Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных

ЛАГЕРЯ ДЛЯ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ — ЛАГЕРЯ УНИЧТОЖЕНИЯ

Международное право требует человечного обращения с военнопленными со стороны лагерных властей. Но гитлеровские лагеря для военнопленных стали олицетворением ужасных застенков, где унижалось человеческое достоинство военнопленных, где их подвергали чудовищным мучениям и они были обречены на страшную смерть.

Если лагеря для военнопленных западных государств хотя бы приблизительно отвечали элементарным требованиям человеческого существования, то лагеря для советских военнопленных были одним из главных звеньев заранее задуманной и с неслыханной жестокостью осуществляемой системы истребления.

Восточная Европа, которая по плану Гитлера должна была стать немецким «жизненным пространством», подлежала, согласно этому плану, «освобождению» от десятков миллионов коренных жителей частично путем выселения за Урал, частично путем массового уничтожения. Однако, как известно, до «выселения за Урал» дело не дошло. Но война дала гитлеровцам возможность осуществить их людоедскую программу истребления огромных масс населения на местах и военнопленных, оказавшихся в лагерях.

Часть военнопленных, наиболее «опасных» с точки зрения нацистской «идеологии», гитлеровцы уничтожали особенно старательно, не предоставляя этого слепой судьбе. Такими военнопленными были те самые «нежелательные», о которых говорилось выше. Для остальных пленных при помощи целого ряда «специальных средств» создавались условия существования, которые заранее обрекали их на скорую и… дешевую смерть! К этим «средствам» относилось, в частности, абсолютное отсутствие хотя бы самых примитивных условий для жизни военнопленных в дулагах и шталагах. Применялся чрезвычайно простой «метод» строительства лагерей:

открытое пространство площадью в несколько гектаров огораживали колючей проволокой, ставили вокруг сторожевые вышки, и… лагерь был готов к приему пленных! Без бараков, даже без палаток, складов, а равно без воды не только для умывания, но часто и для питья. Без продовольствия в первые дни. И так далее, и тому подобное…

Эту картину кратко описал командир 24-й пехотной дивизии вермахта, которая в октябре 1941 года на Украине занималась транспортировкой в тыл больших групп советских военнопленных. Напомним, что в ходе этой транспортировки умерло много тысяч пленных.

«Со стороны дулага 182 до сих пор ничего не сделано для постоянного размещения 20 тысяч [военнопленных. — Ш. Д.]. Новоукраинка, кажется [подготовлена к приему. — Ш. Д.] только 10 тысяч» [852].

Именно в таких не подготовленных к приему военнопленных дулагах в оперативных районах, в «имперских комиссариатах» или «генерал-губернаторстве» военнопленных держали неделями. В первые месяцы войны против Советского Союза советских военнопленных не отправляли на территорию рейха. Почему?

Опасаясь «заражения» немцев коммунизмом, Гитлер сначала запретил отправку советских военнопленных в Германию. И только тогда, когда в лагерях для военнопленных воцарились «невыносимые, а частично и хаотические отношения», когда там вспыхнули массовые эпидемии, Гитлер разрешил отправлять пленных в Германию [853]. Оставление военнопленных в оперативных районах было одним из многих факторов массового их истребления.

А каковы были дальнейшие «средства»? Дневные рационы в 200–700 калорий; длительное пребывание военнопленных (зимой и осенью) под открытым небом или в неотапливаемых помещениях с выбитыми окнами, а часто в окопах или наскоро вырытых землянках; неописуемые антисанитарные условия; недостаток воды, а часто и вовсе отсутствие ее; отсутствие мыла; неописуемая грязь и всеобщая завшивленность в результате крайней скученности; полное отсутствие личного и постельного белья; ночлег на голой земле или цементном полу; отсутствие зимней одежды и обуви, которую гитлеровцы попросту отбирали у пленных; нечеловеческие условия в лагерных «лазаретах», где голодные и почти лишенные медицинской помощи больные были обречены на неминуемую смерть. Не удивительно поэтому, что в подобных условиях смертность была просто ужасающей.

Мирному населению, которое охотно оказало бы помощь военнопленным, было строжайше запрещено общение с пленными Так, например, в Каунасе, в форте № 6, находился лагерь № 336 для советских военнопленных. У входа висел щит с надписью на немецком, литовском и русском языках: «Кто с военнопленными будет поддерживать связь, особенно кто будет им давать съестные припасы, папиросы и штатскую одежду, сейчас же будет арестован. В случае бегства будет расстрелян» [854]. Строгое запрещение контактов с пленными было обязательно и для немецкого населения.

Все эти факторы способствовали возникновению массовых эпидемий, влекли за собой голодные отеки, общее истощение пленных и в итоге вели к массовой «естественной» их смерти.

Но при всем этом военнопленным не давали сидеть сложа руки. Их принуждали работать, ибо третий рейх ощущал острую нехватку рабочей силы. Поэтому военнопленных гнали на тяжелые, изнурительные работы. В отношении сопротивлявшихся применялись такие «воспитательные» меры, как безжалостное избиение палками, плетками или прикладами. И это, видимо, также в немалой степени способствовало росту «естественной» смертности.

Однако кроме всего этого, гитлеровцы расстреливали отдельных военнопленных под любым предлогом: за поиски пищи в кухонных отбросах; за приближение к ограде из колючей проволоки; за толчею при раздаче «обеда» и т. д. Массовые расстрелы имели место при подавлении бунтов военнопленных, проявлявшихся в виде попыток к массовым побегам из лагерного ада. Случалось, что при помощи экзекуций гитлеровцы пытались бороться даже с эпидемиями!

Этот комплекс «средств» и условий вкупе с условиями транспортировки военнопленных с поля боя на сборные пункты, а оттуда в дулаги и шталаги создал условия для быстрого их истребления. Обо всем этом говорят тогдашние и послевоенные немецкие документы.

Особенно яркое свидетельство тому дает цитированное выше письмо Розенберга Кейтелю от 28 февраля 1942 года. Приводим выдержку из этого письма:

Розенберг имеет в виду, конечно, только интересы германской экономики. Сетуя на многочисленные расстрелы пленных, особенно «азиатов», он проливает крокодиловы слезы по поводу убыли рабочей силы, за что приходилось расплачиваться германской экономике и военной промышленности. Но все же остается фактом, что даже один из «идеологов» третьего рейха протестует против массового истребления советских военнопленных.

Бройтигам, один из высших чиновников министерства оккупированных восточных территорий, в меморандуме от 25 октября 1942 года говорит о сотнях тысяч советских военнопленных, которые «в наших лагерях буквально погибли от холода или замерзли», а также об их «медленной и мучительной смерти» [856].

Генерал Эстеррейх в своем потрясающем сообщении о судьбе советских военнопленных в гитлеровских лагерях приходит к следующему выводу:

«Русские военнопленные содержались в лагерях в тяжелых условиях, питались плохо, терпели моральные унижения и умирали от холода и заболеваний» [857].

В марте 1942 года в районе Гдова было «освобождено» из дулагов несколько сот негодных к военной службе и нетрудоспособных советских военнопленных. Их разместили среди гражданского населения. И вот что в связи в этим доносит начальник тыла группы армий «Север»: «Это мероприятие вызвало очень невыгодные настроения. Пленные, умирающие от голода, похожие на живые скелеты и покрытые гноящимися, смердящими ранами, создают ужасающее впечатление. Их рассказы об условиях, в которых они жили прежде [в лагерях. — Ред.], не проходят бесследно» [858].

О голодной смерти, как одном из методов массового уничтожения пленных, говорил бывший «начальник военнопленных» ХIII военного округа (Нюрнберг) генерал Шеммель, описывая степень голодания пленных на примере своего округа:

«Одной группе истощенных от голода и занятых на тяжелых работах советских военнопленных однажды выдали дополнительную порцию продуктов. Все они умерли на следующий же день, поскольку их желудок не был способен переварить увеличенное количество пищи» [859].

Именно такие методы, вытекающие из планов истребления миллионов славян и всех «нежелательных», являются причиной смерти огромного числа советских пленных в 1941 и 1942 годах.

После войны было немало попыток приписать решающую роль в этом беспримерном для истории войн преступлении иным факторам. Подобные попытки предпринимались немецкими генералами уже со скамьи подсудимых, когда им пришлось спасать свои головы. Их поддерживали защитники на суде, да и не только на суде.

Генералы «доказывали», что военнопленные были изнурены сопротивлением, которое они оказывали, сражаясь в окружении. Именно поэтому-де они умирали, едва попав в плен! Многие из представителей генералитета, особенно на судебных заседаниях, сваливали всю вину на Гитлера, который сначала не допускал отправки пленных в Германию (Гальдер и Крафт).

Все эти «оправдания» ни в коей мере не могут опровергнуть наличия злой воли, обдуманных действий и забвения командующими армиями своих основных обязанностей по отношению к военнопленным, вытекающих из общепризнанных принципов международного права и обычаев ведения войны. Обращение с пленными во время транспортировки и в лагерях, запрещение мирному населению оказывать какую-либо помощь пленным, истребление «нежелательных», режим дискриминации для оставшихся в живых советских военнопленных — эти и другие явления гитлеровской практики явно указывают, где надо искать причину гибели огромного числа советских военнопленных.

