Предел прочности. Книга третья.

Глава 7

Есть такие профессии, которые будут в любые времена и в любые эпохи, в любом известном и воображаемом мире. Они просто обязаны существовать по логике вещей. И не важно, какой ступени развития достигла цивилизация: подняла первую ракету в космос или высадилась на пустынной планете в далеком созвездии.

Я в это искренне верил, о чем и заявил Костяну в один хмурый осенний вечер. Мы привычно стояли на площадке между третьим и четвертым этажами и глазели на проходящих внизу людей. Сосед привычно смолил сигаретку, я же ковырялся пальцем в бетонной подложке – сам подоконник давно проржавел и исчез в неведомом направлении.

- И учителя будут? – спросил он.

- Будут, - упрямо заявил я, - а почему им не быть? Кто-то же должен детей учить.

- Учить, - Костик многозначительно хмыкнул. – Узко мыслишь, Петруха. Не хватает тебе широты и горизонта размаха. Видел, что по телеку показывают - программы для самообучения. – После чего взял мхатовскую паузу и с истинно немецким акцентом произнес: - зе тейбл!

- Ты про тот дурацкий мультик, который учит детей английскому? – уточнил я. - Костян, это же полная ерунда. У меня сеструха на что зубрилка малолетняя и то больше пяти минут эту дичь вынести не может.

- Технологии пока не совершенны, но все развивается. Скоро искусственный интеллект достигнет таких масштабов, что не надо будет из дома выходить, чтобы выучить иностранные языки или, к примеру, физику. Представь, нажал на кнопку, а в центре комнаты появилась голографическая тетя, которая приятным голосом расскажет и покажет, где атомы находятся, а где нейтроны. Красота!

Ага, красота, как же. Знал я, что представлял извращенный ум соседа в ту минуту. Разумеется, тетя в его мыслях была, но показывала она отнюдь не расположение атомов, а кое-что другое, близкое к анатомии человека.

Но больше всего возмущало другое: о самообучении рассуждал человек, с роду «домашку» не делавший. Бросивший школу в классе седьмом и загремевший в «каблуху», где вот уже второй год постигал азы профессии каменщика. Человек, сломавший зуб отнюдь не об гранит науки, не понимал и не мог понять, насколько это тяжело - учиться самостоятельно. Сидеть, склонившись над тетрадкой, и решать интегралы, когда пацаны во дворе квадрат расчертили, и второй час призывно стучат мячиком.

Спорить с Костиком бессмысленно. Бесполезно приводить доводы и пытаться воззвать к разуму. Он если себе в голову что-нибудь втемяшит, никогда не выкинет, даже если со временем содержимое превратиться в мусор и начнет попахивать. Поэтому безапелляционно заявляю:

- Ерунда.

В ответ лишь саркастическая ухмылка и крепкий затяг сигаретного дыма, до самого желтого фильтра. И не один алкаш после Костяна достойного бычка не сыщет, потому как по-другому сосед не курил.

- А если кто не справится с обучением самостоятельным, что тогда делать? – задаю вопрос с подвохом. Наш великий мыслитель ни с каким не справлялся, даже в «каблухе» на честном слове держался, где только и требовалось, что изредка появляться.

Костик постоял, подумал, глядя на помятый фильтр в пожелтевших от никотина пальцах, и веско так изрек:

- Тогда в таксисты или проститутки. В них нужда всегда будет.

На счет таксистов сосед глубоко заблуждался. В иномирье была давно разработана система автопилотирования, поэтому встретить за рулем вызванного авто живого человека – крайняя редкость. А вот со жрицами любви Костян угадал: представительницы древнейшей профессии занимали крепкие позиции в шести мирах, имели права и обязанности, всё согласно законодательным актам.

Многое я слышал про них и про место их обитания, от того же Мо, обожавшего рассказывать похабные истории на сытый желудок. Слышал-то многое, но видеть самому до поры до времени не приходилось. В голове рисовался слегка карикатурный образ этакого вертепа, с неоновыми вывесками и потрепанными девицами, раскрашенными без меры, одетыми в «прости мамочка» что придется.

Эти фантазии взялись не на пустом месте. Мы как-то ходили мелкими пацанами к городским баням: полюбоваться на ночных бабочек издалека. Одного такого похода хватило, чтобы отбить желание на всю оставшуюся жизнь.

- Жалко их, - высказался тогда Витька, - и страшно.

Я испытывал схожие чувства, наблюдая за дрожавшими от холода девицами на крыльце. В капроновых колготках долго не продержишься, когда на дворе ноябрь месяц. А размалеваны были… Мы фильм по кабельному смотрели про клоунов убийц, очень похоже было.

- Никогда с проститутками дружить не буду, - заявил Витька, – айда в футбик.

И мы пошли. А что еще нужно пятиклашкам, когда есть резиновый мячик.

Никогда дружить не буду… И вот теперь стоял на ступеньках борделя.

Такси без таксиста доставило на место за десять минут, и моргнув на прощанье оранжевыми фонарями, скрылось в пелене бесконечного дождя.

Задираю голову и внимательно осматриваю небольшое двухэтажное здание: обычные окна, обычный фасад, вместо кричащей вывески у входа скромная табличка с надписью «Бордель мадам Лалли». С равным успехом могли бы написать администрация энного района и народ бы толпами валил, не подозревая подвоха. А что, все чинно и благородно, по крайней мере с внешней стороны: никаких тебе неоновых огней, кричащей рекламы и подсвеченных красным витрин с полуобнаженными девицами в корсетах.

Надпись на табличке прочитал раза три, прежде чем нажать кнопку вызова: а вдруг бортовой ИИ чего-то там напутал, и я таки угодил к префекту городского округа? Уж больно ухоженным выглядело все вокруг: разбитая клумба с белыми бутонами роз, подстриженные кусты и беседки с плющом на крыше. Где кичливый разврат, где грязь и похоть? Разве таким должно быть гнездо порока?

- Да, - доносится из динамика уставший женский голос.

- Мне бы внутрь… попасть, - отвечаю, заикаясь. В душе испытываю страшную тревогу и смущение, словно оказался пойманным с поличным за чем-то неприличным.

- Заведение закрыто.

- Я знаю, мне бы…

Моргнув на прощанье зеленым огоньком, лампочка связи погасла. Уставшей женщине было явно не до посетителей.

Жму снова на кнопку и все тот же голос ворчит:

- Повторяю для особо непонятливых: заведение не работает. Приходите вечером, после одиннадцати.

- Я за Мозесом Магнусом.

Тишина длится несколько секунд, после чего до ушей доносится звук, напоминающий вздох облегчения. Играет приятная мелодия и створка дверей отъезжает в сторону, гостеприимно приглашая войти внутрь.

Осторожно делаю шаг в темный коридор и следом зажигаются многочисленные световые панели. Вот все в иномирье не как у людей, шиворот-навыворот. В учебных казармах царит полусумрак, как в публичном доме, а в публичном доме светло, как… Светло, одним словом.

Прохожу вперед, любуясь обстановкой: картины с пейзажами на стенах, на небольших тумбах предметы искусства от цепочек и медальонов до вытянутых ваз, в углу замечаю старинные стулья с изогнутыми деревянными ножками и пуфиками для ног. Возникает ощущение, что угодил в дом аристократа викторианской эпохи, только не хватает на входе чопорного дворецкого, спрашивающего с неизменной строгостью про цилиндр и трость.

Оказываюсь в холле и вижу небольшую лестницу с винтажными перилами, полукругом уходящую вверх и вниз. Что наверху – понятно: номера для уединения, а вот что прячется в подвалах? Неужели цепи, плетки и наручники? Надеюсь, напарник не там: не хочется лицезреть голого Мо в кожаной маске и кляпом во рту.

- Доброго дня, - доносится из-за стойки отнюдь не доброе пожелание Меня уже ждут и это не уставшая женщина, говорившая по домофону, а темнокожий верзила. Накаченный торс обтянут узкой не по росту футболкой, на бугрящейся мышцами руке замечаю золотистого цвета повязку с бахромой.

- Добрый, - отвечаю на приветствие и тут же спешу уточнить, - я за Мозесом Магнусом.

А то как бы не подумали чего: с моей-то везучестью только и попадать в передряги.

- Давно пора, сколько ждать можно - бурчит негр, - следуй за мной.

Отрывается от стойки, к коей был прислонен, и горой мышц движется в сторону боковой двери. Что ж, не вниз, не в подвал, уже хорошо.

Иду за парнем и попадаю в очередной коридор с вазами и картинами. Витиеватый орнамент на стене в виде восточного дракона и цветков лотоса отливает золотом и небесной синевой. Не выдерживаю, провожу пальцами по шероховатой поверхности рисунка.

- Руками не трогать! – вдруг рявкает верзила и я дергаюсь, едва не зацепив пузатую амфору на стойке.

- Натуральные обои из настоящего шелка, - уже гораздо спокойнее поясняет он. – Из самого Пай-Чанга заказывали, полгода везли, а некоторые тут ходят, сопли вытирают.

Не публичный дом – настоящий музей, а идущий впереди громила вполне мог выступить в роли раздраженного экскурсовода. У меня даже возникло желание проверить пришедшую в голову мысль опытным путем: к примеру, коснуться ненароком пузатой вазы с изображенными на боках деревьями. Уверен, здоровяку будет что рассказать как о самом предмете искусства, так и о посетителях, бросающих козюльки внутрь ценных экспонатов

- Чего зеленоглазая не пришла, раньше она приходила, - неожиданно изрек он.

- Я вместо нее.

- А-а-а, - прозвучало глубокомысленное и передо мною распахнулись очередные двери.

Проход вел в полутемное помещение, по форме и содержанию своему больше всего напоминающий зал ресторана с танцполом. По периметру шли белоснежные колонны, увитые диковинными растениями из позолоты и серебра, под потолком - задрапированные красной тканью балкончики. Окон не было, вместо них сплошная полоса огромного аквариума с разноцветными рыбками. Вселенная, до чего же красиво! Лазурная синева никогда не виденного мною моря, белоснежный песок, кораллы и ракушки, рябь воды, играющая бликами на стенах и мраморном полу - это не музей, это океанариум какой-то.

Опускаю глаза и вижу огромную тень, подплывающую к ногам. Не удивлюсь, если сей грозный хищник окажется малюсенькой гуппи, увеличенной в размерах благодаря близости к источнику света. На всякий пожарный делаю шаг в сторону – небольшой такой шажочек и тут же доносится знакомый рык из темноты:

- Кого еще бездна принесла! Дами ты?! Какого ингис приперся без выпивки или хочешь, чтобы я прострелил одну тупую башку? Так это… мигом обеспечу.

