Примадонна. Банкирша. Шлюха

Глава первая Разговор начистоту

Год 1995-й. Журналистка

Такого скандала не ожидал никто. Новая телекомпания «ТВ-шанс» вела ожесточенную борьбу с другими компаниями, на которые разделилось прежде единое Центральное телевидение. Молодые энтузиасты, учредившие «ТВ-шанс», сразу сделали ставку на проекты, которые должны были вызывать шок у зрителей. Ни на одном канале не было такого количества крови, грязи, голых тел, сплетен и так называемой ненормативной лексики, граничащей с самым обыкновенным матом. Но и в этой клоаке авторская программа журналистки Евгении Альшиц представляла собой нечто особенное.

По форме «Разговор начистоту» был модным ток-шоу. Но весьма специфический подбор участников и обсуждаемых тем делали программу по-настоящему сенсационной. Несмотря на то что еженедельный «Разговор начистоту» начинался в пять минут первого ночи, когда добрые люди уже видят десятый сон, рейтинг у него был не ниже чем у слезливых мексиканских сериалов, о которых Альшиц отзывалась коротко - сопли в сахаре.

Ее телевизионная журналистика была жесткой, если не сказать - жестокой.

Жириновский со своим набившим оскомину фиглярством в «Разговоре начистоту» выглядел просто шаловливым ребенком. Иначе и быть не могло, поскольку Евгения сводила в своей программе и махрового антисемита, и убежденного гомосексуалиста, и последователя кровавой религии вуду, и чокнутого изобретателя вечного двигателя, и наемного убийцу в маске, и человека, утверждавшего, что он чудесно спасенный цесаревич Алексей. Это в ее программе был показан документальный видеосюжет о бизнесмене, застрелившемся перед включенной камерой. Это у нее состоялась жаркая дискуссия о преимуществах орального секса и был представлен эротический балет по мотивам «Камасутры». Гости Евгении упоенно сливали самого гнусного свойства компромат на своих идейных и деловых противников.

- Да, я копаюсь в дерьме! - отвечала на все упреки Евгения. - Но пока оно существует, кто-то должен это делать. Ведь вы не станете осуждать ассенизаторов за их работу? Да, воняет. Но вместо того чтобы зажимать нос и делать вид, что вокруг цветут розы, я убираю!

Она никогда не сообщала руководству тему очередной программы и держала в тайне имена приглашенных. «Разговор начистоту» шел живьем, и это стоило всем диких нервов. Угроза скандала, грозившего каждую минуту разразиться в прямом эфире, создавала невыносимо напряженную обстановку. Как раз это Евгении и нравилось.

Она всякий раз чувствовала себя укротительницей, выходящей на арену с группой свирепых хищников.

На этот раз гостей в программе было всего трое. Она начала беседу с похожим на доктора Айболита розовощеким ученым с седой бородкой и добрым взглядом из-под очков. К Евгении он обращался не иначе как «родненькая моя», а к телезрителям, соответственно, «родненькие мои». Весь он был какой-то сладкий, паточный, и голос его звучал убаюкивающе. Тем не менее доктор Айболит говорил о близком конце света как о деле решенном. Он не брал себе в союзники Нострадамуса и других прорицателей. К выводу, что вскоре нам всем будет крышка, доктор Айболит пришел самостоятельно.

Как-то он обратил внимание на большой глобус в витрине магазина, и его внезапно пронзила мысль, что льды, скапливающиеся на полюсах Земли, вот-вот должны нарушить равновесие нашего шарика. Тяжелые ледовые шапки полюсов поменяются местами с нынешним экватором.

- И что же произойдет? - спросила Евгения.

- Как это что? - всплеснул ручками доктор Айболит и с ласковой улыбкой сказал в камеру: - Растаявшие льды, родненькие мои, накроют водой большую часть планеты. Причем многокилометровым слоем. Так что и Америка, и Европа, и все прочее станет морским дном.

- И Москва?

- Нет, родненькая моя. У Москвы положение чуточку лучше. Она опустится в Мировой океан всего на шестьсот метров.

- Это, конечно, утешает, - усмехнулась Евгения. - Значит, мы все утонем?

- А как же, родненькая моя? Непременно.

- И вы говорите об этом так спокойно?

- А что толку нервничать? Я-то вообще спокоен. Мне уже шестьдесят пять, я свое пожил. Молодым, конечно, обидно. Но раз у всех одна судьба, то и переживать нечего.

- Когда же, по вашим расчетам, нас ждет этот приятный сюрприз?

- Точно числа я не назову. Это антинаучно. Но, думаю, не позднее нынешнего лета.

- Ошибка исключена?

- На сто процентов.

- Значит, не стоит строить никаких планов? Просто прожигать жизнь?

- Это личное дело каждого.

- Хорошо. Давайте послушаем звонки зрителей.

Первой в студию прорвалась какая-то бабушка. Голос ее дрожал от волнения:

- Я вот что у вашего гостя хочу спросить. Я весной на дачу собиралась. Картошку посадить… Так что же теперь - не ездить? Не сажать картошку?

- Я уже сказал, родненькая моя, - ответил доктор Айболит. - Это личное дело каждого.

- Еще один звонок, - сказала Евгения.

- Это телевидение? - заорал из динамика молодой голос.

- Да, да. Вы в прямом эфире.

- Знаете что? Если у этого вашего старого мудака крыша поехала…

Телезрителя тут же отключили. Евгения и бровью не повела.

- Вот видите, - сказала она доктору Айболиту, - не все принимают вашу точку зрения.

- А материться-то зачем? - Ученый обиженно поджал губы. - Матом, родненькие мои, процесс не остановить.

- Да, нет пророков в своем отечестве, - сказала Евгения. - У нас в студии еще один гость, с которым мы будем говорить совсем на другую тему. Но сначала мне хотелось бы узнать, что он думает по поводу услышанного…

Год 1994-й. Жанна

Началось второе отделение концерта, и Зернов незаметно вошел в зрительный зал и прислонился к стене. Он уж и не помнил, когда в последний раз так волновался. И волновался он не зря. Весь кураж у Жанны куда-то пропал. Она выглядела бледной копией той, что пела на улице. Зал это тоже почувствовал: зашумел, закашлял. Назревала катастрофа. Под жидкие аплодисменты после очередной песни из пятого ряда вдруг поднялась супружеская пара и стал пробираться к выходу.

Жанна растерялась только на секунду. А затем привычная вспышка ярости исказила ее лицо.

- Стоять! - оглушительно скомандовала она.

Супружеская пара, вздрогнув, замерла. Замер и зал, ожидая продолжения.

Жанна выдержала паузу, а потом с неожиданной улыбкой сказала нежнейшим голосом:

- Милые вы мои! Я понимаю, что концерт затянулся и вы спешите домой. Но мне очень хочется на прощание спеть что-то лично для вас. Для вас двоих. Что бы вы хотели услышать?

Зал, уже готовый возмутиться хамским окриком Арбатовой, был куплен с потрохами внезапной сменой интонации. Супружеская пара не знала, куда деваться от смущения.

А Жанна легко сбежала со сцены и подошла к супругам.

- Как вас зовут? - спросила она ласково.

- Кого? Меня?… - совсем растерялся мужчина. - Василий Мефодьевич. Вася…

Зал содрогнулся от смеха. В одно мгновение он оказался союзником Жанны.

- А вас? - спросила Жанна у жены.

- Катышева Людмила, - пискнула та, вызвав новый взрыв смеха.

- Так что же вам спеть, дорогие Люся и Вася? Супруги затравленно переглянулись.

- Ну, может быть, эту… «Слезы шута»? - выдавил из себя Вася.

В новой программе этой песни у Жанны не было. Но музыканты, естественно, знали мелодию недавнего шлягера и сыграли вступление довольно уверенно. А дальше все пошло как по маслу. Жанна снова поймала кураж.

Но Зернов слышал это уже по внутренней трансляции у себя в кабинете, куда он вернулся с мокрой спиной и пересохшим горлом.

Вскоре к нему присоединились трое вызванных журналистов. Зернов понимал, что они пришли только из уважения к его сединам, а потому расписал все произошедшее, нарочно сгустив краски. Из бара вновь была вынута бутылка армянского коньяка, подогревшего интерес к беседе. Журналисты задержались, чтобы задать несколько вопросов Жанне.

Она ворвалась в кабинет, разгоряченная успехом, и, не обращая внимания на посторонних, с визгом повисла на шее у Зернова.

- Спасибо вам за все, Иван Сергеевич! - сказала Жанна, стирая со щеки Зернова помаду от поцелуя.

Журналисты, поговорив с Жанной минут десять, отбыли.

- Я тоже пойду? - сказала Жанна, поднимаясь.

- Подожди минутку. Мне одна вещь покоя не дает. Какая все-таки сволочь звонила? Кому ты дорогу перешла? Это, детка, надо задавить в зародыше.

- Не знаю, Иван Сергеевич.

- Знаешь. Наверняка знаешь. Только представить не можешь, что человек оказался такой гнидой. Давай-ка прикинем. Может, какие-то дела в прошлом? Ты раньше с кем работала?

- С «Настоящими мужчинами».

- И как вы расстались? Полюбовно?

- Не совсем. Можно сказать, они меня выжили.

- Ревность к успеху?

- Вроде того.

- Нет, это не то. Раз сами выжили, значит, должны быть довольны, что ушла, и все. Вопрос закрыт. Тут что-то другое. А с Сашей Бородкиным у тебя какие были отношения?

- Обыкновенные. Рабочие, - сказала Жанна и покраснела.

- Ты спала с ним?

Жанна вскинула на Зернова возмущенный взгляд:

- Ну хотя бы и спала!

- Я не в укор. Это ваше личное дело. Тебе Бородкин делал сольную программу?

- Нет. Я сама.

- Не хотела быть ему обязанной? Или что-то другое?

- Другое, - сказала Жанна через паузу.

- Ты ему дала от ворот поворот? Так, детка?

- Я не понимаю, при чем тут Бородкин?

- Так да или нет?

Жанна промолчала.

- Скажи мне, детка, - мягко продолжил Зернов, - у тебя в последнее время случались какие-нибудь неприятности? Я имею в виду - по работе?

- Таких, как сегодня, нет.

- А какие были?

Жанна задумалась. Действительно, за те неполные полгода, которые она работала одна, не все шло гладко. Три ее гастрольные поездки прошли с несомненным успехом, чему немало способствовало то, что музыкальная редакция телевидения частенько давала в эфир ее песни.

Те самые, которые ей удалось пробить в октябре прошлого года. Но в каждой поездке обязательно возникала какая-нибудь неожиданная неприятность. То откуда-то расползался слушок, что она не выходит на сцену без стакана коньяка и будто бы однажды, оступившись, свалилась в зал. То в местной газете появлялась заметка о том, что она якобы обварила своего любовника кипятком из чайника. То начинались разговоры, что она поет не живьем, а под «фанеру». А когда в Москве какие-то хулиганы избили молоденькую журналистку, кто-то пустил сплетню, что это дело рук Жанны Арбатовой, боявшейся, что в газете появится критическая статья о ней. Откуда все это шло, понять было невозможно. Да Жанна и не старалась разобраться, полагая, что все это издержки популярности.

Зернов думал по-другому. Он знал изнанку эстрады и людей, крутившихся в шоу-бизнесе.

- При чем здесь Бородкин, говоришь? - задумчиво сказал Зернов, раскуривая очередную сигару. - Я его с пеленок знаю. И смею тебя уверить, детка, что такого гордеца еще свет не видал. Стоит кому-то его случайно не заметить, не поздороваться, так он запишет этого человека во враги на всю жизнь. Пустяка не простит. И если ты ему действительно отказала во взаимности, то он будет мстить. Такой поганый характер. И поэтому многие его боятся.

- Вы думаете, это он позвонил?

- А что тут думать? Мы сейчас проверим. - Зернов по памяти набрал телефонный номер. - Саша? Вечер добрый. Это Зернов.

Иван Сергеевич нажал на аппарате специальную кнопку, чтобы голос Бородкина был слышен Жанне.

- Добрый вечер, Иван Сергеевич, - как-то осторожно ответил Бородкин.

- Хочу тебя поблагодарить за предупреждение. Нашли все-таки эту проклятую бомбу!

- Как нашли?… - Бородкин поперхнулся и замолчал.

- Шучу. А ты чего так удивился? Ты разве знал, что ее не было?

- Кого «ее»? - Бородкин вдруг заговорил с несвойственной ему торопливостью. - Извините, Иван Сергеевич. Я тут дремал. Никак не врублюсь, о чем вы.

- О бомбе, Саша, - сказал Зернов, откровенно торжествуя. - Позвонил тут какой-то… Бомба, говорит, у вас в театре заложена. Представляешь? Хотел, мерзавец, Арбатовой концерт сорвать. А вышло все наоборот. И концерт получился высший класс, и бесплатная реклама на всю Москву.

- Поздравляю, - сказал Бородкин замороженным голосом. - Только мне-то, Иван Сергеевич, зачем это знать?

- Ну ты же с Жанной работал, помогал ей. Я думал, тебе приятно будет услышать про ее успех.

- Мало ли, с кем я работал. За всех радоваться - для себя ничего не останется.

- Только не у тебя. В общем, мне с тобой все ясно, Бородкин, - сказал Зернов ледяным тоном. - И ты это учти!…

Он повесил трубку и взглянул на Жанну:

- Есть вопросы? То-то. Ты не горюй, детка. Люди тебя еще не раз огорчат. Ты только не озлобься.

Боря Адский, томившийся в предбаннике, при появлении Жанны вскочил:

- Жанна, я заказал стол в «Праге». Такой день надо отметить!

- В другой раз, Боречка, - устало сказала Жанна. - Отвези меня домой.

Год 1995-й. Зоя

Маринка ничуть не огорчилась исчезновению жуткого пса, тем более что давно мечтала о котенке. Симпатичный котенок был немедленно куплен, и история с питбулем стала постепенно забываться.

Да Зое и некогда было предаваться воспоминаниям. Дел навалилось невпроворот. «Золотой век» становился одним из самых популярных ресторанов столицы. Нужно было держать марку, а это требовало постоянных усилий. К тому же прибавилось и домашних хлопот. Не без помощи Сильвера Зое удалось выкупить огромную коммуналку в старом доме на Малой Бронной. Расселив прежних жильцов, Зоя с жаром взялась за перестройку квартиры, благо кое-какой опыт у нее уже был. Ей хотелось устроить все в новой квартире по высшему классу: с отдельными комнатами для каждого, столовой, гостиной и огромным холлом, украшенным модными светильниками, имитирующими уличные фонари.

Гигантскую ванну ей вмонтировали в пол таким образом, что в нее надо было спускаться по трем ступенькам. Нашлось место и для домашней сауны, и для джакузи. Строители втрое увеличили ей балкон, подвесив его на специальных консолях. Слабые протесты нижних соседей, что их начисто лишили дневного света, Зоя оставила без внимания. Сумасшедшие деньги она вбухала в интерьер: английские обои, испанский кафель, шведская сантехника, итальянская мебель. Все выписывалось по каталогам и доставлялось прямо на дом, минуя магазины.

Разумеется, заработков Зои и Соловых на все это не хватило бы, хотя получали они немало. Но в «Золотом веке» по давней ресторанной традиции официанты сдавали половину чаевых метрдотелю, а тот, взяв свою долю, остальное приносил в кабинет Зои.

Приходили со своей данью и девочки-стриптизерши. По настоянию Сильвера в «Золотом веке» были оборудованы два приватных кабинета, где стриптизерши за отдельную плату танцевали по заказу. Частенько прямо на столе. Для особых ценителей женской красоты они могли остаться абсолютно голыми, и к ним даже разрешалось прикоснуться. Но не более того. За этим строго следили секьюрити, в обязанность которых входило развозить девушек по домам во избежание нежелательных инцидентов. Полный стриптиз стоил сто пятьдесят долларов, и обычно его заказывали компанией.

Шоу начиналось в полночь и шло без перерыва до трех часов. Иногда, сойдя с помоста, девочки подсаживались за какой-нибудь столик в надежде раскрутить клиента.

Все это имело вполне благопристойный вид, поскольку стриптизерши у столиков появлялись одетыми и, скромно опустив глаза, говорили:

- Добрый вечер. Вы позволите на минутку присесть к вам? Я могу поподробнее рассказать о нашем ресторане, о кухне, о напитках, о развлечениях…

Они объясняли клиентам, что понравившаяся им девушка может станцевать по заказу специально для них, но, конечно, за определенный гонорар.

Частью этих гонораров стриптизерши и делились с Зоей. Так что она получала ежедневно солидную добавку. Это было в порядке вещей.

Вот только на дочку у Зои совершенно не оставалось времени. По существу, она доверила воспитание Маринки учителям английской спецшколы, преподавателям музыкального училища и тренерам теннисной секции. Зоя плохо представляла себе, есть ли у ее дочери какие-нибудь проблемы. Единственная, которую она могла припомнить, возникла давным-давно и была комического свойства. Тогда пятилетняя еще Маринка вернулась со двора зареванной и заявила матери:

- А чего девчонки называют меня проституткой? Не такая уж я проститутка, как они думают!…

Зоя, еле сдержав смех, отвлекла внимание Маринки тем, что немедленно вручила ей куклу Барби, приготовленную ко дню рождения. В дальнейшем это стало спасительным приемом.

Едва Зоя замечала легкую тень на лице дочери, она тут же дарила ей какой-нибудь дорогой подарок. И разговоры оказывались не нужны. Так рядом с Зоей рос совершенно незнакомый человек, и в будущем ей предстояло с горечью в этом убедиться. Соловых, напротив, излишне нежничал с любимой дочерью, но его принимали за ее дедушку, и Маринка, стесняясь этого, стала сторониться отца.

Был момент, когда популярность «Золотого века» стала стремительно падать. В Москве одно за другим появлялись новые заведения, тоже с отличной кухней и со стриптизом. Однако Сильвер придумал, как в очередной раз обойти конкурентов. В «Золотом веке» стали устраивать вечера эротической кухни. Нашелся специалист, подмешивавший в блюда какие-то таинственные травы, якобы устранявшие женскую фригидность и стимулирующие мужскую потенцию. Скорее всего, это было чистым надувательством, но мастер эротической кухни украшал свои блюда женскими грудями и фаллосами, искусно вырезанными из овощей и фруктов, добиваясь при этом пугающей схожести с натурой. И посетители с прежним азартом хлынули в «Золотой век».

Кое-кто ходил сюда регулярно. Зоя уже знала в лицо некоторых крупных бизнесменов, государственных чиновников и важных политиков, находивших в «Золотом веке» отдохновение от трудов. Эта публика казалась ей надежным прикрытием от возможных неприятностей. Ей было невдомек, что Сильвер вел в «Золотом веке» свою тайную игру.

Это выяснилось неожиданно. За всю телевизионную систему в ресторане отвечал скромный молодой человек по имени Игорь. Свое хозяйство он содержал в идеальном порядке, а потому в рабочее время сидел в отведенном ему закутке, набитом сложной аппаратурой, и смотрел видик. На специальной полочке у него хранились видеокассеты со всеми американскими новинками с рынка на «Горбушке».

Как-то Зоя попросила у него несколько кассет, чтобы посмотреть их дома. Игорь не глядя взял с полки три кассеты и вручил их Зое. Вечером она сунула первую кассету в видеомагнитофон, поставила перед собой большую кружку с йогуртом и решила наконец-то насладиться искусством. Соловых она даже не позвала, зная, что он все равно заснет через пару минут.

Фильм начался как-то странно: не было вступительных титров, музыка и голоса звучали не очень внятно. Но уже через секунду Зоя об этом забыла. У нее буквально волосы встали дыбом. На экране она узнала один из приватных кабинетов своего ресторана. Вокруг накрытого стола сидела компания из четырех совершенно пьяных мужчин без пиджаков, в расстегнутых до пупа рубашках. А на столе среди сдвинутых по краям бутылок, тарелок и рюмок танцевала, постепенно раздеваясь, одна из лучших стриптизерш «Золотого века», выступавшая под псевдонимом Илона. С томной улыбкой она медленно освобождалась от одежды, и у четверки нетрезвых зрителей все больше отвисали челюсти. Наконец Илона, изящно изогнувшись, стянула с себя крохотные трусики и отбросила их в сторону, как нарочно, угодив прямо на лысину одного из мужчин.

Его приятели восторженно заржали. Обладатель лысины совершенно обезумел. Он привстал и протянул руку, пытаясь погладить бедро Илоны. Та кокетливо увернулась. Тогда лысый вытащил из заднего кармана брюк несколько стодолларовых бумажек и, зажав их в кулаке, снова потянулся к Илоне. Посуда с грохотом полетела со стола…

Год 1995-й. Художник

Следующим гостем «Разговора начистоту» был скандально известный художник Яков Фуксов, личность во всех отношениях необыкновенная. Этот субтильный, взъерошенный человечек, похожий на ершик для мытья бутылок, прославился неутомимыми поисками своего пути в искусстве. Начал он, как водится, с полного отрицания традиций. На первом курсе Суриковского художественного училища, когда начались зарисовки обнаженной натуры, Фуксов впервые показал себя во всей красе. Он быстренько набросал на листе ватмана фигуру натурщицы, ничуть не заботясь о соблюдении пропорций. Зато сзади он пристроил руководителя курса в спущенных штанах, похотливо нацелившегося на совершение полового акта с натурщицей.

