Право убежища

ГЛАВА 1

Эдриан казался хорошим парнем, и Саран было искренне его жаль, но последние события не оставили ей выбора. Существовало лишь два варианта развития событий: либо она будет неблагодарной стервой, либо Эдриан умрет. Не будь у нее пистолета, все было бы намного сложнее. Но пистолет был, и Саран от всей души надеялась, что сумеет все сделать правильно.

Они съехали с МКАДа и остановились на светофоре. Другой возможности уже не будет. Саран отстегнула ремень и повернулась к Эдриану.

— Заглуши мотор и отдай ключи.

В первый момент шаман не обратил внимания, но, когда она наставила на него пистолет, среагировал молниеносно. Он резко откинулся назад и ударил Саран по запястью. «Глок» улетел на заднее сидение.

— Какого черта?!

Боль в руке разбудила древний инстинкт, и Саран неосознанно потянулась к магии. Если на лису нападают, лиса защищается — с помощью очарования. Но все было не так просто. Саран рассчитывала наткнуться на стену или пустоту, она убедила себя, что Луна отвернулась от нее, и магия ей больше недоступна. Она ошиблась. С магией все было в порядке. Вот только Саран так и не успела ею воспользоваться. Золотистое свечение только начало скапливаться вокруг ее пальцев, когда Эдриан выбросил вперед кулак и ударил Саран в висок. Прежде чем потерять сознание, Саран услышала нетерпеливый гудок сзади и почувствовала, как «Хонда» срывается с места. Не удерживаемая ремнем безопасности, она сползла с кресла и отключилась.

Она очнулась в темноте. Голова раскалывалась, и снова мутило. Саран прижала руку ко рту, но желудок был пуст. Пришлось глотать обратно горькую слюну. Болела спина. Со слабым стоном Саран забралась обратно на сидение. Она по-прежнему была внутри «Хонды». Одна. Эдриана след простыл. Сумерки таяли, превращаясь в ночь. Саран включила свет в салоне. Огляделась. На заднем сидении лежал пистолет, из замка зажигания свисали ключи. Эдриана нигде не было. Саран перебралась в водительское кресло, завела «Хонду» и включила ближний свет. Фары осветили табличку на доме с номером и названием улицы. До боли знакомыми. Эдриан довез ее почти до самого дома, оставил ей оружие и машину. А потом ушел. Просто ушел.

Саран не понимала происходящего, но не стала терзаться по этому поводу. Она наверняка сообразит, когда голова не будет так болеть. Все-таки Эдриан сильно ее ударил. А днем она стукнулась о кровать. И надышалась дыма. Устала. Зверски проголодалась. Поэтому нечего удивляться, если какие-то вещи кажутся непонятными. Она просто не в лучшей форме. Но раньше, когда она чувствовала себя лучше, у нее родился план. Надо следовать ему.

Саран завела мотор и аккуратно, как на первом уроке вождения, тронулась с места. С машинами у нее была примерно та же история, что и с оружием. Они ей не нравились. Ездить на собственном автомобиле по Москве казалось мазохизмом. В метро было проще и быстрее. А если вдруг был нужен именно автомобиль, так всегда имелись службы такси. Или можно было попросить Кирилла. Тем не менее права у Саран были и ездить она умела, просто давно не практиковалась.

Первоначально она планировала украсть у Эдриана машину, а в качестве возмещения убытков рассказать про тайник в квартире. Когда все успокоится, шаман мог бы прийти и забрать деньги. Даже обидно, что Эдриан не оставил ей возможности хоть как-то отблагодарить его. Теперь герметично запечатанные мешочки с валютой так и останутся лежать на дне горшков с фиалками. Хранящейся в шести горшочках суммы было достаточно для покупки нового автомобиля.

Сама Саран домой заходить не собиралась, разумеется. У нее были и другие тайники с деньгами и документами. К сожалению, все находились в Москве, и добраться до некоторых было бы проблематично. Люди Пхатти наверняка поджидают ее. Но был один адрес, по которому — и в этом Саран была уверена на сто процентов — никто не стал бы ее искать. Выехав из двора на проспект, она отправилась именно туда.

Это было даже забавным. Единственным местом, куда она не боялась сунуться, была квартира Нелли. По удачному стечению обстоятельств именно там находился второй по значимости тайник. За последние несколько лет Саран скопила достаточно денег и обзавелась шестью поддельными паспортами. Одна треть всех сокровищ хранилась у нее дома, другая — у Нелли. Из оставшихся паспортов один взяла Даша, последний Саран положила в камеру хранения на Ленинградском вокзале. На Казанском лежали деньги.

До дома Нелли на машине и без пробок было рукой подать, Саран добралась туда за пятнадцать минут. Несмотря на головную боль и некоторую заторможенность, обошлось без происшествий. Город был на удивление спокоен, а коллеги-водители до странности всепрощающи. Зная заранее, что во дворе свободного места не найдет, Саран припарковалась на улице. Она не забыла взять с собой пистолет, но про грязный розовый костюм вспомнила, только когда вышла из машины. На нее оглядывались. Наверное, со стороны она походила на зомби: одежда заляпана кровью и пеплом, на голове локальный апокалипсис, цвет лица нездоровый, взгляд безумный. Кажется, она даже двигалась как зомби.

Во дворе по-прежнему пахло липами. И на одну сумасшедшую секунду Саран захотелось присесть под одним из деревьев, свернуться калачиком и уснуть. Пристроиться между корней, на душистой траве, под сверкающей в небе Луной — и спать, спать, спать. Годами. Саран заставила себя встряхнуться. Сначала нужно забрать деньги и документы. Уехать из Москвы. Найти убежище. Откуда взять силы на все это, не ясно, но надо двигаться.

Магнитный замок на двери был сломан, домофон — отключен. Но в остальном все было в порядке. В лифте Саран опять чуть не лишилась чувств — ускорение заставило ее голову закружиться с новой силой. Но, к счастью, поездка закончилась достаточно быстро. Тем не менее до квартиры Нелли Саран шла, держась за стену и собирая на замызганный розовый рукав еще и светло-зеленую штукатурку. Замок на двери до сих пор не починили. Дверь открылась без ключа, стоило Саран потянуть за ручку. В прихожей было темно и холодно — все окна по-прежнему оставались распахнуты.

Пол покрывал толстый слой пыли — нанесло с улицы за несколько дней. От входной двери к мастерской, через весь коридор, тянулась цепочка следов. Саран заметила ее, но была слишком слаба, чтобы анализировать. Может быть, потом, когда голова не будет болеть. Тайник — коробка из-под обуви — находился в спальне среди личных вещей Нелли. Сама она не знала, что внутри. Саран по-дружески попросила ее сохранить у себя кое-какие вещи. Нелли не была наивной или глупой, но она доверяла Саран и не стала задавать вопросов.

Даже в темноте рисунок на полу мастерской был по-прежнему различим. Как и темное пятно в середине. Помня, как пустота подействовала на нее в прошлый раз, Саран чуть замешкалась. Но разве у нее был выбор? Отведя глаза в сторону, она переступила порог, и за ее спиной тут же сомкнулся магический щит. Вспыхнула светлая полоса по периметру комнаты — словно начерченная фосфором линия. Звуки и цвета сделались глуше. Вот и все.

От тени отделилась высокая фигура в черном деловом костюме. Лицо Олега было абсолютно бесстрастным, словно высеченным из камня. Он протянул Саран руку, и она тут же поняла, что от нее требуется: занять пустующее место на полу и позволить убить себя. Часть ее была даже рада такому предложению. Смерть — это своего рода сон. Она забирает усталость, лечит раны, избавляет от страха. Не надо будет никуда бежать, ни от кого прятаться. Никто больше не погибнет по ее вине. Все наконец закончится. Причем там же, где началось. Идеальная симметрия.