Число советских военнопленных, которые погибли только в течение одного года — с июня 1941 года по июнь 1942 года, — точно определить очень трудно ввиду отсутствия иных данных, кроме немецких.

Официальные немецкие органы сравнительно рано начали интересоваться этим вопросом в связи с поворотом, который произошел в их политике в отношении пленных. Проблема ужасающей смертности советских военнопленных по отдельным военным округам время от времени появляется в донесениях окружных «начальников военнопленных» в оперативных районах, а также в высказываниях сотрудников экономических учреждений, заинтересованных в даровом труде пленных (комитет центрального планирования, генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы и т. д.). Приводились даже цифры захваченных в плен, но «утраченных» или же «бесполезно» потерянных пленных и т. д. За этими немецкими официальными высказываниями встает страшная картина чудовищного по своим масштабам преступления.

Некоторые эксперты германского командования по вопросам экономики, которые в конце 1941 года исследовали проблему советских военнопленных (разумеется, с точки зрения использования их в качестве рабочей силы), после ознакомления с их положением предсказывали, что во время наступавшей зимы 1941/42 года пленные будут умирать массами.

28 ноября 1941 года в штаб-квартире 18-й армии состоялось совещание по вопросу о военнопленных. В нем приняли участие начальник штаба армии, квартирмейстер армии, начальник разведки и некий профессор Арсеньев (?). Этот последний заявил, что все военнопленные, находящиеся в лагерях на Востоке, вымрут в течение ближайших 6 месяцев в результате жестокого обращения и недостаточного питания. В то же время на Западе, заявил он, где пленных не обременяют работой, число умерших невелико. Присутствовавший на совещании капитан Ангерман заметил, что в лагере для военнопленных в Пскове из общего числа 20 тысяч пленных умирает еженедельно тысяча человек [860].

Проф. Серафим, один из высших чиновников немецкой военной администрации, пишет 2 декабря 1941 года начальнику Управления военной экономики и военной промышленности ОКВ генералу Томасу после ознакомления с положением военнопленных на Украине: «Расквартирование, положение с одеждой, а равно состояние здоровья военнопленных плохое. Очень велика смертность. Этой зимой следует ожидать их убыли в десятки, а может быть, даже и в сотни тысяч» [861].

Заправилы третьего рейха говорят о гибели пленных в «общих чертах». Так, например, Геринг 7 ноября 1941 года, добиваясь быстрой реорганизации системы использования труда советских пленных, заявляет, что эта реорганизация необходима, поскольку «численность рабочей силы с каждым днем уменьшается [разрядка наша. — Ш.Д.] в результате убыли, вызванной нехваткой продовольствия и помещений» [862].

Даже Гиммлер отмечает как достойный сожаления факт уменьшение численности рабочей силы. Он заявляет:

«Пленные гибли от истощения и голода десятками и сотнями тысяч» [863].

23 апреля 1943 года фельдмаршал Мильх, выступая на заседании комитета центрального планирования, заявил, что советских военнопленных «умерло очень много. На территории рейха находится всего 300 тысяч пленных» [864].

Начальник отдела IV-A-1-с РСХА Кенигсхауз на совещании начальников эйнзатцкоманд в Люблине 27 января 1943 года сообщил, что с начала воины в результате заболеваний тифом и других инфекционных заболеваний умерло много пленных [865]…

Весьма знаменателен и процент смертности. Он нарастает с осени 1941 года и достигает высшей точки в январе — марте 1942 года.

Донесение окружного коменданта «С», «начальника военнопленных» при командовании тыла групп армий «Север», от 28 декабря 1941 года, направленное в ОКХ, содержит данные на 1 и 15 декабря 1941 года [866]:

Военнопленные болели преимущественно сыпным тифом. Смертность составляла: во второй половине ноября — 5 %, а в первой половине декабря — уже 6,5 % [867].

Смертность в дулагах и шталагах тылового района группы армий «Север» (лагеря № 100, 320, 332, VIE, XXIB) достигала в декабре 1941 года, согласно официальным немецким данным, около 20 % ежемесячно, а в таких лагерях, как офлаг VIE в Пскове (где в декабре 1941 года и в январе 1942 года размещалась штаб-квартира группы армий «Север»), этот процент был значительно выше [868].

В Донбассе смертность работавших на шахтах военнопленных составляла ежемесячно 12 % [869].

Приговор Международного военного трибунала в Нюрнберге сурово осудил эти массовые преступления гитлеровцев:

«Обращение с советскими военнопленными характеризовалось особенной бесчеловечностью. Смерть многих из них являлась результатом не только действий отдельных членов охраны или условий жизни в лагерях, доходивших до крайностей Она являлась результатом систематического плана совершения убийств» [870].

Об этих преступлениях хорошо знали все высшие командиры вермахта и очень много других офицеров, не говоря уже о непосредственных исполнителях, — комендантах лагерей для военнопленных, их штабах, лагерной охране, конвоирах и т. д.

На процессе гитлеровского фельдмаршала Лееба и других произошел следующий диалог между американским прокурором и бывшим начальником генерального штаба генерал-полковником Гальдером:

«Прокурор: Знали ли вы о сотнях тысяч советских военнопленных, которые умерли в результате бесчеловечного обращения с ними?

Гальдер: Я слышал об этом.

Прокурор: О факте массового вымирания советских военнопленных было вообще известно военным командирам, не так ли?

Гальдер: Допускаю, что значительное число высших командиров знало об этом» [871].

Преступления гитлеровцев, совершаемые в лагерях для советских военнопленных, стали предметом детального изучения созданной в Советском Союзе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, которая сразу же после освобождения оккупированных районов производила опрос тысяч уцелевших свидетелей, организовывала эксгумацию останков жертв, представляла доказательства (фото и пр.) и опубликовывала результаты своей работы в форме сообщений, раскрывающих положение во всех наиболее крупных лагерях уничтожения, организованных гитлеровцами для советских военнопленных.

Наряду с показаниями тысяч живых свидетелей об условиях в лагерях для советских военнопленных говорят также немецкие документы, фото и лагерные приказы. Об этом неопровержимо свидетельствуют и общие могилы заморенных голодом, замученных и расстрелянных советских людей, обнаруженные при каждом лагере. О бесчисленных жертвах говорят и послевоенные высказывания тех лиц. которые несут ответственность за такое положение вещей.

В лагерях для советских военнопленных, особенно в 1941 и 1942 годах, гитлеровцы специально создали нечеловеческие условия существования, что повлекло за собой массовое вымирание военнопленных. Смерть советских военнопленных в дулагах и шталагах не была естественной смертью — это было планомерное и систематическое истребление людей. То, что творилось в лагерях для советских военнопленных, слишком живо напоминало гитлеровские концлагеря: названия «дулаг» и «шталаг» никого не могут обмануть — это были те же лагеря смерти. В них не хватало лишь газовых камер и крематориев, чтобы полностью приравнять их к Освенциму и Бухенвальду. Но зато по ужасам они порой превосходили последние.

Лагеря для советских военнопленных были разбросаны на оккупированных территориях Советского Союза, в польском «генерал-губернаторстве», в самом рейхе и в некоторых других оккупированных странах (Норвегия, Франция и др.). Режим, повлекший за собой массовое вымирание военнопленных в этих лагерях, был в основном, за небольшими отклонениями, одинаковым.

В качестве примера мы отдельно рассмотрим два лагеря: Демблин и Ламбиновице [Ламсдорф]. Более детальное их описание поможет показать механизм истребления военнопленных. Что касается всех остальных лагерей, то мы ограничимся краткими сведениями.

Шталаг 307 охватывал 4 лагеря. Это были крепость Демблин, Зажече, Понятова и лагерный лазарет «Болонья». Через шталаг прошло около 180 тысяч советских военнопленных. В конце 1941—начале 1942 года там находилось около 100 тысяч человек. В этом шталаге погибло свыше 80 тысяч советских военнопленных.

Специальная советская комиссия, по поручению Чрезвычайной государственной комиссии, провела совместно с Польской комиссией по расследованию немецких злодеяний в октябре 1947 года на территории лагеря в Демблине ряд эксгумаций и осмотры трупов, опросила 30 очевидцев, изучила 75 немецких фото, а также надписи на стенах казематов, сделанные советскими военнопленными.

Результаты расследования были опубликованы в сообщении Чрезвычайной государственной комиссии «Об убийстве немцами советских военнопленных в крепости Демблин» [872].

Демблинскнй шталаг был организован гитлеровцами еще летом 1941 года. Территорию лагеря огородили колючей проволокой, на валах вокруг крепости поставили сторожевые посты с пулеметами. Охрану лагеря нес 640-й охранный батальон. Вся территория лагеря ночью освещалась прожекторами.

Первые эшелоны военнопленных прибыли сюда в августе 1941 года. Везли пленных преимущественно в угольных платформах, в пути не кормили. Одеты они были в лохмотья, большинство без обуви. По дороге многие пленные умерли от голода и истощения. По прибытии на место из вагонов выбрасывали сотни трупов людей, умерших уже в пути. Живые прибывали в состоянии полного истощения. Дорога от станции Демблин до крепости была усеяна трупами: гитлеровцы расстреливали всех отстающих, падающих, слабых или приканчивали их ударом приклада.

Летом и осенью 1941 года военнопленных размещали на голой земле под открытым небом, а поздней осенью перевели в сырые, неотапливаемые казематы крепости, где люди спали на голом каменном полу, без постелей, даже без соломы.