Руководитель курса буквально онемел, увидев эту картину.

- А в чем дело? - удивился Фуксов. - Это же не документ. Просто я вас так вижу.

- А я вас больше видеть не желаю, - ответил опомнившийся руководитель. - Ни в каком виде.

Фуксова в момент вышибли из училища, но он не впал в уныние, считая, что настоящего художника узнают не по диплому.

Потом с ним случалось много всякого. Попав с группой туристов в Париж, Фуксов отмочил совсем уж невероятный номер. Стоя в благоговеющей перед «Джокондой» толпе, Фуксов вдруг стремительно снял штаны и навалил кучу прямо на пол. От него бросились в разные стороны, как от чумы. Естественно, он был немедленно выдворен не только из Лувра, но и из Франции, потеряв возможность когда-либо в будущем пересечь ее границу.

На один из вернисажей в Прибалтике Яков Фуксов каким-то чудом попал в число участников. Никаких полотен он не выставлял. Он привез, так сказать, живую картину. Заключалась она в том, что Фуксов, нацепив на себя собачий ошейник и намордник, сидел на цепи у входа в картинную галерею, злобно рычал и пытался укусить посетителей за ноги. Это было достаточно безобидно, и многие смеялись.

А последним подвигом Фуксова было его совершенно идиотское появление на Красной площади. Там Яков умудрился в считанные секунды установить некое подобие ринга и, обнаженный по пояс, в боксерских перчатках, стал кричать и махать кулаками, вызывая на поединок самого президента. Его свезли в психушку, где Яков мгновенно превратился в нормального человека и упросил врачей отпустить его.

С людьми такого типа следовало обходиться осторожно. Но Евгении Альшиц осторожность была несвойственна.

- Художник Яков Фуксов, - сказала она, продолжая программу, - известен своим нетрадиционным подходом к искусству и жизни. Итак, каково же его мнение по поводу услышанного?

В Фуксове словно сработала мощная пружина. Его буквально выбросило из кресла. Он сделал два стремительных шага и влепил звонкую пощечину доктору Айболиту. Докторские очки взлетели у того над головой, а сам ученый повалился на пол. Фуксов тут же оседлал его и стал душить.

- Тоже мне, Господь Бог нашелся! - вопил художник. - Всемирный потоп нам решил устроить!…

Альшиц сидела, спокойно наблюдая, как после некоторого замешательства операторы и осветители бросились оттаскивать Фуксова от поверженного ученого. Между тем четыре камеры в разных ракурсах показывали происходящее.

Зрители «Разговора начистоту», должно быть, замерли у своих телевизоров.

На режиссерском пульте с полминуты царило полное оцепенение. Толко после этого ассистент сообразил дать в эфир заставку с видом ночной Москвы, а звукорежиссер включил песню «Московские окна», к счастью, оказавшуюся на магнитофоне. А когда песня закончилась, на экране вновь возникло лицо Евгении Альшиц.

- Сейчас вы могли убедиться, что наша программа действительно идет «живьем», - сказала она как ни в чем не бывало. - Мы продолжаем наш разговор начистоту, и прежде всего мне хочется спросить у Якова Фуксова, что вызвало у него такую бурную реакцию.

Камера крупно показала всклокоченного художника.

- Мне бабушку стало жалко, - сказал он.

- Какую бабушку?

- Которая хотела картошку на даче посадить.

- Хорошо, оставим это на суд зрителям. Поговорим о вас как о художнике. Какой была ваша последняя работа?

- Вы ее только что видели.

- Вы имеете в виду свалку, которую устроили?

- Да. У каждого художника свой способ самовыражения. Мне не нужны ни холст, ни краски. Я творю в самой жизни.

- Но то, что вы творите, скорее всего, интересно милиции.

- Ну и что? У каждого художника свой зритель.

После этого разговор с Фуксовым потерял для Евгении всякий интерес. Большего эффекта, чем тот, который произвела драка в студии, добиться было невозможно. К тому же до конца эфира оставалось всего двадцать минут, а у Евгении был еще один гость. Вернее, гостья. Она тихонечко сидела в стороне с неопределенной улыбкой на пухлых губах.

- Сегодня для разговора начистоту, - сказала Евгения, поворачиваясь к ней, - я пригласила не просто очаровательную молодую женщину, а еще, как раньше любили выражаться журналисты, человека интересной судьбы.

Ее судьба и уникальна, и типична. Впрочем, сейчас вы в этом убедитесь сами, став свидетелями разговора с этой женщиной, которую друзья до сих пор зовут ее школьным прозвищем - Миледи…

Год 1994-й. Тимур

На улице у выхода Жанну окружила стайка юных поклонниц с цветами.

Цветы Жанна передала Боре Адскому, а сама, несмотря на усталость, одарила всех желающих автографами. Потом они с Борей двинулись к машине. Вот тут-то и произошла встреча, перевернувшая всю ее жизнь. Но тогда она об этом не догадывалась. Просто на ее пути откуда ни возьмись появился стройный молодой человек с буйной гривой иссиня-черных волос и тонким лицом принца из восточных сказок.

- Извините, - сказал он, - я без цветов, но зато с интересным предложением.

«Знаем мы эти интересные предложения, - подумала Жанна. - Машина, ресторан, приглашение в загородный дом, попытка затащить в постель. Ведь все артистки - бляди. Знаем, все это мы уже проходили».

- Отпадает, - сказала Жанна. - Я на ногах не стою.

- Мое предложение можно обсудить сидя.

- Дорогой, - вмешался Боря Адский, - вам же ясно сказано: артистка устала.

- Вы ведь не ее папа? Она сама может решить, - вежливо ответил незнакомец и вновь обернулся к Жанне. - У меня к вам деловое предложение. Я Тимур Арсенов. Это вам что-нибудь говорит?

Господи, кто же из эстрадников не слышал про Тимура! Лучшие видеоклипы Лаймы Вайкуле, Валерия Леонтьева, Софии Ротару были сделаны этим молодым режиссером, недавним выпускником Института кинематографии. К нему стояла живая очередь из звезд, и далеко не со всеми он соглашался работать. То, что клипмейкер мирового уровня сам обращался к артисту с деловым предложением, было уже само по себе неслыханной удачей. Жанна и Боря Адский сообразили это в одну секунду и обменялись понимающими взглядами.

- Вообще-то у нас столик в «Праге» заказан, - сказал Боря. - Может, присоединитесь?

Тимур даже ухом не повел, выжидательно глядя на Жанну.

- А что? Неплохая идея, - сказала она. - Вы как?

- Чего хочет женщина, того хочет Бог, - ответил Тимур без улыбки.

Швейцар в «Праге» с сомнением посмотрел на стоптанные кроссовки и джинсы Тимура. Но того это ничуть не смутило. Будучи свободным художником, он плевать хотел на все условности и мог явиться на официальный прием одетым так, как обычно одеваются, когда едут за грибами.

Арсенов родился в Дербенте. Отец его был лезгином, мать - кумычкой. Среди его родни попадались и лакцы, и даргинцы, и аварцы, и чтобы не путаться в долгих объяснениях, Тимур называл себя просто горцем. Еще сопливым пацаном он замечательно танцевал на свадьбах, что и определило его дальнейший путь в искусство. Тимура еще школьником звали в Ансамбль народного танца Дагестана, но он с седьмого класса всерьез заболел кино. Когда родители переехали в Махачкалу, Тимур вступил в клуб любителей кино при Дворце профсоюзов, где успел к окончанию школы пересмотреть множество фильмов и перелистать горы специальной литературы.

Однако когда он приехал в Москву и подал документы во ВГИК, произошла легкая заминка, виной чему была его картинная внешность. Он был просто готовым романтическим героем. Тимура попытались убедить, что ему прямая дорога на актерский факультет. Но он ни в грош не ставил мужскую красоту. Упоминание о ней его даже раздражало. И он упрямо пробивался на режиссуру. От провинциального горца из Махачкалы ничего особенного не ждали, хотя готовы были его взять как национальный кадр.

Вот тут-то Тимур и сразил всех своими знаниями о кино и оригинальным взглядом на профессию режиссера. Он не разочаровал преподавателей и в дальнейшем. О его курсовых работах говорили как о произведениях зрелого мастера. Вот только дипломный фильм ему снять не удалось. Вся система отечественного кинематографа к тому времени окончательно развалилась.

Тимур долго мыкался со своим сценарием по многочисленным мелким студиям, возникшим на развалинах прежнего производства, но проект его был слишком эстетским, не сулившим немедленной коммерческой выгоды. «Это картина для Каннского фестиваля, - говорили ему. - Мы такую не потянем». И Тимур, спрятав сценарий до лучших времен, занялся рекламой. Режиссерским ремеслом он владел получше многих конкурентов. Плюс к этому у него в голове постоянно рождались неожиданные идеи и образы.

Когда три его рекламных ролика получили призы за рубежом, Тимур стал на этом поприще номером первым. Он тут же забросил рекламу и взялся снимать вошедшие в моду видеоклипы. Овладеть западной стилистикой для него было задачей элементарной. Но он старался, чтобы каждый клип был крохотной новеллой, носящей личное клеймо режиссера. Такую работу нельзя было спутать с прочими. И если Тимур не чувствовал вдохновения, он не брался снимать.

Увидев Жанну Арбатову, Тимур загорелся и впервые не стал дожидаться, когда певица придет к нему на поклон, а сам решил предложить свои услуги.

Ничего этого могло и не случиться, не загляни Тимур тем майским вечером к приятелю, жившему в знаменитом Доме на набережной, где находился Театр эстрады. Выйдя от приятеля около семи вечера, Тимур увидал толпу у входа в театр, подошел поближе - и как раз успел к монологу, с которым Зернов обратился к толпе. Тимур простоял полтора часа, слушая Жанну. И с каждой новой песней она нравилась ему все больше.

В ней была отчаянная решимость и подкупающая бесхитростность. В ней было настоящее. И никакой искусственной игры на публику. Полная открытость. Это ощущение не пропало и в зале, куда Тимур вошел вместе с толпой, несмотря на отсутствие билета.

К финалу концерта Тимур был влюблен в Жанну. И как режиссер, и как мужчина. Впрочем, это почти всегда связано неразрывно. Он увидел, как классно можно сделать с Арбатовой хотя бы несколько ее песен на кинопленке. В таком состоянии Тимур просто не мог откладывать разговор с Жанной на завтра.

И вот теперь они сидели друг напротив друга в ресторане «Прага». Сидели вдвоем, потому что присутствия Бори Адского ни он, ни она не замечали. Боря попытался было ввязаться в разговор, но его сомнительные шутки и неуместные замечания только оскорбляли слух. Он и сам это быстро понял, а потому переключился на выпивку и закуску, тем более что Жанна и Тимур не чувствовали ни голода, ни жажды.

При ярком свете Жанна наконец увидела, что ее собеседник просто дьявольски красив. Небрежность в одежде только подчеркивала это. Жанна вдруг испытала неведомое ей ранее волнение. Ее неудержимо потянуло к Тимуру. И это чувство было таким сильным, что она даже боялась выдать себя неосторожным словом или взглядом.

Наверное, при таких внешних данных мужчина мог себе позволить быть, мягко говоря, не слишком умным.

Но Тимур был далеко не глуп, к тому же в нем угадывалась тонкая и впечатлительная натура настоящего художника. Он говорил просто, ничуть не рисуясь, и был озабочен только тем, чтобы увлечь Жанну своими идеями.

Когда речь заходила о деле, которому посвятила себя Жанна, она заводилась с полоборота. Она тут же сама начала фантазировать, иногда восхищаясь выдумкой Тимура, а иногда вступая с ним в жаркий спор.

Боря Адский, уже набравшийся до бровей, совершенно утратил нить разговора. Он понимал только одно: эти двое подозрительно быстро спелись, и, похоже, всерьез. Возможно, на всю оставшуюся жизнь. Ему, Боре Адскому, в этой жизни никакого места не отводилось. Он и за столом-то оказался третьим лишним. Его просто не замечали.

- Ничего, если я уйду не прощаясь? По-английски? - спросил Боря заплетающимся языком.

Тимур и Жанна его даже не услышали.

Адский поднялся и нетвердой походкой пошел прочь. Выходя из зала, он приостановился. Было большое искушение уйти не заплатив, чтобы отомстить оставшейся парочке за пренебрежение. Но разум подсказал Боре, что это может выйти ему боком. Вздохнув, он заплатил за стол и канул в ночь.

Тимур и Жанна опомнились только тогда, когда в зале стали гасить свет. В окна ресторана уже заглядывало раннее утро. Только их столик оставался занятым.

- Господи! - засмеялась Жанна. - Мы с вами засиделись прямо как влюбленная парочка!

- Почему «как»? - сказал Тимур. И Жанна отвела взгляд, не зная что ответить.

Год 1995-й. Зоя

Зоя выключила видик и несколько минут просидела без движения, приходя в себя. Из оцепенения ее вывел телефонный звонок. Это звонил Игорь.

- Извините, Зоя Павловна, - срывающимся голосом заговорил он. - Вы уже посмотрели кассеты?

- Нет, - осторожно ответила Зоя. - Только собиралась. А в чем дело?

- Да понимаете, я их взял у одного человека, а он срочно назад требует.

- Ну так завтра отдадите.

- Невозможно, Зоя Павловна. Я вам не могу всего объяснить, но это невозможно. Я сейчас за ними подъеду, ладно? А вам другие привезу.

Зоя по голосу поняла, что Игорь смертельно перепуган, и не стала его мучить.

- Ну подъезжайте, если это так срочно.

- Спасибо вам огромное. И еще раз извините. Игорь появился буквально через три минуты. Похоже, он звонил из ближайшего автомата. Вид у него был такой жалкий, что Зоя без слов отдала ему кассеты, получив взамен другие. Но смотреть их не стала. Ей нужно было подумать.

В тучном человеке средних лет с преждевременной лысиной она узнала Люкова. Он был заместителем министра, вот только Зоя не могла вспомнить, какого именно. Впрочем, сейчас это было не важно.

Гораздо важнее было то, что сцена с его участием, запечатленная на кассете, являлась бомбой замедленного действия. Она могла взорваться в любой момент, уничтожив Люкова. Человек, обладающий таким убийственным компроматом на Люкова, мог вертеть им как угодно. И этим человеком безусловно был Сильвер.

Зоя догадалась, что подобный видеокомпромат существует не только на Люкова. Не случайно Сильвер так старался заманить в «Золотой век» сильных мира сего. И то, что Зоя до нынешнего дня об этом не ведала, положения не меняло. Будучи владелицей ресторана, она невольно становилась участницей чрезвычайно опасных игр. Если дойдет до выяснения всех обстоятельств, она будет иметь очень бледный вид. Так что прикидываться несведущей не имело никакого смысла.

Зоя никогда не считала, что с бедой надо переспать ночь. Она решительно шла навстречу неприятностям, справедливо полагая, что само собой ничего не рассасывается. Она и теперь не стала медлить, а тут же набрала номер мобильного телефона Сильвера.

- Это Зоя, - сказала она, услышав его голос. - Простите, если разбудила.

- Ничего, - ответил Сильвер. - Видимо, не по пустяку.

- Вот именно. Мне тут наш Игорек по ошибке дал не те кассеты дома посмотреть…

- Не по телефону! - резко оборвал ее Сильвер. - Тут связь такая, что я половины слов не слышу. Я ведь у себя за городом. Сейчас ночь, движение ерундовое. Я минут за сорок до вас доберусь. Вы там чайничек поставьте, Зоя Павловна.

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа.

Зою слегка заколотило. Если Сильвер готов ночью примчаться к ней, значит, дело действительно серьезное.

Они устроились на кухне, плотно прикрыв за собой дверь.

- А ваш супруг? - спросил Сильвер, придвигая к себе чашку с щедро заваренным «Липтоном».

- Он не в курсе, - ответила Зоя. - Пусть спит.

- Да, так, пожалуй, будет лучше. Курить разрешите?

- Конечно, - сказала Зоя удивленно.

Сильвер, насколько она помнила, не курил. «Значит, взволнован», - подумала Зоя.

- Где кассеты? - спросил Сильвер.

- Я их вернула Игорю.

- То есть?

- Он позвонил мне и попросил обратно.

- Как объяснил?

- Сказал, что перепутал с чужими и у него их срочно требуют.

- Он знает, что вы успели посмотреть?

- Нет. Я его обманула. Сказала, что до кассет руки не дошли.

- Это хорошо.

- Вы его накажете? Он был такой испуганный.

- Еще бы. Тем не менее наказывать я его не буду. Сам виноват. Надо было эти кассеты держать у себя. Впредь буду умнее. - Сильвер загасил сигарету. - Итак, Зоя Павловна, каково узнать, что сидишь на бочке с порохом?

- Не очень-то приятно.

- Главное, сидя на ней, не закурить. До сих пор об этом знали только двое. Я и Игорь. Теперь знаете и вы. Кстати, много ли вы успели посмотреть?

- Только одну кассету. И то не до конца.

- И кто же там в главной роли?

- Люков.

- Ну, это еще не самое интересное. Там есть один фильм прямо на «Оскара». День рождения мадам Куприяновой. Да-да, той самой, которая возглавляет общественное движение за равноправие женщин. Такой миленький девичник. Дамы на пороге климакса. Это зрелище не для слабых.

- А им-то зачем голые девочки? Они лесбиянки, что ли?

- Отнюдь нет. Их так раззадорил наш платный стриптиз, что они, подвыпив, решили доказать, что и сами не хуже. Дурачились, конечно. Но тем не менее стали друг перед другом раздеваться и плясать нагишом.

- Господи! - Зою передернуло.

- Я, честно говоря, не смог это досмотреть. Да и нужды не было. Я вообще не любитель подобных зрелищ. И все эти записи, как вы понимаете, не для меня предназначены.

- Догадываюсь.

- Я их в дело пущу только в самом крайнем случае. Когда других аргументов не будет. И, разумеется, если человек мне будет нужен позарез. Так что многие записи сделаны впрок и, может быть, со временем будут просто уничтожены. Я только хочу иметь в кармане козыри для любой игры.

- И как же вы воспользуетесь такими козырями?

- Ну это же элементарно, Зоя Павловна! Сначала предупреждение об имеющемся компромате. А потом, если надо, анонимная посылка в газеты, на телевидение. Там такую грязищу обожают.

- А если людям станет известно про кассеты, на которых они сняты?

- Откуда? Из каких источников? От меня вряд ли. Игорь скорее умрет, чем проболтается. От вас?

- Я еще с ума не сошла. И потом, что я могу рассказать? Какие кассеты? Я их в глаза не видела и знать ничего не знаю.

Зоя посмотрела на Сильвера с таким простодушным видом, что он невольно усмехнулся:

- Верю, Зоя Павловна. Верю. Конечно, откуда вам знать? У вас других забот полно. Семья, дочь…

- Но как же никто не заметил, что в кабинете установлена камера?

- Ах, Зоя Павловна, к чему вам голову забивать техническими деталями, в которых и я-то ничего не смыслю. Мало ли у нас умельцев!

Сильвер не стал объяснять Зое, что искать специалистов по подслушиванию и подглядыванию ему долго не пришлось. После экономических потрясений и скороспелых реформ десятки классных электронщиков оказались на улице. В борьбе за выживание они стали объединяться в мелкие фирмочки, где совершенно официально можно было заказать любую аппаратуру для промышленного и политического шпионажа. И расценки были просто смехотворные. Портативную черно-белую видеокамеру размером в полпачки сигарет умельцы брались установить всего за какую-нибудь сотню долларов. Еще дешевле стоили подслушивающие устройства, позволяющие записывать разговоры через оконные стекла и стены домов. При этом электронные фирмы не требовали никаких официальных разрешений. Подобную работу можно было заказать под вымышленной фамилией, даже без паспорта.

Сильвер решил, что всего этого Зое лучше не знать. Достаточно и того, что ей уже известно.

- Так какая у вас идея возникла, Зоя Павловна? - неожиданно спросил Сильвер.

- Идея? У меня?…

- Ну а ради чего вы меня подняли среди ночи? Выкладывайте, не стесняйтесь.

Зоя молчала, тупо глядя на Сильвера.

- А вдруг придется супругу объяснить мой ночной визит? Вы просто вдруг застеснялись своей идеи. Позвольте, я попробую догадаться? - Сильвер снова закурил. - Вы совершенно правы, Зоя Павловна. Конкуренты не дремлют. И нам действительно надо выдумать что-то новенькое, чтобы «Золотой век» не стал рядовым кабаком.

Как любил говорить своим артистам один известный режиссер: «Чем сегодня будем удивлять?» Так чем же вы предлагаете удивить?

Зоя молчала.

- Я, кажется, догадался, - сказал Сильвер. - Мужским стриптизом. Верно?

- Мужским?…

- Именно. Согласен, Зоя Павловна, это счастливая идея. Пока еще наши конкуренты до этого не додумались. Я двумя руками за!

- Мне кажется, это уж слишком, - пролепетала Зоя.