И тем не менее Саран не взяла протянутую руку, а осталась на месте. Она слишком устала, чтобы говорить. И заранее знала, насколько бессмысленными будут попытки пробиться сквозь щит. Все, что ей оставалось, — это стоять и ждать, что будет дальше. У Олега наверняка был какой-то план. Не мог же он надеяться, что она так просто согласится? Долго ждать не пришлось. Саран уловила малейшее из движениий — глаза шамана чуть сузились, и в следующую секунду на нее обрушилась лавина холода.

Ледяной ветер царапал кожу и выжигал глаза. Саран закрыла лицо ладонями, потом опустилась на пол и обхватила руками колени. Она инстинктивно пыталась сжаться в тесный комок, чтобы сохранить тепло. Но холод наступал, защититься от него было невозможно. Ветер выл, трепал одежду, а потом швырнул за воротник пригоршню снега.

Отняв плохо слушающиеся руки от лица, Саран с изумлением огляделась. Она была в лесу. Не в квартире на окраине Москвы в конце июня, а в самом натуральном зимнем лесу. В полуметре росла могучая береза, Саран протянула руку и оторвала кусочек бересты, покрутила между пальцев, даже прикусила слегка… Настоящая береста. От удивления Саран даже стала меньше мерзнуть. Холодный ветер по-прежнему развевал путаные лохмы и пробирал до костей, но волна адреналина позволила ей встать на ноги, распрямиться и не упасть замертво от обморожения.

Разве шаманы способны создавать настолько сложные иллюзии? Это прерогатива маньи, но даже среди них мало кто может ткать целые локации. Или это не иллюзия, и она на самом деле перенеслась в какой-то заснеженный лес? Но это еще сложнее, если не сказать — невозможнее. Интересно, а у слова «невозможно» действительно имеются степени сравнения? Что за глупости? Саран заставила себя сосредоточиться на происходящем. Не все ли равно, реальность перед ней или иллюзия, если она уже практически не ощущает собственных пальцев?

Надо думать не о степенях сравнения, а о способах согреться. Саран зажала ладони под мышками и начала приплясывать на месте. Снег хрустел под босоножками, а розовый костюм медленно, но верно покрывался ледяной коркой. Саран от души выругалась, припомнив всю родню Олега до седьмого колена и все известные ей сексуальные девиации. Это немного согрело душу, но телу не помогло совершенно.

Как выбраться из леса, если не знаешь, ни в каком направлении идти, ни существует ли лес вообще? Но идти куда-то надо. Саран выбрала толстую осину вдалеке и пошла к ней. Кажется, лес все-таки не был настоящим. Слишком уж чисто и пусто: ни бурелома, ни зверей, ни следов их жизнедеятельности. Только деревья, пусть и разнообразные, и снег. Саран задрала голову, и, пока метель полностью не запорошила ей лицо, разглядывала небо. Солнца она не нашла, слишком густыми оказались тучи, зато окончательно убедилась в иллюзорности происходящего. На переплетающихся ветвях деревьев не было ни одного гнезда, да и сами кроны выглядели слишком… правильными.

Это означает, что совершенно неважно, куда идти. Все направления будут выглядеть абсолютно одинаково, а скорее всего, куда бы она ни пошла, все равно вернется в первоначальную точку. Двигаться по-прежнему нужно, но можно не бояться заблудиться. И выбраться из иллюзорного леса должно быть проще. Достаточно найти шов покрупнее и разорвать его. Бесшовных иллюзий не бывает. Даже у самых сложных мороков должны быть слабые места.

Саран пошла медленнее, разглядывая деревья вокруг, пытаясь уловить закономерности. Все, что ей было известно об иллюзиях, она почерпнула из бесед с Настей или Олегом. Когда-то «решение иллюзий» казалось ей милой забавой, упражнением на сообразительность, вроде судоку или лабиринта. Ничего милого или забавного в нынешней ситуации не было, но принцип должен был оставаться тем же. Даже у магии есть свои законы. Однако найти разгадку получилось далеко не сразу.

Она была права, иллюзия замыкалась сама на себя, и вскоре, обойдя лес по кругу, Саран наткнулась на собственные следы. Их к тому времени уже порядком занесло. Снег падал без перерыва, но больше его при этом не становилось, сугробы не росли. Саран взяла курс, перпендикулярный едва различимой цепочке следов, и через некоторое время снова вернулась к началу. И вот тут-то заметила первую странность. Новые следы выглядели бледнее старых и прямо на глазах исчезали под слоем свежего снега. На старые следы снег тоже падал, но менее заметными они от этого почему-то не становились.

Саран присела, чтобы рассмотреть поближе эту аномалию. Следы были разными. Теперь, когда ей было с чем сравнивать, это казалось элементарным. Почему она раньше не обратила внимания? Ведь на ней по-прежнему были босоножки, а первая цепочка следов состояла явно из отпечатков босой стопы. Это были чужие следы. Наверное, все дело в том, что Саран не ожидала никого встретить в иллюзорном лесу, поэтому даже не приглядывалась как следует. А напрасно. Именно из таких мелочей и вьются заклинания. Она пошла по следу, постоянно оглядываясь и ожидая удара в спину. Если она права и следы — это шов, Олег не даст ей так просто выбраться.

Это определенно было швом. Раньше Саран не заходила в этот участок леса. Местность менялась. Деревья здесь были другие: тоньше, стройнее, ниже. Саран остановилась и пригнула одну из ветвей к самому лицу. Судя по листьям, слива. И другая, соседняя, — тоже. Саран посмотрела по сторонам и убедилась, что теперь ее окружали одни лишь сливы. Почему именно они? Это не могло быть совпадением.

И, разумеется, им не было. Следы привели на опушку, посреди которой, кривясь и взрывая землю уродливо выгнутыми корнями, росла мать всех слив — дряблая старуха с изъеденным стволом. Как Олег узнал? Саран прекрасно помнила каждый изгиб, каждый сантиметр потемневшей от времени коры, но она никогда никому не рассказывала. Никто не знал об этом месте, не мог знать. Разве что кто-то прокрался в ее сны, прочел мысли, уловил отголоски кошмаров?

Саран провела в норе у корней старой сливы много лет — она не знала точно сколько, но вроде бы больше тридцати. Она оплакивала своих детей, свое разбитое сердце, потерянные бессмертие и надежду на счастье. Тогда она думала, что никогда больше не примет человеческого облика, не придет к людям, не заговорит. Но тщеславие оказалось сильнее горя. Увидев красивое лицо, Саран захотела им обладать. Она была терпелива, и прошло еще полвека, прежде чем она заполучила желанное тело. После этого Саран вернулась к людям, но больше не пыталась стать одной из них. Она научилась жить рядом, но немного в стороне: не привязываться по-настоящему, не доверять до конца, не ждать любви и доверия в свой адрес. Жить среди людей было интересно, нередко — приятно, но больше никогда так, как раньше, с наивной верой, что если чего-то очень сильно захотеть, то оно обязательно сбудется.

Люди учатся этой простой истине в подростковом возрасте, а лисы — прожив больше четырех сотен лет.

Следы вели к небольшому углублению у корней сливы, к норе, которую Саран когда-то выкопала собственными лапами. Попадая внутрь, снег исчезал. Саран остановилась, не дойдя нескольких шагов. Она не хотела возвращаться туда.

— Ты можешь остаться, — произнес голос у нее за спиной.

Внезапно исчез снег, лес, холод — они пропали без следа. Пальцы на руках и ногах пронзила острая боль — блуждая по морозу, Саран перестала их ощущать, а теперь благодарю теплу кровообращение восстанавливалось. Она закусила губу, но все равно не смогла сдержать стона.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, — повторил голос.

Саран обернулась, с трудом переступая на ватных ногах. В нескольких метрах, примерно там, где раньше проходила граница опушки, стояла женщина — голубоглазый, светловолосый ангел, какие встречаются на картинах Буше, но практически никогда в реальной жизни. На женщине был бордовый костюм для верховой езды, пышный шейный платок был завязан по моде девятнадцатого века, голову украшала шляпка с пером сороки.

