Проданный ветер

– Все, Константин Петрович! Дальше пойдете без нас по кромке океана, а мы повернем на Славянку, – устало проговорил полковник, смахивая испарину с лица. – Запомни самое главное, что я бумаге доверить не могу…. Если с нами, что-то случиться, то доложишь, что инженерных дел мастера подтвердили наличие на Клондайке коренного золота.

Скажешь, что местами золотоносные жилы выходят на поверхность, где их можно разрабатывать в промышленных масштабах. За точку отсчета пусть возьмут лесопилку этого проходимца Саттера, именно она стоит на хребте одной из крупнейших жил. На карте она привязана к местности, ее легко найти. Добейся аудиенции и доложи в картографическом кабинете, об изысканиях нашей экспедиции. Пускай твои убедительные аргументы прозвучат в сих стенах вместе с доводами инженера. Береги его кстати – он свой хлеб честно отработал, да и один он остался в живых, из всех мастеров горных. На теле у него в ремне кожаном описания всех наших изысканий, в цефире к местности привязаны и пробы золота. Думаю, они произведут впечатления на берегах Невы, заставят наконец, задуматься и в Сенате, где почему-то упорно не хотят, на кромке империи рудное дело ставить. Добейся, чтобы об итогах нашей секретной экспедиции узнали и в Академии наук, да и в стенах Русского географического общества.

Пора уже ударить во все колокола и объяснить наконец, что такие как мы, которые муки принимают в изысканиях, стараются не только для рождения таких трудов как «Атлас Южных морей», но и для того, чтобы империя богатела.

– Все сделаем, – пробормотал, кивнув Орлов. С прищуром глядя на проходивших мимо навьюченных лошадей, ведомых уставшими казаками. – Империи конечно нужны достоверные землеописание земель и различных произведений природы. А нужно ли все это нашим чиновникам?

– Не суди обо всех скверно, Константин Петрович, – со вздохом отозвался полковник. Будущее за людьми умными, коих в империи много, к ним присмотреться получше надобно. Озадачься своим переходом крепко, от него сейчас многое зависит.

– А может всетаки попробуем провести обоз по этому маршруту? – тихо проговорил Орлов. – Идти осталось не много, а по берегам Славянки верст сто будет с гаком, да еще по землям, которые заселяют не аулеты, а кенайцы.

– Нет, поручик, – с горькой усмешкой отозвался тот. С навьюченными лошадьми, да по каменным осыпям нам не пройти. Бывал я в этих краях, потому и знаю, что не пройдем. Это если муку в лабазе оставить, да потом с подмогой вернуться, тогда лошадей по кромке провести можно. Но кенайцы сам знаешь, злодейство быстро учинят, так что выбора у нас нет, а муку в фортах поселенцы ждут.

– Как же вы пойдете по Славянке? Индейцы вооружены получше наших казачков, – покачав головой, проговорил Орлов, поднимая воротник полушубка.

– Согласен, что винтовки Винчестера с подствольным магазином, да продольно-скользящим затвором, оружие серьезное, – отозвался полковник. – Недооценка противника всегда ведет к поражению, потому и отправляю тебя за подмогой к Черемисову, ну а там уж как Господь решит. Доберешься до форта есаула, расскажешь ему, где и как идем. Пусть вышлет навстречу казачков для подмоги, толмача своего пусть тоже отрядит, а уж с толмачом мы всегда договоримся.

– Мне обоз у есаула в форте ждать?

– Ждать нас не надо, ежели у есаула все спокойно, то возьмешь лодку с двумя казачками и двигайте на веслах к Ново – Архангельску. Бумаги, что Неплюев везет уж больно серьезные, цены им нет для империи. Ну, а если, что не так пойдет, бумаги эти уничтожить надобно непременно – это приказ, поручик. В бумагах этих ключ ко всей Аляске, к ее процветанию и развитию. Задачу свою мы выполнили, теперь главное до Максутова добраться, а уж он смекнет как вас быстрее до Петербурга отправить.

– Кого мне с обоза взять? – спросил Орлов, играя желваками.

– Заберешь всех гражданских, что бы у нас были руки развязаны, у нас помимо кенайцев, впереди есть трудные участки пути.

– Что вы имеете в виду?

– Славянка в этих краях разбивается на несколько рукавов, – поморщившись, проговорил полковник, доставая кисет с трубкой. – В некоторых местах придется переправляться, пока даже не знаю как, холодно уже. Спокойнее мне будет без них, сам понимаешь.

– Каторжанина беглого по прибытию в форт, в острог определить?

– Конечно! У вас с Неплюевым другая задача! Заберешь с обоза и кузнеца, думаю, с подковами мы сами управимся, смотрю, занемог он совсем как похолодало.

– Радикулит?

– Да, заедает его поганец, – раскуривая трубку, буркнул полковник, – боюсь как бы ему хуже не стало. Хворь эта сам понимаешь не для таких прогулок.

– Миссионеров значит, мне тоже забирать?

– Конечно! Уж больно идут тихо.

– Ваше превосходительство! – крикнул один из казаков, вытирая лицо лохматой шапкой. – Зорька на заднюю ногу хромит!

– Ударилась, что ли? – уточнил полковник нахмурившись.

– Как по лету на змею наступила, так с тех пор долго идти не может.

– Хорошо делаем привал! Ну, вот и вы заодно соберетесь, – произнес полковник, оглаживая коротко стриженную, седую бороду. – В помощь тебе даю урядника Степанова, он сейчас на вас харчи получит, да рукавички потеплее подберет. Управишься с одним помощником?

– С одним каторжанином я и сам управлюсь.

Полковник, сунув руки в карманы потертого оленьего полушубка, прищурившись, посмотрел на небо, которое имело у горизонта светло – оранжевый оттенок, переходящий в голубой и тихо проговорил:

– Какая же здесь все-таки дивная природа …. Сколько мы здесь странствуем, а все одно глаз не нарадуется. У меня на родине таких сочных красок и не найти, а ковры из цветов какие тут по лету, эти сине- зеленые леса, эти фиолетовые и синие горы. Смотришь на эту красотищу, дышишь этим чистейшим, аж до звона воздухом и жить хочется.

– У нас все так плохо? – тихо проговорил Орлов, закуривая папиросу.

– Почему?

– Я уже второй год служу под вашим началом и научился читать между слов. Вы меня хотите о чем- то предупредить?

Полковник поправил фуражку, устало посмотрел на подчиненного и тихо проговорил:

– Озаботься в первую очередь, Константин Петрович, не беглым разбойником, а миссионерами, которые с тобой пойдут.

– Сулимой и Ламбертом? – искренне удивился тот. – Но почему?

– Есть у меня на их счет скверные подозрения.

– Зачем мы их вообще с собой брали? – тихо проговорил Орлов, ища среди мелькающих шинелей спешивающихся казаков с алыми лампасами, темно – коричневые одеяния миссионеров. – Пускай сидели бы, у этого проходимца Сеттеля, да миссионерством своим бы занимались.

– Не могу пока всего рассказать, Константин Петрович, извини. Одно могу сказать – так надобно было сделать.

– Что даже намекнуть нельзя, чего мне от этих попов ждать? Сами же говорите, что с бумагами важными пойдем.

– Сомнения у меня имеются, что ляхи они, да и насчет миссионерства их тоже вопросы имеются, – вздохнув, отозвался полковник. Ну, сам посуди, тот который молчит все время. Ну, какой с него миссионер?

– Ламберт?

– Он родимый! Помнишь в Россе, в драке с мексиканцами погиб один из наших горных инженеров?

– Помню, конечно, и что?

– Перед гибелью своей, за пару дней как раз, сказывал он мне, что этот самый безграмотный монах, писал палкой на земле цифирь, какую – то. И, что характерно, напишет, глаза закатит и шепчет себе под нос, словно запоминает.

– И спросить не спросишь, – покачав головой, проговорил Орлов.

– Вот, вот! Что с глухонемого возьмешь, – проговорил полковник, выбивая остатки пепла из трубки о приклад винтовки. – Я тогда у Сулимы, спросил, что все это значит.

– И, что же тот ответил? – уточнил Орлов, глядя на сидевших поодаль миссионеров в накинутых на голову капюшонах.

– А Илья Сулима заявил мне, что брат Ламберт молится так усердно, а инженеру нашему, мол, все показалось. И надо же такому случиться – зарезали нашего инженера! Заметь, что и трезвы мексиканцы были, и повод для ссоры плевый был, а не убоялись злодейство учинить.

– Хорошо я учту это, – кивнув, отозвался поручик, озадаченный этим известием. – А что про Сулиму можете сказать?

– Да ничего практически, – развел руками полковник, – они же за неделю до нашей погрузки на парусник появились. Слышал только, как они с нашим Неплюевым постоянно спорили. Иван Иванович сам знаешь, как к служителям культа относится – любит он их, а Сулима от этого аж с ума сходит. Как-то раз в запале спора, Сулема выкрикнул, что монахи из Пруле всегда будут верны папскому престолу.

– Погоди, Павел Яковлевич, – насторожился Орлов. – Уж не значит ли это, что Сулема из этого самого Пруле?

– Очень даже может быть, – кивнув, буркнул полковник.

– Но ведь это тот самый монастырь, где доминиканцам дали привилегию принимать исповедь за пределами их диоцеза.

– Именно так, Константин Петрович. – А самое главное, что монахи эти всегда яростно отстаивали интересы своего папы, всегда верой и правдой служили его престолу. Имей это в виду.

– Из их школ я знаю, вышло много инквизиторов.

– Все верно, их низший и средний персонал инквизиционных судилищ, всегда гордился своей работой, всегда отличался собачей преданностью папскому престолу.

– Зачем же они здесь объявились? Их орден все знают как нищенствующий и в столь далекое путешествие навряд ли они пустились бы.

– Вот и я говорю про тоже, странно, что они объявились в наших краях. А нас- чет их бедственного положения ты заблуждаешься, Константин Петрович, уверяю тебя. В действительности они обладают огромными богатствами, да и влиянием во всем мире. На миссионерскую деятельность нужны деньги, поэтому папы всегда щедро подкармливали их, имея, разумеется, через них влияние на самые отдаленные части мира.

– Погодите, это, что же получается? – пробормотал Орлов, потирая ладонью лоб. – Они же не только всегда дерзко отстаивают свои учения, но их частенько используют в шпионстве. Вы хотите сказать…

– Я хочу, Константин Петрович, чтобы ты помнил про это когда к Черемисову пойдете. Дойдешь до форта, оставь их там! В дороге присмотрись к ним, попробуй Сулиму на разговор вывести доверительный. А там глядишь и какой клятвой принудишь его послужить на благо империи. Хотя конечно с такими разговоры вести надобно по-другому, через офицера ведающего сыскными делами.

– Или через пыточных дел мастера, – кивнул Орлов, – у которого и немые говорить начинают. – Хорошо я все понял.

– Ну и ладненько, возьмите с урядником по винтовке да по револьверу, патрон по десять на каждый ствол. Больше выдать не могу, да и не придется вам, я так думаю никаких боев вести. Места здесь пустынные, а уже к вечеру следующему глядишь и на разъезд казачков выйдите. Ну, все собирайся, поручик, а я пойду людей твоих потороплю.

Оставшись наедине Орлов, выбросил окурок и, затоптав его сапогом, стал с остервенением грызть спичку. Его как человека военного всегда выводило из себя, когда он видел превосходство противника в вооружении, а тем более в лице каких- то аборигенов. Которые имели на вооружении не только луки и стрелы, но и добротные винчестеры, револьверы Смита – Вессена и при этом не имели нужды в припасах к ним. Им же приходилось считать в обозе каждый патрон, чуть ли не молиться на десяток современных нарезных винтовок, прикупленных у американцев по случаю. Он с тоскою думал про то, что все это уже было и было совсем недавно в Крыму. Где империя познала горечь поражения, которое душило все русское общество. На всю жизнь он запомнил, как в боях приходило понимание того насколько отстала технически Россия от своих противников. Когда русская пехота была, как и сто лет назад вооружена кремниевыми гладкоствольными ружьями, которые стреляли на три сто шагов. Как французские пули Минье, после нескольких выстрелов не входили в дуло ружей, а ему с солдатами приходилось забивать их шомполами, проклиная весь белый свет, под яростными обстрелами врагов. Которого удавалось сдерживать лишь яростными контратаками, огромными потерями и отчаянными рейдами в неприятельские тылы. Тогда как и сейчас враги не испытывали нужды в припасах и могли спокойно вести прицельный огонь до тысячи двухсот шагов, не испытывая задержек при стрельбе. Что давало им возможность уверенно поражать не только передовые порядки, но и наносить серьезный урон бомбардирам с обозами, находясь при этом в безопасности от гладкоствольных ружей с их ограниченными возможностями. Шло время, но ничего не менялось, хотя всеми признавалось, что круглая пуля получив вращение, проходя по нарезам ствола обладает лучшей меткостью и дальностью.

И вот теперь им противостоят племена окраинных народов, вооруженные винчестерами и скорострельными револьверами Кольта, не знающими нужды в патронах. В то время как в российские войска нарезные винтовки идут с огромными потугами, словно военное ведомство не желает содействовать победе русского солдата.

Откровенно глупые приказы с берегов Невы не давали возможности углубляться далеко от океана, что не давало русским поселенцам ближе соприкоснуться с культурой и укладом жизни других народов. Которые отличались от дружелюбных аулетов и с которыми были натянутые отношения, то и дело грозящие перерасти в вооруженные конфликты. Вместо общения у костра, дымя трубкой пущенной по кругу, колонистам частенько приходилось старательно целиться в их головы украшенные перьями, видеть их перекошенные в боевой раскраске лица. Орлову была понятна эта агрессивность, ее корни и причины. Больше ста лет назад, на их землю пришли не только миролюбивые открыватели новых земель, но и алчные перекупщики. На их земли ступили царские чиновники различных рангов, имея в основной своей массе единственное желание, как и у американских и английских китобоев – обогатиться любой ценой. Вся эта разношерстная публика, жаждущая наживы, обирала и оттесняла аборигенов с обжитых их предками мест, нарушая многовековой уклад их жизни. Болезни, завезенные в эти места, довершали трагедию коренных племен, которые как могли, пытались противостоять этому нашествию. Орлова, как и многих поселенцев, досаждала какая – то безысходность и захирение в делах колонии, которое могло привести только к одному – разорению. Пушной промысел еще и оставался основой хозяйства колонии, но самых ценных каланов за все эти годы практически извели. За менее ценными лисами, бобрами и котиками приходилось уходить все дальше от океана вглубь материка, вторгаясь все дальше во владения индейских племен. Он простой русский офицер, не имеющей ни горного образования, ни купеческой жилки понимал, что только добыча угля и золота может привести колонию к процветанию. Но, как и в истории с нарезным оружием, чиновники были глухи к доводам не только рядовых колонистов, но и к аргументам самого правителя Русской Америки – Максутова.

