Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных

ГЛАВА IX Слово о мертвых и живых

Изложенные нами материалы воссоздают картину обращения гитлеровцев с военнопленными во время второй мировой войны. Картина эта общая и неполная. Но тем не менее она позволяет нам составить представление о масштабах ужасного и беспрецедентного преступления, хладнокровно, изуверски совершенного германским фашизмом в отношении военнопленных [1099]. В качестве «объекта № 1» своих людоедских устремлений гитлеровцы избрали советских военнопленных. Только судьбу итальянских военнопленных — с точки зрения обращения с ними — в какой-то степени можно сравнить с судьбой советских военнопленных. Судьба военнопленных другой национальной и государственной принадлежности складывалась по-разному: если даже она во многих случаях и была тяжкой, а порой и жестокой, то все же никакого сравнения с судьбой советских военнопленных она не выдерживает. Хотя в отношении несоветских военнопленных нормы международного права также неоднократно нарушались гитлеровцами, но в результате таких нарушений не происходило необратимых последствий: не имело место массовое истребление при помощи внезапных или «естественных» средств. Лишь к концу войны наметилась тенденция обращаться с западными военнопленными так же, как с советскими военнопленными. Перелом в ходе войны в пользу антигитлеровской коалиции и последовавшая за этим победа спасли несоветских военнопленных от страшной участи советских военнопленных.

Советский солдат стоит на первом месте как с точки зрения своего боевого вклада в успех войны против гитлеровских захватчиков, так и с точки зрения масштабов и жестокости совершенных в отношении него гитлеровцами преступлений. Нам думается, что между двумя этими моментами существует определенная причинная связь. Германский фашизм истреблял советских военнопленных хладнокровно, планомерно и систематически. И не только потому, что советский человек был «идеологическим противником» нацизма, как это вдалбливал своим генералам Гитлер, но прежде всего потому, что он был таким противником, которого Гитлер больше всего боялся как солдата, могущего перечеркнуть— и действительно перечеркнувшего! — все зловещие планы третьего рейха в его стремлении к мировому господству.

О масштабах гитлеровских преступлений против советских военнопленных говорят сотни тысяч жертв. Полные данные, которые позволили бы нам точно определить число истребленных советских военнопленных, отсутствуют. Однако мы еще раз со всей категоричностью подчеркиваем, что те сотни тысяч советских военнопленных, которые значатся в официальных гитлеровских данных как «умершие», мы не считаем умершими. Все это были люди, истребленные при помощи таких «естественных» средств, как голод, холод, антисанитарные условия и эпидемии! Эти данные заставляют нас задуматься и исследовать, а что же скрывается за этими сотнями тысяч неизвестных нам по имени человеческих существ? Кем они были, что они чувствовали, когда уже не могли сражаться и побеждать, но зато с достоинством умирали в страшных застенках врага, именуемых «лагерями для военнопленных» вермахта, либо от пуль эйнзатцкоманд в результате «особого обращения» или же в лагерях смерти от рук эсэсовских палачей? Каков был облик и судьба тех, кому удалось вырваться из лап смерти?

Современное состояние исследований в этой области позволяет нам дать только частичный ответ.

Прежде всего — какие возрастные категории представляли эти мученики?

Из сохранившейся именной картотеки советских военнопленных, истребленных в Освенциме (она содержит 7641 фамилию), вырисовывается следующая картина [1100]:

Какова же была продолжительность «жизни» советских военнопленных, брошенных в лагеря уничтожения, если их направляли не на ликвидацию путем немедленного расстрела или удушения в газовой камере, а на «работу»? Единственные имеющиеся сведения относятся опять-таки к Освенциму:

[1101]

В приведенном подсчете, основанном на данных официальной лагерной картотеки, имеются значительные пробелы в виде отсутствия даты смерти значительного числа военнопленных. Однако такая же официальная «книга регистрации умерших» советских военнопленных в Освенциме значительно более точна: в нее занесено 8320 случаев смерти, имевших место в период с октября 1941 по январь 1942 года включительно. Число случаев смерти по отдельным месяцам выглядит следующим образом:

[1102]

Кривая смертности резко идет вверх со второй половины октября 1941 года [1103], достигая максимума в первой половине ноября 1941 года, после чего постепенно снижается к февралю 1942 года [1104].

Установить, что приведенные выше данные, относящиеся к одному лагерю смерти, идентичны и для других лагерей, — дело чрезвычайно трудное. Надо учитывать, что документы — лагерные книги, картотеки узников и т. п. — почти полностью уничтожены отступавшими гитлеровцами.

Из приведенных данных, имеющих лишь ориентировочную ценность, гипотетически — для всех лагерей смерти — вытекает, что наибольшее число советских военнопленных, замученных фашистами, имело возраст 20–36 лет [1105], что большинство их гибло в течение двух месяцев пребывания в лагере (чаще всего между 16-м и 30-м днем), а повышение смертности приходится на октябрь 1941 — январь 1942 года (с максимумом в ноябре). Процесс массового вымирания, судя по Освенциму, в основном заканчивается в феврале 1942 года, когда из многотысячных транспортов с пленными не осталось уже почти никого [1106].

Но о чем же все-таки думали, о чем мечтали, к чему стремились те, кому уже ничего иного не оставалось в жизни, кроме как только умереть?

