КРЕН СУДЬБЫ

Шла вторая половина года, и в политической жизни страны произошли перемены: умер генсекретарь Брежнев, и к власти пришел Андропов. Население настороженно затаилось в ожидании чего-то, но пока никаких изменений не происходило. И Тося считал, что в его жизни перемен к худшему произойти не может. Но судьба не разделяла его уверенности.

Он проснулся, когда часы показывали двенадцать. „Сегодня тридцать первое декабря, — подумал он. — Наступает новый год, и нужно приколоться, встретить его хорошо“.

Дома все было готово для большого шикарного стола на шестнадцать человек. Приглашены были лишь хорошо знакомые и симпатичные Тосе люди. Но праздновать только дома ему показалось скучным. Он сказал Васе, выйдя из ванной с полотенцем на бедрах:

— Давай начнем встречать Новый год в „Битце“, а потом приедем домой и продолжим за нашим столом.

— Это нужно было решать раньше. Сейчас уже поздно: мы никуда не сможем попасть. Ты посмотри на часы — до нового года осталось… — Вася хотел подсчитать, сколько осталось времени, но Тося его перебил:

— Правильно! Если ты начнешь считать, мы точно никуда не попадем. А если ты вспомнишь, что метрдотель этого кабака лох, а ты — аферист и тебе нужно его запутать за какой-то несчастный столик на шестнадцать человек, тогда ты быстренько оденешься, поедешь и сделаешь нам этот столик.

В этот момент появился Саша с ящиком шампанского.

— Привет, Саша! С наступающим. Покаты не разделся, бери Васю и езжайте. Он тебе все расскажет по дороге. Я бы и сам поехал, но вы же видите, что собрался в ванную. И это займет время.

— И сколько же ему платить за такой поздний заказ? — спросил, заканчивая одеваться, Вася.

— Сколько скажет — столько и плати. Но помни, что я тебе сказал: ты на работе. И смотри, чтобы стол был не где-нибудь на отшибе или у динамиков эстрады, а в центре. Надеюсь, ты понял, о каком ресторане идет речь? — Тося завязывал развязавшийся узел полотенца.

— Конечно, понял. А если не будет мест в маленьком кабаке внизу? Может, договариваться в большом? — Вася был одет и стоял в дверях рядом с Сашей.

— Никакого большого. Только маленький, и только в центре зала. Постарайся не испортить нам праздник. — И Тося зашел в ванную комнату.

Через час вернулись Вася с Сашей, раскрасневшиеся и счастливые. Они наперебой начали рассказывать, как им удалось заполучить столик, который заказали проститутки, оставив в залог триста рублей. Вася заплатил пятьсот, и вопрос был исчерпан. Он отдал Тосе пригласительные билеты, по которым пропускали на территорию „Солнечного“.

Новый год они встретили так, как планировал Тося. Затем еще пару дней друзья гуляли в ресторанах и гостили у знакомых.

Посчитав, что время отдыха закончено, решили приступить к работе, которая сводилась к следующему. Целыми днями Вася ходил по барам, ресторанам, парикмахерским и предлагал, определив жирного лоха, кому — фианиты, кому — права, а кому — радиодетали. На следующей неделе Тося должен был выступать в качестве купца.

Все три дня, которые они провели за этим занятием, Тосе казалось, что за ними следят какие-то люди. Он поделился своими опасениями с другом, но тот их не разделил.

Однажды встретили знакомого по имени Жан. Тот рассказал, что в Перово, в неказистом ресторане, работает официантом парень, у которого имеются минимум двадцать пять тысяч. Знает он это потому, что с ним „в золотых“.

— Ну что ж. Займемся твоим халдеем, — заверили Жана товарищи. — Когда, говоришь, его смена? Завтра?

Деньги подходили к концу, а для начала работы они были необходимы.

— Нужно выдернуть лоха на чеки. Сделать это надо технично и не у „Березки“, — сказал Тося, когда они с Васей выходили из дома.

Они нашли такого человека на Ленинском проспекте возле универмага „Москва“. Им оказался сорокалетний мужчина из Тушино. Прикуп „рассчитал“ простофилю за шесть тысяч рублей и, выйдя через проходной подъезд, сел в такси, которое подогнал Вася.

