В лесу

Если только Дундертак не сидел в классе за партой, он торчал на берегу у своей лодки. А если его не было в лодке, значит, он бродил где-нибудь в лесу — по полянам и рощицам, которых так много разбросано по всему острову.

Иногда он сопровождал Большого Сундстрема, но чаще всего бродил в одиночку. Малыш Христофор, обычно всюду следовавший по пятам за Дундертаком, в этих случаях покидал своего хозяина. Он предпочитал держаться поближе к воде и так и не смог по-настоящему привыкнуть к лесу.

Для Дундертака же лес был полон соблазнов. Он уверенно пробирался между деревьями и поросшими мхом валунами. Он мог часами сидеть не двигаясь, наблюдая за хлопотливой семейной жизнью птиц в скрытых от постороннего глаза зарослях кустарника. Он знал места, где гнездились глухари, тетерева и куропатки.

А однажды, забредя в самую глушь, он наткнулся на утиное гнездо, примостившееся на самой верхушке большого мшистого валуна. Дундертак долго ломал себе голову над этой загадкой. Утка — птица водяная. Зачем же она устроила гнездо в лесу? А когда вылупятся птенцы, как же она перетащит их к морю?

В конце концов пришлось спросить Большого Сундстрема. Но даже тот стал в тупик перед столь поразительным случаем.

А через несколько дней после этого разговора Сундстрем принес Дундертаку полную шапку каких-то яиц и сказал:

— Видишь эти яйца? У вас, помнится, есть одна старая курица, которая уже не несется. Сделай ей гнездо, пусть высиживает их.

Дундертак так и поступил. Клушка радостно закудахтала и, гордо расправив крылья, уселась на яйца.

Сидела она две недели. И вот яйца начали, лопаться одно за другим, и на свет божий выглянули цыплята.

Но сразу было видно, что цыплята какие-то необыкновенные. Едва успев стряхнуть с куцых крылышек остатки скорлупы, они побежали через весь птичий двор к маленькому прудику, из которого обычно пили куры. Но малыши побежали, видимо, не только для того, чтобы попить, один за другим они полезли прямо в воду.

Глядите-ка! Они поплыли легко, как пушинки!

Старая наседка встревожено металась на берегу, хлопая крыльями и испуганно кудахча. А цыплята знай трясли маленькими задиками, ныряли с головой в грязную воду и, судя по всему, чувствовали себя великолепно.

А на следующий день цыплят у пруда не оказалось. Сначала по канаве, а потом по ручейкам и болотцам они пробрались к берегу моря, где сразу же почувствовали себя в своей стихии. Дело в том, что Большой Сундстрем принес Дундертаку яйца водяной курочки-лысухи, которая и гнездится и живет только у воды.

— Теперь ты сам видишь, — сказал Сундстрем Дундертаку. — Пусть даже водяная птица вывелась где-нибудь на суше — она все равно обязательно доберется до воды. Так что за ту утку можешь не беспокоиться. Уж наверняка она знает способ, как доставить своих птенцов к морю.

— Все-таки жалко курицу, правда? — не удержался Дундертак. — Как она перепугалась, когда цыплята бултыхнулись в пруд! Решила, что они обязательно потонут.

— Ты прав, малыш. Не стоит устраивать фокусы и издеваться над природой. Но ведь мы с тобой проводили эксперимент. Так сказать, в научных целях. Больше мы никогда не будем пугать бедную курицу.

В лесу Дундертак больше всего увлекался изучением науки «идти по следу». Обычно он руководствовался такими указателями, как обгрызенная листва, помет, отпечатки следов или же остатки трапез на местах отдыха животных и около их жилья.

А однажды — это было на опушке леса, совсем близко от берега моря, — Дундертак обратил внимание на необычное скопление ворон. Они облепили ветки сосен и сидели тихо-тихо, не шевелясь и не издавая ни звука. Лишь время от времени то одна, то другая вытягивала шею и пристально вглядывалась куда-то вниз.

В тот день Дундертак так ничего и не понял. На следующий день любопытство привело его обратно. Вороны по-прежнему сидели на своих местах, карауля кого-то. Дундертак почесал в затылке, потер кулаком под носом и, заинтригованный, решил, что постарается докопаться, в чем тут дело.

В конце концов ему это удалось.

