Пробежать под радугой

2

На Жьен опустилась тихая ночь. В этом отношении старинному городку очень повезло. Машин здесь было мало, оживленные автомагистрали проходили восточнее и севернее, а большое количество деревьев и кустарника скрадывало все посторонние звуки. По ночам здесь легко было представить, что на дворе стоит девятнадцатый, а то и восемнадцатый век.

После суматошного Парижа, особенно после никогда не засыпающего Монмартра, Франческа первое время не могла привыкнуть к мирной ночной тишине, правда, потом, усилиями неугомонной мадемуазель Галабрю, девушка стала настолько уставать за день, что засыпала, как убитая.

Сегодняшний вечер не стал исключением. В ознаменование завершения этого трудного дня мадам Трюдо торжественно налила в крохотные рюмочки мятный ликер собственного изготовления и пожелала своей молодой помощнице доброй ночи. Через полчаса Франческа погрузилась в сладкий и крепкий сон.

Вначале ей не снилось ничего. Потом возник чудесный пейзаж с радугой, белыми корабликами на горизонте и цветущим садом, абсолютно прекрасный и потому абсолютно нереальный. Франческа-Во-Сне как бы шла по саду, как бы трогала руками огромные цветы, как бы кивала ярким птичкам, а они как бы пели ей в ответ. Потом одна из птичек посмотрела на Франческу-Во-Сне хитрым глазом девицы Галабрю, открыла крошечный клювик и издала пронзительную дребезжащую трель. Франческа-Во-Сне испугалась и бросилась бежать, но противная птица устремилась за ней. Она вилась над головой, то и дело издавая свои омерзительные трели, и не было от нее никакого спасения, хоть ты умри.

Франческа-Во-Сне из последних сил швырнула в птицу чем-то неопределенно-тяжелым и проснулась. В мирной мгле спальни снова задребезжало.

Жилец с четвертого, осенило девушку. Интересно, он еще не помер? Может, он давно звонит?

С этой мыслью она набросила халат на ночную рубашку и ринулась на помощь умирающему.

Пролет до третьего этажа она преодолела на удивление удачно, зато потом споткнулась на ровном месте, зашипела от боли и продолжила свой спринт на четвереньках. Еще пара секунд — и она буквально вломилась в дверь англичанина, врезалась во что-то мягкое и оказалась на полу.

В комнате не горел свет, однако было довольно светло, благодаря луне, светившей прямо в открытое окно. Франческа отбросила с глаз перепутанные волосы и увидела, что англичанин сидит напротив, растерянно держась за плечо и трогательно придерживая у горла целомудренную пижаму в полоску. Потом Франческа догадалась посмотреть в зеркало гардероба — и тут же с воплем запахнулась в халат. Дело в том, что проклятая ночнушка съехала, обнажив грудь Франчески, ну а задравшийся подол гарантировал обзор 90 процентов ее ног. Нет, нельзя сказать, чтобы она их стыдилась, но все-таки…

Англичанин догадался, что насилие ему не грозит, и робко кашлянул.

— Вы не ушиблись? Я совсем забыл…

— Что вы забыли?

— Ну… вашу манеру входить.

Она немедленно разозлилась. Будит ее посреди ночи и насмехается!

— К вашему сведению, я спала! Меня разбудил ваш звонок. Что вам угодно?

— Дело в том, что у меня взорвалась лампочка в люстре.

— А зачем вам люстра ночью?

Убийственная логика этого вопроса заставила англичанина умолкнуть на некоторое время, потом он поднялся на ноги и с некоторой опаской протянул Франческе руку.

— Простите. Я как-то не подумал… но, знаете, хотелось бы, чтобы она все-таки зажигалась, а кроме того, стекла рассыпались по всей постели. Я не могу их найти в темноте.

— Ну так зажгите свет и…

Франческа прикусила язык и безропотно отправилась на поиски пробок.

Через каких-то сорок минут все последствия взрыва были устранены, новая лампочка ввернута, стремянка убрана, и хмурая Франческа, с чувством заслуженного превосходства глядя на бестолкового постояльца, изрекла:

— Советую вам лечь и получше выспаться. Глядишь, дотянете до утра без катаклизмов.

