Пути за пределы эго

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Хотя экспериментальное изучение медитации уже принесло свои плоды, оно все еще находится на ранней стадии. Сравнительно мало можно сказать об отношениях между традиционными целями медитации и экспериментальными измерениями. Частоте сердцебиения уделялось гораздо больше внимания, чем раскрытию сердца. В дальнейших исследованиях нужно будет уделить больше внимания продвинутым практикам и их трансперсональным целям, таким, как повышенная концентрация, этика, любовь, сострадание, великодушие, мудрость и служение. Надежда на взаимообогащение медитации и науки осуществилась лишь частично, однако эта сфера заслуживает дополнительных усилий.

ДАЖЕ ЛУЧШИЕ ПРАКТИКИ МЕДИТАЦИИ НУЖДАЮТСЯ В ИСЦЕЛЕНИИ СТАРЫХ РАН: СОЧЕТАНИЕ МЕДИТАЦИИ И ПСИХОТЕРАПИИ

Джек Корнфилд

Для большинства людей практика медитации не может «сделать все». В лучшем случае она является одним из важных этапов сложного пути открытий и пробуждений. Я привык верить, что медитация приводит к более высокой, универсальной истине, а психология, личность и наши собственные маленькие драмы — это отдельная, более низкая область. Мне бы хотелось, чтобы это было так, но опыт и недуалистическая природа реальности этого не допускают. Если мы хотим положить конец страданиям и обрести свободу, мы не можем оставить эти два уровня нашей жизни разделенными.

Различные аспекты нашей психики и тела лишь частично поддаются сознаванию; сознавание одних аспектов не ведет автоматически к другим, особенно когда наш cтpax и нaши paны глубоки. Поэтому мы часто сталкиваемся с теми, кто занимается медитацией и прекрасно осознает свое дыхание или свое тело, но в очень малой степени свои чувства, или теми, кто постиг тайны ума, но не умеет правильно относиться к своему телу.

Полнота внимания достигается, только когда мы готовы обратиться к каждой области нашего страдания. Это не значит погрузиться в личную историю, чего многие боятся; нужно научиться обращаться с ней таким образом, чтобы действительно освободиться от ощущений и болезненных «блоков» прошлого. Такую исцеляющую работу часто лучше всего осуществлять в форме терапевтических взаимоотношений с другим человеком.

Медитация и духовная практика помогают вытеснить и избежать чувств, уйти от трудностей нашего существования. Тяжело касался своих горестей. Многие люди отрицают личные и психологические корни своего страдания; действительное переживание своего тела, личной истории, своих ограничений весьма болезненно. Это даже труднее чем встретиться со всеобщим страданием в медитации. Мы боимся личного и личных горестей, потому что не знаем, каким образом это может быть практикой и как это поможет нам открыть свое сердце.

Необходимо оглянуться на свою жизнь и спросить себя. «Где я четко вижу себя и чего я избегаю? Не использую ли я свою практику, чтобы спрятаться за нее? В каких областях я осознаю себя, а где мне страшно, где я чувствую себя пойманным и несвободным?»

Есть целый ряд аспектов (горе и незаконченные дела общение и достижение совершенства во взаимоотношениях, сексуальность и интимность, карьера и работа, страхи и фобии, ранние травмы и т.д.), при работе с которыми хорошая западная терапия более эффективна и быстродеиственна, чем медитация. Эти важные сферы нашей жизни могут быть списаны как «личный материал». Фрейд говорил, что хочет помочь людям любить и работать. Если мы не способны осмысленно любить и хорошо работать, то для чего нужна наша духовная практика? Медитация может помочь нам в этом, но если, повывав в медитации некоторое время, вы обнаруживаете, что у вас еще есть над чем поработать, найдите хорошего терапевта или другие способы эффективного обращения с этими проблемами.