Женщина сделала шаг вперед, и Саран почувствовала легкое покалывание на коже. Незнакомка не была человеком. От нее исходили волны, похожие на те, что Саран улавливала в присутствии Пхатти, только не холодные, электрические, а горячие, словно от раскаленной печки.

— Ты кто?

Отступать ей было некуда, позади была слива — она не исчезла вместе с остальными деревьями, а осталась торчать, словно из пустоты. Нора превратилась в туннель в черное никуда.

— Угадай.

Женщина улыбнулась, на ее правой щеке заиграла ямочка. Но глаза при этом оставались холодной лазурью, как ясное зимнее небо.

— Амадея.

Улыбка стала шире. А взгляд — еще неприятнее. Несмотря на страх перед сливой, Саран сделала малюсенький шаг назад.

— Ну так как? Останешься?

— Останусь где? Здесь ничего нет.

— Вот именно. Здесь ничего нет. Разве ты не этого хотела?

На мгновение фигура Амадеи мигнула, словно помеха прошла. А в следующую секунду вместо нее перед Саран стоял Луиджи. такой, каким она увидела его впервые — в дорогом белом костюме, с перстнями на пальцах. Несмотря на тепло, Саран снова задрожала. Луиджи усмехнулся, протянул к ней руку… Если он к ней прикоснется, где гарантия, что последний кошмар не повторится? Саран попятилась.

Снова помеха. И вот уже на месте Луиджи Кирилл. С перерезанным горлом, в залитом кровью розовом костюме. Точно таком же, как на самой Саран. Ткань прилипает к телу. Свежие капли стекают от воротника вниз, медленно и тяжело падают, пачкая пол под ногами. Помеха. Молодой парень, брюнет с чуть раскосыми глазами. Саран не сразу его узнала.

— Как меня зовут? — спросил он.

Он улыбался и шел к ней, странным образом не приближаясь ни на миллиметр.

— Кто я?

С того вечера, когда Саран шутки ради очаровала чужого жениха, она ни разу не вспоминала о нем. Даже имя забыла.

— Кто я?!

Крик гаснет, жениха сменяет Кеута. В ее глазах — безумие. Она скачет вперед, расставляет руки, машет ими, словно крыльями. Помеха. Татия в огне. Она кричит, из ее рта вырывается пламя. Оно охватывает седые волосы, поедает сухую кожу лица. Татия вскидывает вверх руки, словно проклиная…

Тишина. Саран неуверенно открывает глаза, недоверчиво осматривается. Она одна. Амадея исчезла. Остались только старая слива и могила у ее корней. И пустота, в которой хочется остаться навсегда.

ГЛАВА 2

— Я не сойду с ума, — в который раз повторила Саран.

Она говорила сама с собой. Вслух. Сидя у корней сливы и обхватив себя руками, мерно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Я не сойду с ума. Не сойду с ума…

Она почти забыла, где находится и чего хотела. Пришлось постараться, чтобы вспомнить, что все это — иллюзия. Из каждой иллюзии есть выход. Достаточно проползти по лисьей норе, и она выберется обратно в реальный мир. К Олегу. В квартиру, где убили Нелли. Она хотела остаться в пустоте. Притвориться сумасшедшей, забыть обо всем… И поэтому снова и снова повторяла, словно мантру:

— Я не сойду с ума.

Черный провал манил, звал. От него нельзя было глаз оторвать. Он соблазнял, обещая действительность, которая не изменяется, подстраиваясь под садистские желания шамана. Спасение и избавление там — настоящие. Не подделка, не морок. Но чтобы добраться до них, нужно проползти, подобно червю, сквозь землю, через темноту и тлен. Нужно ослепнуть, содрать кожу о выступающие жесткие корни, почувствовать, как трескаются ребра, не выдержав давления. А разве она заслуживает чего-то другого?

— Я не сойду с ума. Не. сойду. С ума!

Словно услышав ее крик, Амадея вернулась. Лицо ее было спокойным и бесстрастным, словно вырезанным из камня… Или это был Олег? Две фигуры смешались, перетекая одна в другую. Фарфоровая статуэтка и безразличный ко всему шаман. Они протянули Саран руку. Это был еще один выход. Самый простой. Сдаться. Обрести пустоту в реальном мире. Позволить им взять ее сульде. Умереть.

Нет!

Саран ощерилась. Ладони коснулись пола, спина выгнулась, пять хвостов изогнулись священными символами рода Цзе. Возможно, человек на ее месте и сдался бы, но у нее, у лисы, был иной путь. Она зарычала, отбрасывая бесполезное тело. Оно только мешало. Клацнули зубы, шерсть на загривке стала дыбом, по горлу прокатилось низкое рычание. Глаза зверя видели лучше, быстрее. Саран уловила, как при очередном переливе изменилось лицо Олега-Амадеи, как в черных зрачках заплясало что-то абсолютно нечеловеческое.

Не раздумывая, Саран бросилась в нору. Оставляя на корнях клочья шерсти и пригибая голову к самой земле, она ползла вперед, провинчиваясь сквозь узкие места, отталкиваясь задними лапами и царапая стены передними. Последнее усилие, убеждала она себя. Еще немного, еще шажок. Вперед. Одно последнее усилие…

Она вывалилась в реальность, в слабое человеческое тело, словно упав с трехметровой высоты. Колени подкосились, непослушные руки едва успели смягчить падение, Саран лишь чудом не сломала нос. Медленно подняла голову, прищурилась, всматриваясь в лицо шамана. Иллюзия должна была истощить его, ослабить. И верно, он дышал тяжелее, чем раньше. И больше не тянул к ней руки. Саран нехорошо улыбнулась и потянулась к карману. Последнее усилие. Руки дрожали, пистолет чуть не выскользнул, пальцам не хватало силы перебороть сопротивление спускового крючка.

Последнее усилие. Сейчас, пока шаман слаб. Пистолет вдруг поддался, потом рванул назад, больно вывернув запястье. Пуля ушла в сторону. Олег вскинул руку, пытаясь защититься. Еще раз. Быстрее, пока он не создал щит. Выстрелить второй раз оказалось проще. Снова мимо, но уже ближе к цели. Еще раз! Последнее усилие. Пуля ударила Олега в плечо, заставила развернуться. Следующая попала в спину между лопаток. Еще! Воздух звенел от выстрелов, руки онемели, мышцы как будто свело в одном положении — и только указательные пальцы работали, сжимая, отпуская, сжимая снова…

На пол посыпалось стекло — одна из пуль угодила в оконную раму. Но еще одна прошила шаману бедро. Прошла насквозь. Впечаталась в стену. А потом грохот стих, и некоторое время слышалось только «звяк-звяк». Боек бьет в пустоту. Звяк-звяк. Звяк-звяк.

Саран без сил опустилась на пол, почувствовав под щекой еще горячую гильзу. Из уголка глаза вырвалась капля, упала на переплетение цветных линий, застыла идеальной полусферой. Нестерпимо воняло порохом. С большим трудом Саран расцепила сведенные судорогой пальцы. Всхлипнула чуть слышно. Теперь все. Теперь можно плакать. Она убрала гильзу из-под щеки и вытянулась, устраиваясь поудобнее. Теперь можно.

Нога натолкнулась на что-то жесткое. Саран скосила глаза и увидела белесый щит, перекрывавший дверной проем. Щит не исчез. Он должен был исчезнуть, но он не исчез. В двух метрах от нее Олег зашевелился. Подтянул под себя руки, оперся, встал на четвереньки, сел, оглядываясь.

— Не бессмертный, — прошипел он, и в пробитом легком что-то противно захлюпало, — но очень близко к тому.

У него на губах вздулся и лопнул кровавый пузырь. Саран наблюдала за шаманом, боясь пошевелиться. Глупый инстинкт подсказывал, что если лежать очень тихо, не дыша, враг не заметит и пройдет мимо. Олег не торопился. Знал, наверное, что у нее больше нет сил сопротивляться. Щит надежно защищал дверь, бежать ей было некуда, стрелять — нечем. Время больше не имело значения. Олег с присвистом дышал, отхаркивал кровь, растирал раненное плечо. Кровь из перебитой бедренной артерии уже не вытекала, рана быстро закрылась бурой коркой. Шаман осторожно покашлял, застыл, прислушиваясь, кашлянул сильнее. Внутри у него уже не булькало и не клокотало, как несколько минут назад. Он сделал первый глубокий вдох, второй, потом начал медленно, цепляясь за стену, вставать.