Он стал методически и тщательно обследовать каждую пядь земли. И вот, наконец, раздвинув в одном месте ивовый куст, он оказался носом к носу с сидевшей на яйцах самочкой гаги. У гаги была почти совсем голая грудка — она выщипала весь пух, чтобы устроить теплое и мягкое гнездышко для своих яиц.

По обе стороны гнезда сидели, прижавшись к земле, две большие вороны. Воришки чуяли поживу. Гага выщипала у себя очень много пуху и была почти голая и поэтому беззащитная. И все же дерзкие грабители не могли не испытывать должного почтения к ее крепкому клюву.

На открытое нападение вороны не решались, но тем не менее бочком-бочком, медленно, почти незаметно придвигались все ближе к гнезду. Они похожи были на двух серых жаб, воровски косящих жадным глазом на гагу-наседку. Их намерение было вполне определенным — вытеснить гагу из гнезда.

Вороны, сидевшие на верхушках сосен, все беспокойнее вытягивали шеи, пытаясь определить, когда же наконец наступит их час.

Таким образом, бедная гага со всех сторон была окружена врагами, от которых не приходилось ждать пощады. При первом удобном случае вся банда, противно галдя, накинулась бы на гнездо.

Однако гагу запугать было не так просто. Сохраняя полнейшее самообладание, она продолжала храбро сидеть на яйцах. Стоило какой-нибудь из ворон подойти поближе, как гага вскакивала, стараясь достать клювом своего мучителя. На какое-то мгновение яйца оставались без защиты. Вторая ворона, не теряя золотого времени, подскакивала к гнезду и клевала гагу под хвост. Напав сзади, трусливый и коварный грабитель старался проткнуть острым клювом те яйца, что лежали поближе.

Сидевшие на деревьях вороны еще ревностнее тянули шеи. Они понимали, что ждать осталось недолго. Скоро эта неповоротливая морская птица выбьется из сил, ее оттеснят — и тогда начнется битва за добычу.

Но тут в дело вмешался Дундертак.

Не успел он вылезти из ивового куста, как его заметили те две вороны, что вели атаку с земли. Совесть у них была нечиста, поэтому они хоть и без особой охоты, но все же поднялись в воздух и, неловко махая крыльями, отлетели к ближайшему дереву. Усевшись на ветки, они широко разинули клювы и устроили оглушительный концерт. Остальные вороны не замедлили дать волю своему негодованию и так загалдели, что хоть уши затыкай.

Дундертак просидел у гнезда до самого вечера, охраняя гагу и ее яйца. Вороны одна за другой покидали свой наблюдательный пост и, недовольные, летели искать другие, более спокойные места для охоты. Когда спустились сумерки, Дундертак отправился домой. На следующий день он поднялся чуть свет, но вороны опередили его. Он их опять прогнал. И так стало повторяться изо дня в день.

Как только у Дундертака выдавался свободный часок, он бежал к гнезду, чтобы убедиться, все ли в порядке. В конце концов он так подружился с гагой, что она даже позволяла ему гладить себя по спине. Он делал это очень осторожно и не слишком часто. И был страшно доволен. Ему казалось, что он достиг почти того же, что старик Серебряный, на свист которого слетались все маленькие птички.

Однажды, лежа, как обычно, за большим валуном в нескольких десятках метров от гнезда гаги, Дундертак наблюдал за большой стаей птиц, плававших у противоположного берега узкого залива. Это были так называемые Поганки Большие. У этих птиц длинная шея, а на голове маленький хохолок из перьев. Поганки ловили на мелководье рыбу.

Они с головой ушли в это занятие и беспрестанно ныряли, показывая над водой тупые, короткие хвостики. Их длинные шеи торчали словно палки. Маленькие головки без устали вертелись во все стороны. Черные глаза были настороже. И все-таки Поганки прозевали тот момент, когда из густого ельника на берегу осторожно высунулся длинный лисий нос.

В ту самую минуту, как Дундертак увидел лису, лиса увидела птиц.

Дундертак наполовину высунулся из-за валуна, чтобы удобнее было наблюдать. Лиса приникла всем телом к земле и замерла.

Дундертак смотрел на нее как зачарованный. Глаза у него были хоть и на редкость маленькие, но зато зоркие. Ему было все хорошо видно.