- Знаю, что вы в сомнениях. Иначе бы не стали со мной советоваться. Так вот, я вас благословляю. Действуйте. И на этом, пожалуй, мы закончим наш военный совет в Филях. Спасибо за чай.

Сильвер резко встал и, приволакивая ногу, направился к двери. На пороге он обернулся, и Зоя увидела вдруг лицо незнакомого ей прежде Сильвера.

- Я болтливые языки отрезаю. Учти!…

Глава вторая Под прицелом

Год 1995-й. Миледи

Миледи и Евгения встретились полтора месяца назад в самолете, направлявшемся из Нью-Йорка в Москву. Евгения ездила в Штаты, чтобы собрать материал для большой проблемной статьи о феминистском движении. Авторская программа на «ТВ-шанс» не мешала ей активно печататься в газетах.

Что касается Миледи, то Бурову после долгой волокиты все-таки удалось отправить ее домой, выполнив тем самым обещание, данное Королю. Провожали ее супруги Шафран. Гриша с ней даже не простился, нарочно в день ее отъезда убежав из дома чуть свет. Добрая Соня зачем-то напекла Миледи в дорогу пирожков с капустой.

- Зачем? - спросил Аркадий Михайлович, болезненно морщась. - Зачем, Соня? В самолете же кормят!

- Знаю я их еду. От нее одна изжога, - парировала Соня.

Она с трудом скрывала радость, вызванную отъездом Миледи, и потому чувствовала себя неловко. Из-за этого и возникла идея с пирожками.

Миледи покорно положила теплый от свежеиспеченных пирожков бумажный пакет в спортивную сумку, которая была почти пустой.

- Большое вам спасибо, - сказала Миледи. - За все. И извините, если что не так.

- Да-да, - рассеянно кивнул Аркадий Михайлович. А Соня вдруг густо покраснела.

- Ну какие пустяки! - защебетала она. - Будете в Штатах, обязательно к нам заглядывайте. Вы слышите? Обязательно!

- Конечно, - кивнула Миледи. - Загляну.

Она была уверена, что больше никогда не окажется здесь.

Соня троекратно расцеловала Миледи. Аркадий Михайлович, поколебавшись, стеснительно чмокнул ее в щеку. Супруги Шафран еще долго стояли, глядя Миледи в спину, но она ни разу не оглянулась.

- Ну ладно, Шафран, - сказала наконец Соня. - Перелистнули эту страницу - и забыли.

- Естественно, - отозвался Аркадий Михайлович.

Но он знал, что забыть ему будет не так-то просто.

В салоне самолета Миледи почувствовала себя совершенно лишней. Она улетала из чужой страны, от чужих людей, но и те, кто сидел в соседних креслах, почему-то тоже не были для нее своими. Казалось, прошла тысяча лет, и она перестала понимать своих соотечественников.

Слова их были знакомыми, но разговор непонятен. Миледи охватил страх, что и Москва окажется для нее чужой. Она сидела отвернувшись к окошку, чтобы соседи, не дай бог, не попытались к ней обратиться.

Через полчаса после взлета стюардессы покатили по проходу между креслами мини-бар.

- Кола, джус, «спрайт», пиво? - предлагали они.

- А можно чего-нибудь покрепче? - спросила Миледи.

- «Смирновская», джин, коньяк?

- Коньяк.

- Двойной? - спросила стюардесса, что-то прочитав в глазах Миледи.

- Да, пожалуйста.

Миледи выпила коньяк одним глотком. Внутри тотчас все загорелось жарким огнем. Хмель ударил в голову почти мгновенно и позволил немного расслабиться. А потом ей ужасно захотелось есть. Миледи поняла, что не дотерпит до обещанного обеда, и полезла в сумку за пирожками. Они все еще были теплыми. Миледи поставила пакет на колени и открыла его. Вокруг мгновенно распространился восхитительный запах домашней выпечки. Пожилая пара, сидевшая слева от Миледи, невольно покосилась в ее сторону. Но Миледи было на это наплевать. Она впилась зубами в мягкий пирожок.

Внезапно с кресла, находящегося перед ней, раздался громкий возглас:

- Боже мой, откуда такие волшебные ароматы?

И вслед за этим над спинкой кресла показалась голова Евгении Альшиц. Секунду-другую тетка и племянница изумленно смотрели друг на друга.

- Ты? - сказала наконец Евгения.

- Я. Здравствуйте, тетя Женя. Хотите пирожок?

- Хочу.

Некоторое время они жевали молча.

- Вкусно, - сказала Евгения, покончив с пирожком. - Неужели сама пекла?

- Знакомые дали в дорогу. Хотите еще?

- Спасибо, попозже. Ты тут какими судьбами?

- Это долгий разговор, тетя Женя, - сказала Миледи, опустив глаза.

- Ну у нас с тобой до Москвы есть еще часиков семь.

Евгения тут же развила бурную деятельность. В результате племянница и тетка оказались сидящими рядом. И тут уж Евгения взялась за Миледи всерьез. Никаких уклончивых ответов она не принимала. А поскольку вытягивать из людей всю подноготную было ее профессией, то к прибытию в Москву Евгения была в курсе всего, что произошло с Миледи за последнее время.

- Когда Верунчик сообщила мне, что ты уехала в Штаты со своим ухажером-мидовцем, - сказала Евгения, - я так и подумала - все это ерунда. Сказка для родителей. Что же с тобой будет дальше, моя дорогая?

Миледи только слабо улыбнулась в ответ.

- Ладно, подумаем. Я тобой займусь.

Миледи насторожилась. Она еще помнила свою первую встречу с теткой, когда ей пришлось спасаться бегством.

Но Евгения была уже не та. За прошедшие восемнадцать лет она, естественно, постарела, и вопрос сексуальной ориентации ее лично больше не занимал. Но журналистский азарт был неподвластен возрасту. И сейчас она видела в племяннице очередной объект для своего «Разговора начистоту». Конечно, о таких, как Миледи, уже писали. Но чтобы с телевизионного экрана прозвучала исповедь международной проститутки - такого Евгения не могла припомнить.

В том, что в своем «Разговоре начистоту» она вынет из племянницы душу, Евгения не сомневалась. А то, что Миледи была ей родственницей, никакого значения не имело. Настоящая журналистика не знает родни. Ей подавай правду, голую правду, какой бы беспощадной она ни выглядела.

В Москве Миледи обосновалась в собственной квартире, освободившись от временных квартиросъемщиков. Они заплатили ей все до копейки. Евгения продолжала держать с племянницей постоянную связь по телефону. Об участии Миледи в «Разговоре начистоту» они договорились еще в самолете.

Миледи позвонила родителям и довольно складно наврала про разрыв с мидовцем, оказавшимся якобы не тем человеком. Она успокоила их, сказав, что теперь ее судьбой вплотную занимается тетя Женя, и это было до известной степени правдой.

Однако единовременное и к тому же бесплатное появление на телевизионном экране не решало проблем. Лучше всего было бы опять пойти в манекенщицы или фотомодели. Ни пережитые стрессы, ни возраст почти не сказались на внешности Миледи. До сих пор она не находила на своем лице ни единой морщинки, а ее тело оставалось все таким же стройным и гибким. В свои тридцать четыре года Миледи выглядела двадцатилетней. Но все равно прийти с улицы в рекламное агентство она не рискнула. Вот если бы удалось подделать год рождения в паспорте! Короче, Миледи нужен был человек, который замолвил бы за нее словечко, и она надеялась, что таким человеком может стать тетя Женя. Хотя бы в благодарность за то, что Миледи согласилась рассказать о себе в «Разговоре начистоту».

Евгения, кстати, уверила племянницу, что родители этой передачи не увидят, так как канал «ТВ-шанс» за Уралом уже не принимался. Это развеяло последние сомнения Миледи.

Год 1995-й. Жанна

Если бы не божественная красота вокруг, это место можно было бы смело назвать адским пеклом. К полудню металлические жалюзи на окнах раскалялись так, что обжигали руку. Лишь два-три часа перед самым рассветом приносили некоторое облегчение.

Жанна в это время обязательно выходила в огромную лоджию, каменный пол которой еще

сохранял дневное тепло, и жадно вдыхала морской воздух. Далеко внизу, в лиловых сумерках мерно вздыхало Тирренское море и поблескивал огонек на одинокой рыбацкой лодке.

Жанна стояла, дожидаясь, когда край неба начнет розоветь и россыпь электрических огней, протянувшихся вдоль берега, словно бриллианты на черном бархате, вдруг разом погаснет, не смея соперничать с солнцем. Нежный розовый свет разгорался все сильнее, рельефно проявляя причудливые вершины горной цепи, подступавшей к морю. Это было неправдоподобно красиво. Так красиво, что хотелось закричать от восторга. Увидев здесь первый восход солнца, Жанна поняла, почему Тимур так настаивал на поездке именно на Сицилию.

Вообще-то, по нынешним временам в этом не было ничего необыкновенного. Эстрадных звезд давно уже перестали устраивать родные пейзажи, и снимать свои музыкальные клипы они отправлялись и на Мальдивы, и в Португалию, и в Африку. Конечно, особой необходимости в этом не было. Как обычно, звезды старались переплюнуть друг друга если не очередным шлягером, то хотя бы экзотическим антуражем. Тем более когда появлялись шальные деньги.

У Жанны таких денег не было. Не было их и у Тимура. Но у него было имя, под которое добрый спонсор, раскручивающий свой пивной бизнес, выделил нужную сумму. Жанну этот факт буквально потряс. Конечно, песня «Ручьи, где плещется форель» была первоклассной и по тексту и по мелодии. Но чтобы из-за одной, даже очень хорошей, песни отправляться в зарубежный вояж - это не укладывалось у нее в голове.

Но Тимур «видел» именно Сицилию, и переубедить его было невозможно.

Еще в Москве для съемок были специально сшиты три эффектных костюма, так что необходимость брать с собой костюмера отпала. Но без оператора и его помощника, выполнявшего одновременно работу мастера по свету, было не обойтись, как, само собой, без Жанны и Тимура. Пятым членом съемочной группы стала опытный гример Лена Маслова.

Боря Адский бился за эту пятидневную поездку на Сицилию как лев. Он обещал таскать на себе всю аппаратуру, включая тяжелый магнитофон «Награ», синхронизирующий звук с кинокамерой, и клялся за неделю выучить азы итальянского языка. Но Борю безжалостно отцепили от группы, поскольку администратор в такой экспедиции был явно лишним ртом.

Группа поселилась в «Читта дель Маре», неподалеку от Палермо. Из экономии Тимур жил в одном номере с оператором Вадиком и его помощником Стасом, Жанна - с гримером Леной Масловой.

«Читта дель Маре» представлял собой громадный туристический комплекс, расположенный на скалистом берегу Тирренского моря. Тут «отрывалась» молодежь со всей Европы. Казалось, в «Читте» никогда не ложились спать. Оглушительная музыка множества дискотек гремела круглые сутки. Бары, дорожки парка и скалистые пляжи всегда были переполнены толпами орущих, хохочущих, поющих людей в бикини и шортах.

И это несмотря на несусветную жару, начинавшуюся с восходом солнца и слегка спадавшую лишь к рассвету.

- Ну не знаю, - на второй день сказал оператор Вадик. - По мне, такой отдых хуже любой работы. После него в санаторий надо ехать. Поближе к Северному полюсу.

- А мы и не отдыхать сюда приехали, - возразил Тимур.

Да уж, об отдыхе даже мечтать не приходилось. Сжатые сроки диктовали поистине каторжный режим работы. Лена Маслова, привыкшая на съемках спокойно почитывать книжку, не знала покоя ни на секунду. Под горячим сицилийским солнцем грим на лице Жанны начинал течь почти мгновенно, и после каждого дубля Лена бросалась его подправлять.

Утром группа на арендованном «Фиате Типо» отправлялась в горы и возвращалась только в сумерках, поскольку закаты на Сицилии красотой не уступали восходам и Тимур непременно хотел этим воспользоваться.

- Все-таки обидно, - заметила как-то Жанна. - Вроде побывала на Сицилии, а спроси меня - рассказать нечего. Даже мафию здешнюю не увидели.

- Я тебе ее дома покажу, - усмехнулся Тимур. - Еще покруче местной.

Отношения между ними складывались странно: и для Жанны, и для Тимура было очевидно, что они влюблены друг в друга, но никаких шагов навстречу не делали. И в разговорах старательно обходили эту тему.

Тем не менее они часа не могли прожить в разлуке. Слава богу, повода для постоянных встреч у них хватало. Даже после съемки они то и дело пускались в бесконечные обсуждения того, что уже было снято и что предстояло снимать. У Тимура все время возникали какие-то новые варианты, да и Жанна в этом от него не отставала.

Лена Маслова наконец не выдержала и однажды, когда они с Жанной ложились спать, спросила:

- А почему вы с Тимуром не живете в одном номере?

- Ну как почему? - растерялась Жанна. - А зачем нам жить вместе?

- Вы же любите друг друга.

- С чего это ты взяла?

- Что я, слепая? Вот вы все съемки обсуждаете, а на самом деле совсем про другое говорите.

- Это про что же?

- Про то, что жить друг без друга не можете, - сонно сказала Лена. - Вы, конечно, не словами говорите. Взглядами.

Жанна долго молчала, а потом спросила:

- И что? Очень заметно?

Но Маслова уже уснула.

На следующий день Жанна передала этот разговор Тимуру.

- Что ж, - сказал он, глядя в сторону. - Наверное, это так и есть, раз люди говорят.

- Выходит, мы Масловой должны сказать спасибо?

- За что?

- Мы бы с тобой сами не додумались.

- А ты-то с ней согласна?

- Пожалуй, да. А ты?

- Мне надо отвечать?

- Нет… Не надо…

После этого разговора в их отношениях ничего не переменилось. Может быть, потому, что днем не было времени, а вечером не было сил. Но, скорее всего, Тимур не хотел, чтобы что-то серьезное случилось наспех, между съемками, как это частенько бывает в киноэкспедициях. И Жанна этого не хотела. А потому даже традиционный поцелуй, которым Тимур награждал Жанну всякий раз по окончании съемки, был всего лишь знаком благодарности хорошо поработавшему коллеге.

В беспросветных рабочих буднях произошел лишь один эпизод, внесший хоть какое-то разнообразие. Однажды в придорожном кафе они забыли Стаса, засидевшегося в туалете. Как они могли не досчитаться его в довольно тесной машине, было загадкой. Но факт оставался фактом. Стас, выйдя из кафе, увидел уезжающую машину и заорал благим матом.

Надо заметить, что, не зная ни слова по-итальянски, он смертельно боялся остаться один на один с местным населением. Этот необъяснимый страх заставил Стаса совершить дикий поступок. Он вдруг бросился к парню, собиравшемуся отъехать от кафе на мотоцикле, сшиб его на землю, вскочил в седло и погнался за исчезающим в пыли автомобилем. Потом, конечно, пришлось долго извиняться и задаривать оскорбленного сицилийца русскими сувенирами. Обошлось.

На пятый день, когда съемки подошли к концу и вещи уже были упакованы к утреннему рейсу в Москву, Тимур предложил всей группой посидеть вечером в здешнем пиано-баре. Как-то так получилось, что все, кроме Жанны, отказались, сославшись на усталость.

- Это они нарочно, - сказала Жанна Тимуру.

- Думаешь?

- Конечно. Они же нас женят, это очевидно. Мы будем сопротивляться?

- Еще чего! - возмутился Тимур.

Пиано-бар оказался обыкновенной танцплощадкой на открытом воздухе. На пятачке, окруженном столиками, пары танцевали под диксиленд, исполнявший бабушкины мелодии. Тимур заказал бутылку кьянти и кофе.

- Пойдем потанцуем, - предложила Жанна и встала, не дожидаясь ответа.

Диксиленд играл классическое танго «Огненный поцелуй». Тимур обнял Жанну, и она прижалась к нему, словно искала защиты.

- Сто лет не танцевала, - шепнула она. - Со школы.

- И я, - ответил Тимур.

Это были их последние слова. Томительная мелодия танго качала их на своих волнах, заставляя прижиматься друг к другу все теснее. Жанна закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы эта музыка продолжалась вечно. Когда диксиленд взял последний аккорд и танцевавшие, аплодируя, стали расходиться, Тимур и Жанна еще долго стояли обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Жанна потянулась губами к Тимуру, и он поцеловал ее с необычайной нежностью.

Только после этого они постепенно стали возвращаться откуда-то издалека на танцевальный пятачок под небом Сицилии, где уже звучала огневая румба.

Больше Жанна и Тимур не танцевали. Они сидели за столиком, взявшись за руки, и на этот раз говорили не о съемках, а о чем-то гораздо более важном. Но спросили бы наутро Жанну - о чем, она бы не смогла вспомнить.

Год 1995-й. Зоя

Зоя, переволновавшись, спала плохо и явилась на работу совершенно разбитой. Ее неудержимо тянуло в приватный кабинет, чтобы посмотреть, где установлена видеокамера. Но она удержалась от такого неосмотрительного шага. И похвалила себя за это, обнаружив, что Игорь бесследно исчез. Вместо него в закутке с аппаратурой сидел неизвестный парень. Зоя не стала ничего выяснять, приняв все как должное.

Идея Сильвера с мужским стриптизом при свете дня стала казаться ей совершенно дикой. Она не представляла, с какого боку подступиться к этому. Но все, как по волшебству, устроилось само собой.

Буквально через неделю в ее кабинете начались телефонные звонки, и мужские голоса стали интересоваться, правда ли, что «Золотой век» набирает статистов для мужского шоу. Потом стали приходить на переговоры молодые, хорошо сложенные парни, направленные в ресторан невидимой рукой Сильвера.

Среди них были безработные танцоры, неудавшиеся спортсмены, оголодавшие манекенщики, ищущие дополнительного заработка натурщики и просто люди, не нашедшие себе места в жизни. Как-то пришел молодой инженер, который не мог прокормить жену с ребенком и больную мать. В другой раз появился бывший офицер-десантник, вынужденный работать грузчиком в винном магазине. Возникали и юные бездельники, помешавшиеся на красоте собственного тела или жаждавшие легких денег.

Разговоры с ними ничего не давали. Чтобы определить их пригодность для стриптиза, им нужно было устраивать просмотр в обнаженном виде, а решиться на это у Зои все не хватало духа. Наконец она призналась в этом Сильверу по телефону.

- Но, Зоя Павловна, - укоризненно сказал Сильвер, - это ведь для женщин! Кто же, как не женщина, должен произвести отбор?

- Я не могу, хоть убейте.

- Ладно, - вздохнул Сильвер, - я вам пришлю человека.

Присланный Сильвером человек оказался балетмейстером Дукельским, известным постановщиком цирковых программ. Всем претендентам было велено явиться утром в понедельник, прихватив с собой плавки. Собралось человек двадцать. Зоя заперлась в своем кабинете, предоставив командовать всем Дукельскому. Просмотр происходил на подиуме, где ночью работали девочки.

Через час Зоя не выдержала и проскользнула в пустовавший кабинетик Соловых. Все мониторы были включены, и она смогла увидеть то, что происходило в зале.

Парни в плавках один за другим выходили на подиум и принимали эффектные, как им казалось, позы. При этом одни копировали культуристов, пыжась изо всех сил, другие неуклюже пытались изобразить какой-то танец. Дукельский раздраженно на них покрикивал. Все это выглядело откровенной пародией, и Зоя хохотала до слез, как не смеялась ни на одной кинокомедии.

- Это что еще за маразм? - раздался у нее за спиной возмущенный голос Соловых.

Он стоял на пороге своего кабинетика, и его оловянные глаза были полны изумления.

Зоя, задыхаясь от смеха, в двух словах объяснила мужу происходящее.

- И ты этим любуешься? - возмущенно спросил он. - Ну, Зоя!…

- Я тут чуть со смеху не умерла, - сказала она и ушла к себе.

Зоя была уверена, что затея Сильвера с треском провалилась. Это поначалу подтвердил и Дукельский, когда просмотр закончился.

- Кошмарный сон! - выдохнул балетмейстер, падая в кресло. - Это просто какие-то бульдозеры в человеческом облике!

Зоя ждала продолжения. Оно оказалось неожиданным.

- В общем, пятерых я с трудом отобрал, - сказал Дукельский. - Их, конечно, можно обломать, но тут на полтора-два месяца каторжных работ. И это будет стоить дорого.

Гонорар, запрошенный Дукельским, Сильвера не смутил. Уже через пару дней начались занятия с мужской стрип-группой.

Девочки-стриптизерши приняли новость в штыки. Но роптали они шепотом, опасаясь немедленного увольнения.

Ровно через два месяца Дукельский возник на пороге кабинета Зои.

- Программа вроде бы на мази, - сказал он с кислым видом. - Будете смотреть?

- Зачем? - спросила Зоя.

- Ну кто-то же должен дать «добро».

- Я в искусстве не разбираюсь, - сказала Зоя. - Если вы считаете, что все в порядке, значит, вопрос решен.

- Тогда я готов выпустить на сцену этих долбо… - Дукельский спохватился, - …трясов хоть сегодня.

Но Сильвер этого сделать не разрешил. Сначала нужно было организовать рекламу, чтобы первый выстрел не оказался холостым. На это ушла неделя. И вот наконец в ночь с субботы на воскресенье была назначена, так сказать, премьера нового шоу.