Саран отвернулась. Если совсем закрыть глаза, мир начинал вращаться, но смотреть на Олега было выше ее сил. Ничего, сам придет. Теперь уж ему нечего опасаться. Однако шаман выучил урок и больше рук к ней не тянул. Он подошел к столу Нелли — Саран услышала, как скрипнул стаканчик с кисточками, чпокнула, открываясь, баночка, и запахло акриловой краской.

Саран попробовала коснуться магии, призвать из глубины золотистый свет, но тщетно. Короткая молитва Луне всплыла в сознании и растворилась, распалась на ничего не значащие слова и звуки. В небе над ней больше не было Луны, и некому было спасти ее. Олег остановился рядом, подождал немного и опустился на корточки, хрустнув суставом.

Саран по-прежнему смотрела в другую сторону. Олег ждал. Потом не выдержал и, взяв ее за подбородок, заставил повернуть голову. Он уже не был так же безучастен, как раньше. Губы были недовольно сжаты, между бровями морщинилось, крылья носа подрагивали при дыхании. Но он держал свою злость в узде, и глаза, цветом походившие на отвратительное Кириллово пойло, смотрели на Саран скорее с любопытством, чем осуждением.

Следующая секунда в сознании Саран распалась на три части: из памяти вдруг вырвался хриплый крик Кеуты “Не смотри ему в глаза!”; скрипнула входная дверь; зрачок Олега резко увеличился, теряя четкий контур и превращаясь в бесформенную черную кляксу. Саран застыла. Резко кольнуло в груди сбившееся с ритма сердце, замер в горле воздух, на мгновение она словно очутилась в невесомости.

…— Это больно?

…— Нет. Это никак.

Саран еще могла сопротивляться, могла биться, силясь разорвать охватывающую ее магическую сеть, но не стала. Просто не стала. Уж слишком большая часть ее желала вернуться в пустоту, перестать болеть, бояться, надеяться. Она просто отпустила… И сердце снова забилось, ровно и уверенно, воздух скользнул в легкие, вернулось ощущение тяжести. Саран по-прежнему жила, просто уже не сама. Ее глаза моргнули, убирая появившуюся резь.

— Вот видишь, совсем не страшно.

Говорил Олег, но Саран почудилось, что она слышит голос Амадеи. Ее тело напряглось и, выполняя неслышный приказ, встало на ноги. Ее больше не качало, руки слушались беспрекословно. Она взяла у Олега баночку с краской, темно-коричневой, осмотрела пол и начала рисовать. Кровь повредила некоторые части узора, другие просто не подходили, будучи рассчитанными на человека. Придется поработать. Едва коснувшись пола краской, Саран поняла, что и как надо нарисовать — шаман уловил ее мысль и одобрил. Руки задвигались, по паркету поползли новые ветви. Это была старая кривая слива. Лучшего символа не придумаешь.

Саран оставляла пустоту в центре рисунка, чтобы было куда лечь. Узор вился таким образом, что незакрашенный промежуток приходился точь-в-точь на то место, где корни чуть расступались, обхватывая, словно коконом, защищая. Да, так будет хорошо. Долго возиться не пришлось, старый магический круг оказался на удивление податливым, и новые элементы вплетать было совсем просто. Саран потратила не больше пяти минут. А на то, чтобы стянуть грязную одежду, ушли и вовсе считанные секунды.

Она легла на пол, вздрогнув в первый момент от холода. Потом чуть сдвинулась, чтобы лучше вписаться в узор, и раскинула руки. Так, как мечтала с самого начала. Олег поднял с пола кисточку и провел линии через ладони Саран — теперь она словно хваталась за два выступающих корешка. Шаман взял новую краску, золотую, и провел кистью по лбу Саран. Он рисовал узоры на ее коже. Она не видела, какие именно, но все равно изо всех сил пыталась угадать. Какой он видит ее душу? Интересно, а имеет ли значение цвет? Золотой — это хорошо или плохо?

Воздух в комнате дрогнул. Олег остановился, поднял глаза на дверь. На что он смотрит? Саран не могла повернуться, не получалось даже скосить глаза без разрешения. Пришлось ждать, мучаясь от нетерпения. Долго еще? Еще один тычок — словно где-то что-то рвануло и разошлась слабая ударная волна. Или дернули гигантскую струну, и она колеблется, но со слишком низкой частотой, чтобы можно было услышать. Это не мешало, но раздражало.

Олег поставил баночку с краской на пол и пошел к двери. Саран больше его не видела, а он молчал. Она заволновалась. Что происходит?

— Ты снова пришел один, — вдруг сказал Олег.

Он недоволен? И к кому он обращается?

— По-моему, нас здесь и так слишком много.

Это Луиджи. В груди заметалось. В горле появилась кислинка — разочарование. Почему он не пришел раньше, не вмешался? А теперь уже слишком поздно. Даже если он убьет Олега, уже слишком поздно. Лучше бы не приходил, не мешал.

И что он имеет в виду? Опять какие-то глупые шуточки? Ненавижу! Почему ты не пришел раньше?

Некоторое время было тихо. Потом Саран различила слабое потрескивание, словно ломался тонкий хворост. Олег резко вздохнул и отступил — Саран увидела его периферийным зрением. Треск усилился. Вдоль стен на высоте примерно полутора метров промелькнула искра, и тут же в мастерскую ворвались звуки. Щит упал.

Саран не успела удивиться. Она вскочила, разрывая путы узора, и вытянулась в полный рост, раскинув руки крестом, загораживая собой Олега.

— Не смей! — крикнула она. — Я приказываю тебе, не смей!

Это говорил шаман ее губами. Он так и не рассказал Луиджи, кто она такая. Чтобы Эргенте не сомневался. Очарованный человек обязан выполнить приказ лисы. И неважно, что сама лиса готова проглотить язык, лишь бы замолчать, да не может.

Луиджи стоял прямо за порогом. В обычных синих джинсах и рубашке в сине-красную клетку. Впервые не в белом. В его руке был пистолет, брат-близнец того, что Саран забрала у Кирилла. И наверняка такой же бесполезный.

— Опусти оружие. Уходи. Уходи навсегда.

Показалось, что Луиджи послушался. «Глок» опустился на несколько сантиметров, но в то же время взгляд Эргенте не предвещал ничего хорошего.

«Он выстрелит, — поняла Саран. — Несмотря на приказ. Зная, что убив Олега, убьет и меня тоже. Он…»

Вспышка, раскалывающий воздух грохот… Саран вскрикнула, схватилась за бок, не устояла и рухнула на пол. Боль расходилась от подреберья во все стороны. Луиджи выстрелил снова. Один раз. Саран пригнула голову и приготовилась к новой вспышке боли. Рядом дернулся Олег, сделал шаг назад, уперся в стену, начал съезжать… Его подхватил мгновенно оказавшийся рядом Луиджи. Бережно уложил на пол и разрядил прямо в голову, с минимального расстояния, оставшуюся обойму.

Что-то мягкое и теплое ударилось о щеку Саран. Потом рядом с ногой приземлился осколок черепа. Ее собственная голова при этом оставалась на месте, но обрадоваться она не успела. Слабость и боль, которые забрал Олег, вернулись, причем с подкреплением. При каждом движении по ране на боку словно наждачкой проходило. Саран повалилась ничком, почти теряя сознание. Если бы только она могла соскользнуть в обещанную пустоту!

Но ей не дали отдохнуть и минуты!

— Вставай, вставай, вставай, — нетерпеливо повторял Луиджи.

Он попробовал подхватить ее под руки и поставить вертикально, но Саран отбивалась и вставать отказывалась.