Хитрая лисица беззвучно поползла вниз по береговому откосу, искусно скрывая меж валунов и кочек свою рыжую шубку. Пышный хвост она подобрала, зажав его между ног. Ее почти совсем не было видно. Только иногда на какую-то долю секунды из-за ветки или из травы высовывался хищный нос и осторожно тянул воздух.

Поганки не подозревали об опасности. Они были всецело заняты своими промысловыми делами. Над водой поочередно показывались то короткие хвостики, то вытянутые шеи с маленькими головками и длинными, тонкими клювами.

Несмотря на то что Дундертак неотступно следил за лисой с той самой секунды, как увидел в ельнике ее нос, он не смог бы потом рассказать, как именно она прокралась к берегу. Ясно было одно: она проделала это неимоверно быстро и почти незаметно для постороннего глаза.

Вдруг лиса вся подобралась, приготовившись к прыжку, Дундертак непроизвольно вскочил на ноги. Пускай Поганки считались в своем мире такими же разбойниками и грабителями чужих яиц, как вороны в своем, но в эту минуту Дундертаку захотелось свистнуть, крикнуть, в общем, каким-нибудь образом предупредить беспечных птиц об опасности. Но было слишком поздно. Лиса уже прыгнула в мелкую воду, где рыбачили Поганки.

Одна из птиц тут же очутилась в лисьей пасти. Остальные либо нырнули в воду, либо пытались улететь. Но и тут лиса проявила удивительное присутствие духа. Когда одна Поганка, порывисто взмахнув крыльями, уже поднялась было из воды, насквозь вымокшая лиса стремительно выбросила вверх лапу, ухватила когтями птицу и рванула ее к себе.

Вся стая, тяжело оторвавшись от воды, с громкими криками и хлопаньем потянулась в сторону открытого моря.

То, что случилось потом, заставило Дундертака забыть и лису и ее дерзкую охоту.

Через залив к берегу летела какая-то большая птица. Она летела с трудом, бесконечно устало, словно отчаявшись долететь.

Дундертак вытянулся в струнку, внимательно следя глазами за полетом этого странного существа. Не прошло и нескольких секунд, как он определил, что это глухарь — самая крупная из всех лесных птиц.

Движения глухаря были неверными, его швыряло из стороны в сторону. Казалось, он вконец измотан.

В какой-то момент он чуть было не опустился на воду. У Дундертака душа ушла в пятки: стоило только глухарю замочить крылья, и ему пришел бы конец.

Но глухарь не успел коснуться водной глади. Словно почуяв подстерегавшую его внизу гибель, он сделал последнее мучительное усилие и поднялся чуть выше. Он героически старался долететь до берега.

Только теперь Дундертак понял, в чем дело. Над лесной птицей нависла смертельная опасность. На шее у глухаря болталась маленькая узкая полоска меха. Но не подумайте, что то был обыкновенный, никому не опасный мех, — это была куница, едва ли не самый наглый и беспощадный лесной хищник. Ее кровожадные челюсти крепко сомкнулись на горле бедной большой птицы. Хватка была мертвой.

Еще несколько смертельно усталых взмахов — и глухарь, изнемогая, добрался наконец до берега. Но на большее сил у него не хватило, и, бессильно раскинув крылья и судорожно хватая грудью воздух, он упал на землю.

Дундертак стремглав примчался к месту катастрофы.

Опять слишком поздно — глухарь был мертв.

Куница, завидев подбегавшего Дундертака, выгнула спину, раздраженно зафыркала и не спеша ретировалась, оставив добычу противнику. Дундертак последовал за ней. У него была с собой только палка, которую он вырезал из орешника. Он попробовал пристукнуть маленькую хищницу, но та слишком ловко умела увертываться. Проворно вильнув меж камней, она одним махом взлетела на сломанную бурей березу, что росла поблизости. На высоте примерно трех-четырех метров от земли виднелось дупло. Юркнув туда, куница тут же снова высунула острую мордочку, выискивая глазами того, кто забрал себе принадлежавшую ей по праву добычу.

Думаете, Дундертак растерялся? Ничуть не бывало. Он не раз слышал, как Большой Сундстрем рассказывал о необыкновенном любопытстве куниц, и не стал терять времени понапрасну. Он огляделся вокруг и увидел росшую на береговом откосе раскоряченную, полузасохшую сосенку. Если взобраться на камень рядом, как раз достанешь до верхушки… Так, годится. План был составлен в мгновение ока: когда имеешь дело с существами вроде куниц, изволь поживее шевелить мозгами! Дундертак сбросил с себя одежду и напялил ее на кривую сосенку. Так… и вот так — получилось замечательное чучело.