Под конец Мо совсем выдохся, завершив монолог бессвязным бормотанием пьяного человека. Зато как все грандиозно начиналось: с истинно львиного рева, достойного главы прайда.

- Пистолет не заряжен, - шепчет верзила.

И без подсказок знаю, что не заряжен. В академии от шуток с огнестрелом быстро отучают, где крепким словом, а где и кулаком. И ты поневоле проникаешься уважением к инструментарию, способному лишить человека жизни. Без лишнего подобострастия, хотя имелись и фанатики, взять того же МакСтоуна, который в прямом смысле слова спал с оружием.

В бытность мою студентом на первом курсе ходила байка о Камероне и весельчаке, что решил попугать девчонок. Схватил тот тяжелый пулемет со станка и начал водить стволом из стороны в сторону, издавая громогласное «бу-бу-бу». Барышни визжат, парни кто смеется, кто пальцем у виска крутит, а Камерон молча подошел и что было силы зарядил шутнику по бестолковке. Говорят, что парня еле откачали, но вот умом слегка тронулся и на одно ухо оглох, в следствии чего дальнейшее обучение в академии стало категорически противопоказано.

По мне так выдумка чистой воды, слух запущенный кем-то из преподавательского состава, чтобы лишний раз не шалили на полигоне. Но звучал он уж больно правдоподобно, потому как Камерон мог, в этом сомнений не возникало.

- Мозес, это я, - говорю осторожно.

- К-кто я, забери тебя бездна.

- Твой напарник.

- Что за ерунду несешь, нет у меня никакого на-напарника.

Делаю очередной шаг и говорю спокойно:

- Детектив Воронов, прибыл согласно распоряжению Митчелл, привести в чувства и доставить домой.

Тишина… Слышу только удаляющиеся шаги за спиной и звук закрываемой двери – верзила решил покинуть нас от греха подальше.

- Курсант, ты что ли, – неожиданно трезвым голосом произносит Мозес, - а чего на пороге мнешься, проходи давай, осуши чарку.

- На работе не пью.

- Кому сказано, п-р-р-оходи, – и снова он перешел на громогласный рык.

Я и не против. Двигаюсь по направлению к диванчику, на котором развалился полуголый Мо. Сначала он и вовсе голым показался, с одним лишь болтающимся галстуком на шее. Но по мере приближения обнаружились трусы и даже носки. Одну ногу Мозес закинул на столик, явив миру помимо волосатой ляжки еще и дырку на пятке.

С различными яствами и выпивкой у напарника проблем не имелось. Тогда чего рычал, чего требовал от верзилы? Окружающее пространство было буквально усыпано бутылками и далеко не все из них пустые. Про еду молчу: ее и на столе полно и под столом хватало, было на диване и на самом Мо: кажется, он обгладывал куриное бедрышко, но притомился, оставив недогрызенную кость на собственном пупке.

- Н-наливай, - скомандовал напарник, стоило сесть напротив.

- На работе не пью.

Мо аж икнул от возмущения.

- Курсант, ты очумел, какая работа? Раскрой глаза пошире и посмотри вокруг, мы в борделе!

Вот уж с чем это место точно не ассоциировалось, так это с публичным домом, но говорить об этом пьяному Мо не имело смысла, поэтому твердо стою на своем:

- Митчелл приказала…

- В жопу Митчелл, - рычит разъяренный Мо.

- Она старшая по званию и…

- В отделении любая собака старше тебя по званию и в академии половина курсантов. Что теперь, у каждой сучки будешь бегать на коротком поводке?!

От слов напарника неприятно покоробило. Назвать зеленоглазую красавицу сукой? Ох и не прав Мо, и дело тут вовсе не во внешности. Просто Митчелл была единственной, кто хоть как-то помогал обжиться на новом месте. Всем остальным было глубоко плевать. В том числе и сидящему передо мною существу, потерявшему всякий человеческий облик. Сейчас Мозес больше всего походил на лоснящегося от жира и пота борова, место которому на помойке в грязи, но не на кожаном диване в океанариуме… то есть борделе.

- Я! Я твой непосредственный начальник! – Мо хлопал ладонью по волосатой груди, оставляя следы темного соуса. Чего уж там, возьми кетчуп и облейся им с ног до головы, чумазый ты хряк.

А хряк и не думал униматься, продолжая рычать:

- Я твой начальник! Не Митчелл, не хренитчелл, не прочая шушера. И вот мой приказ: взял рюмку и выпил.

Продолжаю молча созерцать бешенные навыкате глаза напарника.

- Убью гниду, если не выпьешь, - пальцы-сардельки ложатся на пистолет.

- Стреляй, - говорю и даже не пытаюсь казаться спокойным: такой и есть. Мо навис над столом и с какой-то вселенской тоской и печалью уставился на меня.

- То есть пить не будешь?

- Нет.

В пустом зале отчетливо прозвучало бульканье пузырьков в аквариуме, и тень водной ряби пробежала по телу заросшего щетиной борова. Наконец Мо смачно отрыгнул, и совсем уж трезво поинтересовался:

- Хочешь узнать, как догадался про лабораторию?

Вот ведь зараза…

- Тогда садись, курсант. С одной рюмашки ничего не станется, не заругает тебя Митчелл.

В ушах играл шум прибоя, свежий бриз приятно холодил нагретую солнцем кожу, а ноги ступали по нежному песку. Вселенная, до чего же хорошо! Я раскинул руки и двигался по залу в странном подобии шаманской пляски.

Так уж вышло, что толком никогда не танцевал, да и не умел этого делать. В дом культуры ходили исключительно стенки подпирать и грозным видом отпугивать потенциальных противников. Бухали в парке по соседству: иногда до, но чаще после дискотеки, завидуя тем немногим счастливчикам, кому удалось познакомится с девчонкой. Но то была крайняя редкость, скорее исключение из правил, потому как галерея хмурых рожь одинаково отталкивающе действовала как на мужской, так и на женский контингент.

А танцевать было западло. Я и сам толком не понимал, зачем тогда ходили на городские дискотеки - за адреналином? Так его запросто можно было получить в соседнем районе, пройдясь поздним вечером вдоль забора детского сада. Понятно, что малышни там уже не было, зато местной гопоты, облюбовавшей лавочки и беседки с рисунками сказочных героев, навалом. Те еще Буратины и Незнайки.

На редких мероприятиях, устраиваемых классным руководителем, было попроще. Вроде кругом все свои и явной угрозы в воздухе не витало. Никто не ткнет кулаком в бок и не скажет: «Петруха, хорош выделываться, ты с пацанами пришел или чего»? Казалось бы, пляши - не хочу, но тут возникали иные обстоятельства непреодолимой силы, связанные с чувством стыда и неминуемого позора. Практика танцев отсутствовала полностью, если не брать в расчет медвежьего переваливания с ноги на ногу. Все это смотрелось «стрёмно», если не сказать хуже, особенно на фоне гармонично двигающихся девчонок и Гришани. Последний, зараза, такие кренделя выписывал, что окружающие только диву давались.

В выпускном классе спасла ситуацию Светка Кормухина. Появилась в моей жизни яркой кометой, вытащила на пару медляков, распалив внутри новый, неизведанный огонь и исчезла, а желание танцевать осталось. Вот так вот выйти и отплясать залихватски под старый добрый «Кар-Мэн» или новомодные «Руки вверх».

- Запомни курсант, в нашем деле нужно уметь расслабляться иначе никак: сгоришь без остатка, себя кончишь или кого другого. Сам понимаешь, мне такой напарник ни к чему, у которого колокольчики в мозгах играют. Ты вот чего сейчас хочешь?

- Я? – ватный язык во рту с трудом шевелился. Вроде рюмочку выпить собирался, а оно как-то само пошло. Тут еще сыграла свою роль предстоящая встреча с госпожой Валицкой, на которую идти ну совсем не хотелось. И Мо, боров волосатый, подливал и подливал, грамотно забалтывая и байки травя, одну интереснее другой.

- Чего сердце просит, курсант? Худеньких предпочитаешь или дам с формами? Можем негритяночку подогнать, даже двух. Они знаешь какие бывают… жопастенькие.

- Танцевать…

- Могут и станцевать для тебя. Да они все что хочешь сделают - плачу, курсант. У меня здесь большие скидки, хозяйка по гроб жизни обязана.

- Я танцевать…

- Ты танцевать хочешь?

Голова безвольно мотается в знак согласия.

- Сейчас организуем.

И Мо организовал, пользуясь безмерным расположением хозяйки отеля. Чем она была обязана неряхе борову, для меня так и осталось загадкой. Другая на ее месте давно бы охрану подключила, того же верзилу на входе или патруль вызвала. Последним и вовсе за радость будет отколошматить загулявшего детектива, потому как работали там сплошь бывшие десантники, а у «кирпичей» как известно с «ищейками» особые счеты. Но ничего из вышеперечисленного сделано не было, наоборот, персоналу заведения было приказано всячески ублажать дорогого гостя.

- Что значит музыки нет? – ревел Мо, услышав намек на отказ в голосе верзилы. – Танцпол значит есть, а музыки нету? Меня не интересует, чего и куда вы там вывезли. Включай, что имеется.

- Есть траурный марш.

- Совсем сдурел такое предлагать? У вас здесь бордель или похоронное бюро?

- К Клариссе вчера приходил…, - верзила по имени Дами наклоняется к Мо и неразборчиво шепчет на ухо.

Напарник слушает, склонив голову и кажется, что все - вырубился боров, но нет, икает и бормочет:

- Знаю, тот еще больной ублюдок, мать его…

После чего осоловелым взглядом находит мою фигуру в сумраке. Долго смотрит, пытаясь нащупать ускользающую мысль в пропитанном алкоголем сером веществе. Наконец спрашивает:

- Курсант, танцевать будешь?

И теперь я кружил, раскинув руки в полете, что гордая птица, а в душе тоскливо играла скрипка. Мелодия то била по ушам тяжелой колотушкой, давила мощью духовых, то плакала и рыдала смычковыми, рвала душу в мелкие клочья.

Особые эстеты скажут, что под такое не танцуют, а хоронят - ерунда все это: танцуют, еще как танцуют! Тут главное попасть в ритм, поймать воздушный поток и парить над миром орлом в небесной синеве. И подумаешь, что мелодия тоскливая, дальше некуда. Может душа именно такую и просит, мне может от нее только легче становится.