– Да, только тогда заживет здесь русский люд, – проговорил поручик с горечью, когда горное дело на этой земле твердо встанет. – Тогда не придется таскать муку на лошадях по фортам, тогда сам люд торговый значительных и не очень держав повезет ее сюда. Да и для казны войной разоренной, продажа золота с углем будет ко времени. Ничего осталось потерпеть совсем не много, несколько переходов до Ново – Архангельска, а там дорога до Петербурга. Может, насей раз услышат наши доводы и примут наконец правильное решение в начальствующих кабинетах. Ведь зачем – то два года назад отрядили нашу секретную экспедицию.

– Ваше благородие, – проговорил старый казак, подходя, – собрались мы вроде. Можно и в Родину путь держать.

– Все взяли, что для перехода надобно? – рассеяно, уточнил Орлов, глядя на седую прядь волос, которая выбивалась из-под лохматой шапки казака.

– Все как есть, – кивнув, отозвался тот, – котелки, крупы, чая с сахаром, палатку с нашими рукавичками. Даже два куска мыла у сотника умыкнул, с шурупами винтовыми.

– Шурупы то нам зачем? – улыбнувшись, уточнил поручик.

– Так ведь в Ново – Архангельске их у него не допросишься. Попам только нет вещей теплых, в табеле – то они нашем не значатся.

– Ну, о них есть, кому позаботиться, – отмахнулся Орлов, осматривая стоявших поодаль людей.

– И зачем только мы их с собой потащили, – шепотом проговорил урядник, крестясь при этом.

– Приведем в форт к есаулу, а там пускай сами шагают куда вздумают. А чем они тебе не нравятся?

– Да, скользкие они какие – то, латиняне опять – же, а за нами увязались за православными. Что у Ламберта, что у Сулимы глазки, все время бегают. Прямо как у котов шаловливых. Черные у них душонки, ох черные!

– Хорошо, Степанов, я учту твои соображения, – кивнув, проговорил Орлов. Попрощались с полчанами? Ну и, слава Богу, забирай людей и в путь! Я вас догоню сейчас.

– Есть выступать!

Козырнув двумя пальцами, старый казак перекрестился и, подойдя к стоявшим по одаль произнес:

– Не забывайте, что как и прежде живем по военным артиклям, идем тихо и не приметно. Вопросы есть? Ну, тогда все за мной марш!

Проводив взглядом свой не большой отряд, Орлов медленно подошел к Калязину и тихо сказал:

– Ну, вроде бы все, Павел Яковлевич, тронулись мы.

– Дай я тебя обниму напоследок! – проговорил тот, обнимая поручика. – Дойди обязательно до есаула.

– Все сделаем господин, полковник, – отозвался тот в ответ. – Можете не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь, что Господь тебе поможет. Старайся вести людей тихо и скрытно, обходи любые стычки, у тебя с Неплюевым другие задачи стоят. Про ранец, что с минералами урядник несет, не забывай – это тоже важно, как и золото для империи. Доложи правителю нашему, что Саттер платить за участок отказался, а я предупреждал его об этом.

– Но оно ведь и к лучшему! Значит, участок этот все еще под нашим флагом находиться!

– Правильно смекаешь, Орлов, – кивнув, проговорил полковник, – теперь донести это до правителя надобно быстрее.

– Все сделаем, Павел Яковлевич, сколько раз за турецкие линии хаживать приходилось, а это ведь у себя дома.

– Тогда война была и каждый из вас, пластунов знал, что если схватят, то янычары отведут душу, сдирая с еще живого кожу, в липких от крови халатах. А здесь мы хоть и на кромке империи, но у себя дома. Вот я и боюсь, чтобы это обстоятельство ни сыграло с тобой злую шутку, ну все догоняй своих людей и храни вас Бог.

Со вздохом Орлов окинул взглядом спешившийся отряд казаков, на фоне желто- оранжевого великолепия и с грустью произнес:

– Прощайте, братцы, Бог даст еще послужим вместе царю и отечеству.

Простившись с теми с кем, долгие месяцы терпел все тяготы и лишения, давая возможность горным инженерам проводить свои изыскания. Веря, что все принятые муки будут не напрасны и сослужат добрую службу на благо и для развития «земли царевой», Орлов поспешил за своим не большим отрядом. Который уходил все дальше и дальше к побережью океана Великого.

Чем ближе они подходили к прибойной линии, тем сильнее менялся облик растительности вокруг. В результате осенних штормов, устья не больших речушек местами оказались завалены морскими наносами и теперь они отчаянно пробивали себе новые направления к океану, образуя новые устья. Огромную силу штормов, можно было разглядеть уже невооруженным взглядом по большим завалам в черте прибоя, из песка, камней и прибитых к берегу деревьев. Все эти завалы были покрыты большими кучами темно-зеленых водорослей, которые двигались в прибойной волне, словно живые чудовища.

Спускаться по склону к океану, между огромных сосен оказалось задачей не из легких. Из-за бурелома отряду Орлова пришлось потратить на это гораздо больше времени, чем он планировал. Кругом чувствовалось влияние на растительность северных ветров, накладывавших отпечаток, на весь здешний ландшафт, делая его суровым и неприветливым.

Спустившись, наконец, к подножью, люди тяжело дыша, повалились на каменистую землю, покрытую желтовато-зеленым мхом.

– Все! Не могу более, – хрипя, выпалил конокрад, – сердце из груди выскакивает! Господин, офицер! Ну, снимите с меня железо! Куда я от вас убегу? Нет просто никакой мочи уже, вступитесь хоть за меня! Христом, Богом прошу, пощадите!

Орлов, сидевший на стволе поваленной лиственнице, медленно достал портсигар и, закурив папиросу, проговорил:

– На жизнь свою беспутную жалуешься? Американцы таких конокрадов как ты просто вешают, в назидание другим. На тебе вон и малахай, шикарный какой. И сапоги с телячий кожи вытянуты, и косоворотка дорогая с шапкой. Чего замолчал? В Родине ходил бы в драном зипуне, да в лаптях! Потерпишь, немного осталось идти.

– А я так думаю, – тяжело дыша, проговорил инженер, лежа на спине. – Еже ли мы, Константин Петрович, лучшею частью общества считаемся, то с нас и спрос – почему наш мужик так плохо живет. Вы согласны со мной?

– Опять ты, Иван Иванович, свои речи крамольные заводищ? – поморщившись, проговорил поручик. – Тебе ведь еще и тридцати нет, а столько желчи в тебе!

– Нет, ну в самом – то деле, – не унимался Неплюев, – лучшие представители должны заботиться о своем народе.

– Ты, инженер, за речи свои крамольные, – буркнул казак, поглаживая седую бороду, – когда-нибудь в острог попадешь.

– Вот, вот, – поддержал Орлов, играя желваками. – Ты, думаешь, что после Крымской компании для меня не ясно, что нужны преобразования в империи? Что только силою реформ можно догнать непременно первостепенные страны?

– Отчего же тогда в начальствующих кабинетах Петербурга, думают иначе? – выпалил инженер.

– Зря ты так, Иван Иваны, – со вздохом отозвался поручик. – Разве манифест Александра, не шаг в этом направлении?

– «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных Сельских обывателей»? – скривившись, проговорил инженер. – О нем речь ведете?

– Именно о нем, – кивнув, подтвердил офицер, – это только первые шаги, но они сделаны!

– Бог с вами, – сокрушенно вздохнув, проговорил Неплюев вставая. – Сколько еще пройдет время, прежде чем наш крестьянин станет свободным, вольным хлебопашцем? Они ведь так и не получили землю в собственность.

– Ну, раз сам государь самолично начертал, то так тому и быть, – угрюмо прогудел, огромного телосложения кузнец, стриженный под горшок. – Вначале научатся жить по,, Уставным грамотам,,, а там и выкупят свои наделы.

– А до этого? Будут платить оброк? – усмехнувшись, буркнул Неплюев. Глядя на неспешно бегущие волны.

– Верно, – подхватил урядник, – а не хочешь платить или не можешь – так отбывай барщину.

– Ты, Иван Иванович, никак главного не ухватишь, – проговорил Орлов вставая.

– И чего же это я никак не ухвачу? – выпалил тот разозлившись.

– Наш русский крестьянин стал другим – он стал свободным.

– А ты чего, Сулима, улыбаешься? – разозлился Неплюев. – Чего это тебе так весело стало?

Круглое лицо миссионера с дряблой серой кожей, мгновенно стало серьезным и он, покачав головой, проговорил:

– Просто я не перестаю удивляться вами…, впрочем, как и американцами. Те радуются как дети, что победили рабство. Вы тем, что освободили своих крестьян и считаете их почти свободными.

– Но ты – то святой отец, имеешь на этот счет другое мнение конечно, – с усмешкой процедил инженер.

– Американцы не хотят видеть, что их общество погрязло в грехе, – проговорил Сулима. Грозя кому – то указательным пальцем. – У них все покупается, все продается, а жизнь человека не стоит и цента, впрочем, как и у вас в империи. В этих окраинных землях, ни ваш император со своим окружением, ни ваш Синод не хотят видеть очевидного.

– Ну-ка, ну-ка, – буркнул Орлов. – Чего это мы здесь разглядеть не можем?

– Вы столько уже потеряли в этих краях своих подданных! И замете не только из-за коварства местных индейцев, но и из-за того, что вам трудно прокормить ваших колонистов. Скажите еще спасибо Господу, что он наградил эти земли рыбой, зверьем, ягодами да грибами, лишь это и позволяет вашим поселенцам выжить. Вы не можете устроить достойную жизнь своим поселенцам здесь в фортах, а рассуждаете о лучшей доле всех крестьян в империи.

– Ну, что же, Сулима, – проговорил офицер, – есть правда в твоих словах. Наши люди, заброшенные за океан, истосковались по наваристым щам – это правда, мы тоскуем здесь по нашей картошечке-кормилице, да мы терпим нужду в хлебе. Но уверяю, что скоро здесь все изменится!

– Дай то Бог, – усмехнувшись, отозвался тот.

– Степанов! – проговорил Орлов, поднимая ворот полушубка.

– Я, ваше благородие, – отозвался тот подходя.

– Пока все отдыхают, – давай – ка осмотримся вокруг. – Осмотрись, что твориться по ходу движения, вон с той террасы, а я вон с того холма осмотрюсь.

Дав Неплюеву в руки, револьвер и приказав следить за каторжанином, Орлов отправился к соседнему холму, с которого можно было хорошо осмотреть не только прилегающие окрестности, но и водную гладь бухты, которая щетинилась вспенивающимися гребнями темно-зеленых волн. Не обнаружив в бинокль ничего подозрительного вокруг, поручик принялся изучать прибрежную полосу, на поверхности которой громоздились многочисленные кучи из старых деревьев, песка и валунов.

– Видимо в прошлом, на месте вон той равнины был залив, – проговорил тихо, подошедший Сулима.

Орлов медленно опустил бинокль и, повернув голову, подозрительно посмотрел, на стоящего поодаль миссионера с посохом проговорил:

– Откуда такие познания? В монастыре естественные науки стали преподавать?

– Ну, зачем вы так, офицер? – отозвался тот, опираясь на свой посох. – Я просто предположил это, глядя на эти береговые валы, из-за которых океан видимо и отступил местами.

– Может быть, – буркнул поручик. Изучая дряблое, изъеденное оспинами лицо миссионера. – У нас в Симбирской губернии таких явлений нет…

Внезапно Орлов увидел бегущего урядника, который то и дело оглядывался и по возбужденному виду которого, было понятно, что- то случилось.

– Спрячься, святой отец! – выпалил Орлов, хватаясь за винтовку. – Никак казак кого – то обнаружил.

Подбежавший урядник сообщил, что обнаружил всадников. Которые, спешившись, стояли на одной из террас, изучая, по всей видимости, местность.

– Какие еще всадники? – с тревогой пробормотал поручик.

– Не могу знать, ваше благородие, – тяжело дыша, прошептал тот. – Иду себе, глядь, а они в седлах сидят, все вооружены вроде.

– Индейцы?

– Кто же их знает, – пожал плечами казак, – далече было.

Подойдя насколько это было возможно, Орлов быстро поднял бинокль и стал внимательно изучать склоны террас. На одной из которых, на высоте нескольких верст действительно стояло несколько всадников. Расстояние не позволяло рассмотреть детали, одно было очевидно – это были не индейцы.

– Ну, что там, ваше благородие? – нетерпеливо уточнил Степанов шепотом. – Не чугучи случаем?

– Да нет, на американцев они похожи, или на англичан, – отозвался Орлов, опуская бинокль.

– Что вы собираетесь делать? – озабоченно пробормотал Сулима.

– Ничего особенного, – отозвался поручик, – обойдем террасу, да пойдем дальше.

– А если они нападут на нас? – прошептал монах.

– Пока на нас никто не нападает, да и в союзниках у нас янки, все возвращаемся.

– А если это англичане или испанцы? – предположил урядник.

– Идемте, нам скрытно двигаться надобно! – отрезал поручик.

Орлов понимал, что этот маневр хотя и увеличивал путь верст на десять, но в тоже время позволял избежать встречи с вооруженными людьми, которые могли оказаться как союзниками в лице американцев, так и браконьерами в лице англичан или испанцев.

Постепенно они все дальше удалялись от берега вглубь материка, обходя стороной террасу, на которой были обнаружены всадники. Лишь к концу дня им удалось выйти к узкой полоске березняка, отделяющей их от океана.

– Ну вот, – проговорил поручик удовлетворенно, – теперь можно и к океану выходить.

– Ваше благородие! – взмолился конокрад, обливаясь потом. – Ну, сбейте железо! Ведь мочи никакой нет, в нем по бурелому шагать. Я никуда не сбегу, клянусь всеми святыми! Да и куда бежать, когда кругом аборигены шастают? Они же если и не зарежут сразу – так скальп сдерут! Уж лучше я с вами до форта дойду.

