Примадонна. Банкирша. Шлюха

Глава первая Большие гастроли

Год 1996-й. Жанна

Вернувшись, Жанна с головой погрузилась в работу. Она решила сделать новую программу. Но закончить ее Жанне было не суждено.

Как-то, выйдя на улицу после очередной репетиции, она увидела припаркованную возле выхода незнакомую машину с тонированными стеклами. Сердце Жанны почему-то сжалось от недоброго предчувствия. Она попыталась обойти машину стороной, но передняя дверца быстро распахнулась, и человек в темных очках сказал:

- День добрый! Уделите мне несколько минут.

По скрипучему голосу Жанна узнала человека, который встречал съемочную группу на подмосковном аэродроме.

- Прокатимся немножко, - сказал он. - А потом я верну вас к вашей машине.

- Прямо встреча Штирлица и Бормана! - нервно усмехнулась Жанна, усаживаясь на заднее сиденье.

- С той только разницей, что меня зовут не Мартин, а Эдуард Николаевич, - сказал человек в темных очках и скомандовал шоферу: - Поехали!

Разговор был недолгим. Собственно говоря, Эдуард Николаевич просто поставил Жанну в известность, что ей надлежит сделать в ближайшее время.

- Вы, наверное, догадываетесь, что непростой инцидент с вами в горах кончился благополучно не сам по себе, - сказал он. - Это кое-кому стоило и нервов, и физических сил, не говоря уж о деньгах. О весьма значительной сумме.

- Наверное, о такой, какую мне за всю жизнь не отдать? - спросила Жанна.

- Так вопрос вообще не стоит.

- А как же он стоит?

- Вы напрасно ершитесь, Жанночка. Никто ни на что ваше не посягает. Я говорю с вами как друг, делом доказавший свое отношение к вам. И, наверное, я вправе рассчитывать на то, что и вы отнесетесь ко мне по-дружески.

- Так объясните тогда, о чем идет речь.

- Об ответной дружеской услуге.

- Но что я могу? Я всего лишь певица.

- Этого вполне достаточно. Вы что-нибудь слышали о предвыборной президентской кампании «Голосуй, а то проиграешь»?

- Так, краем уха. Но если вы имеете в виду мой голос, то я, конечно, отдам его за президента.

- Это замечательно, - сказал Эдуард Николаевич, - но ваш голос для нас ценнее в другом смысле. В буквальном.

- Вы хотите, чтобы я спела для президента?

- Можно и так сказать. Мы хотим, чтобы вы поехали с концертами по стране в рамках нашей предвыборной кампании. Мы предложим вам определенный маршрут.

- А кто это «вы», если не секрет?

- Секрет! - сказал Эдуард Николаевич и тут же с некоторой натугой рассмеялся. - Скажем общо: сторонники демократических реформ, сторонники президента. Вы-то как представитель творческой интеллигенции, надеюсь, за демократию?

- Вроде да.

- Тогда какие проблемы?

- Из меня не выйдет агитатора.

- А вам и не надо никого агитировать. Пойте себе, и все дела. Людям важно показать, на чьей вы стороне.

Жанна даже обрадовалась, что может так легко расплатиться за свое освобождение из недавнего плена. На гастроли все равно нужно было куда-то ехать, чтобы кормить коллектив - и себя, кстати. А новую программу можно потихонечку репетировать и в поездке.

- А в какие города вы меня хотите послать?

Эдуард Николаевич с готовностью протянул ей отпечатанный список городов, среди которых Жанна, к радости, увидела и свой родной город.

- Хорошо, - сказала она. - Договорились.

- Я в этом и не сомневался.

Машина плавно затормозила возле клуба, где репетировала Жанна.

Больше всех неожиданным гастролям радовался Боря Адский. Таинственные организаторы сделали всю его работу: рекламу, гостиницы, концертные площадки.

И главное - Жанне и ее музыкантам был предоставлен персональный самолет, в котором вместе с артистами летела группа сопровождения.

Принимали Жанну всюду великолепно. Все ее участие в кампании ограничивалось тем, что над сценой вывешивали плакат «Голосуй, а то проиграешь». Хлопотливой агитационной работой занимались люди из группы сопровождения. Она позволила себе лишь внести одно изменение в программу поездки, оставив свой родной город на финал.

Год 1996-й. Зоя

Петя не стал оттягивать разговор. В тот же вечер он постучался к Маринке и, получив разрешение войти, плотно прикрыл за собой дверь. Разговор их длился бесконечно, и Зоя металась по квартире, не находя себе места. В конце концов она не выдержала и, подкравшись на цыпочках, приложила ухо к закрытой двери. Слышно было плохо, но многие фразы ей все-таки удалось разобрать.

- Так ты считаешь, - сказал Петя, - что теперь твоя мать должна похоронить себя заживо? Она же еще совсем молодая женщина.

- Это в тридцать шесть-то лет? - спросила Маринка.

Зоя едва удержалась, чтобы не распахнуть дверь и не наорать на дочь. Кто ее за язык тянул говорить про возраст!

- Неужели тридцать шесть? - спокойно спросил Петя. - Никогда бы не подумал.

- А она тебе разве не говорила?

- Я и не спрашивал.

Зоя невольно вздрогнула. То, что Маринка говорит Пете «ты», было для нее открытием.

- А она спрашивала, сколько тебе лет? - раздался голос Маринки.

- Не помню. А какая разница?

- Я думаю, ты ее лет на десять моложе.

- Ну, допустим, угадала. И что?

- А то, что знаешь, как это со стороны выглядит? Нашел себе молодой кобель богатую тетеньку средних лет и присосался. А она и рада!

Зоя прикусила губу. Она уже жалела, что стала подслушивать, но отойти от двери не было сил. Надо уж было узнать все до конца.

- За что ты свою мать так не любишь? - спросил Петя.

- А у нас в семье вообще такого понятия не было, - ответила Маринка. - Мне никогда ни в чем не отказывали, это правда. Все само лучшее - мне. Чуть что - в зубы конфетку. Или джинсы «Ли». И гуляй.

- А сама-то ты пробовала с матерью по-человечески?

- По-человечески… Это отцовская любимая присказка. Вот он меня, похоже, любил. Даже чересчур. Только я этого всегда стеснялась.

- Почему?

- Тебе не понять.

- А все же мать любит тебя, - сказал Петя, помолчав. - Я же вижу, как она мучается. И ты ее любишь.

Просто когда-то вы сделали по шагу в сторону, а потом постепенно расходились все дальше, сами того не замечая.

- Скажи пожалуйста, какой философ нашелся!

- Ладно тебе. Ну нет у меня высшего образования. Но то, что в жизни бывает, и без него можно понять.

- Тебя она за это и полюбила?

- Не знаю. А ты думаешь, можно по полочкам разложить, за что любят?

- Понятия не имею.

- Ты что, никогда не влюблялась?

- Да сто раз. И я, и в меня.

- Ну, это не любовь.

- А что - любовь? То, что у тебя с матерью? А мне кажется, что у вас ничего нет, кроме секса.

- В сексе-то ты что понимаешь?

- Понимаю, не сомневайся. Мне, между прочим, через полгода уже семнадцать лет будет. Так что с сексом без проблем.

- Это как понять? Уже занимаешься, что ли? - Чем?

- Этим самым.

- А вот это, Петечка, не твое дело. Ты живешь с моей матерью - и живи на здоровье. А к себе под одеяло я заглядывать не разрешу.

- Да я, в общем-то, и не собирался.

- Учти, если соберешься!…

Больше Зоя не выдержала. Она тихо ушла в спальню и легла, укрывшись пледом с головой.

Петя пришел к ней минут через двадцать.

- Спишь? - осторожно спросил он.

- Нет. Голова разболелась.

Петя присел на кровать и шумно вздохнул.

- Можете тебе таблетку дать?

- Само пройдет.

- Ну, дочка у тебя еще тот фрукт, - заговорил Петя через паузу. - Интересно, ты такой же была?

- Не помню.

- Тот еще фрукт, - повторил Петя. - С виду просто яблочко наливное. А надкусишь - такая кислятина, что скулы сводит. Упарился я там с ней.

- Никто тебя не просил. Сам вызвался.

- А я и не спорю. Нет, интересная девчонка, честное слово. Дури, конечно, в голове полно. Но интересная. Тебе бы самой с ней поговорить. По-женски.

- Поздно уже.

- Не поздно. В самый раз. Пока она еще настоящей женщиной не стала.

- А она еще не стала? По нынешним временам вполне могла.

- Я не в этом смысле.

- А в этом? Или она все-таки постеснялась тебе сказать?

- И ты про секс!… - вздохнул Петя.

- Так вы и о сексе поговорили?

- Ну так… Мимоходом… Просто к слову пришлось.

Зоя почувствовала, что еще немного - и она не выдержит, скажет, что слышала часть разговора.

- Уйди, Петя, ладно? - сказала она. - Я заснуть попробую.

В эту ночь Петя спал на диване в гостиной.

А утром произошло невероятное. Маринка, появившись на кухне, неожиданно сказала:

- Привет, мам! У нас что сегодня на завтрак? От неожиданности Зоя выронила из рук чашку, которая со звоном разбилась о плитку на полу.

- Ничего, это к счастью… - пробормотала Зоя и наклонилась за осколками.

То же самое сделала Маринка, и они стукнулись лбами, как в дешевой кинокомедии. Стукнулись - и вместе рассмеялись, потирая ушибленные места.

Год 1996-й. Киллер

Олейник специально не известил Миледи о перемене маршрута. Если она кому-то сболтнула про Венецию, то это было даже хорошо. Дело в том, что три дня назад из Москвы в Венецию вылетела пара прикрытия. У мужчины, чем-то напоминавшего Костю, был настоящий паспорт Олейника, у женщины, похожей на Миледи, - паспорт на фамилию «Миловская». Через неделю им предстояло встретиться для обмена паспортами. Олейник и Миледи должны были морским катером прибыть в Марсалу, на Сицилию, и проследовать на север до Мессины. Другая пара в тот же день приезжала в Реджо-ди-Калабрию и садилась на паром, перевозящий пассажиров через Мессинский пролив на Сицилию. В порту должен был состояться обмен документами, после чего пара прикрытия через Тунис возвращалась в Москву, а Олейник и Миледи, уже со своими паспортами, оставались в Италии.

Этот несложный трюк обеспечивал Олейнику надежное алиби. Получилось, что он улетел в Венецию за три дня до сенсационного убийства и мог при случае доказать, что не имеет к гибели Михаила Юсупова никакого отношения.

Но убил его именно он. На подготовку этой акции у Олейника ушло ровно десять дней. Перебрав множество вариантов, он остановился на винтовке с оптическим прицелом. Олейника, правда, настораживало, что выбранное им место, как нарочно, подходило по всем параметрам. Заброшенный чердак напротив дома, где жил редактор, был подозрительно удобен для прицельного выстрела. Даже неопытным глазом можно было в одну секунду определить, где находится киллер. Поэтому следовало с особой тщательностью подготовить пути отхода.

На лифт рассчитывать было нельзя, он мог оказаться занятым. Неторопливый спуск по лестнице - а спускаться следовало неторопливо, чтобы не вызвать подозрений, - занимал двадцать три секунды. Вполне достаточно, если бы в подъезде существовал черный ход. Но выход был один - на улицу, прямо к тому месту, где будет лежать убитый. Конечно, почти наверняка можно затеряться среди зевак, но никаких «почти» Олейник не принимал, а потому продолжал поиски.

И они увенчались успехом. Совсем рядом находилась крыша соседнего дома. Правда, перепрыгнуть через девятиэтажную пропасть было не так-то просто. Но захочешь жить - перепрыгнешь.

Подъезд соседнего дома удачно выходил во двор, застроенный гаражами-ракушками. Уйти оттуда было проще простого. Вскрыть дверь на чердаке соседнего дома не представляло труда. Олейник сделал это накануне ночью, убегая, и даже при свете потайного фонаря расчистил себе дорогу до слухового окна, чтобы не споткнуться. В слуховом окне он для надежности вынул раму и поставил ее в сторонке.

