Проект "Вавилон"

Глава 16

10 мая, офис президента Франции, Париж.

Эммануил Мишо сидел за письменным столом, подпирая голову обеими руками. Он был опустошен и морально, и физически. В висках стучало, а шею свело. Всю ночь он не спал. И вряд ли сможет уснуть в будущем. После визита Жана-Батиста Лароша, кажется, уже ничего не будет как раньше. Мир изменился. Было такое ощущение, словно только что обнаружили гигантский астероид, несущийся к Земле, и будто до полного уничтожения планеты осталось всего тридцать семь часов. Ощущение полного бессилия. Обычаи, будущее и вся жизнь в одночасье переместились на невидимый порог, за которым была бездна.

Мишо всегда верил в силу человека и даже был убежден в том, что нет ничего недостижимого. И у всего на свете есть свои причины. Если человек хочет добиться цели, то не стоит целиком и полностью полагаться на обстоятельства, нужно действовать самому.

Президент верил в силы человека, которые позволяют вознестись не только над внутренними ограничителями, но и над другими людьми. Стоит лишь увидеть в себе эту силу и научиться ею пользоваться. Почти религиозное наставление, но Мишо был уверен, что это не имеет никакого отношения ни к Божественному промыслу, ни к религии. Конечно, религия полностью оправдывала свое существование, хотя бы потому, что давала каждому человеку поддержку и ему не приходилось в одиночку бороться с собственными страхами и сомнениями. Религия придавала жизни смысл, объясняла необъяснимое, помогала перенести несправедливости судьбы, заполнить пустоты в собственной жизни и, наконец, преодолеть кажущуюся ничтожность человека перед бытием. Мишо не только понимал, но и ценил религиозность за ее эффект плацебо. Большинство людей не могут принять того, что после смерти ничего нет и что в жизни нет другого иного смысла, нежели тот, какой они сами себе придумали. Таким людям действительно нужна опора. И это было приемлемо. Многие верующие люди пришли к тому, что благодаря религии они приобрели если не Божественную силу, то самоуважение. А умение добиваться всего самостоятельно — это чисто человеческая черта.

Мишо жил по такому принципу и использовал каждый шанс, данный ему.

Конечно, в жизни бывали и провалы, но он научился ценить их и складывал в свою копилку опыта. Благодаря этому, он искал выгоду в каждой ситуации и никогда не терял веры в собственные силы.

Все, на что был способен человек, зависело изначально от его окружения и личных качеств. Собственно, это были основополагающие моменты на пути превращения мечтаний и желаний в цель. Вместе с событиями, встречающимися на пути человека, они образовывали сеть из вероятностей и возможностей. Мишо привык использовать все возможности максимально, продвигаясь таким образом вперед. Да, порой ему приходилось использовать абсолютно новые, невообразимые возможности. Став президентом Франции, он добрался до самой верхушки. И оказался как нельзя ближе к своей цели.

А тут, откуда ни возьмись, появился этот Жан-Батист Ларош. И он поклялся в том, что обладает чем-то, что больше не только самого президента, но и всей Франции.

Наследие королевской крови.

Это звучало угрожающе и чересчур знакомо. Мишо приказал своей тайной службе выяснить это. И то, что сотрудники достали из самых засекреченных архивов французского правительства, оказалось просто чудовищным. Ларош действительно мог провозгласить себя новым мессией и стать правителем. Сейчас мысли президента крутились совсем не вокруг религиозных вопросов; на это он просто никак не мог отважиться. Но угроза и безысходность не покидали его. Как можно было пойти против Лароша, не сделав его тем самым мучеником?

Мишо подумал: а не обратиться ли еще раз за советом к графу? Границы дружбы или — куда больше — доверия (а это было все же больше, чем просто дружба) рано или поздно будут достигнуты. Президент не знал, насколько он действительно мог и имел право втягивать графа в это дело. Все же вещи, о которых шла речь, имели такое значение, что не каждый смог бы спокойно принять их. Как граф отреагирует на откровение такого рода? На самом ли деле он очень религиозный человек? Этот вопрос никогда не интересовал президента, но теперь он приобрел очень большое значение. А вдруг граф просто посмеется над этим? Или, наоборот, это потрясет его? Захочет ли он вообще слушать? Останется ли объективным? Но, с другой стороны, если кто-то и мог оставаться нейтральным в этом вопросе, то кто, как не он…

Президент снял трубку и попросил обеспечить ему свободную линию. Затем набрал номер.

10 мая, поместье в Морже, Швейцария.

После обеда на горизонте появился вертолет. Он снизился к посадочной площадке на заднем дворе поместья на берегу Женевского озера. Земля в этом месте была немного наклонной и плавно переходила в побережье, где укрепленный тяжелыми черными камнями газон превращался в откос. На террасе уже ждали двое мужчин, и, как только машина села и лопасти остановились, тот, что помоложе, подбежал к вертолету. Молодой человек поприветствовал мужчину, вышедшего наружу.

— Добро пожаловать, месье президент. Меня зовут Йозеф. Штефан ждет вас.

Президент Мишо проследовал за молодым человеком. Где-то он уже встречал его, только никак не мог вспомнить где. То, что тот называл графа Штефаном, немного смутило президента. Это как-то неуважительно. Но, с другой стороны, это могло значить, что Йозеф был очень близок графу и тоже являлся весьма влиятельной фигурой в тех или иных кругах. Штефан… Что за странное имя? Похоже на немецкое или нидерландское. Президент осознавал, как мало он знает о графе. Он каким-то странным образом просто оказался рядом: спустя всего пару дней после инаугурации госсекретарь представил ему этого мужчину, и они с самого начала поладили. Его настоящее имя либо никто никогда не называл, либо Мишо просто забыл его. Почему-то он помнил лишь его титул и поэтому называл его просто графом, а тот никогда не возражал.

Этот человек всегда был обо всем осведомлен, но в то же время умел хранить молчание. Он никогда не говорил об их беседах и о своем происхождении. Они никогда не переходили на личности, но их разговоры, тем не менее, всегда носили доверительный характер. Маленькое, но весомое различие. Было трудно сказать однозначно, был ли граф заинтересован в Мишо как личности или в его высоком положении. Вполне возможно, что у графа не было совершенно никакого интереса, а он всего лишь наблюдал за президентом. Это было даже более вероятным, так как он всегда был готов поговорить с ним, выслушать или дать совет, но при этом никогда не проявлял личной инициативы. Даже если это хоть раз и произошло, то настолько ловко, что никто этого не заметил. Мишо решил навести справки об этом человеке.