– Это верно, – буркнул поручик, – на чугучах креста нет, могут и зарезать. А могут и скальп снять. И достанутся тогда твои сапоги дорогущие какому-нибудь нехристю, а железо до форта нести будешь – это твой крест. Степанов! Дойди до берега, да осмотрись кругом и если все спокойно знак нам подашь.

– Это я мигом, – кивнув, отозвался тот.

– Всем отдыхать пока урядник в поиск ходит. А ты, Иван, расскажи мне пока, где сапоги такие справил, – прислонившись к сосне, проговорил Орлов.

– Знамо дело где, – прогудел кузнец. Скручивая мозолистыми ручищами самокрутку. – Украл у кого-нибудь!

– Я, кроме лошадей в жизни ничего не брал чужого! – взорвался конокрад. С остервенением вытирая рукавом пот с лица. – У одного янки на виски поменял! У тебя вон у самого -то и сапоги справные и зипун из оленины пошитый!

– А виски где взял? – засмеявшись, уточнил Неплюев.

– Замолчали все, – пробормотал с тревогой поручик, глядя на замершую фигуру урядника. – Что там еще за напасть?

Из укрытия было видно, как остановился Степанов, а постояв несколько минут, стал медленно возвращаться, держа винтовку наготове. По всему было видно, что он увидел какую – то опасность.

– Впереди трое индейцев, – проговорил он тихо, – это чугучи. Идут от океана, наверняка разведчики.

– Их только трое? – уточнил Орлов, лихорадочно думая, что следует предпринять.

– Не знаю, ваше благородие, темнеет уже.

– Что же нам делать? – подавлено выдавил Неплюев, озираясь по сторонам.

– Главное по ничтожным поводам не поддаваться панике! – оборвал его поручик. Чувствуя как застучало в груди сердце. – Их всего трое, подождем, может мимо пройдут.

Но вскоре стало понятно, что индейцы идут прямо на них и тогда Орлов дал команду занять оборону.

– Ишь рожи – то раскрасили, – со злостью прошептал кузнец. Сжимая руками увесистую дубину.

– Самое главное, урядник, не стрелять первыми, – тихо проговорил поручик. Может еще получится уклониться от стрельбы.

– Разрешите мне попробовать договориться с ними? – вдруг тихо и смиренно проговорил, Сулима. Со вздохом, перебирая четки.

– Что это вы еще удумали? – насторожился Орлов. Глядя на бегающие глазки миссионера.

– Хочу отвести от нас беду, – проговорил монах, щелкая четками. – Мои проповеди хоть и коротки, но всегда находят дорогу к сердцу.

– У них, между прочим, штуцера нарезные, – с раздражением прошептал поручик. – И им наверняка не ведомо слово Божье.

– Вот я и обласкаю их этим самым словом, – проговорил монах, снимая капюшон. – Я ведь миссионер, да и потом других предложений я так понимаю, нет.

– Ну а, что, Константин Петрович, – оживился инженер с бледным лицом, – пусть латинянин лихость свою покажет. Вразумит нас, как надобно смертные муки принимать за слово Божье.

– Хорошо, пробуй, святой отец, – кивнув, проговорил Орлов. – Только давай договоримся, если почувствуешь, что разговор не заладился – то падай на землю. -Для нас это знаком будет.

– Помилуйте, господин офицер, – пробормотал улыбнувшись монах. Показав при этом редкие желтые зубы, – они же не разумны и наивны как дети.

– Ну, ну, – мрачно буркнул поручик. – Этих невинных и не разумных с детства учат, как надобно убивать своих врагов и поверте, что они гордятся этим.

Сулима медленно поднял руки с крестом и отчаянно шепча молитвы, двинулся на встречу незваным гостям.

Все с напряжением стали ждать кровавой развязки, видя как Сулима все ближе подходил к остановившимся индейцам.

– Ну, поп и дает! – чертыхнулся инженер. Глядя, как тот стал, что – то горячо говорить, жестикулируя при этом руками. – Глядишь так и договориться, чтобы нас пропустили.

– Тебя, Иван Иванович, это забавляет? – буркнул кузнец крестясь. – Он ведь может на смерть пошел, нас спасая, а ты юродствуешь. Не хорошо это.

– Запомни, Василь, что попы никогда и ничего без выгоды не делают. Поэтому они и учат любить и своих врагов, и своих угнетателей, для этого они проводят грань в своих проповедях между клиром и мирянином. Поэтому и требуют от нас покорности, да послушания, угрожая всякими страшилками за ересь.

– От речей твоих, инженер, у меня всегда дух перехватывало, – пробормотал каторжник. Выглядывая из-за дерева. – Ты бы хоть сейчас не богохульствовал.

– Побойся Бога, – буркнул кузнец с укором, – человек к нехристям может за смертью пошел. – Ну, какая здесь корысть может быть?

– Не верю я этим прохвостам, – не унимался Неплюев, шепча с жаром. – Все ими делается с умыслом. Для того, чтобы проще было управляться с христовым стадом. Для большего так сказать закрепощения и угнетения народа. Верно, я говорю, Ламберт? Молчишь, латинянин?

– Ну, что ты к человеку пристаешь? – возмущенно зашептал урядник, крестясь при этом.

– Темный ты, Степанов! Через невежество свое и не понимаешь, что через поступки свои всевозможные, они и пытаются внушить нам, что им нужно подчиняться. Причем подчиняться не только господам нашим по плоти но и самому Богу должны, нетолько господам добрым, но и суровым.

– Ибо это угодно Богу? – тихо уточнил конокрад.

– Вот именно! – кивнул инженер.

– Послушай, Иван Иванович, – оборвал его Орлов. С напряжением всматриваясь в фигуру монаха, которого молча, слушали индейцы. – Заканчивай уже свою лекцию. Ведь по возвращению тебя в железо забьют, за крамолу твою несусветную.

– Есть прекратить, – отозвался тот, – только вы ведь все понимаете, что я прав.

– Это, ваше благородие, в нем страх смерти говорит, – со вздохом проговорил урядник. – Душа его университетская, никак под ветрами с Арктике не зачерствеет.

– Никто помирать не хочет, – буркнул Неплюев. – И я не хочу! Мне тридцати годков еще нет! А, что я в своей жизни повидать успел? Родился в семье мелкого чиновника, родители умерли рано, так что детство и юность у меня прошли в страшной нужде и бедности. Это хорошо дядька помог окончить Московский университет. И что? Думал, поработаю на кромке империи, деньжат заработаю, хоть будет на что по миру поездить, а тут такое твориться.

– Хватит причитать, – скрипнув зубами, проговорил поручик, опуская винтовку. -Вернешься в Родину с почетом и богатым, чугучи ружья опустили…, вот тебе и поп! – Не убоялся и нехристей умиротворил, отчаянный у тебя, Ламберт брат.

Из-за укрытия было хорошо видно, что индейцы действительно опустили винтовки и молча, смотрели в след уходящему от них миссионеру.

– Все, мы уходим с миром, – обессилено пробормотал Сулима подходя. – Они к нам претензий не имеют. Они ищут испанцев с торгового парусника, которые подсунули им при обмене на пушнину, вместо соли несколько бочек мела.

– Ай, человек божий! – воскликнул со вздохом облегчения конокрад. Вытирая мокрое от пота лицо. – А я уже грешным делом думал, что отрежут нам нехристи головы.

– Спасибо тебе, Сулима, – проговорил Орлов, – выручил крепко, что и говорить. Что же ты им сказал?

– Я им, офицер, пообещал оставить своего брата Ламберта, который подскажет им, как найти дорогу к Богу.

– А твой брат не против? – уточнил поручик. Глядя на бледное с редкой бородкой, лицо второго монаха.

– Это наши дела, миссионерские, – перекрестившись, отозвался Сулима. – Мой брат знает, что на все воля божья. Идите смело, а я вас догоню.

– А ваши епископы или митрополиты не будут против? – усмехнувшись, уточнил инженер.

– Опять ты за старое? – рыкнул Орлов. – Ну чего ты лезешь в их дела церковные? А тебе, Ламберт, желаю весьма успешно нести огонь крестовый.

Вскоре не большой отряд Орлова, благополучно миновав березняк, вышел к океану.

– Интересно чего это Сулима, наговорил этим аборигенам? – пробормотал Неплюев, шагая рядом с поручиком.

– Угомонись, Иван Иванович! – буркнул тот. – Зачем ты в их дела нос суёшь? И за что ты так не любишь священнослужителей?

– За что же мне любить этих прохвостов? Сколько земли нахапали церковники по всему миру и в нашей империи тоже! А труд церковных крестьян в монастырях? Это же рабы настоящие! И твориться все это в наше время.

– Но ведь многие крестьяне и столуются в монастырях, а многие и живут там же, зная, что находятся под защитой церковных стен, – возразил Орлов, поправляя фуражку.

– Вы смеетесь, Константин Петрович? – буркнул инженер. – Разве доходы церковников можно сравнивать с пропитанием этих несчастных? Эти понятия просто несопоставимы!

– Представляю, что за дух царит в университетах империи, – поморщившись, отозвался поручик.

– А сколько можно смотреть на этих рабовладельцев в рясах? Они и земледелием занимаются, и вино делают, и соль варят, я уж про торговлю разными ремеслами вообще молчу.

– Беда с тобой инженер. Ну, разводят скот, выращивают хлеб, что же в этом плохого?

– Так ведь пусть честно признаются, что давно уже стали купцами или промышленниками, а то ведь все подводят под предлог усовершенствования,,христианского стада,, – это значит и нас с вами касается.

– Ну и, что? Стремятся снять гнев божий с ныне живущих, чтобы получить в будущем блага всяческие непременно, – проговорил Орлов, осматриваясь по сторонам.

– Ну, разве не смешно слушать всю эту чушь?

– Ну, допустим ты прав, инженер. Только я, что – то не слышал, чтобы крестьяне наши из-за этого роптали.

– Это вы, господин поручик, просто не хотите видеть, как крестьяне ненавидят разжиревших попов, как многие относятся к ним с озлоблением и видят в них бездельников живущих при этом в достатке и роскоши.

– Тогда позволь полюбопытствовать, – проговорил Орлов, поправляя лямки ранца. Тебя не устраивают латиняне или наши православные тоже?

– У меня много вопросов и к нашим церковникам, – пробурчал инженер, отдуваясь. – А латиняне для меня лично вообще жулики, не лучше разбойников с большой дороги, те даже честнее в своих помыслах.

– Понятно с тобой все, Иван Иванович, – кивнув, проговорил Орлов останавливаясь. – Только ты сильно- то не старайся меня со своими думками озадачить. Я русский офицер, присягавший на верность императору, для меня Русская православная церковь, вся ее деятельность и ее отношение с империей, определяется законами, принятыми еще при Петре Великом. Именно поэтому для меня кто бы там чего не говорил, православная вера с греховными по твоему разумению попами – это и есть хребет Российской империи, на котором все и держится. Причем заметь основанный императорской властью, а это значит, что именно император, которому я присягал и является главой нашей церкви. Поэтому в отличие от тебя, все заглавные решения Синода, для меня закон, который исполнять должно прилежно. И для меня, не важно сам ли этот закон подписывал император или его представитель обер-прокурор. И давай закончим на этом.

Орлов все дальше уводил людей от места встречи с индейцами, понимая, что их честное слово нечего не стоит. Но переход по пересеченной местность сильно измотал людей. Поэтому, когда в очередной раз взмолился каторжанин, требуя милосердия, поручик остановился, облизнул сухие обветренные губы и тихо проговорил:

– Кто еще считает, что нужно сделать привал?

– Одежа нательная хоть выжимай, – пробормотал кузнец, отдуваясь, – обсохнуть у костра не помешает. Да и ветер с Арктике тянет злой, не заболеть бы.

– Мы и впрямь все устали, – проговорил хрипло Сулима, – не мешало бы обогреться, да провиант какой принять. Это ведь только в жизни новой, где не будет ни зимы, ни лета, ни дня и ни ночи, человеку не нужна будет пища и питие. Только там он будет жить без печали и скорби.

– Ну, затянул свою хреновину, – разозлился Неплюев. – Конечно, заночевать надо! Вон сколько верст отмахали! Да и темно ведь уже.

– Хорошо, – кивнув, прошептал Орлов, – всем привал. Найдите место, где не будет видно огня, а мы с тобой инженер вон на ту горку поднимемся и осмотримся. Если задержимся, то нас не ждите, без нас трапезничайте, ну если у нас с инженером что-то не заладится – выстрелом знать дадим. Огонь сразу тушите и уходите.

– Куда же нам идти? – пробормотал кузнец.

– У нас одна дорога, – проговорил урядник, – в форт Черемисова. – Не сумлевайтесь, ваше благородие, все исполним. Мы с понятием, что и помощь для основного отряда отправить надобно и образцы в Петербурге ждут. Дай нам Господи сил пережить все утомления и испытания.

Уже через сотню шагов Орлов с Неплюевым вновь оказались среди огромных сосен, которые монотонно завывали при каждом порыве ветра.

– Кто тут может быть? – бормотал инженер, то и дело, спотыкаясь о валежник.

– А вот мы сейчас и глянем, есть тут, кто или нет, – отозвался поручик. – Не забывай инженер, что по военным артиклям живем, хотя и по своей землице идем. Враг то у нас уж больно хитер и коварен! Ты мне лучше скажи, зачем к монаху цепляешься как репей? Ты не в университете своем, а на кромке империи и выполняешь здесь секретное предписание, да и приказ полковника Калязина никто не отменял. Выжить нам надобно, до Петербурга добраться с материалами наиважнейшими, а ты все собачишься.

– Да не верю я этой божьей овечке в рясе! – взорвался инженер.

– Эта овечка как ты говоришь, от нас туземцев отвел, брата своего им оставил. Зачем над стариком издеваться?

– Уж больно парода их подлая! – выпалил инженер. – Они же ради папы своего, чего хочешь, удумать могут. Вон сколько в их застенках людей томиться мужественных, истинных борцов за свободу своего народа. А сколько такие как Сулима извели людей на кострах? Да за одного Компанеллу, нет им прощения от людей просвещенных!

– Его что же сожгли?

– Вот именно!

– За что?

– По обвинению в ереси! За его вольно-думские рассуждения об утопическом коммунизме, а проще если сказать – так за то, что он предлагал другую модель жития. Что естественно пугает таких как Сулима, тем более он как и Джордано Бруно считал, всех этих церковников торжествующей стаей зверья, а про их последователей говорил, что они смотрят на мир,, чужими глазами,,.