- Курсант, айда по рюмашке пропустим! – крикнул Мо, стоило смолкнуть последним аккордам заунывной мелодии.

Стою в центре пола и чувствую, как тело колышется в разные стороны, словно под порывами сильного ветра, гуляющего в зале. Поднимаю руку в знак внимания, торжественно объявляю:

- Еще разик.

- Дами, слыхал? Заводи шарманку.

Я не только танцевал, а еще ел, пил и слушал. Напарник много интересного рассказал, особенно про случай в Сарчево.

- Все думаешь, как я на лабораторию вышел? А ведь там ничего хитрого нет, курсант. - Мо хватает волосатой пятерней яблоко: - представь, что этот фрукт и есть небольшой городок - захолустье, затерянное в шести мирах. Все что внутри, жестко контролируется синдикатом, - Мо с силой сжимает плод, из-за чего по пальцам-сарделькам струится сок. – Без ведома Конкасан ни одна собака в Сарчево не смела гадить, везде были свои люди: начиная с полиции и заканчивая мэрией. Бизнес слишком доходный, поэтому лабораторию прикрыли со всех сторон. Удивишься, курсант, но за последние годы преступность в городе снизилась, дороги начали строить, дома ремонтировать, старикам начисления на дожитие увеличили. Местные довольны и счастливы, в кои-то веки на улицах царит тишь и благодать, ни одного наркомана или отморозка. Была одна банда анархистов, но и там все больше дети: в бирюльки играли, мусорные контейнеры граффити разрисовывали. Все контролировалось Конкасан, каждый клуб, каждое заведение. Сарчево превратилось в этакую тихую заводь, где даже легкая рябь от ветра отсутствовала. И вдруг - «бултых», прилетает булыжник ровно по центру. Там не то что круги, волны побежали в разные стороны, захлестнув берег - это наш «золотой мальчик» явился, начал прощупывать дно. Нагнал в сонный городишко пару сотен сотрудников и дал приказ прочесывать местность. Распоряжение исполняли настолько деликатно, что даже пенсионеры почуяли неладное.

Точно, о чем-то таком говорили старушки в читальном клубе. За последние полгода понаехали в город подозрительные чужаки, вечно ходили и вынюхивали, не иначе залежи природных ископаемых обнаружили по соседству и теперь грязный завод строить начнут. Старички в дискуссионном клубе пошли еще дальше, заявили о капитальном сносе Сарчево и возведении на его месте самого настоящего космодрома. Слишком много факторов говорило в пользу сей версии: экватор рядом, подъездные пути наличествуют в изрядном количестве, местность кругом дикая, необжитая. У них даже расчеты имелись на бумаге, потому как были среди неугомонных старичков физики с математиками.

Я тогда не придал слухам значения, столько дичи наговорили словоохотливые пенсионеры: и про дикую лошадь-убийцу, и про шерстяные нити, излечивающее от геморроя, и про плоскую землю, витающую в темном пространстве, где созвездия – сплошь иллюзия. Много чего было сказано, а Мо все запомнил и вычленил главное. Выходит, не только жрал и пил напарник, еще и слушал внимательно.

- Когда наш «золотой мальчик» вышел на анархистов с предложением о маленьком теракте в местном торговом центре, Конкасан уже был в курсе происходящего.

- Не понимаю, - мотаю головой и чувствую, как мир вокруг начинает кружится, до тошноты. – Если они были такие осведомленные, чего раньше не вывезли оборудование?

- А ты представь, курсант, тихий городишко, на который направлено всевидящее око Организации: со всеми имеющимися в распоряжении спецсредствами, спутниками и сканерами. Представил? И синдикат представил. У них, знаешь ли, аналитический отдел не хуже нашего работает, а может даже и лучше. Это мы тут разжирели, в политику заигрались, двигаем на важные посты тупоголовых пешек, а синдикату подобная роскошь не позволительна. Для них ошибка - это вопрос жизни и смерти.

- И тогда Конкасан решили взбаламутить тихую заводь?

- Точно, - яблоко в руках напарника хрустнуло, обдав соком все вокруг, в том числе и меня. – Им нужен был взрыв в прямом и переносном значении слова, чтобы поднять густой ил со дна и в творящемся переполохе вывезти лабораторию. Синдикату даже не понадобилось ничего придумывать, за них все сделала непогода и «золотой мальчик». Он-то считал себя самым умным, планировал всех обхитрить, а в итоге поимели парнишку его же оружием.

- То есть анархисты не хотели… не знали…

- Эти придурки до последнего были уверены, что у них в руках безвредная хлопушка, как и золотой мальчик, вручивший её им. Когда, кто и как подменил взрывное устройство, доподлинно не известно, но итоговый результат видел сам: сотни убитых, тысячи раненных, шумиха поднялась на все шестимирье.

- Подожди, а кареты скорой помощи?

- Не догоняешь? Курсант, не будь тупым, - Мо морщится от моей непонятливости. Вытягивает пятерню и начинает слепо шарить по грязной столешнице в поисках съестного. Звенит посудой, опрокидывая полупустой соусник и наконец что-то находит. Не глядя, засовывает белую субстанцию в рот, медленно пережевывает.

- Машины были заранее куплены и подготовлены синдикатом, - пытаюсь я здраво рассуждать. На ум приходят слова мамы Авосянов о том, что лучше всего прятать на виду. Прятать на виду… Виднее места, чем центральная площадь, не придумаешь, прямо под боком у мэра: именно там стояла кавалькада из автомобилей.

- Пра… пра… правильно, курсант, - Мо с трудом извлек белый комок изо рта, оказавшийся салфеткой. Покрутил пережеванную бумажку в толстых пальцах и раздраженно швырнул на пол.

Смотрю на грязного свина и испытываю невольное восхищение великим умом, сидящим напротив: все проанализировал, все просчитал. А ведь как играл в отчаявшегося детектива, обиженного и сломленного судьбой. Я даже поверил…

- Когда понял про машины, про то, как лабораторию вывозить будут? - задаю вопрос, не в силах унять благоговейный трепет в груди перед гением сыскного дела. Не удивлюсь, если он заранее просчитал развитие событий, еще до начала командировки.

- Помнишь, курсант, когда заперлись в кузове, и нас стали обстреливать?

- Но…

- Тогда и начал подозревать.

- Как…

- А понял все во время допросов, по итогам следственных мероприятий.

- Это же…

Золотой идол великого сыщика пошатнулся и рухнул, не простояв и минуты.

- Какой тогда бездны понесло проверять скорые? – не выдерживаю я.

Мо пожал плечами, дескать, «отстань курсант, большего не скажу, потому как сам не знаю».

- Но ведь была же какая-то причина? – продолжаю давить на напарника, не в силах успокоиться. – Ведь не просто же так?!

Мо пытался найти ответ: хмурил брови, шевелил губами и пялился осоловелым взглядом куда-то вдаль. И наконец изрек:

- Колено!

- Что?

- Колено у тебя болело.

- Болело.

- А теперь не болит.

Честное слово, лучше б не спрашивал.

Я танцевал долго и упорно, а Мо подремывал на диване, исправно реагируя на звяканье посуды и плеск виски, наполняющий рюмки. Кажется, звонила Митчелл, сначала мне, но так и не дождавшись ответа – ибо некогда было: я парил на танцполе, переключилась на Мозеса.

- Да… да, со мной он… Нет, никого не хороним – это курсант веселится. Вот только не надо этих ваших «правильно-неправильно», отдыхает, как умеет. Совсем пацана заездили, бедолага никак натанцеваться не может. Да… под мою ответственность, так и передай майору. Валицкая? А что Валицкая? – Мо прикрывает трубку ладонью, кричит мне: – курсант, госпожа психолог требует, чтобы ты срочно явился в ее кабинет.

Демонстрирую неприличный жест и Мозес понятливо кивает головой.

- Он сейчас не может, но на словах просил передать, что непременно это сделает, как только появится такая возможность. Митчелл, ты меня знаешь, никакой издевки. Не-а, послушай, может я вместо курсанта пойду? Что? Пожалуйста, не кричи. Да я… да я… да причем здесь мои шлюхи, у меня знаешь какой стресс накопился. Да я к Анастасии Львовне со всем уважением, готов сорваться в любую секунду… штаны найду только. Чего?

Бросила зеленоглазая Митчелл трубку, но Мо не испытывал ни малейших переживаний по данному поводу. Нашел початую бутылку виски на полу и до краев наполнил рюмки.

Выпили, а после танцы, бесконечные танцы…

Музыка закончилась, и я сам не понял, как оказался сидящим за столом, до ушей долетает нудный бубнеж Мо:

- … шарахаешься, как от заразной, а баба-то красивая… Что там у вас с Валицкой приключилось, в академии вашей.

- А-а, - отмахнулся рукой, - помогал ей с проектом одним.

- Это который нашумевший, про изнасилования, - проявляет неожиданной осведомленность напарник. – Была у нее одна научная работа, та еще белиберда, если честно: больше двух страниц не осилил.

Даже не знаю, что больше удивило: интерес Мо к науке или то, что он в принципе читает.

- Много у нее всяких проектов было, - отвечаю осторожно.

- Не-а, курсант, один – точно знаю, - толстый палец-сарделька мельтешит перед лицом, дескать «меня не проведешь». – Так чем, говоришь, помогал?

- По мелочам больше, принеси-подай, - пытаюсь соскочить с щекотливой темы, но Мозес словно ищейка, почуявшая след.

- Ох и темнишь, курсант. Валицкая что, эксперименты над тобой ставила?

Вот он вроде пьяный и язык заплетается, а порою смотришь на него и видишь совершенно трезвого человека и взгляд становится цепким, острым. Ничего Мо, я тоже соображать по пьяни умею, не хуже вашего.

- Нет, - отвечаю категоричное и Мо меня понимает.

- Тогда еще по маленькой.

Валицкая в борделе возникла совершенно неожиданно. Настолько, что я списал ее появление на очередную галлюцинацию. Улыбнулся соблазнительной фигуре в ярко-красном пальто и продолжил кружить по танцполу: как раз начинался любимый кусок композиции с плачущей скрипкой.

Закрываю глаза и вижу проносящуюся землю под ногами. Широко распахнутые руки ловят потоки ветра подобно крыльям, чувствую запах свободы и аромат знакомых духов. Горьковатые нотки парфюма моментально разрушают иллюзию полета и вот я уже стою в одних трусах перед Валицкой.