Йозеф проводил президента по большой вилле и оставил в роскошном зале. Мебели здесь было немного, но вся она была изысканной и антикварной. Массивный стол из темного дерева, который хорошо вписался бы в интерьеры рыцарского замка, находился прямо перед окном, выходящим на озеро. Граф стоял рядом, одетый в костюм благородного темного цвета. В другом наряде Мишо его себе никогда и не представлял. В нем было что-то особенное, немного архаичное, но никак не выражающееся в одежде.

— Месье президент, для меня честь принимать вас в моем доме!

Президент Мишо кивнул, потому что не знал, как лучше ответить на это. Он прибыл сюда, в невероятное место, и искал помощи в невероятной ситуации. Мог ли граф вообще помочь ему? И станет ли он вообще его слушать?

— Кажется, у вас на душе тяжкий груз, — сказал граф. — Йозеф принесет нам вина. Мы сядем здесь, за этим столом. Вы знаете, что сам Леонардо да Винчи сидел за ним? Ну, правда, не здесь. — Он провел рукой по поверхности. — Я приобрел его в Турине. Пожалуйста, присаживайтесь. Отсюда открывается чудесный вид на Женевское озеро.

Пока Мишо усаживался, граф молчал. Он чувствовал обеспокоенность президента и его неловкость.

— Что бы вас ни тревожило, постарайтесь отодвинуть это на некоторое время в сторону и посмотрите на великолепные волны и легкий пар, который к вечеру превратится в настоящий туман. Разве это не самое чудесное, самое мирное озеро на свете? Так было на протяжении тысяч лет. И, что бы мы ни делали, это не сможет кардинально изменить его. То, что отсюда выглядит светлой верхушкой, не что иное, как Монблан. Если посмотрите более пристально, заметите, что вглядываетесь одновременно и в прошлое, и в будущее. Здесь все самодостаточно, и судьбы людей проносятся мимо. Так же, как горы или озеро не вступают ни в какую партию — это и не плохо, и не хорошо, — так же и весь мир вокруг нас: он не может быть плохим или хорошим. Это всего лишь наша трактовка происходящего, которое кажется нам либо позитивным, либо негативным. И даже самые плохие события могут научить нас чему-то. Прогресс наблюдается только там, где вещи меняются и мы вынуждены на это реагировать. Если мы будем делить все события согласно нашим представлениям на плохие и хорошие, ориентироваться только на то, что считаем хорошим, закрывать глаза на плохое и убегать от него, то мы не заметим добрую половину вещей, из которых могли бы почерпнуть мудрость.

Мишо смотрел на Женевское озеро и следил за речью графа. Некоторые вещи звучали очень ободряюще и, казалось, были настолько глубокими, что не поддавались пониманию. Но, с другой стороны, он знал немного больше о событиях огромного размаха и невиданного зла, поэтому не мог согласиться с графом.

— Но я не хочу вам навязывать точку зрения пожилого человека, — продолжил граф. — У вас было срочное дело, а ваше время все-таки дороже, чем мое. А, вот и вино.

Йозеф накрыл на стол быстро и без особых изысков. Мишо, который боялся, что молодой человек в качестве поверенного графа будет присутствовать при разговоре, искренне обрадовался, когда Йозеф покинул комнату.

— Скажите, что вас так угнетает? Это как-то связано с вашим противником Жаном-Батистом Ларошем?

— Да. Помните, в нашем прошлом разговоре я предположил, что появилось какое-то обстоятельство, которое может обеспечить победу Лароша на следующих выборах?

Граф кивнул головой и вдохнул аромат вина.

— Ну так вот, это подтвердилось, — продолжил Мишо. — Скажите, выражение «Sang Real» вам о чем-нибудь говорит?

Граф ответил не сразу. Некоторое время он молча смотрел на президента поверх бокала. Пауза немного затянулась.

— А что это значит? — спросил он в конце концов.

Мишо слегка наклонился вперед.

— Это на древнефранцузском. Сегодня это звучит как «Sang Royal», то есть «королевская кровь». Следуя вашему совету, я пригласил Лароша на встречу. Как я и ожидал, он полностью уверен в себе. Даже больше, он убежден в собственной победе. Ларош сказал, что я не смогу помешать ему, в противном случае он автоматически превратится в мученика. А еще он сказал, что является наследником королевской крови.

Глаза графа не изменили своего выражения.

— Да, да, именно так он и сказал. Странно, не правда ли? А знаете, что еще значит «Sang Real»? Это не что иное, как «San Graal», Святой Грааль.

Мишо взял бокал и отклонился назад.

— Да что я такое говорю! Я даже не знаю, с чего начать. У меня в голове какая-то неразбериха, и вы можете подумать, что я немного перебрал, — он сделал большой глоток.

— Вовсе нет, месье президент. Но, может, вы поясните, что имел в виду месье Ларош, когда говорил, что является наследником королевской крови?

— Когда мы взялись за историю его семьи, то выяснили, что на протяжении многих лет они серьезно занимались генеалогией. Некоторые члены семьи постоянно тратили круглые суммы на исследования своей родословной и составление генеалогического дерева. Среди родственников Лароша даже были видные специалисты в этой области. Также выяснилось, что все связи в прошлом были хорошо изучены и задокументированы. Большая часть исследований велась на средства семьи Ларош и по их собственной инициативе. Жан-Батист Ларош является потомком Меровингов — того самого рода, который в VI–VII вв. нашей эры объединил империю франков.

— Да, впечатляющая родословная. Значит, он смог проследить свои корни до VII века, — граф пригубил немного вина, — и месье Ларош мнит себя потомком королевской линии, наследником французского трона. То есть стремится к власти спустя полторы тысячи лет?

Мишо глотнул вина.

— Да, похоже на то.

— Ну, Меровингов свергли с трона спустя пару сотен лет Каролинги. А монархии во Франции нет уже давно. Как, учитывая эти два немаловажных аспекта, он может распускать подобные слухи, не говоря уже о том, чтобы претендовать на вашу должность?

— Это меня и беспокоит, — признался Мишо. — Подобное происхождение весьма необычно, даже в каком-то смысле сенсационно. Но, разумеется, не может быть поводом для того, чтобы претендовать на пост президента. Мы живем в современном демократическом обществе, и мой народ не выбирает себе королей. Но Ларош преследует великую цель. Проследив историю своей семьи до династии Меровингов, он хорошо задокументировал это. Есть новое революционное предположение, согласно которому Меровинги являются прямыми потомками Иисуса Христа!

Мишо рассчитывал, что после такого признания увидит улыбку на лице сдержанного графа. Но тот продолжал невозмутимо смотреть на него.

— Нет, я знаю, — продолжил президент, — это звучит весьма провокационно, если не сказать невероятно…

— Ну, это предположение не такое уж и новое, — перебил его граф абсолютно спокойным голосом.

