой позиции, то слишком плохо. Но в целом безработица не сильно занимала его, хотя в это время в Лондоне рыскало более двух тысяч лакеев в поисках работы. Одним из его хозяев стал банкир, который в течение месяца искал себе хорошего слугу, чтобы тот причесывал его по утрам, и отказал уже двадцати кандидатам. Проблема заключалась в том, что он надевал парик поверх собственных волос, и когда Макдональд стал исполнять эту обязанность, прическа банкира всегда была в порядке.

Однажды его хозяин подхватил лихорадку. «Я не снимал своей одежды в течение шестнадцати ночей, ухаживая за ним. Каждую ночь я поддерживал огонь и не гасил лампы, чтобы подогревать все, что он хотел!» Преданность слуги была вознаграждена. Его жалованье достигло 40 гиней в год, и вместе со своим хозяином он побывал в Индии, Португалии и Испании. Он считался одним из лучших слуг, потому что ему достаточно было три часа на сборы и он готов был ехать куда угодно и делать что угодно!К середине века модным стало обходиться без двух лакеев в экипаже, а брать с собой только одного. Его присутствие было необходимо не только для того, чтобы, опустив ступеньки кареты, помочь леди спуститься, но и для того, чтобы отгонять попрошаек и другую грязную публику. Далее он следовал за своей хозяйкой на некотором отдалении, чтобы в любой момент, если она захотела бы послать его с каким-нибудь поручением, быть под рукой. Во время посещения магазинов он должен был открывать перед своей леди двери и терпеливо ждать, когда она закончит выбирать товар, чтобы потом нести все покупки, сделанные ею. По воскресеньям он следовал за ней в церковь, неся ее Библию и книгу с молитвами. Если леди делала визиты, то тогда, подходя к дому, ему следовало обогнать ее, чтобы, успев постучать в дом, заставить слуг открыть перед нею дверь. Часто кучер обеспечивал хозяину шумное прибытие, а затем лакей так сильно стучал кольцом, что неизбежно складывалось впечатление о важности заехавшей особы. «Хоть он (лакей) подчеркивал важность визитеров тем, сколько шума он при этом делал, все же он должен был учитывать нервы хозяев дома и покой соседей».

Разницу в обязанностях между лакеем и пажом порой было трудно установить. В чрезвычайно богатых аристократических домах паж чувствовал себя преемником породистых молодых людей, которые по своим функциям стояли очень близко к важным лицам. В голландском доме властная леди Холланд во время приемов за ужином посылала пажа к другому концу стола с устным замечанием своему мужу, чтобы тот замолчал и дал возможность послушать кого-нибудь другого. Однажды, когда леди Холланд потянула мышцу на спине, ее навестила знакомая и поинтересовалась, в каком месте та чувствует боль. Хозяйка позвонила в колокольчик, вызывая своего любимого пажа – неуклюжего двадцатилетнего увальня. Когда он прибыл, леди Холланд заставила его повернуться спиной к гостье, и на его теле показала место, где она чувствует боль. После этого ему было приказано удалиться. Когда по возрасту он уже не мог исполнять обязанности пажа, его хозяйка придумала для него должность кучера библиотеки, назначение которой сама не могла объяснить. К концу XIX века должность пажа была практически забыта. Сейчас их роль часто исполняют маленькие дети во время свадебных церемоний. В их обязанности входит нести шлейф или подол длинного платья невесты.

Уинстлер Д. А. Гармония в сером и зеленом: мисс Сесили Александер. 1872-1873 гг.

Конка Бродвейской линии. Детская игрушка. США. 1885 г.

Фарфоровые куклы мальчика и девочки. Германия. 1890, 1899 гг.

Детская. Музей Города Нью-Йорка. 1915 г.

Классная комната викторианской эпохи. На передних столах лежат яшики с песком лля обучения детей письму.

Урок в Лондонской начальной школе.

Портрет джентльмена. Художник Д. Г. Миддлтон. Середина XIX в.

«Действительно ли я растущая лилия?»

Дорожная шкатулка. Лондон. 1881 г.

Швейные принадлежности: наперстки, ножницы, игольницы, портновский метр, иглы. Конец XIXв.

Веер и лорнет. Конец XIXв.

Поклонник.

Художник Г. П. Доллмен. Вторая половина XIX в.

Горничная, застигнутая врасплох («The secret pianist»). Художник Дж. Г Килбурн. Вторая половина XIX в.

Серебряный держатель в виде фигурки ежа с булавками для галстука. Конец XIX в.

Памятный снимок. Художник С. Коуэлл. Конец XIX в.

Рождественский вечер в кругу семьи.

В картинной галерее.

Семейное горе. Художник Р. Тейлор. Конец XIX в.

Кухня. Музеи Города Нью-Йорка. 1899г.

После званого ужина.

«Одну секундочку, мисс!»

Размер годового жалованья прислуги. 1870 г.

Чаепитие в комнате для прислуги.

Александра, принцесса Уэльская. Перчатки и футляр для них.

Конец XIX в.

Катание на роликовых коньках.

Серая кобыла, ведомая под уздцы джентльменом в синем пальто. Художник Дж. Фернелей. Первая половина XIX в.

Мужской жилет.

Набор аксессуаров, необходимых джентльмену для одевания.Англия. 1870г.

М Каркас, надевавшийся под юбку и служивший до 1870 года заменой кринолинам.

Подсчет трофеев во время охоты на фазанов.

Верный пес.Художник Дж. Г. Килбурн. Вторая половина XIXв.

Приготовление к балу. Горничная леди и ее хозяйка.

На балу.

Важнейшие изобретения XIX века: фотокамера и телефон.

Строительство и внешний вид Хрустального дворца.

Кабинет дантиста викторианской эпохи. Начало XX в.

Павильон Средних веков на Великой выставке. Цветная литография Дж. Нана. 1851 г.

Принцесса Виктория.