Сохранились документы. Особые документы. Мысли, увековеченные не на бумаге: ее не было. Были голые стены крепости, стены казематов, фортов, бараков. Надписи вырезывались на этих стенах либо писались смолой и другими стойкими красящими веществами. Такие надписи не могли быть длинными. И они действительно были лаконичными, короткими: в нескольких словах в них выражались самые горячие стремления, последние чаяния тех, которые имели слишком мало надежды, чтобы уцелеть и живыми передать живым то, что больше всего волновало их. Увы, не все эти надписи сохранились до наших дней! Слишком красноречивым и сильным было содержавшееся в них обвинение, слишком очевидны были в них доказательства преступления. Но и те, что сохранились, говорят о безграничной любви к родине, о тоске по близким, о ненависти к потерявшим человеческий облик немецко-фашистским палачам, о глубокой вере в победу своих, которые придут сюда, как освободители и мстители…

25 июля 1944 года победоносная Советская Армия освободила крепость Демблин. И перед потрясенными взорами фронтовиков, уже видевших мрачные и кровавые картины войны, предстала бездна фашистской подлости. Это был «лагерь для военнопленных, фронтшталаг 307», в котором было зверски истреблено 80—100 тысяч их товарищей по оружию. Советские военные власти немедленно начали тщательное расследование этого людоедского преступления. В результате детального осмотра «великого демблинского кладбища», каким стала для советских военнопленных старая крепость Демблин (прежнее название: Иван-город), перед комиссией, созданной Советским командованием, в которой участвовали представители польской общественности, раскрылся еще одни аспект этой колоссальной человеческой трагедии:

«Осмотр одиночных камер и темных карцеров свидетельствует о том, что немцы могли погубить любого военнопленного, могли сделать его на всю жизнь уродом и калекой, могли заставить его есть траву и гниль, но они не могли погасить в русских людях любовь к родине и веру в победу Красной Армии.

Военнопленный Оплятов В. И. 12 марта 1944 года, выражая свою тоску по родине, писал:

Наперекор гитлеровским гангстерам верные сыны советской отчизны, заточенные в огромном каменном гробу, на стенах одиночек и темных карцеров писали слова пламенных призывов и веры в силу русского народа:

«Товарищи, объединяйтесь на борьбу!»

«Настанет тот час, когда эта цепь разорвется!»

«Да здравствует великий русский, непобедимый народ!» [1107]

16—21 октября 1947 года советская Чрезвычайная государственная комиссия и польская Государственная комиссия по расследованию немецких злодеяний провели на территории крепости Демблин совместное расследование по делу о массовом уничтожении советских военнопленных [1108], а равно «изучили обнаруженные вещественные доказательства, в том числе представленные свидетелями 73 немецких фотоснимка, а также надписи, сделанные заключенными на стенах в крепостных казематах».

Некоторые из этих фотоснимков воспроизведены в конце данной книги. Надписи, которые осмотрела советско-польская комиссия, были списаны, собраны и пронумерованы старшим лейтенантом Советской Армии Юрченко и включены в акты Центральной комиссии по расследованию преступлений нацистов на территории Польши — в папку документов о преступлениях, совершенных над советскими военнопленными во «фронтшталаге 307» в Демблине [1109]. Всего таких надписей было собрано 107. Приводим некоторые из них:

2. «Здесь была моя смерть. В этом здании я просидел 6 м-цев и последний дни моей смерти немец избевал меня и не токо меня а всех, кто был здесь сегодня миня видут на рострел мне есть ни давали уже 10 дней…»

3. «28.6. 6.7.44 г. Здесь были русские военнопленные из Борисова 8 дней и едем не знаем куда».

5. «Здесь сидел укр. Житомирской обл., Емельченского р-ну, село Подлуби, Дмитерко Федор Горасимович ористован в БССР, гестапом г. Могилева, 18 апреля 44 г., отправлен 10.7.44 г.»

11. «Мы граждане СССР угнанные немцами сюда, находимся в тяжелых условиях под открытым небом, вши едят, голодные, нас немецкие солдаты бьют на каждом шагу».

12. «Отступая под ударами Красной Армии изверги всяко стремятся скрыть свои злодеяния. Это помни каждый красноармеец не забывай отомстить за это и за нас. Это мы попавшие красноармейцы в плен немцам под Калугой в 1942 году».

13. «Никогда не забудем эти грабежи насильства пытки, голод и холод и палочную систему этих немецких питомцев отомстим и не простим немцам на век».

14. «Здесь под немецким гнетом погибли русские солдаты— красноармейцы, офицеры, девушки и малые дети».

33. «Товарищи! Не забывайте этой жизни».

40. «Исламов Фат попал в плен 10 Х-41 года на русской земле, город Вязма, здесь побыл 26 VI-43 г.»

49. «Украина родной край когда тебя увижу [дата и год неясны] В. Тимошенко».

57. «Оржаникидзавская край Кизлярская окр. Шельковская район ст. Грибинская Бактимиров Ибрагим О. попал в плен 1941 г. 10 октября. Стралья Хайсулин Исл 14 июля…»

62. «Здесь находился военноплен. Киевской области Макаровский р-н село Моти… Крамаренко».

87. «Красно-Четаевского р-на д. Черепанова Макаров Ал-др Игнатьевич 1922 г. р. в плену с 18 сентября 1941 г. записано 29 апр. 1943 г.»

103. «Узбекистан р. 1919 В. Ф. г. Самарканд улица Розы Люксембург № 24, Брониславцевой К. Р.