— Что вы имеете в виду? Вы знали об этом?

— Эта тема была популярной в восьмидесятые годы. А не так давно один американец написал на этом материале настоящий триллер! Меня удивило только одно: услышать об этом в контексте с вашим противником.

— А что вы об этом знаете?

Граф отклонился и устремил взгляд вдаль.

— Кажется, на самом деле есть доказательства того, что Меровинги являются родственниками Иисуса Христа. Конечно, некоторые из них весьма спорны, но есть и неопровержимые. Как бы то ни было, есть кое-какие документы, которые до сих пор нигде не опубликованы и могли бы обосновать данную теорию.

— Значит, это правда?

Мишо смотрел на графа широко раскрытыми глазами. Он рассчитывал на непонимание, в лучшем случае на сдержанность графа, но никак не ожидал того, что и в этом вопросе тот был хорошо осведомлен.

— Так, значит, Ларош действительно является родственником Иисуса Христа?

Граф наконец улыбнулся. Кажется, это развеселило его, но он не смеялся над президентом, а очень хорошо понимал его опасения.

— А что если так? — спросил граф.

— Имеете в виду, если бы он действительно был родственником Христа? Если бы в нем действительно текла Его кровь?

— Вы выглядите очень взволнованным и в то же время воодушевленным, — заметил граф.

— Конечно, я взволнован. Вы только представьте себе мировую реакцию на это. Нашелся последний родственник Иисуса Христа — кровь Спасителя среди нас! Каждый будет преклоняться перед ним, и церкви падут к его ногам. Такой человек сможет управлять целым миром!

— С какой стати? Он же всего лишь человек!

— То есть?

— Разве Иисус не был наполовину человеком, наполовину Богом? Разве Его божественность заключалась не в том, что Он принял на Себя грехи человечества? Пожертвовал Свою жизнь на благо людей и воскрес на третий день?

— Знаете, я не настолько религиозный человек… — вставил президент.

Граф кивнул в ответ.

— Ну, собственно в этом и заключается религиозное значение Христа. Совсем не в Его жизни, учениках или Нагорной проповеди — чудеса и мудрости подобного рода были известны по всему миру задолго до Его рождения и даже после Его смерти. И, несмотря на то что Рождество во всем мире празднуется в честь Иисуса Христа, изначально это был языческий праздник. Правда, переделанный и ассимилированный. Самый главный праздник христианства — Пасха, который символизирует Его воскрешение. Лишь в этом заключается значение и божественная сила Мессии. То, что Иисус одновременно был и человеком, позволило лишь сравнивать себя с Ним. А также сделать более наглядным то, что Он хорошо понимал заботы, сомнения и нужды человека. Но на человеческом уровне Иисус был странствующим проповедником, если хотите. Возможно, даже членом секты ессеев.[35] Но имеет ли это хоть какое-то значение? Его человеческая сущность не имела абсолютно никакой силы, в отличие от Божественной. А что, если у Него действительно был брат? Или сын, как утверждают некоторые теории? Неужели и в них было бы что-то Божественное? Нет. Смогли бы они взять на себя грехи людей и воскреснуть из мертвых? Нет. Именно поэтому родство с Иисусом, конечно, было бы сенсацией, но отнюдь не имело бы никакого религиозного значения.

— То, что вы говорите, вполне логично, — согласился Мишо, — но сколько людей будут считать так же? Разве не падет перед ним на колени каждый только потому, что он — живая реликвия? Католическая церковь чтит Марию, хотя Она не имеет ровным счетом никакого отношения ни к воскрешению, ни к спасению человечества. Разве они не причислят к лику святых точно так же единственного живущего ныне родственника Иисуса?

— Скорее Библию перепишут заново. Вы только представьте себе: трещина между прогрессивными и фундаментальными воззрениями церкви станет еще больше. Это сможет поколебать и даже разрушить сам институт церкви. Как следствие — будет очередной раскол. Подумайте, разве церковь может себе это позволить? Католицизм, церковь и папа римский сегодня подвержены критике, как никогда. Подобный скандал совершенно неприемлем.

— Я снова согласен с вами, — сказал президент, — и все же ваши слова не успокаивают меня.

— Да, понимаю, реакцию церкви и людей сложно представить так однозначно, — граф сделал глоток, — но, может, я смогу успокоить вас по-другому.

— При всем моем уважении, месье граф, — Мишо покачал головой, — я сомневаюсь, что у вас это получится.

— Ну, во-первых, пока еще непонятно, сможет ли хоть одна из теорий о связи Меровингов с Иисусом выдержать критику мировой общественности. Скажите, кто-нибудь вообще занимается этим с научной точки зрения? Тот факт, что истории подобного рода странствуют по свету на протяжении сотен лет, видоизменяясь и даже появляясь на экране и не вызывая абсолютно никакого резонанса, как мне кажется, свидетельствует об обратном. Таким же спорным, на мой непрофессиональный взгляд, является и родство месье Лароша с династией Меровингов. Я знаю одного человека, который сможет помочь вам в этом вопросе лучше меня.

Мишо взглянул на графа с долей скепсиса и любопытства. Он совершенно не намеревался посвящать других людей в этот щепетильный вопрос. Кто, ради всего святого, сможет сохранять профессиональное хладнокровие в такой ситуации и даже помочь?

— Вы наверняка задаете себе вопрос, у кого можно спросить совета в таком важном деле. Наверняка вам будет интересно узнать, что династия Меровингов отслеживалась и держалась в тайне на протяжении нескольких сотен лет, и эту часть истории, без сомнения, можно доказать. За это несет ответственность один орден, который называется «Приорат Сиона». По воле случая сегодня он находится в Швейцарии. Думаю, я могу познакомить вас с человеком, который, как никто другой, разбирается в истории этого ордена. Это месье Плантард. Я думаю, этот господин в состоянии доказать, кто является истинным потомком рода Меровингов, и даже больше — а это единственное, что должно вас интересовать, — что это отнюдь не месье Ларош.

— Почему вы так уверены?

— Считайте это инстинктом, месье президент, — сказал граф и улыбнулся второй раз.

10 мая, лес Сен-Пьер-дю-Буа

В лесу стоял черный микроавтобус с тонированными стеклами. Ничто не указывало на то, что он приехал сюда всего несколько часов назад. Мотор был заглушён, двери плотно закрыты, в лесу слышались только удаляющиеся шаги. Еще несколько минут разогретый мотор пощелкивал в лесной прохладе, но потом звуки леса поглотили его.

