ГЛАВА XXIX

За столом дамы имели озабоченный и таинственный вид. Как раз перед завтраком они устроили очень важное совещание, на котором были разрешены все вопросы. А леди Анингфорд, оставшаяся утром дома, обдумала план предстоящего маскарада, и когда дамы возвратились, она представила его на их рассмотрение.

Все пришли в восторг от ее замысла и единогласно приняли его к исполнению. Идея леди Анингфорд заключалась в следующем: вместо того чтобы наряжаться в фантастические и в то же время ни на что не похожие костюмы, как это всегда бывает на импровизированных маскарадах, лучше изображать персонажей из «Идиллии короля», где все одеты в широкие, свободные, падающие прямыми складками одеяния, которые можно легко сшить в какие-нибудь три часа. Оставалось только распределить среди присутствующих роли. Леди Анингфорд предложила, чтобы Гиньеверой была Этельрида, а Изольдой — Зара.

— Отлично, великолепно! — закричали все разом, а у Зары сразу потемнели глаза. «„Тристан и Изольда“ [6], как, в самом деле, романтично», — подумала она.

— А я буду Брингильдой [7] и подам Тристану и Изольде любовный напиток, — предложила леди Анингфорд.

— Прекрасно, очаровательно! — опять хором воскликнули дамы и приступили к обсуждению остальных ролей.

Наконец, к всеобщему удовлетворению, все роли были распределены, только Зара осталась недовольна своей, так как боялась, чтобы Тристрам не подумал, что она сама выбрала себе роль и не принял это за аванс с ее стороны.

Затем началось обсуждение костюмов. Каждая участница предлагала свое, но леди Анингфорд, предвидя затруднения с костюмами, послала на автомобиле свою горничную закупить в магазине в ближайшем местечке все светлые ткани, какие только могли там найтись. Как раз когда дамы спорили о деталях костюмов данной эпохи, в комнату внесли громадный сверток с материями, на который они с восторгом набросились.

Здесь были белые, кремовые и более яркие ткани, из которых одна, ярко-голубого цвета, по общему мнению, как будто специально предназначалась для Изольды.

— Она будет просто божественна в таком одеянии со своими великолепными распущенными волосами и с золотым обручем вокруг головы, — сказала леди Анингфорд Этельриде.

За обедом леди Анингфорд, сидевшая рядом с Вороном, рассказала ему обо всех этих приготовлениях, конечно, под большим секретом.

— Будет очень забавно, Ворон, я обдумала все подробности. За десертом я подам золотую чашу с вином нашей молодой парочке, как будто для того, чтобы вместе с ними выпить за их здоровье, а когда они выпьют, объявлю, что я в отчаянии, так как по ошибке налила вместо вина любовный напиток. Словом, так, как об этом говорится в поэме. И кто знает, может быть, это соединит их!

— Вы прелесть, леди Анингфорд.

— Мне больше всего нравится этот нелепый и прелестный контраст, — продолжала леди. — Мы все в длинных средневековых одеяниях, с распущенными волосами, а вы — в современных охотничьих костюмах. Мне бы еще хотелось, чтобы Тристрам надел рыцарские доспехи. Этельрида устроит так, что к обеду они пойдут вместе. Она скажет им, чтобы они воспользовались этим последним случаем, так как вскоре им предстоит отправиться ко двору короля Марко. Не правда ли, это будет восхитительно?

— Вам лучше знать, — ответил Ворон, склоняя на бок свою мудрую старую голову. — Помните только, что сейчас в их отношениях, по-видимому, наступил критический момент, и дело может повернуться и так, и этак. Не ставьте их из добрых побуждений в затруднительное положение.

— Ах, какой вы несносный, Ворон, — возразила леди Анингфорд. — Никогда ничего нельзя сделать без того, чтобы вы не стали критиковать. Предоставьте все мне!

После такого отпора полковнику Ловербаю оставалось только продолжать свой завтрак.

Завтрак окончился и охотники снова отправились на охоту, а дамы с головой погрузились в свои приятные приготовления.

Было условлено, что мужчины соберутся в белой гостиной одни, а затем уже туда явятся дамы в полном составе. И вот, когда группа охотников в красных охотничьих куртках собралась в углу комнаты у камина, лакей распахнул обе половины больших дверей и громко провозгласил:

— Ее величество королева Гиньевера и дамы ее двора!

И в зал медленно и торжественно вошла Этельрида.

Она была одета в белое платье с наброшенным поверх него голубым плащом, отделанным горностаем и серебром; длинные, белокурые волосы были распущены и на голове сверкала бриллиантовая корона. Она выглядела настоящей королевой и была прекрасна как никогда; восхищенному же Френсису она казалась красивее всех.

За нею попарно шли придворные дамы, а позади всех на расстоянии десяти шагов от остальной группы, шла «Изольда», за ней следовала «Брингильда». Когда мужчины, стоявшие у камина, увидели «Изольду», у них захватило дыхание.

Зара превзошла все ожидания. Ярко-голубая ткань ее длинного, ниспадающего легкими складками одеяния, которая была бы убийственна для большинства женщин, особенно подчеркивала красоту ее безукоризненной белой кожи и удивительных волос. Волосы, придерживаемые только тонким золотым обручем, окружали ее точно блестящим золотисто-рыжим плащом, темные глаза возбужденно блестели. Сейчас это была женщина, упоенная своей красотой и ее властью над окружающими.