Он смиренно кивнул, но на прощание добавил:

— Вы, несомненно, правы. И вам нужен отдых. Да… знаете, не злоупотребляйте алкоголем, мой вам совет. Вы еще так молоды.

Дверь закрылась, а Франческа все еще стояла с раскрытым ртом и пылающими щеками. Что он себе позволяет?! Какой алкоголь? Рюмка мятного ликера, от которой не опьянеет даже канарейка? Ах, да, он имеет в виду утренний запах коньяка, но ведь это тоже была маленькая рюмка, к тому же с кофе. Это вообще не его дело!

Разъяренная Франческа долго не могла уснуть, а едва закрыла глаза — проклятый жилец позвонил снова.

Она вскочила, готовая на все, даже самое страшное, но тут выяснилось, что уже вполне утро, и на улице кипит, можно сказать, жизнь, а мадам Трюдо напевает в кухне. Франческа мрачно впрыгнула в джинсы, натянула свежую футболку и нарочито медленно отправилась в мансарду. Жизнь у мадемуазель Галабрю начинала казаться курортом в Виши.

Затейник-англичанин встретил ее у двери, одетый в набедренную повязку из полотенца, и весь в мыльной пене. Франческа с немалым изумлением отметила, что сложения этот умирающий лебедь был весьма атлетического.

— Ну что на этот раз? Люстра стреляет в вас очередями и вы спасаетесь в коридоре? Я должна ее отвлечь?

— Видите ли… история совершенно из анекдота… Я умывался, потом вышел в коридор — а дверь захлопнулась.

— Вы эксгибиционист?

— Простите?

— Вы любите разгуливать по гостинице в голом виде и выскакивать из-за угла?

Можно сказать, что он покраснел. Во всяком случае, бледные скулы слегка порозовели.

— С чего вы взяли?

— А зачем выходить в коридор, если вы умываетесь?

— У меня убежало мыло.

— Слушайте, прекратите вы этот бред…

— ОСТОРОЖНО!!!

Предупреждение запоздало. Разгневанная Франческа шагнула вперед, наступила на что-то твердое и неудержимо поехала прямо на англичанина. Секундой позже они оба с грохотом врезались в дверь, которая открылась, пропуская их внутрь. Упав на пол в маленькой прихожей, они оказались в глубокой теплой луже — это вода, перелившаяся из раковины, весело превращала мансарду в домик на воде. Абсолютно мокрые Франческа и мсье Пейн ринулись в ванную. То, что они столкнулись в дверях, можно было бы даже не принимать в расчет, если бы именно в этот момент полотенце не упало бы с чресел мсье Пейна. Франческа зажмурилась и торопливо нащупала какой-то кран. Вода из крана течь перестала, зато с потолка обрушился упругий водопад душа. Франческа заорала от неожиданности, потому что первые струи оказались ледяными, и потребовала немедленно выключить воду. Еще через секунду до нее донесся робкий голос:

— Кажется, я сорвал кран.

На устранение последствий этой катастрофы ушло полтора часа. Когда утихли причитания мадам Трюдо, все вытерлись и переоделись, а на столе появился кофе, Франческа гневно уставила палец прямо в грудь умиротворенному мсье Пёйну.

— Вот в чем дело! Вовсе не во мне! Это вы!

— Я не очень понимаю…

— Это вы притягиваете неприятности. Вы — ходячая катастрофа. Я о таких читала. У вас отрицательное биополе, вот на вас все и валится.

— Да, и вы в том числе.

— Я серьезно. Смотрите сами. Чего бы рваться тому пакету? Но вы сидели неподалеку, за столиком в кафе, вот он и порвался. Потом кофе. Потом лампочка. Теперь этот кран.

Мсье Пейн покорно кивнул и протянул Франческе салфетку. Воодушевившись, она несколько резковато распорядилась своим кофе.

— Меня зовут Алан.

— Хорошо. Так вот… Что вы сказали?

— Я говорю, меня зовут Алан. Алан Пейн. Мы ведь до сих пор незнакомы, хотя вместе пережили уже столько катастроф.

— Э-э-э… Франческа.

— Вы итальянка?