Когда прибывали очередные эшелоны, тысячи военнопленных вынуждены были оставаться под открытым небом, хотя к тому времени морозы доходили уже до 20–25 градусов.

Ежедневный рацион пиши военнопленных состоял из 100–150 граммов хлеба, супа из гнилой брюквы или гнилого картофеля и «кофе» без сахара. «Хлеб» состоял на 20–30 % из муки, остальная часть — молотая солома, трава, древесная мука и картофельная шелуха. Добавляемая в «хлеб» соль состояла, как показал анализ, на 27 % из пыли, песка и камешков. Терзаемые ужасным голодом, военнопленные поедали траву, кору и листву деревьев на всей территории лагеря, копались в навозе, подбирали гнилые кухонные отбросы. Гитлеровцы с наслаждением фотографировали эти потрясающие сцены…[873] Но больше всего пленные страдали из-за недостатка питьевой воды. На десятки тысяч пленных был всего один колодец. Часть пленных — главным образом раненых и больных— гитлеровцы сконцентрировали в форте «Болонья». В этом «лазарете» больных не лечили: по приказанию врачей санитары (из числа пленных) убивали их путем специальных впрыскиваний. Один из советских санитаров, который рассказал товарищам об этих впрыскиваниях, был немедленно расстрелян [874].

Скученность, грязь, голод, холод, отсутствие элементарной медицинской помощи — все это вызывало широко распространявшиеся желудочные заболевания, сыпной тиф и ужасающую смертность, доходившую зимой 1941/42 года до 200–500 случаев в день. Три подводы беспрерывно весь день вывозили трупы умерших. Часто случалось так, что вместе с умершими вывозили и бросали в могилу людей, еще подающих признаки жизни!

Феликс Казак, который давал показания Комиссии в качестве очевидца, так описывает эту трагедию:

«В декабре 1941 года я видел, как из крепости в район госпиталя везли три воза трупов. На одном возу два человека шевелились и обессиленными руками хватались за края телеги. Этих еще живых людей везли вместе с мертвецами закапывать в могилу» [875].

Смертность пленных была настолько велика, что не успевали вывозить и хоронить умерших. Поэтому на лагерном плацу гитлеровцы устроили склад трупов, причем гора тел была настолько велика (в январе 1942 года на этом «складе» находилось около 5 тысяч трупов), что приходилось пользоваться лестницей, чтобы поднимать трупы наверх. «Склад» существовал, пока немцы не организовали вывозку трупов на железнодорожных платформах.

Независимо от истребления советских военнопленных путем создания для них нечеловеческих условий существования много пленных погибло от пуль охраны. Экзекуции были как массовые, так и индивидуальные. Так, весной 1942 года около «Брамы Любельской» (крепостных ворот) за отказ от работы в связи с голодным пайком было расстреляно из пулеметов сразу несколько тысяч военнопленных. Массовые расстрелы имели место также в глубоких рвах между крепостными валами. Наряду с этими крупными казнями гитлеровцы расстреливали отдельных пленных и небольшие группы людей: за приближение к проволочной ограде; за поиски пищи в местах, где сваливались кухонные отбросы; за разговор с польскими рабочими, занятыми в крепости; и т. д. Охрана «развлекалась» как хотела: например, ставила на плацу котел с супом и, когда голодные узники бросались к нему, открывала по ним огонь из автоматов или забрасывала пленных ручными гранатами. От таких «забав» погибло много пленных. Многие из них погибали также под ударами палок и прикладов. Над крепостью днем и ночью стоял крик истязаемых и стоны умирающих людей.

Гитлеровцы бросали трупы в огромный крепостной ров глубиной 6 метров и протяженностью около 7000 метров, проходивший вдоль узкоколейки, по которой подвозили трупы. Ров был заполнен трупами до самых краев: они лежали в 7–8 рядов плотной массой, спрессованной тяжестью двухметровой земляной насыпи, которую заставили сделать пленных. Плотность погребения —13–20 трупов на каждый квадратный метр. Трупы хоронили также на территории «Болоньи» и в других местах. Общее число убитых в Демблине советских военнопленных составляет, по подсчетам Чрезвычайной государственной комиссии, свыше 80 000 человек [876]. По другим источникам и подсчетам, число эго значительно больше — до 100 тысяч человек [877].

Наряду с десятками тысяч трупов остались и другие доказательства преступлений, совершенных гитлеровцами в шталаге 307: немецкие фото, на которых запечатлены горы трупов военнопленных, вывозка раздетых трупов на захоронение либо сцены, где раздетого и еще живого пленного сталкивают в могилу и т. д. Эти потрясающие документы были представлены Комиссии польскими фотографами, которым гитлеровцы отдавали пленку для проявления и печати.

Комендантом крепости Демблин до ноября 1941 года был капитан Райс, а с ноября 1941 года до весны 1942 года — майор Лаш. Их помощниками были капитан Хоэнбергер (заместитель коменданта), капитан Штифенгофер и др. Лагерь просуществовал до второй половины 1944 года.

После истребления основной массы советских пленных в 1941–1942 годах часть людей была вывезена в Германию. Около 2–3 тысяч пленных оставалось в этом лагере до второй половины 1943 года. После отправки последних советских военнопленных в лагере Демблин разместили пленных итальянцев.

Расположенный на территории VIII военного округа гитлеровской Германии, вблизи Ополя, и сооруженный еще в 1939 году, этот лагерь уже тогда принимал польских военнопленных, а позднее — английских, французских, бельгийских. С 1941 года за специальной оградой по соседству с английским сектором разместился лагерь для советских военнопленных. В общей сложности через лагерь прошло около 300 тысяч пленных, в том числе почти 200 тысяч советских.

В лагере погибло более 100 тысяч советских военнопленных. После войны это преступление было расследовано специальной советской комиссией при участии польских представителей, а результаты работ комиссии опубликованы в специальном документе [878].

Транспорты советских военнопленных прибывали в Ламбиновицы осенью и зимой 1941/42 года в среднем два ежедневно, по тысяче человек в каждом. Несмотря на холода, а позже и морозы, большинство пленных было без шинелей, в рваном обмундировании и в деревянных колодках. В пути пленных не кормили. По прибытии транспорта пленных обычно держали на морозе по 5–6 часов, прежде чем впустить их в лагерь.

«Жилища» пленных представляли собой норы-землянки 300–400 метров длиной, 3 метра шириной и высотой около 1,65 метра. Каждая такая нора была прибежищем приблизительно для 700 человек: люди там были набиты, как сельди в бочке. Нередки были обвалы, и людей в норах заваливало землей.

Каково было «питание» военнопленных, видно по рациону: похлебка из брюквы или нечищенной мерзлой картошки, а нередко просто из картофельных очисток.

В таких условиях советские военнопленные, естественно, умирали массами ввиду систематического недоедания, морозов и изнурительного труда. Ежедневно из землянок выносили трупы и на подводах отвозили их на кладбище. Случалось, что вместе с мертвецами хоронили еще живых людей. В лагере свирепствовали повальная дизентерия, легочный туберкулез и сыпной тиф. Во время страшной эпидемии тифа зимой 1941/42 года, а также в июле и августе 1942 года умирало до 100 человек в день.

Наиболее эффективным, с точки зрения гитлеровцев, методом массового истребления советских военнопленных в Ламбиновицах был изнурительный, рабский труд. Из пленных были сформированы рабочие команды, и лагерные власти отдавали эти команды внаем различным немецким предприятиям для работы на шахтах, металлургических заводах и т. д. На шахтах пленные использовались в самых опасных местах: где грозил обвал, заливало водой и т. д. В результате было много несчастных случаев и, разумеется, смертей. Во время работы надзиратели били пленных и применяли самые бесчеловечные наказания за малейшую провинность. Подобные условия труда вкупе с систематическим голоданием были причиной того, что военнопленные быстро теряли трудоспособность и умирали здесь же на месте; других отправляли (уже в состоянии полного истощения) в основной лагерь Ламбиновицы, где они также постепенно вымирали. На их место присылали других.

Весьма часто военнопленных казнили и расстреливали на месте под самыми невероятными предлогами: за то, что слишком близко подошел к проволочному ограждению, что поднял с земли какой-нибудь огрызок и т. д. и т. п.

В результате такого обращения погибло в самом лагере около 40 тысяч пленных, почти 60 тысяч умерли в шахтах и других местах рабского труда, значительное же число пленных было уничтожено во время эвакуации лагеря [879].

Знаменательна оценка условий, существовавших в Ламбиновицах, данная комендантом концлагеря Освенцим Гессом. Вот что он писал о направленных из Ламбиновиц в Освенцим советских военнопленных, которые должны были работать на «строительстве» Бжезинки: «В лагере Ламбиновице, кажется, было около 200 000 советских военнопленных. Размещались они преимущественно в землянках, которые выкопали сами. Питание получали совершенно недостаточное и нерегулярное. Готовили себе сами, в земляных ямах… С такими пленными, едва державшимися» на ногах, я должен был строить лагерь для военнопленных в Бжезинке» [880].

Гесс отмечает, что, согласно распоряжению Гиммлера, в Освенцим надлежало отправлять лишь таких пленных, которые были здоровы и трудоспособны. При этом он замечает: «Офицеры конвоя говорили мне, что они выбрали самый лучший человеческий материал среди массы пленных, которыми они располагали» (разрядка наша. — Ш. Д.] ^[881].