Тонкие аристократические черты лица, отливающая серебром кожа в свете аквариумов – госпожа психолог прекрасна, впрочем, как и всегда. Глаза скрыты густой тенью, но и без того знаю – играют в омуте озорные бесенята.

- Чего молчите, давайте отчитывайте, Анастасия Львовна - первым не выдерживаю затянувшейся паузы.

- Штаны надень.

Это от бархатистого тембра голоса мурашки забегали по коже или просто подмерз? Оно и понятно, госпожа психолог принесла с собой частичку промозглой сырости, царившей на улице. Вижу мелкие капельки дождя на ворсинках элегантного пальто.

- Курсант, с дамами лучше не спорить, - бормочет пьяненький Мо из глубины зала.

И это тот самый человек, который пару рюмок назад утверждал, что все бабы продажны по сути своей и с ними надо пожестче. «Куда делась твоя твердость, Мо?» - хочется мне воскликнуть, но вместо этого иду искать одежду.

Вот она, валяется прямо под креслом. Пока натягиваю впопыхах изрядно помятый костюм, Мозес проявляет внезапную учтивость:

- Не присядете ли за наш стол, уважаемая Анастасия Львовна, так сказать, отведать, чем богаты. Откушать рюмочку другую горячительных напитков, к примеру виски, а если возжелаете и вина принесут сию минуту.

- Спасибо, но нет.

- Отчего?

- От того, уважаемый детектив Магнус, что я не привыкла ужинать в подобного рода заведениях, еще и в присутствии полуголых мужчин.

- Так я оденусь.

- Оставьте для шлюх эти ваши неумелые попытки казаться галантным кавалером, - излишне резко произносит Валицкая, и от слов ее веет холодом. – Взрослый мужчина, выходец из благовоспитанной семьи, а ведете себя, как провинциальное быдло. Постыдились бы, какой пример показываете молодому поколению?

- Курсанту что ли? – Мо даже растерялся от ледяного потока слов. – Так это, стресс у парня, лечу его.

- Позвольте поинтересоваться, вы дипломированный специалист?

- Я человек опытный и…

Мозес пытается вернуть диалогу былую любезность, но Валицкая беспощадна:

- Повторяю вопрос, вы дипломированный специалист?

- Нет, - честно признается Мо.

- Тогда на каком основании делаются подобного рода заявления?

- Оп-опыт, - Мо аж икнул от неожиданности, столько напора было в словах собеседницы.

- Не будьте, смешным, Магнус. Хотя куда уже смешнее, - госпожа психолог скептическим взглядом оценила расплывшуюся фигуру на диване. Напарник было подобрался, вытер жирные руки о трусы и попытался втянуть объемный живот, но куда там: такое пузо само кого хочешь втянет. – Я понимаю ваши личные обстоятельства, но так опуститься? Вселенная, да посмотрите на себя в зеркало, вы просто омерзительны, Магнус. Еще пару лет такой жизни и с вами не одна шлюха рядом не ляжет. Да-да, детектив не кривитесь, и перестаньте елозить рукою в трусах, когда с дамой беседуете.

- Чешется, - виновато буркнул Мо, но ладонь наружу вытащил.

- Оно и не мудрено, с таким-то образом жизни. Еще не всех шлюх перетрахали в шести мирах?

Мо начал лепетать про вопиющую несправедливость, про тяжелые обстоятельства, но Валицкую мало интересовали невнятные оправдания пьяного борова. Да и внятные она вряд ли бы стала выслушивать: не затем явилась.

- Вы можете убивать себя любыми возможными способами, Магнус. Хоть пулю в висок пустите, никто плакать не будет, даже разлюбезные вашему сердцу шлюхи. Только не смейте втягивать в сомнительные приключения напарника. Слышите меня? Прекратите спаивать парня.

Бедолага Мо, угодил под каток госпожи Валицкой. Схватился пятерней за голову и начал теребить и без того редкую шевелюру.

- Никто не спаивал, я сам, - прихожу на помощь к напарнику.

- Рот закрыл, - слышу неожиданно злое от Валицкой, - с тобой буду разговаривать отдельно.

- Так прав парень, он сам, никто не заставлял, - растеряно бормочет Мо.

- Значит сам, - в сие мгновение госпожа психолог напоминала разгневанную повелительницу стихий. Нет, тучи не сгущались над ее головой, она не метала молний и не призывала огненный меч с небес, но складывалось полное ощущение: стоит неосторожному слову слететь с губ и мир перевернется. Разметает все вокруг и унесет в бездну, а нас с Мо порвет в клочья, потому и молчали на пару, не смея вставить слово. – Слушай внимательно и запоминай, детектив Магнус: еще раз повторится такое лечение и из офиса не выберешься, никогда. Будешь сидеть с категорией «Б минус» и бумажки перебирать до конца своей никчемной жизни, тем более что на ограниченный статус наработал давно. И никакое заступничество майора тебя больше не спасет.

Последовала непродолжительная пауза, в ходе которой грозная и одновременно прекрасная повелительница молний, повернулась в мою сторону.

- За мной! И рубашку вытащи из ширинки, танцор…

В теплом салоне такси меня совершенно развезло. Куда ехали, зачем – не знал, да и волновало больше другое: проклятые «вертолетики» начали кружить в голове, вызывая приступы тошноты. Поэтому, выбравшись наружу, первым делом вывернул желудок наизнанку. Рвало долго и упорно, выплескивая наружу все съеденное и выпитое на мокрую от дождя землю. Качало так, что оставалось удивляться, как не ткнулся мордой в склизкую кашицу под ногами. Удивляться и мысленно благодарить заботливые руки, удерживающие от падения. Они же протянули мне белоснежный платок, когда процедура извлечения остатков ужина подошла к концу. Вытер губы и ощутил приятный аромат духов, исходящий от ткани: знакомый, с горчинкой. Протянул платок обратно и услышал ехидное:

- Нет уж, оставь себе.

Попытался поблагодарить заботливую спутницу, но вместо привычного «спасибо» с губ сорвалось невнятное мычание.

- Пошли уже, кавалер, дама устала под дождем мокнуть.

Перед глазами знакомый фасад здания, а вон и хозяйка мотеля, вернее ее фигура виднеется за запотевшим стеклом столовой. Ох и разговоров будет, но то завтра, а сейчас скорее добраться до номера и спать.

Однако планам моим не суждено было сбыться. До номера таки добрался, но вот завалиться спать мне не дали, отправив в душ. Состояние было настолько хреновым, что толком и не вспомнил, как оказался под тугими струями воды. Сначала они били по макушке и спине, а потом хлестким ударом плети съездили прямо по физиономии, так что едва не захлебнулся. Рядом послышался издевательский женский смех.

И тут до пропитанного мозгом алкоголя дошло, что в душевой не один, стою совершенно голый перед женщиной. А она, зараза такая, смеется и поливает меня водой: то теплой и нежной, то холодной до жгучих иголок.

- К-как вам… как вам не стыдно, - спешно прикрываю причинное место ладонью.

- Ой, Воронов чего я там не видела, - до ушей долетает издевательский голос Валицкой. – Хотя, подстричься тебе не помешает, а то отрастил заросли, кукушонка в гнезде не видно.

- Это от… от холода кук… ку... кожет…

И снова звучит издевательских смех.

- От-твернитесь немедленно, - набравшись сил, заявляю грозно, точнее пытаюсь таковым казаться. В ответ прилетает очередной удар плетью тугой струи, и я морщусь, отплевываюсь, наглотавшись воды.

Стоять и в открытую потешаться над голым человеком, да что она себе позволяет?! Самая настоящая садистка, а не госпожа психолог. Пока готовлю очередную гневную тираду, напор стихает, а вскоре и вовсе прекращается. Чувствую мягкую ткань полотенца на плечах, заботливые руки, нежно вытирающие голову. И так вдруг тепло стало и хорошо, что на время забыл о злости. Настолько раскис, что позволил безропотно довести собственное тело до кровати, усадить и напоить густой кашицей. Странной, по консистенции и вкусу напоминающей муку вперемешку с толченым мелом.

- Через пять минут станет легче, - пообещал мне заботливый женский голос. – Ложись и отдыхай, завтра у тебя выходной.

Поднимаю глаза и вижу Валицкую, поправляющую воротник пальто. Хочется сказать ей привычное колкое, а лучше всего обидное, но вместо этого с губ слетает:

- С-спасибо.

Валицкая замирает на пороге.

- Вот уж не ожидала, Петр, ты оказывается способен на благодарность. Сегодняшний вечер того стоил, - она смотрит на часы и грустно объявляет, - всего лишь одного загубленного свидания.

- Я не хотел… Не надо было.

- Какая теперь разница, хотел ты или нет. Жду завтра в восемь вечера на сеансе терапии.

- Поздно, - сказал и сам не понял зачем.

- Уж извини, Петр, раньше не могу. У меня запись на неделю вперед, поэтому будем встречаться в свободное от работы время. И только попробуй мне не прийти, одним холодным душем не отделаешься, кукушонок.

Я четко понимал - это сон, и ничем иным кроме сна окружающий мир быть не может. Знакомая и одновременно забытая комната с клубящимся туманом за окном. На стене размеренно тикают часы, на столе слабым дымком тлеют благовония, а сидящая напротив девушка в реальном мире давно мертва. Она и здесь была не особо подвижной: тело откинуто на спинку кресла, рука безвольно свесилась вниз, но хуже всего взгляд остекленевших глаз. Она безотрывно смотрела на меня, не моргая… А с чего бы моргать покойнику - смешной ты, Петька. И тут же сам себе отвечаю: с того, что сплю, а во сне и не такое бывает.

Стоп! Хватит ерундой заниматься, пора просыпаться, пока труп не встал и не заговорил. Оно может и сон, но ощущения всамделишные: жуть до самых кишок пробирает. Тужусь, дергаюсь, шевелюсь – и ничего. Мало того, что развеять кошмар не удается, так еще и тело застыло, вплоть до мизинца. Схожие ощущения возникали перед появлением марионетки, но здесь все было иначе. Время продолжало идти своим чередом: часы тикали, туман за стеклом клубился, трава в чашечке тлела, только мертвая девушка напротив оставалась неподвижной. Сидела и смотрела, смотрела, смотрела…

Я бы рад отвернуться, опустить веки, чтобы не обмениваться взглядами с Эленой, Эльзой, Элиной… Бездна, как же её там звали? Лицо помню до мельчайших подробностей: крупную родинку на щеке, небольшой аккуратный носик, а имя забыл. Элаиза, Альбина, Алина – нет, последнее совсем из другой оперы, масштабной и не менее трагичной.