В. Ф. Прибыл 21 октября 1941 года в лагир военнопленным жив пока на сиводня а дальше что будит низнаю кто будут жив пишы по адресу матери. В. Ф. [подпись]».

104. «Здесь находился Соникин Роман К. г. Брянск, с 30 4.44 до 10.7.44 отправлен в Германию».

Из этих коротких, но достаточных для целой программы действий надписей, помещенных на стенах казематов «фронт-шталага 307», мы хотели бы остановиться на одной, значащейся под № 12. Это призыв, обращенный к товарищам — солдатам Советской Армии, которые потом придут сюда, на место казни мучеников. Немцы, гласит эта надпись, стараются скрыть следы своих преступлений. Так пусть об этом помнят товарищи, пусть отомстят за совершенные над ними преступления!

К сожалению, для сотен тысяч военнопленных и мирных граждан, оказавшихся под гитлеровской оккупацией, победа пришла слишком поздно. Военнопленные и «гражданские» заключенные погибли главным образом зимой 1941/42 года, когда Советская Армия, в одиночку сражавшаяся на главном театре военных действий второй мировой войны против превосходящих сил врага, вынуждена была защищать самое свое существование, и не только свое, но и всей Советской Родины. Однако эта помощь и освобождение пришли настолько быстро, что Советская Армия успела спасти сотни миллионов населения Европы, и не только Европы, от «тысячелетнего господства рейха». Правда, горек был вкус победы перед лицом руин и пепелищ, в особенности людоедского истребления своих беззащитных товарищей по оружию. И потому справедливый гнев продиктовал не менее справедливые слова:

Это был голос советского фронтовика, к которому присоединился в освобожденном Демблине (август 1944 года) и голос представителей польского народа. В августе 1945 года этот призыв фронтовиков, которые, осуществляя его, дошли до Берлина, поддержали правительства стран, объединившихся в антигитлеровской коалиции: «…Германский милитаризм и нацизм будут искоренены».

Затем пришел Нюрнберг.

После главного Нюрнбергского процесса состоялся еще ряд процессов. Незначительная часть убийц понесла заслуженное наказание, но большинство их ускользнуло от рук правосудия. Сейчас палачи и убийцы, благоденствуя, доживают свой век в Западной Германии. Больше того, во многих странах Запада им предоставлено… «политическое (!) убежище». Единственным важным и стабильным достижением, а вместе с тем и выполнением завета павших является уничтожение фашизма на всем огромном пространстве Восточной Европы.

А каков был удел тех советских военнопленных, которые не пали жертвами массового мора и не были убиты палачами из эйнзатцкоманд в 1941–1942 годах и позднее?

Они вели «жизнь» невольников, принуждаемых к труду в сельском хозяйстве, промышленности и горном деле. В оперативных районах их нередко заставляли — в зоне боевых действий и вблизи нее — выполнять задания, имеющие непосредственную связь с боевыми действиями: например, обезвреживание мин, погрузка и выгрузка боеприпасов (причем часто под огнем) и т. п. Делалось это гитлеровцами вопреки ясным и четким предписаниям международного права. Но самой тяжкой была судьба советских военнопленных, загнанных в гитлеровские лагеря уничтожения, но не умерщвленных немедленно (как это делали с «нежелательными»), а обреченных на медленную смерть в процессе изнурительной работы.

Как реагировали на все это советские военнопленные? Мирились ли они с таким положением вещей? Усиливали ли они своим трудом военный потенциал врага?

Ответ на эти вопросы может быть лишь один, и звучит он более чем категорично: НЕТ! В основной своей массе советские военнопленные вместе с военнопленными других государств — а из числа военнопленных других национальностей к работе принуждали только солдат — первыми и с первого же дня неволи поднялись на борьбу против немецко-фашистских захватчиков и против их попыток использовать советских военнопленных в борьбе против советского народа и советского государства. Военнопленные всех государств антигитлеровской коалиции вписали славную страницу в эту главу военной истории, однако надо со всей решительностью подчеркнуть, что советские военнопленные в этой борьбе стояли в первых рядах как по масштабам своей активности и боевитости, так и по использованию методов борьбы, совершенно не применявшихся или почти не применявшихся военнопленными других национальностей, — своим примером они увлекали других. Какие же это были методы? В случаях, когда здравый смысл и обстоятельства допускали это, — они отвечали на силу силой, на насилие — насилием, то есть вооруженными выступлениями!

Если мы говорим о борьбе военнопленных с теми, кто их пленил [1111], то одной из главных форм этой борьбы и непременным условием для всех других действий было освобождение из плена — бегство. Эта форма борьбы проистекала из извечного стремления человека, лишенного свободы, к тому, чтобы вновь обрести или добыть ее. У военнопленного, который попал в неволю, бегство, кроме того, вызывается глубоко человечными, благородными мотивами: любовью к родине, чувством солдатского долга, стремлением вновь включиться в продолжающиеся военные усилия своего народа. Словом, военнопленные бежали из плена затем, чтобы сражаться вновь. Тезис этот, как правило, подкрепляется опытом второй мировой войны. О масштабах этих побегов говорят некоторые цифры.

В 1941–1944 годах из гитлеровского плена бежало около 71 тысячи французских военнопленных [1112]. В это же время только на территориях, подконтрольных ОКВ, то есть на территории оккупированной фашистами Европы и всего третьего рейха, по официальным немецким данным, бежало из гитлеровской неволи 66 694 советских военнопленных [1113]. К сожалению, у нас нет точных официальных данных по оперативным районам на Востоке. Однако на основе общих немецких данных, охватывающих не только побеги, но и передачу военнопленных в руки СД и ВВС [1114], можно ориентировочно определить количество бежавших из плена (в оперативных районах) советских военнопленных примерно в 400 тысяч человек.