Такова оценка гитлеровца, который руководил самой крупной «фабрикой смерти», какую только знала история.

ДАННЫЕ О ЛАГЕРЯХ ДЛЯ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ НА ТЕРРИТОРИИ ПОЛЬШИ [882]

Белосток. Казармы бывшего 10-го уланского полка в Белостоке на улицах Кавалерийской и Полудневой со дня захвата города оккупантами (27 июня 1941 года) служили гитлеровцам в качестве лагеря для советских военнопленных, а также в начальный период для некоторого числа поляков и евреев, которых «обвиняли» в том, что они служили в Советской Армии, и тому подобных «преступлениях». В период июнь — август 1941 года на территории этого лагеря проводились массовые казни всех трех категории узников. Позже убивали уже только советских военнопленных. В среднем обычный контингент лагеря составлял 25 тысяч военнопленных. Всего через этот лагерь прошло около 95 тысяч пленных. Их использовали на различных работах: в городе на разборке развалин, на аэродроме и в лесу на рубке деревьев. В суровую зиму 1941/42 года очень многие пленные носили бумажную «одежду», которую они смастерили из бумажных мешков для цемента. Морозы, скудное питание, состоящее всего лишь из нескольких мороженых картофелин и свеклы, а также свирепствовавшая в ту зиму эпидемия сыпного тифа повлекли за собой массовую смертность пленных, доходившую до 100 человек в день.

Максимума смертность достигла в январе — феврале 1942 года. Мертвых хоронили (а точнее, просто наспех закапывали) в массовых могилах, в несколько слоев, на двух кладбищах: около шоссе Высоке-Мазовецке — Волковыск (неподалеку от главных ворот казармы) и на Полудневой улице, около вторых ворот казармы.

Этот лагерь функционировал до июня 1944 года. Немногочисленных оставшихся в живых пленных гитлеровцы угнали во время панического бегства из города в связи с наступлением Советской Армии.

Богуше (уезд Краево). Лагерь здесь был организован гитлеровцами летом 1941 года и тогда же принял первый транспорт в 15 тысяч военнопленных. Ликвидирован осенью 1942 года. Голод, холод и эпидемии сыпного тифа (а также других болезней), пытки и расстрелы повлекли за собой гибель около 23 тысяч пленных, в том числе расстреляно 5 тысяч «нежелательных» (место казни — в Рыдзеве, в 2 километрах от Богуше).

Кшивулка (уезд Сувалки). Лагерь возник в 1941 году, еще до нападения на СССР. Ликвидирован весной 1942 года. Пленные «жили» в ямах, питались травой, листьями и корой деревьев. В этом лагере погибло свыше 40 тысяч пленных. Отмечены случаи погребения живых вместе с мертвыми.

Глинки (около Торуни). Лагерь организован в 1940 году. Первые транспорты советских военнопленных начали прибывать сюда через несколько дней после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Лагерь ликвидирован в январе 1945 года. Среди пленных находилось много гражданских лиц, в том числе старики и дети. Глинки выполняли роль этапного лагеря. Через этот лагерь прошло около 60 тысяч пленных. Погибло 10 тысяч человек.

Ближин (уезд Кельне). Лагерь устроен осенью 1941 года на территории разрушенного завода боеприпасов. Ликвидирован весной 1942 года. Пленные спали на голой земле и на цементам полу. «Питание» состояло из гнилых капустных листьев и мерзлой нечищеной картошки. Совершенно отсутствовала медицинская помощь. Пленные использовались в качестве «тягловой силы»: их запрягали в телеги, нагруженные досками, и заставляли возить этот груз с лесопилки в лагерь. Погибло около 8 тысяч пленных.

Ченстохова. Лагерь основан осенью 1941 года. Ликвидирован в 1944 году. Пленные размещались на территории военных казарм «Завады». Оставшихся в живых перевели к концу 1943 года в лагерь на Мировской улице. В этом лагере погибло 14 тысяч пленных.

Лагерь в Кельцах (казармы Фиалковского). Устроен в августе 1941 года. В сентябре прибыли первые транспорты пленных, общим числом свыше 9 тысяч человек; последующие транспорты были значительно меньше. Через лагерь прошло около 15 тысяч человек. Средняя численность — около 10 тысяч человек, исключительно советские военнопленные. Лагерь ликвидирован осенью 1944 года. Оставшихся в живых военнопленных вывезли в Германию. Пленные получали «питание» два раза в день: «завтрак» — «кофе» из листьев и 1 килограмм эрзац-хлеба на 10 человек, а также «обед» — похлебка из гнилого картофеля и брюквы. Голод, эпидемии (дизентерия, тиф) и массовые экзекуции явились причиной высокой смертности: число умерших доходило иногда до 300 человек в день. Экзекуции осуществлялись простейшим «методом» — забивали палками до смерти. Исполнители — лагерные полицейские, изменники. Расстрел был произведен только один раз — когда ночью изголодавшиеся пленные напали на продовольственный склад с продуктами, предназначенными для гитлеровцев. Тогда на плацу для перекличек было расстреляно сразу 500 военнопленных. К «обычным» наказаниям относились и такие меры, когда обитателей целого барака запирали на три дня и не давали им никакой пищи. Результатом такого наказания была, как правило, смерть почти всех наказанных военнопленных.

Дополнительным фактором массового истребления военнопленных был изнурительный труд на лесозаготовках, погрузка древесины на железнодорожной станции Кельце. расчистка дорог от снега, использование пленных в качестве «упряжек» для подвод с навозом и т. д. Умерших и убитых пленных хоронили в массовых могилах в лесу около Кельце (вблизи казарм бывшего 4-го пехотного полка). В лагере погибло 11 тысяч пленных [883].

Коньске. Лагерь организован осенью 1941 года на территории недостроенного завода («лагерь на строительстве»), расположенного в 1,5 километра от города. Ликвидирован в 1943 год£. Здесь погибло свыше 5 тысяч советских военнопленных.

Хелм (Обозова улица). Лагерь организован осенью 1941 года. Ликвидирован летом 1944 года. Через этот лагерь прошло свыше 100 тысяч пленных. На лагерном кладбище захоронено около 60 тысяч пленных.

Хелм (Львовская улица). Лагерь расположен недалеко от села Базыляны. Через лагерь прошло около 80 тысяч пленных. На лагерном кладбище в лесу «Борек», на шоссе Хелм — Грубешов, в 6 километрах от Хелма, захоронено около 30 тысяч военнопленных. Гитлеровцы пытались замести следы своих преступлений путем сожжения трупов (позже, в ходе войны). В лесу «Борек» производились также массовые экзекуции поляков, итальянских военнопленных и евреев [884].

Калилув, Воскшенице Дуже (волость Сидорки, уезд Бяла-Подляска). Лагерь основан летом 1941 года. Ликвидирован в декабре того же года. Через лагерь прошло 18 тысяч пленных. В среднем ежедневно умирало почти 200 человек. Не было никаких бараков или иных построек. На лагерном кладбище в лесу «Поповка» обнаружено 600 одиночных могил и 54 массовых (6 рядов по 9 могил). Число захороненных трупов свыше 13 тысяч.

Понятова (волость Годув, уезд Пулавы). Через этот лагерь прошло почти 22 тысячи пленных. Погибло около 18 тысяч.

Сельчик (волость Сидорки, уезд Бяла-Подляска). Лагерь «построен» (то есть огорожена открытая местность) еще в мае 1941 года. Ликвидирован в декабре того же года. Первые транспорты советских военнопленных начали прибывать спустя несколько дней после нападения Германии на СССР. Никаких построек в лагере не было: пленные вынуждены были сами рыть себе землянки. Через лагерь прошло 25 тысяч пленных. На лагерном кладбище захоронено около 10 тысяч человек.

Замосць. Здесь находились три лагеря под общим управлением (шталаг 325). Это были: лагерь на «Каролювце» и лагерь без построек, где пленные «жили» в ямах (в ноябре 1941 года там имели место массовые расстрелы под предлогом подавления бунта, остальных пленных перевели затем в лагерь на улице Окшеи). В 1942–1944 годах функционировал еще и третий лагерь — на Повятовой улице. Общее число жертв около 28 тысяч человек.

Руда-Пабьяницка (Лодзинский уезд). Это был пересыльный лагерь. В 1945 году, спасаясь от преследования советских войск, гитлеровцы не успели эвакуировать лагерь и подожгли барак, в котором находились больные и истощенные пленные. Пожар погасили другие пленные.

Коморово (около Вольштына). Лагерь построен еще в 1939 году. Первоначально в нем размещались польские военнопленные, а в 1940 году — французские и английские. Осенью 1941 года прибыли первые транспорты советских военнопленных. Над ними издевались здесь так же, как и в «генерал-губернаторстве». Ликвидирован в 1944 году. Из 6 тысяч советских военнопленных, которые прошли через Коморово, погибло около 4 тысяч человек. Их захоронили на еврейском кладбище в Вольштыне.

Майдан-Крулевски (уезд Кольбушова). Осенью 1941 года сюда прибыли первые транспорты пленных. Число пленных достигало 4500 человек. На приходском и лагерном кладбищах обнаружено около 4 тысяч трупов пленных.

