Противостояние. Борьба советской контрразведки против финских спецслужб (1939-1945)

В первый день Великой Отечественной войны — 22 июня 1941 г. — был издан указ Президиума Верховного Совета СССР «О военном положении». Одновременно с ним был издан указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения, было оно объявлено и в Карело-Финской ССР[417].

С первых дней войны работа всех органов власти была переведена на военные рельсы, и органы безопасности в этом плане не были исключением. Одной из важнейших задач этих органов стало пресечение деятельности разведчиков и диверсантов противника в тылу страны. Согласно постановлению Совета Народных Комиссаров (СНК) от 24 июня 1941 г. «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе» в НКВД СССР был создан штаб, а в НКГБ КФССР оперативная группа, главной задачей которой была ликвидация вражеских десантов и диверсантов[418].

Организация противодействия деятельности финской разведке была возложена на органы безопасности и внутренних войск Карелии, органы военной контрразведки Карельского фронта, разведывательный отдел войск по охране тыла Карельского фронта и истребительные батальоны.

4.1. Разведывательно-диверсионные группы 4-го отдела НКГБ-НКВД КФССР на Карельском фронте

5 июля 1941 г. нарком внутренних дел CCCР Л. П. Берия подписал приказ № 00882 о создании при НКВД СССР Особой группы, перед которой ставились следующие задачи: разработка и проведение разведывательно-диверсионных операций против гитлеровской Германии и ее сателлитов; организация подпольной и партизанской войны; создание нелегальных агентурных сетей на оккупированной территории; руководство специальными радиоиграми с немецкой разведкой с целью дезинформации противника[419]. Начальником Особой группы был назначен П. А. Судоплатов, его заместителем — Н. И. Эйтингон.

При Особой группе было создано воинское подразделение, включавшее два полка, которые делились на батальоны, отряды и спецгруппы. В октябре 1941 г. войска Особой группы были преобразованы в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН), ставшую первым соединением отечественного «спецназа».

Сама Особая группа НКВД СССР в этом же месяце была реорганизована во 2-й отдел, который в свою очередь в январе 1942 г. был преобразован в 4-е Управление НКВД СССР. В республиканских и областных управлениях НКВД, в том числе и в Карело-Финской ССР, были созданы опергруппы (в августе 1941 г. преобразованные в 4-е отделы), на которые и возлагались задачи по формированию и руководству деятельностью истребительных батальонов, партизанских отрядов и диверсионных групп, организации разведки районов их вероятной деятельности[420].

С самого начала Великой Отечественной войны НКГБ КФССР приступил к активной организации агентурной и диверсионной работы за линией фронта. Она включала в себя следующие направления: подготовка и оставление на угрожаемой оккупацией противником территории Карелии нелегальных резидентур и агентов-одиночек для контрразведывательной работы; формирование и переброска в ближайший тыл финских войск разведывательных групп для сбора сведений о противнике; засылка диверсионных групп на коммуникации врага для уничтожения живой силы и дезорганизации тыла наступавших финских воинских частей.

Уже 23 июня 1941 г. начальникам Выборгского, Сортавальского, Яскинского, Суоярвского, Ребольского, Калевальского и Кестеньгского районных отделов НКГБ, а 27 июня — начальникам Кексгольмского и Ухтинского райотделов были даны указания об оставлении агентуры для разведывательно-диверсионной работы на территории, которую угрожал захватить противник. Всего при отступлении частей Красной Армии в оккупированных районах Карелии, включая г. Петрозаводск, был оставлен 61 агент[421]. Однако, как показали дальнейшие события (быстрое наступление финских войск, недостатки в подготовке агентуры, отсутствие надежной связи, предательство отдельных агентов, переселенческая политика финских оккупационных властей), свою деятельность эта агентура не развернула и существенной роли в зафронтовой работе не сыграла.

В первые месяцы войны негативное влияние на организацию деятельности агентурной работы органов безопасности оказывало то обстоятельство, что они вынуждены были решать задачи по силовой поддержке обороняющихся воинских частей, формированию, в том числе за счет оперативного состава, истребительных батальонов и партизанских отрядов (до образования в июне 1942 г. при Военном совете Карельского фронта штаба партизанского движения).

Направление диверсионных групп в тыл противника стало применяться с самого начала войны. Уже 12 июля 1941 г. наркомом госбезопасности КФССР М. И. Баскаковым и зам. командующего тылом 7-й армии Киселевым издается «Боевой приказ № 1» о направлении спецгруппы НКГБ в составе 25 человек с диверсионным заданием на территорию Финляндии в район Лиекса — Йоэнсуу. Во время рейда в оперативный тыл противника группа взорвала мост и склад боеприпасов в дер. Лубосалми, уничтожила две грузовые автомашины, заминировала 3 км дороги, повредила в нескольких местах телефонные провода, вышла в расположение советских войск, потеряв трех человек в ходе боестолкновений с группами преследования. Примерная нагрузка на бойца составила 25 кг (винтовка — 4,5 кг, 120 патронов — 2,6 кг, четыре гранаты РГД, ВВ — 1 кг, продукты — 14 кг). В отчете командира группы был высказан ряд предложений по улучшению оснащения будущих диверсионных групп.

Анализ данной и других «ходок» в тыл противника в первые недели войны показал настоятельную необходимость более тщательно вести подготовку диверсионных групп для заброски их за линию фронта. И уже в июле 1941 г. в НКГБ КФССР была организована специальная (особая) диверсионная школа. СНК республики 8 июля утвердил подготовленную разведотделом «Ориентировочную смету расходов по подготовке лиц специального назначения», в которой указывалось, что курсы рассчитаны на семь дней (по 40-часовой программе), количество курсантов — 27 человек, преподавателей — два. Численность курсантов в первые полгода войны постоянно увеличивалось: в октябре 1941 г. школа состояла из четырех отрядов по три группы в каждом и насчитывала 154 человека, к концу 1941 г. учебу в школе завершили 196 курсантов и было сформировано 15 диверсионных групп. Школа имела две грузовые машины, катер и моторную лодку. Руководство школой было возложено на начальника 4-го отдела комбрига С. Я. Вершинина[422].

С организацией в октябре 1941 г. 4-го отдела НКВД КФССР все диверсионные кадры, за исключением созданных в районных отделах, вошли в спецотряд школы особого назначения НКВД, который имел свой номер и дислоцировался до конца войны в с. Шижня Беломорского района республики.

Подбор кадров в спецотряд производился отделами НКГБ на предприятиях, в различных учреждениях и организациях на добровольной основе и, как правило, из числа молодежи. При этом учитывались профессиональные качества кандидата, проверялись его благонадежность и «политическая лояльность». Затем по письменному ходатайству наркомата («направляем список лиц, давших согласие на работу по выполнению спецзаданий в тылу врага») принималось распоряжение СНК КФССР, которое направлялось руководителям предприятий: «Работающий у Вас (ФИО) временно призван для выполнения особых заданий, связанных с обороной страны. Сохраните за ним занимаемую должность и зарплату»[423].

Привлекались и отдельные заключенные, осужденные за незначительные преступления, а также чекисты, арестованные в годы репрессий, а с началом войны подавшие заявления об отправке их на фронт. Через ОИТК (отдел исправительно-трудовых колоний) НКВД КФССР им оформлялось освобождение, и они направлялись в распоряжение НКГБ республики.

Возможность использования этого контингента для диверсионной работы в тылу противника в июле 1941 г. обосновывал в рапорте на имя наркома государственной безопасности КФССР М. И. Баскакова начальник отделения КРО НКГБ республики Я. Х. Каган. Он передал список заключенных ОИТК НКВД КФССР, осужденных за незначительные преступления (подчеркивалось, что не за контрреволюционные), проявивших себя стахановцами в ИТЛ, имеющих положительные характеристики со стороны администрации лагерей и выразивших желание об отправке их на фронт добровольцами[424].

Интересное обоснование целесообразности использования заключенных приводит в своем заявлении на имя секретаря ЦК КП(б) КФССР, члена Военного совета Карельского фронта Г. Н. Куприянова сотрудник НКВД республики Креков: «По работе в органах НКВД мне приходилось работать над деклассированным преступным элементом. Часть из этой категории (осужденных за мелкие преступления) молодых, здоровых людей, имеющих твердый и решительный характер, неплохие умственные способности, имеет возможность принять непосредственное участие в защите Родины, вернуться в семью уже не преступником. После тщательной военной и политической подготовки из них можно сформировать группу для выполнения любых боевых заданий. Вооружение этого контингента при наличии заградительных заслонов исключает возможность проявления трусости или измены»[425].

Как и в партизанские отряды, бойцы в спецотряд особой школы НКВД КФССР отбирались и в соседних регионах (часто это приходилось делать с «боем»). Например, в январе 1942 г. в распоряжение 4-го отдела для комплектования диверсионных групп прибыло 25 человек из Архангельской области, в том числе шесть работников милиции. Поскольку хороших работников, как правило, не отдавали, то уже по прибытии в Беломорск, который после оккупации Петрозаводска финскими войсками стал военной столицей республики, было «отбраковано» по состоянию здоровья семь человек (один оказался даже с ампутированными пальцами ног)[426].

По состоянию на 1 ноября 1942 г. численность спецотряда составляла 87 человек, из них:

а) по социальному положению: служащие — 40, рабочие — 45, колхозники — 1;

б) по партийности: члены (кандидаты) партии — 22, комсомольцы — 35;

в) по возрасту: до 28 лет — 41, до 22 лет — 22, до 18 лет — 24;

г) по национальности: русские — 63, карелы — 9, украинцы — 5, финны — 2, вепсы — 2, другие национальности — по 1 представителю.

В годы войны состав спецотряда постоянно менялся. Многие бойцы погибали на заданиях, попадали в плен к финнам, некоторые спецгруппы пропадали без вести. Пополнение спецотряда НКВД КФССР в период всей войны шло, прежде всего, за счет тех бойцов, чьи родственники находились на оккупированной территории и их можно было в дальнейшем использовать в агентурной работе. Часть бойцов спецотряда передали в распоряжение штаба партизанского движения при Военном совете Карельского фронта, а за счет партизанских отрядов пополняли состав спецотряда НКВД КФССР.

Всего с мая по ноябрь 1942 г. выбыло по различным причинам 77 человек, в том числе было убито и пропало без вести — 26, ранено — 13, отчислено по состоянию здоровья и в партизанские отряды — 15, в военкомат — 15, на учебу — 5, прибыло — 17 человек[427].

На 1 июня 1942 г. по линии 4-го отдела НКВД КФССР имелось 278 человек, зачисленных на довольствие, в том числе: специальный диверсионный отряд — 156 человек; нелегальные резидентуры — 72; закончившие двухмесячную подготовку в НКВД — 25; закончившие подготовку радистов — 10 человек.

Оперативная обстановка на Карельском фронте, где частям Красной Армии противостояли финские войска, требовала подготовки агентурных и диверсионных кадров из числа советских финнов и карел, которые хорошо владели финским языком. С этой целью весной 1943 г. оперработники 4-го отдела НКВД КФССР выезжали в г. Челябинск для подбора кадров из молодых финнов, эвакуированных (фактически депортированных) из республики в 1941 г. (так называемые трудоармейцы), которых предполагалось использовать в составе специального отряда отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН) 4-го Управления НКВД СССР[428].

Обучение бойцов в спецшколе НКВД КФССР проводилось ежедневно с 10 часов утра до 22 часов вечера по специальной программе, включавшей в себя военную (устав пехоты, боевое оружие, подрывное дело, топография, самбо, медпомощь) и оперативную (разведка, основы партизанской тактики, методы работы финской контрразведки) подготовку. В основу политической подготовки брались публикации в газетах, выступления лекторов парторганов, доклады руководителей страны и республики. Подготовка к парашютному делу (теория и прыжки) осуществлялась с выездом в г. Онегу Архангельской области, при этом часть бойцов из-за страха отказывалась прыгать. Подготовка радистов в первое время велась на полугодовых курсах в Москве, но уже в 1942 г. восемь девушек окончили в Беломорске курсы, организованные при 4-м отделе, в 1943 г. — 10 человек; в 1944 г. — 13[429].

Снабжение продпайками и вооружением бойцов спецотряда особой школы НКВД КФССР осуществлялось по нормам 4-го Управления НКВД СССР со склада хозяйственного отдела по нарядам и накладным. Обоснованные рапорта-заявки (по количеству людей, задачам, нормам) подавались оперработниками начальнику 4-го отдела за пять дней до выхода группы на задание. При недостатке пайков и снаряжения они взаимообразно запрашивались у начальника тыла Карельского фронта. Использовались также и природные ресурсы: отстрел лосей (по разрешениям), ловля рыбы, сбор грибов и ягод.

Первые заброски диверсионных групп за линию фронта, анализ их деятельности в тылу противника и возвращения обратно позволили определить оптимальное количество вооружения, боеприпасов и продовольствия, которое бойцы должны брать с собой, отправляясь на задания в тыл противника. Примером расчета вооружения и снабжения 10-дневного рейда диверсионной группы из 14 человек может служить документ, утвержденный наркомом НКВД 13 октября 1941 г.:

а) вооружение: винтовка-карабин «Маузер» — 9 шт. (патронов — 900 шт.), винтовка СВД-40 — 5 шт. (патронов — 500 шт.), пистолет-пулемет ППД — 1 шт. (патронов — 210 шт.), ручных гранат РГД–33–60 шт., ВВ (тол) — 12 кг (запалов — 15 шт.), бикфордов шнур — 10 м, противопехотных мин с капсюлями — 15 шт.;

б) продовольствие: мясные консервы — 90 банок, суп-пюре гороховый — 10 кг, колбаса — 15 кг, сахар — 6 кг, сухари — 45 кг, чай — 0,4 кг, соль — 1,5 кг, махорка — 90 пачек, спирт — 10 л, спички — 60 коробок[430].

Кроме осуществления диверсионно-разведывательной деятельности в тылу противника, бойцы спецшколы использовались и для решения других боевых задач. Так, в декабре 1941 г. 77 человек в составе шести групп в полном боевом снаряжении были переданы в оперативное подчинение начальнику транспортного отдела НКВД Кировской железной дороги для патрулирования участка Сорокская — Нюхча в целях предотвращения диверсионных актов со стороны финских войск.

Всего с июля 1941 г., момента создания спецшколы, по июнь 1942 г. (до реорганизации 4-го отдела) диверсионные группы совершили 35 боевых походов (кроме участия в двух походах сводного партизанского отряда Журиха). В результате было убито 49 солдат и офицеров противника, уничтожено девять автомашин, взорвано 19 мостов, сожжено 49 домов, захвачены двое пленных и один секретный документ. В 10 случаях задания выполнить не удалось по различным причинам, прежде всего из-за столкновения с финнами[431].

На 15 марта 1942 г. за образцовое выполнение боевых заданий командования, проявленные при этом доблесть и мужество 32 бойца спецотряда были награждены: орденом Красной Звезды — 13 человек; орденом Красного Знамени — 8; медалью «За отвагу» — 2; медалью «За боевые заслуги» — 9 человек.

В начале 1942 г., после провала гитлеровского «блицкрига», в целях усиления разведывательно-диверсионной деятельности в тылу противника НКВД СССР принял меры по перестройке зафронтовой работы органов безопасности. Приказом наркома от 18 января 1942 г. для проведения специальной работы в тылу врага было организовано 4-е Управление (руководитель П. А. Судоплатов). 1 июня 1942 г. утверждено новое положение о 4-х отделах территориальных органов, перед которыми ставились следующие задачи:

— внедрение агентов в разведывательные и административные органы противника на оккупированной территории и подготовка маршрутников;

— создание нелегальных резидентур на оккупированной и угрожаемой оккупацией территории, восстановление связи с оставшейся там агентурой;

— организация деятельности диверсионно-разведывательных групп в тылу врага.

В условиях стабилизации линии Карельского фронта и конкретизации задач по разведывательной работы в тылу противника НКВД КФССР также начал перестройку этой деятельности. В марте 1942 г. спецшкола особого назначения НКВД КФССР была реорганизована, наиболее подготовленные бойцы отобраны в спецотряд НКВД, остальные переведены в партизанские отряды. Начальником спецотряда НКВД был назначен ст. лейтенант Колесник[432]. Приказом наркома НКВД КФССР М. И. Баскакова от 9 июня 1942 г. уже сокращенный спецотряд, состоящий из четырех взводов, был передан в подчинение 3-му отделению вновь созданного 4-го отдела и использовался в дальнейшем для сопровождения разведчиков в тыл врага и совершения в отдельных «ходках» диверсий на коммуникациях финских войск.

В целях лучшей организации работы по заброске на оккупированную финнами территорию разведгрупп, подготовленных НКВД, штабом партизанского движения в августе 1942 г. в с. Пудож (на восточном побережье Онежского озера) создается оснащенный радиостанцией переправочный пункт 4-го отдела в количестве пяти оперработников во главе с зам. начальника отдела Я. Х. Каганом[433]. Были определены три основных способа переброски спецгрупп в тыл противника: переход линии фронта пешим порядком (зимой — на лыжах); десантирование с транспортных самолетов с использованием самолетов фронтовой авиации; переправа за линию фронта водным путем на катерах Онежской (Шала) и Ладожской флотилий.

До переброски групп через линию фронта (в основном использовался Свирский участок) через сотрудников особых отделов достигалась договоренность с военными о времени и пункте пропуска, организации ложной «активности» их разведки на переднем крае обороны, паролях для обратного выхода. Однако при использовании этого способа переброски бойцов (всего было осуществлено 26 таких «ходок») случались и «накладки», когда возвращающихся разведчиков НКВД встречали военные контрразведчики и допрашивали их с пристрастием как вражеских шпионов.