Таким образом, общее число бежавших из немецкого плена советских военнопленных в 1941–1944 годах составляет ориентировочно около 450 тысяч человек [1115].

Этот колоссальный масштаб бегства из плена находит свое закономерное подтверждение в некоторых общих данных, переданных Шпеером непосредственно Гитлеру в 1944 году. Имперский министр вооружений и боеприпасов Шпеер — военный преступник, осужденный в Нюрнберге, — определил число бежавших с мест работы военнопленных и иностранных рабочих, угнанных на принудительные работы в Германию, примерно в 30–40 тысяч человек ежемесячно, то есть почти полмиллиона в год! [1116]

В данных Шпеера, не выделяются отдельно бежавшие военнопленные. Но они свидетельствуют еще об одной истине: о громадном числе бежавших (наряду с военнопленными) иностранных рабочих, пригнанных в Германию на принудительные работы. Отметим, что за пальму первенства в бегстве с германской каторги тут соревнуются советские и польские гражданские рабочие.

В свете этих данных официальные немецкие цифры, касающиеся бегства советских военнопленных, в особенности с территорий, подконтрольных ОКВ, кажутся явно заниженными и, по-видимому, не учитывают массовых побегов, в которых принимало участие сразу несколько тысяч военнопленных, как, например, из лагеря в Сухожебрах (Польша) и т. д.

Советские военнопленные, рассеянные почти по всей оккупированной Европе, как правило, бежали на родину («на Восток»), Те из них, которые находились в оперативных районах, стремились пробиться на соединение со сражающейся Советской Армией и действительно пробивались через линию фронта. К сожалению, число этих солдат-героев статистически не учтено, можно только утверждать, что их были тысячи.

И еще один весьма важный факт: побеги советских военнопленных датируются первыми же днями войны и не прекращаются до самого ее конца. Тысячи советских людей бегут в одиночку, чаще же всего небольшими группами, но некоторые побеги отличаются большими масштабами. Полагаем, что наиболее крупный побег в истории второй мировой войны был совершен советскими военнопленными, которые были сконцентрированы для истребления и находились в тяжелейших условиях в лагере Сухожебры, вблизи железнодорожной станции Поднесьно, в 15 километрах от уездного города Седльце (Польша). Здесь в августе 1941 года тысячи пленных по сигналу бросились на заграждение из колючей проволоки, прорвали ее и вырвались на свободу. Большинство их было скошено пулеметными очередями, однако некоторое число сумело уйти.

Немецким же официальным источникам мы обязаны и сведениями о побеге 340 советских военнопленных, совершенном 15 августа 1941 года с одной из железнодорожных станций под Торунью сразу же по прибытии туда транспорта с пленными. На процессе по делу гитлеровского фельдмаршала Лееба и других мы узнали о массовом восстании советских военнопленных в Умани (на Украине), хотя подробности этого события пока что остаются неизвестными.

Трагическим и возвышенным поступком был вооруженный побег 600–800 советских офицеров — заключенных пресловутого «блока № 20» в лагере смерти Маутхаузен, совершенный в ночь на 3 февраля 1945 года.

Меньшие по масштабам коллективные и массовые побеги советских военнопленных насчитывают тысячи участников. Но и западные военнопленные совершили ряд серьезных и вызывающих уважение своей смелостью побегов из плена: а) польские военнопленные (47 офицеров и солдат) организовали трагически закончившийся побег из офлага VIВ в Дёсселе 19 сентября 1943 года; б) 112 варшавских повстанцев бежали 12 октября 1944 года с вокзала в Лодзи; в) французские военнопленные (97 офицеров) устроили дерзкий побег 20 сентября 1943 года из офлага XVIIА в Эдельбахе; г) 54 французских солдата предприняли в ночь на 18 декабря 1943 года побег из лагеря «Адмирал Броми» в Бремене; д) трагический по своим последствиям побег совершили в ночь на 25 марта 1944 года 80 офицеров английских военно-воздушных сил из лагеря «шталаг люфт 3» в Жагани.

Приведенный выше перечень охватывает лишь наиболее крупные по масштабам побеги западных военнопленных.

Все упомянутые побеги имеют более или менее тождественный характер и отличаются лишь масштабами и способами. Однако имел место один такой побег военнопленных, который можно считать уникальным в истории. Это вооруженный побег безруких и безногих советских военнопленных- инвалидов, совершенный 24 декабря 1942 года под Бердичевом в момент их казни. Об этом изумительном и подлинно героическом побеге мы писали выше (см. стр. 436–437).

Если же говорить о технических деталях побегов, то следует констатировать, что находчивость и изобретательность всех советских беглецов была неисчерпаемой и почти безграничной. Бесстрашие и отвага, проявленные советскими военнопленными, рождали прямо-таки невероятные побеги: бежали пленники, закованные в кандалы, были случаи совершения побегов… на самолетах и т. д.