— Франческа Мэллори. Я ирландка.

— Ого! В таком случае… Я — шотландец.

Не удержавшись, Франческа с размаху чокнулась с Аланом кофейной чашкой и рассмеялась.

— Только не подозревайте меня снова в алкоголизме. Просто мы смешно представились друг другу. “Ирландка! — Шотландец!”

Алан слушал ее звонкий, заразительный смех, разглядывал милое личико, длинные стрелы ресниц, золотые искорки в глазах — и испытывал странное чувство. Забытое чувство.

Покой. Умиротворенность. Словно ему двадцать лет, и он только что вернулся домой. И все еще живы…

Бледность залила худое скуластое лицо. Серые глаза стали огромными и прозрачными. Бледные тонкие пальцы посинели у ногтей — с такой силой он внезапно впился в подлокотники кресла.

Франческа осеклась и с тревогой привстала со своего стула.

— Что?! Вам плохо? Дать лекарство? Скажите, где оно, и я…

— Нет. Не надо ничего. Уйдите. Прошу вас. Я отдохну. Потом.

Безжизненный голос, принадлежащий совсем другому человеку. Словно камни падают в ущелье. Франческа нерешительно замерла на месте, но в этом безжизненном голосе вдруг зазвучало раздражение.

— Я прошу вас уйти, мисс Мэллори. Мне надо побыть одному.

— Вам нельзя одному…

— Уходите же!

Она вышла за дверь и тут же без зазрения совести припала ухом к замочной скважине. Года два назад они с подругой, Шарлин, подрабатывали сиделками у одной женщины. Она потеряла ребенка и хотела покончить с собой. Потом ее вроде бы вылечили, но сиделок пригласили родные. Так вот, та тетка все выпроваживала Шарлин из своей комнаты, да так разумно, так вежливо, мол, хочет отдохнуть, все в порядке.

Шарлин и ушла. А Франческу словно кто толкнул. Она тогда тихонько поднялась наверх и посмотрела в замочную скважину. В общем, еле успели сломать дверь и вытащить ту женщину из петли!

Шарлин больше в сиделки не нанималась, а Франческа отлично подрабатывала по ночам в госпитале, и на всю жизнь запомнила правило: с пациентом не спорь, но бдительности не теряй.

В комнате было тихо. Франческа осторожно заглянула в скважину. Алан Пейн сидел очень прямо. Глаза были широко открыты, губы шевелились в беззвучном разговоре. Лицо было бледным и каким-то безмятежным. А еще очень красивым. Такое лицо могло бы быть у ангела. Ангела смерти.

Франческа вздрогнула и торопливо разогнулась. Нагнал он на нее страху!

Внизу, в кухне, мадам Трюдо по обыкновению лечила нервы кофе с коньяком. Франческа только покачала головой в ответ на приглашение присоединиться и присела у стола в глубокой задумчивости.

— Мадам Трюдо, а он из дома-то выходит?

— А как же! На прошлой неделе даже отправился плавать на лодке. Только она прохудилась. Хорошо, хоть до берега было недалеко. Надо же такому случиться — ни у кого не прохудилась, только у него.

— Не сомневаюсь. А гулять? Просто гулять, по городу, по берегу?

— Да выходил, вроде бы. Не знаю, куда ходил, но возвращался очень усталый. Просил не беспокоить, сразу ложился. А что, моя милая?

— У него типичная депрессия. Это лечится, но если это запустить, то можно докатиться до психушки.

— Ай! Что ты говоришь, девочка! Такой приличный молодой мсье! Франческа, душечка, а ты разбираешься в медицине?

В этих словах прозвучала такая надежда на бесплатную и подробную консультацию, что Франческа в душе малодушно порадовалась тому, что не имеет к медицине никакого отношения.

— Нет, мадам Трюдо, но я работала сиделкой в госпитале и встречала таких, как он. Физически они обычно в полном порядке.

Страшный грохот на лестнице. Короткий болезненный вскрик. Франческа сорвалась с места, за ней, квохча и причитая, кинулась мадам.