К трем часам следующей ночи Олейник уже удобно расположился в выбранном месте и, открыв неприметный чемоданчик, стал доставать уложенные в нем детали, собирая винтовку. Чемоданчик он тщательно протер припасенной влажной тряпкой, чтобы уничтожить отпечатки, и зашвырнул в угол. Потом так же тщательно протер винтовку и надел тонкие нитяные перчатки. Винтовка удобно легла на сделанный упор. Олейник приник к оптическому прицелу и убедился, что позиция выбрана безупречно. Нужный подъезд был как на ладони. Олейник заставил себя расслабиться и даже закрыл глаза. Ждать предстояло долго. Юсупов всегда выходил из дома ровно в восемь пятнадцать утра.

Чердачное окно Олейник оставил открытым. Манипулируя со створками при свете дня, можно было поймать солнце и пустить совершенно лишний в данной ситуации зайчик.

Город постепенно просыпался, это было понятно по шуму улицы. Около восьми утра Олейник перевернулся на живот и изготовился к выстрелу. Он еще несколько раз пробно прицелился, не высовывая наружу дуло винтовки.

В двенадцать минут восьмого к подъезду дома напротив подкатил лимузин Юсупова. Шофер, он же телохранитель, действовал грамотно. Заперев машину, он внимательно огляделся и только после этого вошел в подъезд. Ровно в восемь пятнадцать он вышел и опять осмотрелся. Лишь тогда за его спиной возникла фигура Юсупова. Олейник тут же поймал его голову в перекрестье прицела. И в этот момент телохранитель зацепился взглядом за чердачное окно, в котором прятался Олейник. Конечно, с улицы он не мог увидеть киллера, но открытое окно насторожило. Ведь раньше оно всегда было закрыто. Телохранитель вытянул руку, не давая Юсупову сделать шаг вперед. И тут же Олейник нажал спуск.

Второго выстрела не потребовалось. Пуля угодила Юсупову точно между глаз, и он умер мгновенно, еще не упав на землю.

Олейник отшвырнул винтовку в сторону и мягким, кошачьим шагом побежал по доскам, заранее подстеленным, чтобы не оставлять следов на пыльном чердачном полу.

Прыжок на плоскую крышу соседнего дома ему тоже удался, хотя в какой-то момент показалось, что он сорвется со страшной высоты. Нырнув в лабиринт гаражей, Олейник выбросил перчатки и взглянул на часы. С момента выстрела прошло всего тридцать семь секунд. Он выиграл три секунды у собственного графика.

Через несколько часов, получив через «почтовый ящик» полный расчет, Олейник вместе с Миледи уже был в аэропорту Шереметьево. Они первыми из пассажиров тунисского рейса прошли таможенный контроль.

Год 1996-й. Жанна

Появление Жанны вызвало настоящую бурю в «сибирском Чикаго». Самолет Арбатовой встречали первые лица города. Военный оркестр играл встречный марш, а милицейское оцепление с трудом сдерживало огромную толпу, рвущуюся поближе к землячке.

Жанну, словно высокого иностранного гостя, повезли показывать местные достопримечательности и новостройки. Пришлось ей посетить и свою школу. Прежних учителей там уже не было, а те немногие, что остались, так постарели, что их невозможно было узнать. Только Шабашова, все еще директорствующая здесь, каким-то чудом сохранилась такой же, как была.

Уроки в тот день, конечно же, были сорваны. Возбужденные школьники стадом ходили за Жанной в надежде получить ее автограф. Так все вместе они дошли до учительской, на пороге которой школьников решительно отсекли. С учительской у Жанны не было связано никаких воспоминаний, и она не сразу поняла, зачем ее привели сюда. Но Шабашова выразительным взглядом показала ей куда-то в угол. Жанна обомлела. Сначала ей показалась, что в углу висит икона. Но подойдя поближе, она увидела свое лицо, вырезанное из цветной афиши. Под портретом стояли цветы в горшках, а по бокам висели старые фотографии с пояснительными подписями: Жанна за партой в первом классе, Жанна на школьном субботнике, Жанна финиширует на стометровке во время урока физкультуры, Жанна поет с «Мажорами» на школьном вечере, Жанна, обведенная кружочком, на групповой фотографии выпускного класса.

Она и не подозревала, что такие фотографии существуют. Весь этот маленький музей назывался простенько, но со вкусом: «Наша Жанна».

- Боже мой! - сказала Жанна. - Вы тут из меня какого-то Александра Матросова сделали. Словно я погибла, совершая подвиг.

- Это все наши девочки и ребята устроили, - чуть обиженно ответила Шабашова. - Клуб фанатов Жанны Арбатовой. Разыскали, Жанночка, твоих соучеников, собирали материалы. Даже воспоминания записывали в специальный альбом. Хочешь почитать?

- Да как-нибудь в другой раз, - сказала Жанна. - А на моей парте еще нет мемориальной доски?

Шабашова через силу улыбнулась:

- У тебя с юмором всегда было все в порядке, Жанночка.

- Когда вы мышку у себя в кармане нашли, вы, наверное, так не думали, - неожиданно для себя сказала Жанна.

- Какую мышку?…

Шабашова наморщила лоб, вспоминая, и вдруг стала заливаться краской. Жанне даже стало жаль старушку. Теперь-то, со своей высоты, зачем бить лежачего?

- Простите, ладно? - сказала Жанна. - Грехи молодости. А сейчас я правда тронута. Так все неожиданно…

В общем, местные почитатели таланта Жанны так взяли ее в оборот с первых же шагов, что она едва успела перед концертом заскочить к матери.

Они обнялись, и Жанна почувствовала ее слезы на своей щеке. Алиция Георгиевна несколько усохла с годами, но держалась молодцом. Жанна ощутила острый укол жалости и запоздалого раскаяния в том, что столько лет отделывалась лишь письмами и телефонными звонками.

- Где же тебя носит, доча? - дрожащим голосом сказала Алиция Георгиевна. - Я ведь еще с утра твои любимые беляши сделала. Держу под подушкой, чтобы не остыли.

Она торопливо сунула дочери теплый беляш, и Жанна стала его жевать, глотая невольные слезы. Мать смотрела на нее неотрывно - и не могла насмотреться.

- Спасибо, мам. Очень вкусно. Просто конец света!

- Так съешь еще!

- Не могу. Мне через полтора часа на сцену. Машина у подъезда ждет.

- Как?… - оторопела Алиция Георгиевна,

- Мам, я же работать сюда приехала. Ты вот что. Ты сейчас быстренько наведи красоту, а через час мой администратор за тобой приедет и отвезет на концерт. А уж потом вся ночь наша.

- Только ночь?

- И день тоже. Я ведь только послезавтра улечу.

- Уже послезавтра?…

- Мам, пожалуйста, без слез! А то я сейчас тоже поплыву и выйду на сцену вся опухшая. Нам это надо?

- Нет, нам этого не надо, - улыбнулась Алиция Георгиевна.

- Все. До вечера!…

Жанна поспешно спустилась к машине. На бегу она решила, что увезет мать в Москву, как бы та ни сопротивлялась.

Концерт удался на славу. Жанна сама это почувствовала. Посреди программы она сделала длинную паузу, стоя с микрофоном на авансцене. В звенящей тишине отчетливо прозвучали ее слова:

- Свою следующую песню я хочу посвятить одному человеку, сидящему в этом зале. Самому дорогому для меня человеку. Моей маме. Мамочка, родная, спасибо тебе за все!…

Зал сначала издал дружный стон, а потом разразился шквалом аплодисментов. Алиция Георгиевна, покрасневшая от смущения, встала из первого ряда и сдержанно поклонилась залу. Глаза ее блестели от счастливых слез.

А в антракте Жанна вдруг почувствовала себя скверно. До того скверно, что ее даже стошнило в туалете. Перепуганный Боря Адский суетился вокруг нее, причитая:

- Может, остановить концерт? Может, «Скорую» вызвать?

- Никому ни слова, - отрезала Жанна. - Я допою!…

Она допела и даже бисировала, и никто в зале ничего не заметил. Потом они с Алицией Георгиевной поехали домой. Жанна молчала, забившись в угол машины.

- Ты всегда так устаешь? - встревоженно спросила Алиция Георгиевна.

- Всегда. Но отхожу быстро.

Жанна соврала. Так тяжело после концерта ей еще никогда не было. И она догадывалась почему. У нее уже возникли подозрения, что она беременна. Сегодняшняя тошнота лишний раз подтвердила это. И сразу к ней вернулись тоскливые мысли о Тимуре, которого она, несмотря ни на что, продолжала любить.

С матерью они проговорили почти до утра, не касаясь опасных тем: ни Максима Луцкого, ни Тимура, ни беременности Жанны. Только в конце разговора мать робко спросила:

- Скажи мне, доча, у тебя так никого и нет?

- Есть, мама. Но все так сложно, что давай об этом как-нибудь потом.

- А дети? Ты разве не хочешь иметь ребенка?

- Даже не знаю, мама. Ведь матерью-одиночкой быть нелегко, правда?

- Да, нелегко. Но я ни на секундочку не пожалела. Я была счастливой. И сейчас счастлива.

- Ну что ж, тогда никаких абортов. Будем рожать.

- Жанна!…

- Есть, правда, одно «но». У меня нет времени на воспитание ребенка. Нужна заботливая, опытная бабушка. Придется тебе переехать в Москву.

- Ты шутишь?

- Нет. Завтра же и полетим вместе. У меня свой самолет.

- А квартира?… - растерялась Алиция Георгиевна. - А моя пенсия?… Нет, завтра я никак не могу.

- Тогда жду тебя через две недели, не позже. Иначе сделаю аборт!

Жанна говорила все это полушутливым тоном, и мать смотрела на нее недоверчиво.

- Ты все-таки шутишь, да? - спросила она.

- Ничуть.

- А кто же… - Алиция Георгиевна замялась.

- Кто же папа? А вот этого мы касаться не будем.

- Что за секреты между матерью и дочерью! - слабо запротестовала Аниция Георгиевна.

- Уж не тебе об этом говорить, мама!…

Это прозвучало слишком резко. Жанна сгоряча чуть не выложила матери историю своего знакомства с Луцким, но вовремя спохватилась.

- Прости… - прошептала Алиция Георгиевна.

- Это ты меня прости, мама…

Жанна улетела, уже всерьез взяв обещание у матери через две недели переехать в Москву навсегда.

В аэропорте Домодедово Жанну опять поджидала знакомая машина с тонированными стеклами. На этот раз Эдуард Николаевич соизволил выйти из машины навстречу Жанне. Выражения его глаз нельзя было увидеть из-за темных очков, но в его скрипучем голосе слышалось удовлетворение.

- Специально приехал выразить вам благодарность, - сказал Эдуард Николаевич. - Вы отлично поработали. Отлично!

- Заслужила конфетку? - спросила Жанна.

- У меня для вас сюрприз получше, - усмехнулся Эдуард Николаевич и распахнул перед Жанной заднюю дверцу. В глубине машины она увидела Тимура.

Год 1997-й. Зоя

В доме чудесным образом наладилась почти нормальная жизнь. Правда, Маринка общалась с матерью в основном по необходимости, но и это был огромный прогресс, и Зоя была бесконечно благодарна Пете. У него-то отношения с Маринкой стали просто замечательными. Они болтали без конца. Петя частенько сидел в комнате Маринки, слушая новые диски. Он был довольно дремучим по части модных молодежных увлечений, и Маринка охотно посвящала его в то, что сегодня носят, что смотрят по видику и какую музыку слушают. У этой парочки появились какие-то свои секреты, общие словечки и непонятные Зое шутки. Маринка напропалую кокетничала с Петей, а он с удовольствием подыгрывал ей. Временами Зоя ловила себя на том, что рядом с ними она чувствует себя глупой, несовременной, старой. В общем, третьей лишней. Тревожило ее и то, что Петя теперь прочно обосновался на диване и приходил в спальню к Зое редко, тайком, словно стеснялся этого.