Дискриминация и звериная ненависть гитлеровцев по отношению к советским военнопленным явились причиной различных и куда более трагических (по сравнению с пленными других национальностей) последствий в тех случаях, когда побеги заканчивались неудачей. Если пойманный несоветский беглец подвергался только дисциплинарному наказанию в соответствии с Гаагской и Женевской конвенциями или дисциплинарному аресту (преимущественно 21–30 дней лагерного «карцера»), то советских военнопленных после поимки либо расстреливали, либо отправляли в лагерь уничтожения, предварительно замучив до полусмерти. Однако раз попранное в одном месте право легко попирается и в другом: с 1943 года отмечаются зверские преступления, совершенные и в отношении бежавших из Дёсселя польских офицеров, а в 1944 году подобные преступления допускаются гитлеровцами в отношении английских, французских и американских военнопленных. К беглецам этих национальностей либо применялся так называемый «приказ «Пуля», либо их отправляли в Маутхаузен и там «ликвидировали».

Необходимо отметить еще одно чрезвычайно важное обстоятельство: большой вклад бежавших советских военнопленных в партизанское движение. На всей оккупированной территории Советского Союза участие бежавших из плена советских солдат и офицеров в партизанском движении было массовым явлением.

Те советские военнопленные, которые оказались в западных районах рейха и в оккупированных странах Европы, после удачного побега чаще всего связывались с местными организациями движения Сопротивления. Множество советских людей влились в ряды югославских, чехословацких, итальянских и французских партизанских отрядов, укрепив их состав, или же создали на этих территориях самостоятельные отряды и боевые группы.

Очень большим было участие бежавших из плена советских людей в партизанском движении в оккупированной Польше. Не было почти ни одного партизанского отряда Гвардии Людовой или группы Армии Людовой, в которых они не участвовали бы. В Люблинском, Белостокском и других воеводствах Польши действовали самостоятельные отряды советских партизан, в значительной части или почти исключительно состоявшие из бежавших военнопленных.

Часто бежавшие из плена советские люди организовывали очаг сопротивления в данном районе, а во многих случаях они составляли кадры руководства создающихся национальных партизанских отрядов. Так было во многих странах и районах Европы.

Не преувеличивая, можно утверждать, что без советских людей, бежавших из фашистской неволи, — наряду с которыми в ряде случаев необходимо также отметить и бежавших военнопленных других государств антигитлеровской коалиции — партизанская война в оккупированной гитлеровцами Европе (во время второй мировой войны) не имела бы такого размаха, таких масштабов, эффективности и значения, какие она обрела в действительности. Это бесспорно.

Но с фашистским врагом сражались не только те, кому удалось бежать из нацистского ада и кто вступил затем в вооруженные партизанские отряды. Славную страницу в историю борьбы с фашизмом вписали и многие военнопленные, брошенные в гитлеровские лагеря уничтожения.

После короткого, но самого трудного первого периода пребывания в плену, когда большинство военнопленных было уничтожено в результате массовых казней, истреблено голодом, эпидемиями или непосильным трудом, оставшиеся в живых быстро пришли в себя и в невообразимо тяжелых условиях начали объединяться и организовываться, сплачиваться вокруг верных, испытанных товарищей ио несчастью, товарищей по оружию: преимущественно вокруг старших и младших по званию офицеров. Перед лицом подстерегающей их на каждом шагу и в любую минуту смерти, в кольце газовых камер, печей и застенков тайные организации узников начали возвращать вчерашним солдатам прежде всего чувство их человеческого достоинства, веру в победу их сражающейся родины, частицей которой они оставались даже в этих страшных условиях.

Это было самым большим и самым важным достижением советских людей, оказавшихся в «тени крематорных труб». Но не только это: с течением времени они вступили на путь активной борьбы, прежде всего организации актов саботажа в мастерских и на заводах, находившихся на территории лагерей смерти или поблизости от них. Планировались и даже готовились вооруженные восстания в самом тесном сотрудничестве с наиболее надежными людьми из числа «гражданских» заключенных: немцев, поляков, французов, норвежцев и т. д. (Саксенхаузен, Бухенвальд, Освенцим и другие лагеря). Сравнительно большое число советских военнопленных бежало из такого места, откуда, казалось бы, просто невозможно бежать, — из Освенцима! В совершенно невероятных условиях советские военнопленные организовали массовый побег из лагеря смерти Маутхаузен. Вооруженное восстание в лагере смерти Собибур было задумано и осуществлено прежде всего находившимися там советскими офицерами- евреями. И если в лагерях смерти не всюду дело дошло до вооруженных выступлений, то это не может быть поставлено в вину брошенным туда военнопленным. Стратегия и тактика движения Сопротивления в условиях лагеря смерти должны были быть совсем иными, нежели «на воле», и любые аналогии, а равно и возможные попытки привести это дело к общему знаменателю глубоко ошибочны. Здесь важно одно: за исключением незначительной горстки предателей и изменников, советские военнопленные в своей массе даже тут, в этом аду, сохранили свое лицо солдата и гражданина своей великой Родины!

Свою почетную страницу в историю этой борьбы вписали и военнопленные, которых использовали на германских промышленных предприятиях, принуждая работать там вопреки запрету, содержащемуся в нормах международного права. Дела эти нам мало известны и пока что почти не исследованы: они еще требуют детального изучения. Но акты саботажа, многочисленные факты таких и многих других действий несомненны. Что особенно важно, как это явствует из немецких официальных документов, данная форма борьбы применялась не только одиночками, но были попытки (и, кажется, не только попытки!) организовать военнопленных для ведения такой борьбы. Как и в большинстве других случаев, передовая, ведущая роль советских военнопленных как инициаторов и руководителей организованных форм борьбы тут также бесспорна.

