Глава 26

На следующий день после гибели «Генерала Штойбена» адмирал Дёниц представил на совещании по обстановке в рейхсканцелярии фюрера краткое сообщение:

«По вопросу о гибели госпитального судна “Штойбен” командующий ВМС докладывает, что, несмотря на болезненные потери, нельзя отказываться от использования крупных кораблей для перевозки раненых из восточных районов. В противном случае возможности по транспортировке раненых могут сократиться на 40 000 человек ежемесячно. Имеющимися в распоряжении малыми судами можно в общей сложности перевозить за тот же период не более 17 000 раненых солдат.

Было бы правильнее задействовать все наличные средства для эвакуации раненых, учитывая при этом возможные новые потери. Это лучше, чем вообще отказываться от эвакуации большого числа раненых. К настоящему времени все же удалось вывезти морским путем из восточных земель на запад в общей сложности 76 000 человек. Таким образом, потери от общего количества перевезенных людей составляют небольшой процент».

Фюрер согласился с этим предложением.

Примечательно, что Дёниц сделал упор на важность транспортировки раненых. Несомненно, он хотел произвести большое впечатление на Гитлера, который даже на последнем этапе войны верил в ее удачный исход и надеялся, что солдаты будут продолжать воевать и после выздоровления. У самого Дёница на этот счет уже не оставалось никаких иллюзий. Он понимал, что война проиграна.

Его единственной целью было вывезти из-под удара русских как можно больше людей, а перевозка раненых послужила для него лишь предлогом.

Позднее, став преемником Гитлера, Дёниц продолжал вести боевые действия на западе и отказался подписать безоговорочную капитуляцию, так как она поставила бы крест на всех спасательных операциях. Он рассказал нам, что был благодарен фельдмаршалу Монтгомери, когда тот подписал сепаратную договоренность о капитуляции: она позволила продлить эвакуацию еще на два дня до окончательной капитуляции 9 мая. Взгляды Дёница на ведение подводной войны и то, что на короткое время он стал наследником Гитлера, сделали его известным. Однако самая большая его заслуга заключалась совсем в другом. Он стал ни много, ни мало творцом крупнейшей в истории эвакуации людей морским путем.

Еще до начала весны 1945 года ему удалось собрать воедино все морские силы и средства и задействовать их для выполнения этой задачи в условиях постоянно сокращавшихся запасов угольного и дизельного топлива. В середине апреля русские заняли Готенхафен и Данциг. Другие советские войска глубоко продвинулись по Померании. Уже в начале месяца они взяли Кёнигсберг. Тридцать дивизий катком прошлись по городу и прилегающим районам. Сам город был полностью разрушен, когда генерал Лаш, раненный в ходе возглавляемой им оборонительной операции, капитулировал 9 апреля, чтобы избавить население от новых страданий. Гитлер приговорил его к смерти, а эссесовцы взяли его семью в заложники. Все это время гауляйтер Кох успешно компрометировал Лаша, постоянно докладывая Гитлеру о своей собственной борьбе и о капитулировавших предателях. Речь Геббельса, транслировавшаяся по радио из Кёнигсберга, должна была поднять у мирного населения моральный дух и укрепить волю к сопротивлению. «Немцы, — заявил он — могли бы сейчас сказать, как римляне о карфагенском полководце: “Ганнибал стоит у ворот”. Но не следует при этом забывать, что было три пунических войны, и что римляне в конечном итоге победили». С этой точки зрения, называя операцию по эвакуации кодовым словом «Ганнибал», немцы, возможно, вкладывали в нее особый смысл. Германия терпела неудачу, и враг стоял у ее ворот. Но, в конце концов, победа должна была бы остаться за ними.

Жителям Кёнигсберга победа не показалась столь очевидной, когда русские взяли город. Граф Ганс фон Лендорф, хирург и глубоко религиозный человек, который отнюдь не симпатизировал нацистам, оставил в своем «Восточно-прусском дневнике» волнующие строчки об этом времени. Он писал, что жизнь шла своим чередом. Мужчины продолжали обрабатывать поля, а рядом шли бои. Женщины подметали территорию перед своими домами, тем временем русские с боями занимали улицу за улицей.

А затем они взяли город. Описанные Лендорфом случаи, которые произошли в его госпитале, заставляют вспомнить ужас дантовского «Ада».

«И вот в дикой улюлюкающей толпе началась драка за обладание консервами и другим продовольствием, которыми могли бы питаться целый год сотни людей. За несколько часов все было уничтожено… Невдалеке русские, обступив раненых немецких солдат, обыскивали их на предмет наличия часов и годных к носке сапог. Один из них, совсем еще мальчик, вдруг ударился в слезы, потому что до сих пор ему не удалось достать себе часы. Он поднял вверх три пальца: трех человек он расстреляет, если тотчас же ему не дадут часы… Пронесся слух, что на шесть-восемь суток город будет отдан на разграбление. Я вдруг понял, что впервые за время войны в руках русских оказалось такое количество женщин. Об этом я никогда не задумывался, но происходившие события привели меня к такой мысли».

После падения Пиллау у немецких солдат и непрекращающегося потока беженцев больше не было надежного порта. В их распоряжении остались лишь песчаные дюны Хелы и несколько позиций для круговой обороны вдоль побережья. Замыкавшие отступление подразделения окапывались спиной к морю, а беженцы приютились на песчаном берегу в ожидании небольших лодок, которые могли бы доставить их на корабли, продолжавшие курсировать вдоль побережья.

Аналогия с Дюнкерком была поразительной. Русские истребители и эскадры бомбардировщиков летали над дюнами. Русская артиллерия обстреливала песчаное побережье. Теперь настал час для немцев залечь в выкопанные ими ямы и уповать на то, что смерть минует их.

Загрузка...