В лесу раздавалось птичье пение, легкий ветерок пробегал по листве. На небе появились облака, и контраст между солнечными пятнами и тенью стал менее заметным.

Из-за деревьев неожиданно появились три фигуры. Они были облачены в черные плащи и двигались как хищные звери, поэтому заметить их было очень непросто. Казалось, после каждого шага они сливались то с деревом, то с кустарником, не издавая при этом ни малейшего звука. За считанные секунды они добрались до автомобиля. Первый открыл заднюю дверь, все трое зашли внутрь, дверь захлопнулась.

Внутри воздух был теплым и тяжелым. Пахло влажной одеждой, воском и чем-то сладким. Зажженная свеча осветила маленький алтарь. Он был выполнен из темного дерева и украшен стилизованной резьбой. Над алтарем висело полотно с изображением демонического существа. Оно было с рогами и пастью с острыми клыками. Существо было явно мужского пола, о чем свидетельствовал обнаженный мускулистый торс. Руки и ноги были покрыты густой шерстью.

Вместо ступней у него были мощные копыта, из-под которых на пол сыпались искры. На алтаре лежало белое расшитое полотно и стоял серебряный кубок. Он был наполнен темно-красной тягучей жидкостью. А рядом — череп кошки, с которого только что сняли скальп.

Свет от свечи танцевал на лицах четырех мужчин. Один из них уже давно ждал в машине. На вид ему было около тридцати. На нем был темный костюм, и от этого создавалось впечатление, будто он является частью тени. Его лицо бросалось в глаза, а взгляд был строгим и сияющим. На лбу какой-то знак был нарисован алой жидкостью. Очевидно, той же самой, которая находилась в серебряной чаше. В одиночестве он проводил здесь давно забытый ритуал, а потом послал своих подчиненных обследовать местность. И вот он снова позвал их к себе, чтобы услышать отчет.

— Говори! — приказал он одному из мужчин.

— Изгородь уходит на несколько километров в лес, господин. Я прошел вдоль заграждения до тех пор, пока оно не начало подниматься в гору. По всему периметру расставлены вооруженные рейнджеры. Судя по всему, это профессиональные охранники, может быть даже военные.

— Есть ли возможность пройти незамеченным мимо них?

— Некоторые из нас наверняка смогли бы это сделать. Правда, опасность очень велика. И в западной части леса ходят как минимум три десятка вооруженных охранников.

— А что вы видели? — спросил мужчина в костюме двух других.

— В тридцати минутах к югу отсюда располагается лагерь, — начал один из них, — он очень похож на армейский, по всей видимости, там есть офис, казармы и что-то наподобие склада.

— Профессор Лавелл?

— Нет, господин. Похоже, его там нет. Лагерь находится в центре огражденной территории. К нему ведет дорога, но она перекрыта большими воротами. Похоже, это и есть главный вход на территорию. Если мы будем следить за ним, то рано или поздно Лавелл появится там.

— Я и сам знаю, что мне делать! — возразил мужчина в костюме.

— Да, господин, прошу прощения, — он опустил голову и обнажил свою шею, — да прибудет с вами Велиал, Аш Модей.

Аш проигнорировал его и обратился к третьему:

— А ты что видел?

— Я пошел вдоль заграждения в другую сторону. Там тоже повсюду вооруженная охрана и ни намека на профессора.

На мгновение Аш Модей замолчал. Он руководил пятью легионами западного княжества «Руки Велиала». С их помощью можно было бы вторгнуться на территорию. Только привлекать внимание таким образом было совершенно невыгодно. Первосвященник четко дал понять, чего ждал от него сам Велиал. Профессор нашел Кольцо Монсегюра, и вполне возможно, что тайна скрывалась за этим заграждением. Но только профессор мог это подтвердить. Следовательно, сначала надо было разыскать его. И они непременно сделают это. И узнают все именно от него.

— Поднимись! — приказал он мужчине, который до сих пор сидел с опущенной головой. — Ты остаешься здесь. Отправляйся к воротам и наблюдай за входом день и ночь. Когда придет время и я спрошу тебя, ты должен будешь мне ответить, кто, когда и зачем входил в эти ворота.

— Да, господин.

— Выходи.

Мужчина послушался. Аш последовал за ним.

— Беги, не теряй зря времени!

Затем он обратился к оставшимся в машине:

— Сейчас мы отправимся в город, чтобы найти профессора. Пока будем ехать, переоденьтесь.

Он закрыл заднюю дверь, обошел микроавтобус и сел за руль. Потом посмотрел в зеркало заднего вида и вытер салфеткой нарисованный на лбу знак. Только после этого он завел автомобиль и тронулся в Сен-Пьер-дю-Буа.

10 мая, отель «Де ля Гранж», Сен-Пьер-дю-Буа.

— Давайте еще раз обдумаем детали, — предложил Питер. — Так как проход поглощает любое излучение, думаю, нет никакого смысла в том, чтобы давать вам мобильный телефон или рацию. Вместо этого мы с Патриком можем подстраховать вас с помощью веревки. Сначала вы погрузите туда голову, и мы моментально вытянем вас назад. Если все пойдет хорошо, то вы полностью погрузитесь в проход на одну секунду, и мы снова вытащим вас наружу. Так мы постепенно будем увеличивать время вашего нахождения в проходе до тех пор, пока не будем полностью уверены, что с вами ничего не произойдет.

— Да, Питер, — сказал Патрик, — может, вам понадобится измерительная рулетка?

— Это очень серьезно! Ведь речи идет о ее душевном состоянии и жизни.

— Да ладно вам! С ней ничего не случится.

— Как вы можете быть настолько уверены? Мне ли вам рассказывать о последствиях пребывания в этом месте!

— Вы, конечно, правы. И тем не менее у меня есть внутренняя убежденность, что мы все делаем правильно. А кроме того, я ей доверяю.

— С каких это пор вы доверяете еще кому-то, кроме себя?

— Ну, когда-то же нужно начинать! — ответил Патрик.

— Я надеюсь, вы относитесь к этому не столь легкомысленно, — обратился Питер к Штефани. — Пожалуйста, обращайте внимание даже на мельчайшее изменение вашего состояния или восприятия.

— Я, кстати говоря, тоже уверена, что никаких проблем не возникнет, — согласилась Штефани. — Я возьму фонарик и блокнот, чтобы зарисовать то, что увижу.

— Не исключено, что за проходом кромешная тьма, — рассуждал вслух Патрик. — Он может быть несколько километров в длину, и на протяжении всего пути любое излучение будет поглощаться. Так что рассчитывайте на то, что, несмотря на карманный фонарик, вы будете абсолютно слепой. Кстати, там еще могут быть неожиданные расщелины или обрывы, так что старайтесь обследовать все до последнего сантиметра.