Конечно, существует много посредственных терапевтов и ограниченных методов терапии. Как и в медитации, нужно искать самого лучшего. Большинство новых методов терапии обладает явно выраженнои духовной основой, например психосинтез, райхианская работа с дыханием, проективная игра в песочнице, трансперсональные методы. Лучшая терапия, как и лучшая медитационная практика, использует сознавание для исцеления сердца и занята не столько нашей историей, сколько ослаблением страха привязанности, а также привнесением концентрации внимания в области заблуждений, «ловушек» и ненужных страданий. Подчас можно достичь глубочайшего понимания отсутствия собственного «я» и непривязанности посредством некоторых методов трансперсональной психологии.

Подразумевает ли это, что мы должны заменить медитацию психотерапией? Вовсе нет. Терапия также не является решением. Решение — это сознание! А сознание возрастает по спирали. Если вы ищете свободы, то я могу вам сказать, что духовная практика всегда развивается циклически. Есть время, когда необходимо внутреннее молчание, но за ним следует время внешнего проживания и интеграции прозрений, добытых во внутренней тишине. Но есть также время, когда необходимо получить помощь посредством глубоких и терапевтических отношений с другим человеком. Это — одинаково важные фазы практики. Дело не в том, чтобы сначала развить самость, а потом отказаться от нее. И то и другое продолжается постоянно. Любой период практики может включать самадхи и тишину, приводящие к новым уровням переживания старых ран и семейной истории, за которыми следует «отпускание», далее — переживание пустоты, а за ним — более глубокие личные проблемы. В рамках духовной практики можно работать на всех этих уровнях. И нужно мужество, чтобы встретить все, что вам встретится. Только так можно найти глубинное исцеление, которого мы ищем — и для нас самих, и для нашей планеты.

Короче говоря, мы должны расширить свое представление о практике, включить в нее всю свою жизнь. Как в дзенском цикле рисунков о буйволе и пастухе, духовное путешествие заведет нас глубоко в лес и вернет обратно на рыночную площадь; и так будет снова и снова, пока мы не научимся находить в себе сострадание и истинное сердечное освобождение в каждой области.

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

ОСОЗНАННЫЕ СНОВИДЕНИЯ

Мы — тот же материал,

из которого сотканы наши сны,

и сном окружена вся наша маленькая жизнь.

Шекспир, «Буря»

С давних времен сны считались источником вдохновения тайной и посланием. Сновидения сообщали шаманам об их священном призвании, для пророков Израиля они были посланиями Божьими. Вспомним, например, такой отрывок из Библии: «Слушайте слова Мои: если есть у вас пророк Господень, то Я открываюсь ему в видениях, во сне говорю с ним». В древних культурах Средиземноморья сны считались источником здоровья, и люди толпились вокруг xpaма бога Асклепия, дарующего здоровые сновидения. В наше время сны трактуются психологически как «самый короткий путь к бессознательному» (Фрейд) и как послания целительной и интуитивной мудрости бессознательного (Юнг). Следовательно, они интересны и с трансперсональной точки зрения.

Сны, как бы их ни интерпретировали, это еженощное чудо где перед нами предстает целая вселенная со своими ландщафтами, людьми, другими созданиями, которые кажутся материальными, существующими независимо и реальными. Более того, во сне мы как бы обладаем плотным реальным телом, которое воспринимается как опора нашеи жизни, наших удовольствий и страданий, его глаза и уши обеспечивают нам восприятие, а его смерть означает нашу смерть. Короче говоря, приснившийся нам мир и тело кажутся созданными и контролирующими нас. Однако эта по всей видимости объективная вселенная — порождение нашего собственного ума, субъективное, иллюзорное и преходящее творение, которое создаем и контролируем мы сами.

Просыпаясь, мы говорим: «Это был только сон», — подразумевая, что все это нереально. Мы «принижаем» (если воспользоваться техническим термином индийской философии) сновидение, то есть приписываем ему в свете нашего бодрствующего сознания меньшую значимость или более низкий онтологический статус. Но, вопреки каждому пробуждению, ночь за ночью мы считаем наши сны реальными, мы в них спасаемся бегством и сражаемся, смеемся и плачем, ссоримся и радуемся.