Реклама сделала свое дело. В зале не оказалось ни одного свободного места. Все столики были заказаны заранее. Среди посетителей на этот раз преобладали женщины. Большинство пришли со спутниками. Но были и компании, состоящие только из представительниц прекрасного пола.

Зоя была удивлена, но ей все равно казалось, что все закончится провалом. Однако случилось нечто более странное.

Едва началось шоу и первый стриптизер, обнажившись до плавок, стал покачивать бедрами, в зале наступила напряженная тишина. И в этот момент с громким топотом и матом в зал ворвалась группа людей в масках и камуфляже. Все они были вооружены автоматами.

- Оставаться на местах, мать вашу! - заорал старший группы. - Свет в зал! Полный свет!…

Зоя увидела все это на экранах мониторов в кабинетике Соловых и почувствовала, как у нее враз отнялись ноги. Соловых тоже растерялся, но лишь на мгновение. Все-таки он был начальником охраны. И пусть люди в масках уже поставили его подчиненных к стене с широко раздвинутыми ногами, он-то еще не был взят на мушку. Соловых рванулся к двери, но кто-то ударом ноги уже распахнул ее навстречу. Дверь со страшной силой ударила Соловых прямо в лицо, и он опрокинулся на пол, заливаясь кровью.

Двое громил в масках ворвались в кабинет с автоматами наперевес.

- Лежать, падла! - крикнул один Соловых. Другой шагнул к Зое:

- Госпожа Братчик?

- Да. А по какому праву… - начала Зоя.

- Заткнись! - рявкнул человек в маске. - Это не налет. Мы из ОМОНа. Ясно?

- Хорошо, хорошо. Что вам надо?

- У вас тут криминал по ночам гуляет. Вот его-то нам и надо.

- Какой криминал?

- А вот это наши ребята сейчас устанавливают.

Ох, напрасно надеялась Зоя, что депутаты и бизнесмены, посещавшие «Золотой век», будут надежным прикрытием. На силу нашлась большая сила.

- Ну вот и берите свой криминал, - сказала Зоя, стараясь не показать смятения. - Зачем же людей пугать?

- А где это тут люди? - язвительно спросил человек в маске. - Тут твари одни! Грязь!

Соловых со стоном зашевелился, пытаясь подняться с пола.

- Я сказал - лежать! - тут же последовал окрик, - А теперь, госпожа Братчик, быстро! - сквозь зубы сказал человек в маске. - Где кассеты?

Зоя похолодела. Значит, поиски криминала были инсценировкой, полной туфтой. Они пришли сюда за кассетами Сильвера. Значит, кто-то очень могущественный узнал, что на него существует компромат. Кто? Люков? Куприянова?…

- Где кассеты, я спрашиваю?

- Какие кассеты?

- Ты мне тут дурочку не валяй!

- Клянусь, я даже не понимаю, о чем речь. Клянусь!…

Зоя сказала это так искренне, что люди в масках на секунду смешались.

- Может, она и правда ничего не знает? - сказал тот, который держал под прицелом лежащего Соловых.

- Хозяйка не знает, что в ее бардаке творится? - возразил другой. - Не смеши!

- Делайте обыск! - сказала Зоя, уверенная, что опасные кассеты давно у Сильвера.

- Ты мне без обыска все отдашь, сука! А не отдашь, так я тебя раком поставлю и через своих ребят пропущу! Выбирай!…

Внезапно тот, который держал на прицеле Соловых, шагнул к ним.

- Не надо так с женщиной, командир, - сказал он глухо. - Я ей верю.

- Отойди! Я ведь и выстрелить могу!

- Увидим, кто раньше!…

Оба вскинули автоматы и замерли.

- Ладно, - с угрозой сказал допрашивавший Зою. - Я это запомнил. Мы с тобой разберемся!…

И выскочил из кабинета.

Его напарник повернулся к Зое лицом. В прорезь маски она увидела глаза пронзительной синевы. Только у одного человека были такие глаза. У Пети на пограничном пункте в Бресте.

- Петя… Ты?… - беззвучно спросила Зоя.

Человек в маске приложил палец к губам и вышел из кабинета.

Омоновцы исчезли так же мгновенно, как и появились. Премьера шоу, конечно же, не состоялась. Мужской стриптиз просто некому было показывать. Напуганные посетители бежали из ресторана. Пройдя по подсобным помещениям, Зоя всюду обнаружила следы торопливого и разрушительного обыска. Обслуживающий персонал забился по углам.

Наконец Зоя сообразила, что нужно позвонить Сильверу, но в ответ услышала механический голос: «Абонент отсутствует или временно недоступен». Лишь спустя неделю она узнала от одного из охранников, что в день налета омоновцев Сильвер срочно вылетел на Кипр.

Оттуда он не подавал никаких вестей, хотя как раз в это время был нужен Зое позарез. «Золотой век» начинал медленно идти ко дну. Хотя больше обысков не случалось, прежние клиенты ходить сюда перестали.

Зою охватило тупое безразличие. Ей ничего не хотелось. Единственным ее желанием было снова увидеть синеглазого Петю. Но она не признавалась себе в этом, пока однажды не услышала, откликнувшись на телефонный звонок, его голос.

- Здравствуйте, Зоя, - сказал он. - Это я.

Ему не нужно было называться. Зоя почему-то сразу его узнала.

- Здравствуйте, Петя, - сказала она, чувствуя, как вдруг учащенно забилось ее сердце. - Нам надо встретиться.

- Да, - ответил он. - Надо. Когда?

- Сейчас же. Сейчас сможете?

- Смогу.

Она назначила ему место встречи, сама еще не понимая, зачем это делает. Но ей эта встреча была необходима хотя бы для того, чтобы разобраться в самой себе.

Год 1995-й. Миледи

Она и не представляла себе, какой коварной может быть тетя Женя. В предварительных разговорах все выглядело достаточно безобидно. Но когда начался прямой эфир, Евгения словно с цепи сорвалась.

Она докапывалась до таких подробностей, к которым Миледи не хотела возвращаться даже наедине с собой.

- У нас разговор начистоту, - напомнила Евгения, - поэтому я хочу спросить: что ты чувствовала в постели с этим Гаэтано Фуэнтесом? Отвращение, равнодушие, наслаждение?

Миледи под прицелом телекамер то краснела, то бледнела.

- Это был секс в извращенной форме? - наседала Евгения.

Вопросы сыпались один за другим.

- Чувствуешь ли ты после всего этого ненависть к мужчинам?

- Если у тебя когда-нибудь будет дочь, поделишься ли ты с ней своим печальным опытом?

- Сколько в жизни у тебя было мужчин?

- Если бы у нас официально разрешили публичные дома, пошла бы ты туда работать?

- Кто виноват во всем, что с тобой случилось?

Миледи выпутывалась, как могла. На некоторые вопросы она отказывалась отвечать, нарушая договоренность. Но ведь и тетя Женя играла без правил. Однако молчание Миледи порой выглядело красноречивее всяких слов.

А самый подлый удар был нанесен в конце.

- Время позднее, - сказала в камеру Евгения, - и я надеюсь, что ваши дети давно спят. Если нет, прогоните их от телевизора, потому что то, что вы сейчас увидите, не всякому взрослому по зубам.

Миледи замерла от предчувствия чего-то ужасного.

- Дайте пленку! - сказала Евгения.

И тут в эфир пошли фрагменты давнишнего порнофильма, снятого в подпольной студии Феликса.

Миледи проболталась о сохраненной кассете случайно. Тетя Женя буквально вырвала ее у племянницы для домашнего просмотра и, конечно же, не удержалась от того, чтобы выдать ее в эфир, никого не предупредив о содержании. Да, это были всего лишь смонтированные короткие фрагменты на тридцать две секунды, но этого было достаточно.

Миледи не видела, что показывают на экране контрольного монитора в студии, но обо всем догадалась. Слезы градом потекли у нее по щекам. Пленка закончилась, и плачущую Миледи показали крупным планом. Евгения именно такой реакции и ожидала, рассчитав все до мелочей.

- Я не сомневаюсь, что это очищающие слезы, - сказала она. - Слезы, которые смоют всю грязь с истерзанной души этой красивой молодой женщины. Таких слез не надо стыдиться. Я тоже плачу вместе с ней. Плачу, но не оплакиваю. Это конец одной жизни, за которой, я уверена, последует другая, чистая, где если и будут слезы, то только слезы радости. На этом сегодня мы заканчиваем наш разговор начистоту. До встречи!…

Свет в студии погас, осталось лишь дежурное освещение. Евгения подошла к Миледи.

- По-моему, получилось, - сказала она.

- Видал я разных баб, - вдруг раздался резкий голос Якова Фуксова, о котором все забыли. - Но такой гнусной стервы не встречал! Твое счастье, что я бабам морду не бью. Пожирательница трупов! Говноедка!…

Впервые в жизни Евгения Альшиц растерялась. А Фуксов схватил Миледи за руку и потянул за собой:

- Пойдем из этого гадюшника!

С той поры Миледи тетю Женю не видела и не отвечала на ее звонки.

Фуксов взял Миледи под свое крыло. Секс скандального художника не интересовал совершенно. Миледи нужна была ему совсем для другого. Он был охвачен новой творческой идеей - боди-артом, росписью человеческого тела. Женская фигура давала неисчислимые возможности для создания цветных орнаментов и целых картин. И Фуксов немедленно приступил к делу. В своей захламленной мастерской на чердаке многоэтажного дома он провел несколько пробных сеансов. Миледи стояла перед ним совершенно обнаженная, изредка вздрагивая от прикосновения кисти.

Результаты этих проб удовлетворили Фуксова. Он разыскал какую-то маленькую частную галерею, согласившуюся устроить показ новых работ Якова и даже заплатившую ему аванс. На эти деньги Фуксов нанял еще четырех натурщиц. Вся прелесть необычного вернисажа состояла в том, что Фуксов собирался раскрашивать женские тела прямо на глазах зрителей, включая их с самого начала в творческий процесс.

После демонстрации пленки в «Разговоре начистоту» Миледи ничуть не волновало появление перед людьми в обнаженном виде. Ее охватило полное безразличие ко всему. Она безучастно смотрела поверх людских голов, пока Фуксов увлеченно расписывал ее тело разноцветными фигурами. И когда кто-то из толпы негромко позвал ее, она не сразу это услышала.

- Миледи!… - тихонько произнес тот же голос.

Перед ней, тараща изумленные глаза, стояла Зоя Братчик. Миледи кивнула, показывая, что узнала подругу.

- Я тебя подожду, - шепнула Зоя и смешалась с толпой.

Она попала сюда не случайно. После памятного налета омоновцев все стриптизерши разбежались из «Золотого века», и теперь Зое пришлось самой подыскивать новых где только можно. Эти поиски привели ее на вернисаж, где ожидалось большое количество стройных натурщиц.

Давние подруги встретились после закрытия вернисажа. На следующий день Миледи была зачислена в штат новой группы стриптизерш, собиравшейся в «Золотом веке».

- Ну рассказывай, как жила, - сказала Зоя, улучив свободную минутку.

- Ты телевизор смотришь? - спросила Миледи.

- Редко. А что?

- Случайно передачу «Разговор начистоту» не видела?

- Ты что! Она же ночью идет.

- Тогда слушай. Тебе все равно расскажут, не хочу тебя подводить…

Конечно же, Миледи осталась в «Золотом веке». Более того, вновь приглашенный для муштры стриптизерш Дукельский был от нее в восторге.

- Она создана для стриптиза! - заявил он.

Миледи действительно блистала на подиуме, словно нашла наконец дело своей жизни. От приглашений в приватный кабинет у нее отбоя не было. Денег с нее Зоя не брала. Как-никак Миледи была ее школьной подругой, да и дела в «Золотом веке» потихоньку пошли на лад. Миледи позвонила родителям и рассказала, что жизнь ее устроилась как нельзя лучше: она выступает в шоу у Зои Братчик, владелицы одного из лучших ресторанов Москвы.

Но однажды Зоя перед началом ночного шоу вызвала Миледи к себе.

- С этого дня ты в приватный кабинет больше не ходишь, - сказала она, глядя в сторону.

- Почему?

- Не ходишь, и все.

- Объясни толком. Я же столько денег потеряю!

- Жизнь дороже денег.

- Не понимаю.

- Один человек против. Он на тебя глаз положил.

- Что за человек?

- Не знаю. Но с ним нельзя спорить. У меня только от одного его взгляда сердце в пятки уходит. Очень серьезный человек!

Миледи пришлось вежливо отказываться от приглашений в кабинет.

А на следующий день она увидела загадочного человека. Низенький, плотный, с незапоминающимся лицом. И ничего в нем страшного не было. Он внезапно возник перед Миледи из темноты, когда она выходила через служебный вход ресторана. Провожавший Миледи громила секьюрити тут же куда-то исчез.

- Ты по моей вине материально пострадала? - спросил незнакомец бесцветным голосом. - Не грусти, все окупится сторицей, это я тебе говорю, Костя Олейник. А мое слово дороже золота.

Свет от фонаря над служебным входом упал на лицо Олейника. И Миледи пронзил его завораживающий, змеиный взгляд. Она вдруг испугалась до смерти. И не зря, потому что Костя Олейник был не знающим себе равных суперкиллером.

Год 1995-й. Жанна

В Москве съемочную группу ждал неожиданный удар. Половина отснятого материала оказалась в браке. Никогда не подводившая кодаковская пленка не зафиксировала самых нужных планов. С нее просто осыпался эмульсионный слой. На Тимура больно было смотреть.

Просить у спонсора денег на новую экспедицию за рубеж было невозможно. Тимур решил доснять необходимые планы на Кавказе. Предварительно он слетал туда и выбрал подходящую натуру, которая могла бы смонтироваться с сицилийской. Пришлось подключить и Борю Адского, который был рад-радешенек, что его снова взяли в дело, и буквально рыл носом землю.

Ему удалось собрать ту же съемочную группу. Это было непременным условием Тимура.

Словом, уже через десять дней раздолбанный рафик по головокружительному серпантину доставил съемочную группу в Бабук-аул. Отсюда до выбранного Тимуром места на перевале по дороге к Солох-аулу было всего километров пятнадцать.

Боря Адский поехал вместе со всеми, чтобы застолбить себе на будущее место рядом с Жанной. Поехал, несмотря на то, что испытывал животный страх перед горами и здешним населением. В общем-то, для его опасений были основания. В минувшем январе уже произошел неудавшийся кровавый штурм Грозного, началась необъявленная война в Чечне, нечеткая граница с которой пролегала совсем рядом. Но жители Бабук-аула оказались людьми радушными, а Тимура они вообще считали своим. Да и все съемки были рассчитаны на два-три дня.

Однако не задалось с погодой. Наползающие на перевал сырые туманы заставили группу ловить каждый просвет в облаках. Но такое случалось не впервые, и никто не роптал, тем более что по вечерам кто-нибудь из местных обязательно приглашал Тимура в гости. Он, естественно, приводил всех, и начиналось замечательное кавказское застолье, хотя и без деликатесов, но зато от всей души.

Через неделю погода вдруг резко переменилась. Ночью высыпали яркие, крупные звезды и ветер затих.

К перевалу выехали на рассвете и работали там весь день, отсняв почти все, что хотели. Оставалось лишь несколько планов на утренней заре. Чтобы случайно не опоздать к восходу солнца, Тимур решил ночевать на перевале, в рафике, куда он предусмотрительно положил теплые одеяла, взятые в ауле.

Перед тем как завалиться спать, вся группа собралась вокруг костра. Сидели молча, глядя на завораживающий танец огня.

- Ну все, - сказал наконец Тимур. - Ложимся. Завтра подниму всех в половине четвертого.

Внезапно из темноты без единого звука возникли несколько бородатых людей с автоматами и окружили сидящих у костра.

- Мама дорогая!… - испуганно ахнул Боря Адский.

- Бояться не надо! - негромко сказал один из бородачей, видимо, главный. - Надо тихо сидеть. И чтоб я руки каждого видел.

Речь его звучала с едва заметным акцентом. По знаку главного люди с автоматами быстро обыскали всю группу.

- В чем дело, земляки? - сказал Тимур, первым пришедший в себя. - Мы тут просто кино снимаем. Съемочная группа.

- Нам все равно, кто вы, - равнодушно ответил главный.

- Подождите! - Тимур вдруг быстро и горячо заговорил на родном языке.

Главный слушал его, кивая головой. А потом тоже заговорил, но, кроме Тимура, его никто не понял.

Их разговор длился долго. Наконец побледневший Тимур обернулся к группе.

- Дела невеселые, - сказал он. - Только прошу без паники. Сейчас эти люди отведут нас к своему командиру, и там будем разговаривать. Пожалуйста, держите себя в руках. Они настроены очень серьезно и… Ну, чтобы ничего не случилось, делайте то, что они говорят.

Группа ошеломленно молчала.

Тимур подошел к Жанне и обнял ее за плечи.

- Это бандиты? - шепнула она.

- Боевики.

- Нас берут в заложники?

- Похоже на то. Мне надо поговорить с их командиром. Может, еще все обойдется.

Боевики усадили группу в стоявший неподалеку рафик и втиснулись туда сами. Главный занял место рядом с водителем, чтобы показывать дорогу. И все равно они несколько раз только чудом не свалились в пропасть. Потом всю группу загнали в темную землянку без окон, у двери которой встал бородатый часовой с автоматом. Тимура увели к командиру, и он пропал на целые сутки.

За это время пленников поочередно выводили по нужде в ближайшие кусты, где продолжали держать на прицеле. Вокруг были лишь дикие горы и никакого намека на жилье. Днем им дали по кружке родниковой воды и по куску грубого черствого хлеба.

В землянке все подавленно молчали. Только Боря Адский метался в темноте, громко шепча:

- Они же не убьют нас, верно? Ну за что им, например, меня убивать? Я в этом Грозном сроду не бывал.

Мы же мирные люди! Или они хотят за нас выкуп получить? Так за меня, например, кто заплатит? Никто! У меня одна сестра, да и та на пенсии. Не Москонцерт же, в самом деле! Им надо объяснить, что за нас ничего не дадут!…

- Вам, мужикам, еще хорошо, - отозвалась Лена Маслова. - А вот нас с Жанкой вполне могут изнасиловать всей бандой.

- Да заткнитесь вы! - сказала Жанна сквозь зубы. - Без вас тошно!

Собственная судьба, как ни странно, ее беспокоила мало. Она боялась за Тимура. Может быть, то, что он горец, было как раз хуже всего. Вдруг его сочтут предателем?

Тимур появился неожиданно, оставив распахнутой дощатую дверь. В землянку проник дневной свет и потянуло свежим воздухом.

- Значит, так, - глухо сказал он. - Ситуация трудная, но не безнадежная. Боевики уже передали в Москву свои требования. Они ждут ответа. Но нужно быть готовыми к тому, что быстро это не произойдет.

- Какие требования? - снова встрепенулся Боря Адский. - Речь идет о выкупе?

- Да.

Боря опустил голову и внезапно заплакал. Остальные молчали.

- А пока что они с нами будут делать? - спросила Маслова.

- Пока задержат.

- Здесь?

- Этого я не знаю.

Часть четвертая

- А камеру вернут? - спросил Вадик. -Я ведь ее в аренду взял.

- Нашел о чем беспокоиться, - проворчал Стас. - Тут бы живыми остаться.

- Никто на вашу жизнь не покушается, - сказал Тимур. - И вообще, не надо думать, что вы попали к диким зверям.

Жанну почему-то резануло то, что он сказал «вашу жизнь», а не «нашу». Как будто отделил себя от остальных.

- Жанна! - позвал Тимур. - Пойдем-ка выйдем на минутку.

Он взял за руку растерявшуюся Жанну и вывел ее на воздух мимо часового, сказав ему что-то на своем языке. Отойдя от землянки на несколько шагов, Тимур усадил Жанну на большой плоский камень и примостился рядом.

- Давай свои вопросы, - сказал он, не глядя на нее.

- Разве ты не все сказал?

- Не все. И ты это прекрасно знаешь. Спрашивай.

- Почему именно нас взяли в заложники?

- Случай. Ты же читала, как это бывает.

- Это бандиты?

- Они себя бандитами не считают.

- А кем они себя считают? Борцами за свободу Кавказа?

- А они на это не имеют права?

- Грабят бандиты. Убивают бандиты, и заложников берут тоже бандиты.

- Значит, тех русских пацанов в военной форме ты тоже назовешь бандитами?

- Каких пацанов?

- Которых послали сровнять с землей Грозный.

- Не надо политики, Тимур! Ты еще вспомни завоевание Кавказа при царе. Или то, как Сталин эшелонами горцев за Урал вывозил. Так вот я, лично я, ни за царя, ни за Сталина не отвечаю. Меня тогда на свете не было. Так почему я должна стать жертвой кровной мести, или как она у вас тут называется?

- Лично тебе никто и не мстит. И вообще ни о какой мести нет речи. Просто мы хотим жить так, как мы хотим.

- «Мы»?… - изумилась Жанна. - Значит, ты теперь с ними?

Последовала долгая пауза.

- Наверное, я всегда был с ними, - сказал наконец Тимур. - Просто раньше я думал только о себе. И, наверное, так и продолжалось бы, если бы… Если бы не этот случай.

