Алекс воспринял тираду Борлик как должное. Было видно, что они давно знакомы:

– Ты опять за старое, папаша Вильк, – добродушно заворчал он. – Не волнуйся, не замучила. – Журналист бросил ручку, встал, потянулся и почесал свою грудь, обросшую спутанными, рыжими, как у викинга, волосами, которые топорщились из-под распахнутого ворота рубахи. У него был взгляд человека, который вполне был способен выпить стакан пива, купленного другим, а потом описать его в четырех разных материалах как бокал с двойным виски.

– Вы к нам надолго, господа? – обратился он к наёмникам. – Меньше слушайте этого старого пердуна, Виля. Скажу по секрету, он – браконьер. Снабжает хозяина нашего шалмана Гомеза свежей дичью. А ещё он обдурит любого туземного торговца, всучив ему нейлон вместо шёлка, а тушёнку вместо консервированной ветчины.

– Не любишь ты меня, Алекс, – произнёс Борлик, картинно протянув к нему руки. Журналист не понял шутки, и возмущённо уставился на торговца.

Тот как ни в чём не бывало продолжал. – Ты что не знаешь, чем я промышляю? Я прослышал, что сегодня должен прийти пароход из России…

– Не придёт, – перебил его захмелевший Земмлер. – Порт закрыт…

– Откуда Вы это знаете, – ухватился за его слова журналист.

– Знаю, и знаю. – продолжал брюзжать Курт. – Я много чего знаю!

– Мы тут по коммерческой части, – попытался перебить коллегу Жан-Батист. – Сегодня в обед приехали на машине. Привезли мужское бельё и обувь.

– Из Уарри? – не унимался Алекс.

– Его самого, – промямлил Курт.

– Вы что, начитались О’Генри? Кто здесь носит бельё или обувь? – едко заметил Борлик. – Даже солдаты здесь зачастую ходят босиком. Вот старожилы рассказывали, что в 1924 году туземные солдаты-аскари съели за один присест тысячу пар сапог.

– Да вы что? Не может быть! – картинно воскликнул Жан-Батист, пытаясь сменить тему разговора.

– А где вы останавливались в Уарри? – продолжал допытываться Алекс.

– Господа, ваше жаркое, – Гомез поставил на стол два прожаренных куска говядины, заправленных овощами и рисом. Не обращая внимания на собеседников, Курт и Жан набросились на еду. Это дало им возможность не отвечать на неудобный вопрос Алекса.

– Позвольте поинтересоваться, вы надолго в наши края? – после некоторой паузы повторил вопрос Гомез.

– Пока не знаю, это вряд ли, – начал было Курт и осёкся, когда Жан его незаметно ткнул в бок. В баре повисло молчание. С отсутствующим видом папаша Вильк, взяв в руки банку пива, подошёл к музыкальному автомату и, бросив монетку, стал выбирать мелодию. Алекс многозначительно молчал, а Гомез сделал вид, что протирает бокал.

После того как мелодия отыграла, пан Борлик стал вертеть рычаг настройки своего транзисторного приемника. Стул, на котором он сидел, каким-то чудом еще сохранил четыре ножки-обрубка, но шатался так, что, сидя на нем, нельзя было даже вытянуть ноги, так как в любую минуту можно было благополучно растянуться на полу. Сначала слышалось только шипение и какие-то неразборчивые восклицания, наконец, удалось поймать мрачную военную музыку. В приемнике послышался вдруг какой-то душераздирающий вопль, музыка пропала, и дальше слышалось лишь ровное гудение. Борлик попытался вновь поймать частоту, но с первого раза ничего не получилось. Желая разрядить обстановку, Гомез обнадёжил старика:

– Радио твое накрылось, но мальчик миссис Вонг тебе его живо починит. Кроме него, никто не сможет. – Несмотря на увещевания директора отеля, папаша Вильк продолжал крутить ручку настройки. Алекс пояснил:

– Ронни Вонг – один из двух настоящих радиомастеров в Кларенсе. Кстати, в этом кроется одна из тех причин, по которым Вонги пользуются здесь таким влиянием. Бакайя ни бельмеса не соображают в технике, так что Ронни является единственным местным наладчиком всякой аппаратуры. У него нет конкурентов.

Гомез кивнул, соглашаясь с журналиста:

– Он просто втыкает новые батарейки в транзисторы, заливает масло в пересохшие моторы и заклеивает проколы в колесах велосипедов. А иначе туземцы уже давно выкинули бы все на помойку.

– Понятно!

– Во второй раз мистер Вонг уже поступает хитрее, – продолжил свой рассказ Гомез. – Он говорит, что аппарат уже окончательно сломался. Туземец идет покупать новый велик или швейную машину, а Рон быстренько чинит сломанную вещь и перепродает ее другому.

– Можно сказать, что Ронни осуществляет круговорот хлама в природе! – папаша Вильк захохотал.

– Это интересно! – сказал Курт. – Сели батарейки в приемнике – тащи его на свалку, проколол шину – долой весь велосипед. Копи на новый! Я хочу здесь открыть бизнес! Дайте адрес этого виртуоза!

– Его найти проще простого! Отель «Насьональ» – вотчина мадам Вонг.

– У вас здесь есть конкуренты, Жюль? – вмешался в разговор Жан.

– Не совсем, не совсем… – угрюмо промычал директор отеля. – Всё здесь собственность народа…

– В «Насьонале» белые никогда не останавливаются, – вновь пояснил Алекс. – там место для арабов, греков и прочих цветных…

В этот момент Борлик наконец поймал по радио что-то членораздельное. Военный марш резко прервался. Стали раздаваться какие-то крики и свист, и вдруг объявили о выступлении доктора Окойе. Голос по радио звучал торжественно и мощно. Создавалось впечатление, будто он хотел уверить слушателей в том, что смотрит не на студийный микрофон, а на просторы земли обетованной. «Правосудие… Справедливость… Свобода… Храбрые борцы за свободу… Не могу игнорировать голос народа… Поэтому с готовностью иду на… ответственный шаг занятия поста президента… Временная жестокость до проведения демократических выборов… Социальные и экономические реформы…»

– Господи, обычная болтовня, – зевнул Борлик. Он выключил приемник, и туман обещаний, навеянный речью из радиоприёмника, стал потихоньку рассеиваться.

– Эй, ну ты, хорош! Я же слушаю! – запротестовал журналист. – Включи снова свою шарманку….

Жан воспользовался моментом и поманил Гомеза к стойке бара, показывая, что хочет расплатиться. Он невзначай подошёл к бильярдному столу и, осмотрев набор шаров, предложил сыграть в карамболь. Директор отеля был приятно удивлён: мало кто знал правила этой старой французской игры. После этого, войти в доверие к директору отеля было бы нетрудно. Ходе партии Жан невзначай упомянул старых друзей и товарищей, служивших ранее в Легионе, парашютных войсках или членов ОАС. Тем временем, размеренный, но взволнованный голос Окойе заполнял всё помещение бара. Он сообщил о том, что приближающееся воскресенье объявляется праздником. Сначала состоится религиозная церемония принесения небесам благодарения за избавление страны от кровавого президента Кимбы, а затем будет обильный и бесплатный пир из свинины и пива. Сразу после выборов новый президент будет навещать деревни. Каждый шаман получит великолепный красный телефонный аппарат из пластмассы, а староста деревни – наручные часы. Программу Комитета Национального Спасения Вы услышите позже!

– Толково, – ни с того, ни с его стал комментировать речь Окойе папаша Вильк. – Никто из туземцев даже не замечает парламент. Народные избранники сидят на Площади Победы с сережками в носах и ни черта не делают. Все решения на местах принимаются вождями и старостами, а они штампуют указы Кимбы, которые не имеют никакого отношения к племенной жизни. В том числе и решения, по которым положено голосовать. А на них, в свою очередь, влияют шаманы и знахари. Это я вам говорю, это уж вы будьте спокойны.

– Ради Господа Бога, заткнись! – взревел журналист. В эту самую минуту Окойе стал к сведению заморских слушателей повторять свое выступление на хорошем английском языке. Голос его звучал ровно и звучно.

– Сразу видно, профессионал, – произнёс журналист. – Где-то я слышал это имя…

– Моя очередь платить, – громко объявил папаша Вильк. – А теперь послушайте меня! Этот Окойе так себя ведет, как будто он бог. Смотрите. Сначала он объявляет о праздновании Дня Избавления, затем он поясняет, что посетит каждую деревню. Старейшинам, священникам и знахарям раздадут телефонные аппараты. Даже, если у него не будет настоящего аппарата, он воспользуется воображаемым.

– Для чего? – спросил Курт.

– Поболтать лишний раз с богом. Все негры считают, замечают, что белые обычно сначала посидят за этими штуками и только потом принимают решения, – пояснил Алекс. – Учение пророка Харриса. Был такой проповедник в предвоенные годы, либериец по происхождению. Полвека назад один из его последователей назад основал в Туреке свою миссию…

– После того, как его прогнали англичане и французы…

– Да, до этого он проповедовал на Золотом Береге, а затем – Береге Слоновой Кости, потом ещё где-то. Однако, только здесь в Зангаро учение Харриса обладает реальным влиянием.

– Не может быть?

– Может. Даже Кимба их опасался. У него здесь тысячи последователей среди бакайя. Особенно после того, как у них стали отбирать землю под какао…

– Несомненно миссия пророка Харриса – самый крупный землевладелец в долине Зангаро, – поддержал журналиста папаша Вильк. – Даже сейчас она неплохо зарабатывает на своих плантациях. В Туреке могущество миссии очень велико: одним из его вещественных воплощений является грузовик. Второй грузовик принадлежит торговой фирме, которую я представляю. На её номерном знаке стоит крупная двойка для того, чтобы жандармы не спутали…

– И как бакайя жили во времена протектората?

– Да просто. Переходили со своими тощими козами с место на место, сплетали из травы хижины. Работали на плантациях и лесоразработках.

– А что тут рубили?

– Я учёных названий не знаю. Раньше вывозили морейру, такулу, толу чёрную и белую, лимбу, кибабу и ундиануну, а менгаменга служила для постройки мостов. Рубить её – адский труд! Бакайя там дохли, как мухи…

– Они ни разу не выступали?

– Насколько я знаю, нет. Вот винду – другие!

– Какие?

– Они живут группами по десять-пятнадцать-двадцать семей, питаются, в основном, маниокой и дичью. Высушенное мясо они иногда продают. Если их кто-то примучивает, то они уходят в другое место. Выжигают кусок джунглей, строят сензалу и живут на пожоге до тех пор, пока он даёт урожай маниока и арахиса. Земли в джунглях много, но взять ее было непросто. Если сензала переселяется на новое место, то родственники со всей округи приходят на рубку и корчевку. После этого каждый из них может рассчитывать на помощь клана. Землю мотыжат у них бабы, а мужики ходят в лес.

– А что они там делают?

– Как что? Охотятся на дичь и себе подобных!

– Папаша Вильк у нас большой знаток местных нравов, – ехидно заметил Алекс. – Небось сам баловался человечинкой, а?

– Сам я, конечно, не ел, но как-то раз присутствовал на подобном мероприятии.

– Расскажи, – Курт поставил перед рассказчиком пиво, – мне интересно!

– Было это лет десять назад в деревне Таканга, что расположена в устье реки Зангаро. Я тогда бил дичь для лесозаготовительной концессии. Охота была удачной, и я договорился со старейшиной сензалы, что он даст мне носильщиков для переноски добычи. Прихожу я за ними и вижу: готовится какое-то празднество. При свете костра юные девушки сидят по краям центральной площадки и мажут маслом свои волосы, притворяясь, что не замечают сидящих напротив юношей. Те, в свою очередь, аккуратно разукрашивают свои лица желтой и белой глиной. Ну, думаю, праздник инициации, сейчас оторвусь. Подхожу к старейшине и знаками показываю, можно поприсутствовать. Тот как-то странно посмотрел на меня и кивнул. Сижу, наблюдаю: группа женщин выкопала неглубокую канаву в шесть футов длиной и заполнила её сухими дровами. Они разожгли огонь в этой канаве и набросали камни размером с кулак. Тут я увидел этого бедолагу. Не знаю где они его взяли, но он был явно не из местных. Его полностью обнажили и связали, а потом осторожно завернули в банановые листья. Не могу точно сказать был он жив или мёртв, но, точно, не шевелился. Когда от костра остались красные угли, одна из женщин распорола тело от груди до низа живота. Другая с помощью деревянных щипцов набила тело горячими камнями из костра. Пламя почти угасло, на костер сверху положили большие камни и крупные банановые листья; поверх всего положили тело. Оно было обложено горячими камнями, затем труп забросали землей. Женщины превратили все кострище в аккуратный холмик. Тут юноши начали своеобразный танец, а женщины вернулись к кострищу, земляной холм на котором набух и поднялся. На поверхности появились маленькие трещинки; дразнящие, наполняющие рот слюной запахи носились в воздухе.

– Ну ты горазд рассказывать! Тебе бы книги писать про Африку, – воскликнул Алекс.

– А может и напишу, – огрызнулся Вильк и продолжил. – Тут женщины присели и стали разгребать землю. Они пели веселые песни, аккуратно вынимая тело. Оно не было обгоревшим или поджаренным, так как готовилось в собственном соку и в процессе приготовления не претерпело изменений. Думаю, родичи смогли бы легко опознать этого беднягу. Я видел карие глаза мертвеца: они были тусклыми и широко раскрытыми. После того, как его разделали перед вождём положили традиционную долю – правую руку. Потом началось пиршество…

– Бррр! И ты не донёс властям?

– А зачем? Они всё равно ничего не сделают, а мне это только повредит в отношениях с туземцами. Я ведь бью дичь в Таканге почти каждый год.

– А что тут водится из живности? – спросил Курт.

– Крокодилы, боа, дикобразы, слоны, кабаны, леопарды, дикие ослы, козы, гориллы…

– А, правда, что местные девушки живут с гориллами? – спросил Алекс.

– В окрестностях Таканги живёт три семьи горилл. Так вот, молодёжь из деревни ходит с ними драться. Сам видел. Эти животные честны в бою: они не трогают лежачих. Но если она упала, то и ты её не трогай!

– Так как насчёт девушек?

– Не знаю. Я только видел, как связанную гориллу притащили в сензалу. Вождь сказал, что юноши захватили её, чтобы вызвать восхищение у девушек.