Пелкине (уезд Ярослав). Пересыльный (этапный) лагерь был создан (точнее, огорожен) на этом месте перед самой войной, в 1941 году. Построек не было, были только «жилые» ямы. В отношении пленных применялись самые различные наказания, в частности их сажали в клетку из колючей проволоки. Число жертв около 3 тысяч человек.

Рыманув. В 1940 году в предместье Рыманува был устроен военный лагерь. В 1941 году в бараки-конюшни гитлеровцы поместили советских военнопленных. Число жертв составляло 8 тысяч человек.

Шебне (уезд Ясло). Во временные конюшни, построенные еще в 1940 году, загнали осенью 1941 года советских военнопленных. Общее число их составляло 5–7 тысяч человек. Транспорты, прибывшие осенью 1941 года, почти полностью вымерли. В начале 1944 года было доставлено еще около 3 тысяч советских пленных. Лагерь просуществовал до июля 1944 года Число жертв около 4 тысяч человек.

Вулька-Пелкиньска (уезд Ярослав). Территория будущего лагеря была огорожена колючей проволокой летом 1941 года. Вскоре привезли пленных. Построек не было, имелись только «жилые» ямы. Через этот лагерь прошло около 35 тысяч пленных. Лагерь ликвидирован осенью 1943 года. Погибло здесь по меньшей мере 5 тысяч человек. Жертвы захоронены на кладбище «Нехцялка».

Бениаминув (около Зегжа). Лагерь организован летом 1941 года в бывших казармах. Ликвидирован в июле 1944 года. В лагере свирепствовали голод и эпидемии, как и в других таких же лагерях. Здесь погибло почти 10 тысяч человек: их захоронили в лесу, неподалеку от лагеря.

Тронды (около Острув-Мазовецки, шталаг 324). Лагерь был огорожен перед самым началом войны гитлеровской Германии против СССР. Жилых строений не было. Среди новоприбывших немедленно производили «отбор», а «политически нежелательных» расстреливали вблизи деревни Гуты. Численность лагеря примерно 80 тысяч человек. Лагерь отличался крайне жестоким обращением с пленными. На кладбище около деревни Гронды обнаружено около 41 тысячи трупов. Число расстрелянных вблизи деревни Гуты составляет почти 1800 человек. Лагерь ликвидирован зимой 1942 года.

Коморово (уезд Острув-Мазовецки). На лагерном кладбище обнаружено 24 тысячи трупов.

Острувек (волость Лохув, уезд Венгрув, шталаг 333). Лагерь организован осенью 1941 года на территории пустующего завода сельскохозяйственных орудий. Ликвидирован в мае 1942 года. Через этот лагерь прошло 12 тысяч пленных., Погибло около 10 тысяч человек.

Седльце. Лагерь устроен на территории бывших военных казарм летом 1941 года. Ликвидирован летом 1944 года. Возле лагеря была проведена экзекуция политработников Советской Армии. На лагерном кладбище обнаружено 23 тысячи трупов.

Сухожебры (волость Креслин, уезд Седльце). Лагерь «А» находился вблизи железнодорожной станции Поднесьно. Территория огорожена весной 1941 года. Ликвидирован в конце 1942 — начале 1943 года. В августе 1941 года пленные организовали массовый побег, толпой штурмуя проволочные заграждения. Неподалеку, на полях деревни Воли-Сухожебрской, находился лагерь «В>. Условия в нем были такие же, как и в лагере «А». Оба лагеря были ликвидированы одновременно. Число жертв в обоих лагерях около 18 тысяч человек.

Более мелкие лагеря для советских военнопленных находились в следующих пунктах: Борек (уезд Бытом), Борек- Фаленцки (уезд Краков), Домброва-Козловска (уезд Радом), Яблонна-Буков (уезд Варшава), Легьоново (под Варшавой), Красник (Люблинское воеводство), Лысе (уезд Остроленка), Пётркув (два лагеря), Пшемысль, Стшельце (уезд Пулавы), Шубин, Вольска-Домброва (уезд Радом) и т. д. Из более крупных, но не исследованных лагерей для советских военнопленных надо упомянуть еще Свенты-Кшиж под Кельцами и Корош под Белостоком.

Условия существования пленных в этих лагерях ничем не отличались от других. Только масштабы преступлений здесь были меньше, чем в крупных лагерях. Так, например, в лагере под Красником на территории бывших казарм возле шоссе на Ужендзин из 150 находившихся там советских пленных умерло от голода почти 90 человек. Остальных перед самым своим бегством гитлеровцы расстреляли и закопали на участке между казармами и железнодорожной веткой [885].

КРАТКИЙ ПЕРЕЧЕНЬ НАИБОЛЕЕ ИЗВЕСТНЫХ ЛАГЕРЕЙ УНИЧТОЖЕНИЯ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ НА ОККУПИРОВАННЫХ ТЕРРИТОРИЯХ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Минск. Один из крупнейших лагерей для военнопленных на территории Белорусской ССР. Находился в столице республики — Минске. Первоначально был размещен в пригородном поселке Дрозды, куда в первые месяцы войны было согнано свыше 30 000 военнопленных и гражданских лиц, бежавших от фашистского нашествия, но захваченных танковыми группами гитлеровцев, тысячи евреев, а также схваченные гитлеровцами местные активисты, партийные и советские работники и т. д. Вскоре лагерь в Дроздах был ликвидирован и организован новый — на Широкой улице.

Осенью 1941 года здесь фашистами была организована одна из крупнейших акций по уничтожению советских военнопленных. Совершили преступление уголовные элементы и предатели из числа литовцев, организованных в так называемый «батальон вспомогательной полиции» под командованием известного палача Импулявичюса и его адъютанта Юодиса.

Под предлогом, что военнопленных отправляют на полевые работы, людей выгнали из бараков, посадили в грузовики и отвезли на место казни. «Это были изголодавшиеся полуживые люди». На месте массового побоища пленных группами гнали к выкопанным рвам, там их расстреливали, затем очередную партию заставляли ложиться на трупы убитых и тоже расстреливали. Поскольку многие пленные не в состоянии были держаться на ногах, фашисты расстреливали их на месте, неподалеку от бараков. Перед казнью убийцы ограбили пленных. «Пленники умирали как герои: громко проклинали палачей, говорили о победе Красной Армии и о том, что придет день возмездия» [886].

Рука правосудия настигла некоторых из этих гнусных убийц 21 год спустя после совершенного ими страшного преступления. В октябре 1962 года Верховный суд Литовской ССР приговорил к смертной казни 9 преступников (Импулявичюса— заочно, поскольку в настоящее время он проживает в городе Филадельфия, США).

Артемовск (Украинская ССР). Лагерь был организован в ноябре 1941 года на территории гарнизонного городка. Мучимые страшным голодом пленные поели всю траву в окрестностях. Чтобы лишить их даже этого источника «питания», гитлеровцы огородили лагерь двойным забором из колючей проволоки. На территории лагеря захоронено около 3 тысяч умерших пленных [887].

Умань (Украинская ССР). В этом лагере на небольшом участке было сосредоточено в страшной тесноте и антисанитарных условиях свыше 70 тысяч пленных. Лишь незначительное число их было размещено в постройках бывшего кирпичного завода: остальные находились под открытым небом. «Питания», состоявшего из жидкой похлебки, хватало всего для нескольких тысяч пленных. При раздаче супа происходили самые невообразимые сцены между изголодавшимися людьми. Гитлеровцы с садистским наслаждением фотографировали эти сцены, а охрана избивала пленных палками. В этом лагере ежедневно погибало 60–70 человек. Лагерь просуществовал недолго: оставшихся в живых пленных перевели в другие лагеря [888].

Сталино. В Сталинозаводском районе города Сталино существовал лагерь, в котором временами находилось до 20 тысяч пленных. Голодные рационы («эрзац-хлеб» по 1200 граммов на 8 человек и 1 литр «супа» в день на человека), холода, отсутствие воды для мытья, нехватка питьевой воды, завшивленность, эпидемии и издевательства охраны явились причиной высокой смертности. На территории этого лагеря и городской поликлиники было захоронено около 25 тысяч пленных [889].

Смоленск. В лагере для пленных № 126 в Смоленске в результате издевательств, пыток, избиения, голода, эпидемий тифа и дизентерии, морозов и непосильного труда умирало до 150–200 человек ежедневно. «Зондерфюрер» Гисс был «специалистом» по массовым расстрелам пленных, а унтер-офицер Гатлин и рядовой Радтке издевались над людьми и до смерти запарывали их плетьми. Эксгумированные трупы были нагими, редко в обмундировании, подкожно-жировая клетчатка отсутствовала, в желудках обнаружены остатки травы и листьев [890].

Лагеря на территории Литовской ССР.

Каунас. В лагере для советских военнопленных № 336, находившемся в форте № 6 в Каунасе, погибло от голода, истощения и пыток около 35 тысяч пленных, в том числе 13 936 человек умерло в лагерном «лазарете» [891]. В Каунасе существовал и другой лагерь без номера вблизи аэродрома, в котором погибло около 10 тысяч советских военнопленных [892].

Лагерь вблизи города Алитус существовал с июля 1941 года по апрель 1943 года. Кроме того, на территории Литовской ССР были лагеря поменьше. Общее число замученных и убитых в этих лагерях советских военнопленных, по данным Чрезвычайной государственной комиссии, составляет не менее 165 тысяч человек [893].