Ниже, основываясь на немецких документах, мы представляем читателям одну из таких изумительных попыток включить в борьбу против германского фашизма также и военнопленных многих других национальностей, причем в самом сердце преступного третьего рейха.

В начале 1944 года на территории VII военно-воздушного округа (Мюнхен) гитлеровцы нашли у заключенного Закира Ахметова (личный номер 19 900), работавшего на объекте ВВС вместе с многими другими советскими военнопленными, «инструкцию и программу» подпольной организации пленных— БСВ. Немедленно после обнаружения у него этих документов Ахметов бежал из плена вместе с другим военнопленным, Иваном Бондарем. К сожалению, дальнейшая их судьба нам неизвестна.

Содержание «инструкции и программы БСВ» были настолько сенсационны, что местное начальство из ВВС сочло необходимым немедленно представить по этому делу рапорт высшему начальству, и, таким образом, дело попало к самому Герингу. Ознакомившись с этими материалами, Геринг в свою очередь срочно ознакомил с ними начальника полиции безопасности и СД Кальтенбруннера, потребовав от него срочного расследования и проведения обысков среди военнопленных с целью выявления подробностей, касающихся раскрытой организации БСВ. Издав соответствующие инструкции своим подчиненным (по производству массовых обысков среди советских военнопленных), Кальтенбруннер заявил, что «…среди военнопленных, особенно советских, уже возникли повстанческие организации, которые, насколько удалось установить, работали по единым указаниям и искали связи с восточными рабочими».

Из «инструкции и программы БСВ» явствует, что существовала широко разветвленная организация, руководимая советскими военнопленными (под программой стоят две подписи: Федотов, Днепрец) и охватывающая военнопленных из армий многих государств: Польши, Франции, Югославии, Великобритании, Чехословакии, США и, естественно. Советского Союза.

«Инструкция и программа» призывают узников к созданию советов военнопленных, к организации актов саботажа, к побегам, к проведению суда над изменниками, к совместным действиям всех военнопленных с целью начать организованную борьбу против гитлеризма и оказывать помощь сражающимся армиям Советского Союза. Особенно подчеркивается братский интернационализм, о чем свидетельствует уже самое название организации: БСВ. Организация называлась «Братское содружество военнопленных». Полное немецкое название этого беспрецедентного и удивительного документа, сохранившегося в архивах гитлеровской полиции безопасности и СД, таково:

(Подпольная организация братского содружества всех военнопленных Польши, Франции, Чехословакии, Югославии, Англии, США и Советского Союза) [1117].

Как видно из немецких документов, организация БСВ возникла в марте 1943 года и была широко разветвленной. Факт существования БСВ и ее характер и цели заслуживают самой высокой оценки.

Приводим ниже ряд выдержек из изумительных документов этой организации.

Инструкция о структуре и работе организации «Братское содружество военнопленных»

Указав, что распространение данного документа в копиях недопустимо и что инструкция составлена на основе решения Объединенного совета БСВ от 9 марта 1943 года, а также установив порядок выборов советов БСВ (из пяти человек) в лагерях для военнопленных, с тем чтобы обеспечить в них места для представителя каждой национальности, инструкция провозглашает:

Цели и задачи:

Организация «Братское содружество военнопленных», сокращенно БСВ, находящаяся в гитлеровской фашистской Германии, основанная на сотрудничестве наших стран, ведущих войну против Германии и ее союзников, создала Объединенный совет.

Его задачей является руководство борьбой всех военнопленных в Германии и других странах — ее союзниках в целях подрыва военно-экономической мощи страны и оказания помощи немецким трудящимся в вооруженном восстании для уничтожения гитлеризма… оказания всеми силами помощи раненым, больным, подготовляющим побег из тюрем и лагерей, отказывающимся работать, осуществляющим акты саботажа и иные действия, полезные нашим странам и БСВ, разоблачения лиц… вступивших в связь с фашистами… вплоть до уничтожения их по приговору судов военнопленных.

Следует добиваться того, чтобы ни один военнопленный не вступал в добровольческие отряды поляков, французов, эстонцев, украинцев и казаков, а также в «Российскую освободительную армию», организуемую предателем Власовым…

…Гитлер и его фашистско-капиталистическая власть провозгласили тотальную воину, а его пропаганда призывает к ее осуществлению. В тайных документах Гитлера имеются указания об уничтожении всех военнопленных, которые рассматриваются в Германии как опасные элементы и которые образуют огромную силу. Поэтому Совет БСВ ставит своей задачей организацию самообороны военнопленных.

…На военных предприятиях и в рабочих командах следует вместо производительного труда осуществлять саботаж, который ведет к ослаблению военно-экономической мощи Германии.

…В концентрационных лагерях и в рабочих командах следует создавать группы БСВ из военнопленных, исходя из настоящей программы.

…Нужно оказывать всемерную помощь бежавшим из плена, так как они нужны для выполнения особых заданий, связанных с достижением победы над врагом».

Главными лозунгами БСВ являлись:

Программа БСВ датирована 9 марта 1943 года.

Вот в основном все, что изложено в «инструкции и программе БСВ».

О конкретной деятельности БСВ мы можем делать только косвенные выводы по секретному циркуляру начальника полиции безопасности и СД от 22 февраля 1944 года (к которому в качестве приложений даны «инструкция и программа»), информирующему о раскрытии БСВ и требующему в связи с этим от полиции проведения контрмер в самых широких масштабах. Этот циркуляр, помещенный в «Сборнике циркуляров Главного имперского управления безопасности», был представлен на процессе по делу гитлеровского фельдмаршала Лееба и других [1118].