– А что было потом?

– А ничего. Девушки пришли, посмотрели на неё, потом её развязали и отпустили на волю…

Пока папаша Вильк травил байки, Гомез и Лангаротти разыграли вторую партию в бильярд. В ходе неё они разговорились и нашли нескольких общих знакомых по Алжиру. Партию прервал вызов рации: Шеннон сообщал, что подъезжает к Кларенсу. Лангаротти с большим сожалением прервал игру. Размякшие от обильной еды и пива наёмники в сопровождении Гомеза вышли на веранду. Солнце клонилось к горизонту, жара спадала. Патрик и его люди тоже не теряли время даром. Они расположились на веранде и потребляли помбе и арахис в огромных количествах. Гомез подозрительно косился на них, но Жан пресёк его сомнения, протянув ещё две тысячных купюры:

– Мы должны идти, но обязательно вернёмся. Заверни-ка пару бутербродов с для нашего шефа.

– Минутку, – Гомез скрылся в подсобке и вынес оттуда корзинку, набитую разной всячиной. – Вот! Я уже приготовил.

– Спасибо, пока!

– До встречи! Ова!

Бодрым шагом наёмники вернулись во дворец, где их уже поджидал разъяренный Шеннон.


ВЕЧЕР


Доктор Вайянт Окойе не впервые выступал по радио. В 1967 году он предложил свои профессиональные услуги правительству Биафры и получил чин майора медицинской службы. Однако, вскоре его таланты потребовались на информационном фронте и вскоре он получил один из ведущих постов в руководстве БОФФ – Организации борцов за свободу Биафры.

– Дорогие соотечественники,– вещал он. – Коммунистический режим Жана Кимбы пал, а кровавый диктатор убит. Страну возглавит Комитет Национального Спасения Зангаро, представляющий все народы Зангаро. Сегодня 13 июля 197… года я приступаю к исполнению обязанностей президента согласно конституции Зангаро и на основании полномочий, предоставленных мне вице-президентом Алом Шинрой. Я заверяю, что в течение двух месяцев Комитет Национального Спасения передаст власть законно выбранным парламенту и президенту. В связи с полномочиями, предоставленными мне объявляю о том, что:

первое, на территории Республики восстанавливаются все гражданские права и свободы,

второе, все сторонники коммунистического режима Кимбы, перешедшие на сторону Комитета Национального Спасения до 14 июля в 16:00, получат амнистию;

третье, немедленно распускаются следующие военные формирования Республики: президентская гвардия, секретная полиция и армия;

четвертое, все национализированные без должной компенсации объекты собственности будут возвращены прежним владельцам;

пятое, все жандармы, уволенные в запас, в течение недели должны явиться в органы Комитета Национального Спасения;

шестое, иностранцам и беженцам, проживающим на территории страны более года, предоставляется гражданство:

седьмое, защиту республики впредь будут осуществлять корпус жандармов и гражданская полиция;

восьмое, все лица не состоящие на службе республики должны немедленно сдать боевое огнестрельное оружие, – закончил он.

Новый глава Зангаро повторил своё выступление на трёх языках: сакайя, французском и английском, с каждым разом увеличивая масштаб обещаний. Конец выступления услышал Шеннон, возвращавшийся с границы. Последний пункт декларации вызвал у него недоумение. Он прибавил скорости и подъехал ко дворцу.

Сквозь широко раскрытые ворота угрюмые, оборванные зангарские солдаты выносили пестрые узлы. Вокруг стояли автоматчики. Их поспешно складывали на широкую и длинную платформу, прицепленную к оранжевому трактору. Затем какой-то офицер махнул рукой, трактор загудел и поехал. Люди побрели следом за ним. Их сопровождали автоматчики во главе с командиром. Шеннон узнал в нём одного из подчинённых доктора:

– Избавляетесь от покойников Слит?

– Да, мсье, – он неловко попытался отдать честь.

– Куда их?

– На кладбище…

Пропустив трактор и сопровождавших его людей, Шеннон въехал во двор Резиденции. Каково было его удивление, когда он не обнаружил своих компаньонов на месте. Наёмник пытался выяснить где они у Тимоти, но тот только пожимал плечами. Барти был более разговорчив: он рассказал, что его компаньоны скоро будут. Действительно, они появились во дворе резиденции несколько минут спустя: оба компаньона в светлых костюмах в сопровождении пары автоматчиков в камуфляже.

– Где вас черти носят, – прикрикнул на них Шеннон. – Я вас обыскался.

– Ходили пообедать…– с вызовом произнёс Курт. – Мы своё дело сделали…

– Вы что с ума сошли! Вы же нас засветите! – Шеннон увлёк коллег в здание.

– Не бойся, командир! Мы шифровались. Да и Гомез нас не выдаст – наш человек, – начал оправдываться Жан-Батист, когда они расселись на кухне. – Разве мы не закончили наши дела здесь?

– Я – нет! Вы после сегодняшнего – да!

Лангаротти стал выкладывать на стол бутерброды с ветчиной и сыром, которые прихватил у Гомеза. Шеннон непроизвольно взял один из них и стал жевать.

– Шеф! Ты же сам сказал, что в случае успеха нам полагается премия в полкуска в баксах, – начал Курт. – Ты что кинул заказчика?

– Деньги – здесь не главное, – перебил Земмлера Лангаротти, выставляя на стол упаковку пива. – Кот объяснись…

– Ребята! – Кот вскрыл банку пива. – Чтобы вы знали, мы сработали в пользу генерала Оджукву. Он платить нам не сможет, но я остаюсь. Вы же получите всё, что я обещал. Родственники Дюпре и Вламинка – тоже. Сейчас тут такое начнётся…

– Почему ты мне ничего не сказал! Я же тебе жизнь спас! – Жан-Батист укоризненно посмотрел на командира.

– А зачем? Вы вряд ли тут засидитесь – местным властям Вам платить нечем.

– Не понимаю тебя, Кот! Хоронить себя здесь, в этой дыре? Война в Африке идёт повсюду. Работа нам всегда найдётся. Зачем ты остаёшься здесь?

– Я сыт по горло войной после Биафры. Здесь у меня есть возможность прекратить бойню и что-то исправить в этой жизни, – Шеннон осушил банку пива и потянулся ко второму бутерброду.

– Кот в чём-то прав, – раздумчиво произнёс протрезвевший Земмлер. – Нам здесь не заплатят. Извини шеф, я не готов работать на идею. Но если надо я тебе помогу…

– А кто сказал, что им нечем платить. Мы тут нашли казначейство Кимбы, – потянул Жан.

– Извините ребята! Я не хочу грабить эту богом забытую страну и вам не дам, поэтому улетайте отсюда первым самолётом.

– А «Тоскана»?

– Она ещё послужит Зангаро некоторое время.

– Может мы тоже на что сгодимся до отъезда? – произнёс Жан. – Ведь деньги – не главное, правда Курт. – Его товарищ согласно кивнул.

– Вам вряд ли много заплатят… Лучше я похлопочу о премии от правительства, – Шеннон доел третий бутерброд.

– Замётано, шеф!

– Тогда докладывайте обстановку.

– Я – первый, – произнёс Курт. – Радио в порядке. С Вальденбергом связи пока нет. Русскому теплоходу дал от ворот поворот. Санди и прочие раненые отправлены в госпиталь. Им обеспечат надлежащий уход. Всё!

– Кратко и ясно! – к Шеннону вернулось хорошее настроение. – А почему ты решил, что в госпитале тебя послушают?

– Я там разместил пост из трёх наших солдат.

– Понятно. Что у тебя, Жан-Батист?

– Посчитал оружие в винном погребе: вот список. Добавь к ним четыре единицы автоматического оружия, взятых в аэропорту: «скорпионы», «гевер» и «солотурн». Судя по маркировке, их делали чехи на экспорт. – Он протянул командиру листок. – Нашёл там тайник: в нём ящик с золотом и кое-какие финансовые документы.

– Какие?

– Вот они, – Лангаротти протянул папку с золотым тиснением Шеннону и продолжил. – Патронов, годных к употреблению, набралось всего два ящика. Выстрелов к русскому лёгкому миномёту осталось штук пять. Вообще у нас оказался большой расход боеприпасов.

– Этого следовало ожидать.

– Все трофеи разобрали, – продолжал корсиканец,– к обоим восьмисантиметровым миномётам, взятым в аэропорту, не хватает опорных плит, десяток-другой трофейных винтовок в хорошем состоянии, кое-что из остального требует ремонта, остальное – хлам.

– А что представляет собой этот металлолом?

– Я же не оружейник. Починить винтовку могу, разобрать-собрать автомат или пулемёт – тоже, а вот так всё скопом – нет! Там на месяц нудной работы: надо перебрать несколько сотен ржавых винтовок …

– …?

– Тут нужен Горан, чтобы оценить их состояние. А он сейчас на «Тоскане». Лично мне кажется, что её разорвёт при первом выстреле…

– Кот, я тоже не хочу я возиться с железками! – присоединился к Жану Курт. – Давай мы лучше займёмся боевой подготовкой. Большинство этих горе вояк с трудом различают ствол и приклад! Патрик, Джинджи и остальные вряд ли сами управятся.

– Замётано. До ухода «Тосканы» в Европу вы будете взяты на оклад инструкторов. Долларов по двести в неделю я вам гарантирую. Вам надо будет за неделю сколотить отряд для операций в джунглях и обучить остальных как обращаться с оружием.

– Это мне больше по душе, чем считать железки вместе с Барти, – довольно ухмыльнулся корсиканец.

А теперь за дело! Земмлер иди в радиорубку, обеспечь мне связь с Вальденбергом, а ты Жан отвечаешь за безопасность дворца. Бутерброды и пиво я возьму с собой наверх. Сейчас там начнётся первое заседание Комитета.

– Кот, подожди, – Лангаротти передал командиру красную папку и вкратце пересказал разговор в отеле.

– Спасибо, Жан!

Шеннон вошёл в зал заседаний. Пятеро членов Комитета уже сидели за столом, ожидая доктора Окойе. Пятеро колоритных африканцев сидели по обе стороны стола и представляли собой две противоположные стороны, два конкурирующих племени. В свое время все они были членами колониальной ассамблеи и в совокупности представляли восемьдесят три общины страны. Каждый из пяти делегатов являлся доверенным лицом племенной верхушки. Им не хватало образования, но в природной хитрости и смекалке им отказать было нельзя. По правую сторону стола сидели главы племени винду Адам Пир и Калин Верд. Формально они представляли самую большую часть настроения страны, живущих за Хрустальными Горами. Практически не могли контролировать даже за десятую часть из жителей Загорья, но этого было достаточно, чтобы их включить в Комитет. Прямо напротив них на другой стороне стола расположились вожди бакайя: Робер Кауна, Сэй Вашни и Айказ Фернандес. Кауна, маленький, тёмно-шоколадный человечек с густой седой бородой был абсолютно лыс. Он представлял сплочённый, но немногочисленный клан, проживавший на севере Зангаро и, как говорили, юге Гвиании. Вашни, возглавлявший береговых бакайя, сидел и загадочно улыбался. Айказ Фернандес был главой миссии, носил сан епископа и будто-бы представлял всех бакайя-христиан. Вождь или старейшина – это громкое слово, с которым у туземцев обычно ассоциируются представления о людях, окруженных ореолом реального либо призрачного величия. Те вожди, которых встречал Шеннон во время своей службы в Конго и Биафре, не вязались с традиционными для европейца представлениями. Это был обычно худой, изнурённый тяжким земледельческим трудом старик, внешне не отличимый от односельчан. Однако, те явственно ощущали невидимый барьер, между собою и главой деревни. Авторитетом вождя никто не смел пренебречь. Этот авторитет, как вскоре Шеннон узнал, питался многими корнями. Как правило, старшина деревни был потомком основателя деревни, того, кто когда-то первым пришел на эти земли, возделал его и собрал урожай. Таким образом, глава деревни устанавливал с землей неразрывную, вечно живую связь, от поддержания которой зависело процветание нового поселения. Духи умерших требовательны. В потустороннем мире они хотели жить столь же сытно и богато, как в родной деревне, и готовы были возмутиться малейшим проявлением невнимания. Их гнев мог быть опасен, и его боялись. Никто не был в состоянии лучше следить за нерушимостью этой связи, чем прямые потомки первооснователя селения. Считалось, что они находятся в беспрерывном общении со всеми предками своей общины. Авторитет рода был основой власти старейшины. Сильный, процветающий союз сородичей легко удерживал влияние на деревенские дела в своих руках, но, когда его ослабляли эпидемии, внутренние раздоры, войны, разорение, соперники поднимали голову. Возможность продвинуть на видный пост своего выдвиженца сулила заманчивые выгоды. Ведь именно вождь от имени всей общины приносил жертвы во время эпидемии, засухи или затяжных дождей: резал кур, закалывал коз или баранов. Найти человека, способного вызвать всеобщее уважение, было далеко не простым делом. От будущего вождя требовались острое чувство справедливости, врожденная доброжелательность и мудрость. Родовой совет иногда заседал неделями, чтобы выбрать достойного человека. Глава общины был быть не только хорошим воином и рачительным хозяином, но и дипломатом: временами ему приходится вступать в споры с соседями из-за земли или по другим поводам. Высокое умение требовалось также для приема наезжающих из города и часто вороватых чиновников. К власти нельзя допускать человека, который мог бы сломать уклад деревни своей жадностью, невоздержанностью, пристрастностью, нетерпимостью, легкомыслием или вздорностью своих решений. По мере того как деревня разрасталась, вокруг вождя складывался совет, в котором были представлены все группы кровных родственников, все большие семьи общины, возглавляемые старейшинами. В своих скитаниях по Африке Шеннон не раз видел, как они собирались в тени раскидистого дерева, часто называемого «деревом совета». Вечером, когда спадал зной, они сидели на невысоком помосте часами обсуждали дела общины: перераспределение земли, раскладку налогов, время проведения общественных работ, организацию общинных праздников и ритуальных церемоний, конфликты. Вынесенное ими после неторопливого обмена мнениями решение принималось всеми крестьянами как закон. Такая же картина наблюдалась и на уровне племени. В прочности корней, питавших власть деревенских вождей, не раз убеждались колониальные администраторы. Они, естественно, пытались всюду насаждать «доверенных» лиц и часто ставили их над деревнями, не считаясь с местными традициями. В результате возникало странное положение, когда подлинный глава общины прятался за спиной колониального ставленника. Первый не смел открыто проявлять свой авторитет, тогда как второй ничего не мог шага ступить без его поддержки. Такое положение сохранялось годами, но постепенно менялось. Рядом со старыми фигурами вождя, знахаря, кузнеца, ткача даже в самых глухих деревнях появились новые – мелкого чиновника священника, солдата, учителя, торговца, врача, шофера… Над ними не довлел авторитет общины, их не сковывала ни власть традиции, ни мнение окружающих. Будучи людьми более или менее образованными, с богатым жизненным опытом, они отвергали многие деревенские суеверия, сопротивлялись гипнозу страха перед миром духов природы и миром мертвых. Именно на эти слои опирался Кимба при захвате власти. И именно поэтому Бенъярду удалось найти аргументы, чтобы убедить наиболее авторитетных вождей обеих племён войти в состав Комитета Национального Спасения. Одним из немаловажных факторов было вековое соперничество между племенами.