— Не трогай…

Он не слушал. От прикосновений Луиджи по спине побежали мурашки. В плохом смысле. От него пахло кровью. Если бы было чем, Саран бы непременно стошнило.

— Отпусти меня.

— Ну уж нет. Ч-ч-ч… тихо, все будет хорошо. Давай, медленно, шажок, еще шажок… Вот умница.

Она все-таки позволила себя увести из мастерской. Ноги заплетались, голова болталась из стороны в сторону.

— Я не могу в таком виде…

Они остановились в коридоре. Луиджи прислонил ее к стене, удостоверился, что падать больше не собирается, и вернулся в комнату. Из-под полуопущенных ресниц Саран наблюдала, как он возится в шкафу, достает голубой махровый халат, идет назад…

— В спальне, — прошептала она, — документы. И деньги. Возьми.

— О чем ты?

— В нижнем ящике комода коробка из-под обуви, — потребовалось приложить колоссальные усилия, чтобы слова перестали путаться, а мысли — разбегаться. — Там паспорт и деньги. Я должна уехать.

Луиджи оставил ей халат и пошел в спальню. Одеваться было больно. Сначала Саран вдела руку не в тот рукав, потом заметила, что халат вывернут наизнанку, но переодевать не стала. По животу и ногам стекала кровь. У Дениса, когда убили Настю, кровотечение было внутренним. Почему у нее все иначе?

— Ты выстрелил в меня?

Саран говорила тихо, но Луиджи услышал.

— Мне пришлось, — крикнул он в ответ.

Звук выдвигаемого ящика. На пол падают какие-то вещи.

— Эта?

Луиджи появился в дверях спальни, демонстрируя серую с зеленым коробку.

— Да.

— Отлично. Теперь идем.

Он позволил опереться на себя. Саран по-прежнему еле шла, хотя боль в боку начала утихать, отдаляться. Халат промок насквозь. Рубашка Луиджи тоже теперь была скорее красной, чем синей, джинсы потемнели. На лестничной площадке толпились встревоженные соседи. При появлении Луиджи и Саран собрание быстро рассосалось — смелых не нашлось. Лифт ждал на этаже. Лампочка внутри горела как-то тускло. Саран закрыла глаза и привалилась к плечу Луиджи, уже не обращая внимания на кровь. На внутренней стороне век уродливо извивались корни старой сливы.

— Я тоже убивала, — прошептала Саран. — Ты знаешь? Я убивала. Я убила своих сыновей…

Луиджи не ответил. Когда приехали, ему пришлось взять Саран на руки, сама идти она уже не могла. У входа в подъезд кто-то был, но Саран не смогла разглядеть как следует. Перед глазами все плыло.

— Удостоверься, что она действительно мертва, — бросил Луиджи, проходя мимо. — И захвати коробку в коридоре.

За их спинами хлопнула дверь. Идти до машины было недолго, темно-синий кроссовер был припаркован на газоне в нескольких метрах от подъезда. Луиджи прислонил Саран к задней двери, а сам тем временем забрался внутрь и откинул до упора переднее сидение. Он вернулся еще до того, как Саран успела окончательно сползти на землю. Помог ей лечь, откинул халат.

— Рана-то, — фыркнул Эргенте. — На пару стежков.

Он вынул полупрозрачный пластиковый футляр из бардачка. Хрустнула упаковка, запахло дезинфектантом. Саран не ожидала укола и вздрогнула, когда вслед за прохладным тампоном ее кожи коснулась игла.

— Что ты делаешь? — прошипела она.

Шок заставил сознание немного проясниться. Она даже смогла приподнять голову от сидения.

— Не дергайся, я врач.

— Ты? Врач?

— А что тебя удивляет?

— Что ты слышал о клятве Гиппократа.

— Внешность бывает обманчива. Теперь должно полегчать.

В голове действительно стало меньше шуметь, но вместе с тем навалилась сонливость. Саран снова вытянулась на сидении. Луиджи обошел машину и сел за руль. Он был с ног до головы перепачкан кровью, но теперь, когда он не прикасался к ней, Саран была рада его присутствию.

— Луиджи, — сонно позвала она, — а он правда умер?

— Тебе наконец рассказали, кто я? — Саран не видела, но была уверена, что Эргенте улыбнулся. — Да, он умер. Засыпай.

— Как ты меня нашел?

— Я тебя не терял. За тобой постоянно наблюдали.

— А почему я еще жива?

— Потому что жадеит разрывает любые сети. Спи.

— Ты выстрелил в меня. В первый раз.

— Жадеитовой пулей. После того, что случилось в «штабе», я решил подстраховаться.

— Жадеит — это ведь то же самое, что и нефрит, да?

— Не совсем. Нефрит эффективнее, но жадеит тверже. Хватит болтать. Спи.

На этот раз она послушалась.

ГЛАВА 3

Саран просыпалась и снова засыпала. Она знала, где находится: в квартире Луиджи. Узнала по розочкам на обоях. Эргенте практически постоянно был рядом: возился с раной, задавал вопросы, говорил по телефону. Саран тоже много разговаривала, но практически не помнила, о чем. Бредила в основном. Вроде бы жаловалась на Пхатти. А еще она видела сны, на этот раз хорошие. В этих снах она все делала правильно: не заключала сделок с демонами, не очаровывала чужих женихов… а если и очаровывала, то не забывала их имен и вовремя приносила покаяние Луне, так что та не гневалась. Но главное — не ввязывалась в дела шаманов.

Во сне было настолько хорошо, что Луиджи едва сумел ее разбудить. Наконец Саран лениво приоткрыла один глаз. За окном было по-прежнему темно, но темнота была менее насыщенной, утренней. Где-то недалеко от края горизонта уже бродил рассвет. Луиджи выглядел усталым. Даже не побрился. Саран закрыла глаз и натянула повыше одеяло. Почему бы им обоим не поспать еще немного? Желательно в разных кроватях.

— Пора вставать, — Луиджи потянул одеяло на себя, — у нас мало времени.

Саран сопротивлялась, как могла. Она не особенно вслушивалась в слова, всецело занятая тем, чтобы не проснуться. Но Эргенте пресек ее попытку закуклиться, рывком сорвав одеяло. В процессе лечения халат куда-то исчез, Саран спала полностью голой. Но не скромность заставила ее вскрикнуть возмущенно и броситься отвоевывать одеяло, а холод. Из открытой форточки тянуло дождливой ночью и почему-то дымом. Хотя нет, дымом пахло от волос Саран. Она взяла прядь, поднесла к носу и поморщилась. Быть может, Луиджи был не так уж и не прав. Ей, как минимум, следовало помыться.

— Нам нужно поговорить.

Эргенте вернул ей одеяло, а сам уселся рядом. Не похоже, чтобы его смущала ее нагота, просто сжалился наконец — Саран демонстративно стучала зубами от холода.

— О чем?

— Что ты помнишь?

Она неопределенно пожала плечами. Помнила она немного. Как пришла к Нелли и увидела там Олега, как блуждала по зимнему лесу в поисках выхода, как пробиралась через нору у корней сливы… Саран нахмурилась.

— Я ведь его убила, правда?

Она смутно помнила, что стреляла. Должно быть, в Олега. Никого же больше там не было, правильно? Или нет?

— Шаман, напавший на тебя, мертв, — подтвердил Луиджи.

— Хорошо. Значит… значит, все закончилось? Теперь — действительно закончилось?

Эргенте не торопился с ответом. Саран покрепче сжала одеяло, готовясь к худшему. Наконец Луиджи ответил:

— Да. Думаю, закончилось.

Он изменил позу, устраиваясь поудобнее. При этом рука, на которую он опирался, оказалась всего в сантиметре от колена Саран. Она отодвинулась, надеясь, что Эргенте не заметит. Он заметил.

— Как ты себя чувствуешь?

— Голова кружится.

— Это от голода. Сейчас что-нибудь сообразим.