Рава-Русская. Почти все советские военнопленные, согнанные в этот лагерь, погибли. Весь дневной рацион состоял здесь из мерзлого нечищеного картофеля, который варили для пленных. Изнурительный труд, неотапливаемые бараки, бесчеловечные наказания в виде привязывания к колючей проволоке на несколько часов при сильных морозах быстро привели к гибели пленных. В массовых могилах вблизи лагеря, в среднем по 350–400 трупов в каждой, захоронено 10–12 тысяч пленных, которые погибли в конце 1941 — начале 1942 года. Жертвы гитлеровцев захоронены в обмундировании, но без обуви. В ходе эксгумации было установлено, что многие жертвы одеты в несколько летних гимнастерок: это свидетельствует о том, как сильно они страдали от холода [894].

Орел. Лагерь для советских военнопленных в Орле был устроен в городской тюрьме. В камеры площадью 15–20 квадратных метров загоняли по 50–80 человек. При царящей в лагере массовой смертности живые зачастую спали рядом с мертвыми. Дневной рацион питания составлял 200 граммов хлеба с примесью древесных опилок и 1 литр супа из гнилой сои и прелой муки. Такой «рацион» содержал максимум 700 калорий. При подобном питании, которое гитлеровские врачи признавали «достаточным», пленных заставляли выполнять непосильную работу в каменоломнях и на погрузке боеприпасов. «Строптивых» пленных изолировали в специальном «блоке смерти» и расстреливали регулярно по вторникам и пятницам группами по 5–6 человек. Из числа жертв, погибших в Орле, только от голода умерло 3 тысячи человек.

Выдающийся советский хирург академик Н. Н. Бурденко, который по поручению Чрезвычайной государственной комиссии расследовал условия содержания пленных (сразу же после изгнания фашистов из Орла), так описал свои первые впечатления:

«Картины, которые мне пришлось видеть, превосходят всякое воображение. Радость при виде освобожденных людей омрачалась тем, что на их лицах было оцепенение… Очевидно, пережитые страдания поставили знак равенства между жизнью и смертью. Я наблюдал три дня этих людей, перевязывал их, эвакуировал — психический ступор не менялся» [895].

Хутор Вертячий (Сталинградская область). Здесь пленных заставляли работать по 14–16 часов на рытье окопов, бункеров и военных складов. А ведь это были работы, запрещенные положениями Женевской конвенции 1929 года! За 3,5 месяца существования этого лагеря в нем в результате каторжного труда, голода, болезней и экзекуций погибло около 1500 советских военнопленных [896].

На территории Латвийской ССР акция гитлеровцев по массовому истреблению советских военнопленных при-: обрела особо широкие масштабы. Это относится главным образом к лагерям в Риге и Даугавпилсе. В Риге шталаг 350 был организован в июле 1941 года. Он просуществовал до октября 1944 года. Дневной рацион питания состоял из 150–200 граммов хлеба, наполовину из опилок и соломы, I литра супа, сваренного из нечищеного гнилого картофеля и без соли. Пленных размещали в зданиях без окон, где они спали на голой земле, в страшной тесноте, заедаемые вшами. Каторжный труд продолжался по 12–14 часов в день. В таких условиях за период с декабря 1941 года по май 1942 года погибло от холода, голода, тифа, истощения и в результате массовых расстрелов около 30 тысяч военнопленных. Общее число жертв шталага 350 и его филиалов составляет почти 130 тысяч пленных.

Лагерь в Даугавпилсе (Двинске) повсеместно, среди пленных и населения, именовался «лагерем смерти». Здесь в таких же условиях, как и в Риге, погибло свыше 124 тысяч пленных. Когда зимой 1942/43 года в лагере вспыхнула эпидемия сыпного тифа, гитлеровцы согнали на крепостную эспланаду несколько десятков тысяч военнопленных и расстреляли их из пулеметов! Таким «методом» фашисты «боролись» с эпидемией: в этот день погибло около 45 тысяч человек. Другим местом массового вымирания людей были лагерные «лазареты» в Риге и Даугавпилсе.

Общее число убитых и замученных в Латвии советских военнопленных, по данным Чрезвычайной государственной комиссии, составляет 327 тысяч человек [897]!

На территории гитлеровской Германии положение советских военнопленных было не лучше, чем в «генерал-губернаторстве» и на оккупированных территориях СССР. Об этих условиях знали военнопленные других государств, находившиеся в лагерях по соседству со шталагами для советских военнопленных.

В качестве примера приведу картину прибытия транспорта советских пленных в шталаги Германии в ноябре 1941 года, которую видели французские военнопленные. Эти соседи советских людей по плену так описывают условия, существовавшие в шталагах для военнопленных из Советского Союза:

В шталаге Хаммельбург (зимой 1941/42 года) около 1500–2000 советских военнопленных были размещены в неотапливаемых конюшнях без нар. Они прибыли после четырёхдневного переезда в наглухо закрытых вагонах, истощенные и голодные. По описанию одного из лагерных охранников, в лагере свирепствовал ужасный голод, пленные копались в кухонных отбросах, ища что-либо съедобное. Не менее страшной была и «медицинская помощь». При таких условиях, не удивительно, что в течение 14 дней умерло несколько сот человек [899].

Военно-промышленные предприятия Германии, использовавшие, а вернее, эксплуатировавшие даровую или почти даровую рабочую силу военнопленных, находились в руках германских промышленников, извлекавших из этого рабского труда миллионные прибыли. Но чтобы прибыли эти стали еще большими, необходимо было насколько возможно снизить жизненный уровень этих рабочих, или. скорее, пленных рабов.

Опишем в качестве примера положение примерно 1800 советских пленных в лагере на Раумштрассе в Эссене:

«В помещениях, предназначенных нормально для 200 человек, «жило» в среднем по 300–400 пленных. Пол — каменный. Матрацы кишели клопами. Помещения эти никогда не отапливались, даже зимой. Питание состояло из жидкого, грязного, с песком «супа» из гнилой и вонючей капусты. Миски, из которых ели этот суп, использовались также для мытья и отправления естественных надобностей, поскольку после тяжелой и изнурительной работы пленные уже не имели сил подняться со своего ложа. Пленных будили в 3 часа ночи. Во время работы их избивали резиновыми дубинками. Работа на предприятиях Круппа была опасной и требовала большого внимания, что при полном истощении пленных было явно невозможно. Ежедневно происходили несчастные случаи. При возвращении с работы часть пленных везли на тачках или несли на руках их товарищи. Ежедневно прямо на своих матрацах умирало по 2–4 человека. Трупы их лежали иногда по нескольку дней, пока не начинали разлагаться, и лишь тогда товарищи закапывали их где попало» [900].

Д-р Головицкий, который был единственным врачом этих измученных людей, несмотря на все свои попытки облегчить положение пленных и протесты против такого положения вещей не может указать ни одного случая, чтобы совершенно изможденных людей освободили от работы хотя бы на день. Несмотря на вмешательство д-ра Майя (немецкого врача фирмы «Крупп»), которому был подчинен д-р Головицкий. им не удалось добиться ни от Круппа, ни от вермахта улучшения обращения с пленными или хотя бы усиления питания.

Некоторым дополнением к этим показаниям является служебная записка, составленная служащим конторы паровозостроительного завода Круппа в Эссене неким Зэлингом и дополненная его начальником Тейле, — о совещании в отделении Германского трудового фронта (ДАФ) 20 февраля 1942 года по вопросу питания 25 советских военнопленных, выделенных для работы в цехе строительства котлов того же завода. Из этой записки явствует, что между 4–5 часами утра, перед выходом на работу, они получали 300 граммов хлеба, чего должно было «хватить» им до конца работы, то есть до 6 часов вечера [901].

Когда Тейле вмешался и поднял вопрос об этом голодном «пайке», некий д-р Леман из Эссена бросил реплику, что «русских военнопленных не следует приучать к западноевропейскому питанию». Поскольку голодающие и изнуренные пленные не выполняли дневного производственного задания, упомянутый Зэлинг выделил этим людям, по приказу своего шефа Тейле, дополнительно порцию молочного супа из кухни района Вейдкамп. Эта мера вызвала немедленную реакцию со стороны отделения ДАФ, которое отменило дальнейшую выдачу такого супа (его успели выдать только один раз). Представитель ДАФ на этом совещании некий Приор в очень резкой форме обвинил Зэлинга в том, что тот «заступился за большевиков», и сослался при этом на известные распоряжения правительства третьего рейха [902].

Вот реплика Зэлинга, содержащаяся в его служебной записке:

Пожалуй, трудно более ясно представить цели германской политики истребления военнопленных. Истребление было главной целью, а изнуряющий, рабский труд — только дополнительным фактором уничтожения наряду с голодом и пытками.

По поводу Эссенского лагеря следует также заметить, что как Зэлинг, так и его начальник Тейле в своем отчете для фирмы «Крупп» подчеркивают: стараясь выделить для пленных дополнительную порцию супа, они действовали только в целях повышения производительности труда пленных. Иной мотивировки от них нельзя было и ожидать.

К сожалению, не все лагеря для военнопленных были достаточно обследованы. К числу таких лагерей относятся: шталаг для советских военнопленных в Нёй-Бранденбурге, где зимой 1941 года в результате голода и эпидемии тифа вымерло около 14 тысяч человек [904]; шталаг в Фаллингбостеле, где также была очень высокая смертность [905]; шталаг VIIIC в Жагани; лагеря военнопленных в Норвегии, Франции и многие другие.