При выброске с двухместного самолета (29 «ходок») выбирался край большого болота, летчики наблюдали за раскрытием всех парашютов, о чем по возвращении на аэродромы (использовались аэродромы Сегежа, Сосновец, Водлозеро в Карелии и Алеховщина в Ленинградской области) докладывали сопровождавшему группу сотруднику НКВД. Безопасность этого способа по сравнению с первым была выше, так как разведчики реже попадали в финские засады. Однако были случаи, когда некоторые парашюты не раскрывались и бойцы гибли, так и не приступив к выполнению задания.

При выброске катерами (23 «ходки») последние не доходили до берега несколько сотен метров, бойцы высаживались в резиновые лодки, которые затем утапливали камнями или маскировали, а весла прятали в лесу.

Несмотря на то что на Карельском фронте не было сплошной линии фронта, стыки оборонительных рубежей тщательно охранялись финскими караулами и патрулями, минировались дороги, тропы и дома, использовалась светоракетная сигнализация[434]. Поэтому разведчикам в суровых климатических условиях севера приходилось в длительных походах преодолевать бездорожье, труднопроходимые лесные массивы, многочисленные озера и реки.

Анализ документальных материалов, прежде всего архивных источников, которые сравнительно недавно были рассекречены и стали доступны исследователям, позволяет выделить три основных этапа в деятельности разведывательно-диверсионных групп 4-го отдела НКВД-НКГБ КФССР в период военных действий на Карельском фронте:

— первый этап — вторая половина 1941 г. — начало 1942 г. — решались чисто боевые и диверсионные задачи в начальный период войны;

— второй этап — массовая заброска спецгрупп в 1942 г. при недостатке опыта и информации об обстановке на оккупированной финнами территории Карелии;

— третий этап — более эффективная работа в 1943–1944 гг. по добыванию информации о военных и административных органах противника и проведению диверсионных операций.

Первый период разведдеятельности 4-го отдела НКВД КФССР стал наиболее трудным, так как многое приходилось начинать с «нуля»: заново выяснять наличие на оккупированной территории агентуры и преданных советской власти людей; выявлять и привлекать к работе лиц, располагавших надежными связями в тылу противника, а таких лиц по обе стороны фронта было не так и много[435]. При этом приходилось учитывать, что на оккупированной финнами территории Карелии остались в основном женщины, старики и дети, использование которых в оперативных целях было достаточно проблематично[436].

На организации разведывательно-диверсионной работы 4-го отдела НКВД КФССР в тылу противника сказывался также жесткий полицейский режим, установленный финскими оккупантами: в Петрозаводске практически все русское население было заключено в лагеря; в деревнях оккупированной Карелии в каждом доме имелся список проживающих; населению выдавались специальные паспорта; с 21:00 вводился комендантский час; разрешение на перемещение между деревнями выдавали только старосты. По ночам выставлялись караулы, регулярно проводились облавы с собаками. В зимнее время вокруг деревень прокладывалась контрольная лыжня, велось наблюдение с самолетов.

Наряду с политикой заигрывания с национальным населением (к ним относились финны, карелы, вепсы) финские оккупационные власти принимали суровые меры к лицам, заподозренным в оказании помощи партизанам и разведчикам: их заключали в тюрьмы, судили и часто расстреливали прямо на глазах у односельчан. Это не могло не сказываться на населении, оказавшемся на оккупированной финнами территории Карелии.

До перелома в ходе войны многие местные жители боялись встреч с партизанами и разведчиками, отказывались принимать их и давать какую-либо информацию. Как правило, в состав разведгрупп включали бойцов, которые имели родственников на оккупированной территории. Но когда разведчики шли на встречу с родственниками, часто слышали: «Уходи, а не то нас убьют». Имелись случаи предательства как среди местных жителей, так и среди разведчиков, которые шли на уговоры родных и сдавались финским оккупационным властям.

В связи с такими случаями в «Инструкции для разведчиков» говорилось: «Вопросы конспирации должны быть в центре внимания, так как от них зависит успех выполнения задания. Вы должны быть осторожны на каждом шагу, но осторожность не должна переходить в трусость, ибо трусость, паникерство несовместимы со званием советского разведчика. Всякая попытка идти на сделку с врагом является предательством интересов Родины, советского народа и покроет имя труса величайшим позором. Оружие применяется в крайнем случае, стремясь вырваться или покончить с врагом».

У финнов не хватало совершенных радиопеленгаторов, поэтому точно определить месторасположение разведчиков они не всегда могли, радисты попадали в плен чаще в ходе облав или из-за предательства. На случай захвата разведчиков финскими властями как вариант предусматривалось «согласие на сотрудничество», но без выдачи товарищей и существа задания. Необходимо было говорить, что о задании знает только командир. Предусматривался вариант и радиоигр, когда разведчик, попавший в плен, «передавал информацию» под контролем финнов, но должен был подать условный сигнал, что работает под диктовку.

Как правило, за месяц до выхода на задание отобранные в группу заброски разведчики выводились в изолированные пункты (Сегежа, Руйга, Летний и др.), где под руководством оперработника проходили совместную подготовку по специальным планам, согласованным с НКГБ СССР (в отдельных случаях в них вносились существенные коррективы). Отрабатывалось задание, легенда каждого разведчика (на случай захвата — «шли как военная разведка»), при необходимости изготовлялись документы на вымышленные фамилии, изучалась обстановка в районе действия (маршруты движения, схемы, расположение домов, списки жителей, рекомендательные письма, пароли для связи), совершались тренировочные походы и сеансы радиосвязи.

Добытая разведчиками 4-го отдела НКВД-НКГБ КФССР военная информация передавалась в разведотдел штаба Карельского фронта, оперативная — в отделы НКГБ республики, которые осуществляли «разработку» граждан, подозреваемых в шпионаже или антисоветской деятельности.

Для направления в тыл противника разведгруппы комплектовались из двух-трех человек, реже — из пяти-шести, хорошо знавших район действий, располагавших там связями, владевших финским или карельским языками. Всего за три года войны, как следует из архивных данных, было направлено 145 разведчиков.

Первой успешно проведенной операцией стала заброска в январе 1942 г. группы «Табор» в Заонежский район. Группа состояла из трех цыган семьи Мартыновых (старик с женой и их невестка), которые на лошади, запряженной в сани, по льду Онежского озера достигли Большого Клименецкого острова, в течение недели объехали много деревень и собрали подробную информацию о дислокации и численности финских гарнизонов, об обстановке на оккупированной территории. Однако эта дерзкая операция окончилась успешно лишь потому, что в первое время финны не создали в районе жесткого режима. Но после разгрома партизанской бригадой, направленной вскоре в Заонежский район, девяти финских гарнизонов противник принял ответные меры: население с побережья Онежского озера было переселено либо вглубь территории Заонежья, либо направлено в лагеря г. Петрозаводска, передвижение между деревнями было строго ограничено. На войне «учились» обе стороны.

Что касается членов группы «Табор», то советские контрразведчики снова готовили ее для заброски в тыл противника. Мартыновы под новым названием (группа «Ромен») вновь были направлены на территорию оккупированного финнами Заонежского района Карелии. По истечении срока задания Мартыновы возвратились на восточный берег Онежского озера в с. Пудож. Они начали давать объяснения, которые были довольно путаными, и советские контрразведчики быстро выяснили, что Мартыновы лгут. Оказалось, что задание они и не думали выполнять, отсиделись на одном из островов Онежского озера, съели продукты и вернулись обратно. После этого случая к разведработе их больше не привлекали[437].

Успешно действовала в тылу противника группа «Косачи» в составе Евгения Ильича Меккелева, Николая Ивановича Филатова и Бориса Павловича Балина. Они были заброшены 9 сентября 1942 г. водным путем через Онежское озеро на территорию оккупированного Сегозерского района и имели задание добыть сведения о г. Медвежьегорске и его окрестностях, о положении местного населения и войсковых частей финнов в этом районе. Разведчики находились в тылу противника 18 дней, получили ценную информацию. В районе Кяппесельги группа была обнаружена финнами, которые стали преследовать разведчиков, намереваясь взять их живыми. Однако разведчики оказали сопротивление, уничтожили четырех финских солдат и оторвались от преследования. В общей сложности «Косачи» прошли по тылам финских войск 350 км, последние семь дней, когда закончились продукты, питались грибами и ягодами[438]. Следует отметить, что в начальный период войны таких примеров эффективной деятельности разведывательно-диверсионных групп в тылу финских войск было немного.

Второй этап — 1942 г. — был характерен массовой заброской спецгрупп 4-го отдела НКВД КФССР в тыл финских войск. Особенно активизировался этот процесс с начала осени 1942 г., когда, как отмечалось выше, на восточном берегу Онежского озера в с. Пудож был создан переправочный пункт 4-го отдела НКВД КФССР. В качестве основной базы для деятельности переправочного пункта стало использование плавсредств Онежского отряда кораблей Онежской военной флотилии ВМФ, состоявшего из канонерских лодок (канлодок), бронекатеров и катеров СК и имевшего все необходимые средства для проведения десантных операций. Все операции по выброске разведгрупп были возложены на группу кораблей под командованием капитана 3-го ранга Крохина, которые дислоцировались в устье р. Водлы. Наряду с разведгруппами 4-го отдела НКВД КФССР проводились операции по высадке разведгрупп других оперативных отделов НКВД Карелии, а также разведгрупп штаба партизанского движения Карельского фронта и ЦК ВЛКСМ[439].

Так, только за период с 7 сентября по 12 октября 1942 г. силами переправочного пункта было переброшено в тыл противника 17 разведывательно-диверсионных групп, насчитывавших в общей сложности 125 человек, из них: 4-й отдел НКВД КФССР — 14 человек; другие оперативные отделы НКВД КФССР — 84; штаб партизанского движения Карельского фронта — 24; ЦК ЛКСМ КФССР — 3 человека.

Высадка разведгрупп на берег производилась в заранее намеченные места, в отношении которых предварительно собирались данные об отсутствии там гарнизонов или охраны противника. Совместно с командованием группы кораблей в каждом отдельном случае перед проведением операции разрабатывался детальный план самого похода и прикрытие групп в случае столкновения с противником. Для того чтобы облегчить высадку людей на берег, шлюпки буксировались кораблями или катерами до пределов 200–800 метров от берега противника. Все без исключения операции проводились с обязательным участием оперработников переправочного пункта 4-го отдела НКВД КФССР, сопровождавших разведгруппы непосредственно к берегу[440].

В результате мер предосторожности, принятых при подготовке и проведении операций, не было ни одного случая столкновения высаживающихся советских разведгрупп с противником, потерь или аварии при непосредственной высадке на берег. Всего было сделано более 10 выходов в озеро на кораблях флотилии, в которых в каждый раз участвовали все корабли.

Зам. начальника 4-го отдела НКВД КФССР Каган и начальник 2-го отделения этого отдела Пышкин в докладной записке «О работе переправочного пункта 4-го отдела НКВД КФССР» от 15 октября 1942 г. на имя наркома внутренних дел КФССР Баскакова писали: «За отчетный период (сентябрь — октябрь 1942 г. — С. В.) из переброшенных силами ПП 84 чел. агентуры и бойцов разведывательно-диверсионных групп 4-го отдела НКВД КФССР возвратилось 20 чел., от которых получены материалы о противнике и положении на оккупированной территории, представляющие значительный оперативный интерес. Ими же принесены газеты, издающиеся оккупационными властями, установлена связь с местным населением, а также захвачен и приведен на нашу сторону житель г. Петрозаводска Марков. Остальные группы, переброшенные через ПП, продолжают действовать в тылу противника»[441]. Однако руководители советской контрразведки не полностью владели обстановкой, сложившейся на оккупированной территории Карелии.

Большинство разведгрупп 4-го отдела НКВД КФССР в 1942 г. возвратилось в советский тыл, так и не выполнив задания, а половина из них попала в плен к финнам. Основной причиной неудач явились слабые знания оперативными работниками местной обстановки, недостатки в подготовке разведчиков, к тому же имелись случаи предательства как среди местных жителей, так и среди разведчиков.

Группа «Боевики» в составе Ивана Матвеевича Мянду и Александры Васильевны Егоровой 13 октября 1942 г. катерами была переброшена в Петрозаводск с задачей установить судьбу ранее переброшенных агентов, вербовки новых, а также сбора разведданных. Группа не выполнила задание, была пленена финнами во время переправы. Мянду пошел на сотрудничество с финнами (позднее он был увезен в Финляндию, судьба его неизвестна), а Егорова сидела в финской тюрьме и вернулась в СССР после репатриации[442].

Спецгруппа (арх. № 598) в количестве восьми человек под командованием Бориса Александровича Минина в ночь с 6 на 7 сентября 1942 г. была переброшена в район дер. Ялгуба Прионежского района с задачей сопроводить агента Птицына в Петрозаводск и разгромить финскую комендатуру в пос. Соломенное (пригород Петрозаводска)[443]. Начало операции прошло успешно. В 19 часов 30 минут 6 сентября в устье р. Водлы группа была принята на борт бронекатера под командованием мичмана Таранова. Канлодкой № 14 под командованием ст. лейтенанта Никулина бронекатер был отбуксирован в Онежское озеро в район координат (5004). В этом пункте в 0 часов 30 минут канлодка осталась для прикрытия катера огнем, а бронекатер своим ходом направился к месту высадки.

Бронекатер на малых оборотах подошел к берегу на 300 метров, и группа Минина перешла в шлюпку. В 2 часа ночи шлюпка направилась к берегу, Минин вел шлюпку не прямо на берег, а ломаным курсом, все время наблюдая за берегом. Установив, что на берегу никого нет, Минин с группой высадились на берег, быстро утопили шлюпку и ушли в лес. Бронекатер, готовый оказать помощь группе в случае неудачной высадки, 30 минут стоял на месте, команда наблюдала за берегом. Сигналов о тревоге, стрельбы или другого шума, свидетельствующего о неудачной высадке, на берегу не было. Через 30 минут катер сначала на малых оборотах, а затем на полном ходу отошел к канлодке № 14. Сопровождающий группу начальник 2-го отделения 4-го отдела НКВД КФССР мл. лейтенант госбезопасности Пышкин в докладной записке на имя начальника 4-го отдела доложил, что настроение бойцов группы в момент высадки было очень хорошее, высадка проводилась организационно и без шума[444].

Однако поставленную задачу группе Минина выполнить не удалось. По данным агента Птицына, радист группы сдался в плен финнам и всех выдал[445].

Агент Рогов 31 июля 1942 г. был направлен в Шелтозерский район в состав Шелтозерской резидентуры. Сдался финнам. На следствии выдал семью разведчика ЦК КП(б) КФССР Баранцева. Дал подробные сведения о спецотряде НКВД КФССР. Использовался финнами для «подсадки» в камеры Петрозаводской тюрьмы, где содержались задержанные советские разведчики и партизаны[446].

Многие спецгруппы НКВД КФССР, заброшенные в тыл финских войск в 1942 г., пропали без вести. Так, группа «Супруги» в составе Ивана Георгиевича Липпонена и Марии Александровны Алтуховой в апреле 1942 г. на лыжах была направлена на оккупированную территорию Заонежского района с задачей сбора разведданных. С момента выброски группы о ней не было никаких данных. То же произошло и с группой «Товарищи» в составе Сергея Петровича Федорова и Ивана Михайловича Трофимова, заброшенных на территорию этого же района 27 декабря 1942 г. с задачей установить связь с оставшейся там агентурой, провести вербовку новых агентов и собрать разведывательную информацию. Группа пропала без вести[447].

Спецгруппа «Гранит» в составе Михаила Гавриловича Трантина, Ивана Федоровича Белоусова и Розы Николаевны Пиджаковой 26 апреля 1942 г. была заброшена на оккупированную территорию Шелтозерского района. С момента выброски группы никаких данных о ней в центре не имелось[448]. Как выяснилось позднее, группа разведчиков была выдана Р. Н. Пиджаковой[449].

Группа «Лесогвардейцы» в составе Кости Вильберга, Отто Пакаринена, Юхо Ахья, Кале Хершансона и Пекки Онтуева 12 августа 1942 г. была заброшена в Финляндию с задачей установить связь с дезертирами финской армии, которых называли «лесогвардейцы», с последующей организацией их в отряд и проведением диверсионной деятельности в тылу финских войск. Разведчики в течение 30 дней находились на территории Финляндии, но задание не выполнили. Местные жители пытались задержать группу. В перестрелке был легко ранен К. Вильберг, и группа возвратилась обратно. 14 сентября 1942 г. эта же группа, имея то же задание, вторично была заброшена самолетом на территорию Финляндии. Связь с ней не была установлена и судьба группы не известна[450].

Анализ неудовлетворительной деятельности разведывательно-диверсионных групп был проведен на совещании в НКВД КФССР в ноябре 1942 г. На нем отмечалось, что многие работники 4-го отдела разведработой ранее не занимались, поэтому допускали «роковые ошибки». Была проанализирована наработанная практика работы в 1942 г., выработаны новые принципы и система подготовки разведкадров. В марте 1943 г. уже отмечались некоторые положительные сдвиги, хотя все же требовалось улучшить работу переправочного пункта.