Луиджи ушел на кухню, но Саран еще некоторое время лежала, кутаясь в одеяло и пытаясь вспомнить. Она точно стреляла. Из пистолета, который забрала у Кирилла и который ей оставил Эдриан. Она сумела вырваться из иллюзии и убила Олега. Шаман мертв. Луиджи бы не стал врать об этом. Значит, она его убила. Но почему она этого не помнит? И откуда взялась рана на боку? Саран отлепила кусочек пластыря и отогнула бинт: чуть ниже последнего ребра шла воспаленная полоса длиной сантиметра в три, в паре мест были заметны нитки, но в целом шов выглядел довольно аккуратно. Может, срикошетила одна из пуль? Это бы объяснило, почему Саран ничего не помнит: скорее всего, от усталости, боли и кровопотери она лишилась чувств. А потом ее нашел Луиджи.

Она помнила про его чудесное обезболивающее и поэтому не удивилась, когда рану лишь слегка кольнуло при движении. По-прежнему закутанная в одеяло, Саран поплелась в ванную. Повязку мочить не стоило, так что о полноценном душе можно было и не мечтать, но хотя бы умыться она имела право, верно? Умыванием дело не ограничилось. Плюнув на осторожность, Саран вымыла еще и голову, а потом, как могла, обтерлась влажной губкой. Так вроде бы лежачих больных моют? Она чувствовала себя немногим лучше, ей то и дело приходилось замирать, прислонившись к стене, и пережидать, пока пройдет слабость. Она вытерлась висевшим на сушилке полотенцем, в него же потом и замоталась, оставив одеяло лежать на полу.

С кухни пахло яичницей. Выйдя из ванной, Саран остановилась, раздумывая. Больше всего ей хотелось вернуться в постель, но Луиджи был прав: надо съесть хоть что-нибудь. Эргенте возился у плиты, вооруженный сковородой и деревянной лопаткой. Саран на секунду задержалась на пороге, наблюдая за ним. Знаменитый охотник готовил для нее яичницу. Рассказать бы Даше, вот она посмеется!

Появившаяся было улыбка тут же исчезла. Саран опустилась на ближайший стул и негромко кашлянула, привлекая внимания.

— Ты знаешь кого-нибудь по имени Роксана?

Луиджи как раз потянулся за тарелкой, но замер и повернулся к Саран. Она тут же опустила взгляд на голубую скатерть.

— Роксана?

— Или Роккана. Шаманка. Дружит с демонами. Как я слышала.

— И что насчет нее?

Саран не могла понять, злится Луиджи или нет. Голос его звучал немного иначе, чем обычно, как-то глуше. Но поднять глаза на Эргенте Саран не решалась.

— Я слышала, что она приезжает в Москву… сегодня вечером, — окончательно струсив, пробормотала Саран.

Она могла позвонить Даше и сказать, что ей больше не нужна помощь, но приезд шаманки это бы не отменило. Она знала, что Луиджи в Москве. Так что единственное, что Саран могла сделать, это предупредить Эргенте.

— Зачем?

— Я… я слышала, она ищет тебя.

Луиджи все-таки достал тарелку и принялся выгребать на нее яичницу.

— Понятно, — сказал он после минутного молчания.

— Это очень плохо? — прошептала Саран.

Казалось, она растеряла не только последнюю храбрость, но еще и голос. Вместо него с губ срывался мышиный писк. Луиджи поставил тарелку на стол и протянул Саран вилку. Она по-прежнему не отрывала взгляда от голубого узора на скатерти, а есть не торопилась из страха подавиться. Эргенте опустился на соседний стул. Себе он ничего не положил.

— Не знаю, — сказал он, и на этот раз тон его был обычным, слегка насмешливым. — Понятия не имею, плохо это или хорошо. Я не знаю никого по имени Роксана. Или Роккана.

Она не поверила, но настаивать не стала.

— Ешь.

Саран стала есть. Сначала через силу, потом проснулся аппетит, и в конце концов она чуть ли не вылизала тарелку. Луиджи все это время сидел рядом, наблюдал за ней и рассказывал всякие глупости: как однажды ел яичницу из страусиного яйца, запивая ее шубатом, напитком, приготовленным из верблюжьего молока, как потом заказал то же блюдо в самом дорогом ресторане Лос Анджелеса и получил нечто совершенно непохожее, как пытался купить страуса на ebay, чтобы проверить, кто именно его надул: африканский бедуин или американский шеф-повар. В итоге не купил и не проверил, но впечатление от Города Ангелов все равно оказались испорчено.

Саран слушала, хмыкала и смеялась в нужных местах, а сама тем временем думала, как бы перевести разговор на нужную ей тему.

— Теперь ты уедешь из Москвы? — спросила она, когда Луиджи замолчал.

Прозвучало нетерпеливо и не очень вежливо, но поправиться Саран не успела.

— Да, здесь мне больше нечего делать, — ответил Эргенте.

Он не казался задетым или расстроенным, и Саран немного осмелела.

— И куда поедешь?

— Домой. Не удивляйся, — он довольно мило улыбнулся, — даже у такого бродяги есть дом. В Тоскане.

Она никогда не слышала, чтобы Луиджи Эргенте где-то жил, но, если судить по имени, Италия была самым логичным вариантом. Интересно, то, что он так легко отвечает на ее вопросы, это хороший знак или плохой? Все-таки говорят, что Эргенте не оставляет свидетелей. А Саран была еще тем свидетелем. Значит ли это, что он ей доверяет, или наоборот уже решил, что убьет? Если Олег ее выдал…

Луиджи Эргенте уже убивал лис. Кирилл рассказывал, что заказчик рыдал и долго не мог оплатить убийство очаровавшей его лисы: не решался нажать кнопку, чтобы перевести требуемую сумму. В итоге сделал это, напившись чуть ли не до потери пульса. А когда проспался, бросился спасать возлюбленную и несколько раз мешал планам Эргенте, умолял его остановиться, клялся, что передумал. Эргенте не послушал и, тяжело ранив нанимателя, убил-таки лису. Через несколько недель клиент вышел из больницы и перевел на счет Луиджи остатки гонорара, причем в тройном размере. И долго еще рассыпался в благодарностях. Кирилл пересказывал эту историю Саран несколько раз, причем с большим удовольствием и идиотской ухмылкой.

Саран постаралась, чтобы голос не дрожал:

— Могу я поехать с тобой?

Решение далось непросто. На первый взгляд, оставаться с Луиджи Эргенте, человеком, представлявшим для нее наибольшую опасность, было безрассудно. От желания уехать с ним попахивало суицидом. Но с тех пор как Кирилл упомянул про право убежища, а Даша не смогла гарантировать защиты Овелио, эта мысль неотступно преследовала Саран. Во-первых, рядом с Эргенте она могла опасаться только его самого — все остальные, даже демоны, не стали бы идти на конфликт с охотником без особых на то причин. Саран не считала себя особой причиной. Во-вторых, оставаясь рядом, она могла проследить за тем, чтобы Луиджи ничего лишнего о ней не узнал. Это наверняка было бы непросто, но каковы альтернативы? Сбежать и постоянно ожидать удара в спину? Неизвестность могла оказаться страшнее опасного сожительства. О других причинах, по которым она предпочла именно этот вариант, Саран размышлять не хотела.

Тем более, что их просто не могло быть.

— Зачем тебе это? — спросил Луиджи.

Он не выглядел удивленным. Но и довольным — тоже.

— Я убила Олега. Меня будут искать. Но если ты вступишься, то… Пхатти раньше не хотел с тобой ссориться, может и теперь не захочет.

— Ты имеешь в виду право убежища? Это привилегия демонов.

— Это привилегия сильных, тех, кого боятся.

Луиджи не отличался ложной скромностью и комплимент принял как должное. А как иначе? Уж он-то должен был знать о своей репутации.

— Ты ведь понимаешь, что это сделает тебя моим вассалом?

Саран пожала плечами:

— У меня есть выбор?

Луиджи усмехнулся и протянул ей руку. Саран замешкалась и этим все испортила. Разноцветные глаза Эргенте опасно сузились.

— Ты боишься прикоснуться ко мне. О каком праве убежища может идти речь?