- А теперь ты почувствовал себя сыном угнетенного маленького, но гордого народа?

- А вот над этим я не советую смеяться. Даже тебе.

- Тимур, милый! Что с тобой произошло за эти сутки? Тебя будто подменили. Может, они тебе какой-нибудь дряни дали накуриться или опоили чем-то?

- Ну что у тебя за дикие представления! В этом отряде не пьют и даже не курят. А ты мне про наркотики!…

- Ну да. Аллах запрещает!…

Тимур посмотрел ей в глаза:

- Осторожней, Жанна! Умоляю тебя, осторожней! Здесь тебе такого не простят.

- Ты больше не любишь меня? - внезапно спросила Жанна.

- Я тебя люблю. Но…

- …но свою родину ты любишь больше! - Жанна опять не удержалась от иронии.

Тимур до хруста сжал кулаки. Жанна видела, как ему сейчас трудно, но ничего не могла с собой поделать. У нее возникло странное ощущение, что боевики подослали вместо Тимура другого человека, внешне похожего на него.

В каком-то смысле именно так и было. Когда минувшей ночью Тимура привели к полевому командиру, он сразу же узнал в нем Аслана, своего дальнего родственника по матери. Они молча обнялись и сели у очага. Аслан приказал оставить их одних. Он даже отключил свой сотовый телефон, по которому держал постоянную связь с другими полевыми командирами. Разговор продолжался несколько часов.

Глава третья Крутые разборки

Год 1996-й. Заказчик и исполнитель

Сильвер окопался на Кипре всерьез и надолго. Здесь он был в безопасности, но ему не давала покоя мысль о том, что жизни его, быть может, не хватит, чтобы дождаться перемен на родине и вернуться в Москву. Сейчас там его ждала тюрьма. Это при хорошем раскладе. А при плохом, и более вероятном, - верная смерть. То, что он в последний момент успел спастись, вылететь за рубеж, следовало считать настоящим чудом. Улетая, он еще не знал, кто устроил на него охоту. Догадывался, что это напрямую связано с одной из видеокассет, содержащих компромат. Человеку, который позвонил накануне налета омоновцев на «Золотой век», Сильвер верил как самому себе. Одного только совета срочно уносить ноги, если он хочет жить, было достаточно, чтобы Сильвер помчался в Шереметьево сломя голову.

Заграничный паспорт, кредитные карточки и небольшой чемоданчик с самым необходимым были у Сильвера всегда наготове.

Он приехал в аэропорт на такси, чтобы не засвечивать свою зеленую «Ауди». Пограничникам еще не успели дать команду о задержании Сильвера, а знакомая кассирша Клава всего за пятьсот баксов сверху организовала ему билет на ближайший зарубежный рейс. Сильверу было все равно куда. Шенгенская виза в его паспорте действовала до конца года. Через четыре часа Сильвер оказался в Дюссельдорфе, а уж оттуда перебрался на Кипр, благо киприоты никаких виз не требовали.

Тем временем еще один отряд омоновцев нагрянул в загородный дом Сильвера. Не обнаружив там хозяина, они перерыли все от чердака до подвала, но никаких кассет не обнаружили. Сильвер давно забрал их из «Золотого века» и спрятал далеко от Москвы, в надежном месте, известном лишь ему одному.

Его вилла на Кипре была почти готова, и Сильверу оставалось только присматривать за окончательной отделкой интерьера. Но этим он занялся позже. Сначала он перевел все свои капиталы на анонимный счет в Швейцарии. Это он сделал на всякий случай, не зная, насколько длинными окажутся руки у его тайного врага.

Затем Сильверу удалось связаться по мобильнику с человеком, предупредившим его о возникшей опасности. Короткий разговор прояснил многое. Оказалось, что на кассете вместе с замминистра Люковым был некий полковник ФСБ Панов, тоже большой любитель голых девочек, метивший в генералы. Разумеется, у Панова имелись и силы, и средства, чтобы уничтожить не только компромат, но и его владельца. А уж о том, что без пяти минут генерал горел желанием сделать это, и говорить было нечего.

Сильвер знал, что пресловутой кассеты Панову не найти. Значит, теперь нужно было вычислить его информатора. Кроме Сильвера о съемках в «Золотом веке» скрытой камерой знали всего двое: Игорь и Зоя.

Игоря люди Сильвера разыскали за один день, отвезли его в лес за кольцевую дорогу и допросили по полной программе. Парень оказался слабаком. Через полчаса серьезного разговора он вырубился, и вернуть его к жизни не удалось. Похоже, отказало сердце. Труп Игоря был сожжен и зарыт в землю, о чем Сильверу сообщили по телефону.

- Он признался? - спросил Сильвер.

- Нет. Твердил, пока мог, что не виноват.

- Ладно, - сказал Сильвер. - Все равно его надо было убирать как свидетеля. Теперь с Зоей Павловной…

Тот, с кем говорил Сильвер, был одним из секьюрити в «Золотом веке». Ему не надо было объяснять, кто такая Зоя Павловна. В суть дела Сильвер его не посвятил. Тот должен был только узнать у подозреваемых, не проболтались ли они кому-нибудь про какие-то кассеты.

- Что с Зоей Павловной? То же самое?

- Нет, - сказал Сильвер, помолчав. - Ее не трогайте. Я сам этим займусь.

Он не знал, виновата ли Зоя. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Не проболталась, так проболтается, когда за нее возьмется Панов. Ее тоже следовало убрать - для чистоты картины.

Но только без мучительных допросов. Сильвер, несмотря ни на что, продолжал испытывать к Зое симпатию, и вообще он был против того, чтобы делать женщине больно. Ее смерть должна быть мгновенной и легкой. Лучше всего - один неожиданный точный выстрел. Сильверовским мясникам такое было не по зубам. Тут требовался мастер. И Сильвер занялся поиском высокопрофессионального киллера.

Долгое время из этого ничего не получалось. Все-таки классный киллер был штучным товаром. Наконец знакомый адвокат, сотрудничавший с криминальными авторитетами, вывел Сильвера на Костю Олейника. Напрямую Сильвер с ним разговаривать не стал, это было против правил. Роль посредника взял на себя все тот же адвокат, сообщивший через некоторое время, что заказ принят и Олейнику уже выплачен аванс.

Олейник к каждому делу подходил серьезно. Он скрупулезно изучал привычки и распорядок дня будущей жертвы, прикидывал различные варианты акции, чтобы не допустить промашки и одновременно обезопасить себя. Он работал без помощников, поскольку не доверял никому. И даже с посредниками Олейник не встречался. Все переговоры шли по сотовой связи, причем позвонить Олейнику было нельзя. Он звонил сам, скрывая номер своего телефона. Деньги за работу Олейник получал через «почтовый ящик», всякий раз устраивая его в новом месте.

Олейник появился в «Золотом веке», чтобы присмотреться к Зое, так сказать, познакомиться с клиентом. Он побывал в ресторане всего один раз.

Дважды в одном месте Олейник не появлялся из осторожности. Поэтому неожиданно приглянувшуюся ему Миледи он на следующий день ждал у служебного выхода.

Год 1996-й. Зоя

Зоя не подозревала, что жить ей осталось считанные дни. И как раз в эти дни она чувствовала себя счастливой, как никогда. Правда, счастье ее было омрачено муками совести, но Зоя ничего не могла с собой поделать. Синеглазый Петя заслонил собой весь свет.

После его звонка они встретились на бульваре у памятника Гоголю.

- Я хотел перед вами извиниться, - сказал Петя, глядя на Зою с радостью и смущением.

- За что?

- За тот вечер. Я, честное слово, не знал, к кому нас послали. Дали команду - и вперед. Если бы я знал, что там вы…

- Не поехал бы? Вот мы бы тогда и не встретились. И, кстати, давай на «ты», ладно?

- Да, конечно.

- А в тот вечер ты себя вел как настоящий джентльмен. Ты же меня грудью закрыл.

- Да он бы вряд ли стрельнул.

- Ну да! Я видела, какой ваш начальник бешеный.

- А он мне больше не начальник.

- Как так?

- Вышибли меня из ОМОНа.

- За тот случай?

- Ну да, - сказал Петя неохотно. - Да наплевать.

- Выходит, ты из-за меня погорел? А ведь я на самом деле понятия не имею, про какие он кассеты спрашивал, - на всякий случай соврала Зоя.

- Да мне это до лампочки. Особенно теперь.

- А где же ты сейчас?

- Нигде. На улице. Вот стою, с вам разговариваю.

- С тобой, - поправила Зоя.

- С тобой, - кивнул он.

- А ко мне пойдешь работать?

- Кем? Официантом, что ли?

- Зачем? Что-нибудь придумаем. Охранником я тебя взять не могу. Я ими не распоряжаюсь, и вообще у них своя компания.

- Может, поваром? Только для меня яичница - предел.

Но Зоя уже зациклилась на мысли иметь Петю постоянно рядом. Постоянно. Любой ценой. Она лихорадочно перебирала все варианты, и вдруг ее озарило.

- Ты спортом занимался? - спросила она.

- Штангу немножко таскал. Еще до армии.

- А танцевать умеешь?

- В каком смысле?

- В прямом. На дискотеки ходил?

- Было. Тоже до армии.

- Ну и как?

- Что - как?

- Народ над тобой не смеялся? А то, знаешь, есть такие медведи…

- Не замечал, чтобы смеялись. Не хуже других дергался.

- Надо будет тебя показать Дукельскому.

- А кто это?

- Узнаешь со временем. Ты вообще-то как у нас? Очень стеснительный? В плавках людям можешь показаться?

- Зачем? Ты давай без подходов. Напрямик.

Они присели на скамью, и Зоя возбужденно изложила Пете план организации в «Золотом веке» мужского стриптиза. Наконец она умолкла, с волнением ожидая его ответа.

- И неужели на такое будут смотреть? - спросил он.

- Еще как! Ты себе даже не представляешь!

- А у меня получится?

- А почему нет? Ты что, недоделанный?

- А помнишь, - вдруг спросил он, - что ты мне сказала в последний раз в Бресте?

- Помню. Что встретимся, если карта удачно ляжет. Было бы желание.

- Точно. А я еще сказал, что желание у меня есть.

- Это тогда. А сейчас как?

- А сейчас еще больше. Я тебя все время вспоминал. А ты?

- Я редко, врать не буду. Почти никогда. А вот узнала тебя в тот вечер под маской…

- Ну?

- Да что ты, ей-богу, сам не видишь?

Вот с этого дня все и началось. Зоя вернулась на работу как на крыльях.

- Что это сегодня с тобой? - недоуменно спросил Соловых.

- А что? - Зоя почувствовала, как краснеет.

- Прямо светишься вся.

- Да просто хорошее настроение.

- С чего это?

- Да ни с чего. Жизни радуюсь.

Она оборвала разговор и ушла к себе в кабинет, откуда по телефону стала срочно разыскивать Дукельского. Балетмейстер долго отнекивался.

- Мне этот ночной налет ОМОНа до сих пор снится, - сказал он. - Просыпаюсь в холодном поту. Зачем мне эта хвороба?

Но Зоя знала слабое место балетмейстера.

- Сколько? - спросила она.

- Много, - сказал Дукельский, ничуть не удивившись.

- А конкретно?

Дукельский назвал цифру. В другом случае Зоя начала бы торговаться. Но сейчас ей было не до того.

- Договорились, - сказала она. - Но приступайте прямо завтра!

И все завертелось снова. В «Золотой век» опять потянулись потенциальные стриптизеры. Их просмотр стоил Зое немалых нервов. Она боялась, что Дукельский по каким-нибудь причинам забракует Петю. Зоя на всякий случай села рядом с балетмейстером, хотя замолвить словечко за Петю не посмела бы, чтобы случайно не выдать себя.

Но все вышло даже лучше, чем можно было предположить. Когда Петя в тугих плавках из алой лайкры вышел на подиум, у Зои перехватило дыхание.

Без одежды Петя напомнил ей скульптуру греческого бога.

- Этот хорош! - сказал Дукельский. - Такому и делать ничего не надо. Выйдет, посмотрит в зал - и все бабы будут кипятком писать!

- Да, смотрится… - отозвалась Зоя сдавленным голосом.

- Но вот ведь что интересно, - продолжил Дукельский. - Такие жеребцы, как правило, оказываются совершенно несостоятельными в постели.

Вот тут Дукельский ошибался. Во всяком случае, в отношении Пети. Зоя, не имевшая никакого сексуального опыта, кроме общения с мужем, очень скоро поняла, что о таком любовнике можно только мечтать. Они оказались в постели через несколько дней после просмотра. К этому, собственно, все и шло с их встречи у памятника Гоголю. Зое было все равно, что подумают о ней жильцы коммуналки, где снимал комнату Петя. Она пришла сюда якобы взглянуть, как он живет. Но оба знали действительную причину ее прихода.

Петя был неутомим, и Зоя впервые почувствовала, что значит быть женщиной. Выплеснулась вся страсть, которую никогда не мог удовлетворить Соловых. Несколько раз Зоя вставала с истерзанной постели, собираясь уйти, и возвращалась опять. Она не только позволяла Пете делать с ней все, что он хочет и как хочет, - она сама искала все новые и новые версии любовной игры, словно открывала для себя неведомый доселе мир. Уже стоя одетой, Зоя опять ощутила неудержимый прилив желания и притянула Петю к себе.

Опомнились они на полу.

- Завидую твоему мужу, - со вздохом сказал Петя.

- Вот об этом больше никогда! - резко оборвала его Зоя. - Ты слышишь? Никогда! Это не твое дело!

Она поднялась с пола и привела в порядок одежду.

- Я все испортил? - виновато спросил Петя.

- Нет. Но мог.

- Я больше не буду, - сказал он совсем по-детски.

- Надеюсь. И на работе веди себя с умом!

- Ладно, не вчера родился.

Но все эти обещания не стоили ломаного гроша. При встрече Петя смотрел на нее таким взглядом, что Зое хотелось тут же затащить его в укромный угол. Они встречались через день. Это были какие-то ничтожные минуты, а Зое хотелось оставаться с ним в постели сутками напролет.

Боясь, что ее связь с Петей раскроется, Зоя вдруг начала пространно объяснять мужу свои отлучки, чего не делала никогда прежде. Это могло насторожить и менее проницательного человека, чем Соловых. Похоже, он стал подозревать в поведении жены что-то нечистое. Но молчал, день ото дня все больше мрачнея. Зою и без того мучила совесть, а заметив перемену в Соловых, она просто вся извелась. Ситуация казалась неразрешимой. Без Пети она теперь жить не могла, но и порвать с мужем было невозможно. Слишком многое связывало их, не говоря уж о Маринке. Перед ней Зоя тоже чувствовала себя бесконечно виноватой, и поэтому количество подарков без всякого повода все увеличивалось.

Дочери, между прочим, вот-вот должно было исполниться шестнадцать. От такой взрослой девицы куклой Барби не откупиться. Поэтому подарки приходилось искать в дорогих бутиках и фирменных магазинах. Маринка, не будь дурой, от подарков не отказывалась, но во взгляде ее сквозило недоумение. Кроме того, Зою точила дикая ревность к обезумевшим бабам, которые порой настолько теряли голову, что лезли к Пете на подиум во время ночного шоу, норовя его обнять. Некоторые пытались назначить ему свидание, о чем Петя со смехом рассказывал Зое.

И тем не менее она была счастлива. Ощущение какой-то волшебной невесомости не покидало ее. О будущем она решила не думать. Как получится, так и получится.

Вот в таком нервном и одновременно эйфорическом состоянии ее застал неожиданный звонок Миледи.

- Привет! - сказала Зоя, узнав подругу по голосу.

- Не называй меня! - быстро заговорила Миледи. - У меня всего минута. Зойка, тебя заказали!

- Что значит «заказали»?

- Убить хотят! Не перебивай!… Когда - не знаю, но, скорее всего, уже сегодня. Срочно прячься куда-нибудь! Уезжай! Я тебе жизнью клянусь, что это правда. Уматывай, иначе тебе конец!…

Миледи бросила трубку.

Годы 1969-1996-й. Киллер

Главным в профессии наемного убийцы Костя Олейник считал осторожность. Грохнуть человека - на это большого ума не требовалось. Отморозков, способных на это, пруд пруди. Куда сложнее остаться живым самому. На плохо подготовленной акции горели многие.

В первую очередь следовало опасаться самих заказчиков, которые сплошь и рядом, чтобы обрубить концы, убирали киллеров. И менты могли, взяв горячий след, достать наемного убийцу. Кроме того, следовало учитывать возможное противодействие охранников жертвы и всякие случайности, способные нарушить четко разработанный план. Поэтому Олейник никогда ни с кем не вступал в прямые контакты, постоянно менял места своей «лежки» и вел затворнический образ жизни. Если возникала потребность передохнуть и красиво потратить свои внушительные гонорары, Олейник отправлялся за рубеж, в какую-нибудь цивилизованную, сытую страну, и там позволял себе расслабиться на полную катушку.

Его путь в киллеры был достаточно традиционным. Сначала детский дом в Барабинске, где маленький замухрышка учился постоять за себя в жестоких схватках со старшими. Потом секция каратэ, в которой тщедушный Костя выбился в лучшие за счет фанатичного упорства. Позже он стал чемпионом области в своей весовой категории. Затем была служба в спецназе. Там он спал всего по четыре часа в сутки. Пока сослуживцы, вымотанные тренировками, дрыхли в казарме, Олейник занимался самостоятельно.

Он овладел всеми приемами боевого искусства, включая владение ножом, нунчаками и вообще любыми предметами, которые в его руках становились смертоносным оружием. У Олейника от природы был снайперский глаз, но он продолжал ежедневные упражнения в тире и вскоре уже умел метко стрелять при ярком солнце и в темноте, за спину, вбок, с двух рук сразу, сидя, лежа, от бедра, в падении и даже через карман. Он стал совершенной машиной для убийства.

Такие и требовались в Афгане, где Олейник оттрубил целых два года. У спецназовцев там была особая работа. Ночные вылазки в горные лагеря душманов неизменно превращались в кровавый кошмар, выжить в котором удавалось немногим счастливчикам. Костя Олейник выжил. Его даже наградили орденом. Он принял награду с холодным безразличием и спрятал ее подальше.

Оказавшись на «гражданке», Олейник долго не знал, куда ему приткнуться. Он умел только убивать. Но на войне враг был известен, теперь же Костя растерялся. Многие бывшие «афганцы» пошли в ОМОН. Поразмыслив, Олейник поступил так же. Смелость, холодный расчет и мастерство бойца быстро позволили ему стать командиром отряда. Однако борьба с бандитами постепенно становилась какой-то странной. Разгромы воровских «малин» стали чередоваться с малопонятными налетами на офисы бизнесменов, кабинеты чиновников и редакции газет. Олейник понял, что все вокруг продано-перепродано и он всего лишь пешка в чужих играх.

Тогда он ушел из ОМОНа, решив, что будет вершить справедливый суд единолично. Но белое и черное было так перемешано в этой жизни, что Олейник сам не заметил, как превратился просто в наемного убийцу. Это произошло само собой, незаметно, и Костя не мог вспомнить, когда он переступил грань между благородным Робин Гудом и хладнокровным киллером. Но возврата к прежнему для него уже не было.

Молва о суперкиллере постепенно распространилась не только в криминальных кругах, где один авторитет, бывало, за большие деньги заказывал Олейнику другого авторитета. Ментам все-таки удалось однажды вычислить Олейника, несмотря на всю его осторожность. И он в качестве отступного выполнил задание милицейского майора - убрал главаря особенно наглой группировки, не дававшей спокойно спать отделу по борьбе с организованной преступностью. Этим Олейник невольно раскрыл себя и для службы безопасности. У той тоже нашлись кое-какие заказы, которые гораздо удобнее было выполнить чужими руками.

Оказавшись даже не между двух, а между трех огней, Олейник понял, что зашел слишком далеко и жизнь его теперь висит на волоске. Тогда он внезапно ушел на дно и долго отлеживался в укромном месте. Когда об Олейнике стали забывать, а многие даже сочли его мертвым, Костя всплыл в Москве и снова взялся за дело. Но теперь выборочно, с предельной осмотрительностью, все время меняя почерк. Выстрелы из винтовки с оптическим прицелом он чередовал с инсценировками самоубийства, автомобильными катастрофами и будто бы несчастными случаями с трагическим концом.

Олейник жестко ограничил и количество заказов. Не больше двух за год. Но зато его жертвами становились такие фигуры, о смерти которых пресса шумела месяцами. Разумеется, и плату за это Олейник требовал соответствующую. И брал только в валюте.

Заказ на Зою Братчик Олейнику был не по душе. И фигура не его масштаба, и гонорар. Все равно что Паваротти предлагать спеть в клубном хоре. Но никакой другой работы в этот момент на горизонте не было, а денег оставалось кот наплакал. Олейник к этому не привык, а потому скрепя сердце согласился.

Он как чувствовал, что не все пойдет гладко. Придя на разведку в «Золотой век», Олейник увидел на подиуме Миледи, и сердце киллера предательски дрогнуло. Эта женщина была ему нужна. Он прекрасно понимал, что непростительно засвечивается, когда явился к Зое и потребовал, чтобы Миледи не смела больше таскаться по приватным кабинетам, но не смог совладать с самим собой.