Однако почти все мы можем вспомнить по крайней мере один случай, когда вдруг посреди какого-нибудь драматического приключения или при возникновении ужасной угрозы мы вдруг понимаем: «Это только сон!» В тот момент мы становимся «осознанными»: мы видим сон, но знаем, что это сон. Этот момент может принести чувство облегчения, удовольствия, восхищения и свободы. Теперь мы можем свободно встречать своих чудовищ, исполнять желания или стремиться к высочайшим целям, зная, что мы творцы, а не жертвы нашего переживания. Ибо, как восклицает Ницше, «может быть многие, как я сам, будут вспоминать иногда, подбадривая себя: «Это сон! Я хочу смотреть его дальше!» — и успешно преодолевать опасности и ужасы жизни во сне.

Для большинства из нас такие осознанные сновидения редки, и мы не способны произвольно вызывать их. Можно ли развить способность произвольно пробуждаться во сне? Различные традиции созерцания и исследователи снов дают положительный ответ на этот вопрос. Еще в IV веке классическая йога-сутра Патанджали рекомендовала «наблюдать процесс сновидения или сна без сновидений». Четырьмя столетиями позже тибетские буддисты создали сложную йогу сновидений. В XII веке суфийский мистик Ибн-аль-Араби — религиозный и философский гений, именуемый в арабском мире «величайшим мастером», — утверждал, что «человек должен контролировать свои мысли во сне. Упражнение этой пробужденности принесет человеку значительную пользу, и каждый должен постараться обрести это столь ценное умение». Позже многие исследователи и духовные учителя, например Шри Ауробиндо и Рудольф Штайнер, также описывали осознанные сновидения.

Западные исследователи десятилетиями отвергали такие сообщения, считая это невозможным. Но, в 70-х годах произошел один из самых значительных прорывов в исследовании сновидений. Двум ученым удалось получить экспериментальное подтверждение существования осознанных сновидений. Работая независимо друг от друга и ничего друг о друге не зная, Алан Узрели в Англии и Стивен Лаберж в Америке (шт. Калифорния) одновременно научились осознанным сновидениям. Затем во время электрофизиологического лабораторного наблюдения снов они с помощью движения глаз просигнализировали что они выдели сон и знали об этом. Их ЭЭГ показывали характерные кривые «фазы быстрого сна», во время которого обычно появляются сновидения, что подтвердило их сообщение. Впервые в истории чело век принес послание из мира сновидений, находясь во сне. Это стало рубежом в исследовании и понимании сновидений. Интересно что в течение некоторого времени Лабержу не удавалось опубликовать свои сообщения, потому что рецензенты просто отказывались поверить в возможность осознанного сновидения.

С тех пор ученые получили возможность с помощью сигналов подаваемых движениями глаз, и электрофизиологических измерении изучать частоту и продолжительность осознанных сновидений, их физиологическое воздействие на мозг и тело и на психологические характеристики тех, кто обладает этой способностью изучать средства их надежного индуцирования и их возможности в области терапии и трансперсонального исследования. Осознанные сновидения заставили философов, практиков и трансперсональных исследователей пересмотреть свои представления как о сновидениях, так и о сознании.

Одно из поразительных философских следствий касается природы мира бодрствования. Действительно, если ночь за ночью мы принимаем мир наших сновидений и наше тело в нем за нечто объективное и реальное, существующее независимо от нашего ума и по-видимому нас контролирующее, то, возможно, мы делаем то же самое с нашим обычным миром бодрствования и нашим телом в нем. Как мы узнаем что состояние бодрствования не является на самом деле сновидением? Тибетские буддисты обращают наше внимание на то что «нет таких признаков бодрствования, которые ясно отличали бы его от сновидения.