Ну что ты на меня так смотришь, девушка без имени? Неужели совесть моя решила взыграть? Как в дешевом бульварном чтиве, будете теперь являться в ночных кошмарах и напоминать о себе?! Кто следующий на очереди: парень у гаража, или парочка террористов убитых на лайнере. Нет, был еще один, которого перекинул через борт и который улетел в темную бездну: не фигуральную, самую настоящую.

Злюсь, снова дергаюсь – бесполезно, тело остается парализованным. И в комнате ничего не меняется: по-прежнему тикают часы, девушка смотрит безотрывно. Может я умер во сне и прямиком угодил в преисподнюю с крайне изощренным наказанием, где одно из двух: либо барышня во мне дырку просверлит, либо сойду с ума от скуки? Готов на марионетку с ее говяжьим языком, на полчище жутких тварей, алчущих терзать и убивать, лишь бы не сидеть часами на одном и том же месте, не чувствовать на себе касание мертвого взгляда. Я ведь действительно что-то такое ощущаю, словно грудь внутри сжимают крепкой хваткой и не отпускают. Длинные ногти погружаются в мягкую плоть, прорастают в мясо и кости, делая боль не выносимой. И вот уже хочется стонать, но рот-то открыть не могу. Ничего не могу сделать, даже корчится толком не получается. Капкан внутри сжимает все сильнее и сильнее, доходит до легких и мне уже не хватает кислорода, нечем дышать. «Ну вот и все, Петька», - мелькает запоздалая мысль в голове, - «так и умирают во сне».

Вскакиваю с кровати и начинаю судорожно хватать ртом свежий воздух, пропитанный дождем и хвоей. Вселенная, что творится?! Весь липкий от пота, спускаю ноги на холодный пол и двигаюсь в душевую.

Срочно принять водные процедуры, чтобы смыть с поверхности кожи ночной кошмар и наконец избавиться от мертвой хватки. Боль исчезла, но давящее ощущение никуда не делось, словно кто-то невидимый продолжал держать в длинных пальцах внутренности.

Включаю свет и становлюсь под тугие струи воды. В памяти всплывают постыдные эпизоды прошедшей пьянки: рвотные массы на газоне перед мотелем, издевательский тон Валицкой и кукушонок в гнезде. Просто стыдобище, а еще эти танцы в одних трусах в пустом борделе, похожим больше на океанариум или музей. Ранее не был в эксбиционизме замечен и тут такое «шикарное» выступление. Зачем штаны снял, Петр? Решил взять пример с Мо? Действительно, достойный образец для подражания. Тот давно всякий стыд потерял, еще удивительно, что не мочится прилюдно.

Ох и припомнит мне эту выходку госпожа психолог, нутром чую - припомнит. Остается надеяться, что у Валицкой хватит ума и профессиональной этики никому не рассказывать о случившемся, иначе позора не оберешься. Особенно достанется от своих в кавычках, от того же Леженца, которому позубоскалить, что воды в жаркий день напиться.

Усиленно тру пальцами в районе груди, где продолжает ощущаться давление капкана. Растираю кожу до горящего огнем красного пятна – все бессмысленно, до него так просто не доберешься, железную хватку не ослабишь. Лучше б голова болела, как после нормального похмелья.

Прислушиваюсь к собственному самочувствию - странное дело, организм не ощущал последствий вчерашней интоксикации. Из всех симптомов только неприятный привкус во рту и извечный «сушняк». Неужели дело в чудодейственной кашице, коей Валицкая попотчевала на прощанье?

Спускаюсь в столовую и сталкиваюсь нос к носу с радушной хозяйкой, что б ей доводчик на входную дверь три года не видать.

- Без комментариев, - заранее предупреждаю женщину, но куда там.

- Балбес, - заявляет она безапелляционно.

- Вот только хамить не надо, я вам деньги за другое плачу.

- А я и не хамлю, - нисколько не смущается женщина. – Кто мне вчера весь газон заблевал?

- Газон? – пытаюсь вспомнить место вчерашних событий. – Нет там никакого газона, дикая трава растет. И что вы мне сказки рассказываете, у вас его даже возле мотеля нет.

- Нет, - легко соглашается хозяйка, - а в номере, поди, бардак устроил. Сказано же было, баб не водить.

То води, то не води – нет, определенно есть люди, с которыми разговаривать бесполезно. Им не суть важна и не смысл сказанного, а сам процесс ворчания. До таких собеседников достучаться с помощью логики невозможно. Посмотрел я на женщину, что стояла, уперев руки в боки и махнул рукой.

- Что у вас сегодня на завтрак?

- Каша и яичница.

- А мясо?

- А мясо в лесу бегает.

Вот ведь, зараза!

До обеда страдал ничегонеделаньем: пил кофе на балконе, валялся на кровати, смотрел всякую муть по телевизору, а в обед заявился бывший сокурсник.

- О, ты как узнал, где я живу?

Луцик посмотрел на меня, как на умалишенного. Действительно, глупости говорю: чтобы Витор, да не узнал.

- Есть информация, - перешел он сразу к делу, а нос так и норовит залезть подмышку. Что он там вынюхивает, что пытается разглядеть в комнате?

- Какая информация?

- Та самая, за которую обещал заплатить.

Выхожу наружу, захлопываю дверь, а то парень весь из дергался и не поговорить толком. Свешиваюсь через перила - в доступной видимости никого, но я прекрасно знаю, сколь тонким слухом обладает хозяйка, поэтому предлагаю:

- Пошли прогуляемся.

- Может у тебя, - Витор кивает на дверь.

Да что ему там, медом намазано?

Отрицательно киваю головой, и парень грустно вздыхает:

- Тогда телефон захвати.

Интерес Луцика к мобильному средству связи был не случаен. В иномирье редко пользовались наличными, большинство операций осуществлялось виртуально, с помощью карточек или тех же телефонов. Поднеси такой к терминалу, кликни пару раз, и вуаля, банковская транзакция осуществлена – чудеса, одним словом. А если девайс идентифицирован, то и нужда в терминале отпадает: деньги переводились напрямую, на номер получателя.

Для иномирян вещь привычная, для меня же самая настоящая дикость. Когда игровую приставку покупал, весь издергался: а вдруг ошибусь, а вдруг больше заберут? С наличными, оно завсегда спокойнее было.

Мы прошлись вдоль зарослей кустарника по небольшой, хорошо утоптанной дорожки и оказались на краю леса.

- Светлана Кормухина, знаю где, с кем и когда, - Витор перешел к сути дела.

А я уже и забыл об этой просьбе, давно разговор состоялся. Помнится, пообещал тогда значительное вознаграждение за любую информацию о бывшей, о которой, как выяснилось, не знал ничего, даже настоящего имени.

- Она действительно Светлана Кормухина, - развеял сомнения Витор. - И я точно знаю, с кем она сегодня вечером будет встречаться, а главное – где.

- Место жительства?

Луцик покачивает узкой крысиной мордочкой.

- Род занятий?

И снова отрицательный жест.

- Семейный статус?

- Я знаю только о встрече, больше ничего. Информация интересует?

Эх, Света, Света. Может ты мне объяснишь, зачем я это делаю. Ведь разумом понимаю, что все кончено, а сердце просит поставить точку: жирную такую, чтобы запомнилось навсегда.

- Сколько?

- Как и обговаривалось ранее, пять тысяч золотом.

Эх и нихре… ничего ж себе! Сумма-то не маленькая, неужели ее называл? С моим-то месячным окладом в семьдесят две монеты так и вовсе заоблачная. Деньги, разумеется, есть и даже больше того – одна картина маэстро Дэрнулуа миллионы стоит, если верить критикам.

- Договорились.

«Зачем, Петька?! Мало тебе неприятностей»? – взвыл сиреной внутренний голос, но было уже поздно.

- В 18.00 кафе Бертолио, столик номер шестнадцать, спутник некто Майкл Д.

- Выложил всю информацию без предоплаты, а вдруг передумаю, деньги-то большие, - удивился я неожиданному поступку вечно осторожного Луцика.

- Если бы возникли малейшие сомнения в деловой репутации клиента, меня бы здесь не было. Я тебя знаю, Воронов, ты обязательно заплатишь.

Раньше думал, что у Воронова репутация насильника и коварного соблазнителя наивных аристократок, а теперь вон оно как получается. Деловая… Оно и понятно, «делов» наворотил в последнее время кучу.

Провожу пальцем по экрану, подтверждая перевод положенной суммы и, казалось бы, все на этом, можно прощаться, но Луцик не собирается уходить.

- Есть предложение, - деловито произносит он.

- По Альсон информации не даю.

- Нет-нет, дело касается нашего общего знакомого – Герберта Авосяна.

- А что с ним не так? – осторожно интересуюсь.

- Большие траты.

Пожимаю плечами, стараясь придать выражению лица как можно более равнодушный вид. Тут главное не переиграть: у Луцика чутье на тайны, что у грызунов на зерновые.

- Аристократы любят жить на широкую ногу, тебе ли этого не знать.

- Это очень большие траты, даже по меркам, аристократов. Его папа крайне недоволен, лишил сына всех источников дохода, и наложил фамильный запрет на предоставление кредитов. Даже ближайшие родственники не могут ссудить Гербу денег.

Папа… и снова папа.

- А почему ко мне обращаешься с этим вопросом?

- Потому что вас двоих недавно видели в оружейной лавке. Авосян оплатил покупку антикварного револьвера и помог с оформлением бумаг. И МакСтоун с вами был, вооруженный, в бронежилете.

- МакСтоун без ствола в туалет не ходит.

- Возможно, - соглашается Луцик, но я по внимательным глазам вижу: он что-то подозревает, нюхом крысиным чует тайну. Только секрет это не мой, да и Витор не тот человек, с которым стоит откровенничать.

- Извини, ничем помочь не могу.

- Если передумаешь, к твоим услугам, - следует галантный кивок.

Автоматически повторяю жест, только выходит у меня излишне коряво и неловко. Иномиряне с детства этикету обучаются, доводят каждое движение до автоматизма, а я что? Обычно кивал на уроках, застигнуты врасплох фразой: «Воронов, тебе все понятно?»

- Не забудь ссылку открыть, которую на почту скинул, - на прощанье произносит Луцик.

- Какую ссылку?

- Ссылку на доступ в электронную библиотеку. Полное собрание сочинений классиков за последние полвека. Фамилии не называю, они тебе все равно ничего не скажут.