Следующая ночь, которую он провел с Миледи в ее квартире, еще больше осложнила положение. Олейник никогда не встречался с женщиной дважды. Тут дело было не только в осторожности. Женщины ему требовались лишь для физической разрядки. Никакого намека на чувство Олейник никогда не испытывал, а потому не запоминал ни лиц, ни имен.

С Миледи все получилось по-другому.

Год 1995-й. Тимур

В отряде Аслана собрался разношерстный народ, вплоть до бывших уголовников, но сам Аслан бандитом не был.

Правоверный мусульманин, окончивший когда-то с красным дипломом юридический факультет МГУ, он бросил престижную преподавательскую работу в Москве и вернулся на родину, когда на Кавказе всерьез запахло порохом.

В местные интриги Аслан ввязываться не стал, а собрал небольшой отряд, с которым ушел в горы, удивив всех знакомых, прочивших ему роль политического лидера. Постепенно отряд разросся, но волна сопротивления принесла с собой и немало грязной человеческой пены.

Аслан старался освободиться от убийц и мародеров, но это было сложной задачей, а потому партизанскую войну против федералов не удавалось вести по-рыцарски. Боевики, вопреки запрету командира, постоянно брали заложников ради выкупа. Не меньше половины добытых таким образом денег исчезало в их карманах. Остальное шло на оснащение отряда современной техникой и боеприпасами, которыми охотно торговали сами федералы.

Борьба за самоопределение Кавказа стала делом жизни Аслана. Об этом он говорил в многочасовой беседе с Тимуром. Его убежденность имела какую-то поистине колдовскую силу. Он не уговаривал Тимура включиться в борьбу. Но слова его глубоко потрясли молодого режиссера. Тут дала о себе знать и его впечатлительная натура.

Он словно бы услышал властный зов предков. И с этого момента в душе Тимура разом оборвались все живые ниточки, связывавшие его с богемной жизнью в Москве, со звездами эстрады, с телевидением и всей прочей мишурой, казавшейся ему теперь недостойной настоящего мужчины.

- Со мной женщина, - сказал Тимур так, словно его судьба уже была решена. - Женщина, которую я люблю.

- Женщине здесь делать нечего, - сказал Аслан.

- Она одна уйти не захочет. С ней еще четверо, съемочная группа.

- Им тоже тут нечего делать. Но мои люди без выкупа их не отпустят.

- Но я не знаю, кто бы мог за них заплатить.

- Это моя проблема, Тимур. Я свяжусь с Москвой. Там есть верный человек. Выйди.

Аслан включил свой телефон и стал набирать номер. Тимур вышел на воздух. Несмотря на кажущуюся твердость, он все-таки был в смятении.

Долгожданный ответ пришел из Москвы только через неделю. Аслан сообщил об этом Тимуру первому. Вскоре был должен состояться обмен, но как он будет происходить, от Тимура держали в тайне.

К этому времени пленников перевели в другое место, в отдаленный горный аул, где в их распоряжение был предоставлен крохотный домишко, показавшийся после землянки настоящими хоромами. Тут к ним даже не приставили охрану, потому что бежать было некуда. Да пленники и не помышляли о побеге.

Тимур все время держался рядом с ними, но в его отношениях с группой возникло отчуждение, хотя он никого не посвящал в свои планы. Даже Жанну. Она тоже помалкивала, тайно надеясь, что наваждение, переменившее Тимура, со временем пройдет.

Как-то ночью она проснулась от непривычных звуков. Прислушавшись, поняла, что слышит песню. Жанна на цыпочках вышла из дома. Стояла тихая и какая-то прозрачная ночь. Звезды висели над самой головой, хоть трогай их руками. А чистый и звонкий голос где-то неподалеку задумчиво выводил щемящую мелодию незнакомой песни. Жанна сделала еще несколько шагов и замерла, увидев Тимура.

Он сидел на поваленном дереве, подняв голову к звездам, но глаза его были закрыты. Чуть покачиваясь из стороны в сторону, Тимур пел на родном языке. Песня была полна такой пронзительной грусти, что у Жанны невольно навернулись слезы. Под ее ногой хрустнула ветка, и Тимур, оборвав песню, обернулся.

- А я и не знала, что ты так потрясающе поешь, - сказала Жанна.

- Я тут ни при чем. Это песня такая. Я ее от матери слышал.

- Песня потрясающая. Но ты со мной не спорь. Я все-таки в пении кое-что понимаю. А о чем она?

- Угадай.

- Нет, скажи. - Она села рядом с ним.

- О тебе.

- Врешь.

- Нет. Это песня о любви, а значит, о тебе.

- Почему же такая грустная?

Вместо ответа Тимур обнял ее и поцеловал в губы. И тут началось какое-то сумасшествие. Они целовались так, словно через секунду обоим предстояло умереть. А потом Тимур поднял Жанну на руки и понес в кромешную темноту.

- Мы разобьемся! - шепнула она. - Ничего же не вид…

Он опять поцеловал ее, не дав договорить.

Полный ночных ароматов альпийский луг стал для них ложем. Они проваливались в бездну и взмывали над ней бессчетное количество раз. Совершенно оглушенные счастьем, они поднялись с помятой травы только с первыми лучами солнца.

- Господи, - выдохнула Жанна, - если бы ты знал, как я тебя люблю!

- Никогда, - сказал он, - ты слышишь - никогда у меня не будет другой женщины!

- Пусть только попробует появиться, - засмеялась Жанна. - Я ей глаза выцарапаю!…

Она попыталась обнять Тимура за шею.

- Подожди, - сказал он. - У меня хорошие новости. Завтра ночью вы будете свободны.

- «Вы»?… А ты?

Тимур не ответил.

- Но как же так… - жалобно заговорила Жанна. - А наш клип? Ты ведь должен его смонтировать. Зачем же мы столько мучились?…

Она сама понимала, что говорит ерунду, но надо же было хоть за что-то зацепиться.

- Клип уже смонтирован, - сказал Тимур. - Осталось вставить несколько планов. С этим любой справится.

- Ты хочешь сказать, что сегодня мы с тобой прощались?

- Я не хочу этого говорить, - сказал Тимур. - Но это так.

- Значит, это у вас такой старинный кавказский обычай - трахнуть женщину на прощанье? - выкрикнула Жанна, не помня себя.

- Замолчи!

- Да пошел ты!…

Жанна не разбирая дороги бросилась обратно к домику. Больше она Тимура не видела и на все вопросы о нем холодно отвечала:

- Ничего не знаю. И знать не хочу.

Ночью пленников несколько часов везли все в том же рафике по разбитым дорогам. Потом их долго держали с завязанными глазами и сняли повязки только в самолете, взявшем курс на Моздок. В полумраке сопровождавших их людей нельзя было рассмотреть. Вроде спецназовцы, а может, и нет.

В тот же день другим самолетом их доставили на подмосковный военный аэродром. Группу никто не встречал, кроме человека в темных очках и наглухо застегнутом черном плаще с поднятым воротником.

- С благополучным возвращением, - сказал он без выражения. - Сейчас вас развезут по домам. Но перед этим договоримся: никому ни звука. Особенно прессе. Вы задержались в горах из-за погоды. Ясно? Иначе вас ждут очень большие неприятности. Очень!…

Жанна не знала, что почувствовали остальные, но ее от этих слов зазнобило словно от лютого февральского ветра.

Год 1996-й. Зоя

Зоя сидела у замолкшего телефона в холодном поту. Почему-то она ни секунды не сомневалась, что Миледи сказала правду Может быть, все дело в этих проклятых кассетах Сильвера? Кто-то дознался про тайные съемки в «Золотом веке». Она, конечно, ни при чем, но когда хлопнут, уже ничего не докажешь.

Зоя бросилась в спальню и растолкала задремавшего после обеда Соловых. Сначала он ничего не мог понять, а потом тоже встревожился и полез на антресоли за пистолетом.

- Надо в милицию позвонить, - бормотал он. - А сюда пусть только сунутся!

- Дурачок! - ласково сказала Зоя. - Никто сюда ломиться не станет. Пристрелят на улице, и все. И никакие менты не спасут.

- Но за что? Что ты такого сделала?

- Потом разберемся. А сейчас мне надо уматывать. И подальше.

- Куда?

- По дороге на вокзал решим. Может быть, навещу город детства. Малую родину.

Она старалась говорить шутливо, но губы у нее тряслись.

- А как же работа?

- Обойдется. Скажешь, что уехала отдыхать. В Ялту. Врачи рекомендовали.

- Так на сколько же ты уедешь?

- Видно будет. Шевелись же, Гена!…

Зоя уехала вечерним поездом, не успев повидаться с Петей.

Но в городе детства она пробыла всего две недели, полные тоски и тревоги. Она поселилась в гостинице и ни разу не вышла на улицу. Ей не хотелось встретить знакомых или, не дай бог, отчима. Зоя боялась, как бы не стряслось чего с дочерью или мужем, и звонила домой два раза в день. Но все было спокойно, и постепенно ее страхи стали проходить. Вдалеке от Москвы поспешное бегство показалось Зое совершеннейшей чепухой. Миледи наверняка что-то почудилось, а у нее нервы тогда были на пределе.

Совсем уж собравшись обратно в Москву, Зоя на всякий случай решила позвонить Миледи. Но ее телефон не отвечал ни днем, ни ночью. Тогда Зоя набрала номер «Золотого века» и выяснила, что ее подруга несколько дней назад таинственно исчезла, словно в воду канула. Правда, оставила для Зои письмо.

- Что в письме? - спросила Зоя.

- Оно заклеено, - обиженно ответили ей. - Мы не открывали.

- Так откройте и прочтите мне.

В трубке послышалось шуршание бумаги.

- Читаю! - объявили наконец на том конце провода. - «Все хорошо. Возвращайся».

- И больше ничего?

- Ничего. Только написано чудно, как будто ребенок писал. Печатными буквами.

Зоя поняла, что это была наивная попытка Миледи скрыть свой почерк.

- Спасибо, - сказала она. - Я еду в Москву. Как там у вас дела?

- Нормально. Ждем вас, Зоя Павловна. Как подлечились?

- Лучше не бывает. Пока!…

Соловых, встретивший Зою на вокзале, поразил ее своей сдержанностью. Он вообще не был склонен к бурному проявлению чувств, но сейчас это было что-то особенное.

- Как Маринка? - в первую очередь спросила Зоя.

- Нормально.

- А ты?

- Я тоже.

- А в ресторане как?

- Как обычно.

- Что-то ты не очень рад моему возвращению, Гена. Все из тебя клещами надо тянуть.

Соловых только пожал плечами. Но в машине он все-таки не удержался и, следя за дорогой, мрачно спросил:

- Скажи честно, Зоя, это все правда?

- Что?

- Ну вот эта угроза, из-за которой ты уехала.

- Конечно, правда, А ты думаешь, я с любовником ездила развлекаться?

Черт ее дернул за язык!

- А почему бы и нет? - все тем же тоном ответил Соловых. - Ты женщина молодая, интересная. А муж у тебя старый пень.

- Ну ты уж скажешь, Гена!…

Ей внезапно стало душно, и она опустила оконное стекло. Больше до дома они не разговаривали. Между ними так и осталась неясность. Соловых понятия не имел, что собой на самом деле представляет Сильвер, а Зоя не хотела вводить мужа в курс дела, чтобы совсем не запутаться. Для себя - то она решила, что если серьезная опасность и была, то наверняка это связано с теми кассетами. Но сейчас ее гораздо больше тревожило, что неловкую шутку про любовника Соловых воспринял серьезно.

Тем не менее Зоя тут же полетела в «Золотой век», чтобы поскорее увидеть Петю. В ресторане Зоя и Соловых разошлись по своим рабочим местам. Слух о возвращении хозяйки мгновенно разнесся по всем помещениям. И Петя, измаявшийся от неизвестности, бросился в Зоин кабинет, забыв об осторожности.

- Можно! - крикнула Зоя, услышав стук в дверь.

- Я на минутку, Зоя Павловна, - с порога сказал Петя.

- Входите, Петя. Какие у вас проблемы?

Петя вошел в кабинет, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.

- Куда ты пропала? - спросил он шепотом. - Какая Ялта? Ты правда заболела? Я тут чуть с ума не сошел.

- Завтра все расскажу. Встретимся как обычно.

- Но все в порядке?

- Теперь да. А сейчас иди. Твой выход скоро.

- Не уйду, пока не поцелуешь.

Зоя с фальшивым вздохом поднялась из-за стола и подошла к Пете. В ту же секунду он стал целовать ее в губы, щеки, шею. Зоя отвечала ему торопливыми поцелуями. Не удержав равновесия, они упали в широкое мягкое кресло, и тут уж Петя совсем потерял голову. Его руки скользнули Зое под подол.

- Ненормальный!… - прошептала она. - Дверь же не заперта!

И тут же осеклась.

Дальнейшее походило на кошмарный сон. Дверь кабинета медленно отворилась, и на пороге возник Соловых. Любовники оцепенели в нелепых позах.

- Гена… - жалобно сказала Зоя и замолчала. Что она могла сказать?

Соловых с мучительной неторопливостью, словно в замедленной съемке, полез в карман и вытащил оттуда свой пистолет. Он снял его с предохранителя и поднял на уровень глаз.

- Слушай, не делай глупостей… - заговорил Петя, стараясь загородить собой Зою. - Давай разберемся один на один. Как мужики.

- Зачем же так-то, Зоя?… - сказал Соловых с мукой в голосе. - Так-то зачем? Не по-человечески…

Зоя зажмурилась, ожидая выстрела. Но его все не было. Рядом шевельнулся Петя. Зоя открыла глаза. Соловых в кабинете не было.

- Он ушел? - спросила Зоя.

- Ушел, - сказал Петя. - Я думал, выстрелит.

- Я тоже.

- Значит, пронесло. Ты сегодня домой не ходи. Мало ли.

- Нет, Петя. Что же мне теперь - всю жизнь от законного мужа прятаться? Я нашкодила, мне и отвечать. А ты не лезь. Никакой мужской разговор тут не поможет.

- Что значит «нашкодила»?

- Ладно, не заводись. Иди работай. Я сама во всем разберусь, и за меня не бойся. Он меня пальцем не тронет. Ну, вынул пистолет. А кто бы в такой ситуации не вынул? Но ведь удержался. Иди!…

Петя ушел, а Зоя осталась сидеть в кабинете, обхватив голову руками. Мысли ее путались. Что делать дальше, она не знала.

Заверещал внутренний телефон. Зое не хотелось ни с кем разговаривать, но телефон не унимался. Она раздраженно сняла трубку:

- Слушаю!

- Зоя Павловна! - Голос звучал панически. - У нас тут беда.

- Что такое? - У Зои потемнело в глазах.

- Ваш муж… Вы лучше сами сюда придите.

- Куда?

- В его комнату.

Зоя не помнила, как пронеслась по коридору, растолкала сгрудившихся людей. И едва не потеряла сознание.

- Гена!… - простонала она.

Соловых сидел, уронив голову на стол. Из зияющей на виске раны медленно стекала струйка крови. Мертвой рукой он сжимал рукоятку пистолета.

Год 1996-й. Миледи

Миледи каким-то непонятным образом сумела пробудить в Олейнике незнакомую ему до сих пор нежность. Он внезапно почувствовал себя слабым - и испугался этого. Миледи давно уснула, доверчиво положив голову Олейнику на плечо. А он лежал без сна, боясь пошевелиться. До утра он так и не смог разобраться в том, что с ним происходит. Когда Миледи открыла свои фарфоровые глаза, Олейнику впервые в жизни захотелось сказать женщине что-то ласковое. Он этого не умел, и вырвавшиеся слова прозвучали угрожающе.

- Если ты теперь хоть раз посмотришь на другого - убью! - сказал Олейник.

Он ожидал в ответ какой угодно реакции, но только не нежного поцелуя.

- Убей, - мурлыкнула Миледи и снова поцеловала его.

Олейнику было невдомек, что после его слов она вдруг почувствовала себя на вершине счастья. Еще никто и никогда не признавался ей в том, что ее любовь так нужна. Миледи поняла, что слова Олейника не просто фраза. Он именно так и поступит, если она пренебрежет его предупреждением. И это наполнило ее новым ощущением она нужна. Как же ей было не почувствовать себя счастливой?

- Хочешь, махнем куда-нибудь далеко-далеко? - спросил Олейник на следующую ночь.

- Хочу, - ответила она. - А куда?

- Да хоть в Нью-Йорк.

- В Нью-Йорк не хочу, - сказала Миледи, и сердце ее сжалось.

- А куда хочешь? Может быть, в Венецию?

- Да, да! В Венецию хочу! - торопливо сказала она, радуясь, что про Америку он тут же забыл. - Когда?

- Скоро. Мне тут кое-какие дела надо закончить.

- Какие дела?

Миледи тут же пожалела о своем вопросе. Взгляд Олейника внезапно опять стал змеиным:

- Никогда меня про мои дела не спрашивай.

- Хорошо, не буду, - испуганно сказала Миледи. - Мне вообще-то все равно. Я просто так спросила.

- Все равно? - Олейник приподнялся на локте и посмотрел Миледи в глаза. - Тебе все равно, с кем ты спишь?

- Я с тобой не просто сплю. Я тебя… - Миледи замялась. - Я тебя люблю.

Эти слова вырвались у нее сами собой. Действительно ли она его любила? Миледи толком не знала этого сама. Но в ее отношении к Косте Олейнику было что-то такое, что не укладывалось в рамки дежурного секса. Этому мужчине она не просто принадлежала - она хотела ему принадлежать.

- А если я иностранный шпион? - с усмешкой спросил Олейник. - Или, например, наемный убийца?

- На шпиона ты не похож! - авторитетно заявила Миледи. - А на наемного убийцу тем более. У тебя нос пуговкой.

- Чем-чем? - изумился Олейник.

- Пуговкой!

Олейник даже растерялся. Еще никто не позволял себе так разговаривать с ним.

- Сама ты пуговка, - сказал он и покачал головой.

Однако Миледи была не так проста, как казалось. Слова про наемного убийцу произвели на нее впечатление. Да и один змеиный взгляд Олейника чего стоил. Видно, не случайно Зоя предупреждала, что он опасный человек. Но углубляться в рассуждения на эту тему Миледи себе запретила, инстинктивно спрятав голову под крыло.

Олейник, несмотря ни на что, все-таки продолжал подготовку к убийству Зои. Любовь любовью, а дело прежде всего. Он исподволь, очень ненавязчиво стал выспрашивать Миледи о хозяйке «Золотого века». И тут женская интуиция не подвела Миледи. По ничтожным мелочам она догадалась, что жизнь ее подруги в смертельной опасности. И когда Олейник объявил ей, что завтра они улетают в Венецию, Миледи поняла, что роковой час пробил. Ей стоило невероятных усилий не выдать своих переживаний.

- Как завтра? - спросила она. - А паспорта, визы, билеты?

Олейник небрежно швырнул на стол два заграничных паспорта и два аэрофлотовских билета.

- Но это же не я!… - воскликнула Миледи, заглянув в паспорт, где стояла другая фамилия, другое имя и была приклеена фотография незнакомой женщины, чем-то, правда, похожей на нее.

- Теперь - ты.

Олейник сказал это таким тоном, что было ясно - возражений не потерпит.

- Хорошо, - сказала Миледи, опустив глаза. - А как же с моей работой? Предупредить надо.

- Не надо. Сами догадаются, что ты уехала.

Через полчаса Олейник куда-то отлучился, и Миледи, дрожа от страха, набрала номер домашнего телефона Зои.

Она работала в этот вечер на подиуме словно во сне. Узнать, в ресторане ли Зоя, у нее не хватило духа. Олейник не встретил ее после работы. Не было его и дома. Он вернулся только под утро, с каменным лицом, отстранил бросившуюся к нему Миледи и жадно закурил. Но после двух затяжек щелчком выбросил сигарету в окно и достал из кармана мобильный телефон.

- Это я, - сказал Олейник, дождавшись ответа. - Нет, не в порядке, объект исчез. Скрылся. Нет. Утечка информации произошла у вас. Спорить со мной бесполезно. Нет, этот вариант отпадает. Я дважды на дело не хожу. Разбирайтесь сами. Деньги возвращаю. Что? Я вам могу обещать только легкую смерть. Вы знаете, в каком случае.

Олейник выключил телефон и посмотрел на Миледи. Она почувствовала, что сейчас решается ее судьба.

- Ты что-нибудь поняла? - спросил Олейник.

- Только одно. Мы завтра не летим в Венецию, да?

- Да. Поедем туда недельки через две.

- А на работу мне ходить?

- Конечно.

Миледи удалось скрыть свою радость. Значит, Зоя поверила ее звонку и где-то спряталась. Миледи еле дождалась следующего вечера и, придя в «Золотой век», узнала, что Зоя Павловна внезапно уехала на курорт поправить пошатнувшееся здоровье.