С этим соглашаются многие философы и различные мистические традиции. Шопенгауэр предполагал, что Вселенная — это «огромнный сон, снящийся некоему существу, сон, в котором все персонажи также видят сны». Известный исследователь дзен Д.-Т.Судзуки говорил: «Пока мы находимся во сне, мы не понимаем, что все мы спим». Современное христианское учение отмечает:

Сновидения показывают вам, что вы обладаете силой, делающей мир таким, каким он оказывается, и вы видите его, потому что вам этого хочется. И пока вы видите его, вы не сомневаетесь, что он реален. И все же этот мир, очевидно, находится в вашем уме, хотя и кажется внешним... Вот вы проснулись, и сновидение исчезло. Однако вы не замечаете, что то, что вызвало сновидение, не ушло вместе с ним. Ваше желание создать иной, нереальный мир остается при вас. И то, к чему вы, по-видимому, пробудились, всего лишь другая форма того же самого мира, который вы видите во сне. Все ваше время проходит в сновидении. Ваши сновидения во сне и наяву имеют различную форму, вот и все.

Принимать творения нашего разума за внешнюю реальность — это, конечно, форма философского идеализма, метафизическое предположение. В наше материалистическое время такого не слишком популярного взгляда придерживались некоторые величайшие философы Запада и Востока. Гегель, например, утверждал, что «дух есть единственная реальность, внутренняя суть мира». Тот факт, что ни один философ не смог доказать существование внешнего мира, не удивителен для идеалистов.

Человек, имеющий опыт осознанных сновидений, хорошо знает, насколько объективным и материальным может казаться мир во сне и насколько драматичным может быть пробуждение. С поразительной ясностью он понимает, что мир, который выглядит во сне объективным, материальным и независимо существующим, на самом деле является внутренним, субъективным, нематериальным и зависимым творением ума. Некоторые из людей, имеющих такой опыт, подвергают сомнению свое прежнее мировоззрение, задаваясь вопросом, не может ли и мир бодрствования также быть сновидением, в соответствии со словами Ницше, что «мы выдумываем большую часть своих переживаний, будучи художниками в гораздо большей степени, чем полагаем».

Из этого вытекают важные философские и практические следствия относительно нашего обычного пробужденного состояния. Во сне мы предполагаем, что находимся в ясном сознании и видим вещи такими, каковы они есть на самом деле. Только просыпаясь или осознавая свой сон, мы начинаем придавать меньшую значимость предшествующему состоянию сознания во сне и обнаруживаем его искажения. Из этого следуют два вопроса. Не является ли подобным же образом искаженным наше обычное бодрствующее сознание? И если это так, то существует ли способ «пробудиться» и стать осознающим себя в повседневной жизни?

Столетиями великие религиозные традиции давали положительный ответ на эти вопросы, утверждая, что наше обычное состояние сознания искажено и что мы можем пробудиться. В самом деле, практика созерцания заставляет нас признать ограничения нашего обычного состояния сознания и предлагает способы пробудиться в неискаженном состоянии, называемом просветленностью.

Это порождает еще два вопроса относительно осознания. Возможно ли его дальнейшее совершенствование, распространение его на сон без сновидений, на бодрствующее сознание или на то и на другое вместе? Можно ли культивировать высшие состояния сознания в сновидениях, формируя, по выражению Ч. Тарта, «высшие сновидения»?

Частные сообщения и недавно проведенные исследования дают положительные ответы на эти вопросы. И духовные учителя (например Шри Ауробиндо и Штайнер), и западные практики медитации, работающие в уединении, описывают возможности осознания в течение большей части ночи, как во время сновидений, так и во время сна без сновидений. Такой опыт есть и у продвинутых практиков трансцендентальной медитации, а некоторые из них даже описывают способность сохранять во сне «состояние свидетеля». Это означает, что они могут во время сновидения или даже во сне без сновидений сохранять свою идентификацию с чистым сознанием и просто наблюдать образы и драмы своих снов, не вовлекаясь в них. Более того, это спокойное, уравновешенное «состояние свидетеля» может сохраняться и во время дневного бодрствования. Согласно ТМ-ведической традиции, первая стадия просветления достигается, когда «состояние свидетеля» становится непоколебимым и ненарушаемым.