- Спасибо, конечно, но зачем?

- Затем, что когда к тебе в гости нагрянет инспектор внутренних дел и поинтересуются, с какой такой целью перечислил гражданину Витору Луцику сумму в размере пяти тысяч золотом, было бы что ответить.

- И многим ты книги впарил?

- О, не поверишь, - Витор довольно улыбается. – Считаюсь одним из лучших агентов по продажам согласно сайту Уникьют. Мне даже лекции предлагали читать в обществах вспоможения на тему продвижения товаров на рынке.

- Сейчас книги, а если снова встретимся, чем сделку прикроешь?

- Не переживай, Воронов, за последний век люди столько романов написали, что хватит на десять встреч вперед. Издавались все кому не лень, начиная от скучающей домохозяйки и затурканного офисного работника, до вышедшей в тираж актрисы. А если этого будет недостаточно, предоставлю на выбор коллекцию фильмов, музыки и игр. Был бы спрос, товар всегда найдется.

Как поступают мудрые по жизни люди? Ответ на этот вопрос простой: они избегают сомнительные авантюры, будь то поездка в мертвый городишко, затерянный среди пустыни или встреча с бывшей. Последнее, оно может даже глупее будет.

«Не лезь, Петр», - твердил холодный разум, - «у Кормухиной своя жизнь, молодой человек по дорогим ресторанам водит». Но сердце не понимало, отказывалось понимать. Во время последней встречи девушка была холодной, чужой, но я-то чувствовал, что где-то глубоко внутри бьется родная жилка, а все внешнее – не больше, чем игра, глупая и детская, придуманная кем-то другим с неведомой целью. А еще она связалась с полным придурком, который распускал руки и орал прилюдно. Чтобы Светка могла позволить такое по отношению к себе - да ни в жизнь. Она бы пощечину отвесила или прописала коленом в пах, а здесь молчала, что покорная овечка.

Самая сумасшедшая и любимая девчонка, открывшая всю прелесть общения с противоположным полом: не одного лишь секса, но настоящих отношений. Она научила меня, абсолютно деревянного вчерашнего мальчишку, быть… быть… Хочется сказать мужчиной, но это было бы неправильно. Последнему учил отец, брат вколачивал, где силой, а где и словом, а еще дворовый коллектив. Светка же приоткрыла дверь во взрослую жизни, дала прочувствовать на собственной шкуре такие понятия как ответственность и обязанность, которые были не всегда приятными, но важными и необходимыми.

И вот ты уже идешь в непогоду через полгорода за лекарством для прихворнувшей девушки, вместо того чтобы резаться с соседом в приставку. Или бросаешь пацанов с пивом и сухариками, потому что у кого-то потекли трубы на кухне и срочно требуется помощь. Злился про себя, раздражался без меры, но все равно шел. А тут еще Гришаня подливал масло в огонь своим извечным: «пацанов на бабу променял». Скрипя зубами, поднимался по знакомым ступенькам, нажимал на звонок, а когда дверь открывала раскрасневшаяся, немного растерянная Светка с мокрой тряпкой в руках, негатив мигом испарялся. И плевать, что половину выходных, потратил на споры со слесарями и ворчливой соседкой снизу. Знал, что правильно, знал, что по-другому нельзя, и вечно колеблющаяся стрелка между хочу и надо занимала верную позицию.

А еще Светка учила меня жизни: по-своему, по-женски, давая понять, что прямолинейный пацанский подход к решению проблем не всегда полезен, а порою и вовсе вреден.

- Будь мудрее, Петр, - говорила она не раз, когда отвечал на хамство продавщицы или пытался доказать правоту учителю. – Не иди на поводу эмоций, включай голову. Всегда спрашивай себя: зачем мне это и чего этим добьюсь.

Один раз, когда сцепился с Верой Михайловной, математичкой пенсионного возраста, наступила каблуком на ногу, да так больно, зараза, что хромал потом на левую весь оставшийся день. А Витьке никто не наступил и тот разругался с вредной старушенцией в пух и прах. По итогам у меня никаких проблем с алгеброй, а у Витьки сплошной головняк и итоговый «тройбан» в аттестате. Между прочим, единственная тройка, которую ему так и не дали исправить.

Про таких как Кормухина принято говорить: боевая подруга - верное определение, по-другому не скажешь. Она бы и драться за меня полезла, возникни в том необходимость, и в горящую избу вошла без раздумий. На счет коня не скажу, потому как не водились они в нашем районе.

Помнится, когда помогали Гришане с переездом, меня слегка придавило шкафом: бывает такое, пацаны не рассчитали свои силы. И Кормухина первой кинулась на выручку, наплевав на маникюр и новенькое пальто, а Кристинка даже не дернулась, хотя её парень хрипел по соседству.

- Осторожно, он лакированный! - возмущенно орал Гришаня, но Светке было наплевать. Она едва ли не в одиночку сдвинула тяжелую мебель на перила, помогая выбраться наружу.

- Свет, ну че ты везде лезешь, перед пацанами позоришь? – предъявил я девушке в тот же вечер. На что услышал ставшее привычным:

- Дурак ты, Воронов.

Как есть дурак.

Что сталось бы с моей жизнью, будь мы вместе, одной вселенной известно. Но я точно знаю, чего бы не было. Не было бы места постоянным конфликтам с Ли, безумной попытке поджарить мозги и как следствие, появления марионетки. Я бы не целовался с Ольховской на парковке, не превратился в сплошную отбивную под градом ударов дружков МакСтоуна. Не связался бы с безумной Альсон и стервозной Валицкой, не полез в драку с Лешой-опездалом, и те пацаны у гаража были бы сейчас живы, как и молодая девчонка, заигравшаяся в провидицу. Я жил бы нормально, учился нормально, и глядишь, в напарники бы дали не воняющего, вечно пукающего свина, а хорошего детектива.

И точно знаю, она бы не позволила пойти в ресторан Бертолио этим вечером, никогда и ни при каких условиях.

- У вас заказан столик? – молодой официант на входе сама любезность.

- Нет, - отрицательно качаю головой.

- Желаете оформить заказ?

- Желаю, на одного человека.

- Таких столиков у нас нет, - лицо официанта выражает «искреннее» сожаление.

- Тогда на двух?

- Увы, но все места на две персоны забронированы. Знаете ли, наш ресторан пользуются большой популярностью у искушенной публики, - и снова искусственное выражение радушия.

Я не спрашиваю тебя, морда лакейская, о крутости заведения. И без того вижу, что дорого-богато: одна развесистая люстра из хрусталя по центру зала чего стоит.

- Три персоны, - иду на повышение.

- Ближайший столик на три персоны освободиться через полтора часа. Будете ждать?

- А есть свободные прямо сейчас?

- Да, разумеется, столик на восемь персон.

- Беру.

Любезный официант изображает неловкую улыбку:

- Видите ли в чем дело, уважаемый, это место находится на веранде с прекрасны обзором на…

- Меня не интересуют открывающиеся виды, уважаемый. Сколько?

- Пять сотен, - произносит официант, и словно извиняясь за мою бедность, добавляет, - золотом.

М-да, это что ж за ресторанчик такой: еще не поел, а полтысячи как с куста. Сколько же у них здесь средний ужин стоит?

Провожу картой по терминалу, подтверждая оплату.

- Столик за номером двадцать три в вашем полном распоряжении до десяти вечера, - фальшивая улыбка официанта становится еще шире. – Желаете сделать заказ? У нас сегодня фирменное блюдо – мраморная телятина в кисло-сладком соусе.

Да пошел-ка ты в дали далекие, любезный, с такими-то ценами. Впрочем…

- Принесите бутылку хорошего белого вина на ваш выбор.

- Как пожелаете.

Ох чувствую и влетит мне эта покупка в очередные полтысячи. Ну и не жалко, беру в качестве подарка, только пока сам не понял какого: примирительного или прощального.

Нога ступает на лакированный паркет, глаза слепит от количества света, отраженного множеством зеркальных поверхностей. Где же здесь столик за номером шестнадцать? Где?

Аккуратно протискиваюсь между полным господином и официантом с подносом в руках. До ушей долетают звуки приятной мелодии – в углу зала на импровизированной сцене играет живой оркестр. Ну надо же, здесь и свой танцпол имеется, прямо как в борделе.

- Простите, - подвыпивший парень лет двадцати, только что выбравшийся из-за стола, наступает на ногу. – Извините, - разводит руки в стороны и едва не выбивает поднос из рук очередного официанта, что шныряют по залу словно муравьи: столь же юркие и многочисленные, выделяющиеся черной униформой на фоне белоснежных с позолотой стен.

Придерживаю подвыпившего посетителя, спасая тем самым от дальнейшего кувыркания по паркету, желаю хорошего дня. Сам же продолжаю всматриваться в незнакомые лица. Где же ты, Кормухина, где номер шестнадцать?

Никакого предварительного плана действий в голове не имелось, разве что изобразить случайную встречу и попытаться завязать разговор. Такое себе решение, учитывая последнее свидание, но за неимением лучшего сойдет и плохенький вариант. Главное, чтобы Светка с ходу не послала, с нее станется.

- Вам помочь? - рядом возникает официант с натянутой улыбкой.

- Скажите, любезный, где здесь столик за номером шестнадцать?

- Позвольте, я вас провожу.

- Не стоит, просто укажите направление.

- Меж двух колонн, рядом с прекрасным садом из гортензии, ириса и герани.

Прекрасный сад… Это он про те высокие тумбы, заросшие цветами?

Благодарю отзывчивого официанта, и тот мигом теряет ко мне всякий интерес, подобострастно склонившись перед соседним столиком.

- А вот и неправда ваша, Матвей Иванович, - раздается рядом рык, настолько неожиданный, что рука автоматически тянется к отсутствующей кобуре на поясе. – И все то вы придумали, отродясь завод на Сантинии не выпускал Гидроны, разве что маломерные Малмуты.

И тут же настойчивый, не по-мужски тонкий голосок принимается спорить:

- Позвольте, Николай Игнатьевич, позвольте, а как же быть с партией шестнадцатиядерных платформ, выпущенных в позапрошлом году?

Кажется, речь шла о космических кораблях, про которые много слышал, но которые не довелось увидеть в живую. В другой раз непременно бы заинтересовался историей о Гидронах, бороздящих просторы Вселенной, но сегодня у меня была другая цель, укрытая от взгляда лепестками фиалкового цвета. Уж не знаю, гортензии ли это или что другое, но цвело буйно, закрывая обзор сразу на несколько столов.