Из этого циркуляра, как мы уже упоминали выше, явствует, что гитлеровским органам безопасности был известен факт существования («особенно среди советских военнопленных») повстанческих организаций. Этими организациями, которые пытались установить связь с угнанными на каторжные роботы в Германии «восточными рабочими», руководил какой-то центр.

Каков же был результат раскрытия БСВ?

Нам известно, что было издано распоряжение о принятии контрмер со стороны германского аппарата безопасности. Эти контрмеры заключались в проведении внезапных и массовых обысков, включая личные обыски советских военнопленных в VII (Мюнхенском) военном округе. Акция эта должна была проводиться как в лагерях для военнопленных, так и на авиационных базах и мастерских ВВС, использующих труд советских военнопленных. В ней предусматривалось участие не только военного персонала, но и сотрудников аппарата безопасности. Такая же акция должна была проводиться и на территории всех остальных военных округов, а равно в «генерал-губернаторстве». О предстоящей акции были информированы все высшие начальники СС и полиции, а также начальники полиции безопасности и СД и, кроме того, соответствующие основные отделы РСХА.

Мы хотели бы обратить внимание советских читателей на один момент, а именно на оценку, какую получили советские военнопленные еще во время войны. Имеются в виду прежде всего бежавшие советские военнопленные, сражавшиеся против гитлеровцев.

Заслуги партизан были отмечены во многих военных коммюнике и сводках, партизанам даже отдавались приказы. Мы хотим здесь сказать, что партизаны — это патриоты, среди которых, наряду с местным гражданским населением, парашютистами, отдельными солдатами регулярной армии, никогда не попадавшими в плен, были и бежавшие от фашистов военнопленные. Сводки и коммюнике никогда о них не упоминали, а тем не менее их участие в партизанском движении неоспоримый факт! Никто до сих пор не изучал, каково было их участие; все это еще вопросы для изучения даже сегодня. Мы выдвигаем предположение, что участие это было повсеместным. Это значит, что оно имело место если не во всех партизанских отрядах, то, во всяком случае, в большинстве их. Соответственно, в партизанских отрядах был высок процент бежавших военнопленных.

Еще важнее была оценка среды, в которой оказался советский военнопленный. В неволе, во время ужасающих «маршей смерти» колонн истощенных, голодных и униженных пленных, они были — не только на оккупированной территории Советского Союза, но и за его пределами — предметом всеобщего и повсеместного чувства симпатии со стороны местного населения, доказательством чему служат такие факты, как передача проходящим пленным воды, хлеба, папирос и т. д., что нередко было связано с риском для жизни или нанесением побоев. Даже в лагерях для военнопленных, больше того, в лагерях смерти, например в Бухенвальде, прибытие советских военнопленных давало повод к манифестациям солидарности и актам братской помощи. Жители обреченных на уничтожение еврейских гетто в разных городах перед смертью часто успевали оказать помощь советским военнопленным (разумеется, по мере возможности). Так было в Белостоке, Вильнюсе и других местах.

Еще ярче выступают эти проявления симпатии по отношению к бежавшим военнопленным, скрывшимся от преследования и искавшим связей с партизанами. Это сказывалось и на отношении к партизанам вообще, в том числе и к сражающимся в их рядах бывшим советским военнопленным. Не только на оккупированной территории Советского Союза, но и во всей оккупированной Европе мы наблюдаем знаменательное явление: за исключением ничтожной кучки продажных людей, шпиков и фашистов, рядящихся в тогу «защитников отечества», подавляющее большинство населения, которое сталкивалось с беглецами, всегда проявляло по отношению к ним чувство сердечной дружбы и симпатии — давало одежду, пищу, предоставляло убежище. Не следует забывать при этом, что за такие акты дружелюбия гитлеровские оккупанты наказывали смертью — смертью не только самого «виновника», но и всей его семьи, включая жену и детей (даже грудных). В оккупированной Польше эта смерть наступала не от пули-избавительницы, а в страшных мучениях в пламени горящей усадьбы или дома.

Приведем несколько примеров преступлений фашистов, совершенных над крестьянскими семьями за оказанную ими помощь бежавшим советским военнопленным.

9 января 1943 года в деревне Язвины жандармы расстреляли и сожгли две польские семьи: Яна Геша и Феликса Хмелевского. Вместе с семьей Геша расстрелян и скрывавшийся у нее неизвестный советский военнопленный. Все жертвы были захоронены в общей могиле. Один из убитых членов семьи Хмелевских, Ян Войцеховский, был в возрасте 70 лет [1119].

25 июля 1943 года в местечке Змысловка, уезд Ланьцут, гестаповцы расстреляли семью Восей, состоящую из 4 человек. в том числе Якуба Вося 73 лет [1120].

В 1943 году в селе Савице-Бронище, уезд Соколов-Под- ляски, жандармы убили семью Францишека Савицкого из 7 человек, в том числе пятерых детей: Ирену—14 лет, Антония—12 лет, Мирославу—10 лет, Марию — 6 лет и Галинку — 1½ лет! [1121]

1 ноября 1944 года в местечке Добра, уезд Лиманов, эсэсовцы расстреляли и сожгли в домах 35 местных жителей: «возмездие» за обстрел немецких грузовиков советскими партизанами. В частности, погибли: Антоний Чернек — 65 лет, Анна Якубец—14 лет, Хелена Дронг — 9 лет, Янина Якубец — 7 лет, Мария Дронг — 6 лет, Мария Польски — 3 лет, Станислав Дудзик — 2 лет, Юзеф Дронг — 2 лет, Мария Польски —6 недель [1122].