— Обратите внимание на стены, — осенило Патрика. — Может быть, сразу за проходом будет какой-нибудь выключатель или механизм, который сможет «отключить» этот эффект.

— Неплохо бы договориться об условных сигналах, при помощи которых мы сможем общаться посредством веревки. Вдруг проход поглощает и звуковые волны?

— Хорошая идея, — согласился Патрик, — вот что я предлагаю: если мы сильно дернем три раза — «срочно назад». Если вы — «вытаскивайте меня».

— Ну, не знаю, — подумал Питер, — а вдруг со Штефани что-нибудь случится, и она не сможет дернуть за веревку? Или веревка зацепится за что-нибудь, и мы не поймем, что Штефани подает нам сигнал?

— Что за мрачные мысли, профессор! — пошутил Патрик.

— А он прав, — сказала Штефани. — Я могу дергать за веревку через определенные промежутки времени. Тогда вы будете уверены в том, что у меня все в порядке. А вот если она останется неподвижной слишком долго, по какой бы причине это ни произошло, вытаскивайте меня назад.

— Да, это правильно, — одобрил Питер.

— Значит, мы готовы? — Патрик встал.

— По-моему, да, — ответила Штефани и тоже встала.

— Мы точно обо всем хорошо подумали? — не сдавался Питер.

— Да-а! — почти одновременно ответили Штефани и Патрик, и оба рассмеялись.

— Ну что ж, тогда…

Питер посмотрел сначала на одного, затем на другого, поднялся несколько нерешительно и надел куртку.

— Что ж, тогда поехали… Патрик, вы с нами?

После обеда небо затянуло тучами, воздух стал прохладным. Патрик сидел за рулем «Лэндровера» и вел автомобиль к лесу, а Питер на заднем сиденье погрузился в собственные мысли. Величайшая загадка пещеры была перед ними — необъяснимый и крайне опасный проход, который был в состоянии свести с ума любого, кто окажется в нем. В последнее время они неоправданно оставляли его без внимания, пытаясь расшифровать загадочные надписи. С каждым днем они все больше углублялись в мистические коллизии. Им удалось смахнуть пыль веков с каббалы, Мартина Лютера, розенкрейцеров и Тамплиеров. Но, несмотря на это, они ни на йоту не продвинулись в разгадке тайны пещеры. И вот теперь они неожиданно решили перешагнуть порог. Это было отчаянное и очень опасное предприятие, и, хотя Питеру следовало бы волноваться гораздо больше, он чувствовал себя достаточно спокойно. Скорее наблюдателем, а не участником этих событий. Может быть, дело было в том, что многие открытия, сделанные за это время, были сделаны не им: установка точной даты затмения солнца, расшифровка надписей на полу и письма, пришедшего по факсу. Всегда в разгадке этих вещей так или иначе принимала участие Штефани. Она была словно катализатор и осторожно следила за тем, чтобы исследователи замечали важные намеки и сопоставляли данные. Питер ни в чем не был уверен, но у него снова появилось какое-то странное чувство по отношению к ней. И теперь она оказалась тем человеком, который первым пройдет в проход… Неужели это действительно было так? Неужели Штефани манипулировала ими обоими? А Патрик так доверяет ей… С какой стати она так уверена в том, что этот не проход не причинит ей никакого вреда?

Мысли Питера прервались, потому что автомобиль подъехал к воротам. Рейнджер, открывший им, подошел к автомобилю и попросил Патрика опустить стекло.

— Добрый день, мадам, месье. Командир лагеря просит вас пройти в вагончик С.

Патрик переглянулся со Штефани, пожал плечами и спросил:

— А в чем дело?

— Я не знаю, месье.

— Хорошо, спасибо, — ответил Патрик и проехал внутрь.

Спустя несколько минут исследователи припарковали автомобиль на территории лагеря. Они вышли и огляделись по сторонам. Сегодня, как впрочем и всегда, когда они заглядывали в лагерь, он казался абсолютно пустынным. И лишь по количеству стоящих здесь бараков, можно было догадаться о том, сколько человек на самом деле скрываюсь в лесных дебрях. Исследователи вошли в вагончике нарисованной на нем буквой «С». Питер огляделся. На одной стене висела топографическая карта местности, на которой были отмечены и гора, и вся огороженная территория. Кроме этого, на ней были нанесены какие-то символы и цифры. В дальнем углу передвижного офиса стоял большой неудобный письменный стол, за которым одновременно работали несколько человек, кто с ноутбуком, кто с компьютером.

Исследователей встретил крепкий мужчина в униформе.

— Вы непременно должны взглянуть на это, — поприветствовал он гостей.

Они подошли к столу, и командир развернул к ним экран монитора. На нем появилась картинка среднего размера и относительного качества с изображением нескольких деревьев. В самом низу стояли какие-то непонятные цифры, сегодняшняя дата и время — 16:04.

— Эти снимки, — пояснил рейнджер, — были сделаны наблюдательной камерой около получаса назад. Здесь виден склон сразу за забором.

— Я не вижу ничего необычного, — заметил Питер.

— Совершенно верно, — ответил рейнджер, — но в это же время инфракрасная камера снимала тот же самый участок.

Командир пробежал по клавишам, и картинка преобразовалась в рисунок, состоящий только из голубых и зелёных линий, причем деревья были изображены весьма схематично. В правом углу на секунду появилось зеленовато-желтое очертание, напоминавшее бегущего в согнутом состоянии человека. Он спрятался за одним из деревьев, и уже через секунду желтое свечение растворилось. Еще пару секунд фигура была зеленого цвета, затем посинела и окончательно смешалась с фоном.

— Что это такое было? — спросил Питер.

— Камера засекла человека, — ответил Патрик, — и поскольку он был теплее, чем атмосфера, его фигура окрасилась в другой цвет. Но потом он неожиданно куда-то исчез.

— Если быть более точным, — добавил рейнджер, — всего за четыре секунды его тело охладилось на целых пятнадцать градусов, до температуры воздуха.

— Бред… — вполголоса сказал Патрик.

— А что, что-то не так? — недоумевал Питер.

— Ну, знаете ли, — съехидничал Патрик, — если там кто-то бегает в неопреновом костюме с функцией моментального охлаждения, тогда все в порядке.

— А-а… — произнес Питер. — А что сейчас делает этот человек? Он наблюдает за лагерем? Он вообще еще здесь?

— Наша камера потеряла его. А теперь взгляните еще раз на первое изображение того же самого места. Обратите внимание на время, — он снова что-то набрал, и на экране появилась первая картинка, — за те секунды, пока велась тепловая съемка, на обычной камере вообще ничего не отобразилось.