Немного замешкавшись, Шеннон подсел к вождям винду, которых легко определил по специфическому внешнему виду. Он инстинктивно почувствовал, как присутствующие в комнате вожди излучают подозрительность, недоверие и антипатию, превышающие уважение к нему в десятки раз. Как только командир наёмников удобно устроился в своём кресле, дверь президентского кабинета раскрылась и в Зал Совещаний вошёл доктор Окойе. Его сопровождали лейтенанты Бенъард и Пренк. Они расположились по обе стороны от председательского кресла. Окойе поприветствовал собравшихся, как старых знакомых, обмениваясь с ними рукопожатиями и кивками.

– Позвольте представить господа, – произнёс доктор, – мои помощники: лейтенанты Генри Бенъард и Кзур Пренк. Господин Шеннон также будет временно участвовать в нашей работе на равных правах. Два наших члена, Хаджи Мишел и Дако Саранда, находится в Туреке с особым поручением, – доктор многозначительно улыбнулся. – Они вскоре присоединиться к нам. Как вы все знаете, один из них представляет речных бакайя, а второй – винду. Первое заседание Комитета Национального Спасения объявляю открытым. Мы должны представить всему миру только один прямой путь прогресса и процветания, по которому он поведёт тысячи слабых и растерянных жителей Зангаро. Слово предоставляю господину Бенъарду, который славно потрудился, чтобы нас всех собрать вместе.

Шеннон стал наблюдать за выступающим, стараясь понять его мотивы:

– Господа! Ваше присутствие на этом заседании означает, что Вы в полной мере осознаёте свою роль и готовы принять ответственность за нашу страну. В наши с Вами планы входит сохранение порядка и восстановление демократии. Первое будет сделано путём реорганизации государственного аппарата и формированием сил безопасности, а второе – проведением всеобщих выборов. Будут ли вопросы?

– Насколько наш Комитет является законным? – задал главный вопрос Калин Верд, сидевший сбоку от Шеннона.

– Я получил письменные полномочия от вице-президента Шинру, – жёстко произнёс Окойе и положил на стол измятый листок.

В общей атмосфере заседания витал дух сомнения, и доктор чувствовал это.

– А где он сам? – поинтересовался Вашни.

– Погиб! – ответил за Окойе Пренк. – Несчастный случай!

– Жаль! Я его хорошо знал, – произнёс Верд.

– Туда ему и дорога,– перебил его Кауна.

– Будем ли менять Конституцию? – будто невзначай спросил Фернандес.

– Нет, коллеги! Я считаю, что при получении независимости Зангаро получила современную систему законов.

– Но, уважаемый доктор, наша система – копия Пятой Республики. Именно это позволило Кимбе узурпировать власть! – возразил Кауна.

– Он захватил власть, опираясь на насилие. Кстати во многом виноваты мы сами, поскольку пытались внедрять демократию среди жителей каменного века…

– Вы обижаете мой народ, – вскочил с места Верд.

– Не кипятитесь, вождь, – осадил его Окойе. – Никто Вас не оскорбляет. Мы никоим образом не хотим ущемлять права винду. Реформы в африканских странах никогда не приводили к стабильности. Стоит только начать – и пойдет цепная реакция…

– Как Вам видится структура переходного правительства, доктор? Мы тоже войдём в него? – после долгой паузы задал свой вопрос Адам Пир.

– Я предлагаю составить в Государственный Совет из шести человек. До всеобщих выборов они будут помогать мне управлять Зангаро. Наш Комитет же будем издавать декреты, назначать или менять членов правительства, контролировать их работу. Я хочу запретить членам Комитета занимать какие-либо должности в Госсовете.

– Кому тогда Вы поручите управлять страной? – нервно спросил Верд.

– Я хочу привлечь к нашей работе четырёх специалистов в области юриспруденции, экономики и международных дел. Они прибудут в Зангаро в ближайшие дни. Кроме них в госсовет войдут присутствующие здесь господа Пренк и Бенъард.

– В таком случае,– в разговор вступил Вашни, – они должны будут выйти из состава нашего Комитета. И вообще, почему мы должны включать в наш Совет иноземцев. Пусть себе работают…

– У нас в Зангаро можно проехать многие километры, не увидев даже клочка возделанной земли, – наставительным тоном произнёс доктор Окойе. – По обе стороны Равнинной Дороги тянутся то джунгли, то мангры. Чтобы расчистить участок под плантацию кофе или шоколадного дерева, крестьянину приходилось много работать. Конечно, если семья большая, то это можно запросто сделать. Другое дело, когда рабочих рук недостаточно. Раньше, когда среди бакайя были сильны общинные традиции, земледельцы часто обращались за помощью к молодежи. Теперь ее труд стоит дорого и приходится искать наемных рабочих. Эта роскошь доступна очень немногим. В последние годы колонии власти ввозили работников из Либерии, Нигерии и Гвиании. Именно они строили мосты и дороги, строили порт и закладывали плантации. Я считаю, что они имеют право быть представленными в нашем Совете!

Монсеньор Фернандес согласно закивал головой, но Вашни всё не унимался:

– Председатель, дайте нам честное слово, что Пренк и Бенъард будут выведены из Совета!

– Обещаю, – миролюбиво произнёс Окойе, – что найду им достойную замену. Наш Комитет будет сохранять паритет: по четыре представителя от каждого племени…

Тут все бакайя в такт закивали головами, в то время как винду нахмурились. Это не ускользнуло от внимания Шеннона.

– А теперь о нашем военном положении нам доложит полковник Шеннон, наш главный военный специалист, – уходя от скользкой темы, доктор передал слово истинному творцу революции в Зангаро.

– Господа! Не буду вас обнадёживать, но наше военное положение не блестяще. Пока нам не удалось набрать нужное число людей для защиты нашей революции, – пафосно начал Шеннон. – В настоящий момент располагаем очень ограниченным числом бойцов. Один наши пост выдвинут на северную границу. В Кларенсе мы охраняем дворец, госпиталь Площадь Победы и полицейские казармы. Здесь у нас находится два десятка бойцов, ещё десять охраняют аэродром. Кроме того, мы можем рассчитывать на нескольких полицейских и ополченцев, – Кот посмотрел на Пренка. Тот согласно кивнул. – Оружия хватает для того, чтобы оснастить вдвое больше людей, чем мы имеем на сегодня. Мой коллега сейчас готовит мобильный отряд, который сможет начать действовать в Стране Кайя, но нам не хватает транспорта. Однако, это не самое главное. Наши отряды в подавляющем большинстве состоят из лиц, которые не имеют элементарного представления о военной дисциплине и этике. Для того, чтобы исправить этот недостаток требуется время, много времени, – Шеннон умолк.

– Какова вероятность реставрации прежнего режима? – задал всех интересующий вопрос Вашни.

– Сторонники Кимбы сейчас дезорганизованы, но мне известно о бегстве нескольких министров. Они могут организоваться и доставить нам кучу хлопот. Кроме того, группа отборных солдат режима ушла в джунгли. Насчёт численности сказать ничего не могу, но не думаю, что их больше полусотни. Согласно моим сведениям, они неплохо вооружены. – Шеннон протянул Вашни страницу машинописную страницу, полученную от Курта.

– Что это? – вождь нахмурил свои густые брови и стал вертеть лист бумаги в руках, силясь разобрать. На его лоснящемся лбу выступила испарина от умственного напряжения. – Я не понимаю эти буквы, – наконец, он сдался он и протянул лист Фернандесу. Тот покачал головой и вернул лист Шеннону.

– Позвольте я переведу. Это – список оружия школы курсантов, которая почти в полном составе отступила в джунгли, – пояснил Шеннон, поглядывая на листок. – Он составлен на русском. Внимание присутствующих! В списке упомянуты ППШ – две штуки: это пистолеты-пулемёты, один РПД – это ручной пулемёт, десять «калашниковых», пять снайперских винтовок и три самозарядных карабина СКС. Кроме оружия в списке есть перечень гранат разных систем, медикаменты, штык-ножи и гранаты. Всё это оружие лучше того, что имеем мы…

– Насколько это опасно? Где они? Сколько их? Кто командует? – на главаря наёмников с разных сторон посыпались вопросы.

– Кларенсу противник не угрожает, но что предпримет неизвестно. Сейчас он должен находиться где-то в районе развилки дорог. Куда они оттуда двинутся, один Бог ведает. По нашим данным, курсантами командует военный советник: кубинец или русский. Кроме того, по моим расчётам, в провинции находилось до полутора сотен солдат прежнего режима, не считая сотрудников тайной полиции.

Закончив свой доклад, он посмотрел на Бенъярда. Тот отвёл взгляд в сторону и произнёс:

– Действительно, людей не хватает. Поэтому я предлагаю объединить силы безопасности и полицию, создав жандармерию.

– Угрожает ли нам вторжение извне? – поинтересовался Вашни.

– Думаю, что нет, – безапелляционно заявил Бенъард. – Кимба был настолько одиозен, что даже русские за него не вступятся открыто.

– Я Вас правильно понял, что их интервенции нам боятся не следует?

Бенъярд утвердительно кивнул.

– Давайте решим этот вопрос в рабочем порядке, – вмешался в разговор доктор Окойе, опережая очередной вопрос Шеннона. – Вторым после безопасности является финансовый вопрос. Насколько я знаю, Вам удалось найти казну узурпатора, полковник?

– Да.

– В казне обнаружено три тысячи сто девяносто золотых монет, пятнадцать тысяч долларов и восемь тысяч швейцарских франков банкнотами. В пересчёте на французские франки это составит четыреста тридцать пять тысяч, – произнёс Бенъард.

– В долларах это будет около …– Адам Пир закатил глаза, что-то считая.

– Восьмидесяти пяти тысяч! Но это не всё. Найдены данные о счетах за границей, – Шеннон эффектно бросил на стол красную папку. -¸Здесь страховой полис на два миллиона французских франков, оформленный на торговый дом Аграта…

Члены Комитета резко оживились и стали переглядываться. Не обращая внимания на комиссаров, Шеннон продолжал:

– Этого республике не хватит даже до конца года. Безопасность требует денег! Чтобы удержать правительство надо искать дополнительные источники средств. Вы же не хотите, чтобы солдаты стали грабить магазины. Кроме того, я считаю, что документы надо отдать Агратам или их наследникам.

– Краеугольный камень нашей политической программы – закон! – подвёл итог Окойе. – Пусть у нас будет меньше чиновников и солдат, но они должны быть честными. С каждым его словом глаза присутствующих тускнели, а лица принимали каменное выражение. Только Фернандес согласно кивал головой.

– Как Вы себе это представляете, доктор? – спросил Шеннон. – Для честности нужна уйма денег. Где вы думаете их взять?

– Заседание объявляю закрытым! – Окойе ушёл от ответа на вопрос. – Всем надо отдохнуть. Господа, жду вас завтра в десять утра. Нам нужно определить первоочередные задачи правительства, – доктор Окойе встал. – Лейтенант Бенъард, обеспечьте ночлег нашим друзьям издалека. Карло, – за всё время он впервые фамильярно обратился к Шеннону, – пройдите в мой кабинет!

Глава республики Зангаро и его военный советник уединились в кабинете. Сев друг против друга, они долго молчали. Первым нарушил тишину Окойе:

– Вы зря подняли вопрос о средствах, Карло. Наши коллеги, очень меркантильны…

– Но где вы собираетесь взять деньги?

– А Хрустальные Горы? Вы же сами мне рассказали об них, Карло.

– Для разработки их недр потребуются месяцы, а то и годы…

– Ваша правда! Я думаю, что мы сможем продержаться.

– Скажу откровенно, Вайянт, я буду с тобой до конца, но мои люди должны через неделю-другую покинуть Кларенс.

– Почему.

– Рано или поздно они проболтаются.

– Я понимаю. Может их стимулировать?

– Не поможет. Они же нормальные люди: пьют, едят, спят. Болтанут лишнего кому-нибудь из местных. Те донесут в посольство, неважно в какое, и твое правительство окажется в международной изоляции. А если сюда переберётся Оджукву?

– Согласен, нехорошо может получиться. Когда ты их отправишь в Европу?

– Пока не знаю. Пусть пару недель поработают инструкторами – будут натаскивать твоих людей.

– Хорошо.

– Я обещал им по двести фунтов в неделю.

– Мы, естественно, заплатим. Что конкретно они будут делать?

– Учить солдат.

– Солдат? – Окойе встрепенулся и с чувством произнёс. – Нет, Зангаро солдаты не нужны. Жандармов!

– Понял. Хотя мне это не нравиться. Я привлеку экипаж «Тосканы» для приведения в порядок оружия и техники. Хочу привлечь местных тоже. Мне назвали имя некоего Рона Вонга. Он, говорят неплохой специалист.

– Карло, действуй как знаешь. Когда сформируем правительство, я тебе дам пост начальника жандармерии. Подбери дельных помощников. Мы тебе дадим право назначения офицеров.

– Я не уверен, что это будет правильно…

– Но у меня же под рукой нет других профессиональных военных. Разве что Бенъард и Пренк? – размышлял доктор вслух. – Они мне нужны в правительстве…

– Вайянт! Подумай ещё раз, взвесь все за и против! В конце концов мы здесь делаем общее дело. Давай выпьем за генерала Оджукву! – Шеннон достал фляжку с виски и сделал глоток.