Прибавляю шаг, обхожу тумбу с растениями и встречаюсь взглядом с… Майклом. Ну, конечно, с кем еще Кормухина могла пойти на свидание в элитный ресторан - только с этим хлыщом.

В прошлую нашу встречу на чернявом красавчике была кожаная безрукавка с кучей заклепок и застежек. Сейчас же её место занял модный пиджачок с закатанными рукавами. Ткань отливала серебром, а кое-где поблескивала золотом. На плечах самые настоящие эполеты с бахромой и алмазными камешками внутри. Может и не алмазы, в драгоценных камнях особо не разбираюсь, но вряд ли напомаженный хлыщ наденет костюм с дешевой бижутерией. А губы то губы – сочно красные, как задницы павианов. Он еще и глаза блеском подвел, и кожу обильно затонировал в смуглый цвет, что особенно сильно контрастировало с белой шеей, выглядывающей из-за ворота рубашки.

Светлана, напротив, смотрелась весьма скромно на фоне яркого самца: элегантное вечернее платье, подчеркивающее достоинства фигуры. Макияж едва заметен, но Кормухиной большего и не надо, любая раскраска блекла по сравнению с естественной красотой. На груди массивное ожерелье с тяжелыми камнями – подарок ухажера. Не сомневаюсь в этом, потому как оно единственное не гармонировало с общим утонченным образом, и подошло бы скорее дородной тётке, чем хрупкой девушке.

- О, твоя бывшая мартышка пожаловала, - злая гримаса искажает лицо красавчика.

Видит Вселенная, хотел поздороваться и пройти мимо, но увидев эту паскуду… Не знаю, что произошло, словно тяжелый занавес упал перед глазами. Успел лишь почувствовать невидимые пальцы, болезненно сдавившие грудь.

Очнулся сидящим за столиком, внимательно разглядывающим побледневшего Майкла: парня не спасал даже обильный макияж.

- Петр, не надо, - слышу спокойный голос Светланы.

- Не надо чего?

- Ничего не надо. Верни стул на место и возвращайся, откуда пришел.

Стул… стул… действительно, откуда взялся стул? Кажется, выхватил его из-за пустого соседнего столика.

Поток бессвязных мыслей заполнил голову и тогда возникшей паузой решил воспользоваться красавчик:

- Кому сказано, вали отсюда, тупая мартышка.

- Майкл, не стоит…

- А ты заткнись, - неожиданно рявкнул он, – из-за тебя проблемы. Нацепляла где-то швали подзаборной, а мне соскребывать.

- Тебя с девушками общаться не учили? – говорю, а сам на парня не смотрю, рыская взглядом по столу. Приняв это за явный признак слабости, Майкл вдруг почувствовал прилив смелости.

- Ты кто такой, чтобы учить? А? Думаешь, получил детектива и все можно? Я тут навел кое-какие справки и много интересного выяснилось: про пьянства и дебоши, про изнасилование Ольховской. Представляешь, этой полоумной макаке хватило мозгов залезть в трусики к самой Алине Ольховской. Его так отметелил, что едва не сдох в грязном привокзальном туалете. А про историю с Альсон слы…

Я наконец нашел, что искал, и Майкл мигом заткнулся.

- Ты говори, говори, очень хочется услышать продолжение истории, - подбодрил я собеседника.

- Петр, это уже не смешно, положи нож, - голос Светланы заметно дрогнул.

- А что, до этого было смешно? - выдавливаю улыбку и тут же уголки рта опускаются обратно.

- Петр, это не ты, на тебя не похоже.

- Не похоже? Не похоже… Да, наверное не похоже. Мы все играем свои роли, кто по велению сердца, кто по указанию Организации. Тебе ли этого не знать, дорогая?

Светлана терпеть не могла такого обращения. Все эти милая, любимая, дорогая вызывали у девушки стойкое раздражение, да и у меня, признаться, тоже.

- Дорогая, дешевая – я тебе что, вещь? - заявляла она всякий раз, когда хотел позлить ее.

Но сейчас девушка молчит, зато красавчик слева дернулся - пришлось лишний раз качнуть ножиком в пальцах, во избежание. Права Светлана, тысячу раз права – не я это. Тот старый Воронов никогда бы не приставил револьвер к виску и не стал бы танцевать в борделе в одних трусах. Я что, действительно готов пустить в ход эту десертную пилочку, названную ножом по одному лишь нелепому недоразумению?

Вижу, как глаза красавчика начинают метаться из стороны в сторону, поэтому заранее предупреждаю:

- Позовешь на помощь, убью.

И красавчик как-то сразу сникает: то ли грозные слова подействовали, то ли ножик в руке.

- Чего добиваешься, Петр? – в голосе Светланы отсутствуют всяческие интонации. Её тон не просто холоден, он буквально покрыт толстым слоем инея.

Чего добиваюсь? Уже и сам не знаю. Внутри каждый нерв натянут – требует действия, иначе неминуемо взорвусь от напряжения. Вот и действую в меру своего разумения, будто слон в посудной лавке.

- Я тебя не люблю и никогда не любила, ты это хотел услышать? Такова моя работа. Хочешь обвинить кого-нибудь, обвини Организацию, обвини меня, но Майкла не трогай он здесь не причем. Я играла тобой, не он.

Бездна, она что, всерьез думает, что я его порежу? Она защищает его, пытаясь переключить весь негатив на себя. Да она больший мужик, чем этот писанный красавчик напротив, который даст дёру при малейшей возможности, бросив любимую наедине с обезумившим бывшим. Только любимую ли?

Вспоминаю как он швырнул ее в кафе, прямо на столик и Светка тогда хорошенько приложилась ребрами. Пальцы до белых костяшек сжимаются на тонкой рукояти ножа. Он бьет ее, точно бьет, а Светка все прощает. Смотрю на руки девушки, пытаясь разглядеть следы синяков, но вместо этого обнаруживаю колечко на указательном. В иномирье существуют свои традиции бракосочетания, иногда этот тонкий браслет на запястье, но чаще кольца из платины или белого золота.

Светлана чувствует мой взгляд и поднимает ладонь, демонстрируя украшение:

- Да, Петр, я вышла замуж.

Вот и все…

- Опять продул, вишь нюни распустил, - смеялся Мишка, когда я, набрав половину колоды, в очередной раз оказался в дураках. – Иди поплачься мамке на кухню, слабак.

В детстве совершенно не умел проигрывать. Психовал, плакал, и бегал к матери жаловаться на обстоятельства и плохого брата. И мамка жалела меня, гладила по вихрастой макушке и отчитывала обидчика:

- Разве так можно с младшим, он же еще маленький. Мог бы поддаться пару раз.

- Жизнь поддаваться не будет. Он пацан, а пацан должен уметь держать удар, - отвечал Мишка и показывал сбитый кулак, коим мне прилетало неизменно.

- Мам, он снова угрожает, - хныкал я и знал, что за это точно поколотят.

А мать лишь металась по кухне, одновременно успокаивая меня и плачущую в детском креслице Катюху, ругая Мишку, и заодно пытаясь уследить за убегающей кашей на плите.

- Отец, поговори с сыновьями, - не выдерживала она.

Отец на голос реагировал слабо. Он полностью погрузился в послетрудовую нирвану, бессмысленно созерцая картинку по телевизору. Лопнувшие трубы на объекте, и как следствие - усиленная ночная, с которой возвращался не человек, а пустая оболочка, пахнущая металлом и сваркой.

Обычно он никак не реагировал на наши споры или отделывался парой незначительных фраз, но однажды сказал:

- Запомни, Петруха, достойно проигрывать нужно уметь. Оно, конечно, малоприятно, но порою науки в этом куда больше, чем в победе. И наука эта в будущем сослужит тебе хорошую службу.

- Но я хочу выигрывать сейчас, - даже топнул ногой в нетерпении. Какие же взрослые глупые, не понимают очевидных вещей.

- Все хотят, сын, поэтому учись достойно принимать поражения. А когда научишься, поймешь, что может это и есть одна из главных побед в жизни.

Десертный ножик со звяканье падает на поверхность стола. Тяжело поднимаюсь со стула и чувствую, как невидимые пальцы сдавливают грудь, причиняя невыносимую боль и затрудняя дыхание. Бездна, что за напасть-то такая, мало было огненной иглы в колене? Кажется, даже покачнулся, но вовремя ухватился за край стола. Нашел взглядом пузатую бутылку, взялся за длинное горлышко. Надпись на этикетке читать не стал – спиртное, и этого вполне достаточно. Наполняю один из пустых фужеров жидкостью густого медового цвета и в ноздри ударяет крепкий фруктовый аромат: виски или коньяк. Нет желания размышлять по данному поводу, поэтому одним махом выпиваю горячительное, обжигая гортань и пищевод.

Выдыхаю… Прикрыв глаза замираю на несколько секунд. Ощущаю, как тепло разливается по кровеносным сосудам, как отпускают сердце длинные когтистые пальцы невидимой руки и становится легче дышать.

- За молодых, - произношу запоздалый тост и двигаюсь по направлению к выходу: больше мне здесь делать нечего.

Вокруг огни, веселые голоса и улыбающиеся лица, звон бокалов и звуки живой музыки. Музыка… танцпол… ноги сами, повинуясь неукротимому внутреннему желанию, изменили направление.

- А я вам говорю, Матвей Иванович, сроду на заводах Сантинии не производили «шешнажки». Двенадцатые с усиленной фазой выпускались, спорить не буду.

- Вот! Вот! А я вам о чем толкую, уважаемый Николай Игнатьевич. Именно, что усиленные, показывающие на испытательных стендах тягу с коэффициентом один и четыре.

- Но позвольте, это не одно и тоже.

- А вот и не позволю, - вмешивается в затянувшийся спор женский голос. – Мы сегодня собрались скучные железяки обсуждать или поднять бокалы за здоровье нашей юной именинницы.

- Бокалы - это мы завсегда, - оживился то ли Матвей Иванович, то ли Николай Игнатьевич.

- Ах, но что вы, я не столь юна, - послышался кокетливый голосок пожилой прелестницы. И все тут же стали утверждать, что непременно юна и молода и сто очков форы вперед даст любой пигалице.