Между тем незаметно подошла пора выпускных экзаменов, а потом Зоя с Петей отправились к Маринке на выпускной вечер. После официальной части началась дискотека. Зоя с остальными родителями тоскливо стояла в стороне, а Петя лихо отплясывал с Маринкой неведомый Зое танец.

- Какой приятный молодой человек у вашей дочери, - сказал кто-то над Зоиным ухом.

Зою бросило в краску.

- Да-да… - растерянно сказала она и стала пробираться к выходу.

Впрочем, и остальные родители потянулись за ней, понимая, что они здесь лишние.

Дома Зоя достала бутылку водки из холодильника и села с ней на кухне. Она пила не хмелея и плакала, не замечая слез.

Маринка и Петя вернулись под утро.

- Не спишь? - удивленно спросил Петя.

- Сплю, - сказала Зоя. - Я сплю, и мне все это снится. Так что прошу не будить.

Маринка странно глянула в ее сторону и ушла в свою комнату, а Петя сел за стол.

- Налей и мне, - сказал он. - Отметим.

- Сам налей.

- Ты обиделась, да? - Петя попытался заглянуть ей в глаза. - Ну нельзя же было ей ночью одной шляться. Знаешь ведь, какая сейчас обстановка на улицах.

- Знаю. Криминогенная. - У Зои вдруг стал плохо ворочаться язык. - Ты молодец, Петя. Спасибо тебе за все.

- Ну зачем уж так, Зоя Павловна! - шутливо сказал Петя.

- Ах, я уже для тебя Павловной стала?

- Пошутить нельзя? Давай лучше выпьем.

- За что?

- Как это за что? За Маринку.

- Я уже.

- А вместе?

- А вместе с тобой я пить не буду.

Они выпили порознь и замолчали. Что-то случилось, и сказать им друг другу было нечего.

Что случилось, Зоя поняла только через три дня. Когда она вернулась домой после очередной встречи со следователем, ее встревожила непривычная тишина в квартире. На кухонном столе она сразу увидела листок, исписанный торопливым почерком дочери:

«Мама! Прости, что так получилось, но мы с Петей теперь вместе. Ты нас не ищи, мы уехали из Москвы. Мы хотели тебе все рассказать, но это были бы только лишние слезы. Может быть, ты когда-нибудь нас простишь, ведь ты же сама любила и знаешь, что ничего с этим поделать нельзя. Я понимаю, что поступила ужасно, но иначе просто не могу. Я сама себя проклинаю. Марина».

Год 1996-й. Миледи

Страшная духота, высокие пальмы и стайка потрепанных желтых такси «Рено» возле аэропорта не оставляли сомнений, что это Африка. Но Миледи все же спросила:

- Это уже Африка?

- Африка, Африка, - сказал Олейник.

- А где же негры?

- В Тунисе арабы живут. Вас в школе не учили?

Таксист погнал свой «Рено» среди выжженных полей на страшной скорости.

- Рюс? - спросил он, обернувшись.

- Ноу, чайниз! - усмехнулся Олейник. - Китайцы. Мао Цзэдун!

Таксист захохотал, оценив шутку.

Через полтора часа бешеной гонки, миновав поворот на Хаммамед, такси подкатило к громадному пятизвездочному отелю «Империал Мархаба». У входа среди буйной зелени и экзотических цветов весело журчали фонтаны. Из дверей отеля выбежал смуглый человек в красной накидке и красной феске. Он поволок багаж приехавших в прохладный холл.

Пока Олейник получал у портье ключ от номера, к Миледи неслышным шагом скользнул официант в белой куртке и поставил перед ней бокал с ледяным фруктовым коктейлем. Потом стеклянная кабина лифта вознесла Олейника и Миледи на четвертый этаж. В роскошных апартаментах с видом на Средиземное море было душновато. Но стоило вложить брелок гостиничного ключа в специальную щель возле двери, как тут же включился кондиционер, навевая живительную прохладу.

Олейник и Миледи зажили жизнью заправских курортников. Утром Миледи выходила к открытому бассейну, где еще до наступления жары черноусый араб в белых шортах раскладывал на шезлонги мягкие матрасы и махровые полотенца, встречая всех одной и той же фразой:

- Бонжур! Коман са ва?

Впрочем, ответов он не слушал. Его не интересовало, как дела. Его интересовали чаевые, которые он охотно принимал в любой валюте.

Отель стоял в довольно диком месте, являя собой островок цивилизации. Никаких достопримечательностей и развлечений вокруг не было. Не было их и в самом отеле, если не считать ночного клуба с громкой музыкой, вызывавшей мигрень, да большого японского телевизора в номере.

Но от арабских программ скулы сводило, а другие, хоть и были поживее, тоже смотреть не имело смысла из-за незнания языка.

В первый вечер, возясь с пультом дистанционного управления, Миледи неожиданно попала на новостной канал Си-эн-эн, и когда начался сюжет из Москвы, радостно вскрикнула:

- Костя! Москву показывают!…

Сопровождающий текст шел на английском языке, и все приходилось угадывать по картинке. Какая-то официальная встреча в Кремле, суета у пунктов обмена валюты, очередная рукопашная стычка в Думе… А потом на экране возникла обычная московская улица. Взбудораженная толпа, машина «Скорой», милицейское оцепление. Камера репортера протиснулась между людьми и уперлась в лежащего навзничь человека с залитым кровью лицом.

- Смотри-ка, опять у нас кого-то убили! - сказала Миледи.

Олейник не ответил. Он узнал в убитом Юсупова и впился взглядом в экран. Диктор, словно в подтверждение, несколько раз назвал фамилию «Юсупов». Потом крупно показали газету с названием. Тут даже Миледи догадалась, кто убит.

- Юсупов какой-то, - сказала она. - Журналист вроде. Господи, журналиста-то за что?

- Наверное, слишком много знал, - отозвался Олейник после паузы.

Что-то в его голосе встревожило Миледи. Она обернулась и увидела взгляд Олейника, снова на мгновение ставший змеиным.

Ей сделалось страшно, но Олейник тут же отвел глаза и сказал будничным тоном:

- Ну ладно, хватит этих ужасов. Пойдем ужинать.

Ужины были настоящей гордостью отеля. Ресторан каждый вечер предлагал новую кухню: французскую, итальянскую, тунисскую… Шведский стол с десятками закусок, с овощами, фруктами и десертами раскинулся по залу метров на тридцать. Вина и вторые блюда разносили официанты, белыми мотыльками порхавшие между столиков.

К девяти часам вечера за окнами была уже непроглядная тьма, как и положено в субтропиках. В это время возле отеля выстраивалась вереница такси, готовых за десять минут домчать желающих до куротного городка Порт-эль-Кантауи или до расположенного чуть дальше древнего Суса с его знаменитой цитаделью девятого века и строгой красоты мечетью Сиди Али-Аммар.

Порт-эль-Кантауи вечером был привлекательней. Белоснежный городок, словно сложенный из кусочков рафинада, сгрудился вокруг небольшого залива, в тихих водах которого дрожали цветные огни рекламы. У пирса теснились вперемежку шикарные яхты и рыбацкие лодки. Уличные торговцы загораживали дорогу туристам, протягивая золотые побрякушки. Отовсюду неслась музыка, и запах моря смешивался с пряными ароматами блюд из бесчисленных ресторанчиков.

Глава вторая Семейные тайны

Годы 1996-1997-й. Жанна

Встретившись странным образом после долгой разлуки в машине Эдуарда Николаевича, Жанна и Тимур долго не могли найти нужных слов. В машине они обменялись пустяковыми замечаниями, и только войдя в квартиру Жанны, посмотрели друг другу в глаза.

- Ты все-таки вернулся, - сказала Жанна.

- Вернулся, - сказал Тимур.

- Навсегда?…

Не дожидаясь ответа, она бросилась к нему на шею и залилась слезами:

- Если бы ты знал, как мне было плохо без тебя! Никогда меня больше не оставляй! Ты слышишь?

- Только если умру, - сказал он.

- Без тебя я умру тоже. Я тебе правду говорю, Тимур.

- Я знаю…

Потом они лежали на смятой постели, обессиленные и умиротворенные.

- Как тебе удалось вернуться? - спросила Жанна.

- Самолетом.

- Прекрати. Я другое имею в виду.

- Не надо об этом, Жанна. Главное, что я вернулся к тебе, потому что без тебя не мог.

- Там, в горах, ты сделал другой выбор.

- Значит, не окончательный.

- А сейчас?

- Ты сама видишь.

- А может случиться, что ты снова передумаешь? Мне это нужно знать, Тимур. Я не могу жить в постоянном страхе, что опять потеряю тебя. Что ты опять уйдешь в горы воевать.

- Ну, во-первых, я ни разу не брал в руки оружия. А во-вторых, можно быть полезным и здесь.

- Что это значит? Не пугай меня, Тимур. Ведь ты же не собираешься подкладывать бомбы на вокзалах и в автобусах!

- Нет, конечно. Как тебе вообще такое могло прийти в голову? Я ненавижу этих слепых фанатиков. И вообще, убивать - не мое ремесло.

- А что твое ремесло?

- Снимать кино, клипы, рекламу. Делать то, что я люблю и умею лучше всего.

- Значит, ты порвал со своими?

- Оставим этот разговор, Жанна. Боль, кровь, грязь - это дело мужчин. А женщина должна любить, хранить семейный очаг и рожать детей.

- Это что? Вольный перевод Расула Гамзатова?

- Нет. Собственные мысли Тимура Арсенова. Жанна поняла, что ее слова задели Тимура, и постаралась исправиться.

- Ну насчет любви и очага, - сказала она, - у меня, кажется, все в порядке. Осталось только родить. Подождешь полгодика?

- А что, теперь рожают быстрее? - спросил Тимур.

- Нет, все за те же девять месяцев. Только три уже прошло.

- Что?… - Тимура словно пружиной выбросило из постели.

- Не ожидал? - спросила Жанна. - Тем не менее это факт.

- И ты до сих пор молчала?! - завопил Тимур. - Да об этот в первую очередь надо было сказать! В первую!…

- Мне кажется, и так получилось достаточно эффектно. На тебе просто лица нет.

- Знаешь, - сказал Тимур, - когда я увидел тебя там, в машине, я думал, что счастливей уже быть нельзя. Оказывается, можно!…

Они поженились через неделю. Работники ЗАГСа с радостью обошли все формальности, когда сама Арбатова попросила зарегистрировать брак побыстрее. Свидетелями были Боря Адский и Алиция Георгиевна, срочно вызванная в Москву по телефону. Вчетвером они отметили это событие за скромным семейным ужином - Жанна не хотела отдавать этот знаменательный день на растерзание фанатам и прессе.

А через несколько дней Жанне предложили потрясающее двухмесячное турне по Скандинавии, Израилю, Канаде и Австралии.

Тимур даже слышать не хотел о ее отъезде.

- Это безумие - ехать беременной в такие сложные гастроли, да еще к черту на рога! - заявил он. - А вдруг что-нибудь случится?

- Ну там, я надеюсь, медицина не очень от нашей отстала, - возразила Жанна. - Я же не в дикие джунгли еду. А потом, сам посуди, это, может быть, мой последний шанс. Ведь, когда родится ребенок, я надолго завяжу с эстрадой, если не навсегда. До шести месяцев вполне можно поработать. Тем более я же не у станка стою.

- А то я не знаю, как ты выкладываешься на каждом концерте! - не уступал Тимур. - Это все равно что смену в шахте отработать!

- Что же мне - сидеть тут полгода, как клуша, и толстеть?

Алиция Георгиевна поддержала Тимура, но впустую. Жанна еще до всех домашних дискуссий дала согласие на поездку и менять свое решение не собиралась.

Позже она похвалила себя за проявленную твердость. Гастроли повсюду прошли с фантастическим успехом, удивившим даже саму Жанну. Конечно, на первые концерты в каждой стране полились эмигранты из разных городов бывшего Союза. Восторги, слезы, овации, стоны… Это было трогательно и приятно. А на последующие выступления подтягивались уже, так сказать, настоящие иностранцы, заинтригованные ажиотажем вокруг русской певицы.