Примерно со второй половины 1942 года было прекращено истребление уцелевших в лагерях советских военнопленных. Разумеется, это отнюдь не означало отказа рейха от его политики дискриминации по отношению к ним. Эта политика по-прежнему проводилась: она была обязательна и регламентировалась приказами сверху (ОКВ, ОКХ и т. д.), а также и снизу — приказами командиров отдельных частей и соединений вермахта, командующих отдельными военными округами, комендатов лагерей для военнопленных и т. д. В этих приказах совершенно ясно подчеркивалось, что в отношении советских военнопленных должен применяться более суровый режим, чем для пленных других государств. Это касалось таких вопросов, как питание, размещение, оплата труда, одежда и, наконец, общее обращение. Барак, в котором по норме помещалось 150 человек, служил «жилищем» для 840 советских военнопленных [906], оплата труда советских людей была наполовину меньше [907], чем граждан других государств (разумеется, в тех случаях, когда вообще «платили» за работу). Инструкции предусматривали, что пленные, постоянно работающие в закрытых помещениях, должны несколько минут проводить на свежем воздухе. На советских военнопленных это не распространялось [908]. «Одеяла», которыми покрывались советские военнопленные, мастерились из бумаги (пленные сами должны были делать их). Специальные «идеологические» инструкции прививали немецким охранникам враждебное отношение к советским военнопленным. Основой в обращении гитлеровцев с военнопленными было применение оружия даже по самому незначительному поводу. Согласно этим немецким инструкциям, о каждом случае расстрела или ранения пленного надлежало доносить в ОКВ, однако это предписание не применялось в отношении советских военнопленных [909]. Для них не был также обязательным и предупредительный окрик [910].

Дискриминация советских военнопленных имела место даже в случае смерти военнопленного. Умерших советских пленных хоронили без гробов, раздетыми, иногда завернутыми в оберточную бумагу. Этого требовало ОКВ [911]. «Предусмотрительное» гитлеровское министерство внутренних дел дополняет это распоряжение следующими указаниями: в случае, если смерть советского военнопленного произошла вне лагеря для пленных, его необходимо захоронить на местном кладбище, но в отдельно расположенном месте, не привлекая к этому внимания населения, без почестей, без украшения могилы и т. д. В случаях массовой смертности пленных надлежало хоронить в общих могилах. «Необходимо расходовать как можно меньше средств», — так заканчивается эта инструкция [912].

ИНТЕРНИРОВАННЫЕ ИТАЛЬЯНСКИЕ СОЛДАТЫ В НЕМЕЦКИХ ЛАГЕРЯХ ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ НА ПОЛЬСКОЙ ТЕРРИТОРИИ [913]

После выхода Италии из фашистской коалиции разоруженные итальянские части, которые отказались воевать на стороне Германии, особенно «взбунтовавшиеся» дивизии, были в соответствии с приказом ОКВ от 15 сентября 1943 года (L-218) переброшены на Восток, главным образом на территорию «генерал-губернаторства» и в район Белостока. Присутствие значительного числа итальянских пленных было установлено также в следующих лагерях: Бяла-Подляска, Богуше, Хелм, Ченстохова, Демблин, Седльце, Сувалки, Варшава, Торунь.

Судьба итальянских военнопленных (в большинстве своем это были офицеры) оказалась очень тяжелой. Их привезли из Греции, Югославии и Южного Тироля в летнем обмундировании, а они не привыкли к холодам. Итальянских пленных морили голодом, издевались над ними, оскорбляли их. Многие из них умерли в результате эпидемических болезней и крайнего истощения. В лагере Бяла-Подляска, подобно тому как это было в лагерях для советских военнопленных, отмечены случаи поедания травы доведенными до отчаяния, изголодавшимися итальянцами. Во многих случаях польское население, рискуя собственной жизнью, передавало продовольствие голодающим итальянцам. Почти в каждом лагере проводились экзекуции итальянских пленных. Так, например, массовые казни итальянцев имели место в лесу «Борек» под Хелмом, в крепости Демблин, в лесу под Седльцами, в лесу под Нивисками — сразу же за Ополем (Любельским). По показаниям некоторых свидетелей, в госпитале для пленных в Хелме итальянцев умерщвляли путем смертельных инъекций.

Используя тяжелое положение пленных, гитлеровцы оказывали на них давление, чтобы склонить их выступить за Муссолини. В отношении тех, которые поддались нажиму, применялся более легкий режим; им повышали дневной рацион питания и их даже вывозили на Запад. Значительное число итальянских пленных в Варшаве в результате жестокого обращения скоро умерло. Во время известного Варшавского восстания 1944 года гитлеровцы посылали итальянских пленных на самые опасные участки, требуя от них выполнения совершенно бессмысленных работ, видимо с целью быстрейшей их ликвидации [914].

Число итальянских военнопленных, которые находились в лагерях на польской территории, а также число жертв среди них пока еще точно не установлено. По показаниям можно определить примерное количество итальянцев: в Бяла-Подляске (лагерь в районе «Зофи-Ляс») — около б тысяч человек и в Хелме (Любельском) — около 10 тысяч. Мнения свидетелей относительно числа итальянских пленных в Седльцах расходятся: 1000, 2000 и даже 10 тысяч человек. Нет цифровых данных и по лагерям в Богуше, Сувалках, Торуни, Варшаве и другим пунктам, где также были размещены итальянские военнопленные.

После пребывания итальянских пленных в немецких лагерях на польской территории остались массовые могилы под Хелмом («Борек»), под Седльцами, в крепости Демблин (где итальянские пленные захоронены в крепостных рвах около костела вместе с советскими военнопленными). Многие итальянцы похоронены в одиночных могилах, как, например, в селе Сяшки; там б итальянцев погребены на участках, где захоронены и советские военнопленные.

ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ УБИЙСТВА В ЛАГЕРЯХ ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ

Наряду с массовым уничтожением советских военнопленных почти во всех гитлеровских лагерях для военнопленных имели место индивидуальные убийства. Причины их были самыми различными. Во многих случаях дело решалось позицией и отношением к пленным со стороны очередного коменданта лагеря или офицера контрразведки. Но важную роль играли здесь и обязательные инструкции (а равно их интерпретация местным начальством), отдаваемые лагерной охране, о правилах ее поведения в случае нарушения (даже мнимого) пленными лагерного распорядка. Люди на командных постах в лагерях были неодинаковы: от человечных и лояльно относящихся к пленным (были и такие) до мизантропов, садистов и пылающих лютой ненавистью к пленным, преимущественно активных нацистов. Индивидуальные убийства зачастую были результатом гонений, применяемых очередным комендантом. Как правило, они принимали различные формы: например, охранники стреляли по баракам во время воздушной тревоги, несмотря на то что пленные находились внутри и не пытались выйти. Стреляли даже в том случае, если пленный слишком близко подходил к окну во время воздушной тревоги; расстреливали пойманного военнопленного после неудачного побега даже тогда, когда он был безоружным и не оказывал сопротивления; стреляли при мнимой попытке к бегству; за приближение к «поясу безопасности» у проволочных заграждений; за то, что слишком быстро вошел в барак после вечерней переклички и сигнала разойтись с плаца для перекличек, а порой открывали огонь без всякой видимой причины или даже предлога по… проходящим мимо пленным!

Приведем некоторые данные, касающиеся польских и югославских военнопленных.

В офлаге ХС в Любеке, особенно в первой половине 1942 года, когда комендантом здесь был подполковник Вахтмейстер, а офицером контрразведки — капитан Гроотхоф, в польских военнопленных стреляли по любому поводу. Гитлеровцы устроили себе особое «спортивное» занятие: по вечерам они неожиданно давали свистком сигнал войти в бараки и стреляли по тем, которые не успели сделать этого мгновенно. В этот период был убит капитан Дýрак, тяжело ранен командор Маевский, ранен подпоручик Гловацкий и несколько других пленных [915].

В офлаге IIС в Вольдеиберге однажды без всякой к тому причины охрана открыла огонь по военнопленным, совершавшим очередную прогулку на лагерном плацу. Двое были убиты и несколько человек ранено. Произошло это через несколько дней после побега из лагеря 5 пленных. Узники рассматривали этот случай как акт мести со стороны гитлеровцев [916]. В тот день погибли майор Плянета из 29-й пехотной дивизии и поручик Бегале (?) из 2-го кавалерийского полка [917].

В офлаге VILA в Мурнау несколько польских офицеров было убито за то, что находились слишком близко у окна во время воздушных тревог. Так погибли полковник Макс — бывший адъютант Пилсудского, поручик Вышинский и поручик (?) Вжещинский. Этот последний был одним из трех братьев, находившихся в Мурнау. Он участвовал в первой мировой войне в армии кайзера и был одним из нескольких немецких солдат, которые захватили упорно оборонявшийся французский форт Дуамон (Верден). Гитлеровцы хотели предоставить ему некоторые привилегии, но Вжещинский отказался от них.

В июне 1941 года из Мурнау бежали 16 польских офицеров. Четверо из них были пойманы, а один — поручик Вжещинский был убит [918].