Совершенно очевидно, что йога и медитация могут вызывать осознанные сновидения, а осознанные сновидения могут использоваться в качестве медитации. Осознание, по-видимому, спонтанно направляет человека развиваться в этом направлении. Опытные практики сообщают, что даже сильное волнение, вызванное повторяющимся исполнением желания во сне, постепенно ослабляется и оставляет в человеке стремление к чему-то более значимому и глубокому, нежели разыгрывание очередной чувственной фантазии. Человек заново открывает для себя старую истину: чувственные переживания сами по себе никогда не приносят длительного удовлетворения.

Так возникает стремление к трансперсональным переживаниям, и осознанные сновидения становятся одним из методов их достижения. Возможны три стратегии такого их использования. Первая — активный поиск в сновидении духовных переживаний (символа, учителя или божества). Вторая стратегия более пассивна, она отдает контроль в сновидении высшей силе, понимаемой как внутренний учитель, Самость или Бог.

Третья стратегия состоит в том, чтобы начать медитативно-йогпческую практику непосредственно во время сновидения. Подобная, но гораздо более сложная практика называлась в XII веке у тибетских буддистов «йогой сновидений». Согласно Далай-ламе, тибетские йоги обучались развитию осознания сначала в своих сновидениях, а затем во сне без сновидений, стремясь затем сохранять сознательное бодрствование круглосуточно. В то же время они культивировали осознание того, что их бодрствование тоже есть сновидение. Идеальным результатом считалось непрерываемое осознание, чувствование того, что весь опыт является сновидением, и в конце концов — «Великая Реализация».

Последняя ступень ведет к Великой Реализации того, что ничто в сансаре (существовании) не может быть чем-то иным, кроме как подобной сну нереальности. Универсальное Творение со множеством его обителей существования — от самых низких до высшего буддийского рая, — со всеми находящимися там феноменальными вещами, органическими или неорганическими, материей или формой в неисчислимых физических аспектах, будь то газы, твердые тела, теплота, холод, радиация, цвета, энергии или субатомные частицы, — все это лишь содержание Высочайшего Сна. С проблеском этой Божественной Мудрости микрокосмический аспект Макрокосма полностью пробуждается, капля росы вновь вливается в Сияющее Море, в Блаженство Нирваны и Единения, овладеваемая Всевластным, будучи Знающим для Всезнания Творцом Всех Творений — Единым Умом, Самой Реальностью.

Статьи этой главы рассказывают о достижениях осознанных сновидений, о способах их культивирования и новых рубежах осознания. Психолог Джудит Маламуд отмечает преимущества осознания и возможность его распространения на состояние дневного бодрствования. Стивен Лаберж, который первым экспериментально доказал существование осознанных сновидений, описывает способы их достижения. Джейн Гакенбах и Джейн Босвелд рассматривают дальнейшие перспективы осознания, в том числе «состояния свидетеля» во время сновидения и в снах без сновидений. Шри Ауробиндо — один из величайших мыслителей и религиозных деятелей нашего столетия — делится своим опытом непрерывного осознания в течение ночи. В заключение Стивен Лаберж рассказывает о тибетской йоге сновидений, ведущей от осознания к просветлению.

Сны реальны, пока они длятся;

можно ли сказать большее о жизни?

Хавлок Эллис

ПРЕИМУЩЕСТВА ОСОЗНАННОГО СНОВИДЕНИЯ

Джудит Маламуд

В той мере, в какой человек, видящий сон, осознает, что это сновидение, он способен создать для себя менее тревожные, более приятные сны и даже пережить во сне опыт внутреннего роста. Некоторые исследователи рассказывают о возможности смягчить неприятные сновидения и периодически повторяющиеся кошмары посредством их осознания. Можно запрограммировать приятные переживания и свободно предаваться во сне исполнению желаний, невозможному или противозаконному в повседневной жизни во время бодрствования.