Жанне удалось сломать их холодное недоверие. Уже к концу первого отделения она так разогревала зал, что он начинал подпевать ей без слов и раскачиваться в такт. К финалу концерта зрители уже скандировали ее фамилию, танцевали вместе с Жанной в проходах и даже на сцене. Местная пресса, не скрывая изумления, говорила о настоящем триумфе певицы из России.

Чуть ли не каждый день Жанна звонила домой отовсюду: из Хельсинки и Тель-Авива, из Квебека и Мельбурна. Отвечала ей обычно Алиция Георгиевна. Тимур работал по-черному днем и ночью. Он теперь брался за любые заказы без разбора. Клипы он снимал всем подряд, а если возникала короткая пауза, делал рекламу, которая была для него давно пройденным этапом. Разумеется, работая на потоке, Тимур уже не мог постоянно выдавать шедевры. Но его работы, лишенные прежнего блеска, оставались крепкими, профессиональными. Тимур шел на это сознательно. Ему нужны были деньги.

Зная, как отчаянно вкалывал Тимур во время ее гастролей, Жанна была поражена ничтожностью результата. Она-то прекрасно знала, как высоко ценится его работа. Прежде денег за пару клипов для звезд вполне хватало на месяц очень приличной жизни. Теперь же почему-то, отсняв километры пленки, Тимур практически ничего не заработал. Это выяснилось вскоре после возвращения Жанны.

Статус официальной жены никак не повлиял на нее в отношении требований к Тимуру. Заводить разговоры о деньгах, о каком-то семейном бюджете ей казалось неловким. Дома стояла шкатулочка, в которую каждый складывал заработанные деньги. Так поступала и Алиция Георгиевна со своей смехотворной пенсией, и каждый по мере надобности брал деньги из шкатулки.

Вернувшись с гастролей, Жанна обнаружила, что этот семейный сейф практически пуст, и вопросительно взглянула на Тимура.

- Теперь платят не так, как раньше, - сказал он и, отвернувшись к окну, нервно закурил. - И на съемках приходится за каждую мелочь платить из своего кармана. Сейчас ведь как? Стакан воды принести - три доллара, гвоздь забить - пять. Электрику зеленой бумажкой не пошуршишь - он ключ от силового щитка в кармане не найдет, без света останешься. И так на каждом шагу. И все сверх сметы. Не говоря уж о том, что сделаешь работу, а деньги - неизвестно когда. Я почему тут и вкалываю, как негр на плантациях.

Объяснение Тимура было слишком длинным, слишком раздраженным. Жанна уловила в его тоне какую-то фальшь, но тут же убедила себя, что это ей почудилось. Однако позже до нее дошли слухи, что гонорары Тимура не только не уменьшились, но даже выросли в полтора раза. Жанна ничего не стала выяснять с мужем, зная цену сплетням в эстрадной тусовке, но смутные сомнения поселились в ее душе.

Год 1997-й. Зоя

Со дня бегства Маринки с Петей Зоя запила. Запила всерьез, как это случается со сломленными жизнью женщинами. Она начинала пить с утра и продолжала до тех пор, пока не падала в беспамятстве. Когда кончились деньги, она стала продавать вещи, потом мебель. Огромная квартира постепенно пустела, и Зоя ходила по гулким комнатам как привидение. Ей было совершенно наплевать на свой внешний вид и на то, что думают про нее соседи. Опустившаяся и постаревшая, она жила только от одного глотка алкоголя до другого…

И вот вытрезвитель. Поняв, где она находится, Зоя ничего не почувствовала, кроме легкого беспокойства. Оно было связано с чем-то важным, и Зоя с трудом вспомнила, с чем именно. А вспомнив, заторопилась. Ей поскорее нужно было вернуться домой. Ведь сегодня к ней должен прийти человек, собиравшийся купить ее квартиру.

Дома, слава богу, нашлось чем опохмелиться. Так что к приходу Басова она уже начала кое-что соображать.

Басов оказался весьма симпатичным мужчиной с седыми висками и спокойными серыми глазами. Уверенные манеры и неброский, но явно дорогой костюм дополняли портрет банкира. О том, что Басов руководит банком, Зоя вспомнила с трудом. Впрочем, для нее это не имело значения. Ей нужны были деньги, а от кого - не так уж важно.

Увидев полупьяную, неопрятную хозяйку в мятом халате, Басов не выказал никаких чувств.

Он внимательно, не торопясь осмотрел квартиру и остался ею доволен. Цена была оговорена заранее.

Они с Зоей сели на кухне, сохранившей еще мало-мальски пристойный вид.

- Ну что ж, - сказал Басов. - В принципе меня все устраивает. Не жаль вам расставаться с такими хоромами?

- А что мне тут одной делать? - спросила Зоя. - Я тут окончательно с ума сойду.

- Да, понимаю.

- Значит, договорились?

- В принципе, да.

- Раз так, давайте выпьем! - Зоя потянулась к бутылке.

- Спасибо, я не пью.

- Совсем?

- Совсем, - Басов виновато улыбнулся.

- А я выпью! - Зоя, страдальчески сморщившись, отпила глоток - Вот от вас деньги получу, тогда загуляю по-настоящему.

- Это же не одна цистерна получится, Зоя Павловна. Многовато для женщины.

- А может, у меня такое горе, какое и в цистерне не утопить?

Басов промолчал. Потом сказал, немного помедлив:

- Знаете что, Зоя Павловна? Дайте мне еще сутки на размышление. Я завтра в это же время зайду.

- Раздумали, что ли? Так прямо и скажите.

- Нет, не раздумал. Просто хочу, чтобы сделка была заключена на трезвую голову. Иначе она не состоится. Это мой принцип.

- Ну и катитесь со своими принципами! - махнула рукой Зоя.

Ее опять развезло. Она даже не пошла провожать Басова до двери. Но утром она вдруг испугалась, что он и правда не станет с ней иметь дела. Искать другого покупателя не было сил. Да и кто заплатит столько, сколько обещал Басов!

Невероятным усилием воли Зоя заставила себя отказаться от привычной утренней выпивки. Потом она подошла к зеркалу - и ужаснулась. На нее смотрела спившаяся старуха. Зоя бросилась в ванную и целый час ожесточенно терла тело и лицо под контрастным душем. Затем наскоро прибралась в пустой квартире. Два часа она посвятила прическе и макияжу, то и дело заваривая себе крепчайший кофе.

К приходу Басова она успела надеть свое любимое темно-синее платье, одиноко висевшее в опустевшем шкафу. В туфлях на высоком каблуке она с трепетом подошла к большому зеркалу. Взглянула - и не узнала себя.

Перед ней была почти прежняя Зоя Братчик с блестящими глазами и вернувшимся румянцем. Любимое платье мягко подчеркивало все достоинства ее выразительной фигуры.

Зоя торжествующе усмехнулась.

И тут в прихожей прозвучал звонок.

Год 1996-й. Миледи

Миледи сидела у распахнутого прямо на море окна, обессилев от долгой борьбы с панцирем гигантского омара. Она была сыта и взяла омара из чистого любопытства. Олейник ни в чем ей не отказывал, а такое у Миледи случилось впервые, и грех было этим не воспользоваться.

- Костя, а ты тогда позвонил Антону? - спросила она как бы между прочим.

- Какому Антону?

- Ну этому, из Мацесты.

- А-а… - Олейник сладко потянулся. - Да нет, как-то руки не дошли. А в чем дело? Он опять возникал?

- Нет.

- Значит, понял, что ему здесь не обломится.

- Он не понял, Костя. Он умер.

- Из-за неразделенной любви? - Олейник усмехнулся.

- Вряд ли.

- А ты-то откуда это знаешь?

- По телевизору показывали. Он в метро под поезд упал. На «Полежаевской».

- Прямо беда с этими приезжими, - сказал Олейник. - Притащатся в столицу из своей глухомани - вот у них голова и идет кругом с непривычки. А что же ты мне раньше об этом не рассказала?

- Забыла. А тебе разве интересно?

- Нет, - ответил Олейник, глядя ей в глаза. - Не интересно.

Они еще долго гуляли по ночному городку, заглядывая в бары и лавочки. Миледи теперь была уверена, что Олейник убил Антона, но ей не было страшно. Более того, она хотела бы услышать от Олейника признание в убийстве. Антон был мразью. Но даже не это главное. Главным

было то, что Олейник, защищая ее, пошел на страшное преступление. Что могло быть более весомым доказательством его любви?

Миледи убедила себя в этом без труда, потому что ей очень хотелось в это верить. А убедив, не только простила Косте убийство, но даже стала смотреть на него с восхищением. Таких мужчин она еще не встречала.

Через пару дней к ним на пляже пристал улыбчивый юноша из службы сервиса, предлагавший трехдневную поездку на джипе в Сахару.

- Сафари! Сафари! - твердил он и, изображая стрельбу из ружья, выкрикивал: - Пу! Пу!…

- Поедем, Костя! - загорелась Миледи. - Может быть, ты там льва подстрелишь. Шкуру в Москву привезем!

- Какая шкура? - усмехнулся Олейник. - Это же все туфта. Спасибо, если они какого-нибудь льва-пенсионера издали покажут.

- Ну просто посмотрим. А постреляем так, для развлечения.

- Я для развлечения не стреляю, - сухо ответил Олейник.

Миледи огорчилась, как ребенок, которому не дали желанную игрушку.

- И вообще, у нас трех дней нет, - добавил Олейник. - Мы послезавтра уедем.

- Уже?

- А что тут делать? Скукотища.

- Я, например, на верблюде еще не каталась.

- Переживешь.

Через день по утренней прохладе они вернулись в тунисскую столицу. Все их вещи остались в номере, они взяли с собой только видеокамеру, которой Олейник снимал Миледи.

Сам он избегал попадать в кадр.

- Значит, мы сюда вернемся? - спросила Миледи.

- Конечно.

Такси подвезло их к воротам морского порта. Через час отсюда отправлялся экскурсионный катер на Сицилию. Никаких виз для поездки на этот итальянский остров не требовалось.

Год 1997-й. Жанна

Рожать за границей Жанна отказалась наотрез, хотя ей наперебой предлагали лучшие клиники и в Англии, и в Швейцарии, и во Франции,

- Нет! - решительно заявила Жанна. - Только дома!

Она легла в самый обычный роддом, где главный врач, совершенно равнодушный к эстраде, понятия не имел, кто такая Жанна Арбатова. Когда акушерки объяснили ему, что к ним попала звезда первой величины, главврач спокойно заметил:

- Она ведь не святым духом ребенка зачала? Как все? Ну и родит как все. Никаких облегченных вариантов для звезд не бывает. Так ей и объясните.

Но ничего объяснять Жанне не потребовалось. Она сама попросилась в общую палату, где на нее только в первые минуты смотрели с благоговением, а потом для всех она стала просто Жанкой, которая очень хочет мальчика.

Мальчик и родился. Когда ошалевшая от счастья Жанна выкрикнула это из окна томившемуся внизу Тимуру, молодой отец вдруг сделал стойку на руках и в таком положении прошелся по кругу.

- Веселый у тебя муж! - одобрительно сказали соседки по палате.

- Да уж, с ним обхохочешься! - ответила Жанна.

Вышла она из роддома ранним утром, чтобы избежать наплыва поклонников и поклонниц, взбудораженных известием, что их любимица родила сына. Встречали ее только Тимур и Алиция Георгиевна, успевшая к этому времени окончательно перебраться в Москву. Тимур, отогнув край одеяльца, посмотрел на сына и сказал счастливым голосом:

- Мой!

- Конечно, твой, - ответила Жанна. – А ты кого ожидал увидеть? Негритенка?

Алиция Георгиевна тоже была немногословна. Чувства так переполняли ее, что она могла выговорить лишь одно слово:

- Дождалась!

И, конечно же, заплакала.

А дальше у Жанны начались обычные будни счастливой матери. Разумеется, ни о каких репетициях и концертах не могло быть и речи.

Впрочем, это было обусловлено заранее. Еще за месяц до родов Жанна громогласно заявила, что покинет сцену, по крайней мере, на год. А то и на два. Ей никто не поверил: исчезнуть на целый год в самом зените славы казалось немыслимым.