По мере накопления опыта, более глубокого и тщательного изучения обстановки на оккупированной финскими войсками территории Карелии росла и эффективность проводимых в 1943–1944 гг. мероприятий. Изменилось и отношение местного населения, которое в большинстве случаев уже шло навстречу разведчикам. Об этом свидетельствует и финский Генеральный штаб, который в своем документе от 17 марта 1944 г. «Тактические и другие сведения о противнике» констатировал: «Несмотря на успешные действия наших частей против партизан (под ними финны имели в виду и разведчиков), не везде правильно понимается необходимость готовности для отражения их действий, не говоря уже о гражданском населении…»[451].

В качестве успешной деятельности в Заонежском районе в 1943 г. можно привести примеры выполнения заданий в январе разведгруппой «Овод» (командир Г. А. Лейман), а в октябре разведотрядом «Мстители» (командир лейтенант И. С. Новоселов). Последний в составе 20 человек (часть вошла из отряда «Суоми») был направлен в тыл противника с задачей уничтожения полицейского гарнизона в дер. Ламбасручей Заонежского района и освобождения работавших там советских граждан. В отряд были включены также три агента-проводника НКГБ КФССР. 16 октября 1943 г. отряд «Мстители» на лодках в сопровождении бронекатера был переправлен на территорию Заонежского района. В результате операции был разгромлен полицейский гарнизон в дер. Ламбасручей, уничтожены девять полицейских, в числе которых управляющий района Перконен, полицейские чины района, прибывшие на выдачу новых паспортов населению, и два местных полицейских. Были захвачены ценные документы, впоследствии переданные в НКГБ КФССР и в Чрезвычайную комиссию по расследованию злодеяний финских захватчиков на временно оккупированной территории Карелии. При выходе из тыла в ходе боя с противником было уничтожено 10 солдат финского карательного отряда, но погибли и пять членов отряда «Мстители»[452].

Финны установили, что в этих операциях принимал участие отважный разведчик А. М. Орлов, на розыск которого были мобилизованы значительные силы финской контрразведки, в том числе предатели из местного населения, сотрудничавшие с оккупационными властями. Финским солдатам за поимку Орлова было обещано вознаграждение и отпуск домой. Но разведчик был неуловим: за время войны он совершил 11 походов в тыл врага и действовал там по нескольку месяцев.

Можно привести примеры успешной деятельности разведывательно-диверсионных групп в 1943–1944 гг. и в других районах Карелии, оккупированных финскими войсками.

После длительной подготовки в августе 1943 г. на территорию Шелтозерского района 4-м отделом НКВД КФССР была переброшена агентурная группа «Аврора» (другое название — агентурная группа «База № 2»), которая, потеряв радистов, соединилась с подпольной группой Д. М. Горбачева и до апреля 1944 г. активно действовала по сбору разведданных об оборонительных сооружениях на западном побережье Онежского озера и на Свирском участке фронта.

В своей работе разведчики опирались на старосту дер. Горное Шелтозеро Дмитрия Егоровича Тучина и на актив из числа молодежи. Связь с Тучиным была установлена 24 августа 1943 г. Староста оказывал существенную помощь группе: без него вряд ли удалось разведчикам пробыть так долго и так успешно действовать на оккупированной территории Шелтозерского района. Группа нелегально проживала в доме Тучина, а с наступлением холодов разведчики выстроили землянку в лесу, подальше от деревни. По заданию группы Тучин собирал разведывательные данные как по району, так и по Петрозаводску, куда выезжал по служебным делам[453].

О деятельности разведывательно-диверсионной группы «Аврора» 4-й отдел НКГБ КФССР регулярно докладывал народному комиссару госбезопасности СССР В. И. Меркулову и начальнику 4-го Управления НКВД-НКГБ СССР П. А. Судоплатову[454]. В центральном аппарате НКВД СССР высоко оценивали работу этой агентурной группы. Возможности Тучина заинтересовали 4-е Управление, готовившее мероприятие по ликвидации начальника штаба Военного управления Восточной Карелии[455].

Именно поэтому 24 мая 1944 г. начальник 4-го Управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности П. А. Судоплатов и заместитель начальника 1-го отдела 4-го Управления НКГБ СССР полковник госбезопасности Б. А. Рыбкин[456] направили наркому госбезопасности КФССР А. М. Кузнецову[457] указание (№ 4/1/3894) о ликвидации начальника штаба Военного управления Восточной Карелии генерал-майора Й. В. Араюри[458] и предложили свой план с использованием Тучина. Выбор последнего Москва обосновывала по ряду причин: во-первых, он как староста пользовался доверием у врага, мог свободно ездить в Петрозаводск, где имел знакомых; во-вторых, по своему положению мог найти предлог для посещения здания штаба Араюри, чтобы познакомиться с расположением служебных помещений, системой охраны, обслуживающим персоналом; в-третьих, как бывший комендант домов СНК КФССР наверняка мог иметь знакомых среди обслуживающего персонала здания штаба Араюри[459].

Планом также предусматривалось завербовать человека из числа обслуживающего персонала, через которого установить точное расположение служебного и личного помещения Араюри, его образ жизни и т. п. для разработки соответствующего плана. При этом П. А. Судоплатов и Б. А. Рыбкин не настаивали на своих предложениях, а давали возможность НКГБ КФССР проявить инициативу по ликвидации Араюри: «Если у вас имеются другие возможности в Петрозаводске для выполнения вышеуказанной операции без привлечения Тучина, то можно будет провести эту разработку иным путем». И просили сообщить свои соображения по существу данного дела[460].

Известный карельский специалист по истории спецслужб Э. П. Лайдинен в этой связи пишет: «Встает вопрос, зачем надо было ликвидировать Й. В. Араюри? Конец войны очевиден. С 1943 г. финская сторона зондировала возможность выхода из войны. В 1944 г. начались переговоры. Однако 19 апреля 1944 г. Финляндия отклонила советские условия перемирия и переговоры прекратились. Противодействие политике войны вступило в новую фазу. У населения Финляндии и в армии нарастали открытость суждений и действий в пользу мира, а среди политической оппозиции правительственному курсу усилилась решимость добиться выхода страны из войны путем установления прямых контактов с Советским Союзом. Полагаю, что СССР в полной мере владел обстановкой в Финляндии и прикладывал все силы для вывода Финляндии из войны. Однако ситуация после прекращения переговоров изменилась. Это, вероятно, одна из причин намерения ликвидации руководителя ВУВК, преследовавшая следующие цели: надавить на неуступчивых финнов, запугать руководство Финляндии, сделать его сговорчивее и заставить пойти на переговоры и выход из войны»[461].

На наш взгляд, можно согласиться с точкой зрения Э. П. Лайдинена, который, анализируя данный вопрос, отмечает, что, вероятно, на отдачу подобного приказа повлиял пример Н. Н. Кузнецова, известного разведчика 4-го Управления НКГБ СССР, который в 1943 г. провел несколько успешных террористических актов в отношении германского руководства на оккупированной Украине: расстрелял имперского советника Ганса Гелля и его адъютанта, заместителя гауляйтера Украины Эриха Коха, генерала Германа Кнута, ликвидировал президента верховного суда А. Функа; похитил и вывез из Ровно командующего карательными войсками на Украине генерала фон Ильгена; были и другие эксцессы[462].

Далее Лайдинен добавляет: «Однако покушение на руководителя Военного управления Восточной Карелии так и не состоялось, да и не могло состояться по ряду причин. Во-первых, приказ на ликвидацию Араюри поступил в секретариат НКГБ КФССР (Беломорск) только 24 июня 1944 г. В то время как финские войска уже 17 июня приступили к всеобщей эвакуации из Петрозаводска, и рано утром 28 июня последние финские солдаты покинули Петрозаводск, а в 10 часов утра того же дня передовые отряды Онежской военной флотилии в рамках Свирско-Петрозаводской операции (21.06–09.08.1944) высадились в город. Во-вторых, НКГБ КФССР не располагал точными сведениями о положении в оккупированном Петрозаводске. Так, генерал-майор Й. В. Араюри еще в августе 1943 г. покинул Петрозаводск и вместо него начальником ВУВК был назначен бывший начальник Олонецкого округа полковник Олли Палохеймо, который находился на указанной должности вплоть до окончания оккупации Петрозаводска. В-третьих, 4-й отдел НКГБ КФССР не располагал возможностями для выполнения вышеуказанного приказа вследствие отсутствия у НКВД-НКГБ КФССР опыта проведения подобных террористических операций, опытных кадров из числа сотрудников и агентуры необходимой подготовки»[463].

Несмотря на неудачу в вопросе ликвидации начальника штаба ВУВК генерал-майора Араюри, которая, на наш взгляд, была вызвана объективными обстоятельствами, в целом деятельность агентурной группы «Аврора» на оккупированной территории Шелтозерского района в 1943–1944 гг. следует признать весьма результативной. Что касается Д. Е. Тучина, то в карельской литературе он признан одним из главных лиц, которые сотрудничали с советскими разведчиками в период войны на территории оккупированного Шелтозерского района. Тучин в течение длительного времени укрывал и помогал получать информацию группе разведчиков и подпольному Шелтозерскому райкому партии во главе с Д. М. Горбачевым[464]. Он стал одним из героев известной документальной повести О. Н. Тихонова «Операция в зоне "Вакуум"»[465].

Вместе с тем, по архивным документам финских оккупационных властей, Д. Е. Тучин являлся одним из самых лояльных сторонников финского режима, оказывал всевозможную помощь властям. В составе группы старост из оккупированных районов Карелии в 1942 г. ездил в Финляндию, встречался с президентом Рюти и главнокомандующим Маннергеймом[466]. Был одним из тех старост, которые до самого последнего момента пребывания финнов на территории Шелтозерского района агитировали местное население на эвакуацию в Финляндию. Был награжден финской медалью за помощь в поимке десанта.

Не следует забывать и тот факт, что Д. Тучин пошел на контакты с советскими разведчиками и подпольщиками только в августе 1943 г., когда уже наметился явный перелом в войне и было ясно, что планы Финляндии по присоединению к ней Восточной Карелии провалились. Тучин, будучи умным человеком, не мог не задумываться о том, что ждет его как старосту и представителя финской администрации в Шелтозерском районе после освобождения района советскими войсками от финской оккупации.

Весьма странной выглядит смерть Д. Е. Тучина. Он трагически погиб вскоре после окончания войны — летом 1947 г., работая в должности зам. председателя Суоярвского райисполкома: вывалился из кузова грузовой машины прямо под колесо. О. Н. Тихонов в своей повести пишет: «Смерть Тучина — одна из загадок, от которой у автора нет ключей. Одни: диверсия финской контрразведки, которая не могла ему простить… Другие: месть предателей, пытавшихся заместить следы. Третьи: просто автомобильная катастрофа. И немы архивы — одна строчка за месяцы поисков: "Умер от раздавливания грудной клетки"»[467].

Автор монографии, анализируя все известные материалы по Д. Е. Тучину, в том числе архивные источники и финскую литературу, выдвигает свою версию: Тучин вполне мог быть двойным агентом, который слишком много знал о тайнах как советской, так и финской разведки, и вследствие этого был устранен сотрудниками НКВД КФССР. Подчеркнем, что данный тезис является только предположением и не претендует на истину в последней инстанции.

Примерно эту же мысль проводит финляндский исследователь Х. Сеппяля, который пишет: «Шелтозерский комендант капитан Лаури Орисля в июле (в 1944 г. — С. В.) в отчете об эвакуации писал, что местное население соблюдало спокойствие, но… к сожалению, один инцидент все же произошел. Староста деревни Миенкюля (Горное Шелтозеро. — С. В.) Мийтро Пилвехинен, или Тучин, который очень усердно помогал нашему руководству и награжден медалью за помощь в поимке десанта, попросился с нами в Финляндию. Но его истеричная жена не согласилась на переезд, а Пилвехинен в одиночку не согласился уехать. После этого, чтобы как-то оправдать себя в глазах русских, он организовал из местного населения "шайку", задачей которой было противодействовать финнам. Далее Орисля рассказывает, что "шайка" застрелила одного полицейского. При преследовании ее двое были задержаны, а самого Пилвехинена поймать не удалось. Орисля никак не верил, что Пилвехинен мог быть агентом, настолько он был старательным»[468].

Далее Х. Сеппяля отмечает: «Лейтенант Монтонен хорошо знал Пилвехинена по работе в Военном управлении и допускал, что в самом конце он мог организовать какое-то сопротивление, но поначалу вызывал полное доверие… В списках партизанских отрядов нет упоминаний о создании партизанских отрядов в Шелтозере и Сегозере в конце войны. Судя по всему, в Шелтозере все же работала подпольная группа. Тучин-Пилвехинен искусно служил двум хозяевам (выделено мной. — С. В.) и поддерживал подпольную группу в Шелтозере»[469].

О том, что Д. Тучин являлся двойным агентом, пишет и финляндский исследователь Гуннар Розен: «Из Шелтозерского района в Финляндию ушло 199 человек, даже староста деревни Горное Шелтозеро Мийтро Пилвехинен (Miitro Pilvehinen), который, как позже стало известно, являлся двойным агентом (выделено автором. — С. В.), хотел выехать в Финляндию, однако против этого была его жена. Для того чтобы поправить свое положение в глазах русских, он в последний момент застрелил финского военного полицейского и перебежал на сторону русских»[470].

Следует согласиться с мнением московского профессора Ю. А. Васильева, который в книге «Юрий Андропов. На пути к власти» пишет: «Вообще сама роль Д. Е. Тучина в организации Шелтозерского подполья до сих пор остается неразгаданной загадкой. В московском архиве лежит наградной лист 1944 г. за подписью Г. Н. Куприянова о представлении его к боевому ордену Красного Знамени… По версии Куприянова, изложенной в двух его книгах, бывший комендант здания Совнаркома в довоенном Петрозаводске, вепс по национальности, был направлен в родные места еще до оккупации Шелтозерского района с достоверной легендой в качестве обиженного советской властью: предварительно его уволили с работы "за пьянство" и исключили из партии. Однако данная версия опровергается информацией, содержавшейся в наградном листе от 23 сентября 1944 г., который подписан Г. Н. Куприяновым: в характеристике на "парторга и радиста Шелтозерской подпольной группы" Тучина Д. Е. сообщается, что он "не успел в 1941 г. эвакуироваться из Шелтозерского района при отходе частей Красной Армии"»[471].

До прибытия в Шелтозерский район группы Д. М. Горбачева в августе 1943 г. никаких шифровок от Тучина с донесениями в штаб Карельского фронта не было и не быть могло. Командир разведчиков Горбачев (одновременно назначенный ЦК КП(б) секретарем подпольного Шелтозерского райкома партии) получил указание из оперативного плана: выяснить «возможность использования для работы в пользу советской власти» старосты Горного Шелтозера Тучина, который являлся его свояком (мужем сестры Горбачева). В случае «невозможности этого уничтожить его как предателя Родины»[472].

Также не подтверждаются и слова Куприянова о том, что летом 1942 г. Тучина в Горном Шелтозере посещали подпольщицы Мария Мелентьева и Анна Лисицына, чтобы передать ему новую рацию взамен якобы вышедшей из строя. Ю. А. Васильев, опираясь на документы из фондов Российского государственного архива социально-политической истории, отмечает, что у Тучина вообще не было рации, да он и не умел работать на ней. Как констатируется в наградном листе Екатерины Насоновой (23.09.1944 г., подписан Г. Н. Куприяновым), заброшенной в январе 1944 г. за линию фронта и присоединившейся к группе Горбачева, она вместе с радисткой Сильвой Паасо обучили Тучина радиоделу в 1944 г. Красивая легенда руководителей партийного подполья в Карелии опровергается документами, ими же утвержденными[473].

Однако целый ряд российских исследователей до сих пор продолжают придерживаться точки зрения о том, что Д. Тучин в 1941 г. специально был оставлен для разведработы на территории Шелтозерского района еще до оккупации его финскими войсками. Так, Виктор Степаков в книге «Русские диверсанты против "кукушек"» пишет: «Горбачев вышел на связь к Д. Е. Тучину, оставленному на оседание за месяц до оккупации (выделено автором. — С. В.) и работавшему старостой в деревне Горное Шелтозеро»[474]. Историк А. Б. Широкорад вообще называет Д. Е. Тучина «карельским Штирлицем»[475].

Автор монографии не может согласиться с подобными утверждениями. Никаких архивных данных об оставлении советской контрразведкой Тучина «на оседание» до финской оккупации Шелтозерского района в 1941 г. не обнаружено. Кроме того, весьма странно и то, что если Тучин был оставлен в качестве разведчика летом 1941 г., то почему советские разведчики вышли на него только через два года — в августе 1943 г.?

Ведь до лета 1943 г. (еще до контактов с Тучиным) на территорию Шелтозерского района было заброшено несколько диверсионных групп, и ни одна из них не выполнила задание: или были захвачены финнами (группа № 5723 под командованием И. И. Потемкина, 9 октября 1942 г.), или арестованы из-за предательства самих разведчиков (в группе № 5723 под командованием А. И. Березкина в плен сдался И. В. Гаттунен; агент Рогов 31 мая 1942 г. был направлен в Шелтозерский район и сдался в плен; в группе «Боевики» в Шелтозерском районе 12 октября 1942 г. в плен сдался разведчик Мянду), или пропали без вести (группа «Гранит», 26 апреля 1942 г.). Зачем было рисковать жизнью разведчиков, забрасывая их в Шелтозерский район, если там уже с начала войны находился советский разведчик — Д. Е. Тучин, который мог выйти с ними на связь. Таким образом, мнение о том, что Тучин был разведчиком с 1941 г., не выдерживает критики. Более того, по архивным документам УФСБ РФ по РК, до лета 1943 г. Дмитрий Тучин числился среди тех старост, которые активно сотрудничали с финнами[476].