В этот день их пригласил на день рождения их товарищ Сергей Полковник. Друзья заехали в магазин за подарком и отправились домой. Там Тося оделся дорого, с иголочки и порекомендовал Лерочке сделать то же самое.

Было решено начать подготавливать официанта, которого „выставил“ Жан, сегодня же. С Васей они условились, что тот поедет с подарком к Полковнику, а Тося с Лерочкой съездят в Перово, где он сможет пощупать халдея, а затем приедут туда же.

Они долго ехали в такси в поисках нужного ресторана. Когда зашли в холодный неуютный холл, кроме швейцара, их выбежали встречать все официанты, каждый из которых предлагал присесть к нему за столик. Но нужного халдея среди них не было, „Может, не та смена, — думал Тося. — Жан ошибся“.

Он не спеша помог Лерочке снять дорогую шубу. Вот он увидел лицо, которое так подробно описал Жан. Тося обрадовался ему, как родному.

— Ты — один среди всех, который внушает мне доверие, — обратился Тося к появившемуся невысокому усатому официанту в черном костюме. — Этот вечер я хотел бы провести за твоим столом.

Тот с радостью помог Тосе избавиться от дубленки и проводил гостей к столу. Его коллеги разочарованно разошлись.

Зал был полупустым. На эстраде у ударной установки на стуле стоял магнитофон, из которого пел Челентано. Делал он это так громко, что говорить с Лерочкой Тосе было затруднительно. Официант предложил меню. Тося достал пачку денег, разорвал упаковку и протянул двадцать пять рублей.

— Пожалуйста, попроси Челентано петь потише, чтобы я слышал, о чем говорят чувства моей подруги.

Голос Челентано перешел на шепот. „Надо было еще выбросить денег“, — подумал Тося.

— Вот тебе еще четвертак. Или даже два. — Он протянул две купюры, разорвав упаковку второй пачки, которую „по рассеянности“ вытащил из другого кармана. — Хочу, чтобы за соседними от меня столиками никто не сидел, — важно сказал Тося.

Как выяснилось позже, форс этот был не совсем напрасным.

— У меня мощное энергетическое поле. Нормально могу отдохнуть лишь в том случае, если никто не приближается ко мне ближе чем на пару метров. Ты уж потрудись, пожалуйста, голубчик.

Официант удалился, оставив молодых людей знакомиться с ассортиментом блюд. Просматривая меню, Тося говорил Лерочке:

— Когда тебя спрошу, чего бы хотелось, скажи, что хочешь ананас.

Официант принялся тщательно записывать Тосин заказ в своей записной книжке. „Это официант до последней секунды“, — думал Тося, глядя, как тот после названия каждого блюда наклоняется с целью расслышать поточнее, хотя Тося произносил слова достаточно громко.

— …А также шампанского „брют“ и бутылку „Ахтамара“. Пожалуй, все. Хотя… — Тося закрыл меню и обратился к Лерочке: — Чего бы тебе хотелось, дорогая?

Та, закинув ногу на ногу, держа палец у рта, тайно восхищалась им, его умением перевоплощаться в разных людей. Сейчас он напоминал ей сверхбогатого молодого человека с выражением усталости от своей популярности на лице. Она услышала вопрос. Немного развернувшись на кресле, закатила глаза кверху, а кончик пальца засунула в рот.

— Хочу ананас, — сказала Лерочка, вытащив палец.

— И один ананас, пожалуйста, — проговорил Тося с такой уверенностью в голосе, что официант на секунду подумал, что в меню есть этот фрукт. Но, опомнившись, неуверенно сказал:

— Извините, ананасов нет.

— Ананасов нет? — изумился Тося. — Как же так? Семьсот за ананас, — добавил он.

— Извините. Я сейчас позвоню друзьям в „Интурист“. Может, там удастся… — И он, извиняясь и кланяясь, удалился.

На столе стали появляться разные предметы и блюда. Рядом, сразу за спиной Тоси, уселись двое. Официант оказался тут как тут. Он что-то объяснил посетителям. Они встали и растворились в дымном полумраке зала.

— Я звонил в „Интурист“, и сейчас заказ выполняется, — говорил официант, наливая шампанское в Лерочкин фужер.

Тося посыпал лимон сахаром, взял бутылку коньяка, только что поставленную официантом, и, придвинув вторую рюмку, наполнил ее.