Питер недоверчиво посмотрел на монитор.

— Хотите сказать…

— Он невидим? Да, месье.

— Только в том случае, если эти данные верны, — вмешался Патрик.

— Техническое вмешательство полностью исключено. Наша съемка автоматически кодируется при помощи динамических водяных знаков.

— То есть, вы хотите сказать, — уточнила Штефани, — что вы нашли человека-невидимку, который полчаса назад спрятался неподалеку от забора, и теперь его невозможно обнаружить даже при помощи инфракрасной камеры.

— Совершенно верно, мадам.

— Звучит не очень-то, — сказал Питер. — И что же вы собираетесь делать в этой ситуации?

— Сейчас мы исследуем данный участок другими частотами, чтобы получить еще одно изображение. Как только у нас появится возможность распознать его в ультразвуковом диапазоне, мы начнем следить за ним и в конце концов схватим.

— Хм, — Питер одобрительно кивнул, — хорошо, тогда держите нас в курсе, а мы пока отправимся в пещеру.

Когда исследователи уже сидели в машине и продолжали путь к горе, Питер сказал:

— Интересно, кто же за нами наблюдает? Вам не кажется это странным?

— Конечно, — согласилась Штефани, — а вы не думаете, что таким образом Рене Колладон наблюдает за нами?

— Конечно, такое возможно, — подумал вслух Питер, — по, с другой стороны, это может быть абсолютно кто угодно, например, тот неизвестный Шт. Г., который шлет нам странные факсы.

— Или лесничий, — добавил Патрик, — как там его зовут? Левазье?

— О нем я бы подумал в первую очередь, — согласился Питер, — вопрос только в том, как ему удастся превращаться в невидимку. Я, конечно, не очень разбираюсь в технике, но это может быть очень дорогим удовольствием. А что, если это как-то связано с проходом в пещере?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, проход обладает такими же странными свойствами, или как это называется. Может быть, существует какая-то технология или цвет, или даже химикат, который делает это возможным? Вдруг этим измазаны стены пещеры, и если из этого сделать ткань и сшить плащ, можно стать невидимкой?

— Мне бы вашу фантазию, — сказал Патрик.

— Куда мне до вас! Это же вы заняты поисками Эльдорадо…

— Вы опять начинаете!

— Но я говорю совершенно серьезно, без цинизма. А вдруг этому чуду есть простое, рациональное объяснение?

— Ура! — сказал Патрик. — Мы сделали большой шаг к раскрытию тайны пещеры.

Через некоторое время они добрались до того места, откуда нужно было идти пешком. На часах было почти пять вечера, тучи затянули небо, и на землю уже спустились ранние сумерки.

— Скоро начнется дождь, — заметил Питер. — Надеюсь, он не будет слишком сильным, и мы сможем нормально спуститься вниз.

Один за другим они начали продвигаться вверх по тропинке. Поднявшись, Питер открыл стальную дверь, а Патрик включил генератор и зажег освещение.

Несколько секунд они стояли в нерешительности перед входом. Сегодня все было точно так же, как и раньше. Казалось, они уже привыкли и к самой загадке пещеры, и к тому, что она так и останется неразгаданной. И тем не менее что-то сегодня было не так. Они пришли сюда, чтобы сделать единственный шаг, но этот шаг был целой революцией. Исследователи не имели ни малейшего представления о том, какой резонанс могла вызвать такая мелочь.

Ученые вошли в пещеру и направились к проходу, минуя настенные надписи и рисунки, которыми они занимались последние дни и недели. То, что они уже перевели, было, несомненно, лишь частью, в лучшем случае половиной всех надписей. В пещере все еще оставалось бесчисленное количество текстов, языка которых они даже не знали. Питер был убежден, что пещера — золотое дно для любого лингвиста. До сих пор много древних текстов так и оставалось нерасшифрованным. Часто для этого недоставало материала, но благодаря именно этой пещере к пониманию древности можно было продвинуться семимильными шагами. И она смогла бы пролить абсолютно новый свет на многие вещи. Потрясающая находка, возможно, самое значительное событие со времен Картера.[36]

Но, несмотря на всю ее значимость, исследователи не обращали сейчас на стены совершенно никакого внимания. Они придумали для себя более или менее удобоваримое объяснение того, как появились эти тексты и о чем они повествовали. А кроме того, они понимали, что им никогда не найти в этих текстах тайны прохода.

Ученые остановились сразу за поворотом. Один из прожекторов был направлен на проход. Из-за этого тот превратился в черную стену, поглощающую любой свет, что снова вызвало у исследователей неприятное чувство. Феномен противоречил всем законам физики: не видно было ровным счетом ничего, даже очертаний. Это сильно смахивало на дыру в пространстве. К горлу Питера подкатила тошнота. Он почувствовал головокружение и немного отступил назад.

— Нельзя ли выключить эту лампу? — спросил он. — Тут, по-моему, и так не очень темно.

Сказав это, Питер сообразил, как парадоксально звучат его слова, но Патрик понял, что тот имел в виду. Он кивнул и выключил освещение, и они погрузились в темноту. Немного света проникало из-за угла, оттуда, где при помощи прожекторов были освещены странные надписи на стенах пещеры. Но через несколько секунд чернота перед ними растворилась, воздух стал более прозрачным, и проход осветился необъяснимым голубоватым свечением. Когда глаза привыкли, оказалось, что можно разобрать даже нацарапанные на полу символы. Проход снова стал виден, а голубое свечение говорило о том, что там хранится что-то необычное.

Патрик снял рюкзак с плеч, достал из него широкий пояс и протянул Штефани. Сзади к нему он пристегнул карабином веревку, чтобы страховать коллегу. Питер же протянул ей фонарик, блокнот и карандаш.

— Ощупывайте каждый миллиметр, — напомнил он ей.

— Но для начала мы проверим на вашей голове, — сказал Патрик. — Вставайте сюда, — он поднял руку, чтобы показать границы прохода, — здесь начинается проход. Вы готовы?

Слегка раздвинув ноги для большей устойчивости, Штефани встала в самый центр и слегка наклонилась вперед, почти дотронувшись носом руки Патрика. Исследователи взяли ее с обеих сторон за плечи.

— Порядок, — сказала она, — я готова. На счет «три» я засуну туда голову, о'кей?

— О'кей.

— Раз… два… три!

Она резко наклонилась вперед.

Питер с недоумением смотрел, как исчезла голова Штефани. Такое ощущение, будто голову отделили от тела, и оно заканчивалось одинокой шеей. Но Питер так и не успел вообразить себе самое страшное, как Патрик крикнул: «Четыре!» — и они выдернули Штефани назад. Исследователи с любопытством посмотрели ей в глаза.