Многие артистки собирались так сделать, да только через пару месяцев перепоручали заботы о ребенке бабушкам и няням, а сами быстренько возвращались на сцену. Они-то знали, что значит надолго выпасть из обоймы. Потом нужно все начинать сначала, а пустующее место уже занимал кто-то другой.

Жанну это ничуть не беспокоило. Все ее мысли и чувства теперь сконцентрировались на сыне, и ради него она была готова пожертвовать своей карьерой. Правда, в глубине души она не сомневалась, что когда придет пора, когда очень захочется, то вернуться на эстраду ей не составит труда. Но когда еще это случится!…

Душевное равновесие Жанны нарушало только одно. Вокруг нее образовалась целая труппа, состоящая из музыкантов, балета, осветителей, рабочих сцены, звукорежиссеров, - настоящий маленький театр одной певицы, возглавляемый Борей Адским. Теперь все они на неопределенный срок остались без работы. А ведь у многих были дети, что Жанна в своем нынешнем положении ощущала особенно остро. Оставалась без работы и ее личная студия звукозаписи. Конечно, можно было попробовать сдавать ее в аренду, но вряд ли это выручило бы.

Однажды Боря Адский, явившийся, как всегда, с ворохом детских игрушек, печально спросил:

- Так что же делать, Жанночка? Будем распускаться? Такой коллектив сколотили! И профессионалы высшей пробы, и жизнь за тебя готовы отдать. Жалко!…

Жанна не знала, что ему ответить. Она постаралась забыть этот разговор и еще несколько месяцев пребывала в ладу с собой.

Но однажды, случайно выглянув в окно, она увидела у подъезда знакомую машину с тонированными стеклами, из которой вышел Тимур. Это была машина Эдуарда Николаевича. С последней встречи в аэропорту Жанна избегала вопросов о том, откуда Тимур так близко знает человека в темных очках: интуиция подсказывала, что тут кроется какая-то тайна, которой ей лучше не касаться. Но теперь она не выдержала и спросила небрежным тоном:

- Кто это тебя до дома подвез?

- Левака поймал, - ответил Тимур. - А что?

- А Эдуард Николаевич так мало зарабатывает? Приходится за рулем калымить?

- Ну ладно, - сказал Тимур неохотно. - У нас с ним есть кое-какие общие дела. Тебя это совершенно не касается.

- Меня все касается, что связано с тобой.

- Я уже говорил тебе: боль, кровь, грязь - это дело мужчин.

- Помню. Собственные мысли Тимура Арсенова. Значит, кровь и грязь - это ваши общие дела с Эдуардом Николаевичем?

- Да, в какой-то степени.

- И деньги тоже?

- Да. И деньги.

- Мог бы мне не врать.

- Я не хотел тебя впутывать.

- Я уже впуталась.

- Нет. Я и дальше этого не позволю.

- Вот так? Ничего не объясняя?

- Тебе просто не надо этого знать.

По его тону Жанна поняла, что настаивать бессмысленно. У нее вдруг ослабли руки и ноги.

- Хорошо, - сказала она тихо. - Ты мне только одно скажи. Это опасно?

- Жить вообще опасно.

- Не надо так со мной, Тимур!… Да делай ты, в конце концов, что считаешь нужным. Но скажи мне честно: тебе ничего не грозит?

- Убивать меня никто не собирается, если ты это имеешь в виду. Я люблю тебя. Мне очень нелегко было вернуться сюда, но жить без тебя невозможно. А сына я просто не имею права оставить без отца.

- А меня без мужа?

- Само собой. Поэтому мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день по причине глубокой старости. А наш сын к тому времени уже станет мужчиной и подарит нам кучу внуков. Такой проект будущей жизни тебя устраивает?

- Спрашиваешь!

- Так вот, я обещаю тебе его осуществить. Все так и будет, поверь мне!…

На этом Жанна решила поставить точку. Впустую биться о стенку лбом было не в ее характере. Тем более что любовь к Тимуру была всего важней. И если он твердо обещал оставаться с ней до конца жизни, все остальное уже не имело значения.

Но вскоре Тимур неожиданно объявил:

- Мне нужно уехать дня на три.

- На съемки?

- Нет, - ответил он, чуть помедлив.

- А куда? Опять по мужским делам?

- Угадала.

Он исчез из Москвы на три дня, а когда вернулся, сказал:

- Теперь все будет по-другому.

- Ты что, на Кавказ летал? - спросила Жанна.

- С тобой иногда страшно бывает, - улыбнулся он. - Все насквозь видишь.

Глава третья Всем сестрам по серьгам

Годы 1997-1998-й. Зоя

Басов, застыв в дверях, не смог скрыть изумления.

- Это я, я! - сказала Зоя, чуть поводя плечиком.

- Я думал, что дверью ошибся, - признался Басов. - Не хочу скрывать - я потрясен.

Эта бесхитростная лесть в момент растопила сердце Зои. На кухне за чашкой кофе у них пошел совсем другой разговор.

- Вы вчера упомянули о вашем горе, - сказал Басов. - Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, что у вас случилось?

- Зачем вам знать?

- Видите ли, Зоя Павловна, я год назад потерял жену. Она была за рулем и…

- Вы поэтому хотите купить квартиру? - спросила Зоя.

- Да. В старой меня замучили воспоминания. - Он помолчал. - В общем, мы с сыном остались вдвоем, и я запил. Запил по-черному. Меня не раз на улице подбирали.

- И кто же вас остановил?

- Сын. Я совсем о нем позабыл в хмельном угаре. И как-то раз с дикого похмелья увидел его взгляд. Он мне всю душу перевернул. И я остановился. Сам. Без всякого кодирования. Оказывается, можно остановиться и снова встать на ноги. Надо только очень захотеть.

- Я не смогу, наверное, - тихо сказала Зоя.

- Хотите помощь? Совершенно бескорыстную. Просто помощь человека, прошедшего через этот кошмар?

Зоя посмотрела в его спокойные серые глаза сказала:

- Хочу.

Они никогда больше не возвращались к вопросу о продаже Зоиной квартиры. Басов постепенно вошел в жизнь Зои, будто там для него давно было уготовано место. С ним к ней вернулся покой и вкус к жизни. И сын Басова, Алеша, оказался замечательным парнем. Он был ровесником Маринки, но душевнее ее, теплее, тоньше. Когда стало ясно, что Басову и Зое пришла пора жить вместе, Алеша сказал только одну фразу:

- Зоя Павловна, пообещайте, что вы никогда не сядете за руль.

- Не сяду, Алеша, - сказала Зоя. - Зачем мне садиться? Ведь твой папа лучше меня водит.

Свадьбу они отпраздновали дома. Втроем. Им никто не был нужен.

Месяца через три, когда они всей семьей ужинали на кухне, в дверь позвонили. Алеша пошел открывать и вернулся растерянный.

- Там вас какая-то девушка спрашивает, - сказал он Зое.

Зоя с ухнувшим в пятки сердцем бросилась в прихожую.

- Это я, мама… - сказала Маринка, сжавшаяся в углу, как испуганный зверек. - Я вернулась…

Она вернулась одна, это было ясно. Зоя проглотила комок в горле и спросила едва слышно:

- Ты… совсем?

- Совсем.

В следующее мгновение они обнялись, смеясь и плача.

- А что это за парень мне открыл? - спросила наконец Маринка.

- Я замуж вышла.

- За него? - Маринка округлила глаза,

- Ты что, совсем меня за ненормальную держишь? Пошли знакомиться.

- Подожди… - Маринка замялась. - Я уж лучше сразу скажу. Я, кажется, беременна, мама.

- Кажется или точно?

- Точно. Убьешь?

- Не сейчас.

- А когда?

- Если увижу, что ты становишься такой же матерью, как я.

- Там ужин стынет! - раздался за спиной Зои голос Алеши. Он стоял в конце прихожей и смотрел на Маринку откровенно восхищенным взглядом.

Год 1996-й. Миледи

В сицилийском порту Марсала туристов уже ждали три мерседесовских автобуса с кондиционером, туалетом и даже маленьким баром. Путешествие на другой конец острова, до порта Мессина, оказалось необременительным. Туристам удалось даже довольно близко подъехать к Этне. Знаменитый вулкан дремал, но его вершина была окутана сизым облаком.

Из Мессины автобусы двинулись через Катанию в Палермо, но уже без Олейника и Миледи. Они остались в припортовом ресторанчике, дожидаясь парома с Апеннинского полуострова. Вскоре он пришел, и толпа пассажиров, сойдя на берег, растеклась в разные стороны.

- Обрати внимание вон на ту пару, - сказал Олейник, указывая взглядом в сторону.

Неподалеку от них усаживались за столик круглолицый плотный мужчина и его спутница, показавшаяся Миледи вроде бы знакомой.

- Это наши? - неуверенно спросила Миледи. - Я ее, кажется, где-то видела.

- Я тебе даже скажу где, - сказал Олейник. - В зеркале.

Теперь Миледи поняла, почему эта женщина показалась ей знакомой. Они с ней действительно были чем-то похожи.

- Сейчас ты пойдешь в туалет, - продолжил Олейник. - Тебе макияж надо подправить.

Миледи мгновенно потянулась за сумочкой, где лежало зеркало.

- Там на себя посмотришь, не здесь! - сказал Олейник, чуть повысив голос. - Поставишь сумочку у зеркала и займешься собой. Поняла? Эта женщина войдет следом и сделает то же самое. Твоя задача - взять ее сумочку, а ей оставить свою. Ясно?

- А ты откуда знаешь, что она за мной пойдет?

- Интуиция. Ты, главное, сумочки не перепутай. Они одинаковые.

- Но ведь она может заметить!

- Даже наверняка. Но ничего тебе не скажет. Кстати, и ты помалкивай.

- Костя! - умоляюще сказала Миледи. - Я ничего не понимаю. Ведь в моей сумочке наши паспорта!

- Наши? Мне кажется, там паспорта госпожи Сомовой и господина Веригина.

И тут на Миледи нашло наконец озарение:

- А у нее в сумочке наши настоящие паспорта, да?

Олейник кивнул, скрывая усмешку.

- Конец света! - сказала Миледи. - Прямо как в настоящем дюдике!

- Тебе пора. Иди!

Все прошло как по маслу. Едва Миледи вошла в туалет и стала подкрашивать ресницы у зеркала, рядом с ней появилась та женщина. Вместе они уже не казались похожими. Две сумочки крокодиловой кожи стояли рядом на подзеркальнике. Миледи робко протянула руку за чужой, и та женщина ободряюще улыбнулась ей в зеркале.

С пылающим лицом и бешено колотящимся сердцем Миледи вернулась к Олейнику.

- Кажется, у тебя в сумочке мои сигареты, - сказал он, раскрыв сумку и долго копаясь в ней.

Миледи поняла, что он проверяет паспорта.

Наконец Олейник достал пачку «Мальборо» и неторопливо закурил, пуская дым колечками. Возможно, это был условный сигнал, что все в порядке. Во всяком случае, прибывшая на пароме пара вдруг заторопилась и вышла из ресторана.

- Нам тоже пора, - сказал Олейник. - А то на паром опоздаем.

- Как на паром? - в который раз удивилась Миледи. - Мы куда едем?

- Возвращаемся в Венецию. А госпожа Сомова и господин Веригин возвращаются в Тунис. У них же там в отеле «Империал Мархаба» вещи остались.

Миледи понадобилось некоторое время, чтобы переварить услышанное. А потом она сказала с восхищением:

- Потрясающе! Только объясни, к чему все эти сложности?

- А чтобы жить было интереснее!…

Миледи такое объяснение вполне устроило.

Пролив, разделяющий островную Мессину и континентальный Реджо-ди-Калабрию, был неширок.

Уже через пару часов экспресс мчал Олейника и Миледи из Неаполя в Рим, где они сделали пересадку и к вечеру были в Венеции. Ключ от номера в старом отеле лежал в сумочке вместе с паспортами. Портье не заметил подмены постояльцев.