— Присядь и выпей со мной.

— Извините, нам не положено.

— Не могу пить один. А Галочка пьет только шампанское.

Тот, несколько поколебавшись, глянул по сторонам, снял бабочку и присел на предложенное кресло.

В бутылке начало виднеться дно, когда Тося сказал:

— Вижу, ты хороший парень и мне симпатичен как человек: располагаешь к откровению. Скажу тебе честно. Всю жизнь я занимался тем, что играл в карты, ездил по катранам. Сейчас мне повезло: я сорвал куш. Месяц назад мне уплатили триста тысяч по игре. Я решил завязать. Бог одобрил мое решение и сразу дал мне доходное стоящее дело. Но верных и умных людей, таких, как ты, например, у меня мало.

Было заметно, что Тося опьянел. Официант внимательно ловил каждое слово. Он вдруг почувствовал, что судьба дает ему шанс — тот единственный, о котором говорят люди.

Тут он заметил, что приехала его жена, которой он звонил с просьбой привезти билеты на концерт Пугачевой, добытые им с большим трудом. Но он не хотел в этот момент отходить от Тоси, так как чувствовал, что этот человек изменит его жизнь, оставив в ней какую-то часть своих денег. Прикуп продолжал:

— У меня появились очень серьезные и влиятельные деловые партнеры в некоторых городах. В Москве мне нужны столь же серьезные поставщики. Есть у меня несколько, но увы, они очень мелкомасштабные. Мне нужен размах. В дело хочу вложить сто-двести тысяч. Ты коммуникабельный человек со связями, не так ли?

— Да, у меня очень много знакомых, которые могут решить некоторые проблемы.

— А нет ли среди твоих знакомых человека, который имеет выход на фианиты?

— Так сразу сказать трудно. Надо подумать. Я постараюсь все разузнать. Когда это нужно?

Тося рассказал, какие именно нужны фианиты и по какой цене он их возьмет. На тот момент у них с Васей их оставалось триста штук из той тысячи, что они купили три месяца назад у хорошо знакомого парня из Цхалтубо по имени Джумбер. Тот не в первый раз выполнял подобные заказы. В этот раз это были камни по 0,6 грамма огранки кабошон ценой 5 рублей за один камень. Друзья „продавали“ их по сто рублей за камень.

Официант ушел и тут же вернулся.

— Пожалуйста, извините, с ананасами не вышло. Если бы на час раньше… Но чтобы поднять вам настроение, мне удалось договориться о двух билетах на концерт Аллы Пугачевой. В субботу, в „России“. К концу вечера билеты будут доставлены вам сюда.

— Это хорошо, — одобрил Тося, пережевывая лангет.

Вечер подходил к концу. Глянув на часы, Тося попросил счет. При этом добавил:

— Организуй такси к входу и внеси эту услугу в счет.

Рассчитавшись с официантом, получив билеты и договорившись о встрече, Тося с Лерой направились в вестибюль. Услужливый официант отобрал у швейцара Тосину дубленку и самолично помог тому надеть ее. Лерочка застегивала шубу.

Погода в этот день была морозной. Валил снег, и ветер играл им: то поднимая хлопья вверх, то закручивая юлой.

Официант открыл дверь. Тося, пропустив Лерочку, шагнул на освещенное заснеженное крыльцо ресторана. Подъехало такси. Официант открыл дверцу машины. Но в тот момент, когда Тося, похлопав официанта по щеке, уже был готов сесть в автомобиль, перед глазами все завертелось, земля ушла из-под ног.

Двое крепких ребят внесли его в скрипнувшую тормозами и остановившуюся тут же черную „Волгу“. Он успел заметить лицо официанта, перекошенное гримасой удивления. Первое, что промелькнуло в голове, было: „Халдей позарился на мои деньги, вызвал головорезов, сейчас повезут в какой-нибудь погреб!“ И он с ненавистью глянул из набирающей ход машины на растерянного официанта.

Тося сидел на коленях одного из троих крепких парней на заднем сиденье. Руки были сжаты в кулаки, в одном из которых была пуговица от дубленки. Он хотел разжать кулак, но двое по бокам крепко держали его за руки, не давая этого сделать.