– За него! – доктор сделал неопределённый жест рукой и едва приложился к горлышку. – Иди, отдохни. Сегодня был длинный день…

– Да, длинный, но мы победили!

– Победили!

Едва Шеннон вышел из кабинета Окойе в коридор, его окликнул лейтенант Бенъярд.

– Я лично подобрал Вам помещение во дворце. Прошу следовать за мной!

– А где господа Земмлер и Лангаротти?

– Они будут отдыхать в соседнем. Вам показать?

– Да, пожалуй, и неплохо было бы перекусить.

– К сожалению, с этим у нас туговато, но что-нибудь найду.

– Не беспокойтесь! Я полагаю, что в отеле меня покормят ужином. Ак размещены мои люди?

– Они размещены рядом с Вами. К сожалению, им досталась одна комната на двоих. Впрочем, как и мне… Санитарный узел общий, он расположен в конце коридора.

– А, – потянул Кот, – так мы соседи.

– Да!

– Пригласите, пожалуйста, моих людей, – сказал Шеннон, когда лейтенант отворил дверь в комнату.

– Всех?

– Всех!

– Слушаюсь!

Шеннон оглядел свою комнату. По своим размерам она была вполне сопоставима с тюремной камерой. Слева от него с потолка свешивалась разодранная сетка от мошкары. Прямо под ней располагался железный остов кровати, стоявший на голых досках пола. Матрас был свёрнут рулоном и лежал в изножье. Напротив стоял низенький стол, а над ним висела одинокая лампа под металлическим абажуром. На столе стоял графин, два гранёных стакана. Над ними на стене висел аппарат внутренней связи. Стена справа от него вся ощетинилась неровным рядом крючков для одежды. На них висели две или три белые нейлоновые рубашки, принадлежавшие прежнему хозяину. Два колченогих стула, разделённые тумбочкой, стояли прямо под ними. В одном из её ящиков лежали пачка чая с изображением слона и кипятильник, а в другом – бельё и несколько пар носков, а в самом нижнем – початая бутылка русской водки. На её красно-белой этикетке латинскими буквами было написано «Stolichnaya”. По-видимому, они были забыты прежним обитателем комнаты. Двустворчатое окно на противоположной от входа стене было забрано железной решёткой. Его прикрывал тюлевый занавес, провисший на металлической струне под собственной тяжестью. Рядом с окном помещался умывальник, а на нем – кувшин и белая фаянсовая чашка. Под умывальником, рядом с ночным горшком, лежали личные вещи Шеннона. Он сел на один из стульев, который каким-то чудом еще сохранил четыре ножки-обрубка. Он шатался так, что, сидя на нем, нельзя было даже вытянуть ноги, так как в любую минуту можно было благополучно растянуться на полу.

– Да ты устроился как король,– из-за спины раздался голос Курта. – Мы с Жаном и наши ребята получили такие же апартаменты, но только на двоих. Ты как хочешь, а я завтра переберусь в отель. В конце концов мой контракт окончен.

– Я договорился о найме вас с Жаном в качестве военных инструкторов для жандармерии.

– Каковы условия?

– Срок – две недели. Оплата в твёрдой валюте – по тысяче франков в неделю.

– Французских?

– Швейцарских. Или ты предпочитаешь доллары?

– Я согласен. Не бросать же тебя одного. Кого и сколько готовить?

– Человек пятьдесят или сто…

– Ну на неделю работы: строевая и стрелковая подготовка, тактика и первая медицинская помощь. Но жить в этих кельях я не намерен.

– Завтра я решу эту проблему… Скажи, удалось ли связаться с «Тосканой»?

– Да! Вальденберг увёл «Тоскану» в Уарри.

– Почему? Кто это ему разрешил? Не похоже, чтобы он испугался…

– Тут всё просто. После второго запроса «Комарова» Карл посчитал подозрительным оставаться на рейде. Кроме того, Горан представил ему целый список всякой ерунды, которую надо приобрести для ремонта автопарка. Поэтому «Тоскана» на глазах русских развернулась и пошла на север. Сейчас она стоит на рейде Уарри. Завтра они закупятся и к вечеру будут обратно.

– А что они собираются купить?

– Как что покрышки, припой, сварочный аппарат с баллонами, разные там инструменты, болты, гайки…

– Вот что! Свяжись немедленно с Вальденбергом и сообщи ему, чтобы принял на борт пассажиров. Они прибудут в Уарри завтра. Пароль «Кот на крыше». Вот их имена, – Шеннон быстро набросал на листке бумаги четыре фамилии. Пусть ещё приобретёт сотню или сколько найдёт обмундирования. Всё равно какого лишь бы одинакового. Ещё нужны бельё и обувь. Пусть берёт всё, что сможет найти. Как будет готов, пусть доложит…

– Хорошо, босс! – Курт бегом направился на радиостанцию.

Шеннон едва успел расстелить матрас и развесить москитную сетку, как к нему в дверь постучал Лангаротти. За ним теснились чернокожие наёмники.

– Какие будут распоряжения шеф? – произнёс корсиканец.

– Я хочу жрать и спать, – последовал ответ.

– Босс, тут насчёт пожрать только тыквенная каша, галеты и клёцки, – уныло произнёс Жан. – На завтра обещают рис с кокосовой подливой, говяжьи консервы и фуфу…

– Да, небогатый выбор!

– Может рванём в отель, а? Нас там ждут. Деньги у меня есть. – Жан достал из кармана внушительную пачку местных франков. – Возьмём синий форд или автобус…

– А кого оставим охранять дворец?

– Тут вроде как Бенъард за коменданта.

– Нет. Надо кого-то из своих.

– Ребята, бросайте жребий – один из вас останеся дежурить, – обратился Жан к своим чернокожим соратникам. – Живо! Патрик не в счёт!

Они бросили жребий: не повезло (или повезло) Тимоти.

– Барти! Дуй за Куртом! Тимоти, вот тебе уоки-токи, в случае чего – вызывай. От погреба не отходить! Мы вернёмся через два часа…

– Так точно, сэр! – козырнул Тимоти.

– Отлично! – произнёс Шеннон. – Жан! Как насчёт цивильного для меня?

– Без вопросов, босс. Сейчас подберу. – Минут через пятнадцать Лангаротти вернулся с целым ворохом одежды. Худощавому Шеннону подошёл лёгкий костюм шоколадного цвета, кремовая рубашка и лёгкие тряпичные туфли.

– Автомат я всё-таки возьму, – сказал он, засовывая за пояс трофейный «макаров». – Барти отнеси его в автобус, да закинь туда пару- тройку обойм. На всякий случай!

– Есть сэр!

Лангаротти уже сидел за рулём автобуса, когда к ним присоединился Курт:

– Я говорил с Вальденбергом. Он всё понял, – бодро сказал он. – «Тоскана» нам радирует сразу после выхода из Уарри. Карл не хочет привлекать лишнего внимания у портовых служб. У Джинджи пока всё спокойно. Кстати, во втором ангаре он нашёл опорные плиты для русских миномётов. Они оказались завалены обломками…

– Молодцы!

– Вперёд! – скомандовал Шеннон, и автобус тронулся. Через пять минут он остановился на стоянке отеля. Несмотря тревожное положение веранда отеля была заполнена клиентами. Это было единственное приличное место в столице, куда вечерами приходила разномастная публика выпить пива, потанцевать, послушать музыку и обменяться городскими сплетнями. Старый кондиционер гнал теплый воздух в зал, где три парочки целомудренно танцевали медленный фокстрот.

– Не хотелось бы привлекать лишнего внимания, – произнёс Шеннон. – Жан, пройди через боковой вход и найди для нас местечко поукромнее.

– Не волнуйся, босс. Мы уже оставили здесь за сегодня недельный заработок местных бедолаг. Мой друг Жюль будет рад нас принять в расширенном составе. – Лангаротти легко взбежал по лестнице на веранду и скрылся внутри. Через несколько минут он вновь появился и призывно помахал рукой. Четверо наёмников последовали его приглашению. Чтобы не тревожить публику, автоматы были разряжены и упакованы в мешок, который нёс Барти. Толпой они поднялись на веранду по боковой лестнице и прошли мимо барной стойки к лестнице, ведущей наверх. Здесь гостей встретил Гомез:

– Мистер Браун, если не ошибаюсь? – он вопросительно посмотрел на Шеннона.

– Ты узнал меня, Жюль? – вежливо ответил Шеннон. – Мы же на «ты». Зови меня ппока о-прежнему – Кейт.

– Я очень рад нашей встрече! Особенно в этих условиях, – Гомез многозначительно замолчал.

– Я устал и голоден, – ответил Шеннон. Директор отеля понимающее кивнул. – Хочу немного отдохнуть и расслабиться.

– Сейчас организую, Кейт.

– У Вас сегодня много народа в баре?

– На удивление! Не ожидал, что они осмелятся сюда прийти. Есть даже несколько посольских. Все спешат обменяться слухами и новостями о докторе Окойе…

– Постарайтесь сделать так, чтобы нам никто не мешал. Очень тебя прошу. Хочется нормально поесть, не привлекая внимания.

– Сейчас распоряжусь. Ты, наверное, хочешь коктейль? – Он звонко хлопнул в ладоши. – Фред! Подай сюда мартини!

Откуда-то сзади него появился миловидный туземец с явной примесью азиатской крови. Он был одет в полотняые туфли, а из одежды имел на себе рубашку и короткие белые шорты. Вслед за ним вышла его точная копия.

– Фредди и Жорж – двойняшки. Они уже месяц работают у меня в качестве портье и бармена, – пояснил Гомез. – Сегодня Фредди будет полностью в вашем распоряжении, господа.

– Где ты их откопал, мон шер, – спросил Лангаротти. В предвкушении хорошей попойки он даже на время забыл про свой нож.

– О у них очень печальная история – от них отказались родственники.

– Такие красивые ребята. Они что-нибудь натворили?

– Может, решили отменить вендетту?

– Если бы. Просто родились в один день.

– Что в этом такого? – спросил опоздавший к началу разговора Земмлер.

– Господа, в Зангаро рождение близнецов всегда считалось большим несчастьем. Местные колдуны считают, что у отца может быть только один ребёнок!

– А второй тогда откуда? Подкидыш, что ли?

– Вроде того! Считается, что отцом второго является добрый или злой дух, который хочет овладеть джу-джу рода и привести его к процветанию или гибели!

– Фифти-фивфти, – засмеялся Земмлер, – Я бы сыграл. Здесь шансов немного больше, чем в рулетке.

– Так что же с ними произошло, – Шеннон решил разузнать историю близнецов до конца. Гомез достал четыре бокала и плеснул на дно каждого джина. Заметив это, Земмлер одобрительно хрюкнул.

– По приметам, известным лишь одним деревенским колдунам, можно отличить злого подселенца от доброго. У этих мальчиков оказались неблагоприятные предзнаменования…

– Ну и что с ними сделали соседи? Оскопили? – стал терять терпение немец.

– Вообще-то их мать отводят в лес и привязывают к дереву, оставляя на голодную смерть, а детей бросают в корзине у её ног…

– Жёстоко.

– Это разве не считается убийством, – спросил Шеннон, рассматривавший двух почти одинаковых юношей.

– Нет. Существует особый ритуал очищения, о котором оповещают заранее все окрестные сензалы.

– А что церковь? Куда она смотрит? – спросил корсиканец, котором утоже надоела эта история. Он демонстративно стал наматывать ремень на руку, готовясь достать свой нож.

– Немало десятелитей миссионеры отправляются в леса, пытаясь спасти жертв этого дикого суеверия.

– Так их спасли миссионеры, – загремел Земмлер. – Хоть одно хорошее дело сделали.

– Не так всё просто. Сензал никогда не примет их обратно, а над их матерью висит проклятие деревни.

– То ест её могут попытаться убить?

– Да, особенно в том случае, если род испытывает серьёзные проблемы. Поэтому близнецов, как правило, содержат в приюте, а мать отправляют подальше от родных мест.

– Печальная история, – скорчил рожу Земмлер. – Однако я проголодался.

– Сейчас Вас отведут в наверх. Там есть отдельное помещение.

– Эй, Жорж, отведи гостей наверх.

Следуя за ним, наёмники поднялись наверх и оказались в небольшом зале, заставленном темной и изящно изукрашенной резными узорами викторианской мебелью. Она живо контрастировала с пустотой нижнего зала бара. Жорж рассадил гостей за двумя столиками, на одном из которых стоял антикварный телефонный аппарат, инкрустированный слоновой костью.

– Отсюда можно звонить, мсье, – важно произнёс он и удалился. Тут в комнату вошёл Фредди. Он принёс мартини и разложил перед всеми меню. Пока Шеннон его изучал, все молчали. Земмлер и Лангаротти уже имели представление о местной кухне, Барти и Патрик пялились по сторонам – они впервые оказались в подобной обстановке. Кот поднял взгляд на своих товарищей и подбодрил их:

– Привыкайте! – чернокожие благодарно посмотрели на него.

– Берите пиво и говядину, – подсказал им Земмлер. – Не ошибётесь!

Среди европейцев, живущих и работающих в Африке еще с колониальных времен, было распространено великое множество расистских предубеждений. На этой почве выросли целые теории. Шеннон придерживался одной из них, считая, что существует разница между складом мышления белых и негров. Суть теории состояла в том, что европейцам присущ аналитический, склонный к систематизации и абстракциям склад ума, тогда как негры живут образами и с особой полнотой проявляет себя в сфере искусств и на войне. Поэтому он был твёрдо убеждён, что его чернокожие соратники будут хорошими солдатами только тогда, когда ими будет руководить компетентный белый офицер. Эту мысль ему впервые подал Штайнер во время войны в Биафре. Личный опыт Кота будто бы подтверждал это, и он старался привить эту мысль своим компаньонам. С удовольствием жуя хорошо прожаренный антрекот, истинный вождь революции в Зангаро исподволь наблюдал за своими коллегами.

– Фредди, принеси-ка нам что-нибудь покрепче мартини, – громко произнёс Земмлер.

– Арак, месье? Ром?

– Неужели здесь нет ничего получше?

– Береговой джин?

– Какой, какой? Опять местное дерьмо? – возмутился Курт по-английски.

– Но, сэр, – Фред неожиданно проявил знание второго языка. – Так здесь называют розовый джин.

– Опять коктейль! Есть что-нибудь типа водки или виски?

– Только гаванский ром.

– Тащи его сюда.