Наскоро поужинав, Олейник и Миледи погрузились в гондолу и, устроившись на мягких сиденьях красного бархата, поплыли в путешествие по ночной Венеции. Гондольер зажег на носу лодки фонарь, а сам, стоя на корме, греб длинным веслом. Окна старинных домов, ушедших под воду до балконов второго этажа, светились разноцветными огнями. Казалось, огромный сверкающий город под тихую музыку, звучащую неизвестно откуда, медленно погружается в черную воду, словно гибнущий «Титаник». Это было и красиво, и жутковато. Миледи подумала, что, однажды увидев такое, не жалко и умереть. Утром непредсказуемый Олейник приказал быстро собрать чемоданы. Как только Миледи кончила паковать чужие вещи, принадлежавшие теперь им, портье известил по телефону, что заказанное такси ждет у подъезда.

В полдень они опять оказались на огромном римском вокзале Термини. Миледи не могла понять, когда и как Олейник успевал все организовать. Спрашивать его об этом она не рискнула, догадываясь по пустяковым деталям, что Олейник в Италии не впервые.

Годы 1997- 1998-й. Жанна

Тимур действительно летал на встречу с Асланом. Когда он один из всей съемочной группы остался в горах, ему казалось, что он найдет свое место среди взбунтовавшихся горцев.

Но поднять оружие против федералов Тимур не мог, а другого от него не требовалось. Кроме того, он пребывал в постоянной тоске по Жанне.

- Уезжай в Москву, - сказал ему Аслан, не выдержав. - Не могу смотреть, как ты рвешься на части.

- Со мной и в Москве будет то же самое.

- Знаю. Поэтому у меня есть предложение, которое, может быть, хоть как-то примирит тебя с самим собой.

Так Тимур получил от Аслана пароль и нигде не значившийся телефон Эдуарда Николаевича. Он стал кем-то вроде связного между этим таинственным человеком и Асланом, принимая косвенное участие в освобождении многочисленных заложников. Но этого Тимуру показалось мало. Он решил львиную долю своих заработков переправлять Аслану, надеясь, что тот на эти деньги станет покупать не оружие, а лекарства, еду, одежду и прочие необходимые вещи для бедствующих земляков.

Но в этот раз он приехал к Аслану фактически за разрешением изменить свою жизнь.

Совершенно неожиданно Аслан одобрил эту идею.

- Ты поступал по совести, - сказал Аслан. - Но твои деньги, не обижайся, - это капля в море. Есть другие источники. Не всегда чистые, к сожалению. Ты можешь сделать для нас гораздо больше. Если тебя действительно ждет успех, если о тебе заговорят, то обязательно вспомнят, откуда ты родом. Нам очень важно, чтобы люди знали, что мы умеем не только стрелять, что мы еще умеем приносить радость.

Что мы не только смелый, но и талантливый народ. Сделай так, чтобы мы тобой гордились.

В Москве Тимур сказал Жанне:

- Вот теперь я вернулся совсем.

- Я тоже хочу вернуться, - сказала она.

Тимур понял, что речь идет о возвращении Жанны на сцену.

- Я ждал этого, - сказал Тимур с улыбкой. - Я знал, что так будет. Ты еще долго крепилась. У тебя дар божий, Жанка. И погубить его просто грех!…

Внезапно она почувствовала необъяснимую робость:

- А что, если у меня не получится?

- Петь нельзя разучиться. Так же как и плавать.

Однако оказалось, что можно.

Когда Жанна и Тимур опять тайно от всех пришли ночью в студию звукозаписи, Жанну вдруг заколотило от волнения, словно зеленую дебютантку.

- Что за мандраж? - удивился Тимур, усаживаясь за пульт. - А ну марш к микрофону!

Они решили сначала сделать пробную запись.

Прозвучало вступление, Жанна глубоко вдохнула и… И словно повторился кошмарный сон, мучивший ее в юности. Она не смогла запеть. Вернее, она запела, но что это был за звук! Куда делся ее уникальный, пронзительный тембр! Остался какой-то плоский, бесцветный, лишенный живых красок голосок.

- Что с тобой? - крикнул через переговорник встревоженный Тимур. - Соберись!…

Она собралась, но вышло еще хуже. Жанна сделала третью попытку, четвертую, но все с тем же плачевным результатом.

Она вышла из студии совершенно убитая и сказала с кривой усмешкой:

- Отчирикала птичка! В одну реку дважды не войдешь!…

Только теперь она поняла, что подспудно всегда думала о возвращении на сцену и была уверена, что с этим не будет проблем. Но вернуться оказалось невозможно. Осознав, что больше она никогда не выйдет на эстраду, не подойдет к микрофону, никогда не услышит восторженного рева зала, Жанна едва не сошла с ума. Вся ее предыдущая жизнь пошла псу под хвост.

Удар был так силен, что какое-то время Жанна не могла подойти к сыну - невольному виновнику случившегося. Но потом, ужаснувшись этому, в порыве раскаяния крепко прижала Ванечку к себе и горько заплакала.

Тимур понимал, что творится в душе у Жанны, однако утешать ее не стал.

- Подотри сопли! - приказал он с нарочитой грубостью.

Жанна вздрогнула, как от щелчка кнута.

- Нечего тут трагедию разыгрывать! - продолжал Тимур. - Я тебя приведу в чувство. Арбатова ты или нет?…

И начались бесконечные хождения по медицинским светилам, которые только разводили руками, толкуя о стрессах, последствиях родов и функциональных изменениях голосовых связок.

Тимур места себе не находил, пока однажды, возвратившись домой, не объявил прямо с порога:

- Собирай вещи, Жанка! В понедельник мы летим в Швейцарию. Там есть специальная клиника, в которой творят чудеса!

- Да брось ты, Тимур! Только лишняя трата денег!…

Тем не менее вскоре они оказались в укрытой пушистым снегом Лозанне. Прямо с самолета, не заезжая в отель, Жанна и Тимур поехали в клинику, где их ждал известный швейцарский ларинголог, доктор Клаус Хингис. Он немедленно осмотрел Жанну и через переводчика объяснил, что мадам Арбатовой необходима операция. В частности, нужно удалить узелки на связках. Остального Жанна и Тимур не поняли из-за обилия медицинских терминов.

- Какой процент надежды на успех? - спросил Тимур.

- Сто процентов может гарантировать только Господь Бог, - ответил доктор. - Но могу вам гарантировать на сто процентов, что без операции мадам скоро придется говорить шепотом.

- Когда мне ложиться в клинику? - спросила Жанна.

- Хоть сегодня.

- Тогда прямо сейчас!…

Лозанну она так и не увидела. Три дня ее готовили к операции. На четвертый, рано утром, операция была сделана.

Тимур ждал результата в холле, механически листая какие-то журналы. Наконец в сопровождении переводчика вышел доктор Хингис.

По выражению его лица ничего нельзя было понять.

- Как? - спросил Тимур, вскакивая с кресла. Хингис что-то сказал.

- Ваша жена была в России звездой эстрады? - спросил у Тимура переводчик.

- Да, - ответил Тимур, у которого сердце упало от слова «была».

- Значит, потерять голос для нее было бы трагедией?

- Чего он тянет? - не выдержав, крикнул переводчику Тимур. - Она больше не сможет петь?

На этот раз фраза Хингиса была чуть длиннее.

- Господин Хингис сделал все что мог, - забубнил переводчик. - Остальное должна сделать природа.

- Но надежда есть? - наседал Тимур.

- Надеяться необходимо, - сказал через переводчика доктор Хингис. - Без надежды искусство врача бесполезно.

- Значит, есть? - уточнил Тимур. - Я могу ее увидеть?

- Да. Только говорить ей запрещено.

Еще пять дней Жанна продолжала молчать, разговаривая с Тимуром одними глазами. А он рассказывал ей о горбатых улочках Лозанны, о высоченных мостах над ними, о странном здешнем виде транспорта, называющемся «метро», а на самом деле представлявшем собой поезд из трех вагончиков, которые почти вертикально ползли внутри горы от набережной к верхней части города.

Наконец Жанну выписали, и доктор Хингис через переводчика дал ей последние наставления:

- Господин Хингис весьма удовлетворен результатом. Но он просит мадам Арбатову первое время очень осторожно пользоваться голосом.

- Я прослежу, - кивнул Тимур.

- И еще господин Хингис настоятельно рекомендует недели две пожить где-нибудь в тихом месте, соблюдая режим и полный покой.

- Сделаем, - сказал Тимур.

Когда они вышли на улицу, Жанна сквозь шарф, закрывавший ей лицо, прошептала:

- Я хочу осторожно воспользоваться голосом.

- Только два слова! - предупредил Тимур.

- Три. Я тебя люблю.

Из Лозанны они поехали в Монтре. Зимой этот курортный городок был пуст, отдыхая от многочисленных летних фестивалей. Гуляя по набережной Женевского озера среди заснеженных пальм, они набрели на стоявший прямо у черной воды бронзовый памятник Фредди Меркьюри, бывшему лидеру легендарной группы «Квин».

- Смотри-ка, вот и наш коллега здесь! - сказала Жанна.

- Хочешь, я сейчас из снега тебя рядом слеплю?

- Рановато, - сказала она. - Я еще попою.

Тимур не знал, что накануне, когда он спустился вниз за сигаретами, Жанна, запершись в ванной, попробовала запеть. Она вышла оттуда вся мокрая от волнения, но словно заново родившаяся. Голос вернулся!…

Год 1996-й. Миледи

Миледи вообще перестала что-либо понимать, когда экспресс повез их из Рима обратно в Неаполь. Однако на полпути они внезапно сошли с поезда на крошечной станции Монте Сан-Бьяд-жо, откуда за двадцать минут рейсовым автобусом добрались до прелестного приморского городка, въехав в него через причудливые каменные ворота времен Римской империи.

- Что это за город? - решилась наконец спросить Миледи.

- Террачина, - ответил Олейник.

- Ты уже бывал здесь?

- Может быть.

Он наверняка здесь бывал когда-то, поскольку сразу же нашел туристическое агентство на Виа Леопарди, где, оказывается, на его имя была уже заказана вилла в ближнем пригороде Терра-чины.

- Резиденция «Дуэ Пальма»? - уточнил служащий.

- Си, - сказал Олейник,

- Ва бене! - улыбнулся служащий. - Очень хорошо!

Приморская вилла из белого песчаника утопала в густой зелени. На выложенном каменными плитами участке были посажены даже не две пальмы, как обещало название, а целых пять. В ухоженном садике, рядом с подземным гаражом, находился большой очаг с жаровней. В патио стояли удобные кресла и шезлонги. Нижний этаж занимала просторная гостиная с мягкой мебелью и телевизором и замечательно оборудованная кухня. На втором этаже располагались три спальни.

- Это моя, - сказала Миледи. - Это твоя. А это?

- А это наша общая.

Миледи, с визгом обежав весь дом, вернулась с сияющими глазами.

- Это теперь наш дом? - спросила она.

- Да. Во всяком случае, на какое-то время.

- Но не на два дня, как везде?

- Нет. Поживем тут сколько захочется.

Миледи хотелось остаться здесь навсегда.

Жизнь в приморском поселке, называвшемся Дуэ Пальма, была тихая, деревенская. Наступил сентябрь, и римляне, имевшие здесь дачи, вернулись в городские квартиры, поэтому, кроме отдаленного шума Тирренского моря, за чугунную ограду виллы не проникало никаких звуков. Миледи пешком ходила за продуктами в ближайший «супермеркето», который они с Олейником называли «наше сельпо». В ней вдруг проснулся кулинарный талант. Она и простые спагетти умела сдобрить так, что Олейник урчал от удовольствия. Днем парочка жарилась на пляже или пускались в долгие прогулки по кромке прибоя. А вечером, сидя в патио за бутылкой кьянти и копченым мясом, вели легкие, бездумные беседы, старательно избегая неприятных тем.

Только раз эта идиллия была нарушена.

- Не скучаешь по «Золотому веку»? - спросил как-то Олейник.

- Было бы о чем!

- Ну о Зое Павловне, например. Вы с ней, кажется, контачили?