На высших уровнях осознания состояние сновидения подразумевает когнитивную саморефлексию, ощущение свободы, безопасности и огражденности от последствий бодрствующего состояния и одновременно с этим живые переживания и восприятие, доступ к «автономным процессам» и возможность сильных эмоциональных впечатлений. Следовательно, состояние осознанного сновидения идеально подходит для изменения личности посредством «коррекции эмоциональных переживаний», например уменьшения чувствительности к страхам и достижения более адекватного поведения. Гарфилд пишет, что, пройдя курс «творческих сновидений», можно научиться «смотреть в лицо опасности и побеждать ее», в результате чего обучавшиеся отмечали возрастание (во время бодрствования) уверенности в себе, более уверенное поведение. Поскольку осознание формирует саморефлектирующее представление о ситуации в сновидении, это может привести к диалогу с собственными проекциями, появляющимися в качестве персонажей сновидения. Рого предполагал, что пациенты могут научиться встречать в осознанном сне «помощника сновидения». Действительно ли обучение осознанию сновидений вызывает конструктивные изменения личности, этот вопрос нуждается в исследовании, что, учитывая недавние открытия в методах индуцирования осознания, становится вполне осуществимым.

Осознание сновидений обеспечивает доступ к творческим способностям, так ярко проявляющимся во сне. В осознанном сновидении можно проверить собственную фантазию, пережить различные приключения или открыть интересные образы для последующей литературной или художественной обработки.

Предварительные исследования показывают, что влияние, которое различные формы активности оказывают во время сновидения на мозг (в меньшей степени на тело), в значительной степени подобно влиянию аналогичных форм активности в бодрствующем состоянии. Дальнейшие исследования покажут, возможно ли использовать это в медицинских целях. Интересно, например, возможно ли для излечения болезни соединить осознанные сновидения с методами визуализации во время бодрствования.

Опыт бодрствования может стать более ярким благодаря осознанию в сновидении того факта, что человек — соавтор отражающего его самого мира, а этот мир в своей субъективности — лишь одна из различных возможных реальностей. Осознание себя творцом усиливает ощущение ответственности человека за прошлый и настоящий опыт, равно как и осознание своей способности творить будущий опыт. Даже в том случае, когда это ощущение ответственности признается только интеллектуально, оно может заставить человека попытаться «взять жизнь в свои руки», внимательно рассмотреть собственные бессознательные мотивы и поведение, определяющие его жизнь.

ОБУЧЕНИЕ ОСОЗНАННЫМ СНОВИДЕНИЯМ

Стивен Лаберж

Люди, как правило, вполне способны помнить свои сны, если хотят этого, и не вспоминают, если не хотят. Для многих достаточно просто напомнить себе о желании запомнить сон, перед тем как заснуть. Один из эффективных способов усилить это намерение — держать рядом с постелью записную книжку и записывать при каждом пробуждении все, что вы сможете вспомнить из своих сновидений. Чем больше сновидений вы запишете, тем больше сновидений запомните. Просматривать свои записи полезно еще потому, что чем лучше вы представляете себе свои сны, тем легче вам распознать сновидение, когда оно происходит.

Безотказный метод для развития способности запоминать сны — привычка спрашивать себя при каждом пробуждении: «Что мне приснилось?» Это должно стать вашей первой мыслью при пробуждении. Не сдавайтесь слишком быстро, если в первое время ничего не вспомнится, продолжайте упорно и терпеливо стараться вспомнить, не двигаясь и не думая больше ни о чем.

Развитие способности вспоминать сны, как и развитие других навыков, иногда происходит медленно. Важно не разочароваться, если в первое время у вас это не будет получаться. Фактически каждый добивается успеха, если продолжает практику.