– Сколько сэр?

– Всю бутылку.

Шеннон решил не вмешиваться в действия Земмлера, прекрасно понимая состояние товарища по оружию. Он бы и сам хотел напиться, но, учитывая обстоятельства не мог себе это позволить. После того, как Лангаротти заказал себе третий «береговой», а африканцы – арак, он решил вмешаться:

– Ребята, прекращайте, всем завтра на службу.

Неожиданно дверь в столовую распахнулась и вошёл священник. Шеннон сразу его узнал: четыре месяца назад тот подвозил его до отеля. Он осенил сидящих крестным знамением и нисколько не смущаясь объявил:

– Мсье! Я требую, чтобы вы немедленно вернули автобус миссии. Он по утрам развозит школьников миссии.

Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестьдесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.

– А ты кто такой? – пьяно спросил его Земмлер.

– Курт, постой! Я сам с ним поговорю, – оборвал немца Шеннон. – Святой отец! Вы меня узнаёте?

– Здесь мало белых, сын мой, – последовал ответ. – Конечно! Наша мать-церковь содержит школу-интернат уже шестьдесят пять лет. В ней работают французские монахини, которые приезжают сюда на всю жизнь. Старшей из них больше восьмидесяти лет, она ни разу не покидала страну с тех пор, как приехала в девятнадцатилетнем возрасте. Они очень стараются, чтобы их просветительская деятельность давала желаемый результат.

– Заверяю Вас, что автобус в целости и сохранности будет стоять завтра на том месте, где находился.

– Лучше отгоните его к церкви, сын мой! Завтра приходите к окончанию утренней мессы, там и и поговорим, – многозначительно сказал священник и, осенив всех крестом удалился.

– Что это было? – спросил Жан-Батист.

– Явление духовной власти, – съязвил Курт, допивая очередной стакан с ромом. – С меня сегодня хватит и приключений, и выпивки.

Не успел он закончить, как на лестнице вновь раздались шаги. Увидев в проёме фигуру, Жан насторожился, но затем расслабился.

– А инспектор! Какими судьбами? Проходи! Садись!

– Это местный флик Хорас, – шепнул корсиканец. – Вроде он на нашей стороне…

– Мсье Хорас! – Шеннон протянул руку полицейскому.

– Мсье Шеннон!

– Позвольте представить: мсье Земмлер, лейтенант Рольт. Чем обязан?

– Прошу прощения за вторжение, но я узнал, что вы здесь ужинаете и решил зайти. Надеюсь, что у вас тут всё в порядке?

– Да, в лучшем виде,– промямлил Земмлер. – Дело в том, что Жюль, старый знакомец нашего командира.

– Ах вот как? Кейт Браун?

– Вы прекрасно осведомлены. Выпьете с нами?

– Не откажусь! Жан, с тобой хочет поговорить Алекс. Он там внизу…

– А, щелкопёр, что ему там надо? – проворчал Земмлер. – Не нравится мне этот писака…

– По-видимому, информация, – ответил инспектор. – Лучше ему что-то дать, чем он напридумывает своего…

Шеннон на короткое время задумался и решил:

– Жан! Возьми Барти и спустись вниз. Пусть даст интервью. Ты – только переводчик.

Жан и оба африканца направились к выходу. В комнате на какое-то мгновение зависла тишина.

– Что хотел наш святоша?

– Чтобы мы вернули школьный автобус, – ответил Земмлер.

– Ага! Я так и думал, что он под каким-нибудь предлогом захочет установить контакт с Вами.

– А что тут такого. Духовная власть должна знать возможности светской. Лучше расскажите мне о школе миссии.

– Туда берут девочек пяти лет из обеспеченных семей. Они остаются там до четырнадцати. Родители обязуются всецело доверить дочерей попечению монахинь и видеться со своими детьми не чаще нескольких раз в год; зато миссия берет на себя все расходы по содержанию воспитанниц. Недавно я по долгу службы посетил интернат. В нем числятся восемьдесят три ученицы, преимущественно в младших классах. Им преподавали французский язык, домоводство, закон божий, рукоделие, пение, очень отрывочно историю. Современные педагогические приемы сюда еще не дошли, обычно монахиня читает вслух, а дети хором вторят ей. Они с поразительной скоростью выпаливают молитвы, спряжения, пословицы, имена королей, псалмы, ничего во всем этом не смысля.

– Значит ли это, что обучение никуда не годиться?

– Естественно. Как только четырнадцатилетние девочки выходят из школы, в их жизни тотчас наступает коренная перемена. Бывшие затворницы познают полную свободу. Их родители, как здесь принято, совершенно не интересуются, чем занимаются дети; к тому же девочка в четырнадцать лет здесь считается взрослой, способной жить самостоятельно. Вот почему воспитанницы, покинув интернат, предаются веселью и забавам. Потом наступает пора замужества, и все, чему их учили в школе, быстро забывается. Через несколько лет остается разве что умение шить.

– Местные женщины способны без конца шить пестрые платья,– неожиданно выпалил Барти. – Я знаю!

Хорас поглядел на него с удивлением и продолжил:

– Школа по сути дела никак не влияет на нравы и их жизненный уровень. Одна из главных причин этого – оторванность школы от внешнего мира, а также отсутствие интерната для мальчиков. Кроме того, не нужно быть слишком придирчивым человеком, чтобы усомниться в правильности методики, которую избрала миссия. Не лучше ли обучать детей нужным профессиям, давая одновременно необходимые теоретические познания в области биологии, зоологии, ухода за больными, мореходства? Увы, главная обязанность миссии – спасение душ: об этом напомнила мне начальница интерната, когда я попытался поделиться с ней этими соображениями. Все прочее – постольку, поскольку…

– Так почему же Кимба не закрыл эту школу? Он же был социалист и вроде как враг религии!

– Вы забыли про дотации и различные благотворительные акции, которые проводит церковь. Без них жить здесь было трудно…

Хорас допил свой ром и встал:

– Не хочу Вам мешать после тяжёлого дня, позвольте откланяться, – сказал на прощанье. Шеннон устало кивнул:

– Надеюсь нам удастся с Вами ещё встретиться и поговорить…

– Эта полицейская ищейка, сама вежливость! – зло проговорил немец, когда дверь за полицейским закрылась.

– А, по-моему, этот флик – очень неплохой человек, – задумчиво сказал Кот. Дверь открылась и вошёл Жан и бодро доложил:

– Алекс получил свою дозу информации. Сейчас угощает нашего бойца. Однако его волнует другое?

– Что?

– Как передать репортаж в газеты. Связи то нет!

– Пусть пробует сам через миссию или какое-нибудь посольство!

– Они ему отказали. Шеф! Надо помочь!

– Сам понимаю. Значит так. Пусть завтра передаст лейтенанту Бенъарду свой репортаж. Мы его отправим через дворцовую радиостанцию. Заодно и проверим его на вшивость…

– Хорошо, шеф. Пойду обрадую его!

– Постой! Что ты думаешь об инспекторе?

– Он мне помогал на площади и, вообще, первый раз вижу приличного флика.

– Не знаю, как насчёт честности, но смекалки ему не занимать, – подытожил Шеннон. – Земмлер, давай собираться! Не забудь жратву для Тимоти и Патрика!

– Шеф! Мы с Жаном поселимся в отеле, – безапелляционно заявил Курт, спускаясь по лестнице в общий зал. – Хочется пожить в нормальных условиях! Помыться, побриться, выспаться…

– Не вижу препятствий! Имей ввиду, что если будете платить Жюлю по тарифу первого класса, то получишь отвратительную колониальную кухню, – виндзорский суп, пережаренный бифштекса в подливке, овощи, вываренные до полной потери вкуса, и рисовый пудинг…

– Учту, шеф.

– Завтра быть во дворце к половине десятого! Я постараюсь прислать за вами машину.

– Не беспокойся, – последовал ответ Жана. – Сами доберёмся. У Жюля есть старая «Минерва». Мы её арендуем…

– Ну тогда подхватите меня у церкви часиков так в девять.

– Замётано, шеф.

– Не зависайте в баре надолго. Завтра утром у нас будет много рутинной работы…

Шеннон спустился по лестнице. Его сопровождал Барти, который тащил его мешок с оружием. Патрик, оберегая раненую руку, шёл следом. Увидев Фреда, выносящего с кухни судки с едой, Кот кивнул в его сторону:

– Ребята, помогите ему.

Оставшись в одиночестве на веранде, наёмник курил, думая о неожиданном визите священника, журналисте и необычном поведении флика. Дверь в бар была распахнута, и Шеннон хорошо слышал, как Лангаротти расплачивается с Гомезом, как подымается в свой номер сильно подвыпивший Курт. Когда всё затихло он впервые за много дней остался в одиночестве. Мягкая свежесть морского бриза и осознание удачно исполненного дела, придавали особое очарование каждой минуте этого вечера. Вместе с тем было грустно. Грустно от того, что больше такой бой никогда не повторится, что он никогда больше не поговорит с Жанни или Большим Марком, не услышит песен Джонни…

– С возвращением, Кейт, – из-за спины раздался голос Гомеза. – Я уже тогда был уверен, что ты вернёшься, и не один. Мне надо с тобой поговорить?

– Извини, Жюль, не сегодня. Я слишком устал. Размести моих друзей у себя, они хорошо заплатят. Только не пытайся им всучить свой «континентальный завтрак» – я из предупредил. Ты же знаешь, где меня искать?

– Обижаешь, Кейт. Бонифаций мне доложил о тебе и твоих парнях ещё в полдень. Может остановишься у меня? Ведь ты не тот человек, который занимает президентские покои в чёрной стране. Я прав?

Шеннон устало кивнул:

– Пожалуй, я завтра тоже переберусь в «Индепенденс». Только утрясу дела во дворце. Тогда и поговорим…

– Хорошо!

– Расскажи, что ты знаешь об Аграте?

– Это длинная история. Покойный Авит когда-то мне помог устроиться в Зангаро. Его единственным наследником является младший брат Габриэль. Он женат на француженке и живёт в Париже, на Авеню Клебер. Лет пять назад я был у него…

– Расскажешь?

– Да, но не сейчас. Это длинная история, а у меня сегодня полно клиентов. Хорошо Фредди и Жорж помогают.

– Отличные ребята.

– Понравились.

– Да. Как ты их откопал в монастырском приюте? Туда же нет доступа посторонним!

– Не откопал, а забрал.

– Так ты их…– стал догадываться Шеннон.

– Отчим, – подсказал ему Гомез. – Я официально женился на их матери два года назад.

– А кольцо не носишь?

– В Зангаро очень опасно носить золото, даже если это обручальное кольцо.

– Надеюсь, скоро всё изменится.

– Я тоже.

Собеседники замолкли, наслаждаясь тишиной. Вдруг на лужайке перед отелем появился Барти и сделал знак рукой. Это означало всё готово к отъезду. Шеннон помахал ему в ответ, а затем пожал руку Гомезу:

– Меня ждут!

– Меня тоже, – последовало крепкое рукопожатие. – Так до завтра?

Шеннон улыбнулся и посмотрел на часы: они показывали четверть первого:

– До сегодня.

Насвистывая «Испанский Гарлем», командир наёмников спустился на парковку и сел за руль. Автобус тихо выехал со стоянки отеля, на которой одиноко стоял новенький фольксваген с флажком ФРГ. Кот кожей чувствовал, как из окон за ним следят десятки глаз: одни – с надеждой, другие – с любопытством, а третьи – с ненавистью. Автобус быстро доехал до дворца, где их встретил Бенъярд.

– Инструкторы желают жить в отеле, – сообщил ему Шеннон. – Завтра я переберусь туда тоже. Их комнату дайте Тимоти, а в мою поселишь Барти. Кстати, тебя завтра разыщет журналист по имени Алекс. Пусть перешлёт свой репортаж через дворцовую радиостанцию. Текст перед этим покажи господину Земмлеру.

– Хорошо, полковник. Если Вы не против, Я доложу об этом доктору.

– Валяй! – Шеннон пошёл в свою комнату. Достав бутылку водки из тумбочки, он сделал один большой глоток и, скинув одежду, завалился спать. Он даже не услышал, как в его комнату вошёл Бенъард и, покачав головой, потушил лампочку и завесил его кровать москитной сеткой и закрыл ставни.

ГЛАВА II. ЖАРКИЙ ИЮЛЬ В ЗАНГАРО


ТРИНАДЦАТОЕ


Саймон Эндин проснулся среди ночи. Трудно было понять, который час: ему всё чудилось, что вот-вот начнётся рассвет. Наверное, потому, что в его комнату иногда пробивался через жалюзи луч маяка. Он взглянул на часы: только пять утра – уже недолго до рассвета. Может быть, ещё выпить? Саймон налил себе виски, взял что-то с подноса с давно остывшим ужином, снова прилег, заставляя себя остаться в постели еще ненадолго. Через полчаса он опять встал, подошел к окну и увидел в доме на противоположной стороне странные тени, перемещающиеся за матовым темно-желтым стеклом. Бликам света начал вторить пес, протяжный вой которого попадал в такт их движениям. Стараясь обратить на себя внимание, он выл все жалостнее и жалостнее. Казалось, пес призывает кого-то: то ли не известных ему гостей за окном, то ли живущих на верхних этажах отеля. Эндин глянул в узкий тёмный колодец, но ничего различить не смог, но знал – пёс внизу. Внезапно зазвонившие колокола заглушили скорбный вой собаки. Отхлебнув ещё виски, он пошёл в ванную. Эндин любил бриться опасной бритвой. Когда он отодвинул мочку левого уха, чтобы не порезаться, его правая рука вдруг заныла так, что какое-то время он не мог ею двинуть. Саймон, прервал бритье, посмотрелся в зеркало, рука с бритвой на весу осталась в воздухе. Мелькнула мысль: «А если коснуться горла острием?» Он встряхнул головой, облокотился левой рукой о край умывальника и опустил глаза. «Нет! Игра не закончена!» – решил он. Закончив туалет, он пошёл составлять телеграмму боссу. Борьба за Хрустальную Гору продолжалась. Он закончил дело, когда уже начало светать. Он встал, потянулся и вышел на балкон, ещё раз переживая события вчерашнего дня. К своему удивлению он обнаружил на пластиковом столике смятую пачку сигарет и очень обрадовался этому. Сигареты были дрянные, местные. Он закурил одну из них, закашлялся, но всё равно получил мимолётное удовольствие от этого. Облокотившись на перила, он стал задумчиво смотреть на бухту, в которой мигали десятки огней больших океанских кораблей и местных каботажных судёнышек. Саймон не знал, что одна из посудин, стоявших в порту, была куплена на деньги Мэнсона и имела прямое отношение к его вчерашнему фиаско. Её капитан Карл Вальденберг тоже не спал. Выйдя на мостик, он сосредоточено сосал свою трубку и строил планы на сегодняшний день.