Миледи опустила глаза и осторожно сказала:

- Сто лет назад. Еще в школе.

- Так вы школьные подруги? - Олейник подлил себе кьянти. - Тогда понятно.

- Что понятно? - спросила Миледи, обмирая от страха.

- Ты знаешь, о чем я. Не придуривайся, - сказал Олейник. - Но у меня к тебе претензий нет. Что ни делается, все к лучшему.

Пару раз они съездили поужинать в Террачину и даже погуляли по древним улочкам Чентро сторико - Старого города. А потом Олейник взял напрокат двухместную «Альфа Ромео» и они отправились в путешествие по приморским городкам - Сперлонге, Гаэте, Формии и Минтурно. Уже первый из них, Сперлонга, потряс воображение Миледи. Когда-то, наверное, это был пещерный город в громадной скалистой горе, омываемой морем. Но теперь внутри были пробиты пешеходные улочки-лестницы, проточившие гору от основания до вершины. А на месте бывших пещер и гротов лепились аккуратные домики, ресторанчики и лавочки. Кое-где ступени вели к пробоине в каменной стене, и, выглянув, можно было увидеть с головокружительной высоты песчаный пляж и белую кромку прибоя.

Туристический сезон уже закончился, и у подножия города-горы машин было совсем мало. Садясь в свою «Альфа Ромео», Олейник привычно скользнул взглядом по машинам на парковке.

И вот на пути к Гаэте он заметил в зеркальце заднего вида белую «Лянчу», похожую на ту, что он видел в Сперлонге. Это, конечно, могло быть простым совпадением, но где-то внутри прозвучал тревожный звоночек. Олейник прибавил газ. «Лянча» не отставала. Он сбросил скорость. «Лянча» не приближалась. Олейник решил подождать до Гаэты. Там они с Миледи пообедали и двинулись дальше к Формии.

Километров через тридцать в зеркальце вновь замаячила белая «Лянча».

И это тоже еще могло быть случайным совпадением. Но когда после Формии на довольно пустой дороге, ведущей в горы к Минтурно, Олейник опять обнаружил у себя на хвосте ту же «Лянчу», он понял, в чем дело.

- Похоже, нас «пасут»! - сказал Олейник сквозь зубы.

- «Пасут»? - Миледи удивленно подняла брови. - Кто?

- Пока не знаю. Но боюсь, что не друзья.

- Чего им надо?

- Догадайся, - усмехнулся он.

У него снова был змеиный взгляд. Солнечный день померк у Миледи в глазах. Неужели наступил конец сказке?

- Что же теперь будет? - спросила она жалобно.

- Ты только раньше времени нас не хорони. Мы еще живы. Пока.

Значит, все-таки они вычислили его. Не надо было заезжать в Венецию. Но ведь Миледи так хотелось туда. А может быть, они вели его уже на пароме, после обмена документами?

Документы дали обменять, чтобы он, Олейник, ничего не заподозрил. А кончить его решили позже, застав врасплох, когда он расслабится. Он предполагал, что после убийства Юсупова его захотят убрать, чтобы замести следы. Знал, но не сумел скрыться. Скверно, конечно, но этим ребятам придется попотеть, чтобы достать его.

Олейник неожиданно сделал крутой разворот через осевую и помчался обратно, прямо в лоб белой «Лянче». Миледи закричала. Водитель «Лянчи» в последний момент резко взял вправо и съехал в кювет. Именно на это Олейник и рассчитывал. Он выжал газ до предела и сумел оторваться от погони.

- Первый раунд за нами, - сказал он. - Так что еще посмотрим!…

Через два дня маленький, совсем игрушечный «Фиат Панда» остановился у чугунной ограды виллы в резиденции «Дуэ пальма». Веселая толстуха по имени Мария долго звонила у входа, но эта русская пара привыкла, видно, дрыхнуть до полудня. Уехать, не прибрав виллу и не сменив постельное белье, Мария не могла. Она слишком дорожила работой в агентстве. Поэтому она достала из кармана припасенный на такой случай ключик и, отперев калитку, вошла во двор. Она обошла дом, стуча в окна и покрикивая:

- Бон джорно! Бон джорно!…

День был действительно добрым - до тех пор, пока Мария не доковыляла до жаровни в саду. И тут она оторопела, не веря глазам. Но, боязливо подойдя поближе, Мария разглядела два обгоревших трупа. Бедная толстуха схватилась за сердце и без чувств повалилась на землю.

Капитан карабинеров Валерио Донатти заявил журналистам, что такого в Террачине не случалось никогда. А журналистов налетела целая туча. Примчались телевизионщики из Неаполя и Рима. Но капитан мало что мог им рассказать. Его самого не допускали к вилле, где были найдены трупы. Убитые были иностранцами, и простым карабинерам на месте преступления делать было нечего. Там работали спецслужбы. Кто и за что убил этих мужчину и женщину, да еще попытался сжечь тела, невозможно было даже представить.

- Русская мафия! - говорили друг другу люди и скорбно качали головой.

Капитан Валерио Донатти тоже так думал, но помалкивал, потому что никаких следов русской мафии в Террачине он ни разу не встречал. Единственное, что он мог сделать, это назвать журналистам имена убитых, которые без труда узнал в туристическом агентстве.

И на первых полосах итальянских газет появились траурные аншлаги с выделенными жирным шрифтом именами «Константин Олейник» и «Людмила Миловская».

Год 1999-й. Жанна

Из своего возвращения на эстраду после двухлетнего забвения Жанна решила устроить грандиозный спектакль. В обстановке абсолютной секретности она подготовила совершенно новую программу, включив в нее лишь несколько коронных шлягеров прошлых лет.

Декорации были изготовлены в мастерских Большого театра якобы для новой работы Тимура. С музыкантов и балета взяли страшную клятву молчать о репетициях Жанны. Так же тайно на фирме «Мороз Рекордс» был сделан роскошный альбом пятидесяти лучших хитов Арбатовой. Афиши будущей программы напечатали в Германии, и они хранились под замком у Бори Адского. Дирекцию Концертного зала «Россия» держали в неведении до последнего момента и там не могли понять категорического требования Бори Адского не пускать в продажу билеты до его команды.

- Все непроданные билеты оплатите из своего кармана, - сказали ему в «России».

- Как нечего делать! - беспечно ответил Боря.

С тех пор как появился щедрый спонсор, он не знал забот. Самое смешное, что спонсора не пришлось искать. Он пришел сам. Это был банкир по фамилии Басов, как оказалось, давний поклонник Жанны.

Поскольку вся подготовка к возвращению Неподражаемой велась тайно, Борю несказанно удивил звонок Басова, предложившего свою помощь.

- Откуда вы все узнали? - спросил Боря.

- Это не имеет значения.

- Не скажите.

- Я узнал по своим каналам.

- А все-таки?

- Послушайте, как говорилось в старом анекдоте про таксиста, - вам шашечки или ехать?

- Ехать! - быстро сказал Боря. - Тем более что наша тайна вам уже известна. Но предупреждаю честно - расходы значительные. Это не рядовой концерт. Это целая кампания.

- Надеюсь, рассыпать над Москвой доллары с вертолета не потребуется?

- Что?… - опешил Боря. - Нет-нет, что вы! Мы тут, конечно, не совсем нормальные, но не настолько же.

- Тогда жду вас сегодня к двенадцати у себя в офисе.

Чудесное появление богатого спонсора было очень кстати. Деньги действительно требовались немалые, а ходить с протянутой рукой Боря не мог. Он заранее осторожно прозондировал почву и убедился, что на Жанну сейчас вряд ли кто-нибудь решится крупно поставить. Слух о том, что Арбатова потеряла голос, все-таки просочился в эстрадную тусовку. Посмотреть из зрительного зала на то, как бывшая звезда будет лезть из кожи вон, чтобы снова зацепиться на эстраде, желающих нашлось немало. Но вкладывать в такое сомнительное мероприятие кровные денежки - это уж извините!

После свидания с Басовым Адский явился к Жанне с чертом в глазу.

- Как вы думаете, кого вы видите перед собой? - спросил он у Тимура и Жанны. - Старого еврея Борю Адского? Так вы ошибаетесь! Я сегодня не Адский, а Райский, и я поведу вас в тот райский сад, где шелестит свободно конвертируемая зелень!

- Если эти слова положить на музыку… - начал Тимур.

- Боря, ты выбрал неудачный момент, чтобы впасть в маразм! - перебила его Жанна.

- Слушайте сюда, дети! - проникновенно сказал Боря, продолжая дурачиться. - Слушайте человека, измотавшегося, как сукин кот, повидавшего всякое, но такого - никогда!

И он поведал им историю с Басовым.

- И что он за это хочет? - недоверчиво спросила Жанна. - Свою фамилию на сцене большими буквами?

- Ты не поверишь, Жанночка. Он хочет, чтобы о его участии знали только мы трое, и еще два билета в партер.

- Так не бывает, - сказала Жанна.

Но именно так и было. Басов заплатил за все, но не появился. За билетами приехала его секретарша.

В тот же день весь город был заклеен броскими плакатами «Возвращение Неподражаемой», и начался сумасшедший дом. Бесконечные звонки, атаки журналистов, мольбы телевизионщиков. Билеты в кассах брали с боем. Сенсационная новость вытеснила все остальные с первых полос газет и из выпусков новостей.

- Ну, шухер мы устроили отменный, - заявил Боря. - Осталось спеть.

Внезапно эти слова привели Жанну в ужас. Сидя в гримерке за час до начала концерта, она чувствовала такой страх, что готова была все бросить и убежать.

- Ты в порядке? - обеспокоенно спросил Тимур.

- Нет, не в порядке. Я не смогу… - сказала она в отчаянии. - Я просто там умру от разрыва сердца. Давай, пока не поздно, все переиграем.

- Как переиграем?

- У меня опять что-то с голосом. Я провалюсь! Я чувствую это!…

- Вот оно что! - сказал Тимур с какой-то странной интонацией. - Значит, тебе удалось и меня обмануть.

- Обмануть? Тебя?…

- Ты, оказывается, просто истеричная, слезливая баба! А прикидывалась артисткой, Неподражаемой! Говоришь, что умрешь на сцене? Так иди и умри, если этого Бог захочет! Но выйди! Если ты все-таки артистка.

Жанна слабо улыбнулась.

- Что бы я делала без тебя! - Она поцеловала Тимура. - Иди. Оставь меня одну. Я выйду на сцену. А там будь что будет!…

Но остаться одной ей не удалось. Буквально через минуту раздался стук, а потом в щелочку заглянул Боря Адский:

- К тебе гости, Жанночка!…

- Не надо никаких гостей! - крикнула Жанна. - Я же просила!

- Может быть, для меня ты сделаешь исключение? - внезапно раздался голос, знакомый, без преувеличения, миллионам.

На пороге гримерки стояла Пугачева. Сама Живая Легенда.

- Я не знала… - сказала Жанна растерянно. - Входите, Алла Борисовна.

Легенда присела на свободный стульчик.

- Мандраж имеет место? - спросила она.

- Еще какой…

- Это нормально. - Пугачева достала сигарету, но не спешила прикуривать. - Я, собственно, всего на два слова. Ты сегодня не имеешь права шлепнуться. Поняла? Если не чувствуешь, что победишь, лучше не выходи на сцену. А победишь - они умрут за тебя.

Жанна находилась в прострации и только позже припомнила ободряющие слова Пугачевой.

- Я во втором ряду буду, - сказала на прощание Живая Легенда. - Прямо по центру. Надо будет - найди меня взглядом. Все. Ни пуха!

- К черту!…

Через секунду Жанна осталась в гримерке одна. Только едва уловимый запах незнакомых духов напоминал о неожиданном визите.