– Ничего не знаю про господина Компанелло, – признался Орлов, – а вот господину Бруно, можно было и поскромнее разделять взгляды Коперника. Ведь было же понятно всем, что только за учение о множественности миров, которое так сильно ударило по церкви, его никогда не простят.

– Но это …, – начал, инженер и тут, же осекся, налетев на остановившегося вдруг Орлова. – Что – то случилось?

– Посмотри вон туда, – проговорил Орлов. Подозрительно озираясь по сторонам.

– Никак костер кто – то развел? – с ужасом, проговорил Неплюев. – Ну и нюх у тебя, Константин Петрович! Кто же это может быть? А может это разъезд казачков наших заночевал?

– Не должно их здесь еще быть, – это чужие.

– Аборигены?

– Кто же их разберет, – пожав плечами, отозвался тот. Пытаясь рассмотреть в бинокль неизвестных соседей. – В поиск идти надобно.

– Прямо сейчас? – выпалил инженер. – Может, переночуем тихонько? Они же версты за две от нас, в жизни не догадаются, что мы рядом заночевали.

– А ежили они, как и мы оглядеться решат ночью? Или мы с неприятелем утром столкнемся? Не-е-ет, нам рисковать нельзя, надо идти сейчас.

– Может, хоть вернемся к костру, да от пота обсохнем? Почаевничаем малость, а то от голода уже кишки подвело к горлу!

– Хватит причитать, Иван Иванович, нам сейчас всяческих конфузов избежать надобно, – со вздохом отозвался Орлов. – Помощь к отряду отправить, да самим путь держать далее, а почаевничать мы всегда успеем. Одно меня в смущение вводит …, если это опять разведка чугучей…. Чего это они так в прибойной полосе засуетились? Уж не случилось ли чего. Идем инженер на огонек, да глянем, кто это по соседству костер палит.

– Только ты, Константин Петрович, не забывай – воин из меня, да еще ночью никакой.

– Помню я, что мексиканцы твои очки разбили, идем, будешь при мне привратником. Думаю, с ролью связника справишься?

Соблюдая осторожность, им удалось спуститься с холма и скрытно выдвинуться по песчаной отмели к костру, на расстояние с которого можно было понять, кто разбил бивак по соседству. Как оказалось у костра сидело лишь двое неизвестных, по обрывкам разговоров стало понятно, что это испанцы, что они пьют вино, едят вяленое мясо с сухофруктами и ждут когда за ними придет лодка с парусника.

Орлов помнил, что Испания много лет назад, очень болезненно восприняла открытие русскими этих земель. Долго и с большими усилиями стремилась застолбить за собой хоть какой-то кусок этих земель, что приводило к серьезным конфликтам как с британскими китобоями, так и русскими поселенцами. Выяснения отношений, как правило, заканчивались кровопролитными абордажами на воде и отчаянными перестрелками на берегу. Понимая, что все их усилия в конечном итоге заканчиваются либо гибелью моряков, либо их бегством толкало испанцев на различные авантюры. Которые сводили на нет любые переговоры и договоренности – это касалось и китобойного промысла на воде и браконьерства на суше.

– Что будем делать? – тихо прошептал Неплюев. – Может, просто уйдем? Пусть сидят, их забрать должны скоро с парусника.

– Это не просто гости непрошенные, – отозвался Орлов, скрипнув зубами, – это испанцы. – До каких пор мы их выходки терпеть должны? Да и двое их всего! Не дрейфь, инженер, они же сами лезут на нашу землю. Здесь оставайся, а я схожу с этими господами поздороваюсь, вопрос задам, чего это они здесь делают, а там видно будет. Возможно это те самые испанцы, что туземцам мел вместо соли подсунули.

– А если они палить начнут?

Орлов внимательно посмотрел на бледное, осунувшееся лицо инженера с темными разводами под глазами и твердо сказал:

– Из-за этих испанцев гибнут наши люди, вспомни потопленный ими бот с командой капитана Нестерова! Сколько еще может погибнуть наших поселенцев из-за их злодейств? Не робей, инженер.

Когда до костра осталось шагов двадцать, Орлов нарочито громко крикнул:

– Мир вашему шалашу, господа!

Испанцы как по команде вскочили, выхватив свои длинноствольные револьверы. И щурясь от дыма костра стали пристально всматриваться в темноту, пытаясь понять, кто к ним пожаловал. В отличие от незваных гостей, поручик хорошо видел их и в случае необходимости мог уверенно применить оружие. В то время как плотного телосложения незнакомцы, не могли рассмотреть его из-за огня.

– Кто здесь? – истерично выкрикнул один из них. Нервно поправляя широкополую шляпу.

– Я, поручик Российской империи, а вот вы, чьих будите?

– А я помощник капитана, с парусника,, Филипа Диаса,,.

– А кто второй?

– Это наш шкипер! Сошли на ваш берег немного размять ноги.

– Может, опустите оружие? – с безразличным видом, проговорил Орлов. Не торопливо подходя к костру. – Я как понимаете здесь не один, а с казаками, которые держат вас на прицеле.

– И что нужно здесь в столь поздний час русскому офицеру? – процедил шкипер, опуская револьвер.

– Да вот какая незадача у нас тут приключилась …, кто-то одному из племен местных туземцев, вместо соли мел всучил, – проговорил поручик. Подвигая сапогом в костер одну из горящих головешек.

– А вам то, что за печаль? – взорвался с негодованием помощник капитана. Брызгая при этом слюной. – Как будто ваши поселенцы не обманывают аборигенов!

– Вот, вот, – поддержал его шкипер. Поднимая ворот своего черного бушлата. – Наша мена, а значит и наша печаль! Вам- то чего до нее? Зачем к нам, да еще ночью, с расспросными речами приставать.

– От того и пристаю, любезный, что озлобили вы племя этого народа окраинного. Лица они боевой раскраской покрыли, мечутся по лесу вас ищут, народ наш беспокоят. Вернули бы вы соль, да отдали швартовые, а мы бы пожелали вам попутного ветра вашим парусам, когда ляжете на обратный курс.

– Это ультиматум, что ли? – медленно процедил шкипер. Буквально испепеляя взглядом офицера. – А господин, поручик, не боится, что сейчас на берег сойдут наши матросы с парусника? Перестреляют ваших казачков, а офицера в полон возьмут?

– Значит просто и с миром, отбыть на свой борт не желаете? – процедил со злостью Орлов, поправляя фуражку. – Тогда дозвольте узнать, по какой грамоте здесь находитесь?

– Вы что, офицер, – скривив давно не бритое лицо, процедил помощник капитана, – недавно в здешних краях объявились? – По какому праву мы должны грамоту показывать? Вы, что воевода пограничный?

– Я на своей земле с казаками, неприметным образом дозоры приумножаю! Потому и прошу предъявить бумагу, или отбыть на свою посудину, пока я казакам знак не подал.

– Ну чего господин, офицер, упорствует? – проговорил шкипер подходя.

Орлов равнодушно посмотрел в лицо бородатого испанца в черном бушлате, из-под которого выбивалась тельняшка, потом на длинный ствол револьвера, направленный прямо в живот. И, пожал плечами проговорив:

– Ну, как знаете.

В следующее мгновение, поручик мощным ударом кулака, выбил оружие из рук подошедшего и уже в падении выстрелил несколько раз в нарушителей.

Утробно рыкнув, шкипер схватился за прострелянное горло и рухнул как подкошенный, дергаясь при этом в агонии. Пуля же выпущенная в помощника капитана угодила тому в плечо, что не помешало ему довольно проворно налететь на офицера, буквально пригвоздив его к холодной земле. В завязавшейся борьбе, Орлову с большим трудом удалось повернуть ствол своего револьвера в сторону напавшего и сделать смертельный выстрел в бок. Охнув тот мгновенно обмяк и стал медленно заваливаться на бок. Тяжело дыша и отплевываясь, поручик с трудом оттолкнул от себя грузное тело и, отдышавшись, крикнул:

– Иван Иванович! Ты там живой? Иди уже сюда!

– Живой, Константин Петрович? А я уже думал, застрелили тебя, – бормотал, подбегающий инженер.

– Пули для меня еще не отлили, – буркнул тот вставая. – Где шапку – то потерял?

– Так я это…, – шептал тот, с ужасом глядя на трупы испанцев, – смотрю, а ты лежишь после стрельбы! Ну, думаю, убили тебя лиходеи ….

– Шапку говорю, где потерял? – повторил вопрос Орлов. Деловито обыскивая тело испанца.

– Так я это …, когда побежал сюда на помощь…, видать веткой сбило…

– Скверно это! Пойдешь сейчас к нашему лагерю, найди обязательно. Видишь, как пар валит, ветер крепчает? Это холод идет с Арктики, а потому, без шапки теперь никак не обойтись. А ежели простынешь, да захвораешь? Лекаря даже в форте у Черемисова нет, так что найди непременно.

Забрав оружие и ремни с патронами у убитых, Орлов замер у костра, с не поддельным интересом рассматривая трофейное оружие в мерцающем свете пламени.

– Вроде по патенту сделаны Роллана Уайта, под такой же металлический патрон, что и Смит – Вессен делает, а ствол какой длинный, чудной.

– Что же нам теперь делать? – прошептал инженер, озираясь по сторонам.

– Что делать? Ты сейчас найдешь свою шапку и быстро вернешься, по кромке океана. Наши, услышав выстрелы, в аккурат пойдут к тебе на встречу, вместе с ними скоренько вернешься сюда. Объясни, что идти надобно ходко, потому как выстрелы и на паруснике испанском услыхать могут. Ты все понял?

– Да, да, я все понял, – кивнув, забормотал инженер.

– Держи револьвер испанца, тут полный барабан, Да смотри аккуратно с ним обращайся. В ногу с перепуга себе не пальни.

– А если меня схватят индейцы? – озираясь по сторонам, проговорил тот. – На мне же пояс с золотыми образцами!

Орлов внимательно посмотрел на тщедушную фигуру инженера, его перепуганное лицо, всклоченные волосы на голове и тихо произнес:

– Хорошо, снимай свое богатство, теперь я за сейф поработаю. И прошу тебя, поспешай, пока испанцы на веслах подмогу не отрядили.

Отправив инженера, Орлов закинул за спину винтовку и медленно побрел к берегу, где в темноте угадывались контуры лодки. Убедившись, что в ней всем хватит места, он так же медленно вернулся к костру и, оттащив в сторону убитых, в изнеможении сел на кусок парусины, любуясь трофейным револьвером.

– Боже мой, – пробормотал он, с любовью гладя вороненую сталь. – У нас с таким трудом идет в войска шести – линейное винтовальное ружье, с таким трудом приживается официальное название винтовка. Название, которое было бы понятно для каждого солдата и объясняющая ему главное начало и принцип действия нарезного оружия. А американцы с европейцами уже имеют в своем арсенале модернизированные варианты и винтовок и револьверов. Когда же шедевры наших оружейников будут в войсках? Да такие, чтобы иноземцы завидовали! Где же вы наши умельцы, Давыдовы и Харитоновы, что мешает вашей передовой мысли? Когда же мы увидим новые образцы из,,пушкарской избы,,, Оружейной слободы в Туле? Вразуми, Господи, вельмож наших в военном министерстве!

Положив ценный трофей рядом, поручик заглянул в корзину из ивовой лозы, где обнаружил кроме вяленого мяса и сухофруктов целую головку душистого сыра. Но самое ценное лежало на дне – это были пшеничные сухари. Открыв зубами пробку одной из бутылок вина, стоящих рядом с корзиной, он стал, с аппетитом есть найденные припасы, запивая прямо из бутылки слабо – кислым вином.

Он уже принял решение, он уже знал как ускорить их продвижение к форту есаула, исключив лишние отклонения от маршрута ради соблюдения скрытности. Решение было принято, как только увидел лодку испанцев, которые повели себя так дерзко и не осмотрительно. Полагая, что у русских колонистов, нет сил, контролировать побережье, да еще ночью. Орлов чувствовал – успех перехода рядом. Теперь они, меняя друг – друга на веслах, быстро дойдут до форта, не дразня при этом недругов на берегу. Единственное, что его сейчас беспокоило – это четверо странных всадников, которых они видели на одной из террас. Не испанцы, которые навряд ли отважатся высадиться на чужой берег ночью, не чугучи которым он бы предъявил трупы обманувших их испанцев, а именно всадники беспокоили его больше всего. Их было четверо, было не понятно, куда они держат путь, а самое главное, было не понятно враги ли они.

Вскоре ход его мыслей прервал появившийся у костра урядник, который доложил, что привел людей и о том, что он арестовал в отсутствие поручика Сулиму.

– За что? – насторожившись, спросил Орлов.

– Арестовал негодяя за саботаж! – тяжело дыша, выпалил казак. Вытерая шапкой потное лицо. – Как только он выстрелы услыхал, так значит и объявил, что вы с инженером погибли и идти, мол в форт смысла нету! Сказывал, что мы его теперь должны слушать – так как сила, за ним стоит.

– И что же это за сила? – усмехнувшись, уточнил офицер. Глядя на редкие, взъерошенные пряди седых волос казака.

– Говорит, что за ним сила ордена иезуитского!

– Вот оно, что, – не добро улыбнувшись, проговорил Орлов, – значит, прав был полковник Калязин. Значит, правильно усомнился, разглядев под рясой, да за словами правильными, натуру подлую! Вот значит кто они с Ламбертом! Молодец, братец! Удружил новостью, как есть удружил, держи вина доброго за службу.

– Значит, я все правильно сделал? – со вздохом облегчения, проговорил казак.

– Конечно правильно, садись, подкрепись харчами иноземными. Деятельность этого ордена латинян на землях империи, запретила еще Екатерина Великая, значит, запрет этот распространяется и на Аляску. Ай, да Сулима! Ай, да прохвост! А главное как маскировались с Ламбертом искусно. За ним кто сейчас присматривает?

– Кузнец наш, Василий, – жуя, отозвался казак, – сам вызвался. За шиворот паршивца конвоировать. Как речи крамольны услыхал из его уст – думал убьет попа!

Вскоре к костру вышли запыхавшиеся, едва державшиеся на ногах, остальные члены их не большого отряда.

– Все быстро садимся в лодку! – скомандовал Орлов. – Провизию берем с собой, трапезничать будем в лодке. Степанов!