Рабочая колонна польских военнопленных из офлага IIЕ в Нёй-Бранденбурге в 1941 году по пути к месту работы встретила колонну изможденных советских военнопленных. Один из поляков, Фридрих, бросил сигарету проходившим мимо русским. Сопровождавший польскую колонну охранник выстрелил по Фридриху и убил его наповал [919].

В офлагах для поляков лагерные власти во многих случаях оказывали сильное давление на польских офицеров, чтобы последние согласились принять немецкое подданство и сотрудничать с офицером контрразведки, угрожая репрессиями в отношении тех, кто отказывался это сделать. Один из таких «упорствующих», капитан Кароль Залевский, был вывезен в лагерь Фрауэнберг и там был застрелен под явйо провокационным предлогом: «убит при попытке к бегству» [920].

В офлаге Оснабрюк имели место частые случаи ранения лагерной охраной находившихся там югославских офицеров: она стреляла по ним по малейшему поводу, а часто и вовсе без повода. Вот несколько примеров:

11 января 1942 года охрана открыла огонь по группе пленных и тяжело ранила капитана Петара Ножинича;

2 сентября 1942 года был ранен поручик Владислав Вайс, рана повлекла за собой тяжелое увечье;

11 марта 1943 года охранник открыл огонь по бараку с пленными и через дверь убил генерала Димитра Павловича;

26 апреля 1943 года был ранен гитлеровским унтер-офицером поручик Владислав Гайдер, который скончался от ран;

26 июня 1944 года был тяжело ранен поручик Дьордьевич. Стрелял капитан Кунце из лагерной охраны [921].

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВОЕННОПЛЕННЫХ В КАЧЕСТВЕ <ЖИВОГО ПРИКРЫТИЯ» ВОЕННЫХ ОБЪЕКТОВ

Замысел использовать военнопленных, попавших в руки гитлеровцев, для прикрытия военных объектов и сооружений, являвшихся целью стратегических бомбардировок союзной авиации (военные заводы, линии коммуникаций, гидросооружения, склады и пр.) — как изолированных, так и находящихся в жилых кварталах городов, — исходил из партийно-административных кругов третьего рейха.

После массированного воздушного налета союзников на Карлсруэ в 1942 году гаулейтер Бадена Вагнер выступил с предложением использовать английских военнопленных для разборки развалин и ликвидации других разрушений, вызванных налетами, или же разместить этих военнопленных в городах, подверженных воздушным налетам. Кажется, однако, что предложение это не встретило тогда «должного» понимания.

Когда весной 1943 года воздушные налеты на Германию усилились, Вагнер возобновил свое предложение, обратившись с письмом по этому вопросу непосредственно к Борману.

«Я рассчитываю на решительный успех, особенно в случае организации офицерских лагерей для английских военнопленных в непосредственной близости от плотин и подобных сооружений, а также соответствующего информирования об этом противника» [922], — писал гаулейтер своему шефу.

Характерная деталь: Вагнер выражает одновременно опасение, что такой шаг может повлечь за собой подобные же репрессалии со стороны противника, но утешается тем, что большинство немецких военнопленных находится в Канаде и других заокеанских странах, а следовательно, «вне пределов досягаемости нашего оружия». В связи с этим, по мнению Вагнера, опасность, угрожающая английским пленным, была бы при настоящем состоянии воздушной войны значительно большей, если бы его предложение было реализовано.

Но… и на сей раз «проект» Вагнера письмом Бормана от 16 июня 1943 года был отвергнут [923]. Борман опасается «самых суровых репрессалий» даже в Канаде, а кроме того, обращает внимание Вагнера на тот факт, что в этих вопросах важную роль играет количество пленных с обеих сторон [924].

Однако, несмотря на отказ Бормана, проект Вагнера поддерживает Геринг. Скомпрометированный ввиду усиливающихся воздушных налетов на немецкие города, главнокомандующий гитлеровскими ВВС, не имея возможности предотвратить налеты военными средствами, решает использовать для этого пленных летчиков, находящихся в его ведении и под его «опекой», как заложников и гарантов безопасности немецких городов, особенно находящихся там военных объектов.

18 августа 1943 года Геринг обращается в ОКВ с проектом организации в жилых кварталах городов, подверженных воздушным налетам союзной авиации, лагерей для военнопленных. Для этой цели он готов перебросить в распоряжение ОКВ около 8 тысяч английских и американских пленных летчиков. Освобожденные от них бараки Геринг предлагает передать населению, эвакуированному из разрушенных кварталов. Не ожидая санкции ОКВ, нетерпеливый Геринг начал предварительные переговоры по этому вопросу с городскими властями Франкфурта-на-Майне, которые проявили «полное понимание» его планов и выразили готовность ускоренными темпами начать строительство таких лагерей с помощью всех имеющихся в их распоряжении средств [925].

ОКВ не заставило Геринга долго ждать решения. Уже 3 сентября 1943 года после консультации с Управлением по делам военнопленных, которое дало свое согласие, ОКВ оказывает полную поддержку планам Геринга и признает важными его аргументы относительно того, что это мероприятие явится «защитой для городского населения», а кроме того, оно позволит решить проблему содержания все возрастающего количества пленных летчиков, для которых уже не хватает помещении [926].

Следует подчеркнуть и роль Управления по делам военнопленных в принятии этого решения: именно Управление по делам военнопленных высказалось в том смысле, что размещение лагерей для пленных, согласно проекту Геринга, не находится в противоречии с действующими конвенциями, и хотя существует опасение, что противник применит репрессалии, в данное время такую возможность не следует принимать всерьез [927].

«Идея» размещения военнопленных в зонах, наиболее подверженных воздушным налетам, обсуждалась почти после каждого крупного налета авиации союзников. Когда был подвергнут бомбардировке Брауншвейг (1944 год), вопрос об обороне этого города, являвшегося важным центром военной промышленности, со всей остротой встал на заседании «Егерштаба» 25 апреля 1944 года. На этом заседании имел место следующий диалог между офицером связи «Егерштаба» при ОКВ майором Клебером и фельдмаршалом Мильхом:

«Клебер: Я желал бы перевести пленных поближе к Брауншвейгу.

Мильх: Считаю, что в случае продолжения бомбардировок Брауншвейга переброска туда пленных является замечательной идеей» [928].

Проект этот был осуществлен. В ряде случаев военнопленных размещали поблизости, а порой даже и на территории подвергавшихся бомбардировке объектов либо их не эвакуировали из таких пунктов. В нескольких случаях результаты такой преступной политики были для пленных весьма трагичными.

Первоначально гитлеровцы намеревались использовать пленных летчиков в качестве заложников «неприкосновенности» городов. Однако на практике в этот проект был внесен определенный корректив: в качестве «живого прикрытия» стали использовать пленных всех родов войск.

Еще несколько слов о реализации задуманного плана.

В Эссене в нескольких лагерях было размещено около 2000 советских и почти 2000 французских военнопленных. Лагеря эти находились рядом с известными военными предприятиями Круппа. Французских военнопленных мы обнаруживаем в Эссене уже к концу 1941 года: вопреки протестам, заявленным их доверенными лицами, французов использовали на производстве артиллерийских орудий. Частые налеты авиации союзников на Эссен повлекли за собой разрушение лагерей и людские потери. Один из бывших военнопленных, Анри Бюссон, выступая в качестве свидетеля на процессе гитлеровского фельдмаршала Лееба и других, рассказал о 2 французских военнопленных, убитых во время одного налета, и о 44 других, заживо сгоревших во время другого налета. Однако и эти потери не повлекли эвакуации военнопленных из опасной зоны. Наоборот, из разрушенных лагерей их перевели прямо на заводскую территорию [929].

Приведенные выше данные об Эссене были подтверждены обнаруженными немецкими документами. Немецкий врач, осуществлявший санитарный надзор за французскими военнопленными, в своем рапорте упоминает о налете на Эссен 27 апреля 1944 года. Во время этого налета лагерь французских пленных, о которых идет речь, находившийся на Ноггератштрассе, был подвергнут бомбежке, и ему были причинены значительные разрушения. После этого часть пленных была размещена в сыром подземном проходе, а часть оставлена в разрушенном лагере. Остальных разместили на десяти различных предприятиях Круппа [930].

Подобные факты имели место также и в Любеке, где находился офлаг ХС (Любек-Швартау), в котором в 1941–1943 годах оказались и польские офицеры. Этот лагерь был расположен по соседству с казармами зенитной артиллерии, а всего в 400 метрах от него были позиции гитлеровской зенитной батареи. В марте 1942 года, во время первого массированного налета на Любек, английские самолеты атаковали указанные позиции и сбросили несколько зажигательных бомб, от которых сгорело несколько бараков для пленных. Многие пленные были обожжены. Одна «зажигалка» попала в майора Скачило и убила его наповал [931].

Лагеря, где находились польские военнопленные, довольно часто подвергались налетам союзной авиации.

Разбомбили и офлаг в Дорстене, расположенный рядом со шлюзом на канале Рейн — Везер. К счастью, никто не пострадал. Зато имели место жертвы в Дёсселе, куда были переведены пленные из Дорстена.

Офлаг VIB в Дёсселе, размещенный в 3 километрах от железнодорожной станции Варбург, раскинулся на холме в местности, с трех сторон окруженной железнодорожными линиями. В ночь на 27 сентября 1944 года его разбомбила канадская авиация, что повлекло за собой трагическую смерть 90 польских пленных [932].