Глава четвертая Обнаженная натура

Год 1999-й. Неподражаемая

Все ожидали, что она начнет с какого-то своего прежнего шлягера, чтобы попасть в десятку. Но Жанна ошеломила зал совершенно незнакомой песней, которую недавно бессонной ночью написала сама. Песня называлась «Обнаженная натура», и в нее Жанна попыталась вложить все свое страстное желание быть искренней до предела:

Осенний лес, своей листвы лишенный, Момент рожденья, первая любовь - Синонимы натуры обнаженной, Так восхищавшей старых мастеров. Нелепо наготы своей стыдиться. Она и не смешна, и не грешна. Ведь это ложь спешит принарядиться, А истина всегда обнажена…

Зал напряженно замер, поняв, что слышит своеобразную исповедь певицы, решившей отныне говорить о пережитом, не щадя себя. Это была новая, незнакомая Арбатова. Не избалованная всеобщим обожанием звезда, а земная женщина со своими радостями и горестями, которую следовало принимать такой, какая она есть на самом деле.

Пускай блюститель нравов смотрит хмуро и криво ухмыляется ханжа…

Нетленна обнаженная натура, Священна обнаженная душа!…

Когда прозвучал последний аккорд, повисла пауза, казавшаяся бесконечной. А потом потрясенный зал взорвался аплодисментами. Но Жанна не стала их благосклонно выслушивать, как сделала бы раньше. Подав знак музыкантам, она начала следующую песню, уже уверенная в том, что победила.

От радостного волнения Жанна так и не смогла увидеть среди зрителей Пугачеву, как не увидела и сидевшего рядом с ней Зернова, и затерявшегося в дальних рядах Митю Иванцова, и расположившегося на приставном стуле Айвенго из арбатского перехода, чисто выбритого и одетого с иголочки, и даже Алицию Георгиевну, сидевшую у самой рампы.

А когда все закончилось и сцена утонула в цветах, к Жанне неожиданно вышел Саша Бородкин с корзиной чайных роз. Она подставила ему щеку для поцелуя и услышала его шепот:

- Прости за все, ладно? Ты просто восьмое чудо света!…

Люди с цветами окружили Жанну плотным кольцом. Внезапно среди них она заметила брюнетку с кукольным личиком, смотревшую на нее как-то странно.

В руках у брюнетки был скромный букет садовых ромашек. Какое-то смутное воспоминание встревожило сердце Жанны. Продолжая с улыбкой кивать во все стороны, она старалась припомнить, откуда ей знакома эта женщина. Жанна протянула руку за ромашками.

- Поздравляю тебя, Жанка! - сказала брюнетка с неопределенной улыбкой.

И тут у Жанны словно пелена упала с глаз.

- Миледи?… - спросила она.

Брюнетка поднесла палец к губам.

Жанна ничего не могла понять. Вроде бы это была Миледи - и все-таки совсем не она. Но улыбка, улыбка!…

- Подожди меня в гримерке, - сказала Жанна. - Объясни там, что я разрешила.

Непохожая на себя Миледи кивнула и смешалась с толпой. Наконец Жанне удалось скрыться за кулисами.

- Там тебя ждут, Жанночка! - предупредил на пороге гримерки пьяный от счастья Боря Адский.

- Я знаю.

- Как знаешь? А она сказала - сюрприз.

- Кто сказал?

- Зоя Павловна, супруга нашего спонсора Басова.

Совсем сбитая с толку, Жанна вошла в гримерку. Навстречу ей поднялась гренадерского роста женщина, вся в дорогих украшениях, не вязавшихся с ее простым, милым лицом.

- Только не падай в обморок, ладно? - сказала она низким грудным голосом.

Год 1999-й. Зоя

Жанна стояла, вытаращив глаза. Тогда женщина-гренадер подмигнула ей и быстро сказала:

Омск, Томск, Ачинск,

Чита, Чита, Челябинск!…

- Братчик! - взвизгнула Жанна, бросаясь к подруге.

Они обнялись.

- Только не Братчик, а Басова.

- Господи, Зойка!… Что ж ты не объявлялась столько лет?

- А ты?

- И правда. Что ж это я?…

Они засмеялись.

- Так это ты уговорила мужа стать моим спонсором?

- Представь себе, нет. Он сам. А я не возражала.

- Чудеса! - Жанна покачала головой. - Но я тебя сейчас тоже удивлю. Я только что видела Миледи.

- Да ты что!

- Ей-богу. Только она какая-то… На себя непохожая. Представляешь, она и не она! Да ведь я ее ко мне зайти просила. Подожди.

Жанна выскочила в коридор и увидела стоящую возле окна брюнетку.

- Миледи! - позвала она.

Брюнетка обернулась.

- Вы меня? - спросила она с неопределенной улыбкой. - Меня Вероникой зовут.

Что-то тут было не так.

- Ну все равно, - сказала Жанна. - Зайдите ко мне, Вероника.

При виде брюнетки Зоя открыла рот.

- Это ты про нее говорила? - спросила она у Жанны. - Какая же это Миледи!

- Девочки, - сказала брюнетка тихо, - вы меня правда не узнаете?

- Минутку! - Зоя впилась в нее взглядом. - Ну-ка скажи быстро фамилию директора нашей школы?

Брюнетка на секунду задумалась, а потом ее лицо прояснилось.

- Шабашова, - сказала она.

- Это Миледи, - удивленно констатировала Зоя и обернулась к Миледи. - А что это с твоим лицом случилось? И с каких это пор ты стала брюнеткой?

- Волосы покрасила. А лицо… Лицо - это пластическая операция.

- Зачем? Ты что, в аварию попала?

- Можно и так сказать.

Миледи не собиралась выкладывать подругам историю своей жизни. Тем более что в событиях последних месяцев она сама ничего не понимала.

Год 1997-й. Миледи

Когда они с Олейником ушли от преследовавшей их белой «Лянчи», Миледи на виллу уже не вернулась. Добравшись до знакомой станции Монте Сан-Бьяджо, Олейник посадил ее в поезд, идущий в Рим, где она и дожидалась Костю в захудалом отеле на окраине.

Он дал ей с собой пухлую пачку лир и новый паспорт на другую фамилию. Похоже, у него были заготовки на все случаи. Олейник приказал ей не высовывать носа на улицу, и двое суток Миледи провела в тесном холле у телевизора. Там она и увидела сенсационный репортаж о двух обгоревших трупах, найденных на вилле в пригороде Террачины. Даже не зная итальянского, Миледи поняла, что убиты двое русских: мужчина и женщина. Чуть позже сообщили их фамилии - Олейник и Мидовская. Появившийся вскоре Олейник застал Миледи в шоке. Она не посмела его спросить, что произошло на самом деле. Через пять дней Олейник и Миледи легли в загородную клинику, где ему и ей была сделана пластическая операция. Они встретились при выписке и с трудом узнали друг друга.

- Привет, Вероника! - сказал Олейник.

Это было новое имя. Кстати, Олейника теперь звали Андреем.

- Делай то, что я говорю, - сказал он, - если хочешь остаться в живых.

Умирать Миледи не хотелось, и она безропотно вернулась в Москву под чужим именем и с чужим лицом. Ей удалось провезти на себе значительную сумму в долларах, которой ее снабдил Олейник при расставании.

- Запомни, никаких контактов с прежними знакомыми! - предупредил он. - Даже с родителями. Иначе и тебя кончат, и их, чтобы добраться до меня. Я тебя найду, когда все уляжется. Если не появлюсь через год, значит, я, как это говорится, присоединился к большинству.

- Я не поняла, - сказала Миледи.

- Ну, проще говоря, значит, я умер.

- Я буду ждать.

Они торопливо поцеловались, и Олейник затерялся в толпе провожающих…

Год 1999-й. Девичник

Ну как могла Миледи рассказать все это подругам, с которыми, к тому же, не виделась столько лет!

Но Зоя с присущей ей прямолинейностью все не унималась.

- А глаза тебе тоже новые вставили? - спросила она. - У тебя же голубые были. А теперь карие.

- Это линзы, - неохотно пояснила Миледи. - У меня разные есть. Вот я их и меняю в зависимости от настроения.

- Имена тоже? - спросила Жанна. - Ты сказала, что тебя зовут Вероника.

- Как? - изумилась Зоя. - Миледи, ты что? Ты скрываешься? Ты банк ограбила?

Увидев, как побледнела Миледи, Жанна поняла, что допрос пора кончать.

- Это я банк ограбила! - сказала она. - Причем банк твоего мужа. И вообще, девчонки, считаю, что нам надо сесть тихонечко втроем и обо всем поговорить.

- Ну давай сговоримся, - согласилась Зоя.

- Нет, мы опять друг друга потеряем. Давайте прямо сегодня. Сейчас.

- Но у тебя же банкет!…

- Ты не знаешь нашу тусовку. Они после первой рюмки забудут, по какому поводу собрались. Важно отметиться, убедиться, что ты в обойме.

- Ох, не любишь ты своих коллег! - сказала Зоя.

- Да нет, люблю. Но не слепо. Ладно, посидите тут, я мужу пару слов шепну. Скажу, что появлюсь попозже, он уже притерпелся к моим выходкам.

- Так и мне надо Басова предупредить, чтобы он домой ехал! - спохватилась Зоя.

Через двадцать минут они выбрались черным ходом, поймали в Китайском проезде такси и поехали в уютный подвальчик без названия, где принимали только избранных. Жанна входила в этот круг.

Пока на кухне соображали, чем побаловать дорогую гостью и ее подруг, они выпили по глоточку и предались бессвязным воспоминаниям. Им столько надо было рассказать друг другу! Впрочем, Миледи это не касалось. Она помалкивала, глядя на подруг со своей неопределенной улыбкой.

- Ну что ты все молчишь, как партизанка? - не выдержала Зоя. - Миледи, ты меня слышишь?

- Вероника, - тихо поправила Миледи.

- Пусть Вероника. Но нам-то, старым подругам, ты можешь хоть намекнуть, что с тобой случилось?

- Не могу, - сказала Миледи. - Правда не могу. Это в ваших же интересах.

Вот тут-то в уютный кабинетик и вошли без стука два незнакомца. Первый, улыбаясь какой-то резиновой улыбкой, прижимал к груди букет орхидей. Второй, точно высеченный из гранита, держал руки в карманах.

Произошел какой-то дурацкий, невразумительный разговор, после которого незнакомцы увели из кабинета побледневшую и словно загипнотизированную Миледи. Якобы для небольшого приватного разговора.

- Ты что-нибудь понимаешь? - спросила Зоя.

- Нет. Может, она сама объяснит, когда вернется.

- Странно это все, - сказала Зоя. - Пластическая операция, и вообще. Ясное дело, она от кого-то прячется. Не от этих ли двоих?

- Пойду все-таки взгляну, как она там, - Жанна встала. - Что-то мне это все не нравится.

Вернулась Жанна очень быстро:

- Зойка, они ее увезли.

- Куда? - ахнула Зоя.

- Спроси что-нибудь полегче.

- Видно, она во что-то очень серьезное вляпалась.

- Да, похоже… Давай, что ли, выпьем, Зойка, за то, чтобы она выпуталась. Чтобы ей повезло.

- И нам тоже.

- А мы с тобой и так в полном порядке - нет разве?

- Сейчас - да. Но ведь жизнь-то еще продолжается. Какие наши годы?

И они чокнулись бокалами льдистого венецианского стекла, глядя, как и полагается, друг другу в глаза.

Год 1999-й. Последняя точка

Неподалеку, на другой стороне переулка, стояла черная «Ауди» с включенными габаритами. В темноте салона плавали огоньки трех сигарет. Из машины хорошо был виден голубой фонарик над дверью подвальчика, в котором сидели Жанна и Зоя.

- Большой там заряд? - спросил один.

- На восемьсот грамм тротила, - сказал второй.

- Прилично рванет.

- Да уж, мало не покажется. Сами виноваты. Не хотели нашей «крыши», так теперь без стен останутся.

За минуту до полуночи молчаливый водитель включил мотор.

- Ты куда? - удивился первый. - По моим, еще сорок секунд.

- Береженого бог бережет, - ответил водитель.

«Ауди» резко взяла с места и свернула за угол. И тут же оглушительный взрыв потряс квартал. Дверь подвальчика сорвало с петель и отшвырнуло в сторону. Огненный вихрь вырвался в тихий переулок, озарив соседние дома.

Столица и ночью не знала покоя…