– Я, ваше благородие, – отозвался тот.

– Напомни, какие вам проповеди пел наш святой отец?

– Сказывал, что он знает мол, что погибли вы с инженером! – с жаром выпалил казак. – Говорил, что знает как на корабль, иноземный попасть можно и в какой бухте он якорь отдал. Богом клялся, что за продажу минералов, которые в ранце мы несем, мол, можно прожить безбедно, в любой из держав значимых.

– Ну что скажешь брат, Сулима? – играя желваками, спросил Орлов.

– Ваши люди все не так истолковали, – криво усмехнувшись, проговорил монах. – Я ведь и впрямь решил, что вас погубили туземцы. Вот я и стал размышлять вслух о различных вариантах спасения.

– Что ты, Константин Петрович, эту крысу церковную слушаешь? – выпалил с негодованием Неплюев. – Ишь как запел, гнида! А я предупреждал, что все они себе на уме! Весь мир просвещенный ненавидит их пароду подлую!

– Разум тебе, инженер, труды господина Маркса разъедают! – с ненавистью выкрикнул Сулима.

– Я знаю, что все ваше племя трепещет, от одного,, Коммунистического манифеста,,! В котором вашего папу он клеймит позором, за то, что он всегда связан с самыми реакционными силами.

– Почему вы молчите господин, офицер? – с ужасом, прошептал Сулима. – Почему дозволяете такие речи крамольные сказывать? Почему вы его в железо не забьете?

– Но ты, сын божий, – покачав головой, выдавил Орлов, – не расходись шибко – то, не забывайся, что под арестом.

– Видишь, ваше благородие, какую гадюку мы на груди пригрели, – буркнул инженер. – Вот про таких и говорил господин Бруно, что они мрак и мракобесие, а ведь он между прочим монахом был!

– Он еретиком был! – закричал монах, с пеной на губах. Выпучив при этом свои безумные глаза. – Его и сожгли за это! Почему вы дозволяете, офицер, наводить хулу на всю церковную власть? Как вы можете все это терпеть?

– Господин инженер просто начитался сказок казака Луганского, – прорычал кузнец, проходя мимо. – Он где надо ответит за свои слова, а ты пес инквизиторской, за свои отвечай. Верно, я говорю, ваше благородие?

– Все верно ты говоришь, Василь, – кивнул поручик. – Все, в сторону разговоры, лодку на воду!

– Сей труд у вас под запретом, – зло прошипел, Сулима, шагая к лодке. – Он запрещен и вашим Сенатом и вашим Синодом!

– Однако какая осведомленность, – усмехнувшись, буркнул Орлов, – усаживаясь за спиной монаха.

– Зря смеешься, офицер, – прошептал тот тихо. Повернувшись к поручику в пол оборота. – Думаешь поймал меня? Я тебя еще в телегу запрягу вместо мерина!

– Нет, это ты меня послушай, как там тебя на самом деле! – выпалил Орлов, хватая монаха за капюшон. – Слышишь, как завыли свою колыбельную койоты? Полевые волки очень умны и осторожны, они не только питаются падалью, но и с удовольствием сожрут миссионера. Ты все понял, раб божий? Хочешь, давай попробуем!

– Ты чего это удумал? – выпалил монах, вжав голову в плечи.

– Боишься, Сулима? – продолжал Орлов ледяным голосом. – Решайся пока мы рядом с берегом! Они, видать, уже учуяли запах человечины и скоро будут здесь, для них это ведь игра, а не работа. Развлекаются, а заодно и территорию осматривают – прямо как мы с тобой, Сулима. Может и впрямь оставить тебя здесь?

– Не губи, офицер, – выдавил тот осипшим голосом, – не оставляй на погибель.

– А, зачем ты мне нужен, монах? У меня не конвойная рота и я не офицер из сыскного ведомства! Ты за моей спиной измену замышляешь и это заметь за наш хлеб и соль.

– Не губи, офицер, ради Христа не губи, – с жаром шептал тот. Косясь на удаляющейся берег. – На весла посади, грести буду до изнеможения!

– А что, ваше благородие, пущай подсобит! – воскликнул Неплюев. – И конокраду железо снять и тоже на весла, пусть хлеб отрабатывает.

– Степанов, освободи ты их и впрямь, путь дальний, пусть подсобят, распорядился Орлов. – А если они злодейство, какое удумают, то мы их просто пристрелим! Вы меня хорошо слышали, милейшие вы мои?

Сидя на носу лодки, который – то взлетал на гребне очередной волны, то резко опускался в низ, поручик напряженно думал, всматриваясь в темные контуры береговой линии, о том все ли он правильно делает. Пока, по его мнению, он не сделал каких – то ошибок, а завладев лодкой, они смогут значительно сократить путь. Удалось понять, кто такие Сулима с Ламбером. Это были враги, коварные и готовые в любой момент своими действиями или бездействиями поставить под сомнение успех их перехода. И хотя еще небыли точно ясны их мотивы, по которым они увязались за караваном, ясно было, что их как впрочем и беглого каторжанина стоит остерегаться. Кутаясь в воротнике своего старенького овчинного полушубка, от холодных порывов студеного ветра, Орлов прислушался к вялотекущему спору, между Неплюевым и Сулимой. Которые яростно при помощи весел боролись с волной, продолжая при этом выяснять отношения.

– Я не могу смиренно слушать такую ересь, – хрипел, Сулима. С перекошенным от злости лицом. – Права папы божественного происхождения и никто не может ставить их под сомнения! Сам Бог возложил на его плечи заботу о церкви и сделал его не ограниченным владыкою ею.

– Очень смешно! – воскликнул инженер, давясь от смеха. – Скажи еще, что ваш папа – это живой закон.

– И скажу! – взорвался монах. Тресясь всем телом, от негодования, с перекошенным от злости лицом. – Его слово – это слово божье, а его дело – это божье дело! И вообще христианские императоры нуждаются в папе!

– С чего бы это? – уточнил Неплюев. – Ради вечной жизни, что ли? Это скорее ваш папа нуждается в королях и императорах. Через статус и волю которых он может управлять делами земными.

– Почему вы молчите, офицер? – выпалил монах, качая головой.

– У меня нет не малейшего желания становиться судьей, в ваших постоянных спорах, – буркнул, поморщившись Орлов. – Тем более по поводу поиска истины в вашей вере.

– Но ведь ваш инженер хулит власть!

– Власть вашего папы и вашего ордена! – оборвал монаха поручик. – И запомните, Сулима, на будущее, что для меня именно варвары из Брюсселя и Лондона расшатали устои древней Византии. В которой по моему разумению было все – архитектура, банковская система, право и дипломатия, разумеется. И у меня нет никакого желания защищать вашего папу и тем более ваш орден.

– Разве не турецкие янычары, превратили Византийский Константинополь, в Османский Стамбул? – с негодованием выкрикнул Сулима.

– Турки лишь довершили начатое вашими братьями, имя которым варвары – латиняне! Именно ваши единоверцы, предали наших православных братьев, для того что бы стать твердой ногой на Востоке, для того что бы навязать свое влияние и воспользоваться чужими богатствами, – возразил с негодованием Орлов.

– Да папа лишь стремился создать единый и неделимый христианский мир! – выпалил истерично Сулима. – В который вошла бы и Византийская империя, этого, между прочим, желали и рыцари и крестьяне.

– Эту сказку ты нашему конокраду расскажи, – рассмеявшись, отозвался Неплюев. – Все правильно говорит Константин Петрович! Это ваши неудачи на Западе принудили вас к корыстным поискам на Востоке, это ваши бесконечные междоусобицы толкали ваших крестьян и феодалов в походы на Восток. Которые, разумеется, охотно благословлял ваш папа.

– Вас послушать, так можно подумать, что на землях российской короны все и всегда делается правильно, – отмахнувшись, выдавил монах. – Под своими православными знаменами вы проиграли Крымскую компанию! Да что там компанию! Вы здесь на кромке империи до сих пор не смогли усмирить даже темных аборигенов.

– Ничего, придет время, – проговорил поручик, – мы заключим мирные договора не только с окраинными народами, но и с самой Японией.

– Что – то до сих пор, у вас это не очень то получалось, – буркнул, Сулима. Налегая с остервенением на весло.

– Нет ну вы, посмотрите, что же это за холера такая, – возмутился кузнец. Показывая монаху огромный кулак. – Тебе сказано, что заключим – значит заключим! Тебя и впрямь надобно было на съедение оставить, прости Господи, за все прегрешения наши вольные и невольные. Благодаря нашим православным священникам, мы и так уже подружились с аулетами! В отличие от вас латинян наши святые отцы не проповедают огнем и мечем. Они выучили местные языки и даже придумали для них грамоту.

– Все верно, Василий, говоришь, – поддержал инженер, – и грамота у них теперь есть и словари разные. Теперь они знают, что кроме шаманов, есть еще и лекари с микстурами горькими, а мыться можно не только в реках да озерах, но и в банях, под хвойные веники. А ты, Сулима, говоришь, что мы дружить не умеем!

– Все еще надеетесь в лице дикарей, увидеть новых российских верноподданных?

– Именно так, – проговорил Орлов. Всматриваясь в черную бездну океана.

– Странные вы все-таки русские, – буркнул монах. – Вам с трудом удается кормить своих колонистов, а вы ведете речи о словарях для каких-то туземцев, от которых за милю воняет псиной и рыбой. Видать, вы уже забыли, какую бойню они вам учинили в вашем Ново – Архангельске, а тогда ведь Господь призвал к себе более двухсот ваших соотечественников.

– Что поделаешь, – кивнув, буркнул поручик. Играя с остервинением желваками. – Такова участь первопроходцев. Но ничего, заканчивается уже наше затруднительное положение. Помощь уже близко, она уже идет к нам.

– О какой помощи говорит, офицер? – улыбнувшись, уточнил Сулима. – Ваши корабли плывут из Петербурга до Аляски шесть месяцев!

– Тебе никогда не понять русскую душу, Сулима, – проговорил Орлов. – Мы знаем, что уже совсем рядом, испытывая нужду и трудности, осваивает новые земли Геннадий Иванович со своими людьми. Они уже сумели обойти Сахалин с севера, открывая при этом множество неизвестных территорий. Мы уже присутствуем в низовьях Амура, где твердо встал Николаевский пост. Так что, хоть мы и находимся за океаном Великим, но знаем – помощь близка.

– То, что весь мир узнал от вашего Невельского про Сахалин – это заслуга его великая, – буркнул монах. – Да, ваш Невельской доказал миру, что Сахалин не соединяется с материком, а является островом и что Татарский пролив – это именно пролив. Похвально! Только я насчет помощи ничего не понял, у Невельского своих неприятностей девать некуда.

– Вы так, Сулима, ничего и не поняли, – выдавил сквозь зубы Орлов. – Наши поселенцы активно заселяют Сахалин и Курильские острова, скоро там появятся современные порты, а через это решиться вопрос снабжения наших фортов.

– Надежда весьма спорная, – отозвался монах, покачав головой. – Вы думаете, что вам до бесконечности дозволят укрепляться на этих землях? Флот английской короны уже ставиться на паровые машины, а значит, ему будет еще проще в случае необходимости перерезать ваши коммуникации. А высадив десант, сбросить ваши жалкие, плохо вооруженные гарнизоны в океан!

– Вы как всегда недооцениваете нас, – усмехнувшись, пробормотал казак, – и адмирал Невельской, и генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев, да и наш правитель Максутов – люди грамотные, да серьезные.

– Что ты этим хочешь сказать? – озадаченно, уточнил монах.

– А то, что для охраны и закрепления новых земель, уже создано Забайкальское и Амурское войско, а надо будет, и здесь полчане высадятся. Да и флот парусный на пар поставим, зря сумлеваешься.

– И сколько лет пройдет, прежде чем сие чудо свершиться?

– Ничего мы народ терпеливый и работы не чураемся, – отозвался урядник, налегая на весла.

– Правильно говоришь, урядник, – подхватил Орлов, – не в первой нам. Наперекор воли держав заглавных, свои интересы отстаивать. Вон сколько шуму было в свое время, а мы вошли в бухту Золотой Рог и там уже порт заложен Владивостоком нареченный.

Вскоре из-за усиливающейся волны все споры в лодке прекратились, а люди меняя друг – друга налегали на весла, понимая, что путь по воде – это скорый выход к форту. Лишь уже под утро, инженер, менявший, в очередной раз казака спросил:

– Может, уже к берегу пристанем, да у костра обсохнем, под чаек горячий? Что скажешь, Константин Петрович? Вон сколько верст отмахали, все нормы перекрыли.

– И впрямь, ваше благородие, – поддакнув, поддержал кузнец. – Волна крепчает, да и у костра подкрепиться в самый раз будет.

– Ну, что же православные и латиняне, – вымолвил Орлов, задумавшись на мгновение, – путь мы и впрямь проделали не малый. Давайте к берегу!

Прыгая среди вспененных гребней волн, лодка стала быстро приближаться к темной полосе скалистого берега. И вскоре на каменистой отмели, в защищенной от ветров ложбине весело затрещал костер, давший, наконец уставшим людям возможность обогреться и перевести дух. Но желанный отдух после сытного, раннего завтрака оказался не долгим. Не прошло и часа как дежуривший у костра Степанов, разбудил Орлова, горячо прошептав:

– Ваше благородие, наверху скалы шумит кто – то.

– Кто там может шуметь? – пробормотал тот хрипло.

– Не знаю, да вы сами послушайте.

Откуда – то сверху действительно доносился, какой – то странный шум, который был явно не связан ни с грохотом прибоя, ни с шумом леса.

– Неужто, опять индейцы? – затравленно прошептал, проснувшийся инженер. – За что же такое наказание?

– Тоже нехристей боишься? – вымученно улыбнувшись, прошептал конокрад. – Кожу с головы резать! Это же надо такое придумать!

– Замолчал бы ты, братец, – рыкнул поручик, вскакивая. – Быстро тушим костер! Ты, Степанов и ты, кузнец со мной в поиск, а тебе, Иван Иванович, караул держать над арестантами. Все понятно?

– А вы надолго? – растеряно пробормотал Неплюев, озираясь по сторонам. – А то может, прыгнули бы в лодочку, да навалились на весла?