Его завели в райотдел работники Петровки. Лишь там, в присутствии понятых, он разжал кулак с пуговицей, к удивлению и разочарованию оперов. Первый вопрос, который ему задали:

— Расскажи, как провел сегодняшний день.

Тося недоумевал. „Что их интересует? Может, они меня перепутали с кем-то? Утренний терпила не успел бы так быстро дать заяву. А даже если и так, найти человека в Москве ой как непросто. Тем более за такое короткое время“.

— Я приехал сегодня поездом на Киевский вокзал…

— Напрасно ты пытаешься нам рассказывать эти басни. У нас твоя девушка. Наверняка она не знает о твоем сегодняшнем приезде.

„Понты для приезжих“, — подумал Прикуп.

Он вспомнил, как, перед тем как выйти из дому, давал указания Лерочке:

— Все чеки и записную книжку выложи из сумочки. Если вдруг тормознут менты, знай: мы приехали сегодня днем. Поезд „Одесса — Москва“. Вагон девятый. Билеты выбросили.

Но через десять минут перед ним легло на стол содержимое Лерочкиной сумки. Здесь были и чеки, и записная книжка. Но он твердо продолжал стоять на своем и отказывался отвечать на вопросы, несмотря на изощренные нападки восьми оперуполномоченных.

Он сидел в камере, когда открылось окошко в центре двери. Тося поднял голову и увидел в нем лицо своего недавнего потерпевшего. „Все-таки из-за него“, — подумал он.

На допросе у следователя он предложил:

— Я дам полный возврат терпиле. И столько же — тебе. И давай закончим все это.

На что следователь ответил:

— Я вижу, ты неплохой парень. Если бы это зависело от меня, мне было бы достаточно и пятой части того, что ты предлагаешь. Но ты где-то перешел дорогу „Петрам“, а против них никто из нас не пойдет.

— Это какая-то ошибка. Каким „Петрам“? Меня перепутали. Я никому не переходил дороги.

Тося отказывался от показаний и от всего того, что ему вменяли. Его перевели в КПЗ, Лерочку выпустили.

Через три дня прокурор дал санкцию на содержание до суда в следственном изоляторе. Его перевезли в Бутырку.

Как только за спиной закрылись двери, он очутился в огромном сводчатом зале. Сбоку услышал французскую речь. Повернувшись, увидел роскошных женщин в шубах и сапогах на тонких высоких каблуках. Наверное, с ними были мужчины, но он их не заметил. Поразили лишь женщины, которые разглядывали старинную постройку. Пройдя через множество различных помещений, таких, как парикмахерская, душевая, камера хранения, бельевая и другие, оказался в камере, рассчитанной на тридцать семь человек, однако в ней находилось более пятидесяти.

На нем был голубой в синюю точку костюм, темносиний американский батник и высокие красивые сапоги. Его коротко остригли, но эта прическа, как ни странно, больше прежней была к лицу Тосе. В руках он держал черную скатку.

Он очень выделялся среди тех пятерых парней, с которыми переступил порог камеры. После знакомства с некоторыми ее обитателями не прошло и пары часов, как ему предложили стать членом первой семьи. Она состояла из девяти человек. Все они были очень разные и имели различные статьи Уголовного кодекса. Но одно было в них общее — это острый, живой ум.

Они ели за большим дубовым столом, единственным в камере. Перед едой стол застилали чистой простыней и выставляли различные деликатесы. Занимался этим их „хозяйка“ по прозвищу Кулибин.

Каждому были разрешены передачи в пять килограммов каждую неделю. Они сдавались Кулибину, а тот распределял продукты между семейниками с заботливостью любящей матери. Остальные жители камеры ели у себя на шконках.

Основным занятием заключенных были игры в шахматы, нарды, домино. Из физических игр — „слон“.

Собирались две команды желающих от пяти до десяти человек в каждой. Затем по очереди бросали пять зариков и по сумме определяли победителя — это была команда, которой посчастливилось запрыгивать на проигравших в кости. Те выстраивались „слоном“, согнувшись и крепко обняв друг друга вокруг пояса. „Слон“ должен принять всех наездников и провезти до двери и обратно. В этом случае он выиграл, и команды менялись местами. Но если „слон“ рассыпался — все начиналось сначала.

Из пятидесяти жителей хаты лишь у двоих была статья 147-я — „Мошенничество“. Это были Тося и Гарик.