— А оно обязательно должно включать прикосновения?

Она чувствовала себя виноватой и потому злилась. Луиджи ничего не сделал, чтобы заслужить подобное отношение. Это все кошмары и иллюзии Олега — он заставил ее бояться. Но как теперь перебороть этот страх? Не Луиджи издевался над ней, пытал, насиловал, но у палача в ее снах было именно его лицо. Просыпаясь, она не находила ран на теле — не считая ожога от раскалившегося браслета, — но сознание ее было искалечено.

Луиджи убрал руку и откинулся на спинку стула:

— Я помогу тебе, если ты ответишь на мой вопрос. Предельно честно.

Саран молча подняла на него глаза. Он ведь понимал, что с ней происходит, правда? Должен был догадываться.

— Почему ты выбросила бабочку?

— Ты знаешь об этом?

— Очевидно.

Он пытался говорить спокойно, но Саран чувствовала, что это напускное. Бабочка что-то значила, Саран поняла это в тот же миг, когда впервые ее увидела. Отдавая ей нефритовую подвеску, Луиджи что-то хотел сказать, это никогда не было просто подарком. И, разумеется, он имел право знать. Вот только Саран не могла открыть всей правды.

— Олег насылал на меня кошмары. Там был ты и… это было ужасно. Я подумала, что это твой шаман мстит мне за то, что случилось в «штабе». За то, что мы оставили тебя одного… — ее голос делался все тише и неувереннее. — Я выбросила бабочку, чтобы прекратились сны.

У Луиджи был повод злиться на нее. Даже не зная про лисью магию, он имел все основания отказать ей в помощи. Она завела его в ловушку и бросила. Неважно, что идея была Кирилла, она даже не попыталась вернуться и помочь. Хотя, если разобраться, что она могла сделать? Она даже не знала, как открыть ту дверь!

— Это единственная причина?

— Да, единственная.

Лисы умеют врать. Саран ответила так, как должна была: тихо, испуганно, с надеждой. От решения Луиджи зависело очень многое. Нельзя было ни переиграть, ни выглядеть чересчур равнодушной. Одна десятая секунды — глаза в глаза, потом сморгнуть, отвернуться. И ждать. Ждать.

Луиджи выпрямился, сложил руки в замок. Саран наблюдала за ним краем глаза.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Право убежища. Без прикосновений. С сегодняшнего дня и до…

Саран обернулась к нему, удивленная паузой. Луиджи улыбался.

— Сколько я там тебе свиданий обещал? Семь? Ну, тогда с сегодняшнего дня и до седьмого свидания.

Саран позволила себе ответную улыбку.

— А если я откажусь ходить с тобой на свидания?

— Тогда я воспользуюсь правом сеньора. Кофе?

— Было бы неплохо.

Луиджи поднялся со стула и отошел к столу, на котором стояла капсульная кофемашина.

— Сахар, молоко?

— Без всего, — по привычке ответила Саран, но потом передумала: — Хотя нет, добавь ложку сахара. Пожалуйста.

ГЛАВА 4

Луиджи настаивал, что у них мало времени. Пока что Пхатти никак не проявился и не отреагировал на убийство своего верховного шамана, но долго это затишье продолжаться не могло. Следовало как можно скорее убираться из Москвы, причем не оставляя следов.

— Доедем до Минска на машине, — решил Эргенте. — Белоруссия не входит во владения Даатона, так что информацию оттуда он получит не сразу. Успеем улететь.

Но отправляться следовало немедленно. О том, чтобы заехать за вещами Саран и речи не шло, так что, избавившись от влажного полотенца, она переоделась в шорты и футболку Луиджи. Как ни странно, взглянув на себя в зеркало, Саран осталась довольна. Это было лучше, чем розовый медицинский костюм или кофта с пуговицами-бантиками. От вещей пахло лавандовым кондиционером.

Из багажа у Луиджи была лишь большая спортивная сумка, куда он в беспорядке побросал одежду, оружие и немногочисленные артефакты вроде свечей и стеклянных шариков. Прежде чем он успел застегнуть молнию, Саран взяла один. Фиолетовый.

— Для чего они?

Она никогда не видела шариков у Насти или кого-либо из знакомых шаманов. Луиджи взял у Саран фиолетовую стекляшку и покрутил между пальцев.

— Создавая щит, шаманы всегда навешивают на него кучу сигналок. Они как колокольчики, звенят, если кто-нибудь касается щита. Это может быть полезно, особенно если щит неплотный. Позволяет заранее узнать, кто идет. Но в некоторых случаях такая предусмотрительность может навредить. Шаман слышит звон каждый раз, когда кто-нибудь касается сигнальной точки. Не может не слышать. А если звенит сразу несколько колокольчиков…

— Это мешает.

— Это жутко бесит. Я проверял. Ни один шаман не выдерживает больше нескольких минут.

— Значит, ты мог заставить Настю снять щит?

— Теоретически.

— Но ты проверял: ни один шаман не выдерживает…

— Послушай, — перебил Луиджи. — Я мог заставить ее снять щит, но в этом не было необходимости. Я знал, что она не Амадея, и…

Имя резануло как по живому.

— Моему шаману незачем тебе мстить. Я знал, куда и зачем иду, знал, что меня ждет, — Эргенте продолжал говорить, но Саран его почти не слушала.

Она вспоминала. Кирилл тоже говорил об Амадее. И потом, в видении, она разговаривала с женщиной, которую звали Амадея. И что-то еще… Саран закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и ухватить за хвост ускользающее воспоминание. Было что-то еще. Она видела черный зрачок, расплывающийся подобно капле чернил в воде, но не могла вспомнить, что это значит.

— С тобой все хорошо?

— Кто такая Амадея? — Саран открыла глаза, но по-прежнему хмурилась.

Расплывающийся зрачок. Что за бред?

— Может быть, обсудим это по дороге?

Луиджи закинул сумку на плечо и пошел к входной двери. Саран шла следом в одолженных кроссовках, которые были ей велики на несколько размеров. Она выждала, пока Эргенте закроет дверь на ключ, и заговорила, как только они подошли к лестнице:

— Это из-за нее Олег убивал?

Луиджи вздохнул.

— Много лет назад в Венеции родилась одна очень способная шаманка. Ее дар был настолько сильным и уникальным, а характер — настолько паскудным, что, еще до того как ей исполнилось двадцать, на нее началась массовая охота. Шаманы, духи, демоны — за Амадеей гонялись все. А она раз за разом убегала, скрывалась, исчезала на десятки лет, а потом появлялась снова — по-прежнему молодая и как никогда сильная.

Они дошли до первого этажа.

— Она использована «наньянчунь», чтобы продлевать жизнь?

— Именно. И сменилось не одно поколение шаманов, прежде чем ее удалось схватить. Амадею наконец поймали, убили, разрезали на кусочки и сожгли.

Луиджи вышел из подъезда и пошел вдоль ряда припаркованных во дворе автомобилей. Саран старалась не отставать, не обращая внимания на ноющую боль в боку. Она так усердно слушала, что даже не заметила, что в темно-синем кроссовере уже кто-то был. Этот кто-то сидел на водительском месте. Когда Саран вслед за Луиджи забралась внутрь салона, он обернулся.

— Buongiorno, signorina, — на этот раз Эдриан говорил по-итальянски.

Он снова был во всем черном. Серьезный, даже строгий.

— Эдриан Джеймс Эир, — представил его Луиджи, — мой лучший друг, напарник и шаман.

И план, который еще полчаса назад казался опасным, сделался невозможным. Саран напросилась к Луиджи, рассчитывая, что ей удастся держаться в стороне от шаманов и других духов. «Друга-шамана», о котором говорил Эргенте, она считала обычным наемником, знакомиться с которым ей было совершенно необязательно. Но напарник? Это означало «постоянный партнер».

— Саран, — заикаясь выдавила она, — Банзарова. Приятно познакомиться. Я хочу сказать… эм… Piacere.

Эдриан кивнул и отвернулся, больше ничего не сказав. Затарахтел, оживая, мотор.