Ночью Миледи, как бы невзначай, обмолвилась об этом Олейнику. Тот сделал вид, что пропустил ее слова мимо ушей. Но про себя подумал, что поступил правильно, решив отдать деньги заказчику. Неожиданное исчезновение намеченной жертвы было редким случаем. Однако второй попытки Олейник не делал никогда. Не из суеверия. Ничтожная песчинка способна вывести из строя точнейший механизм. Маленькая утечка информации грозила серьезными неприятностями. Отправляясь на дело во второй раз, можно было угодить в ловушку. В таких случаях Олейник сразу обрубал все концы.

Глава четвертая Бегство от себя

Год 1996-й. Жанна

Первым, как всегда, почуял запах жареного «Московский комсомолец». Не блещущее особой оригинальностью название статьи «Кавказские пленники» было вынесено на первую полосу, и броский заголовок привлек внимание Жанны, проходившей мимо газетного киоска.

Ничего конкретного в статье не было. Одни догадки. Автор и сам признавал, что считает захват заложников во время киноэкспедиции в горы, к сожалению, достаточно традиционным фактом. Главный интерес читателей должна была вызвать фигура известной певицы Жанны Арбатовой, попавшей в этот переплет. Все-таки эстрадных звезд похищают не каждый день. Основной упор в статье был сделан на то, что освобождение Арбатовой покрыто непроницаемой тайной. Автор излагал различные версии того, кто и как вызволил ее из плена. Его занимал вопрос, почему все члены съемочной группы, включая певицу, твердили, что ничего особенного с ними в горах не произошло.

Они просто ждали солнечной погоды.

Жанну еще раньше испугал жадный интерес журналистов, атаковавших ее на следующий день после возвращения в Москву. Помня предупреждение человека в черном плаще, она ни с кем не стала встречаться, а по телефону отвечала, как договорились: задержка в горах случилась из-за дождливой погоды. Жанна была уверена, что и остальные члены съемочной группы вели себя так же осторожно. Кстати, об оставшемся в горах Тимуре им велено было говорить, что он занят своими делами и в Москву вернется позже.

Но у журналистов были, очевидно, свои каналы информации. Вслед за «Московским комсомольцем» о приключениях съемочной группы стали писать и другие газеты, стараясь перещеголять друг друга по части сенсационных откровений. Но все это тоже были сплошные домыслы, иногда совсем уж фантастические. Так, в одной газете поместили бредовую историю о том, что известный полевой командир хотел сделать Арбатову свой наложницей, а в другой объявили историю с захватом киногруппы ловким рекламным трюком.

Вся эта шумиха в прессе действительно сделала Жанне совершенно неожиданную рекламу. Ее упросили дать пять сольных концертов в «Октябрьском» и два в «России». Они прошли поистине с триумфальным успехом. Спекулянты просили за билеты у входа десятикратную цену. Семь клипов с песнями Жанны, еще раньше сделанных Тимуром, телевидение крутило при каждом удобном случае.

Конечно, ее умоляли отдать и последний клип с песней «Ручьи, где плещется форель», на досъемках которого и произошли события, так интересовавшие всех.

Это стало бы настоящей бомбой. Но Жанна забрала из монтажной все так называемые исходники и спрятала их дома вместе с непроявленными рулонами пленки, привезенными с Кавказа. Ей не хотелось отдавать снятый Тимуром материал в чужие руки. Где-то в самом потаенном уголке сердца у Жанны теплилась робкая надежда, что когда-нибудь Тимур вернется и все опять будет хорошо. Ну, а если нет, тогда она просто сожжет пленку и их последнюю совместную работу с Тимуром так никто и не увидит.

Ответственные выступления в престижных залах на время отвлекли Жанну от переживаний. А когда концерты закончились, она почувствовала себя паршиво. Тимур все время стоял у нее перед глазами, и она корила себя за те слова, которые крикнула ему, убегая.

Боря Адский, снова воспрянувший духом, надоедал ей, предлагая различные варианты гастролей.

- Жанна! - стонал он. - Мы же такие сумасшедшие бабки можем снять! Ты же сейчас у всех на устах!…

Жанна вяло отбивалась.

И тут, как нельзя кстати, она получила приглашение на сочинский фестиваль «Кинотавр». Уже само по себе оно означало, что Жанна допущена в круг избранных. Но ее это мало обрадовало. Она ухватилась за приглашение, потому что это был удобный повод отвлечься от грустных мыслей, и тут же дала согласие.

На чартерный рейс в Сочи собралось такое количество знаменитостей, что, если бы самолет, не приведи господь, разбился, на сцене и на экране просто не на кого оказалось бы смотреть. Все были шумны и веселы, словно школьники, сбежавшие с нудных уроков. В салоне еще до взлета по рукам пошли откупоренные бутылки и фляжки. В хвосте самолета уже через пять минут забренчала гитара. Бесконечные байки и анекдоты сыпались как из мешка, вызывая общий хохот. Стюардессы порхали по проходу и отчаянно стреляли глазами по сторонам, возбужденные такой концентрацией кумиров.

Жанна без особого удивления обнаружила, что знает здесь почти всех. Ей уже приходилось бывать на всевозможных презентациях и клубных вечеринках. За редким исключением, тусовка всюду была одна и та же. Если где-то, к примеру, не было Джуны, то был астролог Глоба. Отсутствие Славы Зайцева компенсировалось наличием визажиста Сергея Зверева. Машу Распутину могла заменить Вика Цыганова, Николая Караченцова - Сергей Шакуров, Гарика Сукачева - Андрей Макаревич. Или наоборот. Ни атмосферы, ни существа проиходящего это не меняло. Впрочем, богемная жизнь всегда была такой. Просто раньше она бурлила в стенах закрытых творческих домов, а теперь вырвалась на всеобщее обозрение.

На второй час полета пассажирам захотелось какого-то общего развлечения, и из своего кресла был вынут и поставлен в проход поэт Владимир Вишневский, автор оригинальных одностиший.

Старшая стюардесса протянула ему из-за занавесочки микрофон на длинном шнуре, и поэт начал свою привычную стрельбу одиночными залпами:

- Анализы он сдал, но их вернули!

- А вот жену здесь расчленять не надо!

- Такое время - страшно за собак!

Многие фразы были слушателям уже знакомы, но их все равно встречали смехом и аплодисментами.

Ощущение праздника не покинуло гостей кинофестиваля и в Сочи. Правда, фильмы честно ходили смотреть в основном члены жюри. Остальных больше манил пляж, где отчаянные смельчаки бросались в еще не прогретое июньским солнцем море, и дружеские посиделки в барах гостиницы «Жемчужина».

Кое-кто днем просто отсыпался, потому что день и ночь здесь поменялись местами. Именно ночью в «Жемчужине» начиналась по-настоящему активная жизнь. В ресторане за накрытыми столами собирались душевные компании, расслаблявшиеся до рассвета. Один вечер их слух услаждала «Машина времени», другой - доводил до колик Михаил Жванецкий, третий - заставляла танцевать джазовая группа «Алекс-шоу». А потом к микрофону подтягивался разгоряченный народ из-за столиков. Кто с песней под гитару, кто с забавной байкой, кто с пародией на известных лиц. Вытащили к микрофону и Жанну. Сев за рояль, она спела несколько своих шлягеров и, хотя была не в ударе, сорвала бешеные аплодисменты. Именно после этого к ее столику вразвалку подошли два коротко стриженных амбала, два типичных «братка», одного из которых звали Мироном, а другого - Жекой.

- Чего ж это вы так мало спели? - сказал Мирон, подсаживаясь без приглашения. - Мы только кайф начали ловить. Да, Жека?

- Точно, - подтвердил Жека, нависая над столом.

Жанне вдруг показалось, что они сейчас вырвут у нее из рук сумочку.

- У меня тут не сольный концерт, - сказала она осторожно.

- Вот в том-то и дело, - подхватил Мирон. - А наши пацаны хотят вас еще послушать.

- Точно, - опять отозвался Жека.

- Ну, может быть, в другой раз.

- А нам сегодня хочется, - сказал Мирон и улыбнулся. Улыбка у него была страшная, мертвая какая-то. Жанна невольно бросила взгляд в сторону, но все вокруг были заняты собой.

- Короче, есть такой вариант, - продолжил Мирон. - У нас тачки стоят на приколе. Тут всего минут десять езды. Мы в Дагомысе с пацанами живем. Посидим культурно. Там стол уже стоит, все схвачено. Ну и вы нам попоете, сколько захочется. Не за так, конечно. Нам для кайфа бабок не жалко. Кто к нам ездил, все довольные оставались. Да, Жека?

- Точно, - сказал Жека, не знавший, видно, других слов.

- Вот позавчера у нас этот… Ну как его?… Ну, в общем, типа заслуженный артист, в кино снимается… Вот, блин, фамилию забыл! Так он позавчера у нас даже чечетку бил прямо на столе.

И ничего. Все в кайф.

Выложив этот убийственный аргумент, Мирон уставился на Жанну свиными глазками. Она была в полнейшей растерянности, не понимая, как отвязаться от этой парочки и откуда вообще здесь могли появиться подобные типы.

Между тем все было проще простого. Фестиваль требовал огромных денег, а богатые спонсоры были наперечет. Вот и приходилось пускать в свободную продажу дорогущие путевки для всех желающих. Желающих-то было много, а вот деньги на двухнедельное пребывание в звездной тусовке имели далеко не все. Что касается бандитов разных мастей, то как раз им поездка в Сочи была по карману. А уж о том, как тешил их самолюбие сам факт общения с артистическим миром, и говорить было нечего. Криминальные авторитеты всегда любили посидеть за столом с известными артистами и сфотографироваться с ними в обнимку, чтобы потом щеголять фотографией с автографом знаменитости. При этом авторитеты, естественно, не вели разговоров о грабежах и убийствах. Они разыгрывали роли солидных бизнесменов, так что простодушные служители муз не чувствовали себя дискомфортно. Впрочем, простодушие не у всех было искренним. Заявил же как-то один популярный певец перед журналистами, что за хорошие деньги он готов выступить даже на воровской «малине».

Поэтому было почти естественно, что в день торжественного открытия фестиваля первые ряды заполнили квадратные, коротко стриженные здоровяки, оттеснив в сторону артистов и режиссеров, слабые протесты которых успеха не имели.

Все понимали, что с посланцами криминального мира, приехавшими сюда оттянуться, лучше не конфликтовать. К тому же их присутствие служило надежной гарантией от наездов местных «братков». Собственно говоря, ничего иного ожидать и не приходилось. Ситуация на фестивале была точно такой же, что и во всей стране.

Жанна ничего этого не знала. А если бы и знала, то все равно не была готова к неожиданной атаке.

- Ну так что? - спросил Мирон. - Погнали к нам?

- А можно в другой раз? - спросила Жанна, ненавидя себя за жалобный тон. - Мне скоро должны в номер звонить по межгороду. И вообще, я сегодня не в форме. Голова раскалывается.

- Ну смотрите. Наше дело предложить. - Мирон снова улыбнулся своей мертвой улыбкой. - Другого раза, может, и не будет. Типа того, что поезд ушел. Да, Жека?

- Точно.

- Вы только не обижайтесь, ладно? - торопливо добавила Жанна.

Амбалы, не ответив, перешли к другому столику, где их переговоры пошли успешней.

Год 1997-й. Зоя

Очнувшись, Зоя никак не могла сообразить, где она находится. Голова болела до рези в глазах, к горлу подступала тошнота, и все тело было слов

но налито свинцом. К тому же она совершенно окоченела под одной простыней.

Зоя с трудом оторвала голову от плоской серой подушки и осмотрелась. Вокруг нее на железных кроватях под простынями спали тяжелым сном еще несколько женщин. Стены большой комнаты были покрашены в безрадостный больничный цвет. Женщина с соседней кровати смотрела на Зою остановившимся мутным взглядом.

- Я что, - хрипло спросила Зоя, - заболела, что ли?

- Ну да, заболела, - ответила женщина.

- Чем?

- Все мы здесь одним и тем же больны.

- Это что за больница?

- Вытрезвитель это, милая моя! Женский вытрезвитель!…

Зоя уронила голову на подушку и закрыла глаза. Она попыталась вспомнить вчерашний вечер. Как она ни крепилась, ей не удалось совладать с собой. В сумерках Зоя все-таки прикончила початую бутылку «Московской», запив водку теплой пепси-колой. Все последующее было в сплошном тумане. Вряд ли ее увезли в вытрезвитель из дома. Значит, патрульная машина подобрала ее прямо на улице. Возможно, ее шатало из стороны в сторону, а может быть, она просто валялась на грязном тротуаре.

Зоя думала об этом с полнейшим безразличием. Она поставила на своей жизни жирный крест, и такие детали, как вытрезвитель, уже не имели никакого значения. Теперь вообще ничего не имело значения, кроме ежедневной порции спиртного, позволявшего хоть как-то забыться…

А ведь совсем недавно, на поминках мужа, Зоя с трудом заставила себя выпить рюмку водки. Поминки устроили в банкетном зале «Золотого века», и на них пришли все служащие ресторана. Необщительного Соловых знали мало, да и сам факт его непонятного самоубийства всех озадачил, поэтому после дежурных добрых слов в адрес покойного за большим столом наступила тишина. Потом, конечно, спиртное развязало языки, но в общем застольном шуме многие шушукались, обсуждая возможные причины самоубийства.

Для следствия роковой выстрел Соловых так и остался загадкой. Зоя не могла открыть правды даже адвокату, взявшемуся ей помочь по чьему-то наущению. Не добившись от Зои толку, он предложил ей совсем уж дикий вариант:

- А может, мы скажем следствию, что самоубийство произошло по сексуальным мотивам?

- То есть? - насторожилась Зоя.

- У вас же с супругом была солидная разница в возрасте?

- Ну и что?

- Возможно, он уже не мог исполнять свои супружеские обязанности. Такая психологическая травма может привести мужчину даже к самоубийству. Подобные случаи известны.

- То есть вы предлагаете объявить его импотентом?

- Извините, Зоя Павловна, но ему уже все равно. А следствие вполне может принять такую версию.

- Ну уж нет! - решительно сказала Зоя. - Я на его могилу плевать не стану. Тем более что он был нормальным мужиком.

Она отвернулась, чтобы скрыть слезы. Того, что творилось в ее душе, не должен был знать никто.

Следователь, однако, думал иначе, дважды в неделю вызывая Зою на допросы. Чутье подсказывало ему, что она каким-то боком причастна к смерти Соловых. Но копал он не в том месте.

- Вы ведь однажды уже нарушали Уголовный кодекс, - сказал следователь при очередной встрече. - И даже отбывали срок на стройках Большой химии.

- Меня освободили досрочно, - ответила Зоя. - Сто лет с тех пор прошло. И вообще дело было пустяковое.

- А вот в материалах, гражданка Братчик, упоминается ваш сообщник в милицейской форме. Это, случайно, не супруг ваш был? Не Соловых?

- Нет. Случайный человек. Я его не знала.

- Не знали, но вступили в преступный сговор?

- Меня уже тогда наказали. При чем здесь это сейчас?

- Для ясности картины.

Картина, однако, не прояснялась. Вызовы к следователю становились все реже, но душевного спокойствия Зоя так и не обрела. Хуже всего, конечно, дело обстояло с Маринкой. Под ее непонимающим взглядом Зоя терялась, не зная, что сказать. Маринка не то чтобы что-то подозревала, но, судя по всему, не верила матери.

Зое стоило немалых трудов и очень больших денег отправить ее на двухмесячную стажировку в Лондон с группой отличников по английскому языку. С отъездом дочери стало чуточку полегче. Но только чуточку.

Что касается Пети, то Зоя долгое время просто не могла его видеть. Он напоминал ей о вине, которую она не могла искупить. Поначалу Пете хватило ума не мелькать у Зои перед глазами, но через месяц он стал ее подкарауливать в разных местах. Он ничего не говорил, только преданно смотрел на Зою собачьими глазами. Она проходила мимо, слегка кивая ему.

И тут произошла новая катастрофа. Видно, «Золотой век» стоял на каком-то проклятом месте. Однажды после проливного дождя, длившегося без перерыва двое суток, ресторан в буквальном смысле слова внезапно провалился под землю. Потом уж было установлено, что здание, в нарушение всех норм, построили фактически на пустоте. Ливень, подмыв почву, только ускорил катастрофу. За последнее время провалы в Москве стали не редкостью, но этот потрясал своим масштабом. Здание треснуло и почти наполовину ушло под землю. Еще повезло, что произошло это около пяти утра и в «Золотом веке» не было людей. Обошлось без человеческих жертв, но ресторан был уничтожен и восстановлению не подлежал. Аварийные бригады довершили сделанное природой, и вскоре на месте «Золотого века» зияла громадная яма, окруженная глухим забором.

Зоя восприняла это как кару за свою супружескую измену и за гибель Соловых. Бог ей не простил. Спасибо, пожалел Маринку. Когда Зое по телефону сообщили о случившемся, она даже не удивилась, а только вздохнула:

- Так мне и надо!…

Покорность, с которой она приняла этот удар судьбы, всех удивила. Но у Зои не было ни сил, ни желания возрождать ресторанный бизнес. Она даже завершить дела поручила своему заместителю, получив причитавшееся ей выходное пособие как рядовой служащий.

В день катастрофы, когда она вернулась домой после осмотра развалин «Золотого века», к ней без звонка явился Петя.

- Уходи! - сказала Зоя, увидев его на пороге.

- Подожди… Давай поговорим.

- Нет, Петя. Уходи!…

Она захлопнула дверь перед его носом и, прислонившись к стене, тихо заплакала. Через некоторое время Зоя успокоилась и посмотрела в дверной глазок. Петя стоял на лестничной площадке.

Год 1996-й. Миледи

Желание поехать за рубеж с Миледи не давало Олейнику покоя. В конце концов, должен же был он когда-то получить награду за свою неудавшуюся, корявую жизнь, в которой никогда не случалось настоящих праздников. Но Олейнику нужны были деньги. И не просто деньги, а большие. Совсем недавно ему подвернулась возможность заработать такую сумму, какой он не получал ни разу.

Но Олейник отказался. Что-то помешало ему хладнокровно отправить на тот свет редактора одной ультрадемократической газеты Михаила Юсупова. Может быть, то, что в свое время Юсупов яростно выступал против войны в Афганистане, а сейчас помогал чем только мог инвалидам той войны. А может быть, то, что Юсупов, как и Олейник, находился в тисках между погрязшими в коррупции властями и бандитами, рвущимися во власть. Но если Олейник выполнял заказы обеих сторон, то Юсупов очертя голову сражался с ними. Словом, Олейник не стал ввязываться в это дело. Теперь вспомнил о нем. А смутные сомнения он решил заглушить, запросив вдвое больше, чем ему предлагали. Этой суммы хватило бы на то, чтобы три-четыре года безбедно прожить с Миледи даже в Ницце.

Олейник позвонил по номеру, сохранившемуся в его цепкой памяти. После обмена кодовыми словами он сказал:

- У вас еще есть необходимость в моих услугах?

- Созрел наконец?

- Я не понял: да или нет?

- Ну а если да?

- Тогда не будем тянуть резину. Но прейскурант изменился. Сами знаете, жизнь дорожает.

- И смерть тоже?

Олейника покоробило. Он промолчал.

- Извините за неудачный каламбур, - сказал собеседник. - Диктуйте ваши условия.

Они пришли к соглашению довольно быстро, поскольку оба были деловыми людьми и знали что почем.

Договорились на завтра о передаче аванса и досье на клиента.

С этого дня Миледи видела Олейника редко, да и то урывками. Он готовился к акции очень тщательно, изучая характер жертвы, привычки, режим дня, маршруты передвижений. Дело осложнялось постоянным присутствием опытного телохранителя и тем, что вокруг Юсупова всегда было много людей.

Миледи ночами работала в ресторане, а остальное время безвылазно сидела дома, ожидая в любую минуту появления Олейника.

Вот и на этот звонок в дверь она выскочила с радостной улыбкой, которая, впрочем, тут же погасла.

Перед ней стоял какой-то уродец в очках с толстыми стеклами.

- Опять не узнаете? - сказал он, осклабившись. - Ну конечно. Столько лет. А вот вы совсем не изменились. Все такая же, какой были в Мацесте.

- Вы Антон?… - спросила Миледи, чувствуя, что пол уходит у нее из-под ног.

- Он самый. Вижу, вы не очень-то рады.

- Что вам еще надо? - простонала Миледи. - По-моему, каждый из нас давно получил свое.

- Я тоже так думал. А тут разбирал свои завалы и наткнулся на негативы. Те самые. Я ведь вам тогда только фотографии дал, верно? А про негативы совсем забыл. Я бы на вашем месте взял их себе. Для спокойствия.

- Сколько вы за них хотите? - спросила Миледи, торопясь закончить разговор.

- Ну мы уже с вами когда-то уговорились, что в жизни не все измеряется деньгами. Может быть, разрешите войти? Неловко как-то на пороге.

- Нет-нет! - поспешно сказала Миледи.

Больше всего она боялась, что сейчас появится Олейник. Тогда пришлось бы рассказать ему историю гибели Малюли. Но не это было самое страшное, а то, что она за фотографии переспала с этим уродом Антоном. Миледи представила себе змеиный взгляд Олейника и схватилась рукой за косяк, чтобы удержаться на ногах. Антон выжидательно смотрел на нее.