Почему Тучин пошел на сотрудничество в 1943 г.? Это явление было характерно для многих регионов СССР, попавших в зону оккупации. 1943 г. — год коренного перелома в войне, когда стало ясно, что Германия и ее союзники потерпят поражение. В Белоруссии, Брянской, Смоленской областях и других регионах часть населения, которое сотрудничало с оккупантами или было нейтрально к ним в 1941–1942 гг., стало активно вступать в партизанские отряды и подпольные группы как раз в 1943 г. Появился даже термин «партизан 1943 г.». Так партизаны, которые сражались с противником с самого начала войны, называли тех, кто вступил в борьбу с оккупантами только в 1943 г.

Автор монографии не ставит под сомнение помощь Тучина советским разведчикам и подпольщикам с 1943 г., отмечает, что успех советских разведчиков на территории Шелтозерского района во многом определялся деятельностью Тучина. Он только выдвигает версию, что до 1943 г., до выхода на него советских разведчиков, Тучин сотрудничал с оккупационными властями и являлся лояльным сторонником существовавшего режима. Это подтверждают и архивные документы, и воспоминания финнов, с которыми он сотрудничал. В пользу этой версии говорит и трагическая смерть Тучина.

Кроме разведгруппы «Аврора», на заключительном этапе военных действий на Карельском фронте необходимо отметить успешную деятельность и других разведывательно-диверсионных групп НКВД КФССР в тылу финских войск. Так, в сентябре 1943 г. разведгруппа «Парус» заминировала железнодорожное полотно на важном участке Кировской железной дороги между станциями Медвежья Гора и Кондопога, в результате два воинских эшелона финнов были пущены под откос. В мае 1944 г. группа «Мстители», находившаяся в тылу противника в Кондопожском районе, приняла на свою базу 17 партизан, которые в ходе активных боевых действий уничтожили 12 военных автомашин, перерезали основную коммуникацию Медвежьегорской группы войск противника.

Разведчиками этой группы был захвачен и доставлен за линию фронта сотрудник финской контрразведки, переводчик охранного отделения штаба главной квартиры финской армии лейтенант Николай Иванович Павлов. По его показаниям было арестовано 18 человек агентуры и полиции из числа местных жителей, а также выявлено 40 человек, вставших на путь сотрудничества с финскими властями, получены ценные данные о работе финских контрразведывательных органов. Арестованные по его показаниям агенты полиции Шамаев, Томилин, Аксенов, Сергеев, Филатов, Никулин, Соловьев и другие признали себя полностью виновными[477].

В Сегозерье успешно действовала группа «Лесники».

Однако и на третьем, более успешном этапе деятельности разведгрупп НКВД КФССР (1943–1944) были характерные ошибки и недостатки предшествующих периодов, имелись факты предательства и трусости.

Группа «Земляки» в количестве трех человек 18 августа 1943 г. самолетом была переброшена в Олонецкий район с задачей связаться с оставшейся там агентурой, организовать базу и собрать разведывательные данные. Группа не выполнила задание, была предана одним из разведчиков — Михаилом Никифоровичем Леонтьевым (после войны он был осужден на 20 лет)[478]. На территорию этого же района 27 октября 1943 г. самолетом была заброшена группа «Южные» в составе Унто Петровича Кайпанена, Николая Васильевича Кошкина и Татьяны Алексеевны Пешеходовой. Из-за предательства Т. А. Пешеходовой группа была захвачена финнами, не выполнив задание. Кайпонен и Кошкин по приговору финского суда были расстреляны. Пешеходова по репатриации вернулась после войны в СССР и была осуждена на 20 лет[479].

2 ноября 1943 г. самолетом на территорию оккупированного Ведлозерского района была заброшена группа «Кама» в составе Константина Васильевича Манзырева, Семена Андреевича Вавулова и Евдокии Михайловны Сергеевой. Группа должна была, используя родственные связи Вавулова, устроиться на зиму 1943 г. на нелегальном положении. В качестве основной стояла задача организации нелегальной резидентуры. Из-за предательства С. В. Вавулова группа не выполнила задание. Манзырев и Сергеева были убиты в перестрелке с финнами, а Вавулов после войны был осужден советским судом[480].

В апреле 1944 г. на оккупированную территорию Прионежского района самолетом была выброшена группа «Боевики» (не путать с группой «Боевики» под командованием Мянду, заброшенной в октябре 1942 г. в район г. Петрозаводска и о которой писалось выше) в составе Виктора Павловича Петрова, Михаила Васильевича Попова, Унто Петровича Хакканена, Сергея Егоровича Алексеева и Анны Ивановны Ивановой с задачей создать базу на территории района для проведения диверсионной работы. Группа не выполнила задание: из-за предательства Ивановой все разведчики были обнаружены и убиты. Иванова после войны была арестована и осуждена советским судом[481].

Как показывает анализ архивных документов, многие спецгруппы НКВД КФССР не выполняли задание вследствие нерешительности или трусости разведчиков. Так, спецгруппа «Сокол» в составе Михаила Ивановича Серова и Николая Ивановича Филатова зимой 1943 г. дважды направлялась на оккупированную территорию Заонежского района с задачей завербовать родственника Филатова и собрать разведданные. В обоих случаях доходила до берега противника, но из-за трусости и нерешительности выйти на берег боялась и возвращалась обратно. Группа «Лесники» в составе Василия Петровича Дорофеева и Ивана Амосовича Тукачева 18 мая 1944 г. самолетом была переброшена в тыл противника на территорию Сегозерского района с целью сбора разведданных. Группа находилась за линией фронта 40 дней и по рации передала некоторые сведения о противнике. Но действовала очень нерешительно, больше сидела в лесу, хотя финские части уже начали отступление. Только по радиограмме из центра группа вышла из леса и явилась в райотделение, когда район был освобожден от финских оккупантов и уже действовали советские органы[482].

Группа «Разведчики» в составе Ивана Ивановича Лаукканена, Ивана Николаевича Артукова и Якова Кондратьевича Семенова 4 апреля 1944 г. была десантирована в тыл противника на территорию Калевальского района с задачей разведки гарнизонов финских войск и движения транспорта по дороге Юнтусранта — Войница. Группа не выполнила задание: И. И. Лаукканен разбился при приземлении (не раскрылся парашют), а Артуков и Семенов находились в тылу более шести месяцев, сидели в лесу, никаких данных не собрали и вышли из леса спустя три месяца после окончания военных действий на севере Карелии[483]. Группа «Торпеда» в составе Григория Ивановича Романова и Марии Михайловны Гридиной 19 мая 1944 г. самолетом была заброшена на территорию Олонецкого района с целью сбора данных о противнике. Однако разведчики не выполнили задание, до 28 июня 1944 г. скрывались в лесу, не собрав никаких данных, а когда финны покинули территорию района — вышли из леса[484].

Общие итоги деятельности спецгрупп и отдельных агентов НКВД Карелии за годы войны были приведены в Справке «О деятельности разведывательно-диверсионных групп органов госбезопасности КФССР в тылу противника в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». За три военных года диверсионными группами было сделано 89 боевых выходов в тыл финских войск. В результате их деятельности было разгромлено семь гарнизонов противника, убито 467 солдат, офицеров и чиновников оккупационных властей; уничтожено 28 автомашин, два самолета, 10 складов с боеприпасами и продовольствием, взорвано и повреждено 62 моста. Кроме разведывательно-диверсионных групп, в тылу финских войск для агентурной работы было использовано 233 человека. Добытые разведчиками данные военного характера оперативно использовались штабом Карельского фронта и штабом партизанского движения.

За весь период войны результаты деятельности спецгрупп НКВД КФССР в тылу финских войск оказались следующие: вернулось — 45 разведчиков; погибло при переправах — 22 человека; пропало без вести — 36; попало в плен — 109 человек (из них изменников Родины — 14, осуждено финнами к расстрелу — 11).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 г. за образцовое выполнение спецзаданий 23 разведчика НКВД-НКГБ КФССР были награждены орденами Красного Знамени (3), Красной Звезды (8), Отечественной войны (8), а также медалью «За отвагу» (4).

Разведывательно-диверсионная деятельность в тылу противника могла быть более результативной, если бы в ее организации удалось избежать ряда недостатков: несогласованности и порой нерационального использования сил и средств НКГБ КФССР, разведштаба Карельского фронта, штаба партизанского движения (выход на одних и тех же лиц, работа в условиях провала у «соседей» и др.).

Советская контрразведка с самого начала 1944 г. готовилась к развертыванию разведывательной деятельности на территории Финляндии, продолжая работу по отбору и вербовке агентурных кадров из числа военнопленных финской армии. В апреле 1944 г. заместитель начальника 4-го отдела НКГБ КФССР майор госбезопасности Павлов выезжал в Череповецкий лагерь (Вологодская область), где содержались финские военнопленные. В лагере он встретился с ранее завербованными агентами с псевдонимами Вели, Пойгамиес, Тауно, Каллио, Самуинен, Пекка, Эрик, Тойво-Вейкко, Ойли и завербовал еще четырех финских военнопленных[485].

Однако карельской контрразведке не удалось выполнить приказ начальника 4-го Управления НКВД СССР П. А. Судоплатова, который в июне 1944 г. был направлен наркому госбезопасности КФССР полковнику Кузнецову: «В связи с наступлением Красой Армии Вам необходимо максимально использовать все возможности и особые обстоятельства эвакуации населения для заброски нашей агентуры на собственную территорию Финляндии. С каждым из направляемых агентов нужно тщательно отработать задание и условия связи на будущее. Особенно это относится к перспективным агентам — Тучин, Патриот, Моряк и др. Дайте задания РПД о необходимости по мере продвижения Красной Армии отходить в западном направлении с тем, чтобы продолжить работу на территории Финляндии»[486].

Как отмечалось в Докладной записке «Об агентурно-оперативной работе 4-го отдела НКГБ КФССР» в июле 1944 г, стремительное наступление частей Карельского фронта, которое началось 21 июня 1944 г., заставило финские войска быстро отступать и по этой причине все находившиеся в тылу противника советские оперативные группы оказались на территории, занятой Красной Армией. Они не успели отступить с частями противника в его тыл для продолжения работы[487].

К осени 1944 г. по указанию начальника 4-го Управления НКГБ СССР П. А. Судоплатова 4-м отделом НКГБ КФССР для работы на территории Финляндии было подготовлено уже 29 агентов, владеющих финским языком и хорошо знакомых с жизнью и бытом соседней страны. Многие из них имели родственников в Финляндии[488].

Кроме того, карельские контрразведчики наметили переправить в Финляндию четыре агентурные группы, в каждую из которых был включен агент из числа финских военнопленных. Базирование групп намечалось нелегально у родственников агента-военнопленного. Группа «Техники» в составе агентов с псевдонимами Монтер (радист группы) и Музыкант планировалась к заброске в г. Тампере, где проживали близкие родственники Монтера. Перед группой ставилась задача вербовки агентуры при помощи родственников агента. Агентурная группа «Боевые» в составе агента-радиста Ветрова и агента Велли намечалась к переправе в район г. Иисалми, где проживал и работал начальником почты родственник агента Велли. Агентурная группа «Деловые» в составе агента Тойво-Вейкко и агента-радиста с псевдонимом Семенов намечалась к заброске в район г. Ювяскюля под крышу к родственникам агента Тойво-Вейкко. Агентурная группа «Артисты» в составе агента Саккели и агента-радиста Звезда готовилась к переправе в район г. Хельсинки под крышу агента Саккели. Переправа всех групп в Финляндию намечалась на парашютах с самолетов[489].

Однако развернуть эту агентурную работу в Финляндии не удалось, так как в сентябре 1944 г. страна вышла из войны и было заключено перемирие между СССР и Финляндией.

4.2. Борьба советской контрразведки с финскими разведшколами

Активная разведывательная и диверсионная деятельность финской и германской разведок на северо-западном участке фронта в период войны вызывали беспокойство у военно-политического руководства СССР. Поэтому органы безопасности Карелии и военной контрразведки Карельского фронта принимали меры по локализации деятельности разведшкол противника на своей территории. Эти мероприятия осуществлялись по четырем основным направлениям: сбор данных о разведшколах противника в местах их дислокации, внедрение своих агентов в разведывательные школы, перевербовка курсантов разведшкол и перевербовка заброшенной противником агентуры в советский тыл, в конечном итоге — ликвидация или уничтожение финских и немецких разведывательных школ. При этом все мероприятия по данным направлениям проводились параллельно и одновременно.

В процессе контрразведывательной работы органы безопасности республики пришли к выводу о необходимости изучения деятельности разведшкол финской разведки в непосредственной близости их дислокации. С целью сбора данных и выявления деятельности Петрозаводской разведшколы 4-й отдел НКГБ (НКВД) КФССР в течение всех лет войны направлял в тыл финских войск несколько подготовленных разведывательных групп.

В октябре 1943 г. 4-й отдел НКВД КФССР переправил катерами Онежской флотилии в финский тыл две агентурные группы с задачей сбора информации о Петрозаводской разведшколе. Первой 23 октября 1943 г. в Прионежский район была заброшена агентурная группа «Виктория»; состав агентов: Попова (Владимир Львович Попов), Маринина (Анна Ивановна Макушева), радист Пикфорд (корреспондент 222) (Киприян Матвеевич Поташев)[490]. Нарком госбезопасности КФССР Кузнецов и начальник 4-го отдела НКГБ КФССР Райманников 5 ноября 1943 г. в докладной записке НКГБ КФССР «Об агентурно-оперативной работе 4-го отдела за сентябрь — октябрь 1943 г.» на имя наркома госбезопасности СССР Меркулова и начальника 4-го Управления НКГБ СССР Судоплатова отмечали, что группа «Виктория» переправлена катерами Онежской военной флотилии. «На исходном пункте связь с группой была нормальной. После переправы связи с корреспондентом нет, что объясняется эфирными явлениями в условиях севера. Считаем, что после прекращения магнитной бури связь с корреспондентом будет установлена»[491]. Однако дело было не в погодных условиях. Как стало известно позднее, Попов сдался в плен, позднее были задержаны и другие члены группы. В итоге задание не было выполнено[492].

Через два дня после заброски группы «Виктория», 25 октября 1943 г., в Шелтозерский район была заброшена агентурная группа «Соратники» в составе агента Кампайлу и радиста Зайцева (корреспондент 214). Перед группами была поставлена задача устроиться на нелегальное проживание на период зимы 1943/44 г. у своих родственников в Прионежском и Шелтозерском районах и, используя связи, проникнуть в Петрозаводск, проводя разведку деятельности Петрозаводской разведшколы. Группа «Соратники» вернулась обратно через три дня — 28 октября 1943 г., не выполнив задание[493].

Эти группы и не могли выполнить поставленные перед ними задания, так как финская разведшкола еще в марте 1943 г. переехала из Петрозаводска в Пряжинский район.

30 мая 1944 г. самолетом была выброшена в тыл врага на территорию Ведлозерского района группа «Дублеры» (Александр Петрович Эрте и Мария Николаевна Котчиева). Перед группой стояла задача создать базу в районе дислокации финской разведшколы и собрать данные о деятельности этой школы. НКГБ не учел или не знал, что разведшкола еще осенью 1943 г. переехала в Финляндию. Поэтому группа, устроившись у своих родственников, собрала и передала в центр по рации ряд важных разведданных о противнике и населении (строительство финнами оборонительных сооружений, прибытие в дер. Салменица отряда из 250 шведов-добровольцев, интенсивность перевозки грузов), которые немедленно передавались в разведотдел штаба Карельского фронта. В тылу группа находилась до освобождения района от финских войск и принимала активное участие в восстановлении советской власти в районе[494]. Однако решить главную задачу — определить место дислокации финской разведшколы разведчикам не удалось.

3 апреля 1944 г. в район Суомуссалми (Финляндия) самолетом была выброшена агентурная группа «Соседи» (Андрей Иевлевич Юнтунен, Эсса Омеевич Кемпайнен и Рейно Ласеевич Пехконен). Перед разведчиками была поставлена задача изучить деятельность Суомуссалмской разведшколы и собрать данные о деятельности Суомуссалмского пункта финской разведки и его агентуры. Группа задания не выполнила. Причины изложены выше, в разделе о радиоиграх на Карельском фронте.

Большую часть сведений о местах дислокации и работе финских разведывательных школ в полосе Карельского фронта в 1942–1943 гг. советская контрразведка получала в результате задержания агентов этих школ и последующих допросов финских разведчиков.

Так, в августе 1942 г. сотрудниками Особого отдела 7-й отдельной армии были задержаны два агента Петрозаводской школы финской разведки — Суло Люхтинен и Иван Кокконен. На допросах они рассказали о функционировании Петрозаводской школы финской разведки, ее преподавательском составе, курсантах, а главное — о тех агентах, которые готовились к заброске в тыл Красной Армии в полосе Ленинградского и Карельского фронтов в ближайшее время: август — сентябрь 1942 г. В частности, ими были названы фамилии и конкретные приметы следующих разведчиков: Захарова, Латова, Пастухова, Барашкина, Беляева, Палилова, Крюкова, Сюкина, Петрова и др. Названных лиц, одетых в форму РККА, должны были выбросить в группах по два человека, с рациями, запасами продуктов, личным оружием. Задержанные также сообщили, что агенты будут иметь на руках документы военнослужащих Красной Армии с другими фамилиями, именами и отчествами[495].