— Штефани, с вами все в порядке?

— Я думала, вы мне руки оторвете, — ответила она.

Патрик облегченно засмеялся.

— Что вы видели?

— Ничего. Вы меня выдернули слишком быстро. Но я не чувствую абсолютно никаких изменений. Скажу даже больше: я уверена, что смогу без проблем преодолеть проход.

— Хорошо. Но сначала вы сделаете всего шаг, а мы вытянем вас назад, — напомнил Питер.

— Хорошо, хорошо, — она распрямилась и снова встала посередине, — вы готовы?

Патрик и Питер взялись за веревку.

— Да, можете идти, — сказал Патрик, — только не закрывайте глаза.

Штефани сделала большой шаг вперед и исчезла. Страховка застыла в вертикальном положении, словно веревка факира.

— К такой картине я вряд ли смогу привыкнуть, — сказал Питер.

— Да, вид действительно странный, — согласился Патрик. — Ладно, давайте вытаскивать ее. Раз!

Мужчины готовились к тому, чтобы совместными усилиями вытащить коллегу назад. Но как раз в тот момент, когда они потянули за веревку, она самостоятельно вышла наружу.

— Со мной ничего не случилось, — сказала она, — вы можете совершенно спокойно отпустить меня.

— Что там дальше? — спросил Патрик.

— Коридор уходит на несколько метров вперед и поворачивает. Из-за поворота видно рассеянное свечение. Больше, к сожалению, мне ничего не удалось разглядеть.

— Вы почувствовали какие-нибудь изменения? — поинтересовался Питер.

— Нет, вообще ничего. У меня такое ощущение, что тут нет никакого барьера или порога. Я могу идти дальше.

— Поразительно… Значит, наше предположение оказалось правильным: женщина может пройти через этот проход. Как вы считаете, Патрик, ей нужно продолжать?

— Безусловно, да. Идите дальше, Штефани.

— Я согласна, — ответила она, — итак…

С этими словами на глазах изумленных исследователей она исчезла в таинственном проходе.

10 мая, дорога в Лапальм.

Был ранний вечер, но густые облака затянули небо совсем как осенью. А усиливающийся дождь с каждой минутой ухудшал видимость. Дидье Фавель включил ближний свет и дворники. Как всегда, в стеклоомывателе не было ни капли воды, и поэтому поначалу на стеклах оставались грязные разводы. Нельзя сказать, что он жаждал этого путешествия, а тут еще неприятности сыпались одна за другой. Ему пришлось дождаться, пока дождь не пошел сильнее, тогда стекла очистились естественным образом. В свете фар проезжающих машин были видны маленькие листочки и даже мертвые насекомые, но никак не края дороги. Он ненавидел дождь, эту машину, а больше всего необходимость быть сейчас здесь. В плохом настроении он продолжил путь. Осталась всего пара километров.

Когда старый «Мерседес» Фавеля, скрипя, припарковался у виллы, дождь был в самом разгаре. Он очень редко навещал брата — только когда ему требовалась та или иная помощь. В последний раз они виделись примерно гол назад, когда Поль был под следствием. Речь шла о контрабанде оружием. Патрульная береговая охрана остановила одну из его лодок в самый неподходящий момент и с более чем компрометирующим грузом. Дидье откупился в прошлый раз рекомендациями и внушительными суммами, так что до тщательной проверки не дошло. Дело было закрыто еще до того, как высохла палуба. Тогда у Поля был настоящий мини-флот из маленьких кораблей и дюжина нужных знакомых. Дидье надеялся, что среди них окажется пара людей с криминальными задатками. И они смогут помочь ему избавиться от исследователей. Какими методами — неважно. А о деталях пусть позаботится Поль.

Да, мысль была не так уж плоха, учитывая, что Поль был ему должен. Тем не менее мэру совсем не хотелось просить о чем-то своего брата. Все его нутро противилось тому, что он сидел в своем стареньком автомобиле у ворот феодальной виллы. Но были причины в сто раз важнее всего этого. Ему давно уже пришлось отказаться от своей гордости.

Дидье взглянул на часы. Почти пять. Все равно он приехал слишком рано. Но остаться в машине лишь для того, чтобы заведомо опоздать на пятнадцать минут, было глупо. Итак, он вышел на улицу, пробежал под дождем и позвонил в дверь.

— Дидье! — закричал его брат, открыв дверь. — Я совсем не ожидал, что ты приедешь так рано. Входи же!

— Я только что был в Перпиньяне, — ответил мэр, войдя внутрь.

Он огляделся. Как обычно, все было просто вылизано. Холл изобиловал дизайнерской мебелью и дорогими картинами — это сполна отражало презрительное отношение Поля к минимализму. В комнату вошла не слишком одетая стройная дама с потрясающим бюстом.

— Мари, детка, возьми, пожалуйста, куртку Дидье. А потом скажи Анабель, что мы не прочь что-нибудь погрызть. А ты можешь посмотреть видео или искупаться — ну, как обычно. Потом я к тебе загляну.

Дама взяла куртку мэра, повесила ее на вешалку у двери и ушла.

— Подружка, — пояснил Поль. — Ну, давай, проходи. Думаю, лучше будет устроиться в гостиной. Любопытно, что же тебя сюда привело.

То, что Поль назвал гостиной, на поверку оказалось настоящим залом с массивным обеденным столом, несколькими кожаными гарнитурами и камином. А еще там было бы очень хорошо проводить танцевальные вечера. По предыдущим визитам к брату Дидье помнил, что из окон виллы открывается необыкновенный вид на Средиземное море. Но поскольку сейчас на улице было уже довольно темно, в окнах отражалось лишь убранство комнат, которые казались от этого еще более просторными.

— Выпьем по глоточку? — предложил Поль. — Портвейн или что ты обычно пьешь? Коньяк?

Поль открыл дверцу шкафа, и Дидье увидел бессчетное количество бутылок на любой вкус.

— Да, коньяк.

Поль налил брату бокал коньяка.

— У тебя наверняка мало времени, так что лучше сразу перейти к делу, чтобы ты успел еще сегодня вернуться домой, — сказал Поль, когда они уселись.

Хозяин дома положил ногу на ногу и закурил сигарету.

— Как я могу тебе помочь? Неужели это настолько секретное дело, что ты даже не хотел говорить об этом по телефону…

— Я не знаю, сможешь ли ты вообще помочь. Очень важное и опасное дело…

— Правда?

— …на котором, увы, не заработать.

— Что ж, небольшое доказательство нашей дружбы, а? — Поль ухмыльнулся. — Ну, братец, выкладывай.