– В лодочку – это конечно хорошо, – вымолвил Орлов, торопливо проверяя оружие. – Только светает уже и сверху мы для стрелков, станем мишенью очень даже замечательной. Не дрейфь, инженер, лучше караулом озадачься и ежели что – то стреляй без сомнения, а мы скоро. Нам лишь глянуть, да разобраться, кто в такую рань там шумит.

В этот момент все отчетливо услышали конное ржание и глухие удары по металлу.

– Похоже, как тарантас чинят, – предположил кузнец, вслушиваясь в звуки.

– На все воля Божья, – крестясь, прошептал урядник.

– Какой еще тарантас? – спросил поручик. – Все! Все разговоры отставить! Поднимаемся тихо, в бой не вступаем, оценим лишь обстановку и возвращаемся. Все понятно? Ну, тогда с богом, господа.

Поднявшись осторожно по скользким камням к кромке обрыва, они затаились среди камней, пытаясь рассмотреть в темноте тех, кто прервал их отдых.

– Говорю же, что рессоры на тарантасе чинят, – пробормотал кузнец, отдуваясь после подъема.

– Да, господь с тобой! – с жаром, проговорил казак крестясь. – Откуда здесь каретам взяться? Что с вами, ваше благородие?

– Все в порядке, – тихо хрипя, выдавил Орлов. Уткнувшись лицом в холодный камень. – Это, это…, сердце защемило…, сейчас все пройдет.

– Давайте я помогу вниз спуститься, – испуганно прошептал казак. – А потом, вернусь и мы с Василем разберемся, кто это зверье пугает.

– И то правильно, – поддержал кузнец, – с сердцем шутить нельзя.

– Спасибо, братцы, – прошептал поручик, рванув ворот полушубка. – Пожалуй, и впрямь я не помощник вам, сам я спущусь потихоньку, а вас прошу, осмотритесь тихонько и сразу спускайтесь. Там уже и решим, что дальше делать будем.

– Не сомлевайтесь, – прошептал Степанов, – все сделаем. – По разговорам четверо их, осталось понять, кто они и что здесь забыли.

– Вот мой бинокль, а я спущусь в низ.

Расстегнув полушубок и верхние пуговицы гимнастерки, Орлов спотыкаясь и падая, с трудом спустился вниз. Молча сел у еще дымящегося кострища. Неплюев, наблюдавший за внезапно вернувшимся поручиком, судорожно сглотнул слюну и тихо пробормотал:

– Ну и, кто там по металлу колотит?

– Пока ясно только одно, – отозвался офицер, сидя с закрытыми глазами, – что это вроде американцы и их четверо. Хотя двое говорят с ирландским акцентом. Как только Степанов с кузнецом разглядят их получше – так и решение примем.

– Смотрю я на тебя, офицер, и вижу, что не хорошо тебе, – буркнул Сулима. – Никак сердечко защемило?

– Тебе то, что печалиться обо мне? – спросил Орлов.

– Да так, не перестаю удивляться, с каким отчаянием вы служите империи! С какой самоотдачей вы жертвуете собой, сгорая, зачастую как сгорает восковая свеча. И никак не пойму ради чего все ваши жертвы и лишения?

– Я может быть тоже, удивляюсь тому, что здесь делает на православной земле, хоть и слуга Господа, но все, же латинянин, – вымученно улыбнувшись, отозвался поручик. – Да еще под пулями и стрелами.

– Со мной – то, все просто. Я через долг пасторский, муки и лишения в заграничных мытарствах принимаю, неся по мере сил слово христово.

– А брат твой Ламберт, какое слово несет? – с подозрением, уточнил инженер.

– И он, несет своими поступками смиренными, веру в Бога!

– И давно вы в наших землях трудитесь? – уточнил Орлов, массируя рукой грудь.

– С момента создания американцами своих Соединенных Штатов, мы обратили свои взоры на эти земли.

– Не обижают вас американцы? – спросил инженер. С тревогой поглядывая наверх.

– Янки, народ веротерпимый, – покачав головой, отозвался Сулима. – У нас на сегодняшний день в их штатах уже имеется несколько епископов, за сотню священников, есть даже несколько высших учебных заведений и несколько средних. Мы не встречаем на их землях никаких ограничений и притеснений.

– Почему же американцы столь лояльны к вам? – спросил Орлов. С тревогой вслушиваясь в стуки по металлу.

– Потому что у американцев в отличие от вашей империи, принцип выборности должностных лиц распространяется и на католическое духовенство!

– А я думал, что число католиков у американцев растет из-за многочисленной миграции ирландцев, – буркнул инженер. – Впрочем, мне все равно какой численностью ваши банды осадят американские штаты, для меня все одно с каким умыслом и лукавством вы входите в дома американцев.

– В чем наше лукавство состоит? – с жаром, прошипел Сулима. Сжимая свои кулаки.

– Выгоду вы как всегда себе ищите! – отрезал инженер. – Думаешь нам неведомо, что за жадность вашу, громят ваши церкви и в Бостоне и в Филадельфии! И правильно ковбои местные делают, что гоняют ваших алчных до денег братьев! Скажешь, нет? Мы с Константином Петровичем сами читали в газетах! Вон недавно, из-за попытки назначить вашего попа, разгорелись выступления народа аж в самом Вашингтоне.

– Не попа, а папского нунция! И только в Вашингтоне! – взорвался Сулима. -Миссионеры святого Павла уже во многих штатах укрепили свое влияние, неся правдивое слово божие!

– Это правда, – пробормотал Орлов, – только не надо кричать. – Этак вы на всех нас беду накличете. А, что касаемо вашего влияния…. Ну что же, бесплатные школы и все такое, действительно настраивают людей на разговор с вашими братьями.

– Вот, вот! Думаю, что господин, офицер, согласится и с тем, что мы прекрасно организованны, в отличие от ваших священников и многочисленных протестантских сект. Которые к тому же враждуют друг с другом.

– Вы хотите сказать, что нам никогда не удастся вести дела в этих землях как вам? – уточнил поручик.

– Конечно! Даже если на это будут приказы из вашего Сената или предписания Синода! – самодавольно, подитожил Сулима.

– Недооценка противника всегда ведет поражению, – проговорил Орлов, усмехнувшись. – Когда – то ваши единоверцы не верили, что граница Русской империи с Китаем, ляжет по реке Амур, до впадения в него реки Уссури. Теперь Уссурийский край наш по Пекинскому договору. Это ли не успех подданных Российской империи?

– Эти земли далеко не Уссурийский край, – буркнул, Сулима. – Это Аляска! Вам не хватает доходов для содержания Русской Америки! Ваши купцы, организовавшие Российско-Американскую компанию, так и не смогли заставить ее работать с прибылью. Разве это не так?

– Ничего придет время и прибыль появиться непременно, – отозвался Неплюев, озираясь по сторонам.

– О какой прибыли идет речь? Уж не от пушного ли промысла? И потом не забывайте о американцах! Вы их явно недооцениваете. Когда они твердо встанут после своей войны, в своих южных штатах на ноги, то вряд ли согласятся с тем, что на севере Америке хозяйничают русские.

– У нас, Сулима, с Соединенными Штатами нормальные дипломатические отношения, – проговорил Орлов. Всматриваясь в перекошенное лицо монаха. А наши народы желают жить в мире и дружбе. Так, что мы не собираемся уходить с этих земель.

– Да вы уже уходите отсюда! – воскликнул тот, брызгая слюной. – Американцы вас уже выдавили из форта Росс! В свое время ваш Александр первый подписал манифест об исключительных правах России на Аляску севернее пятьдесят первой параллели! И, что с того? Ваши интересы вошли в противоречие не только с американскими интересами, но и английская корона была не довольна вашей активностью. Именно поэтому ваш император заключил новый договор с американцами, по которому Берингово море становилось уже не внутренним морем России.

– Я как погляжу, Илья Сулима, хоть и монах, а зело начитанный и в делах светских и просвещен не по чину, – задумчего, проговорил Орлов. Играя при этом желваками. – Все верно…, по новому договору была вновь открыта свобода мореплаванья и рыбной ловли в Беринговом море, а наши владения ограничены пятьдесят четвертой параллелью. Но это был тактический шаг и шаг сей, не дает право наглецам различных мастей, входить в наши воды и творить безобразия различные. Я уже не говорю о высадке на берег без специальной грамоты. Это касается всех гостей заморских, ведь все знают, что нельзя приближаться к берегу на расстоянии пушечного выстрела.

– Может, кто измену чинит? – предположил робко конокрад. – Вон испанцы вами убиенные, не сильно – то с законами нашими считаются.

– Не тебе, про дела государственные размышлять! – оборвал его Орлов.

– А ведь каторжанин по-своему прав, – буркнув, поддержал инженер. – Передовая часть общества в империи не довольна состоянием дел и вполне может препятствия в отдельных делах чинить.

– Тебе бы, инженер, к словам офицера прислушаться, – пробормотал Сулима. – В своих университетах видать Жуковского начитался, до умопомрачения! А если по возвращению в Родину угодишь в третье отделение царской канцелярии?

– А тебе то, что с того за печаль? – огрызнулся Неплюев. – Главное, что здесь нет генерала Бенкендорфа со своими людьми, кои облечены особым доверием самого государя.

– Я же говорил господин, офицер, что ваш инженер есть еретик и якобинец! – с возмущением выпалил Сулима, вскакивая.– Его Жуковский и Писарев с,, Русским словом,, впридачу, проповедуют освобождение личности от бытовых и семейных пут – это путь в никуда. У нас тоже случались конфликты между теми кто несет слово папы и его противниками, но наша буржуазия всегда шла на конфликт с пониманием того, что необходимо сохранить религию для защиты своих интересов.

– Успокойтесь, святой отец! – оборвал его Орлов. – Сядьте и не кричите! Не то я и впрямь решу, что вы нас хотите обнаружить. Да и вам – то чего печалиться? У вас труды перечисленных вами господ находятся в,, Индексе запрещенных книг,,.

– Просто я со своими братьями знаю, что такое якобинцы – это чума для любой империи, – неохотно садясь, буркнул монах. – Поэтому у нас все подозрительные книги и проверяются в цензурной коллегии, из-за чего зараза и не попадает на улицы к толпам плебеев.

– Чем же тогда вашей банде, не угодили труды Жанны Гюйон? – съязвил Неплюев. – Ведь она проповедовала преданность и любовь к Богу, призывала презрительно относиться к добру и злу так как – это одинаковое проявление божественной воли.

– Да, ее книги в начале имели успех, и их содержание даже публично одобрял епископ Фенелон, – скривившись, пробормотал монах.

– Вот видите! Зачем же ее труды запрещать? Вашим братьям нужно быть последовательными!

– Мы всегда последовательны в отстаивании интересов Вечного Рима, – скрипя зубами и часто крестясь. Прошептал Сулима с ненавистью. – В книгах Гюйон было обнаружено до тридцати еретических положений, а речи Фенилона наши официальные представители осудили. Чему это инженер улыбается?

– Просто вспомнил, что труды этой госпожи, имеют в нашей империи множество поклонников, – невозмутимо, отозвался инженер, – даже в лице господина Голицына.

– Через такие разговоры, к власти в вашей империи придут якобинцы! Которые зальют улицы ваших городов кровью и вам уже не будет дела ни до этих земель, ни до самой империи.

– Вам – то тогда что печалиться? – проговорил Орлов, вставая. – Вроде идет кто- то ….

– Зараза из вашей империи, может перекинуться и на наши земли, – процедил монах.

– Идет кто – то, все быстро за камни! – с жаром зашептал поручик. Выхватывая из-за пояса револьверы.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем в осторожно спускающейся фигуре, они смогли разглядеть урядника.

– Ну, что там, братец? – спросил поручик, выходя из укрытия.

– Там, ваше благородие, дилижанс в каменюках застрял, – доложил тот. Смахивая рукавом пот со лба. – Как ваше самочувствие?

– Все в порядке со мной, благодарствую, – озадаченно, проговорил офицер. – А дилижанс- то откуда взялся? Дорог тут вроде нет никаких.

– Не знаю, но мы с кузнецом его в вашу биноклю, хорошо разглядели – под четыре лошадки удуманный. Может они, по каким – то малозаметным дорогам его сюда пригнали.

– Ничего не понимаю, – озадаченно пробормотал Орлов. Приложив холодный револьвер ко лбу. – Откуда ему здесь взяться? Здесь же нет дорог! А ездовые? Вы их рассмотрели?

– Так, а ездовые лошадок распрягли, да к лесу подались, – растерянно, прошептал казак. Разведя руки в стороны. – Но не индейцы они – это точно.

– Ничего не понимаю! А где кузнец?

– Так схоронился он в каменюках, наблюдение ведет скрытое, я ему и биноклю оставил.

– Ладно, пойдем, глянем, что это за карета здесь объявилась, а ты, инженер, про караул не забывай.

Какого же было их удивление, когда поднявшись, они не обнаружили на месте кузнеца.

– Вот – те раз, – растерянно, пробормотал казак. С тревогой озираясь по сторонам. – Куды он мог подеваться?

– Я кажется знаю, куда он мог податься, – поморщившись, проговорил Орлов. Глядя на стоящий дилижанс. – Идем.

– Вот ведь неслух, – сокрушался Степанов. Едва поспевая за офицером. – Я же запретил ему ходить к тарантасу одному. Вот ведь душа металлическая!

– Что же его так припекло? – со злостью, спросил поручик. Внимательно осматриваясь по сторонам.

– Так он все гадал, из какой стали рессоры сделаны, да на какой манер крепятся. Все уши мне прожужжал, а один остался, да видать и не усидел.

– Видать, видать, – передразнил его Орлов. – Что- то его не видать нигде! Уж не в полон ли он попал?

Лишь подойдя к дилижансу, они обнаружили кузнеца. Он лежал в неестественной позе, у заднего колеса, уткнувшись лицом в камни, которые были залиты его темной кровью. Орлов держа револьверы наготове, резко опустился на левое колено, заглянув под дилижанс. Затем запрыгнул на подножку, заглянув внутрь экипажа и только после этого, медленно обошел его вокруг, озираясь по сторонам.

– Ну, что с ним? – спросил он, подходя. Глядя на ошеломленное лицо казака.

– Отошел раб божий…, не исповедавшись…, в одиночестве, – прошептал тот. Закрывая убитому глаза. – Кинжалом в спину ударили, прямо в сердце угодили. Эх, какой мужик был, а мастеровой какой отменный!

– Он хоть, что – то успел сказать?

– Прохрипел только тихо, что добрый каретник делал энтот тарантас и отошел, – смахнув слезу, прошептал урядник.