– Чёртов понедельник, – думал он. – Надо бункероваться, принять пассажиров и груз до заката, чтобы засветло покинуть порт…

– Не спите, капитан, – на ломаном немецком к нему обратился механик.

– А, Горан! Я уже встал.

– Да, сэр! Я всё думаю о заказах. Удастся ли всё получить к отходу?

– Не знаю, Африка! Одно радует, что договаривались с ливанцами.

– Эти, что не обманут?

– Обмануть-то попытаются, но в отличие от негров всё что-то достанут из твоего списка. Ты уж держи ухо к земле…

– Что? Ухо к земле?

– Извини. То по-немецки, в общем, будь осторожен, – улыбнулся капитан. Горан озадачено почесал затылок.

В этот день Шеннон проснулся на пару часов позже Эндина. Его разбудил звон колокола, доносившийся через распахнутое окно. Он означал наступление нового дня, время утренней мессы. Кот посмотрел на часы: они показывали семь часов. Нужно было вставать. Кот направился в ванную общего пользования в конце веранды. Душ оказался совсем не таким прохладным, сильным и обильным, чтобы разбудить его. Тепловатые струйки воды падали на тело, скатываясь в главный водосток и еще долго были слышны, – уже после того, как исчезли из поля зрения, – как будто их всасывало и полоскало в пасти растянувшееся под досками пола неведомое чудовище. Одевшись в штатское, он прошёл на кухню. Сейчас она была превращена в столовую. Там ему подали отвратительного вкуса кашу, галеты, жидкий кофе и местные фрукты.

– К сожалению, мы не нашли повара, – пояснил сидевший напротив Пренк, увидевший кривую физиономию наёмника. – Да и снабжение хромает…

– Завтра добудем консервы: сардины, говядину, организуем снабжение дворца хлебом и рыбой, – встрял в разговор вездесущий Бенъард. – Конечно, на разнообразие рассчитывать пока не приходится.

С трудом проглотив завтрак, Шеннон вышел во двор и у ворот наткнулся на полусонного Тимоти, который с группой своих бойцов нёс караул с вечера.

– Пусть тебя сменит, Барти, – распорядился он. – Выполняй.

Убедившись, что новый караул занял свои места, Шеннон завёл автобус и медленно выехал со двора. День только начинался, африканское солнце не успело нагреть воздух. Он подъехал к храму в начале девятого, когда прихожане уже разошлись со службы по своим делам. Тщательно припарковав автобус на обочине, командир наёмников вошёл в храм и осенил себя крестным знамением.

– Входи, сын мой, я тебя жду, – раздался голос с амвона. – Ты разве католик?

– Да, отец! Я принёс ключи от автобуса.

– Это хорошо. Ты давно был на исповеди?

– Да. Почти два месяца назад.

– Ты хочешь поговорить со мной о душе?

– Да, отец, но не сегодня. У меня много дел.

– Суета сует. Ты не прав, сын мой!

– Я знаю. Вы хотели со мной о чём-то поговорить?

– Я вижу, ты спешишь, и ты не готов. Приходи ко мне позже. Меня зовут отец Алоиз!

– Но вы вчера хотели со мной поговорить.

– Да. Я хотел поблагодарить тебя за освобождение священника…

– Это сделал не я, а мой офицер.

– Но он же выполнял твой приказ!

– Да.

– Значит наша церковь благодарна тебе за это.

– Отец Алоиз! У меня не так много времени на долгий разговор, но позвольте спросить.

– Да, мой сын.

– Как вы относитесь к тому, что произошло вчера?

– Сын мой, ты знаешь, что святая церковь не вмешивается в мирские дела…

– И всё-таки?

– Я попробую тебе ответить, но имей ввиду, что это моё личное мнение – христианина, но не пастыря.

– Я вас внимательно слушаю.

– Ты должен знать, что долгое время здесь, в Зангаро, проповедь христианства не имела успеха. Даже закон Мурата, объявившего христианство государственной религией, не дало тех плодов, какие взросли после прибытия сюда проповедника Харриса. Ты что-нибудь слышал о нём?

– Нет, отец Алоиз.

– Во времена первой мировой войны он прибыл из Либерии в эти глухие места. По воспоминаниям, это был высокий седой старик, всегда одетый в белое. Проповеди Харриса широко разнеслись по тропическому лесу. Кроме Зангаро он проповедовал свыше двух лет на Береге Слоновой Кости, а ещё раньше – на Золотом Берегу. Он шел от деревни к деревне, опираясь на крестообразный посох. Его горячие, взволнованные проповеди собирали тысячи крестьян. Он провозглашал новое, христианское вероучение, призывал народ сжигать идолов и разрушать их алтари. С установлением господства белых в глазах многих традиционные религиозные взгляды становились предметом сомнений, а может быть, и насмешки, когда появился Харрис. Разве сумели предки, в честь которых чуть ли не ежедневно совершались жертвоприношения, защитить народ от чужеземных захватчиков? Разве заступились боги за своих почитателей?

– Отец Алоиз, вы рассказываете удивительные вещи. Неужели все бакайя приняли христианство?

– Не все сын мой, не все, но многие. Его успеху способствовало появление какао в Зангаро. В деревнях, выращивающих шоколадные деревья, множились конфликты из-за накопленных богачами состояний, из-за крупных наследств. Волнами растекались зависть и взаимная неприязнь. Эти человеческие страсти находили выход в колдовстве, в заговорах. Страх словно пропитывал крестьянские общины, и на месте исчезавших традиционных средств защиты от таинственной опасности сглаза появлялись новые – особые часовенки, оберегавшие крестьянина от окружавшей его невидимой, неразличимой враждебности. Количество этих часовенок возрастало параллельно увеличению объема производства какао…

– Насколько я вас понял, отец Алоиз, Вы заинтересованы в восстановлении прежнего влияния?

– Это ты сказал, сын мой, только ты…

– У меня к Вам встречная просьба. Вчера внезапно умерли два моих товарища. Я бы хотел похоронить их по-христианскому обычаю.

– Были ли они добрые католики?

– Не знаю. Боюсь, что нет. Один родом из Остенде, что во Фламандии, другой – из Капской Колонии.

– Назови их имена, сын мой.

– Марк Вламинк и Жан Дюпре.

С улицы раздался звук клаксона.

– Это, святой отец, за мной. Позвольте откланяться.

– Ступай с Богом, сын мой! Я выполню твою просьбу…

Шеннон вышел из церкви и сразу оказался на солнцепёке. Было около девяти часов утра. За рулём джипа, потрёпанного временем, сидел Лангаротти, позади него развалился Земмлер. Шеннон плюхнулся на сиденье рядом с водителем:

– Поехали! – За следующий час ему надо было сделать множество дел: сменить патрули, выяснить ситуацию на окраинах, обеспечить связь и, главное, заняться формированием боеспособных подразделений. С отдохнувшими Земмлером и Лангаротти, дело шло веселее. Ровно в десять часов утра Шеннон поднялся в зал заседаний, поручив Земмлеру наладить телефонную связь, а Лангаротти – заняться похоронами. Он вошёл в зал заседаний последним. Кот занял единственное пустое кресло в конце стола и огляделся. Оказалось, что он находится в одном ряду с вождями бакайя. Прямо напротив него сидел Пренк. Когда их взгляды встретились, он весело подмигнул.

После формальных слов приветствия доктор приступил к брифингу, посвященному текущему положению в стране. Подобно рукопожатиям, обсуждение было поверхностным и небрежным. Все собравшиеся прекрасно отдавали себе отчет о том, в какой сточной канаве находится хозяйство Зангаро.

– Господа, позвольте мне сделать несколько предложений, – вмешался в их разговор Шеннон и, увидев удивление, на лицах присутствующих, добавил. – Я ведь бывший бухгалтер.

– У Вас есть что-то конкретное, полковник? – оживился Кауна.

– Да. Мне кажется наша экономическая программа, доктор, должна учитывать уклад экономики Зангаро и, в первую очередь, её экспортный потенциал.

– Вы имеете ввиду какао? – спросил Адам Пир.

– Именно! Надо максимально стимулировать его производство!

– Но большинство плантаций заброшены, растения вырождаются, болеют, – влез в дискуссию Фернандес. – Для восстановления производства требуются вложения, специалисты и…

– Или хозяева, – перебил его Шеннон. – Я предлагаю провести реституцию собственности и вернуть земли прежним владельцам.

– Послушайте, мистер Шеннон, Вы же любите Зангаро, так почему же Вы хотите вернуть землю белым?

– Я люблю не Зангаро, а не терплю несправедливость, – буркнул Шеннон. – Это большая разница!

– Я на досуге об этом подумаю, хотя не вижу в этом противоречия… – мягко произнёс Фернандес.

– Что? Возвратить земли бакайя белым захватчикам? – возмущённо произнёс Вашни. – Этому не бывать!

Шеннон внимательно оглядел присутствующих. Вожди винду сидели с отсутствующим видом, поскольку их это не касалось: все плантации находились в Стране Кайя. Пренк и Бенъард сочувственно смотрели на него, но было ясно, что они поддержат мнение председателя Комитета. Доктор задумчиво смотрел прямо перед собой и молчал.

– Я не предлагаю огульно возвратить все земли прежним владельцам. Было бы рационально дать их только тем, кто сможет вести на них хозяйство…– продолжил Шеннон.

– Полковник прав, – прервал своё молчание Окойе. – Нам нужно прививать чувство собственности народам Зангаро. – Я предлагаю принять три декрета: о регистрации собственности; о землепользовании, по которому право владения недвижимостью сохраняется только за теми, кто ею пользуется; и, наконец, о возврате собственности владельцам, у которых она была отнята без компенсации.

Вожди винду зашевелились о чём-то между собой переговариваясь.

– А что будет с теми, кто не захочет использовать собственность? – поинтересовался Пренк.

– Мы продадим её с аукциона, а деньги от продажи вернём прежнему владельцу, – ответил за доктора Бенъард. – за вычетом комиссии и налогов, естественно, – добавил он.

– А если не будет покупателя? – не унимался Адам Пир.

– Тогда выдадим владельцу облигации государственного долга со сроком погашения пять лет, а земельный участок зачислим в государственный земельный фонд.

– А если он не согласится?

Вопрос повис в воздухе. К дискуссии присоединился Вашни:

– Доктор, как вы представляете регистрацию имущественных прав?

– Я считаю, что владельцы должны представить доказательства, что они приобрели собственность законным путём.

– Допустим! – поддержал коллегу Адам Пир. – Это возможно здесь, на побережье, где сохранились кадастры, купчие и акты по отводу земель. А что делать со Страной Винду, где другие представления о собственности? Пословицы моего народа гласит: ты не можешь строить дом там, где не жили твои предки». Этот завет был одним из самых строгих.

– Моему деду Нгумо принадлежали земли площадью в четыреста миль и у него не было никаких документов кроме устного соизволения Мурата, – поддержал Пира Калин Верд. – Колониальные власти эти права никогда не подвергали сомнению. Теперь их владельцем являюсь я.

– Это потому, что им было глубоко наплевать на этот кусок джунглей…– тихо пробормотал Шеннон по-английски. Его понял только Пренк, который понимающе прикрыл глаза. Тем временем, дискуссия продолжалась:

– Но, форон Верд, на этих землях живёт весь твой клан! Следовательно, эта земля принадлежит общине, а не Вам лично!

– Я этого не отрицаю, но территория делает мой клан самым сильным в Загорье! Как только моё право собственности будет поставлено под сомнение, соседи перестанут уважать меня и перестанут боятся моих людей, – в эмоциональном порыве вождь вскочил и оглянулся на Пира. – Я верно говорю!

Тот важно кивнул в подтверждение его слов.

– Нам нужен компромисс! – глубокомысленно произнёс Фернандес. В наступившей тишине его голос звучал очень торжественно. – Я предлагаю распространить действие декрета о регистрации только на частные владения. А вопрос о клановых и общинных землях рассмотрим позже.

– Чтобы не затягивать дискуссию, – подвёл итоги Окойе, – предлагаю поставить вопрос на голосование и назначить лиц, ответственных за подготовку декретов.

Все три декрета были приняты большинством голосов. Их окончательная редакция была поручена Фернандесу, Кауне и Бенъярду. Так впервые сложилась практика работы Комитета над декретами: сначала все его члены, а обсуждали проект, затем один из членов редактировал его текст и, наконец, доктор его подписывал.

Финансовый вопрос на повестке дня был вторым. Казна диктатора позволяла протянуть некоторое время. Однако, ценные бумаги и золото ещё надо было превратить в чистую монету. Члены Комитета Национального Спасения, включая доктора Окойе, имели слабое представление о международных платежах. В результате обсуждение приняло характер вялотекущей беседы ни о чём. Шеннон решил вмешаться:

– Господа, позвольте сделать небольшое предложение, – прервал он. – Мой счёт в бельгийском КредитБанке обслуживает господин Гуссенс. Думаю, он поможет нам превратить бумаги Кимбы в звонкую монету. Расчётные операции и учёт средств на счетах может вести бухгалтерская фирма «Ланг и Штайн», расположенная в Люксембурге. Как только наше правительство докажет свою платежеспособность мы сможем привлечь кредиты…

– Полковник! Где гарантии, что Вы не сбежите с этими документами? – недоверчиво спросил Каунда.

– Уважаемый вождь! Напомню, что ни Вы, ни Ваши коллеги ни гроша не вложили в организацию переворота. Казну обнаружили мои люди ещё до того, как Вас пригласили сюда. Так, что если бы я хотел присвоить казну Кимбы, то сделал бы это ещё вчера. – Шеннон смотрел прямо в глаза вождю.

– И никто бы об этом не узнал, – добавил Пренк.

– Господа! Давайте не будем ставить под сомнение честность друг друга! – патетически воскликнул Окойе. – Честность полковника мне хорошо известна. Ставлю вопрос на голосование! Кто против предложения полковника?