Алан Пейн лежал у подножия лестницы. Глаза его были закрыты, нога неловко подвернута. Франческа мрачно обозрела эту картину, повернулась к мадам Трюдо и изрекла:

— Беру назад свои слова о физическом здоровье. Теперь ему понадобится костыль. И самая настоящая сиделка.

Алан открыл глаза и увидел Ангела. Золотом сквозили кудри, от ресниц на щеки падала густая тень. Ангел читал последнюю страницу “Пари-Матч” и беззвучно хохотал. Потом поднял полные веселых слез глаза и оказался Франческой Мэллори.

— Это я вас разбудила?

— Нет, что вы. А почему… почему я спал?

— Потому что вам вкатили димедрол в… заднюю верхнюю поверхность бедра.

— Странно. Я точно помню, что собирался гулять. Димедрола в моем плане не было.

— Вы не учли собственной способности притягивать неприятности. Говоря напрямую, вы упали с лестницы.

— Ой, Господи. Что за идиот…

— Нет, голова в порядке. Вы сильно растянули ногу. Настолько сильно, что у вас случился болевой шок.

— Но димедрол…

— Погодите. Прибежал врач и вколол вам обезболивающее.

— Димедрол?

— Нет, промедол. Но у вас оказалась аллергия на анальгетики. Вот тут и возник димедрол.

— Теперь понял.

— Не все. С биополем шутки плохи. Местный врач практикует сорок лет, но с вами впервые в жизни перепутал дозировку. Вкатил вам двойную снотворную дозу вместо одинарной противоаллергической. Вы спали двенадцать часов.

— А где врач?

— Его увела домой жена. После таких выкрутасов у него расшалились нервы, и мадам Трюдо полечила его своим универсальным средством.

— Кофе и коньяк?

— Я бы сказала, коньяк и кофе. Отличное средство. Мадам Трюдо весела как птичка.

— А доктор?

— Ручаться можно только за одно: он все забыл, включая профессиональный позор. Нет худа без добра, зато вы выспались.

Алан слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Через некоторое время он смущенно завозился под одеялом. Лицо Франчески немедленно приобрело абстрактно-доброжелательное выражение. Она решительно откинула одеяло и протянула ему руку.

Вот теперь он покраснел.

Она завела глаза к потолку и сказала противным голосом мымры-училки из начальной школы:

— Дети, не все из вас станут летчиками, единицы — балеринами, и лишь некоторые — мороженщиками. Но у всех вас есть нечто общее. Это роднит всех людей на Земле. Без этого невозможно жить. Этого можно стесняться, это можно ненавидеть, но не делать этого нельзя. Я, дети, имею в виду…

— Франческа!

— Правильно! Писать! Все люди писают. Короли и фотомодели. Космонавты на орбите и шахтеры под землей. Короче, обопритесь на меня — и можете сделать вид, что вам приспичило почистить зубы.

Она отвела его в ванную комнату и даже не стала стоять под дверью. В госпитале случалось и не такое, но сейчас ей почему-то не хотелось его смущать.

Он действительно почистил зубы. И причесался. Помогая ему допрыгать до кровати, Франческа чувствовала свежий аромат его туалетной воды. И руки у Алана были приятные, сильные, теплые, с худощавыми, изящными пальцами музыканта. Франческа давным-давно научилась рассматривать и оценивать руки людей, особенно мужчин. Это была целая наука!

Немного погодя, он тихонько произнес:

— Вам не нужно сидеть здесь всю ночь. Я вовсе не так уж и болен.

— Вы совсем не больны. Ограничены в передвижениях, только и всего. Завтра принесут на выбор костыли и палку, я советую начать с костылей. С ними вы будете чувствовать себя уверенней. А с вами я посижу еще часок, пока не заснете.

Алан слабо улыбнулся.

— Ну а если я не засну всю ночь? Я ведь выспался.

— Заснете. И наберетесь сил. Вам нужно выстоять в борьбе со стихиями.

— Может, мне просто не выходить из комнаты?

— Тогда к вам в кровать заползет редкий вид скорпиона. Крыша обрушится. Да мало ли что может случиться! Вот на этот случай я и посторожу. Спите!