После получения и проверки данных сведений начальник Особого отдела НКВД Карельского фронта А. М. Сиднев направил всем командующим армий фронта ориентировки на агентов и информацию о предполагаемых местах их выброски с приказом принять энергичные меры по розыску и аресту указанных финских разведчиков[496]. В результате осуществленных мероприятий практически все финские агенты были арестованы.

В июле 1943 г. сотрудниками советской военной контрразведки были задержаны агенты Петрозаводской разведшколы финской разведки, которые на допросах рассказали о работе этой школы, которая к этому времени была передислоцирована из Петрозаводска в деревни Пряжинского района (Улялега, Каменный Наволок и Минола). Агенты показали, что в ближайшее время готовится заброска финских разведчиков в район Тихвина и Сегежи. Финские разведчики Александр Леонтьев и Александр Хохлов планируются к отправке в район Сегежи, так как Леонтьев до войны проживал в этом городе. В 1943 г. в Сегеже проживала его жена с двумя детьми. Жена работала на Сегежском ЦБК. Хохлов и Быстров готовились к заброске в район Тихвина. Сообщались также особые приметы забрасываемых агентов. В результате разыскных мероприятий все финские разведчики были задержаны[497].

Во время войны органы безопасности Советского Союза достаточно успешно боролись с финской агентурной разведкой. Но они не всё знали о ее отделениях в Йоэнсуу, Каяни, Рованиеми, а также о деятельности 4-го отдельного разведывательного батальона и его ротах на оккупированной территории Карелии в 1942–1944 гг. Обычно сведения о их деятельности они получали только после того, когда в тылу Красной Армии уже была проведена разведка или диверсия финской агентурной разведки. Так, Особый отдел НКВД Карельского фронта составил и отправил 27 мая 1942 г. в НКВД Советского Союза отзыв «О диверсионной деятельности тайных служб органов разведки Финляндии по северной линии фронта», где ни слова не было упомянуто о финских диверсионных группах, отправленных в тыл советских войск[498].

Более подробные сведения о 4-м отдельном разведывательном батальоне содержатся в «Докладе о работе агентов НКГБ КФССР во время Отечественной войны», который 2-й отдел НКГБ республики 29 августа 1945 г. отправил народному комиссару госбезопасности генералу армии Меркулову. В докладе впервые сделана попытка проанализировать деятельность финских разведывательно-диверсионных групп 4-го отдельного разведывательного батальона в тылу советских войск в 1941–1944 гг. Так, в докладе говорится: «По сведениям задержанных агентов, финны начали с 1942 г. вести разведку у нас в тылу, используя тщательно обученные и вооруженные группы, которые составляли фанатично преданные члены разных фашистских молодежных организаций и шюцкора. Для этой цели вместе со вторым отделом генерального штаба Финляндии был сформирован "отдельный партизанский отряд" (4-й отдельный батальон. — С. В.) под руководством подполковника Йохана Совио, в задачи которого входило заниматься разведкой и диверсионной деятельностью в тылу Красной Армии.

Этот батальон насчитывал до 700 человек личного состава и был разбит на 4 роты:

— для действия на северном участке Карельского фронта в г. Каяни было сосредоточено две роты под командованием майора Мартина (вторая рота, вероятно, была рота под командованием майора Х. Вехнияйнена. — С. В.).

— для действия на южном участке Карельского фронта одна рота под командованием майора Куйсманена с дислокацией в районе г. Петрозаводска (мест. Косалма);

— одна рота была придана Рованиемскому отделу разведки (майор Паатсала) для действия на Кандалакшском направлении и в районе Петсамо.

Эти боевые единицы проникали группами по 5–30 человек к нам в тыл на 150 км. В группах переводчиками были карельские изменники родины (обычно это были бывшие советские военные разных национальностей. — С. В.), и у них была с собой переносная радиоаппаратура, с помощью которой поддерживалась связь с руководством.

…В их задачу входило изучить деятельность на железных дорогах линии фронта, собрать сведения о передвижении войсковых частей и выяснить политико-экономическую ситуацию на приграничной территории. В задачи агента не входило поддерживать связь с местным населением и создавать агентурную сеть.

На задание агентов отправляли хорошо вооруженными, они получали указание вступать в борьбу при угрозе задержания. Им не придумывали никаких псевдоисторий или других видов маскировки.

Отдел разведки и диверсий функционировал всю войну (его основали только в июле 1943 г., до этого роты отдела существовали как отдельные структуры. — С. В.) и действовал достаточно активно. Только в 1943–1944 гг. было насчитано 50 походов рот этой войсковой части в советский тыл.

При исполнении задачи диверсионный отдел понес большие потери. Полных сведений о неудачах отдела нет, но, по сведениям военных заключенных, известно, что за первую четверть 1944 г. он потерял убитыми и ранеными 104 человека, и в плен было взято 4»[499].

Надо отметить, что в докладе НКГБ КФССР недооценивал результаты деятельности 4-го отдельного разведбатальона на оккупированной территории Карелии в период войны: «Несмотря на многочисленные попытки привести в беспорядок дорожное движение (железную дорогу и некоторые автомагистрали, которые соединяют полевые войска Красной Армии с тылом), а также нормальное использование водного сообщения фронта, причиненный материальный ущерб был незначительным, и не было оказано никакого влияния на работу наших снабженцев»[500].

Дело в том, что у органов безопасности Карелии были только приблизительные сведения. Все выводы строились на высказываниях нескольких задержанных из батальона сержантов, которые по занимаемому положению не владели полной информацией о деятельности 4-го отдельного разведывательного батальона на территории Карелии.

Наиболее сложным и наиболее эффективным мероприятием по выявлению замыслов разведки противника было внедрение агента органов безопасности в финские разведшколы. Именно эти мероприятия в первую очередь начали проводить в жизнь советские органы безопасности на Карельском фронте, и они дали хорошие результаты.

В марте 1942 г. Особый отдел Карельского фронта внедрил в Косалмский разведывательный пункт Петрозаводской школы финской разведки своего разведчика — Степана Дмитриевича Гуменюка. При отработке его биографии сотрудники Особого отдела решили оставить ее без изменений, полагая, что противник может сам все узнать. Дело в том, что Гуменюк родился и вырос на Украине, территория которой к этому времени была оккупирована немецкими войсками. «Плюсом» было и то, что перед войной он отбывал наказание в исправительно-трудовом лагере за растрату и был освобожден незадолго до начала военных действий. В Особом отделе определили объем информации о советской воинской части, которую передаст Гуменюк на допросах у противника, одновременно в задание ввели элементы дезинформации о советских войсках. На заключительном этапе отработали технику перехода разведчика на сторону противника, уточнили линию его поведения на допросах, при общении с военнопленными и особенно с администрацией и курсантами разведывательной школы, если он будет в нее зачислен, о методах сбора сведении и способах связи. К концу февраля 1942 г. подготовка агента была завершена, все вопросы по заброске и заданию Ленинградца (такой псевдоним получил Гуменюк) утвердили у руководства Особого отдела Карельского фронта.

В одну из ночей начала марта 1942 г. С. Д. Гуменюк через Повенецкую губу Онежского озера был переброшен в тыл финнов под видом изменника родины. Заметив противника, Гуменюк поднял руки, держа в одной из них белый платок, и зашагал им навстречу. После допросов его направили в лагерь для военнопленных, где он работал на каменоломнях. В конце марта 1942 г. Гуменюка вызвали в канцелярию лагеря, где финский майор снова начал допрашивать: его интересовали места рождения, работы, родственники, служба в Красной Армии, судимость и пребывание в заключении, обстоятельства перехода на сторону противника. Особый интерес майор проявил к Беломорскому гарнизону, в одной из частей которого Гуменюк служил. Разведчик на все вопросы отвечал в соответствии с отработанной линией легенды. Судя по всему, финская сторона осталась довольной ответами Гуменюка, и в начале апреля 1942 г. его поселили в небольшом домике на окраине Петрозаводска. Далее с ним беседовали капитан Мармо и майор Раски, которые завербовали его в качестве агента финской разведки под псевдонимом Александр Морозов. Гуменюк подписал обязательство на русском языке о добровольном сотрудничестве с финской разведкой, неукоснительном выполнении разведывательных заданий, о наградах за геройство и суровом наказании, вплоть до расстрела, за невыполнение задания, за обман, дезертирство и предательство. Поставил дату, а также оставил под обязательством отпечатки пальцев, после чего был зачислен в состав курсантов Петрозаводской разведывательной школы.

Трехмесячная подготовка пролетела быстро, и начальник разведывательной школы майор Раски поставил Гуменюку задачу, состоящую из двух частей: во-первых, проникнуть в Беломорск, установить местонахождение штаба Карельского фронта и воинских частей, а также собрать сведения об установленном в гарнизоне режиме; во-вторых, войти в здание штаба Карельского фронта и подложить в удобном месте взрывчатое вещество с часовым механизмом.

В июне 1942 г. Гуменюк был заброшен на самолете в район Беломорска. Благополучно приземлившись, он забрал взрывное устройство и парашют и пришел в Особый отдел фронта, где встретился с начальником отделения зафронтовой агентуры С. И. Холево. Около двух часов рассказывал Гуменюк о пребывании в финской разведывательной школе, о ее деятельности, о данном ему разведывательно-диверсионном задании, сообщил о том, что противнику известно, в каком здании располагается штаб фронта. Разведчик представил подробный письменный отчет о Петрозаводской школе финской разведки. С Гуменюком встретились командующий Карельским фронтом генерал В. А. Фролов и начальник Особого отдела фронта А. М. Сиднев.

На основании информации, полученной от разведчика, командование приняло ряд важных решений. Было решено в двухнедельный срок осуществить передислокацию штаба фронта. В связи с данными о передвижении вражеских войск в северном направлении предполагалось провести серию мероприятий по усилению наблюдения за противником на Ухтинском направлении. Для укрепления положения разведчика в стане противника решили имитировать совершение Гуменюком «по собственной инициативе» диверсии на военных складах, расположенных на окраине Беломорска. Идею этой инсценировки выдвинул командующий Карельским фронтом В. А. Фролов.

Для этого в двух-трех десятках мест освобожденных складов заложили дымовые шашки и подожгли их. На третий день пребывания Гуменюка в Беломорске начался пожар, вызвавший серию взрывов в помещении складов, где раньше лежали снаряды. Как только начался пожар, бойцы батальона охраны Особого отдела оцепили «опасный» район, закрыв доступ к складским помещениям. К месту пожара прибыло много военных и гражданских лиц. Возникли слухи, что «это дело диверсантов». Эти широко распространившиеся в прифронтовом городе слухи создали весьма правдоподобную убедительную легенду для получения советским разведчиком еще большего доверия со стороны майора Раски и его коллег.

После «совершения диверсии» в Беломорске 29 июня 1942 г. Гуменюк был переправлен через линию фронта из района г. Сегежи под видом агента разведки противника, возвращающегося на свою сторону после успешного выполнения задания в тылу советских войск. Перед ним была поставлена задача — еще глубже внедриться в разведку противника, продолжать сбор сведений о замыслах противника, об агентах, подготовленных к заброске в расположение и на коммуникации Карельского, Ленинградского и Волховского фронтов со шпионско-диверсионными заданиями. По возможности, после тщательного и всестороннего изучения, вести работу по склонению заслуживающих доверия агентов из числа советских военнопленных к явке с повинной. Однако не был решен очень важный вопрос: не были отработаны способы связи Гуменюка с Особым отделом Карельского фронта в случае новой заброски на советскую территорию.

После перехода нейтральной полосы Гуменюк вышел к переднему краю вражеской обороны. Был задержан противником и доставлен в г. Медвежьегорск. Здесь Гуменюк сообщил о своей принадлежности к агентурному аппарату майора Раски, назвал свойпсевдоним — Морозов. Прошло немного времени, и агент Морозов на автомашине Раски был доставлен в Косалму. Майор Раски остался доволен докладом, после чего Гуменюк вместе с капитаном Мармо составил подробную схему того района Беломорска, где стоял «уничтоженный» Морозовым склад. И началась проверка достоверности успешно проведенной агентом диверсии, которая поначалу вызывала у Раски сомнения. Повторная аэрофотосъемка подтвердила данные Гуменюка об уничтожении военного склада. Раски объявил Гуменюку, что он положительно оценивает работу, проделанную им в Беломорске. За проявленное мужество, инициативу и находчивость командование наградило Гуменюка медалью «За заслуги» второй степени[501].

По информации, полученной от Гуменюка, начальник Особого отдела НКВД Карельского фронта ст. майор госбезопасности А. Сиднев 18 июня 1942 г. направил наркому внутренних дел КФССР майору госбезопасности М. И. Баскакову информацию о том, что в Петрозаводске, в бывшем 5-м военном городке по ул. Анохина, в двухэтажном 16-квартирном доме, в бывшем здании лесотехнического техникума и в бывшем Доме отдыха летного состава РККА в 40 км от города дислоцируется отделение германо-финской разведки, которое ведет агентурно-разведывательную работу в тылу частей Карельского фронта. Агентура подбирается главным образом в лагере советских военнопленных в г. Петрозаводске. Переброска на нашу территорию производится в основном на самолетах. В ближайшее время на нашу территорию будут переброшены подготовленные агенты. Один из них — Николай Кумбышев, уроженец Архангельска, где он ранее работал на электроподстанции электромонтером. Он будет переброшен с радиостанцией в районе Беломорска, откуда должен направиться для разведработы в Архангельск. Приметы Кумбышева есть.

В информации сообщалось еще о трех подготовленных агентах, правда, без фамилий, но с приметами. Сиднев отметил, что указанная школа снабжает агентов-диверсантов портативными зажигательными приборами замедленного действия, развивающими температуру свыше тысячи градусов, которые агент должен незаметно оставить в любом воинском помещении, пройдя туда по фиктивным командировочным и другим документам. В заключение Сиднев просил сообщить ему об имеющихся у НКВД КФССР материалах, о работе Петрозаводского и других отделений германо-финской разведки[502].

Это был первый документ, поступивший в органы безопасности Карелии, о наличии на оккупированной территории республики школы германо-финской разведки. Однако в документе много неясностей. В частности, в это время начала функционировать Петрозаводская разведывательная школа финской разведки, которую Особый отдел НКВД Карельского фронта называл отделением германо-финской разведки. Можно предположить, что в данном случае речь идет о Косалмской разведывательной роте майора И. Куйсманена, на что указывает фраза: «…в бывшем Доме отдыха летного состава РККА в 40 км от города дислоцируется отделение германо-финской разведки…». Поэтому можно говорить о том, что в какой-то период, вероятно в апреле — мае 1942 г., отряд Куйсманена и Петрозаводская разведшкола осуществляли тесное взаимодействие, Раски и Мармо участвовали в обучении и подготовке Гуменюка и опрашивали его по возвращении в Косалмской разведроте.

Много информации о разведке Гуменюк не знал в силу того, что финская сторона не доводила ее до него. Так, о Петрозаводской разведшколе он даже не упоминает. Несмотря на это, сведения Гуменюка для советской контрразведки были очень важны[503].

После возвращения из советского тыла и дальнейшей проверки Гуменюк был зачислен в штат Косалмского разведотряда на правах финского солдата. Почти год работал банщиком, собирал информацию о членах отряда, в этом ему помогло увлечение фотографией. В сентябре 1943 г. в составе группы из трех человек он был заброшен в район Сегежи, но связаться с Управлением контрразведки СМЕРШ Карельского фронта не смог, так как группа отсиделась в лесу. Больше в советский тыл его не направляли.

Но Особый отдел Карельского фронта знал о работе Гуменюка по сведениям, полученным от других арестованных агентов Петрозаводской разведшколы. Так, 26 января 1943 г. начальник Особого отдела НКВД Карельского фронта А. М. Сиднев в Спецдонесении докладывал заместителю наркома НКВД и начальнику Управления особых отделов НКВД СССР В. С. Абакумову о том, 22 января 1943 г. западнее г. Сегежи были задержаны два агента Петрозаводской школы финской разведки — Солнцев и Ульянов. На допросах, помимо других ценных сведений о работе разведшколы, агенты показали, что во время занятий начальник школы майор Раски и лейтенант Музыка в качестве примера преданности финнам, находчивости и успешного выполнения задания финской разведки в тылу советских войск приводили агента Морозова (Гуменюка). Этот агент благополучно проник в город Х и взорвал склад боеприпасов. И далее А. М. Сиднев делает вывод о том, что разработанная советской контрразведкой для Гуменюка легенда была принята руководством финской разведшколы за истину[504].

Сам Гуменюк в конце июня 1944 г. в составе 12 человек — выпускников разведшколы, наиболее ценных агентов, оказался в районе Йоэнсуу[505].

В начале мирных переговоров Финляндии с СССР его направили в Оулу, где он в сентябре — октябре 1944 г. вел разведку передвижения немецких войск. В связи с перемирием советские власти потребовали выдачи всех военнопленных, особенно тех, кто служил финнам. Чтобы не допустить этого, Гуменюку и другим разведчикам вручили финские документы. В декабре 1944 г. Косалмское разведотделение расформировывается. Гуменюку выдали финскую медаль, и он самостоятельно устраивается (по финскому паспорту) на службу в пограничную охрану в районе Петсамо. В мае 1945 г. после учебы в пограншколе в Хельсинки он встречается с бывшими сослуживцами. Однако находит возможность посетить Союзную контрольную комиссию (СКК), и 16 мая 1945 г. его тайно на самолете вывозят в Ленинград[506]. По финским же данным, С. Д. Гуменюк, он же Терро, еще 11 ноября 1944 г. был передан в СССР[507].