Все промолчали.

– Теперь я хочу перейти к третьему вопросу: назначению мэра Кларенса. Какие будут предложения?

После заявления доктора, вожди несколько оживились: по ним было видно, что эта говорильня их утомила. Все понимали, что мэр столицы является одним из ключевых постов в Зангаро. Через порт Кларенса шла вся внешняя торговля страны, здесь была сосредоточена вся интеллигенция и, главное, бюрократия страны. Вожди молчали, не зная, как себя вести. Шеннону казалось, что он слышит, как скрипят их мозги, чтобы продвинуть свою креатуру. Молчание затягивалось. Окойе победоносно посмотрел на своих коллег и сказал:

– Я предлагаю назначить мистера Кзура Пренка исполняющим обязанности мэра столицы. Его образование, опыт и способности позволяют занять этот пост. Естественно, до ближайших выборов…

Речь председателя застала вождей врасплох. Они стали переглядываться, пытаясь найти какие-то аргументы. Вашни открыл рот, чтобы что-то сказать, но его перебил Фернандес.

– Я согласен с Вашим предложением, господин председатель.

Этим заявлением он показал, что традиционные вожди в случае голосования останутся в меньшинстве. Адам Пир ворчливо спросил председателя:

– А Пренк покинет состав Комитета?

– Вовсе нет. Он будет представлять горожан и беженцев из Биафры, живущих в городской черте, – ответил доктор. Он внимательно посмотрел на присутствующих и произнёс: – Раз возражений нет, мистер Пренк, приступайте к выполнению своих новых обязанностей.

– Хорошо, мсье председатель!

– Вот Вам первое поручение: подготовьте для членов Комитета данные о снабжении Кларенса продовольствием, медикаментами, топливом.

– Да, мсье председатель, – Пренк поднялся с места. – Вы же знаете, что у меня есть некоторый опыт.

– Хорошо, коллега! Я рад Вашей инициативе. Что Вы собираетесь предпринять?

– Я планирую собрать все данные о жителях города, поставить их на полицейский учёт. Затем мы проведём инвентаризацию всех запасы продовольствия, топлива и медикаментов, имеющихся в городе, чтобы в случае крайней необходимости их экспроприировать.

– Подключите к этому полицию. Интендант Хорас, прекрасно знает город. Если надо, воспользуйтесь помощью жандармерии.

– Не думаю, что последнее понадобиться.

– Как знаете, Кзур…– Окойе поднялся с места и прошёлся по комнате, разминая ноги. Было видно, что он устал. – Есть ли какие-нибудь другие вопросы или предложения?

– Надо провести всеобщие выборы, не так ли, доктор? – утвердительно произнёс Вашни, всем своим видом выказывая недовольство. – Когда мы собираемся приступить к подготовке?

– Я думаю, Сэй, что это несколько преждевременно. – покровительственно сказал Кауна. – Мы пока что не контролируем даже Страну Кайя. Что скажете полковник? – Вопрос был адресован непосредственно Шеннону.

– Порядок в городе восстановлен. Грабежи остановлены патрулями, но людей для охраны не хватает. На сегодня в столице только четверо полицейских, а надо человек двадцать. Спасибо добровольцам, – командир наёмников кивнул в сторону Бенъарда. – Они охраняют некоторые объекты. Однако, они плохо вооружены и недисциплинированны.

– Так раздайте им оружие, подтяните дисциплину…

– На сегодня в моём распоряжении около семидесяти солдат! Не более дюжины из них имеют боевой опыт, – продолжил Шеннон. – Из Ваших офицеров я могу рассчитывать только на Эйнекса. Лейтенант Слит отправлен на северную границу, Бенъард постоянно находится во дворце, Пренк назначен мэром…

– Мы соберём дополнительно ещё пятьдесят добровольцев. Двое из них служили в колониальных войсках. Их вы естественно получите, а остальных мы пошлём на охрану правительственных объектов, посольств, порта, госпиталя и электростанции, – выпалил Бенъард. – Надеюсь, дворец Вы не оставите без охраны, Шеннон?

– Мне надо формировать мобильную колонну для операций в Стране Кайя. Ближайшие цели – развилка Равнинной Дороги, мост через Зангаро и Турек. Для проведения операции мне не хватает людей. Я буду вынужден снять караулы из порта и Площади Победы. Дворец, аэропорт и казармы останутся под нашей охраной.

Услышав о планах полковника, Бенъард стал покачиваться на стуле, всем своим видом демонстрируя своё несогласие. Шеннон продолжил:

– У меня ещё к Вам вопрос господа: надо решить, что делать с пленными?

– А их много?

– Три или четыре десятка. Большинство из них винду.

– По идее их надо предать суду военного трибунала, – раздумчиво сказал Фернандес. – А что думаете Вы, коллеги? – он обратился к вождям.

– Они в чём виноваты? – вступился за пленников Адам Пир. – Мальчишки, набранные силой…

Кауна и Вашни согласно закивали головами.

– Отпускать их нельзя! – прервал племенную идиллию Шеннон. – Они стреляли по моим людям и должны быть наказаны! Согласно моим инструкциям, арестованным сохраняются воинские звания, денежное довольствие и право носить форму. К ним относятся с подобающим уважением.

– Чтобы отдать под трибунал, полковник,– горестно всплеснул руками Окойе, стоявший у окна. – Хватит крови!

Тут все бакайя вновь закивали в такт головами. Вожди винду переглянулись, едва сдерживая торжествующие улыбки.

– Убивать их не будем! – примирительно сказал Шеннон. – Я предлагаю сформировать из них строительную команду, которая под охраной ополченцев разберёт завалы и восстановит разрушения. Потом их пошлём на строительство дорог. Тем временем, полиция изучит их дела и доложит. Тогда и определим судьбу каждого из них, так сказать в индивидуальном порядке…

– На том и порешим, – заключил Окойе, возвращаясь на своё место. – Декрет о наказании контрреволюционеров пусть готовит Фернандес.

Неожиданно дверь в зал заседаний отворилась и в неё вошёл Ракка:

– Господа! – торжественно заявил он. – Только что получена радиограмма, что группа гражданских советников уже находится на борту корабля, идущего к нам из Уарри. Их прибытие в порт Кларенса ожидается сегодня к полуночи.

– Благодарю Вас, лейтенант! – Окойе поднялся со своего кресла. – Коллеги! На следующем заседании мы сформируем исполнительную власть. Заседание нашего Комитета объявляю закрытым! Завтра, ровно в десять, жду Вас снова. Повестка дня – утверждение состава Переходного Правительства. А сейчас прошу меня извинить, мне сообщили, что со мной хочет встретиться господин Добровольский.

– Кто это? поляк? – спросил Кауна.

– Русский посол, – пояснил Пренк.

– А…

Шеннон вышел вместе с вождями в коридор, где стал дожидаться Бейнарда. Через несколько минут комендант дворца вышел с папкой в руке.

– Генри! Мне надо поговорить, – окликнул его Шеннон.

– Не могу, полковник, я должен срочно напечатать бюллетень заседания Комитета для рассылки в иностранные посольства! Я найду тебя, когда освобожусь!

– У меня самого полно дел, – проворчал Шеннон и спустился во внутренний двор и увидел, как его солдаты закидывают трупы в грузовик.

– Куда их? – спросил он у Барти, командовавшего погрузкой.

– На кладбище, в общую могилу, мсье.

– Понятно. Капитан Лангаротти вернулся?

– Да, мсье. Он сидит в погребе. Тимоти и Патрик отсыпаются. Джинджи доложил по рации, что у него всё в порядке.

– В два часа – общее построение на дворе. Тимоти разбудить.

– Так точно, сэр.

Появился Бенъярд:

– Господин полковник! Вас срочно хочет видеть доктор!

– Иду! – Шеннон поднялся в кабинет главы Совета Национального Спасения.

Когда он вошёл, Окойе в одиночестве сидел за большим столом красного дерева и внимательно читал какой-то документ.

– Мне нужен Ваш совет, полковник!

– Русские?

– Русские! Они прислали ноту с тремя вопросами.

– Какими?

– Читайте! – доктор протянул синюю папку с тиснёным золотым гербом СССР. Шеннон её открыл:

– Я не так хорошо знаю французский, чтобы понять этот текст!

– Хорошо! Это нота советского посла. Вчера в Кларенсе из их посольства пропали два сотрудника…

– Это понятно. Один убил Вламинка и Джонни. Его разорвало снарядом из базуки. Кстати вот его пистолет, – Шеннон достал из кармана «макаров». – Второй, по-видимому, ушёл с людьми Кимбы в джунгли… Надо запросить у русских обстоятельства, при которых они пропали, и пообещать в этом разобраться.

– Хорошо. Второй вопрос: почему запретили «Комарову» войти в порт. На нём находится геологическая партия, присланная для обследования Хрустальных Гор, и груз с помощью для Зангаро: медикаменты, продовольствие, инструменты. Часть его может испортиться в условиях тропического климата.

– Здесь всё просто. Скажите, что Вы беспокоитесь за их безопасность. Русские геологи пусть едут в Браззавиль или Конакри и ждут окончания военного положения или копаются в тамошних горах, а свой груз пусть Советы подарят Секу Туре или Нгуаби.

– Понятно. Третий вопрос: какова дальнейшая судьба долгосрочных соглашений между Зангаро и СССР?

– Самое правильное – отложить решение этого вопроса до всеобщих выборов. Таким образом, не вступим с ними в открытый конфликт. Нам нужно время, чтобы установить контроль над всей территорией. Предлагаю не принимать его, а направить письменный ответ с нарочным. Завтра прибудет Лер Синк. У него богатый опыт общения с дипломатами.

– Ну, а если господин Добровольский будет настаивать на встрече?

– Предложите ему встретиться неформально на какой-нибудь уцелевшей вилле в пригороде. Сюда его приглашать нельзя до тех пор, пока всё не приведём в порядок и не выполним вторую часть плана.

– Спасибо за консультацию, полковник! Как у Вас с людьми?

– Не хватает. Есть убитые при занятии аэропорта. Полтора десятка раненных. Сегодня потеряли много ополченцев в пригороде. Их атаковали соратники Кимбы. Счёт, к сожалению, не в нашу пользу. Ваши соотечественники потеряли трех человек убитыми, и шесть – ранено, а налётчики – только двух. Следствие по делу ведёт интендант Хорас. Он также занимается сортировкой пленных. Может кого и возьмём на службу, а пока пусть разбирают завалы в полицейских казармах.

– Полковник, можете доложить о результатах проверки!

– Боюсь, что они будут не скоро. У Хораса имеется в наличии только четыре сотрудника вместо двадцати.

– Ему нашли пополнение: двух отставных жандармов, – встрял в разговор Бенъард. – Пренк нашёл Вам пополнение: двух отставных военных. Они ждут в коридоре.

– Спасибо! Я их привлеку к делу. Они может на что и сгодятся…

Окойе кивнул Бенъярду, чтобы тот вышел из кабинета. Его тон стал фамильярным.

– Карло! Я хочу объединить под Вашим руководством все силовые структуры Республики.

– Спасибо за доверие, Вайант.

– Не перебивай! Дослушай! Исключение составит только охрана дворца. Отберите для этого человек десять. Я назначу их командиром Тебена Эйнекса.

– А как же Бенъард?

– Он – комендант дворца и, по совместительству, мой адъютант.

Шеннон согласно качнул головой:

– Скорее офицер для поручений…

– Тут ещё одно деликатное дело, – глава Комитета замялся. – Ко мне приходил один мой бывший коллега, Мильтадес. Мы с ним знакомы по Красному Кресту, – он горестно улыбнулся и неопределённо махнул головой. – Там, в Биафре. Он здесь работает в госпитале и лагере для беженцев. С ним ещё двое коллег.

Шеннон покачал головой:

– Надо же, как бывает. И давно он тут?

– Его сюда прислали после скандала с медикаментами на смену предыдущему директору. Так вот, он рассказал, что в аэропорту были перебиты все раненые солдаты-винду. Ему Кимба не нравился никогда, но жестокость наших солдат этим оправдать нельзя.

– Вайянт, что ты ему ответил?

– Как что? Разобраться и наказать виновных: не хватало ещё обвинения в геноциде. Вы сможете подготовить доклад о реальном положении дел?

– Непременно! Я могу идти?

– Кстати, он ещё посетовал, что ты вызвал сюда всех его специалистов. Почему я об этом ничего не знаю?

– Ещё не хватало, чтобы глава государства проводил медицинское освидетельствование рекрутов для собственной армии, – саркастически произнёс Шеннон. – Мне же нужно убедиться, что мои солдаты здоровы!

– Тогда понятно, – произнёс Окойе. – Иди! Хотя, постой! Бенъярд сообщил, что Вы хотите перебраться в отель?

– Это так, доктор, тут мне что-то неуютно. Да и нахожусь на виду…

– Хорошо. Только установи надёжную связь с дворцом.

– Этим пока занимается непосредственно господин Земмлер. На складе имеется советская АТС и несколько десятков телефонных аппаратов. Я полагаю, что нам нужен будет специалист. Генерал должен привезти такого…

– Отлично, Карло! Ступайте! Я очень надеюсь на то, что всё у нас получится.

В коридоре его ожидал лейтенант Бейнард, за спиной которого стояли два человека в полувоенной форме, взявшие под козырёк.

– Позвольте представить, – начал он. – Лейтенант Симон Бевэ, Форс Публик! Унтер-офицер Раффи Эллеон, сенегальский стрелок! Полковник Шеннон!

Военные взяли под козырёк.

– Спасибо лейтенант! – Кот отдал ему честь. – Пойдёмте со мной, господа! – обратился он к офицерам. – Коротко расскажите о себе.

– Симон Бевэ! По профессии инженер. В пятьдесят пятом закончил инженерный факультет в Льеже, потом работал на «Юнион Миньер» в Колвези. В качестве инженера был мобилизован в «Публик Форс», получил чин лейтенанта. Эмигрировал в Бельгию, жил и работал в Шарлеруа.

– Почему вернулся?

– Не смог там ужиться,– Симон передёрнул плечами. – Цвет кожи! Вернулся в Африку, работаю инженером в порту.

– Раффи Эллеон, Камерунский полк, Корпус сенегальских стрелков, последнее звание – тамбур-мажор, – отчеканил седой негр лет сорока пяти.