— Так на чем я остановился? — как ни в чем ни бывало продолжил говорить Луиджи. — Ах да, Амадею убили. И лет восемьдесят все было спокойно. О ней забыли. А год назад она снова появилась. Я говорю не только о ритуальных убийствах, были и другие, гхм, признаки. Опознать их могли единицы, поэтому так долго никто не понимал, что происходит. В конце концов один из шаманов сообразил и обратился ко мне за помощью.

— Я думала, тебя нанял сам Олег. Через Горана.

— Нет, Горан лишь сообщил мне, что Амадея в Москве. До этого я больше трех месяцев мотался по всему восточному полушарию, разыскивая следы. Но, видимо, не безуспешно, раз со мной вышли на связь. Скорее всего, Амадея хотела встретить меня на своей территории, там, где чувствовала себя в безопасности. Просто убить меня она не могла — мое место тут же бы занял кто-то другой. Такое уже было. Нет, она хотела убедить всех, что на этот раз умерла по-настоящему. Для этого я ей и понадобился. Моему слову поверили бы.

— И ради этого умерла Настя.

— Именно. Только друзья твои, уж прости, актеры никудышные. Предательство Кирилла было шито белыми нитками, я знал, что мне пытаются скормить якобы Амадею, но пошел из чистого любопытства. Убивать ее я не собирался.

— И это пришлось сделать Кириллу.

— Это касалось только людей Пхатти, я не имел права вмешиваться. Только когда атаковали меня лично, я наконец получил возможность действовать открыто. Увы, даже попытки навредить моему шаману не давали мне такого права. Пхатти действовал сугубо в рамках закона.

Закона? Какие могут быть законы у демонов? Даже подумать смешно. Но Луиджи говорил серьезно, и Саран решила с ним не ссориться. Если ему так спокойнее — пусть.

— Как тебе удалось выбраться?

Луиджи беззаботно пожал плечами:

— Через лаз за пожарным щитом.

— Я слышала выстрелы.

— Пришлось немного пострелять.

Распространяться на эту тему он не спешил. Но, может, для прославленного Луиджи Эргенте это действительно было чем-то обыденным и банальным? В одиночку выбраться из подземного бункера, пройдя по трупам лучшей боевой группы Пхатти? Раз плюнуть! Так и рождаются легенды о великом и непобедимом охотнике.

— Выходит, ты знал, что Амадея жива.

— И ты была моей путеводной ниточкой. Я использовал твой телефон, чтобы разослать смс, и не скрывал своего интереса. Через тебя Амадее было проще всего до меня добраться. Поэтому я следил за тобой и ждал. Точнее, не я, а Эдриан.

Луиджи говорил по-русски, но, услышав свое имя, шаман на секунду обернулся к напарнику.

— Там, у Нелли, была настоящая Амадея? — спросил Эргенте, переходя на английский — язык, который понимали все присутствующие.

— Это была она. Я нашел все девять признаков двоедушника.

— И она мертва. На самом деле? — уточнила Саран.

— Да.

— Амадея убита, — задумчиво проговорил Луиджи. — В который уже раз?

— Думаешь, она снова всех одурачила?

— Мне удалось кое-что выяснить. Восемьдесят лет назад Амадее встретился молодой, глупый, но даровитый шаман. Благодаря ритуалам она по-прежнему оставалась очень красивой, на вид ей было не больше шестнадцати. Они полюбили друг друга, но, разумеется, шаманы, преследовавшие Амадею, не прониклись и не оценили. Чтобы спастись, Амадея попросила возлюбленного провести «наньянчунь» и вобрать в себя ее сульде. Шаманам досталось тело, но ее дух и ее магия продолжали жить. Получившееся существо, двоедушник, умело скрывалось восемьдесят лет. Наверняка ему приходилось убивать, чтобы поддерживать жизнь, но он делал это, не оставляя следов. А год назад что-то изменилось. И пока мы не поймем, что именно, об Амадее забывать рано.

Эдриан молчал, полностью сосредоточившись на дороге. Солнце только-только показалось над горизонтом, машин вокруг почти не было, так что из города выехали быстро.

— Но в чем может быть подвох? — спросила Саран.

— Я не знаю. Зачем-то ей понадобилось в очередной раз инсценировать собственную смерть. Она знала, что я слежу за тобой, но все равно напала, не оставив себе шанса на побег. Целенаправленно загнала себя в угол. Позволила Эдриану сорвать щит. Издалека. То есть даже не сопротивлялась как следует. Зачем? Чтобы отвлечь внимание, ясное дело. Но от чего именно?

— Ты не думаешь, что следовало бы остаться в Москве и все проверить?

Луиджи покачал головой:

— Нет. Она хотела, чтобы все произошло именно здесь, а значит, то, ради чего она позволила себя убить, находится очень далеко от России.

Почти целый час прошел в молчании, лишь тихо урчал мотор да шуршали по асфальту колеса. Эдриан свернул на шоссе и вдавил педаль газа. Они ехали настолько быстро, насколько позволяла дорога. Саран размышляла об услышанном. Луиджи, казалось, спал. Интересно, он прилег хоть на минуту с тех пор, как спас их с Кириллом на подземной парковке?

Некоторых людей красит вечер, глубокие, темные тона, отблески пламени. Но Луиджи ужасно шло утро — прозрачный, еще не успевший прогреться воздух, бледный, сероватый свет. Он играл на короткой соломенной щетине Эргенте, делал его как будто моложе и уязвимее. Саран даже захотелось прикоснуться, провести пальцами по щеке, подбородку. Она сидела сзади, чуть сбоку, и некоторое время не могла отвести взгляда от лица Луиджи, такого расслабленного, такого… красивого.

Саран представила, как будет жить с Эргенте под одной крышей, в небольшом тосканском домике. Каждый день рядом. Каждое утро она сможет любоваться им, может быть, даже касаться. Целовать небольшую ямочку рядом с ухом, в том месте, где челюсть переходит в шею, тереться о небритую щеку, нашептывать что-нибудь… Саран и сама едва не уснула, погрузившись в мечты и фантазии. В них она ничего не боялась — ни прикосновений Луиджи, ни его друга-шамана.

— Мне остановиться? — вдруг спросил Эдриан.

Он говорил тихо и обращался явно к Луиджи.

— Нет, едем дальше, — не открывая глаз, ответил Эргенте.

— Уверен?

— Да, мы едем дальше. Втроем.

Саран резко пришла в себя и бросила взгляд в зеркало заднего вида. Губы Эдриана были недовольно сжаты, но на нее он не посмотрел и скорости не сбавил. Вокруг на несколько километров не было ни пригородов, ни деревень, только лес. Но речь шла явно не о том, чтобы зайти в кустики по нужде. Саран крепко вцепилась в край сидения. Эдриан предлагал убить ее? Убить и бросить в лесу где-то на Минском шоссе? Причем предлагал так буднично, словно это было обычным делом.

Луиджи Эргенте не оставлял свидетелей. Никто не знал, как он выглядит и где живет. Никто даже не догадывался о напарнике. Но Саран знала. Эдриан помогал ей, пока она была нужна, но теперь от нее было проще избавиться. Внезапно Саран очень четко осознала, что едет в машине с двумя профессиональными убийцами и все еще жива лишь потому, что очаровала одного из них. Как ни парадоксально, а приказ Пхатти спас ей жизнь.

Но надолго ли?

Саран наконец разжала руки и вынула ногти из обивки сидения. До Минска было ехать около восьми часов. От Минска до Италии — еще часов пять со всякими проволочками. Итого тринадцать часов и куча возможностей сбежать. Саран снова посмотрела на Луиджи. Он спал и во сне выглядел как самый обычный человек. Уязвимый, смертный, обреченный однажды уйти во тьму, как и все люди. Тот, что все-таки любил ее и пытался изменить. Но у него ничего не выйдет. И у судьбы ничего не выйдет. К черту право убежища, к черту пророчество Кеуты! Она сбежит при первой же возможности.

Потому что лисы не бывают героями.