Возвратившись в Ленинград, С. Д. Гуменюк представил в военную контрразведку ценные сведения о деятельности разведывательных органов противника, об известных ему официальных сотрудниках и, особенно, об агентах разведки противника, заброшенных или подготовленных к заброске на территорию нашей страны с подрывными заданиями. Также он сообщил сведения о возможных местах нахождения вывезенных в Финляндию агентов[508]. В отчете Гуменюка указано около ста человек: среди них 21 кадровый сотрудник финской разведки, 22 человека из числа обслуживающего персонала, 27 агентов, 21 член диверсионно-разведывательных групп[509].

В связи с обнаружением после войны тайника Косалмской разведроты Гуменюка вызвали в Петрозаводск, и он рассказал о личном составе разведывательного пункта, занимаемых ими должностями, приметах финских разведчиков, совершенных разведывательных ходках в советский тыл, а также сыграл существенную роль в розыске агентуры Косалмского разведывательного пункта[510].

Кроме Гуменюка, существовала и другая агентура органов безопасности Карелии, внедренная в Петрозаводскую разведывательную школу. Так, например, в школу был внедрен агент контрразведывательного отдела НКГБ КФССР Дан, которого финская разведка в апреле 1943 г. забросила на самолете в Беломорский район. 29 апреля 1943 г. Дан докладывал заместителю карельской контрразведки: «По окончании курсов школы финской разведки, дней за шесть до вылета в СССР, меня вызвал начальник разведшколы, в кабинете кроме него находился представитель из Главного штаба квартиры. Сначала обсуждался вопрос об оформлении документов на меня и моего напарника… Представитель Главного штаба очень интересовался железнодорожными мостами на 11-м км железнодорожной ветки Сорокская — Обозерская. Его особенно интересовало наличие мелкого кустарника в районе моста и с какой стороны к нему подойти, какая высота насыпи, подходящая к торцам моста, глубина речки и быстрота ее течения, количество охраны в бараках у моста, достроился ли Шиженский мост через канал, как хорошо я знаю Беломорск… По окончании разговора представитель Главного штаба дал мне карту для изучения»[511].

Нет сомнения, что Дана и его напарника направили в Беломорский район на доразведку железнодорожной ветки Сорокская — Обозерская для дальнейшего решения вопроса о совершении на ней диверсии. Благодаря своевременно полученной информации, диверсию финской разведки удалось предотвратить.

В Рованиемскую разведывательную школу (вторую по опыту и размаху деятельности после Петрозаводской) были внедрены и успешно работали агенты военной контрразведки Карельского фронта О. В. Сожинский и А. М. Крутиков. Так, Олег Константинович Сожинский с апреля по октябрь 1942 г. находился в Рованиемской разведшколе. Его заброску в разведшколу осуществили военные контрразведчики Особого отдела НКВД Карельского фронта. Операцией руководили начальник контрразведывательного отделения Особого отдела НКВД Карельского фронта Семен Иванович Холево и начальник КРО Особого отдела НКВД 14-й армии Тимофей Анисимович Чижевский, который и рассказал об этом эпизоде читателям газеты «Красная звезда». Благодаря информации, полученной от Сожинского, военным контрразведчикам удалось парализовать деятельность разведывательно-диверсионных групп финской и немецкой военных разведок на Карельском фронте.

«Планами немецкого и финского командования и абвера одна из групп после выброски на парашютах должна была в течение месяца подготовить условия для высадки мощного воздушного десанта на территорию Коношского, Ляндомского и Каргопольского районов, имеющего в составе даже моторизованные армейские подразделения. Главная цель десанта состояла в том, чтобы в октябре 1942 г. на значительном участке овладеть единственной в этих местах железной дороги и таким образом отрезать весь Карельский фронт — около 300 тыс. наших войск — от Архангельска. А затем развивать наступление на Вологду и далее на Ярославль — т. е. восточнее Москвы»[512].

Были и другие попытки внедрения советских разведчиков в финские разведшколы, однако они завершались неудачно. В апреле — июне 1942 г. 4-й отдел НКВД КФССР начал готовить для заброски и внедрения в Петрозаводскую разведшколу Николая Петровича Лебедева, который родился в 1891 г. в Петрозаводске, в семье чиновника. Окончил Варшавский университет, был кадровым офицером царской армии, участвовал в Первой мировой войне. Надо полагать, что в Советской России жизнь с подобной биографией у него была тяжелой. Перед войной Лебедев работал бухгалтером в Главном аптекоуправлении Наркомата здравоохранения КФССР. В середине апреля 1942 г. началась его подготовка для заброски в тыл противника, для чего его перевели на должность главного бухгалтера и сократили ему рабочий день, а в июне 1942 г. фамилия Лебедева исчезла из списков Главного аптекоуправления Наркомата здравоохранения КФССР[513].

Его подготовкой занимался лично начальник 2-го отделения 4-го отдела В. В. Голубев. Надо полагать, что эта подготовка началась после 14 апреля, а закончилась в июне 1942 г. С учетом прошлого Лебедеву, вероятно, отработали легенду прикрытия: он совершил побег на финскую сторону в связи с тем, что недоволен советской властью. Есть предположение, что он в июне — июле 1942 г. пешим порядком перешел линию фронта, сдался финским войскам. После изучения и проверки Лебедев, вероятно, стал сотрудничать с финской разведкой, рассказал о разведывательном задании. Затем он попал в Петрозаводскую разведшколу, где получил разведывательную подготовку и был оставлен на преподавательской работе, на связь с сотрудником органов безопасности не вышел. 4-й отдел НКГБ КФССР объявил его предателем. В июне 1944 г. Лебедев ушел с финскими войсками в Финляндию, где его следы теряются, и дальнейшая судьба его неизвестна. НКГБ СССР он был объявлен в розыск и взят в разработку, но так и не был найден и арестован[514].

И здесь встает гипотетический вопрос: а не готовила ли советская разведка вывод Н. П. Лебедева в финскую разведку с целью дальнейшего внедрения через Финляндию после окончания войны в разведки других ведущих стран Запада для ведения дальнейшей разведки? Конечно, это только гипотеза, но она имеет основание. Дело в том, что розыски Лебедева закончились безрезультатно, что вообще не характерно для органов безопасности СССР. Предателей по различным причинам не всегда могли поймать и арестовать, но где они жили и чем занимались, органы безопасности СССР знали хорошо. К Лебедеву это не относится.

В августе 1942 г. Особый отдел НКВД Ленинградского фронта совместно с разведывательным отделом Ленинградского фронта приняли решение о внедрении в финскую разведку своего человека, использовав для этого задержание 15 августа 1942 г. на западном берегу Ладожского озера агентов Петрозаводской разведшколы А. В. Анкудовича (Вершков) и П. П. Каневского (Жуков), которые добровольно сдались[515].

Планировалось перевербовать Анкудовича и Каневского и забросить их обратно в Петрозаводск для вербовки преподавателя Петрозаводской разведывательной школы лейтенанта Е. А. Фейербенда-Вечерина.

Фейербенд, немец по национальности, до революции служил в царской армии в чине прапорщика, проживал в Петербурге. В 1919 г. поменял документы на имя Евгения Александровича Вечерина и сбежал в Финляндию, где проживал его отец. Позже он жил в Англии, во Франции, но вернулся обратно в Финляндию. Во время войны в блокадном Ленинграде умерли его мать и старшая сестра. Двух младших сестер в 1942 г. эвакуировали из Ленинграда.

Для вербовки Вечерина планировалось использовать письмо от имени его сестры с просьбой об оказании ей помощи. Если Е. А. Фейербенд-Вечерин не согласится сотрудничать с советской разведкой и не создаст возможности возвращения обратно нашему агенту, то его сестра, находящаяся в Ленинграде, будет репрессирована. Особый отдел Ленинградского фронта обратился в Москву за санкцией на проведение вышеуказанного мероприятия, но Москва ответа не дала. Поэтому разработанные военной контрразведкой и разведывательным отделом Ленинградского фронта планы вербовки преподавателя Петрозаводской разведшколы остались нереализованными[516].

Были ли еще советские разведчики в Петрозаводской разведшколе, кроме выше названных? Этот вопрос до сих пор остается открытым, хотя косвенные сведения дают возможность ответить на него утвердительно.

Так, в апреле 1943 г. из Петрозаводской разведшколы финской разведки были отчислены четыре курсанта — Петсамо, Блатной, Каминский, Коська (срок обучения: февраль — июнь 1943 г.). Среди курсантов ходили слухи, что они были советскими разведчиками и в школу попали с определенной целью. Всех четверых в первые дни учебы отчисли из школы и куда-то увезли[517]. Но ни подтвердить, ни опровергнуть данную версию мы не можем, так как в настоящее время не располагаем необходимыми документальными материалами.

Сотрудничать с советской разведкой хотел преподаватель Петрозаводской разведшколы П. Т. Голев. В ноябре 1943 г. он обратился к направляемому в советский тыл агенту разведшколы К. К. Булейко с просьбой передать советским органам безопасности о том, что «в финской разведке имеется советский человек, по образованию юрист, который попал на работу в финские разведорганы по рекомендации майора Владиславлева и работает под строгим контролем финнов и русских. Бежать невозможно. Если советские органы захотят со мной иметь связь, то это можно сделать либо через тебя, или через другое лицо, но от твоего имени, которое, явившись ко мне, должно сообщить твою фамилию, имя, отчество, курсовую кличку Блохин, место последней нашей встречи в дер. Минола. Человек, который ко мне придет, должен знать мою фамилию, имя, отчество и кличку. Советским органам я могу дать устные сведения».

19 октября 1943 г. Петрозаводская разведшкола забросила на лодке через Повенецкий залив в тыл РККА двух агентов: К. К. Булейко, он же Михаил Иванович Антоненко, псевдоним Блохин, бывший лейтенант РККА, и А. Першина, псевдоним Горчаков, бывший воентехник 2-го ранга. 20 октября 1943 г. они явились с повинной в органы безопасности Карелии, и Булейко рассказал о предложении Голева[518]. Но обнаружить сведения о реакции на это предложение НКГБ КФССР пока не удалось.

П. Т. Голев родился в Воронежской области, в прошлом работник прокуратуры, в армию попал из заключения, которое отбывал в лагерях ББК, лейтенант РККА, служил на Мурманском и Кандалакшском направлениях. В разведшколу в дер. Улялега прибыл в мае 1943 г., но не обучался в ней, а был переведен из курсантов на преподавательскую работу. В Петрозаводской разведывательной школе преподавал спецдисциплины, в частности «Методы работы советского НКВД, особенности следствия, легенды», при штабе разведшколы занимался разработкой легенд для разведчиков[519].

Трудно сказать, что толкнуло Голева на этот рискованный шаг: желание помочь родине или стремление спасти свою жизнь, ведь в 1943 г. уже было понятно, что в войне против СССР возможен проигрыш Финляндии. Или это была хитроумная операция финской военной контрразведки (отдела надзора) для завязывания игры с НКГБ КФССР? В карельских архивах материалов на эту тему найти не удалось, по крайней мере нет данных о том, что НКГБ КФССР разрабатывал планы по установлению связи с Голевым. Возможно, что какие-либо сведения можно будет обнаружить в архивах Финляндии. После войны Павел Тимофеевич Голев, он же Ландышев, преподаватель Петрозаводской разведывательной школы, как и многие ее преподаватели и курсанты, был арестован органами безопасности СССР[520].

Была попытка внедрения агентов органов безопасности Карелии и в германскую разведку на севере Финляндии. В 1942 г. с задачей внедриться в разведорганы противника (Рованиемскую разведшколу) был переброшен через линию фронта агент Монкер, который родился в 1922 г. в Хельсинки, гражданин СССР. Успешно пройдя линию фронта, Монкер после непродолжительных допросов в немецких частях был прикомандирован для выполнения разных черновых работ как военнопленный к отделу 1-С (контрразведка) дивизии СС «Норд». В начале 1943 г. он был перевербован офицером отдела 1-С Грассом, т. е. фактически перешел на сторону противника. Монкер несколько раз выступал по радио на финском и английском языках с антисоветской пропагандой, позже был арестован и предстал перед советским судом[521].

Советские разведчики, внедренные в финские разведывательные школы, передавали важную информацию, которая позволяла проводить задержание агентуры финских разведшкол в советском тылу в течение всей войны.

Однако следует заметить, что не все зафронтовые агенты 4-го отдела НКВД КФССР и УКР СМЕРШ Карельского фронта смогли в годы войны внедриться в разведорганы противника. Многие из них попали в различные финские концлагеря для военнопленных и были возвращены в СССР в 1944 г. по репатриации после выхода Финляндии из войны. После возвращения военнопленных на родину ГУКР СМЕРШ НКО СССР через военную контрразведку фронтов выявляло своих зафронтовых агентов. Контрразведчики хотели получить подробные отчеты о их пребывании в Финляндии и одновременно проверить свою агентуру на возможность их перевербовки финской или немецкой разведкой. Так, военная контрразведка Карельского фронта проверяла осенью 1944 г. своих зафронтовых агентов, возвратившихся из плена, в их числе были Беломорский Сокол (В. Е. Грибов), Зенит (Н. Г. Молофеев), Снайпер (М. И. Вунукайнен), Быстрый (В. П. Яковец) и другие[522].

Перевербовка агента — это процесс превращения агента противника в двойника. Порой перед агентом стоял выбор: или работать на советскую разведку и выполнять ее задания, или умереть. Следует подчеркнуть, что шантаж и компрометирующие сведения также помогали сотрудникам советских органов безопасности в перевербовке агентов противника. Практически все агенты финской разведки имели родственников на территории СССР, которые находились под полным контролем правоохранительных органов. Члены их семей считались членами семей изменников родины и в любой момент могли быть подвергнуты наказаниям: от выселения с постоянного места жительства в восточные районы страны до ареста.

Деятельность по перевербовке агентуры разведшкол противника являлась одним из главных направлений работы органов безопасности на Карельском фронте. На основе анализа архивных документов можно сказать, что она была наиболее успешной стороной деятельности карельского НКВД-НКГБ в период войны.

Многие агенты, заброшенные финской разведкой в советский тыл, явились с повинной в местные органы безопасности и рассказали обо всем, что интересовало советскую контрразведку. Следует отметить, что первые задержания агентуры финских разведшкол в Карелии относятся к концу июля 1942 г. Начиная с августа 1942 г. задержания в тылу РККА носят массовый характер, многие финские агенты приходили с повинной в органы безопасности. Для многих советских военнопленных согласие работать на финскую разведку было единственной возможностью выжить. Они преследовали цель после заброски в советский тыл не выполнять задания финского командования, а явиться с повинной в органы безопасности и представить всю информацию о работе разведшкол противника.

Этот факт был подчеркнут и в отчете НКГБ-НКВД КФССР «О результатах контрразведывательной и следственной работы в период 1941–1945 гг.», направленном во 2-е (контрразведывательное) Управление НКГБ СССР 29 августа 1945 г.: «…несмотря на массовость использования советских военнопленных, результаты проводимой ими работы в нашем тылу незначительные. Как показали результаты проверенных дел на эту категорию агентуры, большая ее часть, прошедшая обучение в разведшколах, очутившись в советском тылу, являлась с повинной, сдавала рации, оружие, коды, шифры и т. п.»[523].

Многие финские агенты, сдавшиеся добровольно советским властям, были перевербованы советскими органами безопасности и в дальнейшем использовались для опознания других агентов финской разведки, для проведения радиоигр с противником и в других оперативных мероприятиях[524]. Приведем несколько фактов.

Агент Башлыков (Шимон Ежегович Конашевский), 1920 г. р., уроженец Любомельского района Волынской области, поляк по национальности, и агент Посоков (Владимир Васильевич Мысловский), 1910 г. р., уроженец С.-Петербурга, русский, окончили Петрозаводскую школу финской разведки и 7 января 1943 г. были выброшены на парашютах с самолета финских ВВС в районе дер. Авдеево Пудожского района. Башлыков и Посоков были снабжены фиктивными документами, приемо-передающей радиостанцией, личным оружием и деньгами. От финской военной разведки агенты получили задание установить наблюдение за дорогами Пудож — Повенец и Пудож — Вытегра, а также выяснить, какие части дислоцируются в районе Пудожа, их номера и политико-моральное состояние красноармейцев.

Благополучно приземлившись в указанном районе, оба агента на следующий день, 8 января 1943 г., явились с повинной в Пудожское райотделение НКВД КФССР, где дали подробные показания о характере полученного от финнов задания. По результатам допросов НКВД КФССР передал финских агентов для дальнейшего следствия военной контрразведке Карельского фронта[525].

Органы военной контрразведки приняли решение о включении радиоточки Башлыкова в радиоигру с противником. Задачи радиоигры по дезинформации противника о передвижении войск и военных грузов к линии фронта в основном были выполнены, что, впрочем, положительно не сказалось на судьбе агентов — бывших советских военнопленных. 19 января 1944 г. решением Особого совещания при НКВД СССР агент Башлыков был заключен на три года в ИТЛ, а агент Посоков — на восемь лет. 18 февраля 1944 г. Посоков умер во внутренней тюрьме НКВД КФССР[526].

19 октября 1943 г. в советский тыл на лодке в районе Повенецкого залива Онежского озера были переброшены два финских разведчика, окончивших Петрозаводскую школу финской разведки, — Горчаков и Блохин. Позднее на допросах советскими контрразведчиками была выяснена биография финских агентов.