Шеннон благожелательно посмотрел на него и кивнул, поощряя его к рассказу о себе.

– Вот моя солдатская книжка, – Эллеон протянул посеревший от солнца и времени картонный билет. Из него стало известно, что он являлся одним из немногих волонтеров из Зангаро, участвовавших в второй мировой войне. Сначала он попал в Габон, потом очутился на Мадагаскаре и закончил войну в Индокитае. Вернулся он уже после войны, увешанный медалями, но так и не научившись писать по-французски и не проникшись особым уважением к так называемой западной цивилизации, что, впрочем, и не удивительно.

– Чем занимался последнее время?

Отставной тамбур мажор с вызовом произнёс:

– После отставки занимаюсь браконьерством

– Неужели! Как разве Кимба разрешал заниматься браконьерством?

– А я его и не спрашивал!

– Ладно! Идём на плац, – приказал он. «Надо будет побольше расспросить этих типов! По крайней мере теперь у меня есть, кого можно оставить в казармах», – подумал он про себя.

К двум часам дня на внутреннем дворе выстроилось чуть более полусотни человек. Тридцать или сорок из них были вооружены автоматами и несли военное снаряжение. Остальные были одеты и вооружены чем попало. Перед ними широко расставив ноги шесть человек: трое белых и трое чёрных. Это были Шеннон и его офицеры: Земмлер, Лангаротти, Бевэ, Барти и Тимоти. Все они были вооружены совершенно одинаково: на поясах висели ножи, в карманах лежали кастеты, рукоятки пистолетов торчали в расстёгнутых кобурах.

Командовал, естественно, Земмлер:

– Га-а-ав…у! – раздался громкий голос вахмистра, прокричавшего стандартную французскую команду «gardez vous», что означает «смирно». Чеканя шаг, Эллеон подошёл к Шеннону и отдал честь: – Господин полковник! Личный состав Сил обороны Зангаро построен. На построении отсутствуют патрули лейтенантов Эйнекса и Мэрайи. лейтенанты Кайвоко и Мирион находятся на излечении.

– Вольно! – громко ответил Шеннон и подумал о том, что не знает настоящих имен своих африканских помощников. – Господа! Прошу встать в строй, – обратился он к окружавшим его офицерам. Шеннон выждал, когда офицеры заняли свои места перед строем, и произнёс краткую речь:

– Среди вас есть разные люди: борцы за демократию, преступники, искатели приключений. Требование к вам только одно – сражаться, а лозунг – против палачей Кимбы! Теперь о главных правилах: первое, за невыполнение приказа начальника – расстрел на месте, второе, каждый солдат имеет право на трофей – если кто-то в бою захватил оружие лучшее, чем у него он может оставить его себе, но обязан сдать прежнее. Если он нашел пистолет, то тоже может оставить себе. Это касается часов, обмундирования, оптики, ножей и боеприпасов. Если кто находит продовольствие, медикаменты, ценности и деньги, он всё это сдает своему командиру. Тяжёлое оружие, автотранспорт и средства связи являются трофеями всего подразделения. Третье правило: я буду строго наказывать тех, кого увижу, что он убивает пленных, грабит мирных жителей и насилует женщин, и, наконец, в-четвёртых, все вы можете носить своё оружие, только в том случае, если на вас надета военная форма. Я, как Ваш начальник, обещаю беречь вас в бою и гарантирую своевременное и полное довольствие, регулярную оплату, снабжение и отдых. Вахмистром нашего корпуса назначаю ветерана сенегальских стрелков Раффи Эллеона. Унтер-офицер встал за спиной Шеннона.

– Вахмистр, командуйте к осмотру!

Эллеон посмотрел на Шеннона и, уловив его поощрительный кивок, громко скомандовал:

– Га-а-ав…у! Первое подразделение к осмотру! Остальным готовиться!

Шеннон наблюдал за строем своих будущих солдат. Вначале Земмлер выделил всех бойцов в камуфляже, выстраивая их в две шеренги. Первая шеренга была составлена из бойцов уже принимавших участие в боевых операциях, за ней пристраивалась вторая. Вдоль задней ограды резиденции был натянут тент. Под ним были разложены тюки с обмундированием. Более часа Барти, Тимоти и Бевэ ходили вдоль строя, тщательно осматривая рекрутов. Некоторых они вызывали из строя и отправляли восвояси, других направляли к тенту, где сидел Чиприани. Под присмотром Лангаротти он подбирал им обмундирование по размеру и отправлял назад в строй. Когда вторая шеренга была укомплектована, Земмлер стал заполнять третий ряд, а вслед за ним – четвёртый.

Примерно через час все его бойцы щеголяли в новенькой форме. Шеннон с удовлетворением пробежался взглядом по рядам своих солдат. Когда четвёртый ряд был заполнен, Эллеон скомандовал:

– …Zarm! – в его рёве легко было угадать команду «aux armes» – «в ружье!». По-видимому, вахмистр решил перед обедом наставить на путь истинный новоявленных рекрутов. Они засуетились, толкая друг друга локтями, в жалкой попытке выстроиться в линию. Это у них плохо получилось. Наконец разбитый на четыре подразделения строй замер.

– Запомните! – зычно заорал Эллеон. – С сегодняшнего дня вы бойцы Сил обороны Зангаро. Эмблема нашего корпуса – лев! Поясняю: вы должны быть преданы свободе как настоящие львы, при отсутствии другого оружия должны рвать врага зубами. А сейчас в столовую шагом марш!

– Надо бы найти ему горниста, – предложил Лангаротти. – Тогда всё будет так, как в Легионе…

Шеннон кивнул и предложил своим офицерам следовать за ним.

Пока солдаты под надзором вахмистра принимали пищу, в комендатуре за закрытыми дверями проходило что-то вроде офицерского собрания. Командиры были несколько возбуждены и поэтому говорили открыто. Начал разговор сам Кот:

– Наша постоянная дислокация будет находится на месте полицейских казарм. Сейчас там чинят строения и возводят временные бараки. Бойцы будут распределены следующим образом: я немедленно формирую летучую колонну для очистки территории и постепенно подберу себе штаб. Остальные подготовленные солдаты будут размещены на блокпостах и гарнизонах. Патрик пока будет моим адъютантом, лейтенант Бевэ – комендантом лагеря. Вопросы есть?

– Позвольте, сэр. Большинство наших солдат не имеют представления о военной подготовке. Мы не можем посылать их в бой.

– Согласен. Поэтому мы начнём с военной подготовки. Вместе с группами Джинджи и Барти мы формируем четыре подразделения: штурмовое, пулемётное, миномётное и стрелковое. Миномётчиками будет командовать Тимоти, штурмовиками – Джинджи, стрелками – Барти, а пулемётчиков будет готовить Курт.

Помощников подберёте себе сами. Главная задача каждого командира – боевая подготовка и последующий отбор наиболее толковых бойцов, Их мы направим на охрану резиденции, а сами перейдём к боевому слаживанию. Вопросы есть?

– Как нам и солдатам будут платить и чем? – спросил Патрик. Его поддержал его Курт:

– Да, большое жалование – очень хорошая мотивация. Сколько платили солдатам при Кимбе?

– Призванным по набору не платили ничего. Только кормили и одевали. Сверхсрочники, имевшие семью, получали на бумаге по шесть тысяч в месяц, а старшие офицеры – по восемнадцать.

– Как я сам убедился, двадцать с лишним долларов в месяц – это для Кларенса совсем неплохо, – поделился своими наблюдениями Жан-Батист.

– Согласен. Это было бы неплохо, если бы казна не задерживала выплаты на полгода и больше. Солдаты были вынуждены были искать дополнительные заработки на стороне. подрабатывать носильщикам, а кто мог раздобыть велосипед – велорикшами. Они фактически монополизировали этот промысел в Кларенсе.

– Рикши и сейчас берут по сотне за маршрут! За неделю, от силы десять дней можно отбить жалование! – воскликнул Жан-Батист.

– Ты прав, мон ами,– солдаты, подвизавшиеся на этом поприще, уступали своё жалование своим командирам.

– Тогда зачем они служили? Шли бы в рикши,– удивился Курт.

– А паёк? – усмехнулся Шеннон. – А пенсия? Их, конечно, тоже разворовывали, но что-то же оставалось…

– Своевременная плата – глубокомысленно заключил Земмлер. – Это важный элемент для поддержания дисциплины.

– Наиболее выгодно было служить на границе или контрольно-пропускном посту. Там солдат спокойно мог за раз получить тысяч пять, а с иностранца ещё и в валюте. Сам убедился, – усмехнулся Шеннон, вспомнив свой последний приезд в Зангаро.

– Двойной заработок, – глубокомысленно произнёс Земмлер.

– Почему? – не понял Бевэ.

– Это элементарно, мон шер. – стал поучать его Курт под одобрительный смешок Лангаротти. – Берешь с приезжего долларами по официальному курсу, а потом сдаешь их на чёрном рынке. Двойная выгода. Понял?

Бевэ отрицательно покачал головой. Лангаротти объяснить более доходчиво:

– Сколько сейчас стоит доллар, если покупать его с рук?

– Шестьсот кимб!

– А официально?

– Триста семьдесят, как и французский франк. Только его по этой цене днём с огнём не сыщешь!

– Значит пограничник берёт доллары, а отдаёт начальству кимбы.

До Бевэ стал доходить смысл операции, взгляд прояснился, и он заговорил:

– Получается, что с каждого въезжающего можно класть в свой карман по пять «баксов».

– Неплохо! – довольно засмеялся Лангаротти. – Представляю какая была давка за место на границе!

Жан- Батист, не отвлекайся о темы! – оборвал Шеннон корсиканца. – Я буду настаивать перед нашим правительством, чтобы всем нашим платили как в Катанге. Половину – франками, половину – местной валютой. Доплаты, отпуск и премии – соответственно.

– Надо ещё ввести премии за поимку пленных в зависимости от звания, захват трофеев и всякое другое…

– Согласен, только платить будем за живых, а то ещё поубивают друг друга…

– Надо наладить нормальное питание…

Убедившись, что разговор перешёл в деловое русло Кот отстранился от него. Посмотрев на часы, он открыл дверь в кабинет. За ней стояли два негра в зеленовато-бурой форме без знаков различия. Жёлтые высокие шнурованные ботинки, ремни и кобуры указывали на то, что они относятся к командному составу. Пистолеты пока им не доверили. Он пригласил их войти внутрь:

– Господа, минуточку внимания! Позвольте представить наших новых товарищей по оружию Фортуса Кана и Джойда Куому. После разъяснительной беседы они добровольно изъявили желание служить в наших рядах, – на лице Кота появилась лёгкая усмешка. – Интендант Куома, доложите!

Новоиспечённый снабженец скороговоркой затараторил:

– На складе есть сушёная рыба, а из овощей – маниока, рис и фасоль. Я распорядился, чтобы раз в месяц в лагерь доставляли бычка… Фрукты, кофе и кое-какую дичь будем покупать на рынке. Овощи и рыбу будем закупать ежемесячно. Горячее питание будет организовано дважды в день – в полдень и после заката. На завтрак будет кофе и фрукты…

– А как с обмундированием? Его надо будет индивидуально подогнать…

Кан перевёл взгляд на Куому. Тот невозмутимо произнёс:

– У нас имеется шесть швейных машинок. Мы их используем по назначению. Наймём персонал, солдатских жён…

– Расскажи, Куома, как обстояло дело со снабжением при прежнем режиме? – поинтересовался Жан-Батист. Он уже давно поигрывал своим ножичком, старательно полируя его о ремень. Глаза интенданта опять забегали: видимо он вспомнил их первую встречу.

– Я уже рассказывал об этом, полковнику,– просипел интендант.

– Верно, не будем тратить на это время…

Все вопросы исчерпаны, и Шеннон закрыл совещание:

– Господа, возвращайтесь к своим людям. Мне надо встретиться с господином Хорасом. Господин Лангаротти, прошу ехать со мной!

Кот и Жан через плац пошли к джипу. Их нагнал Ракка с большим баулом в руках:

– Господа офицеры! Разрешите обратиться!

– Что тебе?

– Мсье Земмлер сказал, что вы едете в Управление полиции. Возьмите меня с собой.

– Хорошо!

Курт сел на место водителя и повернул ключ. Двигатель завёлся со второго оборота.

– Проклятая жара! Радиатор закипает даже в тени! – выругался немец. – Давай заедем в отель и перекусим, – предложил он. – Я проголодался и хочу пива.

– Лучше наоборот, заберём Хораса и поедем с ним к Гомезу!

– Прекрасная мысль!

Через полчаса наёмники уже сидели у Гомеза, поглощая пищу. Хорас что-то рассказывал о расследовании ночного налёта:

– Налётчики напали на пригородную виллу и увели с собой трёх женщин. Имена их установлены.

– Кого? – вмешался в разговор Шеннон. – Налётчиков?

– Нет, женщин, – невозмутимо произнёс Хорас. – Пока не ясно, что это: бандитский налёт или акция устрашения.

– Что ещё удалось выяснить?

– Практически ничего. Можно предположить, что им кто-то помогает. – Хорас отхлебнул пива и после некоторой паузы продолжил: – Мне бы хотелось знать Ваши планы на будущее и мои перспективы?

Шеннон, задумавшись, разминал пальцами сигарету:

– Всё зависит от Вас, Кирк, – сказал он, глядя прямо в глаза полицейскому. – Найдёте бандитов и тогда перед Вами откроются перспективы роста.

– Я понимаю, – Хорас отхлебнул из бокала. – Позвольте дать Вам совет?

– Какой?

– Вы должны взять под контроль Турек. Где гарантии, что русский корабль не направится туда?

– Сколько там жителей? – поинтересовался он.

– Около двух тысяч.

– А с чего Вы решили, что русским нужен этот городок?

– Там есть небольшой порт и две плантации какао.

– Разве здесь ещё что-то выращивают?

– Представьте себе. Во времена колонии там был самые крупные хозяйства. При новой власти они переименованы в кооперативы, в каждом из которых заправляют близкие родственники Кимбы.

– Но доктор Окойе меня заверил, что тамошние вожди поддерживают наш Комитет и полностью контролируют город.

– Я знаю их. Один промышляет сбором перламутра и рыбной ловлей, а другой – рубкой красного дерева. Раньше они были полными хозяевами города. По моему мнению, они не смогут справиться с местным гарнизоном.

Загрузка...