– И все?

– Все, ваше благородие…. Какой же злодей на него руку поднял?

– Не знаю, братец, – пожав плечами, прошептал Орлов. – Наверное, один из тех, кто эту карету сюда пригнал. Может внутри экипажа остался дружков своих дожидаться, а тут наш Василь объявился.

– Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего и прости ему все согрешения вольные и не вольные, – бормотал казак подавлено. Отчаянно крестясь при этом. – Какого человека работного сгубили! Какие ножи и шашки он делал! У него в станице, за его татаурами всегда очередь была.

– Послушай меня, урядник, – проговорил тихо Орлов, – лиходей, не мог уйти далеко. -Наверняка где – то рядом схоронился поганец.

– Может, поищем? – встрепенулся казак. – Он ведь и биноклю упер!

– Уходить нам надобно, – со вздохом, отозвался поручик. – Не ровен час, вернуться сюда дружки лиходея. У них вон и тонкомер наготовлен, чтобы колеса из камней вытащить.

– Откуда они только взялись на нашу беду? Откуда дилижанс этот пригнали, а главное зачем? – недоумевал казак.

– Да, ты прав…, на такой телеге здесь не поедешь далеко, – кивнув, буркнул поручик. – Наверное, они этот дилижанс спрятать здесь хотели.

– Но почему?

– Я так смекаю, что принадлежит он китобойной компании, видимо американской. Они на таких дилижансах деньги возят, чтобы с китобоями рассчитываться прямо на берегу.

– Какие же здесь китобои могут быть? – озираясь по сторонам, прошептал Степанов.

– Отбили телегу эту, наверное, у почтовиков. Вон и корпус весь пулями изъеден, внутри все в крови. Глянь, что у них там, в рундуке и уходим отсюда.

– Это мы мигом, – кивнув, отозвался казак. Со вздохом одевая свою папаху.

Орлов медленно опустился у колеса, рядом с телом убитого и, сняв фуражку, тихо проговорил:

– Эх, Василь! И зачем ты только подался, эти чертовы рессоры смотреть? А впрочем, откуда ты знать мог, что в этом месте поганом, самим Богом забытым, найдешь ты свою смерть.

Он знал этого грубоватого, немногословного кузнеца еще по Крымской компании. Именно благодаря таким простым работным людям коих были тысячи, вооруженных лопатами и кирками, молотом и наковальней, работавших день и ночь для удержания обороны Севастополя и удавалось сдерживать врага целых одиннадцать месяцев. Именно благодаря таким простым людям город ощетинился в короткий срок могучими бастионами и батареями. Но тогда все было просто и понятно, даже частичное затопление кораблей Черноморского флота было воспринято всеми хоть и болезненно, но с пониманием – это препятствовало заходу вражеских судов в Севастопольскую бухту.

Да тогда было все понятно и все от простого солдата или жителя города до адмирала Нахимова, показали всему миру мужество и отвагу русских людей. Но все это было там, в далеком Севастополе, а здесь на кромке империи, не было ни войны, ни мира в полном смысле этих слов…

– Ваше благородие, – проговорил Степанов растерянно. – Тут у них в рундуке…, в мешке, пуда два мыла лежит кускового. Возьмем или как?

– Какое еще мыло? – пробормотал рассеяно Орлов, одевая фуражку.

– Да вот, сами полюбопытствуйте, – отозвался казак. Протягивая темно-коричневый кусок.

Поручик, продолжал сидеть у колеса, ошеломленный неожиданной находкой, не веря глазам, не веря, что Бог посылает им такой подарок.

– Это…, Это же…, это же артиллерия! Давай сюда мешок! Это же динамит!

– Избавь нас от бед, Богородица Чистая, – с ужасом прошептал казак. Протягивая старый льняной мешок.

– Что с тобой, голубчик? – не поняв, буркнул Орлов.

– Это же та хреновина, которой дороги в горах прокладываю, – с жаром, зашептал тот. С остервинением, вытирая шапкой пот с лица.

– Им можно не только дороги прокладывать, пути в скалах рубить. Его можно и как бомбу с фитилем использовать!

– О, Господи, помилуй, – крестясь, бормотал казак. С ужасом, боязливо спрыгивая на землю.

– Да, что ты все причитаешь? Нам Господь артиллерию карманную послал, а ты вроде, как и не рад вовсе.

– Неплюев говорил, что энта штука взрывается от малейшего сотрясения.

– Это изначально так было, а теперь…, тот самый инженер шведский, что его изобрел, довел его до безопасного состояния, – отозвался поручик. Сосредоточенно пересчитывая взрывчатку. – Теперь он взрываться будет, лишь, когда мы вот этот пороховой шнур подожжем.

– Или когда стрельнем в него?

– Или когда стрельнем, – проговорил Орлов, улыбнувшись. – Ну, спасибо тебе, Господи, за твой подарок королевский! Теперь, казак, нам сам черт не страшен.

– Может из-за него тот лиходей, что кузнеца убил и возвращался? Может, забыл впопыхах, да в темноте, а тут Василь наш объявился, да и мы вскоре появились.

– Может, братец, все может быть, давай уходить отсюда.

Но внезапный выстрел из-за деревьев, разорвавший тишину утра, спутав все планы.

– Ложись! – крикнул поручик. Прячась за одним из валунов.

– Никак наш злодей зубы показывает? – с удовлетворением проговорил казак. Не добро, улыбаясь при этом. – Теперь – то грех уйти, не поквитавшись.

– Давай смекнем, откуда он палить изволит, – буркнул поручик. Вслушиваясь как вторая пуля, ударив в корпус дилижанса, рикошетом ушла в каменную гряду, противно цокая.

– Сейчас разберемся, – деловито проговорил Степанов. Неторопливо занимая оборону. – Уже понятно, что палит наудачу. Индейцы так не стреляют, да еще из нарезного кавалерийского штуцера.

– Не у наших ли казачков, отбит сей штуцер, – отозвался Орлов.

– Это же Америка, – тихо, прошептал урядник, – здесь все покупается и все продается. Ага! Вижу злодея, только далековато для верного выстрела, боюсь, глаз сфальшивит.

– Тогда порох не жги, я его хорошо вижу.

Несмотря на приличное расстояние и сумерки утра, первым же выстрелом поручику удалось поразить цель. Стрелок занявший позицию в огромных камнях, выронил штуцер и замер.

– Ох, и хорош выстрел! – воскликнул казак. – Дозвольте, я мигом сбегаю. Биноклю принесу, да и штуцер с припасами, опять же подмогой будет.

– А если он там не один, или ездовые вернуться, – засомневавшись, предположил поручик. – Шуму вон сколько наделали!

– А я его с фланга обойду, а если его дружки объявятся, то вы отсюда меня поддержите. Да и не впервой ведь! Вон под Севастополем, какие рейды чинили, а ведь бывало соотношение и один к двадцати!

– Не нравиться мне твоя идея, – проворчал, покачав головой офицер. С беспокойством осматриваясь по сторонам. – Но ты прав, уж больно бинокль нужен, да и штуцер лишним не будет. Ладно, давай, пробуем, храни тебя Бог и помни, что уходить нам отсюда надобно и спешно.

Дождавшись возвращение казака, который действительно принес похищенный бинокль и штуцер с припасами, они подхватили грузное тело кузнеца и пригнувшись поспешили к обрыву. Спотыкаясь и падая, торопливо спустились к месту их стоянки и только тут заметили, что произошло нечто ужасное – пропала их лодка. А вместе с нею исчезли и Сулима с конокрадом, прихватившие кроме револьвера который дал инженеру Орлов, корзину с остатками провизии и ранец с образцами. Тело самого Неплюева они обнаружили, за одним из валунов. Озираясь по сторонам, поручик бросился к нему, осторожно перевернул на спину и тихо спросил:

– Что? Что случилось? Где они? Где лодка? Степанов, глянь сверху лодку! Они не могли далеко уйти!

Орлов с ужасом осознал, что произошло. Понимая, что с потерей лодки они теряют скорость продвижения к своей цели, а самое главное ранец с минералами, которые они должны были доставить в Петербург.

– Вот сучье вымя! – с яростью, выпалил урядник. – Хорошо я мигом!

Какое – то время инженер с трудом приходил в себя, кривясь от боли, держась руками за разбитую голову, перевязанную Орловым. Который молча, с остервенением курил папиросу, сидя на валуне рядом.

– Извини, Константин Петрович, – выдавил, наконец инженер. Вымученно улыбнувшись при этом. – Не углядел я этих прохвостов.

– Успокойся, Иван Иванович, – со вздохом проговорил Орлов. С тоскою смотря на хмурую, сереющую полоску горизонта. – В живых остался и, слава Богу! Кто же это тебя так приложил?

– Сулима, сука! Камнем сзади саданул, как только вы наверх поднялись. Как только черепок не проломил, поганец!

– Ранец с образцами я так понимаю, он прихватил?

– И ранец спер проходимец? – давясь тихо от смеха. Проговорил инженер с трудом вставая.

– Чего же тут смешного? – глухо, спросил поручик. Глядя на струйки крови, текущие по бледному лицу инженера. – Там ведь образцы с золотоносных жил были, цифирью к местам привязаны! Другие минералы разные. Чего же здесь смешного, братец?

– Минералы конечно жалко…, а золото… Там, там …, – захлебываясь от смеха, бормотал Неплюев, – было золото для глупцов!

– В каком смысле? Я ничего не понимаю! Да, можешь ты объяснить толком, наконец?

– Там была порода с пиритом! – выпалил, инженер. Вытирая рукавом лицо. – А пирит очень похож на золото.

– Ты хочешь сказать, что там были не настоящие образцы? – прошептал ошеломленный Орлов. – А в поясе, что ты мне дал?

– У тебя, Константин Петрович, как раз настоящие образцы, – пробормотал Неплюев. Успокоившись наконец. – У полковника Калязина были сомнения насчет этих миссионеров, вот он и придумал такой ход. А эта гнида церковная и клюнула на пустышку! Уволок ранец с пустой породой.

– Умно, придумано, – кивнув, выдавил офицер. – А меня чего же, господин полковник в известность не поставил?

– Это ведь только сомнения были, – отозвался инженер, пожав плечами. – Значит, не хотел, чтобы поручик Орлов в пути, на домыслы разные отвлекался.

– Понятно, – кивнув, буркнул офицер. Глядя на подбегающего урядника.

Из доклада которого стало ясно, что лодка находится уже в не зоны выстрела и, что они лишились своего средства передвижения. А это означало только одно – теперь они были лишены возможности маневра, теперь они целиком зависели от обстановки которая складывалась в прибойной полосе. Успокоив с трудом Неплюева, который был буквально ошеломлен новостью о гибели кузнеца, они перетащили тело покойного Василя подальше от линии прибоя. Затем обложили труп камнями, с тем, чтобы ни звери, ни птицы, не смогли потревожить вечный сон простого работного человека, до последнего вздоха верой и правдой служившего интересам империи.

– Прости нас, Василь, – проговорил Орлов, снимая фуражку. – Что хороним тебя по воровски, без креста и священника. Но я тебе обещаю, что как только представится возможность, как только мы дойдем до Ново – Архангельска, я закажу службу и по тебе и по всем безвременно сгинувшим в Русской Америке. Прости нас за все, а за погибель твою мы уже отомстили.

– Пусть земля тебе эта каменистая, будет пухом, – хмурясь, прошептал казак. С остервинением крестясь при этом.

Простившись с кузнецом, они спешно двинулись по кромке океана, в сторону форта есаула. То углубляясь в хвойный лес, подступавший почти вплотную к линии прибоя, то вновь выходя на открытые каменные пляжи. Шли в основном молча, из-за всего произошедшего, а так же из – за бессонной ночь проведенной в качающейся лодке. Короткие привалы, которые устраивал Орлов, не давали им возможности полноценно отдохнуть. Именно поэтому, кода они в очередной раз пробираясь через заросли кустарника, наткнулись на огромного медведя, а винтовки в руках предательски отказывались замирать на точке прицеливания – Орлов принял решение перевести дух основательно.

– Все правильно, ваше благородие, – бормотал казак, разводя костер, – медведя просто так не добудешь. Пущай идет себе косолапый, он крепок на рану и живуч уж больно. Бить его наверняка надобно, на повал! Либо чуть выше глаз, либо в ухо, либо под левую лопатку, а как тут его выцелить, ежели руки трусятся.

– Для нас – это был шанс добыть себе провизию, – устало проговорил Орлов, закуривая. – Без еды мы так и ноги протянем.

– Ничего, – бормотал урядник, – заварки трошки есть – значит и чаек будет. Почаевничаем, отлежимся не много, а там я в пихтач сбегаю, может какую птаху добуду или зайца. Плохова-то конечно, что снег еще не лег, а то бы по следам, плевое дело провиант найти. А с медведем пораненным нам сходиться сейчас никак нельзя, отомстить за обиду ему нанесенную он может крепко. Да и на кой нам столько мяса!

– Октябрь уже, а он все бродит по лесу, – лежа в изнеможении у костра, пробормотал Неплюев. – И чего ему не спится?

– Вот сразу видать, Иван Иванович, что городской ты человек, – усмехнувшись, вымолвил урядник. С усердием ломая ветки. – У медведя ведь тоже все в жизни случается по предписанию. Еже ли, например он нагуляет жиру за лето для спячки, то завалится в берлогу во второй половине ноября. А ежели мало жиру нагуляет, из-за нехватки кормов к примеру, то может завалиться и в конце октября. Нынче ему, вон сколько пищи было! И брусники, и клюквы, и ореха опять же, да и снег еще не лег.

– Как голова, не болит? – спросил Орлов закуривая.

– Все в порядке, – криво усмехнувшись, буркнул инженер, – заживет до сводьбы. Сам виноват, не надо было рот разевать.

– Ну и, слава Богу, терпеть уже немного осталось. Думаю, к вечеру в форте будем чаи гонять.

– Эх, жалко этот проходимец Сулима, сбежал, – со вздохом пробормотал инженер. – Посмотрел бы с удовольствием на его рожу, в острог заключенную.

– Что уже про него говорить, коли ему сбежать удалось, – покачав головой, отозвался Орлов. – Ты лучше в форте думай, прежде чем сказать, что либо. Эта уже территория, где к твоим вольным высказываниям отнесутся серьезно, где за разговоры твои и в железо угодить можно запросто.