Горчаков (он же Першин), 1910–1911 г. р., уроженец Нижнего Новгорода (г. Горький), русский, образование высшее — инженер связи, окончил Московский институт связи, член ВКП(б), в прошлом был вторым секретарем Горьковского горкома ВКП(б). До войны жил в г. Ленинграде, бывший командир радиовзвода, воентехник 2-го ранга, в плен к финнам попал в конце августа 1941 г. на Ленинградском фронте. Обучался в Петрозаводской разведшколе в качестве радиста.

Блохин (Кирилл Кузьмич Булейко, он же Михаил Иванович Антоненко) 1919 г. р., уроженец Винницкой области, украинец, образование среднее, окончил в 1941 г. Львовское военное пехотное училище, бывший лейтенант Красной Армии, был штабным работником в опергруппе генерал-лейтенанта Антонюка. В плен к финнам попал 1 сентября 1941 г. на Петрозаводском направлении[527].

Горчаков и Блохин получили от финской военной разведки задание: 1. Разведать восточную часть берега в районе Лобская — Габсельга Повенецкого залива, установить наличие воинских частей Красной Армии. 2. Наблюдать за движением по дороге с Лобской на Гамсельгу и обратно, выяснить, какие перевозятся грузы и в каком количестве. Срок пребывания разведчиков в советском тылу был определен в шесть-семь дней.

В действительности все произошло иначе, чем предполагала финская разведка. Во время движения на лодке через Повенецкий залив разведчики выбросили в воду свое оружие, а после высадки стали «окриком и свистом разыскивать местонахождение воинских частей, чтобы добровольно сдаться». Никаких радиограмм Горчаков и Блохин в финский радиоцентр не передавали[528].

До рассвета следующего дня финские разведчики никого не нашли, а утром 20 октября подошли к вышке наблюдателей одной из частей и сдались красноармейцам. Вскоре оба были доставлены в отдел контрразведки (ОКР) СМЕРШ 32-й армии Карельского фронта. Начальник ОКР СМЕРШ 32-й армии полковник А. В. Никитин[529] немедленно доложил о явке с повинной двух финских разведчиков начальнику УКР СМЕРШ фронта генерал-майору А. М. Сидневу и во 2-й отдел СМЕРШ фронта подполковнику С. И. Холево[530].

В тот же день, принимая во внимание явку агентов с повинной и их откровенные показания, генерал Сиднев принял решение начать «игру» с противником и запросил на это санкцию начальника Главного управления контрразведки (ГУКР) СМЕРШ НКО СССР комиссара ГБ 2-го ранга В. С. Абакумова.

21 октября 1943 г. с санкции ГУКР СМЕРШ радиоточка «Южная-1» была включена в радиоигру с финнами. На месте руководство операцией было возложено на начальника 2-го отдела УКР СМЕРШ Карельского фронта подполковника Холево. Сеансы связи с противником были организованы в местах, отвечающих заданию финской военной разведки[531].

Наряду с радиоигрой продолжались следственные мероприятия в отношении явившихся с повинной агентов, в ходе которых «смершевцы» получили ценные сведения о формах и методах работы финских разведывательных органов, о месте дислокации разведшколы, времени подготовки агентуры, способах ее переброски в советский тыл.

В частности, разведчики, перевербованные советскими органами безопасности, рассказали о предметах, которые они проходили в разведшколе: методы работы органов НКВД; структура частей Красной Армии; методы совершения диверсий и террора; методы сбора сведений о расположении частей Красной Армии; работа на радиостанции; инженерная подготовка; способы определения рода войск, численного состава движущихся эшелонов и автотранспорта; военная топография. Разведчиков также обучали, как правильно выбрать место работы и жилья, чтобы не быть обнаруженными советскими органами безопасности, как себя вести в случае задержания и поведению на допросе в органах НКВД[532].

Положительные результаты, достигнутые в ходе радиоигры с противником, а также честное поведение агентов Горчакова и Блохина были учтены при рассмотрении дела Особым совещанием при НКВД. 11 марта 1944 г., рассмотрев собранные материалы по обвинению Блохина «за изменническое поведение в плену», Особое совещание постановило направить его на два года в ИТЛ. 17 марта 1944 г. аналогичное решение было принято и в отношении радиста Горчакова. По данным оперативно-чекистского отдела Каргопольлага от 18 марта 1946 г., Горчаков и Блохин 21 июля 1945 г. из заключения были освобождены и убыли по месту жительства[533].

В ночь на 22 октября 1943 г. два агента Петрозаводской разведшколы — Осипов и Пахомов на моторной лодке были переброшены финнами в советский тыл, на восточный берег Повенецкого залива, там были пересажены в простую лодку и затем высажены на побережье.

Агент-радист Осипов, 1911 г. р., уроженец Львовской области, украинец, беспартийный, до призыва в Красную Армию работал в г. Бибоха калькулятором райпотребсоюза. В Красной Армии служил в артиллерийском полку. В сентябре 1941 г. на Карельском фронте попал в плен к финнам. Содержался в лагере военнопленных № 10, где был завербован финской разведкой и направлен на учебу в Петрозаводскую разведшколу, дислоцирующуюся в дер. Улялега. Обучался по программе агента-радиста.

Агент-разведчик Пахомов, 1919 г. р., уроженец Киевской области, украинец, член ВЛКСМ, до призыва в Красную Армию работал в колхозе. Службу проходил в 115-й стрелковой дивизии. В августе 1941 г. в районе Ладожского озера попал в плен к финнам. Содержался в лагере военнопленных № 14 в г. Сортавала, где был завербован финской разведкой и направлен в разведшколу дер. Улялега. Обучался по программе агента-разведчика[534].

Утром 22 октября 1943 г., не желая выполнять задания финнов, Осипов и Пахомов, договорившись о совместной явке с повинной в органы контрразведки, сдались встретившимся красноармейцам и были доставлены в УКР СМЕРШ Карельского фронта. Военные контрразведчики осуществили перевербовку финских агентов.

С целью дезинформации противника о движении военных транспортов к линии фронта по дороге Габсельга — Лобская, а также с целью вызова на нашу сторону другой агентуры противника по каналу проникновения разведчиков Осипова и Пахомова, с последующим их арестом, было принято решение включить рацию Осипова в радиоигру с противником. За время спецоперации, которая получила название «Южная-2», разведцентру финской военной разведки было передано шесть радиограмм, из них три — с военной дезинформацией.

Все тексты радиограмм с дезинформацией по «ВЧ»-связи передавались в Москву начальником УКР СМЕРШ Карельского фронта генерал-майором Сидневым и утверждались начальником ГУКР СМЕРШ НКО СССР комиссаром ГБ 2-го ранга В. С. Абакумовым. В подготовке дезинформационных сообщений непосредственное участие принимали сотрудники 3-го отдела ГУКР СМЕРШ Карельского фронта под руководством полковника В. Я. Барышникова[535].

Судьба перевербованных финских агентов Осипова и Пахомова сложилась драматично. 4 января 1944 г. использовавшийся в радиоигре агент-радист Осипов военным трибуналом Карельского фронта осужден к 15 годам ИТЛ с поражением в правах на пять лет; в тот же день агент-разведчик Пахомов был осужден к 10 годам ИТЛ. 16 мая 1944 г., отбывая наказание в лагере, агент Пахомов был осужден военным трибуналом войск НКВД КФССР по ст. 58–14 (контрреволюционный саботаж) УК РСФСР еще к 10 годам ИТЛ. Неотбытый срок по предыдущему приговору был присоединен к последнему. Содержался в Няндомской трудовой колонии (Архангельская область)[536].

Агенты Петрозаводской разведшколы Крюков (Василий Иванович Давыдов) и Сахаров (Евгений Васильевич Востряков) были выброшены на парашюте в 3 часа ночи 20 августа 1942 г. в 35 км западнее г. Беломорска. Из биографии Давыдова известно, что в 1932 г. он был осужден на 10 лет по закону от 7 августа 1932 г., после отбытия наказания работал на Сегежском бумкомбинате. В РККА призван 19 июля 1941 г., в плен к финнам попал 1 августа 1941 г. на Ребольском направлении Карельского фронта. Обучался в Петрозаводской разведывательной школе финской разведки с 15 июня по 15 августа 1942 г. под кличкой Крюков. Востряков, псевдоним Сахаров, уроженец с. Повенец Медвежьегорского района КФССР, был призван в РККА 14 июня 1941 г. Проходил службу в 337-м стрелковом полку, 9 сентября 1941 г. в районе Шуи (КФССР) был пленен финнами. Окончил курсы радистов Петрозаводской разведшколы.

Давыдову было дано задание: выявить, какие имеются штабы РККА и их размещение в районе г. Беломорска; в каких местах находятся госпитали и количество в них раненых; есть ли английские и американские войска в данном районе; моральное состояние командного и рядового состава РККА, местного населения; какие и где расположены наркоматы КФССР; обеспечение продовольствием местного населения; где установлены зенитные точки, аэродромы, количество и типы самолетов. Задание было рассчитано на 45 дней, информацию предлагалось передавать по рации и обратно возвращаться пешим ходом, перейдя линию фронта в районе с. Паданы. При приземлении разведчики потерялись.

Давыдов задания не выполнил, да и не имел намерения выполнить. Сам он позднее на допросах показал: «Мы с напарником условились, что как только мы приземлимся, то задание выполнять не будем, а пропьем деньги, полученные в разведке, а затем уже явимся в НКВД, что позже я и сделал»[537].

Однако Давыдов не сразу пошел сдаваться органам безопасности. 31 августа 1942 г. он выехал в Вологду искать своего напарника, где до 5 сентября жил в Доме крестьянина. В Вологде встретился с Востряковым, с которым 5 сентября выехал в Беломорск, где они пробыли до 10 сентября 1942 г. И только в этот день Давыдов сдался органам НКВД. По его данным был задержан его напарник — разведчик Востряков. Несмотря на то что Давыдов не сразу явился в советские органы безопасности и три недели провел на «свободе», он не был арестован, а с санкции 2-го Управления НКВД СССР был передан в Управление контрразведки СМЕРШ Карельского фронта для перевербовки и дальнейшего использования[538].

Что касается Вострякова, то его задание тоже было рассчитано на полтора месяца и заключалось в следующем: установить наличие войск в Вологде, Кирове, Котласе; движение железнодорожных составов в этом регионе СССР; моральное состояние местного населения. При себе он имел 4 тыс. рублей, воинское удостоверение, чистые банки командировочных удостоверении, восемь бланков продовольственных аттестатов. 19 августа Востряков прибыл в Вологду, остановился в Доме крестьянина, где познакомился с неким А. Г. Сорокиным, прибывшим из Волховстроя в командировку. По его предложению 21 августа они уехали в Горький, где остановились у жены Сорокина. Там они прожили до 31 августа, обратно в Вологду прибыли 2 сентября, а 3 сентября Востряков встретил в Вологде своего напарника Крюкова (Давыдова). Затем они выехали в Беломорск, где Востряков и был арестован 10 сентября на основе показаний Давыдова. На допросах Востряков заявил: «Я не собирался и не пытался собирать данные разведывательного характера, т. к. обратно к белофиннам возвращаться я не собирался. Как только я был сброшен с самолета, я сразу поставил перед собой задачу явиться в органы НКВД, но у меня были деньги и мне хотелось немного погулять, так как 10 месяцев я жил в худших условиях, чем в тюрьме»[539].

Следует отметить, что работа по перевербовке агентуры разведшкол противника особенно усилилась в 1943–1944 гг. Так, сотрудниками военной контрразведки в 1943 г. был арестован агент немецкой разведывательной школы в г. Рованиеми Гудок (Николай Андреевич Колесов). Он был перевербован и снова заброшен за линию фронта с целью еще более глубокого внедрения в немецкую разведшколу вместе с агентом Зориным (Михаил Васильевич Рожков), причем Гудок и Зорин не были расшифрованы друг перед другом.

Зорин вернулся на советскую территорию в июле 1943 г. вместе с пятью военнопленными, бежавшими из немецкого плена. У военных контрразведчиков возникли сомнения в правдивости его показаний. Он был помещен на конспиративную квартиру для проверки. К нему подселили советского агента Цветкова, который вошел в доверие к Зорину и раскрыл его как немецкого агента, завербованного немецкой разведшколой в Рованиеми. Зорин действовал не по легенде, а передал противнику всю информацию о своей подготовке в советской разведшколе, в том числе сдал и агента Гудка[540].

На войне учились обе стороны. С 1943 г. финская разведка стала организовывать «групповые побеги из плена советских военнопленных», внедряя в эти группы своих агентов. Иногда включали в «группы побега» нескольких агентов без их расшифровки друг перед другом. В июле 1943 г. из немецкого плена бежала группа военнопленных в составе пяти человек. Но в этой группе был зафронтовой агент УКР СМЕРШ Карельского фронта Ершов, который на допросе показал, что побег был инсценирован немецкой разведкой, создавшей условия для побега. В группу были включены немецкие агенты с целью внедрения в советские разведшколы.

Аресты агентов финской разведки, многие из которых сами добровольно являлись в органы безопасности, их перевербовка позволили карельской контрразведке уже к июлю 1943 г. получить информацию на 64 курсанта Петрозаводской разведшколы. Обобщив все полученные материалы, 2-й (контрразведывательный) отдел НКВД КФССР направил в адрес 2-го Управления НКГБ СССР «Справку о Петрозаводской разведшколе» (№ 2/5282). В этом документе на 13 листах была информация о Петрозаводской разведывательной школе: расположение школы; кадровый и преподавательский состав; программа учебы; способы переброски разведчиков, их снаряжение, способы и средства связи, сроки выполнения задания. И что самое важное — был приведен состав разведчиков (64 курсанта), из них на 31 курсанта имелись полные биографические данные, на 18 агентов имелась часть сведений (псевдонимы и часть биографических данных), на 12 человек информация отсутствовала.

Представляет интерес статистика агентуры, обучавшейся в Петрозаводской разведшколе. Национальный состав: финны-ингерманландцы (2), татары (2), тюрки (2), чеченцы (1), евреи (1), остальные — русские, белорусы, украинцы. Из 64 курсантов шесть родились в Карелии; кроме них еще четверо до войны проживали в КАССР. Восемь курсантов были офицерами; четверо имели высшее образование. Судимых — 12 человек.

Таким образом, к 27 июля 1943 г. НКГБ КФССР располагало обширной информацией о Петрозаводской разведывательной школе, вплоть до агентов, которых только готовили для заброски в советский тыл[541].

Впервые вопрос об уничтожении Петрозаводской школы финской разведки официально обсуждался в конце сентября 1942 г. Именно тогда 4-й отдел НКВД КФССР совместно с ЦК КП (б) КФССР разработал «План проведения специальных мероприятий по "Т" и "Д" (Т — террор, Д — диверсия. — С. В.) на временно оккупированной противником территории на период октябрь и ноябрь 1942 г.». Второй пункт плана предусматривал «Разгром школы разведчиков в г. Петрозаводске в районе лесного техникума». Для этого 4-й отдел к 15 октября 1942 г. планировал подготовить разведывательно-диверсионную группу численностью 25 бойцов для заброски их в тыл противника средствами Онежской флотилии. 27 сентября план был согласован с наркомом внутренних дел КФССР М. И. Баскаковым и 2 октября утвержден членом Военного совета Карельского фронта бригадным комиссаром Г. Куприяновым[542].

Однако по каким-то причинам план НКВД КФССР не был осуществлен. Можно предположить, что в дело вмешалась Москва, которая посчитала, что этот вопрос надо решать на более высоком уровне, и сама захотела принять участие в уничтожении разведшколы. На это обстоятельство указывают следующие события.

25 октября 1942 г. по указанию П. А. Судоплатова заместитель начальника 4-го Управления НКВД СССР ст. майор госбезопасности Н. И. Эйтингон запросил руководство НКВД КФССР в кратчайший срок выслать все материалы о финской разведывательной школе в г. Петрозаводске: численность и расположение охраны, план занятых школой зданий и план прилегающей местности, внутренний распорядок и режим постоянного и переменного состава[543]. После изучения полученных из КФССР документов с целью проведения операции по разгрому Петрозаводской разведшколы в конце 1942 г. в составе отдельного мотострелкового батальона особого назначения 4-го Управления НКВД СССР был сформирован спецотряд под названием «Суоми» (командир капитан П. Б. Борисов).

5 февраля 1943 г. П. А. Судоплатов отправил шифрограмму на имя наркома НКВД КФССР М. И. Баскакова, в которой говорилось: «Направляем Вам отряд капитана т. Борисова в составе 9 человек, которому поручено произвести отбор 60 бойцов из личного состава, находящегося в Вашем распоряжении спецотряда, для последующего зачисления в состав бригады особого назначения. Считаем целесообразным использовать его для проведения операции по разгрому финской школы разведчиков, находящейся в г. Петрозаводске. Прошу оказать необходимое содействие капитану Борисову в выполнении возложенных на него задач»[544].

Через несколько дней — 9 февраля 1943 г. начальник 4-го отдела НКВД КФССР ст. лейтенант госбезопасности Изотов докладывал Судоплатову: «Направляю Вам список бойцов, сформированного спецотряда в количестве 46 человек для зачисления в штат бригады. Прошу зачислить бойцов на все виды довольствия и выслать аттестат на указанное количество бойцов»[545]. В конце марта отряд был окончательно сформирован и передан в оперативное подчинение 4-му отделу НКВД КФССР и пополнен бойцами местного спецотряда.