Дидье сделал большой глоток.

— В Сен-Пьер есть пара людей — исследователей, которые оградили участок леса. По их словам, они исследуют эпидемию бешенства. Мне нужно избавиться от них как можно скорее.

— Избавиться, хм? Прямо так взять и избавиться? Чтобы и следа не осталось?

— Просто избавиться. Как — мне все равно. Но я не могу просто попросить их убраться домой.

— А сколько их всего? И в чем, собственно, проблема?

— Всего трое — двое мужчин и женщина. Проблема заключается в том, что они работают по приказу Организации по охране окружающей среды, а это означает, что у них есть официальное разрешение. — Он сделал еще глоток. — Я уже пробовал выкинуть их из отеля, который служит им штаб-квартирой. Но они взяли и просто выкупили весь отель!

— Они купили отель только для того, чтобы не уезжать?

— Да, по всей видимости, именно так.

— С каких это пор у зеленых столько денег?

— А кроме этого, я абсолютно уверен в том, что за всем этим кроется что-то совершенно другое. Я лично в этом убедился. В лесу они оцепили огромный ареал под предлогом исследовательской деятельности. Кстати, что еще более усугубляет это дело, так это то, что в лесу работает добрая дюжина рейнджеров. Да еще эта история с отелем… Все очень подозрительно, не так ли?

— Хм… да. А с чего ты вообще хочешь от них избавиться?

— Этого я тебе сказать не могу. На этом настаивает Париж, и, по-видимому, это очень серьезно. Мне ясно только одно: они должны покинуть нас на этой же неделе.

— Постой-ка! Это что, политическое дело?

— Я так и думал, что для тебя это слишком опасно.

— Погоди, погоди, Дидье. Я, конечно, не знаю, кто стоит за этим в Париже, но в политику я ввязываться точно не хочу.

— А разве контрабанда оружия на Сицилию не политическое дело?

— Дидье, это было так давно…

— С тех пор ты стал святым или как тебя понимать? — мэр возвел глаза к потолку. — Мне с самого начала было ясно, что ты пойдешь на попятную. Я мог бы сэкономить время и силы и не тащиться сюда. Когда тебе нужна помощь, так ты всегда обращаешься ко мне, особенно если речь заходит о миллионах. А вот сделать одолжение старшему брату — это слишком опасно для тебя.

— Бог мой, я даже не успел ничего сказать! Успокойся ты!

Поль встал, принес бутылку коньяка и налил брату. В это время в комнату вошла женщина с яркой южной внешностью. В руках она несла поднос с двумя тарелками жареной рыбы и запеченных креветок. Как только она покинула комнату, Поль продолжил:

— Если я правильно тебя понял, речь идет о том, чтобы заставить трех ученых упаковать свои вещи и свалить из города, правильно?

— Ну, я так и сказал.

Дидье начал накладывать себе еду, сдвинувшись при этом на край кресла и наклонившись вперед так сильно, что валик кресла приподнялся.

— Они должны просто исчезнуть из отеля или убрать и своих рейнджеров?

— В общем, исследования — или чем они там занимаются — должны быть немедленно прекращены.

Он махнул вилкой с насаженной на нее креветкой.

— И заграждение в лесу должно быть убрано.

Поль задумался на минуту.

— Похоже, понадобятся веские аргументы. Подкинуть им в кровать труп какого-нибудь животного будет явно недостаточно. Поскольку неизвестно, как отреагируют рейнджеры, хорошо бы заручиться поддержкой небольшой армии…

— Почему бы и нет? — сказал Дидье, пожав плечами. — У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Да, есть у меня одни хороший знакомый… Правда, ему нужно будет сделать паспорт и визу…

— Все-таки ты из любого дела хочешь извлечь выгоду!

— Будет очень жаль, если дело провалится из-за таких мелочей, правда? Он алжирец, у него много связей и людей, которые для него сделают абсолютно все. Без политических пристрастий. Сегодня работает на тех, завтра на других, в зависимости от того, кто предложит больше денег.

— Солдат?

— В каком-то смысле.

— А оружие?

— Думаю, смогу найти оружие для небольшой армии солдат. Если, конечно, речь не пойдет о танках!

Мэр поднял вверх свои толстые руки.

— Боже, нет! Я не хочу гражданской войны. А где сейчас этот алжирец?

— Насколько я знаю, сейчас он в Марселе. А для нас это большое преимущество. Мы же не хотим терять времени.

— В Марселе? Но я думал, ему нужен паспорт и виза!

— Это на будущее, мой дорогой. Как еще мне уговорить его помогать нам, если ему не будет от этого никакой пользы?

— Просто заплати ему.

— Нет, исключено, так не пойдет. Знаешь, заплатить может каждый. Сначала ты для меня что-то сделаешь, потом я для тебя, понимаешь? Рука руку моет. Это же совершенно другой уровень отношений.

Дидье поднес к губам бокал коньяка и одним глотком осушил его.

— Хорошо, как скажешь. Дай мне информацию, необходимую для паспорта и визы. Мой домашний номер факса ты знаешь. Как скоро ты сможешь привести сюда алжирца и какое количество людей он может организовать?

— Думаю, это не займет много времени. А о количестве людей даже не беспокойся. Ты ведь уже объяснил мне, о чем речь и как это срочно. Завтра утром я позвоню тебе, хорошо?

— Да, хорошо. Я знал, что могу на тебя положиться.

Сказав это, Дидье встал.

— Нужно всегда идти на компромисс, Дидье. Кто знает, как завтра лягут карты?

Поль тоже встал, чтобы проводить брата до двери.

— Не забудь свою куртку. И поезжай осторожней, слышишь?

— Поль, я мог о себе позаботиться еще тогда, когда тебя на свете не было.

— Хорошо, хорошо. Тогда до скорого.

Дидье сел в машину и отправился домой; По большому счету, он добился того, чего хотел. Но почему-то он не чувствовал себя абсолютно довольным. Он казался себе просителем, а его брат, видите ли, снизошел до того, чтобы оказать ему услугу! Дидье бесило то, что он никак не мог отделаться от этого чувства. Он слишком явно показал, что хочет чего-то от брата. Конечно, Поль немного поприкидывался, но на самом деле сразу понял, что от него требуется. Дидье подозревал, что, прося у брата паспорт и визу для алжирца, Поль рассчитывал на нечто большее. Может быть, за это алжирец не только выдворит исследователей, но еще и окажется в должниках у Поля. Братец умел назначить себе цену. Но ничего, подумал Дидье. Пусть и для брата будет какая-то выгода. На этот раз на кону стояли более серьезные вещи. И он наконец сможет послать этих проклятых исследователей к черту.