Таких примеров множество.

Возникает вопрос: чем руководствовались эти, а также сотни и тысячи других таких же людей, предоставляя убежище и оказывая помощь бежавшим советским военнопленным или сражавшимся в рядах партизан бывшим военнопленным? Руководило ли ими чувство человеческого милосердия, когда они не скупились на помощь преследуемым, укрывая их от озверевших палачей, спасая им жизнь?

Конечно, этот мотив неизбежно имел место и сыграл свою роль. Но было бы явным искажением реальной действительности и правды, если бы кто-либо стал утверждать, что это был единственный мотив, единственная причина, по которой люди сознательно подставляли свои головы под удар и рисковали жизнью своих близких.

Правда заключается в том, что в оккупированной гитлеровцами Европе под фашистским ярмом страдали сотни миллионов людей, лишенных своей вольной отчизны, ежедневно физически и морально унижаемых, неуверенных не только в дне, но и в часе своей жизни, а равно и в целости своего имущества. Правда состоит в том, что в эту мрачную ночь оккупации единственным, что давало людям силу выдержать долгие и невыносимые годы рабства, была надежда на то, что рано или поздно придет конец этому кошмару, надежда на то, что в мире есть силы, которые вскоре разгромят захватчика и принесут народам и странам желанную свободу. Эту надежду людям придавало знание того, что где-то идет ожесточенная битва, — далеко от их родных очагов, но достаточно близко, чтобы весть о ней доходила и сюда, — битва с силами зла, битва государств антигитлеровской коалиции с гитлеровской чумой. От внимания народов оккупированной Европы не могло ускользнуть то, что основные усилия в этой битве и самые большие жертвы принадлежат народам Советского Союза, его победоносной Советской Армии. Реально и конкретно только от этой армии могли ждать свободы народы как Восточной, так и Центральной Европы. Кроме того, вероломное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз и героическая борьба советского народа подняли все народы оккупированной Европы на восстание против фашистских угнетателей, а затем привели к возникновению движения Сопротивления и к партизанской войне.

Упорное сопротивление советских войск в первый и самый трудный для Советского Союза период войны и в особенности последовавшие за этим мощные удары Советской Армии и победы над немецко-фашистским вермахтом в дальнейшем ходе второй мировой войны вынудили германское командование перебросить на Восточный фронт значительную часть своих лучших сил. Это обстоятельство в большой мере усилило борьбу народов, ведущуюся в глубоком тылу, на территории всей оккупированной Европы, включая сюда борьбу патриотического антифашистского движения Сопротивления на Западе — во Франции, Голландии, Бельгии, Италии и других странах.

Для сотен миллионов граждан и для сотен тысяч сражающихся патриотов во всем мире Советский Союз и Советская Армия стали утешением и великой надеждой, союзником и желанным освободителем. Именно героический Советский Союз и его армия были окружены даже в самые тяжелые годы войны горячей любовью и самой искренней симпатией почти всей без исключения Европы независимо от идеологии и убеждений миллионов людей (за исключением, конечно, всяких продажных элементов, коллаборационистов и других предателей, состоявших на содержании у гитлеровского рейха).

И вот среди этих буквально влюбленных в Советскую Армию людей неожиданно появлялся кто-то, кто был как бы частичкой этой далекой, героически сражающейся армии и ее народа. Он появлялся или как изнуренный и замученный фашистами пленник, бежавший из неволи, или уже как сражающийся среди них бывший военнопленный, делящий в их национальных отрядах все тяготы партизанской борьбы, как примерный солдат, боевой инструктор, а нередко и как командир. Такой военнопленный или бывший военнопленный, с одной стороны, становится как бы символом этой далекой и сражающейся с врагом (их врагом!) великой, непобедимой армии, становится ее представителем, полпредом. Этому символу, этому конкретному представителю Советского Союза люди воздавали почести и выражали свою благодарность вопреки приказам оккупантов, иод угрозой смерти запрещавшим контакт с советскими людьми, вопреки зверским репрессиям фашистов!

Так пусть же здесь будет сказано — решительно и во весь голос, — что эти функции представителя своей великой сражающейся Родины советские военнопленные в подавляющем большинстве своем выполнили с честью. И не только в лагере для военнопленных, в лагере смерти, в местах каторжного и подневольного труда, но также как бежавшие из плена патриоты, как сражающиеся с оружием в руках бывшие пленники.

Эти слова — хотя они и выходят за рамки данного труда — не риторический прием. Мы хотели бы, чтобы уважение и преклонение, какими должна быть окружена и окружается могила каждого солдата, павшего на поле боя в войне с фашизмом, равно как и уважение, которое мы оказываем каждому человеку в военном мундире или в штатском, если он с оружием в руках принял участие в борьбе и победе — чтобы, повторяю, это уважение не обходило могил замученных нацизмом солдат, а также тех, у кого военная фортуна выбила оружие из рук в самом пекле военных сражений против гитлеровской Германии. Ибо они, даже в самых тяжелых, иных условиях до конца остались сражающимися солдатами!