- Понимаете, я замужем… - тающим голосом сказала Миледи. - Муж вот-вот вернется…

- …и все узнает, - подхватил Антон. - Неприятная ситуация. Тем более ее надо поскорее разрешать. Да и я всего на три дня в Москве. Я думаю, у вас за трое суток часок для меня найдется? Заодно и негативы заберете.

- Хорошо, хорошо, - сказала Миледи. - Только не приходите и не звоните. Я сама вам позвоню. Вам есть куда позвонить?

- Есть. - Антон вынул из кармана бумажку и черкнул на ней номер. - Это в гостинице. Я живу один. Только не забудьте - у нас с вами всего три дня. Не позвоните - сами будете виноваты.

Олейник, как он ни был погружен в свои заботы, сразу заметил, что Миледи не в себе. Ощущение близкой опасности пронзило его знакомым холодком.

- Что тут без меня случилось? - спросил он. Миледи заплакала.

- Не разводи сырость! - приказал Олейник. - Говори! Быстро!

И она рассказала ему все, умолчав лишь о ночи, проведенной с Антоном.

- Сколько он хочет? - спросил Олейник.

- Ему деньги не нужны.

- А чего же ему тогда надо? Тебя?

Миледи кивнула, не смея поднять глаз. На скулах у Олейника вздулись желваки.

- Дай-ка мне телефон этого Антона, - сказал он.

- Ты хочешь с ним поговорить? - Миледи вся сжалась.

- О чем мне с ним разговаривать?

- А тогда зачем телефон?

- Чтобы больше проблем не было.

На этом их разговор закончился. Олейник сдержал свое обещание. Проблема была решена радикально.

Через день в телевизионных новостях Миледи узнала о нелепой гибели человека на станции метро «Полежаевская». Он упал с платформы под колеса поезда. Судя по документам, погибший был приезжим из Мацесты.

Год 1996-й. Жанна

Суламифь, Суля, была на эстраде личностью известной - не столько своим голосом, сколько экстравагантностью. На самом-то деле ее звали незатейливо - Нина. Но в ней было намешано столько разных кровей, что для сценического псевдонима она имела право выбрать любое имя.

Она выбрала библейское - Суламифь. Широкоскулое лицо с вывернутыми губами и черными глазищами в обрамлении длинных ресниц, длиннющие ноги и впечатляющий бюст позволили ей создать образ эдакой роковой восточной красавицы. Она умело поддерживала имидж женщины-вамп, подчеркивая природную сексуальность и манерами, и своими откровенным туалетами. Сплетни о бурных романах Суламифи и ее скандальных выходках возникали постоянно. Ее и на родине-то заваливали дорогими подарками, а уж когда она попала в одну из арабских стран, то свела там с ума какого-то нефтяного шейха. Из-за нее тогда на сутки был задержан в порту туристический теплоход. Вернее, не из-за нее, а из-за крокодила, полученного Сулей в подарок от шейха. Целые сутки решался вопрос с транспортировкой экзотического животного.

- И ты отказалась к ним поехать? - спросила Суля, выслушав рассказ Жанны про двух амбалов, приставших к ней.

- Как видишь.

- Ну и дура!

- Почему?

- Во-первых, кучу баксов заработала бы. Они знаешь как выпендриваются? Швыряют кто больше.

- А во-вторых?

- А во-вторых, с этим народом вообще лучше не возникать.

- Убьют, что ли?

- Убить не убьют. Но если обидятся - от них хорошего не жди.

- Так что мне, на коленях у них прощения просить?

- Ну это уж слишком. Но если еще позовут, соглашайся без звука. Ты не думай, что они тебя там трахнут. У них для этого свои телки есть. Им кайф словить надо от того, что они со звездой дружбаны. Усекла?

Жанна кивнула. Она вдруг подумала о том, почему Суля имеет такой успех у мужиков. Ведь стоит ей открыть рот - и вульгарщина бьет из нее фонтаном. Но, может быть, мужикам это нравится, возбуждает даже. Впрочем, дело было не в словах, а в их сути. Суля знала, что говорила. Не случайно же в ее свите постоянно находились телохранители, похожие на Мирона и Жеку, как родные братья.

Именно это обстоятельство привело к трагическому происшествию, ставшему мрачным финалом праздника.

В день закрытия фестиваля, после вручения премий, был устроен заключительный концерт, в котором приняла участие и Жанна. Обставлено все было очень эффектно. Из открытого бассейна возле гостиницы еще накануне слили воду и насухо протерли кафельное дно. В образовавшейся чаше расставили столики для гостей и участников фестиваля. Все это было окружено гирляндами цветных огней. На бортике бассейна построили небольшую эстраду, оснастив ее осветительной и звуковой аппаратурой. Артисты переодевались и накладывали грим в раздевалках бассейна и по специальному туннелю выходили под свет прожекторов. Хотя концерт и шел в режиме нон-стоп, между номерами звучала музыка, и все из-за столиков шли танцевать. Затем концерт продолжался.

Жанна редко принимала участие в сборных концертах, а потому напряженка, возникшая за кулисами из-за того, кому в какую очередь выходить, ей показалась по меньшей мере нелепой.

Между тем страсти разгорелись нешуточные. Недавней атмосферы братства как не бывало. Каждый хотел выступить попозже, на уже разогретой публике. Кроме того, было очевидно, что первыми выпускают кого ни попадя, а к финалу берегут настоящих звезд.

До поры до времени еще как-то удавалось примирить обидчивых артистов. Но когда за кулисами появилась Суламифь в сопровождении своих квадратных телохранителей, запахло грозой. То ли ее взбудоражила порция джин-тоника, принятая минуту назад, то ли ей просто вожжа под хвост попала, но Суля сразу же перешла на крик. Проблема не стоила и выеденного яйца. Она требовала, чтобы ее номер поставили за номером Сергея Федина, а не перед ним, как значилось в программе. Причем Суля, по своему обыкновению, устроив этот безобразный скандал, не стеснялась в выражениях. Федин был человеком мягким и даже лиричным, что подтверждали исполняемые им под гитару баллады. Он не имел никакого отношения к составлению программы и потому крепился до последнего. Но Суля, распалившись, совсем потеряла голову.

- Будут еще тут возникать всякие, - крикнула она, - которые себе имя своей задницей заработали.

Все присутствующие оторопели.

- Что, что? - тихо спросил побледневший Федин. - Что ты сказала?

- А что? - язвительно спросила Суля. - Это такой большой секрет, что ты голубой? Разве жена не поэтому от тебя ноги сделала?

Удар был страшный и подлый. Все знали, как Серега Федин переживал из-за недавнего развода, причиной которого была вовсе не голубизна, с ходу выдуманная Сулей.

. - Сулька, ты что!… - ахнул кто-то.

Федин отшвырнул в сторону гитару, с грохотом и звоном упавшую на кафельный пол, и бросился к обидчице. Но она поспешно отступила за спины двух телохранителей. Федин не умел драться. Но охватившая его ярость была так сильна, что ему удалось потеснить телохранителей, каждый из которых мог бы, в принципе, одним щелчком размазать Федина по стенке.

- Придушу гадину!… - выкрикнул Федин.

А дальше произошла совсем уж дикая вещь. Приглушенно хлопнул выстрел, и Серега Федин медленно осел на пол, схватившись рукой за горло. В наступившей тишине отчетливо послышался его хрип. И тут же он завалился на спину. Из раны на шее фонтаном ударила кровь. Каблуки Федина заскребли по кафельному полу.

Жанна первой, поборов оцепенение, кинулась к упавшему и увидела его стекленеющий взгляд.

- Что ж вы наделали, сволочи?! - тонко вскрикнула она. - Вы же убили его!…

Но ни Сули, ни ее телохранителей рядом уже не было.

- Врача надо! Скорее! Может, его успеют спасти!… - снова крикнула Жанна.

Началась бестолковая суета. Кто-то побежал за врачом, кто-то попытался положить Федина поудобнее, остановить кровь.

- Не надо его трогать, - сказала Жанна. - Только хуже будет.

Ее послушались. Но Жанна видела, что Федину уже ничем нельзя помочь. Подтвердил это и прибежавший врач. Он не был специалистом по огнестрельным ранениям, но тут специалиста и не требовалось. Федин уже не дышал.

Пришлось все-таки вызвать уже бесполезную «Скорую», чтобы зафиксировать факт смерти, и милицию, поскольку выстрел в горло при всем желании нельзя было выдать за пищевое отравление. Так с черным юмором заметил директор гостиницы, по тревоге прибежавший в раздевалку.

А в бетонной чаше осушенного бассейна продолжались танцы. И никто даже внимания не обратил, что перерыв между номерами так странно затянулся. Позже концерт возобновился. Устроители фестиваля решили до утра не объявлять о случившейся трагедии. И, наверное, поступили разумно. Ничего поправить было нельзя, а мрачный финальный аккорд только испортил бы ни в чем не повинным людям все впечатление от двухнедельного праздника.

Жанну допросили в числе остальных свидетелей нелепого убийства. Следствием было установлено, что выстрел произведен из газового пистолета, переделанного в боевой. Стрелявший бесследно исчез вместе со своим напарником. До запершейся в своем номере Суламифи едва достучались. Она была в истерике, и добиться от нее связного рассказа о телохранителях не удалось. Выяснилось только, что они оба были из частной охранной фирмы «Кольт», которая была распущена еще полгода назад. Убийца и его напарник были объявлены в розыск, но дал ли он какие-нибудь результаты, так и осталось неизвестным.

На следующий день фестивальная тусовка разъезжалась. Конечно, известие о смерти певца никого не оставило равнодушным. Но у Сергея Федина тут не было ни друзей, ни даже близких знакомых, и его тело осталось лежать в местном морге.

И тут проявил свое благородство Марк Король, приехавший в качестве почетного гостя на закрытие фестиваля. Он сдал свой билет на Москву и в одиночку занялся печальными хлопотами. Впрочем, не совсем в одиночку. Узнав, что Король остается, сдала свой билет и Жанна.

Она встретила Короля у стойки портье.

- Здравствуйте, Марк, - сказала она. - Я Жанна Арбатова.

Король взглянул на нее сверху вниз. Уголок рта у него дернулся:

- Та самая, с которой меня заставили спеть дуэтом?

- А вы такой злопамятный?

- Был бы я злопамятный…

- …я бы не пела, а сцену подметала? - опередила его Жанна, которую взбесил снисходительный тон певца.

Король неожиданно улыбнулся:

- А у вас характер не сахар.

- Так я с вами и не собираюсь чай пить.

- А что же тогда? Хотите еще раз спеть дуэтом?

Разговор пошел дурацкий, и Жанна взяла себя в руки.

- Я знаю, вы остались из-за Сережи Федина. Могу я вам чем-нибудь помочь?

- Вы его хорошо знали?

- Совсем не знала. Но разве это имеет значение?

В лице Короля что-то переменилось.

- Честно говоря, - сказал он, - я и сам справлюсь. Но вдвоем все-таки веселее. Хотя какое тут к черту веселье!…

- Скажите, Марк, а почему, кроме нас с вами, никому дела нет до убитого? Все так быстро разбежались…

- Что же тут непонятного? У одних срочные дела, другим все это до лампочки, третьи испугались, как бы они не оказались следующими.

- Значит, весь цирк в дерьме, а мы одни в белых фраках?

- Мне белое не идет, - сказал Король. - Купил как-то у Сен-Лорана белый смокинг, так меня в кафе на Елисейских Полях за гарсона приняли.

Король всегда был переполнен ощущением собственной значимости. И то, что он рассказал о себе такую байку, означало не только заключение мира, но и приглашение к дружбе.

За два дня, проведенных в Сочи с Королем, Жанна переменила о нем мнение. Своей непомерной популярностью в эти дни Марк пользовался только для того, чтобы прошибить бюрократические барьеры и отправить тело несчастного Сереги Федина в Москву. Все расходы Король взял на себя, но попросил Жанну не болтать об этом. Они вдвоем сопровождали в пути цинковый гроб.

Год 1996-й. Зоя

Рано утром Зоя обнаружила Петю сидящим на ступеньках лестницы, где он провел всю ночь.

- Ты долго собираешься тут сидеть? - спросила она, приоткрыв дверь.

- Пока не поговорим.

За дверью соседей защелкали замки. Кто-то собирался выйти на лестничную площадку.

- Ладно, входи, - сказала Зоя.

Они прошли на кухню.

- Я тебя слушаю, - сказала Зоя, не присаживаясь.

- Дай водички, - сказал он. - В горле пересохло.

Она налила ему воды из-под крана. Петя жадно осушил стакан.

- Теперь, наверное, поесть попросишь? - спросила Зоя с насмешкой.

- Не бойся, ничего я у тебя просить не собираюсь.

- Тогда зачем пришел?

- Ну как я мог не прийти? Как? Ты поставь себя на мое место.

- Спасибо. Мне и на своем сдохнуть хочется.

- А я что, разве этого не понимаю? И так уж получилось, что ты осталась одна. А тут еще этот ресторан долбаный провалился.

- И правильно. Это мне в наказание.

- Да брось ты. Аварийщики говорили, что он все равно бы не устоял. Не сейчас, так через месяц. И ты тут ни при чем.

- Ладно. Это проехали. Что еще?

- Скажи, чем я тебе могу помочь. Ты только скажи!

- Да нельзя мне помочь, Петя. И потом, ты уже один раз помог! Век не забуду.

Петя стиснул зубы.

- Я тебя не насиловал, - глухо сказал он.

- Вот тут ты прав. Я сама слаба на передок оказалась.

- Зачем ты так про себя говоришь, как про какую-то курву подзаборную?

- А кто я такая есть?

Петя не ответил. Они долго молчали, не глядя друг на друга.

- Ну ладно, - сказала Зоя устало. - Все?

- Я не знаю, что тебе сказать, - тихо ответил он. - И когда шел сюда, тоже не знал. Просто не мог не прийти. Я тебя люблю, Зоя. Вот как хочешь. Люблю, и все…

- Да пойми же ты, что нельзя нам теперь быть вместе! - с горечью заговорила Зоя. - Нельзя! Кровь на нас на обоих!

- Разве мы убили?

- Конечно, ни ты, ни я на курок не нажимали. Но ведь все из-за нас случилось!

- Ничего назад не вернешь, Зоя. Ну, прогонишь ты меня. Что от этого изменится? Или ты боишься того, что люди скажут?

- Да плевала я на людей! Я сама себя в зеркале видеть не могу! Ну, допустим, будем мы с тобой вместе. Но я же все равно никогда не забуду, какую цену за это заплатила!

- Ты так и так этого не забудешь. И я не забуду. Но вдвоем все-таки легче. Давай уедем отсюда куда-нибудь, а?

- От себя все равно не убежишь.

- Может, тогда вообще жить не стоит? Тогда давай вместе, а?

Петя внезапно вскочил и вытащил упирающуюся Зою в лоджию. Глаза у него были бешеные.

- Ну давай, давай! - лихорадочно твердил он. - Возьмемся за руки, встанем на перила - и привет! И все вопросы решены! Ну?…

Она с трудом выдернула у него свою руку и попятилась:

- Ты что, сбесился?…

Петя, не отвечая, вернулся на кухню и закурил, уничтожая сигарету короткими, злыми затяжками.

- Ты бы правда прыгнул? - негромко спросила Зоя.

- Давай проверим, - сказал он. - Хочешь?

- Нет… Хватит смертей… - сказала она и положила руку ему на голову.

Эту ночь они провели на разложенном диване в гостиной. Войти с Петей в спальню Зоя не посмела. Физически она была рядом Петей, но мысли ее были далеко. Как ни старался Петя заставить ее забыться, ничего из этого не вышло. Его страсть не находила в ней былого отклика. Когда Петя затих, она осторожно отстранилась от него и пролежала до рассвета без сна, вытирая беззвучно катившиеся по щекам слезы. Она не знала, что и Петя не уснул ни на секунду. Он лежал с закрытыми глазами, давая ей выплакаться.

Утром, оставив Петю на диване, Зоя пошла варить кофе. Она тяжело задумалась, стоя у плиты, и не сразу обратила внимание на посторонние звуки, доносившиеся из прихожей. А когда сообразила, что это поворачивается ключ в замке, и выбежала из кухни, было уже поздно.

Маринка стояла на пороге гостиной, ошеломленно глядя на Петю, сидевшего на разобранной постели в одних трусах.

- Мариша… - пролепетала Зоя. - Ты же только через неделю должна была…

- Нам сократили стажировку. - Маринка прищурилась. - А ты, я смотрю, быстро тут утешилась, мамуля!

Она ушла в свою комнату, хлопнув дверью.

- Все одно к одному, - упавшим голосом сказала Зоя. - Господи, что же теперь будет?…

Никакого скандала тем не менее не случилось, но это было хуже всего. Маринка просто перестала разговаривать с матерью, глядя на нее как на пустое место.

Только однажды, дней через пять после своего приезда из Лондона, она сказала безразличным тоном:

- Меня соседка вчера спросила: что, говорит, за мужик тут постоянно мелькает, ваш, что ли? Мне что отвечать? Наш?

Зоя покраснела до слез. Сказать на это ей было нечего. Но Маринка и не ждала ответа. Ей просто хотелось лишний раз уколоть мать. Вот тут-то Зоя впервые обнаружила, что рядом с ней живет совершенно незнакомая взрослая девица.

Умнее всех в создавшейся ситуации, как ни странно, повел себя Петя. Практически поселившись в Зоиной квартире, он взял на себя все хозяйственные заботы, но сделал это так незаметно, что и придраться было не к чему. Просто в нужный момент квартира была убрана, продукты куплены и обед готов. С соседями по дому Петя решил сыграть в открытую. Он не прятал лица, не старался незаметно проскочить мимо. Наоборот, он вежливо здоровался со всеми подряд и всегда был готов поднести старушке тяжелую сумку, дать закурить пацанам, распахнуть дверь перед женщиной, почесать соседскую таксу, подать мячик малышу. А уж когда он вернул к жизни дряхлый «Москвич» мужика из второго подъезда, то дело пошло к тому, что Петя скоро станет общим любимцем.

Верный тон ему удалось взять и в отношениях с Маринкой. Она его игнорировала так же, как и Зою. Но Петя, казалось, этого не замечал. Он разговаривал с Маринкой, не получая ответов, и не выражал при этом никакого неудовольствия.

Это выглядело странно, но через некоторое время Маринка снизошла до односложных, а потом и до пространных ответов. Пару раз Пете даже удалось рассмешить ее какими-то неожиданными замечаниями.

Зоя сначала обрадовалась этому, а потом начала ревновать. Ее выводило из себя, что дочь запросто болтает с Петей, а ей, родной матери, никогда словечка не скажет.

- Ты у меня мужа отнял, - сказала как-то Зоя в бессильной ярости, - а теперь дочь отнимаешь.

Слова эти были обидными, несправедливыми, но Петя смолчал. Он понимал, что творится с Зоей. Позже он предложил:

- Хочешь, я с Маринкой поговорю?

- О чем?

- О тебе. Вообще о ваших отношениях.

- И она, конечно, растает! - язвительно сказала Зоя. - Ведь ты у нас такой неотразимый. Вон уж ко всему дому успел подлизаться.

Эти слова тоже были несправедливыми. И опять Петя не стал спорить.

- Так я все же поговорю с ней?

- Делай что хочешь!…

Год 1996-й. Миледи

Это случилось на шоссе по пути из Формии в Минтурно. Снова увидев в зеркальце заднего вида преследующую их белую «Лянчу», Олейник сказал сквозь зубы:

- Похоже, нас «пасут»!…

Как видно, руки преследователей оказались достаточно длинными, чтобы дотянуться до Италии…

Только когда самолет оторвался от взлетной полосы аэропорта Шереметьево, Миледи стала приходить в себя от пережитого страха. В будочке паспортного контроля молодой пограничник вперил в нее пристальный взгляд, сверяясь с фотографией в паспорте, и Миледи едва не потеряла сознание. Ей показалось, что обман сейчас обнаружится и пограничник скажет железным голосом:

- Но ведь ваша настоящая фамилия Мидовская. Почему у вас чужой паспорт?

Однако пронесло. Через несколько томительных секунд, растянувшихся до бесконечности, ей вернули паспорт:

- Счастливого пути!

- Спасибо, - пролепетала Миледи и, вся дрожа, прошла к поджидавшему ее Олейнику.

До посадки в самолет они и парой фраз не обменялись, хотя Миледи было о чем спросить своего спутника. Способность говорить вернулась к ней только в воздухе.

- Мы на самом деле летим в Тунис? - спросила она.

- На самом деле. А чему ты удивляешься? - сказал Олейник.

- Я думала, в Венецию. Как ты обещал.

- Зачем же нам с тобой лететь в Венецию, когда мы уже там?

- Как там?

- Да вот так. Уже три дня как на гондоле по каналу катаемся.

- Не понимаю.

- Потом поймешь. Африку тоже посмотреть интересно.

- Какую Африку?

- Ну, а Тунис где, по-твоему, находится?

- В Африке?

- В ней родимой.

Но тут стюардесса стала обносить пассажиров первого класса шампанским. Олейник поднял бокал и сказал:

- Ну что? За удачу?

Они чокнулись, и Миледи подумала, что наконец у нее начинается настоящая жизнь.