— Господи! — раздалось первое членораздельное восклицание из группы мужчин, и затем все хором стали выражать свой восторг. И только Ворон, взглянув на Тристрама, заметил, что лицо его было бледно, как смерть.

Вскоре приехали две другие партии гостей, всего около двадцати человек, и снова посыпались восхищенные возгласы по поводу блестяще выполненного замысла. Среди этого веселого возбуждения раздался голос слуги, провозгласившего, что обед подан, и Этельрида, обратившись к своему кузену, сказала:

— Мой лорд, прошу вас вести к пиршественному столу вашу прекрасную леди. Помните, что в понедельник вы покидаете нас и удаляетесь в царство короля Марка, поэтому воспользуйтесь наилучшим образом вашим временем! — и она, взяв за руку Зару, подвела ее к Тристраму и соединила их руки. При этом и Этельрида и все прочие так радовались выдуманной ими забаве, что никто не заметил, какое страдание отразилось во взорах молодых супругов.

Тристрам держал за руку свою даму, пока процессия двигалась, но ни он, ни она не обмолвились ни словом. Зара все еще была возбуждена, поддавшись общему настроению, поэтому ей было приятно, что он видит ее волосы во всем их великолепии, и она даже с задорным видом тряхнула головой, чтобы отбросить их назад.

Тристрам, однако, продолжал молчать, и возбуждение Зары мало-помалу, стало падать, так что когда они дошли до столовой, она даже почувствовала озноб.

Садясь за стол, Зара вынуждена была отвести волосы от лица, причем одна прядь, отделившись, коснулась лица Тристрама; и Ворон, пристально наблюдавший за всей этой драмой, заметил, что Тристрам вздрогнул и еще больше побледнел. Тогда Ворон обернулся к лакею, стоявшему за его стулом, и шепнул ему:

— Подайте лорду Танкреду бренди!

И пир начался.

По другую сторону Зары сидел герцог, а рядом с Тристрамом сидела «Брингильда», как было заранее распределено Этельридой. Тристрам, выпив бренди, которое он не понимал, зачем ему налили, несколько пришел в себя и попытался заговорить со своей соседкой, а Зара занялась герцогом. На сей раз она изменила своей обычной молчаливости и смеялась, и говорила без умолку. Старый джентльмен был совершенно очарован ею и только изумлялся, как это его племянник может равнодушно и безучастно сидеть рядом с такой очаровательной красавицей, он на его месте знал бы, как вести себя; впрочем, нынешним молодым людям он всегда даст десять очков вперед!

Подали десерт и посыпались тосты за здоровье королевы Гиньеверы. Молодые супруги за все время обеда так ни разу и не обратились друг к другу, и леди Анингфорд, наблюдавшая за ними, стала бояться, что ее план не удастся. Но назад дороги не было, поэтому среди шуток, сыпавшихся со всех сторон, «Брингильда» поднялась и, взяв золотую чашу, стоявшую перед ней, сказала:

— Я, Брингильда, которой королева-мать поручила сопровождать леди Изольду к королю Марку под рыцарским покровительством лорда Тристана, предлагаю вам, лорды и леди короля Артура, выпить за их здоровье! — и она отпила из собственного бокала, а золотую чашу передала герцогу, который в свою очередь передал ее молодой паре. Тристрам, поскольку все взоры устремились на него, вынужден был продолжать игру. Он встал, взял свою жену за руку, поклонился компании и, дав Заре отпить из чаши, затем сам осушил ее до дна. Тогда все хором закричали: «За здоровье и счастье Тристана и Изольды!»

Когда поднявшийся шум несколько утих, «Брингильда» в ужасе воскликнула:

— Великий Боже, что я наделала! По ошибке я предложила им не ту чашу! В этом золотом бокале был любовный напиток, приготовленный из редких трав самой королевы и предназначенный как свадебный напиток для Изольды и короля Марко! Теперь лорд Тристан и леди Изольда выпили его вместе и, следовательно, никогда не могут быть разлучены! О, горе мне, горе!

Со всех сторон раздался веселый смех, и только Тристрам стоял молча, держа за руку свою жену.

Но минуту спустя привычная выдержка взяла верх у обоих, и они, как и в свадебный вечер, продолжали играть комедию, начатую другими. Они рассмеялись и с помощью герцога кое-как дотянули до конца обеда. Когда обед кончился, все встали и снова рука об руку парами отправились в гостиную.

И если бы в золотой чаше действительно был любовный напиток, приготовленный ирландской волшебницей-королевой, то и тогда эти две жертвы любви не могли бы более страстно влюбиться друг в друга.

Самолюбие Тристрама при этом могло торжествовать победу, ибо он ни взглядом, ни поворотом головы не дал заметить своей жене, какая страсть кипит в его сердце, и когда начались танцы, он, протанцевав со всеми дамами по очереди, отправился курить и вернулся только тогда, когда должен был танцевать со своей «Изольдой» последнюю кадриль. На вальс он не решился бы, на это у него не хватило бы выдержки. Но даже та небольшая близость к ней, которую диктована кадриль, и вид ее прекрасной гибкой фигуры и развевающихся волос доставляли ему такие муки, что, когда вся компания разошлась наконец по своим комнатам, он переоделся и в полном одиночестве отправился бродить по лугам и лесам.

Загрузка...