Он заснул быстро и бесшумно, как ребенок. То есть теоретически дети должны засыпать именно так. Опыт Франчески так далеко не распространялся. Девушка сидела с ногами в кресле и осторожно рассматривала уснувшего англичанина. Пардон, шотландца!

Высокие скулы, тонкий нос с горбинкой, чистый лоб, красивый рот. Темно-русые волосы слегка вьются, хотя и подстрижены довольно коротко. Будь его кожа смуглой от загара, Алан Пейн был бы неотразим, неожиданно решила для себя Франческа и немедленно смутилась из-за своих мыслей.

Ему лет тридцать, наверное. Сейчас, во сне, он казался юношей, почти мальчиком, но вчера и при первой встрече она решила, что он почти старик. Значит, нечто среднее. Те самые лет тридцать.

Кто он по роду занятий? У него руки музыканта или хирурга. Хотя нет, у хирургов руки красные от постоянного мытья антисептиком. А у музыкантов сплющены подушечки пальцев. Лесоруб, плотник, скалолаз и охотник отпадают по целому ряду причин.

Непонятно. Загадочно. Версий никаких. Он вполне мог бы сойти за миллионера, но пансион мадам Трюдо… Тогда, скажем, эксцентричный миллионер. Вот это подходит. Эксцентричный миллионер из Шотландии. Мельмот-Скиталец. Наверняка холост. Кольца нет. С девушками вежлив, корректен, но бесстрастен. А может, уже выбрал себе такую же холодную, холеную миллионершу. Они объединят капиталы и заживут счастливо, а детей купят в супермаркете.

Настроение немедленно испортилось, и Франческа показала язык спящему Алану Пейну, как будто он был виноват, что ей в голову лезет противная миллионерша.

Посидев еще с полчаса, Франческа начала клевать носом и решила покинуть комнату Пейна. Ужасно боясь на что-нибудь налететь, она проделала путь вниз на цыпочках и с высунутым от усердия языком, но уже у самой двери в свою комнату почувствовала, как кто-то мягко тронул ее ногу под коленкой.

Только усталость последних двух суток могла до такой степени расшатать крепкие доселе нервы Франчески Мэллори. Она зажмурилась и заорала во все горло, с наслаждением, с облегчением, с восторгом, и орала до тех пор, пока не кончился воздух в легких, а потом открыла глаза и увидела укоризненный взгляд мадам Трюдо.

— Душечка, ты до смерти перепугала Крюшона.

Огромный рыжий кот прижимался к обширной груди мадам Трюдо и смотрел на Франческу дикими от ужаса глазами. Девушка рассмеялась и погрозила коту пальцем.

— Это он меня до смерти перепугал. Доброй ночи, мадам Трюдо.

С этими словами Франческа прошествовала в свою комнату, повалилась на кровать прямо в одежде и заснула младенческим сном.

Мадам Трюдо вздохнула и отправилась к себе. Выпитый с доктором коньяк продолжал чудотворно действовать на ее нервы, новая помощница была истинный клад, пребывание англичанина в пансионе сулило некоторые развлечения — словом, жизнь мадам Трюдо на сегодняшний момент определенно нравилась.

Алан Пейн спал свинцовым тяжким сном без сновидений. Во всяком случае, во сне было абсолютно темно. Под утро тьма во сне стала вязкой и душной. И тогда он стал ворочаться и сбросил одеяло, но вместо одеяла тьма накрыла его с головой, и чей-то голос сообщил, что уныние есть тяжкий грех. А потом тьма наполнилась гулким эхом чьих-то голосов, и надсадно плакал на краю тьмы ребенок, и Алан Пейн ненавидел этого ребенка, и жалел его, и искал его во тьме, чтобы убаюкать, прекратить этот бессмысленный плач, но тьма заклубилась, заглушила голоса, а потом вздыбилась грозовой тучей и опала дождем на лицо Алама Пейна.

Он проснулся в слезах и долго лежал без сил, глядя на солнечный луч, ползущий по стене. Потом из пылинок, танцующих в луче, соткался образ Ангела по имени Франческа, и Пейн заснул, на этот раз крепко и спокойно.

Ночью прошел дождь, но сейчас было еще слишком рано, и никто не видел, как над Жьеном полыхнула двойная радуга.