Чучело привлечет внимание куницы, и она будет сидеть на месте, как пришитая.

И Дундертак, как был, нагишом, понесся сломя голову, перепрыгивая через камни и кочки, разыскивать Большого Сундстрема.

Он застал его на лодочной пристани, где Сундстрем готовил к отплытию небольшой рыбачий парусник. Запыхавшийся Дундертак попробовал выпалить все единым залпом. Получилось, конечно, неважно. Но Сундстрем понял вполне достаточно для того, чтобы сообразить, что стряслось действительно нечто из ряда вон выходящее. Ружья под рукой не было. Зато он прихватил с собой обломок доски. Ну вот, все в порядке, гвозди и молоток в карманах…

Зачем они им? Дундертак ничего не понимал. Впрочем, ему было не до скучных размышлений. Его в данный момент занимала одна-единственная мысль: удалось ли провести куницу? Сидит ли она в дупле? Заинтересовало ли ее сделанное наспех чучело?

Сундстрем и Дундертак бежали изо всех сил.

Слава богу, куница в дупле!

Сундстрем в восторге хлопнул себя по колену:

— Ох и молодчина! Ты просто загипнотизировал проклятую обжору! А ну, давай мигом залезай в штаны, а то еще простудишься. И приготовься к цирковому представлению!

Дундертак мигом напялил на себя штаны и рубаху.

— Ну, малыш, представление начинается! Давай скорее прыгай, пой, кривляйся — словом, выделывай все, что умеешь. Только держись все время вот здесь, напротив дупла. Теперь понял? Она раскроет рот на твои фокусы, а про меня и забудет.

Дундертак и рад стараться: он крутил сальто, стоял на голове, прыгал вороной — в общем, изобразил все, на что был способен.

Тем временем Сундстрем обошел на цыпочках березу и стал взбираться наверх к дуплу.

Любопытная куница с живейшим интересом наблюдала за всеми фортелями, какие так старательно выкидывал Дундертак.

Тут-то Сундстрем ее и прихлопнул. Доска плотно закрыла вход в дупло.

— Быстрей сюда! — закричал Сундстрем. — Помоги мне приколотить доску!

Дундертак кошкой вскарабкался на березу.

Прибив как следует доску, оба спустились обратно на землю.

— Ай да мы, ай да молодцы! — похвалил Сундстрем. — Теперь мы спилим березу — и куница у нас в руках. Хочешь — продавай ее в Стокгольм, в зоопарк.

— Неужто ее кто-нибудь купит? — удивился Дундертак. — Да их убивать надо, и все тут!

— Еще как купят!

— Да это же разбойник, живодер!

— Ну и что ж. Всяк, брат, по-своему с ума сходит. Они там, в Стокгольме, подбирают всякую чепуховину. От такой гадости нам бы только избавиться, а они за нее еще большие деньги платят.

— А вороны? — Глаза Дундертака заблестели. — Ворон в Стокгольме тоже берут?

Большой Сундстрем задумчиво почесал в затылке:

— Не-ет, ворон-то, пожалуй, не берут. Живых — нет. Ты думаешь, они уж там совсем спятили? Хотя, конечно, иногда похоже на то.

Тут-то Дундертак и рассказал Сундстрему случай с воронами и гагой.

— Теперь уж и птенчики вылупились. Девять штук. Я их тоже охраняю. Воронам и перышка не досталось.

Сундстрем опять хлопнул себя по колену и расхохотался во все горло:

— Ну и умница! Ну и золото-парень! Перехитрил ворон, а? Наставил им носы подлиннее, чем сама мать-природа!

— Ага, — улыбнулся Дундертак. — Я думаю, они теперь у них длиннющие!

— Ну и правильно сделал, дружище! — сказал Сундстрем уже серьезно. — В наших шхерах гага самая красивая птица.

С этими словами Сундстрем нагнулся, поднял уже спиленную березу и взвалил ее на плечо.

В темнице ехала маленькая пленница, прилетевшая с той стороны залива, повиснув на шее глухаря.

Шествие замыкал Дундертак. В одной руке он нес пилу и топор, в другой — большую мертвую птицу.

Загрузка...