– Я помню, Константин Петрович, что институт жандармов, незримо присутствует даже здесь, на кромке империи. Можешь не сомневаться.

– И вообще, читал бы ты, братец, лучше Гоголя, чем своих утопистов-марксистов.

– Признаться меня не сильно трогают его религиозные изыскания, – поморщившись, отозвался тот.

– Но он же обращает свои взоры к религии, не в отрыве от культуры, а для того что бы найти решение конкретных проблем. Тебе так не кажется?

– Нет, его религиозные размышления меня решительно не волнуют! Хотя отдаю ему должное за то, что господин Гоголь, определил во многом характер русской литературы, ее так сказать мессианство. Вы же знаете, что мне ближе Писарев, журнал,, Русское слово,,.

– За то, что он на страницах сего журнала, выдвигают свою сумасшедшую идею, не призывая к революции достигнуть социального равенства, через техническое развитие?

– Зря смеешься, Константин Петрович, – отозвался инженер. – В кругах разночинной интеллигенции его ценят, за смелые высмеивания всех сторон нашей жизни, в империи.

– Смотри, Иван Иванович, с огнем играешь, я тебя предупредил, – с сожалением, проговорил Орлов.

Выспавшись и утолив голод зайчатиной, запеченной в глине на углях, они вновь продолжили свой путь. Пожалуй, единственное, что омрачало радость скорой встречи с единоверцами кроме гибели кузнеца и побега Сулимы с конокрадом, были два выстрела, прозвучавших хотя и на большом удалении, но говорившие за то, что это могли быть и враги, идущие по их следу. Именно поэтому Орлов пошел с людьми не по пологому склону, а через хребет одной из скал. Откуда можно было спокойно исследовать прилегающую местность в бинокль, а значит, избежать внезапных не приятностей. И вскоре его худшие опасения подтвердились. Он отчетливо разглядел как из лесного массива на каменистый пляж, стала выходить колонна индейцев, шедшая, на некотором удалении от них.

– Проклятие! – чертыхнулся поручик. Протягивая бинокль уряднику. Почувствовав как вновь защимило сердце. – Кажется в гости к есаулу, направляемся не одни мы.

– Разрази меня гром, – прошептал тот в сердцах. Внимательно глядя в бинокль. – Верст пять расстояние до них, может чуть и более.

– Что? Что там такое? – забормотал инженер, озираясь по сторонам.

– Ничего особенного, – проговорил Орлов. С остервенением жуя спичку. – По нашим следам идут индейцы, числом примерно в сотню, если не больше стволов! А ведет всю эту милейшую компанию, наш добрый самолитянин Ламберт, собственной персоной. Как же они успели так лихо сократить дистанцию? Видимо идут без отдыха.

Поручик озадаченно посмотрел на красные, обветренные лица товарищей и подавленно признал:

– Где – то они переиграли нас. Теперь идти придется на пределе возможностей, не останавливаясь и не отдыхая, с тем, чтобы людей в форте предупредить.

– Может они и не за нами идут вовсе? – робко, предположил инженер.

– Да нет, Иван Иванович, – отозвался казак, опуская бинокль, – тут как не крути, а дорога лишь через форт идет.

– Я говорил, что этим латинянам верить нельзя! – выпалил Неплюев. – Успеем мы вперед их добраться?

– Если поспешаем крепко, то все мы успеем, – проговорил тихо Орлов. Внимательно изучая противника в бинокль. – И никакой этот Ламберт преподобный не глухонемой, болтает гад не умолкая, ему смотрю и коня доброго дали. Ай да, Ламберт! Зачем же столько времени глухонемым прикидывался?

– Значит, интерес был тайный, – отозвался Степанов. – Значит изначально с Сулимой, что – то поганое умышляли. А ежели они форт в круговую осадят? Как тогда подмогу к отряду отправим?

– Что же ты, голубчик, предлагаешь? В штыковую, что ли ударить?

– Может, вы пойдете, а я в арьергарде останусь? – прошептал Степанов.

– Что это ты удумал? – насторожился поручик. – Хочешь Ламберта попросить к форту не ходить?

– Закачу этой суки пулю в голову, а там, в сторону попробую оттянуть своей стрельбой. Глядишь и у вас лишний час появиться.

– А потом тебя аборигены на ремни порежут, за своих соплеменников убиенных или покалеченных. Нет, казак, не для того мы столько лишений приняли, чтобы в самом конце гибнуть по глупостям, да и у нас каждый ствол винтовой на вес золота. Встречать гостей будем не в чистом поле, а через бойницы форта! Давайте скажем, спасибо, Господу за его помощь нам, что от ночевки отвел, где испанцы у костра пировали, что лодку дал, которая нам так подсобила. Не будем более его терпение испытывать. Все, все за мной!

Какое – то время люди молча шли друг за другом, думая обовсем произошедшем, внимательно смотря по сторонам. Наконец шедший за поручиком инженер не выдержал и тихо проговорил:

– Как же ему удалось, так быстро собрать целую сотню воинов?

– Это же индейцы, – отмахнувшись, отозвался Орлов. – Они тебе без почтовой связи и телеграфа, весть передадут за десятки миль, не хуже этого самого телеграфа. Где гонцом, где криком птицы, где барабаном, а где и дымом от костра. Меня сейчас другое беспокоит.

– И, что именно?

– Мне весьма любопытно, что этот Ламберт за наши головы такое пообещал, что идут эти самые аборигены вроде как без сна и отдыха. А ведь это война! Да, давненько на этих землях так страсти не накалялись. Интересно, что же стало причиной нарушения прежних соглашений с вождями их племен? Зачем они за нами отмахали столько верст отмахали? Зачем идут к форту?

К вечеру, когда холодное осеннее солнце уже опустилось за горизонт, Орлов вывел, наконец, людей к подножью огромной скалы, макушку которой не было видно из-за густой облачности. Обильно покрытая еловыми деревьями с уже пожелтевшей буйной растительностью, она возвышалась над густым хвойным лесом во всем своем громадном великолепии. Где – то там наверху, в скрытой от посторонних глаз вековыми соснами, подковообразной расщелине и располагался форт есаула Черемисова. Который и являлся той самой промежуточной точкой на их опасном пути.

Об удачном местоположение именно этой гигантской скалы вулканического происхождения, возвышавшейся над грядой других менее высоких скал, говорили еще первопроходцы. Ее удачное расположение в военном и пограничном отношении, отмечал еще сам Михаил Гвоздев, в своих,, путевых наблюдениях,,. Именно он первым обнаружил этот природный форпост. Который мог служить укрытием и для пограничной стражи, и для солдатского гарнизона, и для проживания поселенцев. Тот самый Гвоздев, который первым добрался в начале восемнадцатого века до берегов Аляски, на боте,, Святой Гавриил,,. Гвоздев был не просто геодезистом, или человеком командующим ботом – он стремился оценивать в своих путешествиях все новые возможности, дающие не только коммерческие но и военные выгоды для всей империи. Именно им первым была выдвинута мысль, что с утеса этой скалы, склоны которой были причудливо изъеденной осадками и северными ветрами, даже не большой гарнизон усиленный пушкой, мог легко контролировать вход в несколько бухт сразу. А чуть позднее, целесообразность непременного устройства здесь сторожевого поста, отметил в своей экспедиции Витус Беренг и Алексей Чириков. Именно размещение форта на этой скале позволяло, по их мнению, контролировать значительные водные территории. Вскоре, за возведенным здесь фортом, закрепилось точное название, которое метко подчеркивало его предназначение и которое вскоре перекочевало во все официальные бумаги и отчеты. Так появился хорошо укрепленный форт,, Око империи,,.

Близость океана наложила отпечаток на здешний ландшафт, наградив его суровым и неприветливым обликом. Из-за сурового дыхания Арктики, здесь круглый год господствовали северные ветра, свирепая сила которых особенно ощущалась во время штормов. При этом люди, размещенные за естественными скальными стенами, почти не ощущали этого. Преодолев несколько сот шагов по галечным валам, которые спускались к прибою пологими пляжами, Орлов прищурившись, посмотрел наверх и тихо проговорил:

– Вот оно,, Око империи,,. Значит пришли мы, братцы.

– Что – то я никак не пойму, – прошептал Степанов, отдуваясь, – мы дошли до самого форта почитай, а так и не встретили ни одного разъезда казачков.

– Возможно, есаул сменил тактику караульную, – предположил Орлов. Внимательно всматриваясь в контуры утеса. – Хотя ты прав, странно все это. Чего нам гадать на кофейной гуще? Поднимемся к есаулу у него и спросим.

Преодолев затяжной подъем, по вымощенной камнями не широкой дороге, они оказались, наконец, перед сторожевой избой, стоявшей у края огромной террасы и контролирующей вход во двор форта.

– Что- то здесь не так, – проговорил взволнованно Орлов. Глядя на пустые бойницы сторожевой избы. – Ночи здесь холодные, с воды опять же сыростью тянет, а все бойницы открыты, да и караула я не наблюдаю. Странно все это.

– Ты, Константин Петрович, хочешь сказать, что у есаула что- то произошло? – испуганно, прошептал инженер.

– Я хочу сказать, что у есаула даже в окнах сторожевой избы, стекло настоящее стояло, как и в жилых бараках, а сейчас даже рам нет.

– Но, что тут гутарить? – прошептал урядник. Держа наготове винтовку. – Идти надобно в сам форт, да расспросить обовсем. Да и смеркается уже, неравен час Ламберт со своими дружками пожалует.

– Верно говоришь, казак, – кивнув, буркнул поручик. – Оборону лучше с вечера занять. А при такой фортификации, нам не то, что Ламберт – сам черт не страшен будет теперь! Идемте и глянем, что в избе сторожевой твориться для начала.

Входная дверь, сделанная из бревен и обшитая выцветшими шкурами лис, с жалобным скрипом отворилась. И их взору предстали две лавки, бревенчатый стол, да не большая печь, сложенная из камня.

– Я так смекаю, что здесь уже давно караулом не стоят, – пробормотал, растерянно Степанов. Трогая с опаской холодную печь.

– Стекла с бойниц сняты, а не выбиты, – кивнув, прошептал Орлов. Садясь со вздохом, на одну из лавок.

– И, что все это значит? – затаив дыхание, прошептал инженер.

– Пока не знаю, – с прищуром, отозвался поручик. Ложа на стол фуражку. – Пока только понятно, что боем этот сруб никто не брал. А стекло как предмет дорогущий, по хозяйственным соображениям сняли. Интересно откуда его есаул брал в этой глухомани?

– В низу над пляжем, в соседней скале, пласт идет угольный, – устало, проговорил Степанов. Глядя через бойницу. – В пять, а местами и в семь сажень.

– Он, что же, уголь на стекло менял? – удивился Орлов.

– А ему сам Максутов разрешил мену делать, на любые товары, включая мануфактуру, – кивнув, отозвался казак. – Из-за удаленности форта и трудностей по его снабжению всем необходимым. Сюда ведь только по воде что – то доставить можно, вот есаул и делал мены разнообразные. Ну, что, ваше благородие, идем в форт или осмотримся маненько?

– В самом – то деле, чего мы здесь мерзнем? – поежившись, поддержал инженер. – Идемте уже в форт!

– В форт говоришь? – переспросил Орлов. – В форт – это хорошо! Только Степанов прав, осмотреться нам надобно. Так – как не знаем мы, почему разъездов не повстречали и почему в сторожевой избе караулом никто не стоит. Понять нам надобно, кто сейчас в форте стоит – казачки наши с поселенцами, или мы уже здесь свое лицо русское потеряли и враг здесь табором встал! Правитель наш, капитан первого ранга Максутов, сотнику от Черемисова при мне приказ отдавал – врасти в эти камни твердо, и держать караул прилежно. Вот мы и смекаем со Степановым, что же здесь могло произойти. Так ты говоришь, что корабли торговые, кои мимо форта шли, сюда за угольком заходили?

– Все верно, ваше благородие, – кивнув, проговорил казак. – Есть тут скрытный форватер, вот по ниму народ торговый и подходил к берегу, для закупки угля значится. Сказывали даже, что есаул с некоторыми капитанами так подружился, что уголек им заранее готовил. Поговаривали, что здесь уголек Максутов планировал добывать, пристань поставить и здесь же продавать с пристани. А может, я к угольнику спущусь, да и гляну, есть там уголек, приготовленный с инструментом али нет?

– Погоди, погоди, – пробормотал Орлов, поморщившись. – И что нам это даст?

– Ну как же! Казачки, когда уголь – то резали, то инструмент в угольнике оставляли, что бы его каждый раз наверх с тачками не тягать! Если там все на месте лежит – то и в форт идти можно!

– Ну, что же мысль хорошая, – кивнув, пробормотал поручик. Задумчего раскуривая папиросу. – Глянь, конечно. Может мы и впрямь на молоке обожженные, теперь на воду дуть пытаемся.

Вскоре вернувшийся урядник доложил, что весь инструмент лежит на своем месте и, что даже приготовлен уголь для обмена и для зимовки в форте. Лишь после этого Орлов принял решение заходить в форт, все жилые и хозяйственные постройки которого, включая не большую церковь, были срублены в огромной расщелине напоминающей подкову, которая надежно защищала двор форта от холодных, пронизывающих ветров севера. Просторный внутренний двор длинною в две сотни шагов в ширину и около сотни в длину, хорошо простреливался из бойниц, а узкий вход во двор форта, в котором могло разъехаться лишь двое всадников, позволял в случае необходимости держать оборону малыми силами, сколь угодно долго.

Осторожно ступая на предательски шелестевшую гальку, держа оружие наготове, они миновали не широкий проход и оказались во внутреннем дворе форта, напротив темных силуэтов жилых бараков, угрожающе глядевших на них темными глазницами бойниц. По бокам от входа потрескивая, горели два сторожевых костра, позволявшие разглядеть защитникам всех входящих во двор, а также говоривших о том, что какая – то жизнь теплилась за этими потемневшими от времени стенами.

– Колокол на звоннице! – радостно, зашептал казак. С усердием крестясь при этом. – Здесь станичники!

– Рано радуешься, – так же тихо, отозвался Орлов. Держа винтовку наготове. – Зима почитай на дворе, а пилы не визжат как прежде, дрова никто не колет, да и песен под балалайку никто не поет. Нет …, что – то здесь не так!

Осторожно ступая на гальку и озираясь по сторонам, они подошли к крыльцу жилого барака, срубленному из огромных вековых сосен.