Праздник цвета берлинской лазури

23

Песок Скрипичной бухты, с утра истоптанный сотнями ног, не мог уже даже пищать.

Умберта и Замир, словно жених с невестой, чинно отправились на пляж и, купив по булочке с тунцом и по пиву, устроились среди мам с детьми, подростков, зонтиков и лежаков.

Волны мягко слизывали проходящие минуты, создавая ощущение вечности, как будто жизнь должна замереть на фоне этого пейзажа. Умберту захватило ощущение необыкновенной близости, какая возникает лишь после долгих лет совместной жизни с человеком. Воспользовавшись моментом, она решила завести разговор о Руджери. Ей хотелось знать как можно больше об их отношениях, но из стыда и боязни обидеть Замира она до сих пор не задала ни одного вопроса. Как любая влюбленная, Умберта ревновала своего мужчину к его прошлому и надеялась, что, досконально изучив его, сможет изгнать все призраки прежней жизни, как изгоняют злых духов. Ей было интересно, как они занимались любовью, что он чувствовал, когда целовал человека своего пола, любил ли он Руджери по-настоящему. Наконец Умберта отважилась задать вопрос прямо, без обиняков, и щеки ее немедленно вспыхнули. Впрочем, Замир не заметил этого под слепящим солнцем, которое скрадывало все цветовые оттенки.

— Как поживает Руджери?

Услышав это имя, Замир напрягся, как от удара по печени, но не подал виду, что слова девушки так сильно его задели. На самом деле, даже упоминание об этом человеке было ему неприятно. С деланным безразличием он ответил:

— Я редко его вижу в последнее время.

— Странный тип, тебе не кажется?

Замир вспылил. В такой день ему совсем не хотелось вспоминать о прошлом. На его шее вздулись жилы, и плоским, придушенным голосом он проговорил:

— Он гениальный архитектор, настоящий художник. Надо знать этого человека, чтобы понимать его необычный характер.

Сейчас юноша походил на зверя в стойке, готового к атаке. Умберта решила больше его не смущать и предложила пойти искупаться чтобы разрядить накал этого утра.

Ступая рядом с Замиром, которому исключительно шла короткая стрижка, Умберта ощутила гордость за свое творение. Рядом с ним вся эта жирная, шумная, чавкающая, неряшливая толпа как будто исчезала. Море было прозрачным, под ногами перекатывались крупные округлые камушки.

Очередным открытием для Умберты стало то, что Замир не умеет плавать. Умберта замирала от умиления, когда ласково поддерживала юношу за плечи на поверхности, как маленькую лодочку, и, выбирая для нее курс, отчетливо ощущала, что отныне Замир будет принадлежать ей вечно.

— Разве в детстве ты не бывал на море?

В ответ Замир молча погрузился в воспоминания, на мгновение представил себе детей в застиранных майках и сандалиях, женщин, закутанных в черные одежды, смущение оттого, что туристы, остервенело фотографирующие их бедность, могут запечатлеть на снимках и его, полуголого. Лицо его потемнело.

— Ты никогда не рассказываешь мне о своей семье. Я бы хотела познакомиться с твоими родными.

Вопросы Умберты как будто отскакивали от стенки. Замир отвечал сухими фразами, мрачнел, скучнел. Вокруг себя он возвел маленькую крепость и прятался в ней, подобно морскому ежу. Только терпение и любовь могли разобрать кирпичи этого укрепления. Умберта прижала его к себе и прошептала:

— Я люблю тебя.

Мокрые, счастливые, они съели свои булочки, добавили к ним по паре пирожных и единодушно решили, что это лучший обед в их жизни.

В три часа машин на трассе почти не было, Умберта ехала быстро, с опущенными стеклами. Она терпеть не могла кондиционер, который скрадывал аромат сосновой рощи. К свежести воздуха примешивались запахи сухого жнивья, терпкий дух смоковницы, душистость солодки и тысячи других испарений, сочетавшихся с эвкалиптовым благовонием.

Вдруг через дорогу перебежала кабаниха. Умберта резко затормозила, и тогда вслед за похрюкивающей мамой посеменили четверо маленьких, смешных поросят. Замир и Умберта смотрели восторженно, как ребятишки на детском киносеансе. Интересно, а сколько детей будет у них?