Тося сидел за столом и, покуривая, разговаривал с Гариком, очень большим и толстым парнем. Гарик заметил, что организовалась команда, в которую взяли худого, как гвоздь, азербайджанца.

— Триста лет армяне мечтают ездить на азербайджанцах.

Тося глянул на худого, обросшего парня в узком свитере. Он представил себе Гарика, сидящего у того на плечах, и громко рассмеялся.

— Пойдем сыграем, — сказал Тося. — Вот и проедешься.

— Смеешься! Мне бы хоть на первого запрыгнуть. А этого они запрячут в самый конец, — с досадой проговорил Гарик.

— Не знаю, как насчет проехать, но сесть на него я тебе помогу. Пойдем скорее, уже начали бросать зарики.

Они подошли к собравшейся в крут дюжине парней. Тося сказал, что будет играть, и они переукомплектовали команду.

— Бросать будет Гарик, — объявил Тося.

Тот выбросил три шестерки и две пятерки. Проигравшая команда стала „слоном“, готовым принять наездников. Для этого они растянулись на полкамеры. Делалось это для того, чтобы было тяжелее допрыгнуть до слабого позвонка „слона“ (в данном случае это был азербайджанец). При движении, наоборот, „слон“ сжимался и становился похожим на большую пирамиду.

Когда „всадник“ отходил для разгона, участники стоящего „слона“ прятали головы, так как в прыжке он мог сильно их зацепить ногой. В этот момент они не видели, что происходит вокруг.

Тося отошел к самой двери для разгона. „Слон“ смотрел на него. Он сделал резкое рывкообразное движение вперед, но остался стоять на месте. „Слон“ запрятал головы, но, не услышав Тосиного бега, снова глядел на него.

— Держись! — крикнул Тося и, громко стуча по кафелю, побежал.

„Слон“ спрятал головы и напрягся. Перед самым „слоном“ свернул и устроился на нижних нарах. В это время Гарик встал во весь рост на верхней наре и, подобно американскому ковбою, запрыгнул на азербайджанца.

Упал весь „слон“.

Гарик был счастлив. Он, улыбаясь, обнимал Тосю. Азербайджанец еще некоторое время лежал посреди камеры. Затем поднялся и, шатаясь, подкашивающейся походкой направился на свое место.

Тося встретил много интересных и необычных людей. Познакомился с законами и правилами тюремной жизни, что увлекало его первое время. Но все это казалось сном. Он отказывался верить, что не может закончить начатую работу с перовским официантом. Ему очень хотелось увидеть и прижать к себе Лерочку, судьбу которой он не знал. Проснувшись, он не всегда понимал, где находится, и с надеждой поглядывал на двери. В глубине души он ожидал, что они откроются и эта чудовищная остановка в красочном и разнообразном движении его жизни останется позади.

Каждый раз, придя с допроса, он задумывался над тем, как же удалось ментам выследить его? Но не находил ответа. Он вспоминал очкастого следователя, который говорил улыбаясь:

— Так ты не догадываешься, каким образом попал к нам?

На что Тося пожимал плечами и искренне отвечал:

— Нет, не догадываюсь. Хоть намекните.

Но тот в ответ лишь улыбался.

Времени было предостаточно, он, лежа на шконке, вспоминал, как начал дружить и работать с Сашей Петровым. Чтобы воспоминания были более ясными, Тося решил поделиться ими с кем-либо. Как нельзя кстати для этого подходил худощавый русый парень по имени Гена Маки, привезенный из Риги работниками с Петровки, 38. У Гены с Тосей нашлись общие знакомые по свободе, что позволило им сдружиться, Тюремная дружба имеет строгие рамки и свои правила, основным из которых является: не задавать вопросов, касающихся криминальных действий. Но Тося сам решил рассказать Гене о работе в универмагах и фирменных магазинах, так как считал, что это тому пригодится.

— Раньше в Москву, — говорил Тося удобно устроившемуся у него на наре Гене, — да и сейчас многие приезжают для того, чтобы купить разные дефицитные вещи. Некоторые это делают для себя, друзей и близких. Остальные — с целью спекульнуть в провинции. Поэтому в универмагах и фирменных магазинах стоят большие очереди.


Загрузка...