Однако следует отметить, что окончательное формирование отряда затянулось на полгода, что было связано с доукомплектованием спецотряда бойцами местной специальной школы из числа советских финнов и карел, хорошо владеющих финским языком. С этой целью весной 1943 г. оперработники 4-го отдела НКВД КФССР выезжали в г. Челябинск для подбора кадров из молодых финнов, эвакуированных (фактически насильственно депортированных) из Карелии в 1941 г. (так называемые трудоармейцы), которых предполагалось использовать в составе специального отряда отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН) 4-го Управления НКВД СССР.

О боевых действиях отряда «Суоми», направленного Судоплатовым в Карелию для ликвидации Петрозаводской школы финской разведки, у карельских исследователей нет единого мнения. Так, С. С. Авдеев весьма невысоко оценивает результаты его деятельности. Он пишет: «Целью создания отряда было проведение специальных операций по финским разведорганам. Однако формирование отряда затянулось на полгода, его бойцы вместо боевой подготовки занимались строительством жилого дома НКВД в г. Беломорске и лишь в сентябре 1943 г. приняли участие в боевой операции, заминировав 5 км участка железной дороги в районе станции Илемсельга. В результате непродуманных вариантов отхода (рация не работала), при постоянном преследовании противником, преодолев пешим порядком в течение двух недель 360 км, отряд вышел в Беломорск»[546].

Несколько иную позицию занимает Э. П. Лайдинен. Он отмечает: «После формирования отряд Борисова дважды направлялся в тыл противника для проведения диверсий среди финских войск и оба раза успешно выполнил задания. Так, в сентябре 1943 г. бойцы спецотряда "Суоми" приняли участие в боевой операции, заминировав 5 км участка железной дороги в районе ст. Илемсельга (Кондопожский район)»[547].

Особо подчеркнем, что отряд «Суоми» так и не был использован по своему прямому назначению, определенному начальником 4-го Управления НКВД СССР П. А. Судоплатовым, — уничтожению Петрозаводской разведшколы и в ноябре 1943 г. был отозван в Москву[548]. Время для проведения операции было упущено. Более того, по мнению финляндских исследователей, к концу 1942 г. финская разведка получила данные о намерениях НКВД КФССР по уничтожению разведывательной школы и в марте 1943 г. Петрозаводская разведшкола из Петрозаводска была переведена в район озера Шотозера (Пряжинский район Карелии). Здесь она функционировала несколько месяцев и осенью 1943 г. была передислоцирована на территорию Финляндии в район Руоколахти[549].

Но не только Петрозаводская школа финской разведки была объектом пристального внимания советских органов безопасности. Рассматривалась возможность уничтожения финской разведывательной школы в Рованиеми и захвата «языка» из числа сотрудников школы. Для этого 27 августа 1942 г. в Финляндию в район Рованиеми на хутор Вессало была выброшена специальная группа «Марс» 4-го отдела НКГБ КФССР в количестве 19 человек под командованием Новоселова. Группа была экипирована в финскую форму, имела опыт боевых походов в тыл. Весь маршрут предполагалось преодолеть пешком. В группу был включен И. И. Аристов, бывший советский военнопленный, завербованный финской разведкой, проходивший подготовку в Вессола и переброшенный в тыл Красной Армии. Он был перевербован советской контрразведкой и как знавший местность и состав финского разведпункта включен в группу «Марс» в качестве проводника и наводчика. Однако 4 сентября группа вернулась обратно, не дойдя до места назначения и не выполнив задания[550].

Не удалась ликвидация и других разведшкол противника на Карельском фронте в период Великой Отечественной войны.

За то, что 4-му отделу НКВД-НКГБ КФССР в период войны не удалось добиться больших успехов и в ликвидации разведшкол противника, и в уничтожении высших должностных лиц финского оккупационного режима и их пособников, НКВД-НКГБ Карелии неоднократно подвергался критике со стороны 4-го Управления НКВД-НКГБ СССР. Так, на заключительном этапе военных действий, 23 июня 1944 г., П. А. Судоплатов и Б. А. Рыбкин в одном из документов в адрес министра государственной безопасности А. М. Кузнецова резко критикуют работу 4-го отдела НКГБ КФССР, указывая, в частности: «В работе отдела продолжают иметь ранее отмеченные нами недостатки (слабая работа по "Т", не ведется диверсионная работа)»[551].

Справедливости ради отметим, что не всегда эта критика из центра была обоснована. 4-е Управление НКВД-НКГБ СССР, ставя перед НКВД-НКГБ КФССР сложные задачи по проведению разведывательно-диверсионной деятельности в военный период, часто подходило к оккупированной территории Карелии так же, как и к другим временно оккупированным советским территориям (Белоруссия, Смоленская, Брянская и другие области). Однако финский оккупационный режим был даже более суровым, чем немецкий: практически все русское население было заключено в концентрационные или трудовые лагеря, а в деревнях оккупированной Карелии был установлен жесткий контроль за передвижением сельских жителей. Финские оккупационные власти принимали самые суровые меры к лицам, заподозренным в оказании помощи партизанам и разведчикам: их заключали в тюрьмы, судили и часто расстреливали прямо на глазах у односельчан. Все это не могло не сказываться на населении, оказавшемся на оккупированной финнами территории Карелии. Необходимо также учитывать, что на оккупированной финнами территории Карелии в 1941–1944 гг. находилось всего около 86 тыс. человек: в основном женщины, старики и дети, использование которых в оперативных целях было достаточно проблематично.

4.3. Преследование агентуры противника после завершения военных действий на Карельском фронте

Осенью 1944 г. закончились боевые действия между войсками СССР и Финляндии. Финляндия вышла из войны 19 сентября 1944 г. на основе советско-финляндского перемирия. Розыск агентуры и пособников противника начался сразу же после освобождения территории Карелии от финской оккупации и активизировался после прекращения военных действий. Он велся на всей территории страны, а иногда и за рубежом, и касался как агентов финских разведшкол, так и агентов разведрот 4-го разведбатальона.

Так, Управлением контрразведки СМЕРШ Карельского фронта было установлено, что в сентябре 1942 г. по решению командующего Военного управления Восточной Карелии (ВУВК) Котилайнена в г. Петрозаводске были организованы военные курсы шоферов. Как первая, так и вторая очередь этих курсов была укомплектована исключительно карелами, вепсами и ингерманландцами. В общей сложности с сентября 1942 г. по январь 1944 г. через военные курсы шоферов было пропущено около 120 человек (первая очередь обучалась с сентября 1942 г. по январь 1943 г., вторая — с августа 1943 г. по январь 1944 г.)[552].

В период обучения часть курсантов неоднократно использовалась финской контрразведкой в операциях против советских разведчиков, выбрасываемых в тыл финских войск. Так, в октябре 1943 г. 12 слушателей военных автокурсов под командованием ефрейтора финской армии Ахонена были направлены в район пос. Лососинное (25 км от Петрозаводска) для поимки выброшенных с самолета советских разведчиков. Остальные курсанты в том же месяце в течение пяти дней посылались в засады и секреты также с целью захвата советских разведчиков. Кроме того, часть курсантов конвоировала и охраняла заключенных советских граждан в финских концлагерях[553].

Советская контрразведка, проведя следствие сразу после освобождения Петрозаводска, также установила, что по окончании данных автокурсов их слушатели получили водительские права и работали в автороте штаба ВУВК на перевозках грузов и имущества, награбленного финнами в оккупированных районах КФССР. Для этого в Петрозаводске была создана Контора по сбору утиля и трофеев. Начальник этой конторы — лейтенант Юссила наряду с вывозом в Финляндию награбленного имущества занимался вербовкой агентов для диверсионных действий в тылу советских войск. Ему удалось завербовать часть лиц, ранее окончивших военные курсы шоферов, оставшихся проживать в Петрозаводске и прилегающих к нему районах, а затем призванных на службу в Красную Армию[554].

В числе агентов был В. М. Медведев, который с июля 1942 г. по август 1943 г. работал переводчиком в «Государственном сельскохозяйственном участке». Кроме выполнения своих непосредственных обязанностей, руководил провокаторской работой среди военнопленных, работавших при «участке», вербовал из их среды агентуру, по материалам которой был арестован ряд лиц. В допросах этих арестованных сам принимал участие. В сентябре 1943 г. Медведев поступил на автокурсы. По окончании их с января по июнь 1944 г. работал шофером автороты штаба ВУВК. В период нахождения на курсах принимал участие в операции по поимке советских разведчиков. В июне 1944 г. был завербован финской разведкой и получил задание остаться проживать в Петрозаводске и с приходом советских войск пробраться на службу в Красную Армию. Находясь в части, собирать данные о ее вооружении, командном составе, а также количестве вепсов, карел и ингерманландцев, призванных в эту часть. Кроме того, при первой возможности поджигать склады, хранилища с горючим и другие военные объекты. По прибытии части на фронт Медведев должен был перейти на финскую сторону[555].

Д. Н. Трифонов после окончания курсов шоферов работал в Конторе по сбору утиля и трофеев, был завербован ее начальником Юссила для диверсионной работы в тылу советских войск. Выполняя это задание финской разведки, Трифонов 24 июня 1944 г. взорвал мост через р. Кукковку, а также пытался минировать дороги в тылу наступавших частей Красной Армии[556].

И. В. Лиркин после учебы на курсах военных шоферов работал письмоносцем при Центральных авторемонтных мастерских Восточной Карелии. В январе 1943 г. был завербован начальником мастерских лейтенантом Янне для агентурной работы среди рабочих мастерских. С января по июнь 1944 г. Лиркин старательно выполнял обязанности агента, передавал на явках составленные им донесения о настроениях рабочих. За свою провокаторскую работу получал вознаграждение в размере 1200 финских марок ежемесячно. Накануне отступления финнов из Петрозаводска Лиркин по заданию лейтенанта Янне выехал в дер. Савилатчи (Савилатчу. — С. В.) для сбора сведений о наступающих советских войсках. Он частично выполнил задание финской разведки, собрав ряд сведений о численности проходивших советских войск. Но передать не мог, так как вскоре был призван в Красную Армию (в 172-й запасной стрелковый полк) и арестован[557].

Значительные усилия советской контрразведки после выхода Финляндии из войны направлялись на поиск и арест агентов 2-й разведроты 4-го разведбатальона отряда Куйсманена, действовавшей на оккупированной территории Карелии. Одним из первых в июле 1944 г. был арестован житель дер. Намоево Иван Степанович Михалкин, который поддерживал тесные контакты с Куйсманеном. Практически одновременно с ним была арестована и его дочь Анна Ивановна Михалкина. Ее обвинили в причастности к агентуре финской разведки и содержании конспиративной квартиры финской разведки[558].

Для уточнения личного состава и характера деятельности Косалмского разведывательного пункта 10 июня 1945 г. начальник государственной полиции Финляндии опросил майора Куйсманена[559].

Практически все советские военнопленные, служившие в отряде И. Куйсманена, выехали с личным составом разведывательного пункта в Финляндию, никто из них не хотел добровольно возвращаться в СССР. Финские власти и сотрудники военной разведки в благодарность за сотрудничество оказывали им всяческую помощь в получении гражданства и финских паспортов. Так, И. П. Гоц после перемирия принял финское гражданство и 10 месяцев жил с женой на ст. Волти. В ноябре 1944 г. ему выдали паспорт на имя Ииво Катала, паспорт помог получить капитан Мармо. В конце 1944 г. паспорта на имя финских граждан, вероятно и гражданство, получили некторые подчиненные Куйсманена: так, П. В. Гандзий стал Пааво Кайсаненом, С. И. Розевик — Рояла Симо, Н. Я. Кумбышев — Николаем Кумпуненом, С. Г. Гайнатуллин — Калле Кейноненом, Г. Семенец — Рику Синккиненом, Д. Смагин — Янне Салминеном, Н. И. Плуток — Ниило Лутсом[560].

Однако по требованию советской стороны финская полиция начала розыск и задержание финских разведчиков из числа советских военнопленных в Финляндии и затем их направление в СССР. Первая партия в количестве 12 человек была отправлена 20 июля 1945 г. из Финляндии в г. Выборг в принудительном порядке под строгим конвоем «как не желавших вернуться в СССР». В СССР следствие по ним вело 4-е отделение ОКР СМЕРШ 23-й армии[561]. Следствие велось ускоренными темпами, и уже 11 октября 1945 г. военный трибунал войск НКВД Ленинградского округа рассмотрел дело по обвинению… и приговорил их по статье 58-1б УК РСФСР (измена родине) к суровым срокам наказания[562]: И. П. Гоца и Н. Я. Кумбышева приговорили к 25 годам лишения свободы и пяти годам поражения в правах; И. П. Гандзия, И. Г. Филя, С. И. Розевика и И. Г. Товстика — к 20 годам лишения свободы и пяти годам поражения в правах[563].

Несколько позже были арестованы и осуждены к различным срокам заключения еще около 20 советских граждан, служивших в отряде майора Куйсманена, в их числе: С. Г. Гайнатуллин, И. Е. Иванов, Н. Л. Кузьмин (Кузьминов), Н. Николаев, Н. Г. Парфимович, Н. И. Плуток, Г. П. Семенец, С. И. Сироткин, Д. Смагин, Г. Соловенко, И. С. Яковец, А. Ясницкий. Были осуждены также две женщины, работавшие в отряде на подсобных работах: А. И. Михалкина и А. А. Мохова (девичья фамилия Сташкова).

Боясь преследования советских властей, из Финляндии в другие страны бежали многие члены отряда Куйсманена из числа бывших граждан СССР, тех, кто в 1930-е гг. ушли в Финляндию. Например, Тойво Васки, он же Тойво Матвеевич Васке, родился в 1918 г. в Тосненском районе Петроградской губернии, ингерманландец. До войны бежал в Финляндию. В период войны Финляндии против СССР с 11 апреля 1942 г. по июль 1944 г. служил младшим сержантом в отряде Куйсманена. Окончил школу парашютистов-разведчиков, работал на рации. Неоднократно забрасывался в тыл РККА с разведывательными заданиями. В 1942 г. участвовал в налете на госпиталь в Петровском Яме и в зверской расправе над ранеными красноармейцами и медиками. После советско-финляндского перемирия осенью 1944 г. бежал в Швецию[564].

Михаил (Микко) Иванович Пелле (Пюлля), родился в 1916 г. в дер. Старый Белоостров Петроградской губернии. В 1933 г. бежал в Финляндию. С 11 апреля 1942 г. по июнь 1944 г. служил прапорщиком во 2-й разведывательной роте. Окончил две разведшколы и спецшколу парашютистов. По заданию финских и немецких разведорганов неоднократно забрасывался в советский тыл, в том числе и в Ленинград, откуда передавал разведсведения по рации. За выполнение заданий награжден немецким железным крестом и финским крестом Маннергейма. После перемирия женился на дочери заместителя начальника военной разведки майора М. И. Котилайнена — Лене Котилайнен, которая в 1944 г. также была в отряде И. Куйсманена. В 1945 г. Пелле служил в финской пограничной охране и жил у тестя в Хельсинки. Позже с женой выехал в Швецию, а оттуда в Венесуэлу[565]. И таких примеров можно привести много.

Из Финляндии за границу, опасаясь преследования советских властей, бежали и многие разведчики из 3-й роты 4-го разведывательного батальона. Василий Еремеевич Богданов, 1912 г. р., уроженец с. Ухта, перешел на сторону финнов в августе 1942 г. Учился в Суомуссалминской разведшколе, неоднократно забрасывался в составе разведгрупп 3-й роты в тыл РККА. В 1945 г. перебрался в Швецию. Его земляк Ефим Маркович Нифантьев сдался финнам в сентябре 1941 г. и в составе 3-й роты неоднократно осуществлял разведходки в советский тыл. После выхода Финляндии из войны также бежал в Швецию. В эту же страну при содействии финской разведки после советско-финляндского перемирия 1944 г. бежали и другие разведчики 3-й роты: Эйно Иванович Каява, 1920 г. р., уроженец дер. Койвара Всеволожского района Ленинградской области; Тимофей Дмитриевич Ремшу, 1915 г. р., уроженец дер. Толлорека Калевальского района Карелии, и др.[566]

Проблема преследования советской контрразведкой финских разведчиков после окончания войны между СССР и Финляндией была затронута в монографии Э. Эльфвенгрена, М. Косонена и Э. Лайдинена «В тылу врага. Финская разведка в Советской Карелии в 1939–1944 гг.». Авторы пишут: «Тяжелая доля ожидала после окончания войны тех советских военнопленных, которые боролись в финских группах дальней разведки или участвовали в шпионской деятельности. Вероятно, большую их часть передали Советскому Союзу. Например, работавший в отделе Марттина в качестве дальнего разведчика ингерманландец Вейкко Пииранен, а в отделе Куйсманена при выполнении тех же заданий эстонский сержант Альфред Рандус были переданы СССР. Правда, некоторым — как, например, пришедшему в отдел Куйсманена преподавателю шведского языка Федору Песчаному — удалось, когда возникла угроза задержания, бежать в Швецию. Но, вероятно, большая часть людей, находившихся на службе в подразделениях финской разведки и исполнявших шпионские задания, а также их важных помощников была задержана советскими органами контрразведки. Советские органы контрразведки уже в годы войны-продолжения получали от задержанных финских шпионов и разведчиков ценные сведения о финской разведывательной деятельности против СССР. После окончания войны на допросах финских разведчиков, возвращенных из Финляндии в СССР или задержанных в самом Советском Союзе, советские контрразведчики получали новые дополнительные сведения об этой работе»[567].