Дальше не слушал, потому как ноги вынесли на танцевальную площадку и надо сказать, вовремя: оркестр только что закончил играть. Глазам предстал солидный инструментальный набор: тут тебе и две скрипки, и трубы имеются, и даже кларнет с барабаном. Человек пятнадцать расселись полукругом, а перед ними гоголем расхаживал мужчина в черном сюртуке с длинными фалдами. Судя по замашкам, дирижер или концертный руководитель. К нему и подошел с вопросом:

- Уважаемый, сколько стоит сыграть траурный марш.

Уважаемый оценил меня внимательным взглядом с макушки до пят, поморщился и высокопарно произнес:

- У нас заранее установленная концертная программа.

- Сколько.

- Мы не какой-то там трактирный балаган, мы серьезная симфоническая группа.

- Пятьсот золотом.

- Нас принимали лучшие холлы Шестимирья…

- Тысяча.

- Ландауэр и Мартимье Ля Гряссон…

- Три тысячи.

- Зал имени Жатницкого и оркестровая яма в Платиновом дворце имени государя…

- Пять.

Внизу в стремительном беге проносились луга и поля: желтые полоски, зеленые, цвета свежевспаханной земли и огненно-рыжие, как сама бездна, а может усы Роя Лановски. Мелькала серебристая поверхность озер, изгибались змейками реки, петляли бесконечные ленты дорог, а над всем этим парил я, задрав голову и широко расправив руки. Ловя ладонями тоскливые потоки музыки летел навстречу закатному солнцу, что окрасил большую часть неба в багровые тона. И даже зефирные облака, некогда белоснежного цвета, пунцовели теперь ярко алыми пятнами на фоне темнеющего горизонта.

Я был там, я чувствовал запах свободы. Свободы от вечной боли, тоски и сплошных неудач. Парил в бездонной вышине, чувствуя, как отпускает когтистая хватка в груди и хочется плакать от внезапно наступившего облегчения. Я кружил в небе и одновременно по суетливой земле, в замысловатом, ни на что не похожем танце, заставляя умолкнуть вечно гомонящий зал ресторана. Некоторые зрители повставали со своих мест, чтобы лучше разглядеть диковинное зрелище: кто-то возмущался и покачивал головой, а кто-то улыбался и показывал пальцами одобрительные жесты. Один подвыпивший мужчина постарался повторить движения, вскочил было со стула, но тут же был усажен обратно заботливой спутницей.

Плевать, пускай смотрят, пускай смеются и тычут пальцами. Не для них танцую, для себя.

«Запомни курсант, в нашем деле необходимо уметь расслабляться», - говорил Мо и был чертовски прав. Не фильмы слезливые смотреть вечерами, не «игрунькаться» в приставку и не тянуть бесконечное пивко в конце рабочей недели. Все это несерьезно, все это полумеры, словно стирка грязного белья одними руками без порошка и мыла. В отдых нужно уходить с головой без остатка, широко расправив крылья, чтобы вся грязь выветрилась до мельчайшего пятнышка.

Скорее почувствовал, чем увидел странное движение в зале. Опустил голову, присмотрелся – точно, по проходам движется несколько крепких ребят. Рядом с одним из них вижу красавчика, чьи эполеты сияют ярче люстры в зале. Ах ты ж гнида позорная, не выдержал, побежал жаловаться.

Останавливаю свой безумный танец, но мелодия продолжает звучать – музыканты честно отрабатывают ранее оплаченную сумму. Играйте ребята, играйте… Получается, я еще не все дела закончил в этом ресторане. Мне бы только добраться до той наглой ухмыляющейся рожи, что направила охранников в мою сторону. Что красавчик, думаешь отсидеться за крепкими спинами? Не выйдет, не рассчитывай.

По проходам до тебя не добраться: широкоплечие ребята грамотно расположились, перекрыв пути отступления. Да они на меня целую облаву устроили, как на особо опасного и буйно помешанного. Что им там про меня Майкл наговорил? Вооружен ножом и пистолетами, владеет тайнами боевых искусств?

По левому проходу идут двое, по центральному – три, по крайнему правому – один, вдалеке вижу еще парочку, спешащую на помощь. Кольцо с каждой секундой сжимается все больше, вынуждая отступать в глубь танцпола, прижимаясь к оркестру спиной.

Да хрен вам! Когда орел чувствует опасность, он взмывает в высь. Разумеется, взлететь я не смог, а вот запрыгнуть на ближайший стол – пожалуйста. Послышалось звяканье приборов, возмущенные крики – посетители повскакивали с мест. Я не был грациозным в своих движения, опрокинув бокал красного на зазевавшегося мужчину. И шагом, быстром шагом по направлению к цели с алмазными эполетами.

Стол длинный и широкий, что взлетная площадка, уставленный всяческими яствами и напитками. Тарелки и бутылки особо не мешали – нога всегда находилось свободное место, а где не находила, опрокидывала блюда на пол или скатерть.

Мускулистая рука мелькнула в воздухе, пытаясь поймать меня за лодыжку. Да хрен тебе, здоровенный парень, я может и выпил горячительного, но трезвый абсолютно. А с координацией у меня всегда был полный порядок, это еще Камерон отмечал, когда по полосе препятствий гонял в хвост и в гриву.

Мелькает дубинка в воздухе – делаю легкий прыжок и едва не приземляюсь на пятую точку: ступня едет вместе со скатертью. Балансируя на грани, прыгаю в освободившийся проход и вперед к остолбеневшему красавчику с открытым ртом. Беги придурок, беги, неужели не понял: по твою душу иду.

Уже сжимаю кулак, предчувствуя сладострастный удар, когда на пути возникает очередная гора мышц. Гора самая настоящая – не обойдешь, не объедешь, разве что проскользнуть удастся. На скорости опускаюсь на гладкий паркет и словно по льду "улетаю" под соседний стол. Перед глазами мелькают ботинки, туфли на шпильке, ножки, некоторые даже очень ничего. И оглушающий визг в ушах. Гости вскакивают с мест, роняя на пол столовые приборы, разливая содержимое бокалов и рюмок.

Эх, чутка не доехал до края стола, не хватило скорости, но оно и к лучшему. Скатерть задралась и на том конце показалась вопрошающая физиономия охранника: «ты где»?

«А нигде, дяденька». Перекатом ухожу в бок, отталкиваю попавшийся под руки стул и вскакиваю на ноги. Моментально оказываюсь в центре густой толпы, кто-то с воплем шарахается в сторону, кто-то, наоборот, с любопытством разглядывает. Вижу, как ко мне пытается добраться ближайший громила, интеллигентно распихивая гостей. Что ребятки, запрещают инструкции ресторана грубо работать с посетителями? А мне вот нет, но у меня на пути и преграды особой нет, разве что статная дама, устало обмахивающаяся веером, словно творящийся кругом переполох ее вовсе не касался, а она так, на вечерний променад вышла.

- Позвольте, - проявляю внезапно возникшую учтивость.

- Позволяю, - благосклонно сообщает дама, и делает шаг в сторону – путь открыт.

Между мною и красавчиком расстояние шагов пять. Деваться ему некуда: позади решетчатая стенка, обильно увитая плющом. Из защитников разве что растерянная пожилая пара, явно не понимающая, к чему весь этот шум, и Кормухина. Боевая Кормухина, готовая за парня своего ринуться в любую драку.

Здесь же даже и драться не надо, достаточно совершить единственный шаг навстречу, преграждая путь. И я дальше не пойду, не смогу оттолкнуть девушку или как-то иначе применить силу.

Я это знаю, она это знает, но отчего-то медлит, не торопиться защитить драгоценного в прямом смысле супруга: вон как алмазы в эполетах сверкают. Ловлю на себе ее грустный взгляд и словно наждаком по сердцу.

Меня жалеть не надо. Я может в жалости вашей, мадам, совсем не нуждаюсь, мне бы только врезать разочек по красивой физиономии вашего супруга, несколько подправив гармоничный образ, сотворенный матушкой природой или скальпелем пластического хирурга.

Красавчик что-то такое предчувствует, и в нем, пускай и с большим опозданием, срабатывает инстинкт самосохранения. Он бросается на пол, на карачках ползет под ближайший стол. Уйдет ведь, гаденыш! Уйдет, когда я так близок к цели.

Пытаюсь сорваться с места, но именно что пытаюсь. Крепкие пальцы охранника хватают за плечо – все, Петруха, добегался. В отчаянной попытке размахиваюсь ногой и таки достаю до пятой точки. Пускай и не таким смачным пинок получился, как рассчитывал, но достал. Влепил ногой по тощей заднице и звуки испуганного повизгивания были тому лучшим доказательством. Что за благостная музыка для ушей, да простят меня музыканты, играющие траурный марш. Они честно стараются, отрабатывая положенную сумму, но им ох как сложно выдержать соперничество с сольными завываниями красавчика.

Слушал бы его и дальше, но паразит быстро заткнулся, а две крепких пары рук скрутили и потащили в сторону выхода.

- Если конфликт дошел до драки, значит ты уже проиграл, - внушал отец каждый раз, завидев ссадины и синяки на моем лице.

Прав ты батя, сто раз прав – проиграл я, в который раз. И видит Вселенная, до чего же устал от этого.

- Куда? – слышу грубый голос над головой.

- В подсобку его, патруль уже вызвали. Этот танцор из седьмого отдела, пускай сами с ним разбираются.

И снова меня волокут, а ноги безвольно скользят по гладкому паркету. В зале нарастает гул голосов: особо впечатлительные дамы охают и ахают от пережитого стресса, кто-то на повышенных тонах требует вызвать распорядителя, слышен смех и звон бокалов – часть гостей уже расселась по столам, забыв о недавнем происшествии.

- А я вам скажу, чушь все это, Николай Игнатьич! Сроду дробовики Вельсгаузена не выпускали с подствольниками. Это вы, любезной мой, фантастических журналов начитались, - доносится до ушей знакомый голос. Не иначе, спорщики переключились с двигателей на оружие.

Поднимаю голову и вижу в поле зрения официанта, ранее принявшего заказ. Растерянный парень стоит с подносом и явно не знает, что делать. А на самом подносе возвышается одинокая бутыль, накрытая белоснежным полотенцем. Сколько в ней, литра полтора, два? Погорячился я, когда употребил фразу: «на ваш выбор». Не удивлюсь, если парень выбрал самое дорогое белое из имеющегося в запасниках.

- Бутылочку с собой заверните, - сообщаю официанту и опускаю голову, отдавшись на волю судьбе. Перед глазами мелькают плитки лакированного паркета, в ушах звучит величественный траурный марш.

В восемь вечера… кабинет психолога… быть обязательно. Валицкая точно три шкуры спустит.