Немецкий психолог Пауль Толи недавно описал разнообразные методы индуцирования осознанных сновидений. Наиболее эффективный метод состоит в формировании «критически рефлективной установки» относительно состояния своего сознания с помощью вопроса «Сплю я сейчас или нет?» в состоянии бодрствования. Важно задавать себе этот вопрос как можно чаще, минимум пять-десять раз в день и в каждой ситуации, которая выглядит как сон. Еще более желательно задавать себе этот вопрос перед сном и во время засыпания. По словам Толи, используя эту технику, многие люди добиваются первого осознанного сна в течении месяца, а некоторые — в первую же ночь.

Я разработал простую технику для поддержания осознания при переходе от бодрствования ко сну. Метод состоит в своеобразном счете («Раз — я вижу сон, два — я вижу сон» и т.д.), пока не заснешь, сохранив таким образом значительный уровень бодрствования. В результате в какой-то момент, произнося, например, «сорок восемь — я вижу сон», вы и в самом деле обнаружите, что видите сон!

Важным фактором, влияющим на получение нужных результатов, является использование описанных методов в определенное время. Трудно бывает войти в состояние осознанного сна в начале цикла, лучше постараться сделать это поздней ночью, ближе к утру, особенно после пробуждения от сновидения.

Для большинства людей приемлем и другой, более легкий путь достижения осознания во сне: нужно близко познакомиться со своими сновидениями, узнать, что именно в них делает их сновидениями, и просто постараться признать, что это сновидение, в то время, когда оно происходит. По-видимому, простого намерения признать, что ты видишь сон, бывает достаточно для увеличения числа осознанных сновидений.

Простое приказание себе увидеть осознанное сновидение может обеспечить, как минимум, начальную точку для произвольного их вызывания.

В первые полтора года моих исследований я использовал для индукции осознанных сновидений самовнушение. Постепенно самонаблюдение привело меня к пониманию, что есть еще и второй психологический фактор: намерение не забыть о том, что надо осознавать происходящее во время следующего сна. Это уяснение себе намерения сопровождалось непосредственным увеличением числа осознанных сновидений. После того как я обнаружил, что память — ключ к осознанию, дальнейшая практика и методические усовершенствования позволили мне достичь цели: получить метод, благодаря которому я мог надежно вызывать осознанные сновидения.

ТЕХНИКА МНЕМОНИЧЕСКОГО ВХОЖДЕНИЯ В ОСОЗНАННОЕ СНОВИДЕНИЕ (МВОС)

Техника мнемонического вхождения в осознанное сновидение, или МВОС, не более сложна или эзотерична, чем способность помнить о действиях, которые мы собираемся совершить в будущем.

Организуя свои усилия, я говорю: «В следующий раз, когда я увижу сон, я не забуду осознать, что это сновидение». В предполагаемом действии необходимо точное и ясное понимание того, когда и чего именно я хочу.

Я формировал это намерение либо непосредственно после пробуждения из быстрого сна, либо после полного пробуждения, как это описано ниже. Для получения желаемого эффекта важно не просто бездумно проговорить фразу. Надо действительно хотеть получить осознанное сновидение. Вот рекомендуемая процедура:

1) Ранним утром, когда вы пробудились ото сна, повторяйте свой сон некоторое время, пока не запомните его.

2) Затем, все еще лежа в постели и собираясь опять заснуть, скажите себе: «В следующий раз, когда я увижу сон, я не забуду осознать, что это сновидение».

3) Визуализируйте себя вернувшимся в только что пересказанный сон, но на этот раз постарайтесь помнить, что вы видите сон.

4) Повторяйте второй и третий шаги, пока не почувствуете, что ваше намерение четко определено, или пока не заснете.

Если все пойдет хорошо, вы скоро обретете состояние осознания в очередном сновидении.

Причина, почему рекомендуется делать это ранним утром, состоит в том, что такие сновидения случаются почти исключительно в утренние часы. Когда я сам научился использовать технику МВОС, я переживал по четыре осознанных сновидения за ночь и действительно приобретал способность достигать осознания каждый раз, когда ставил себе это целью.

Техника МВОС хороша для людей с высокой мотивацией и тех, кто умеет хорошо запоминать свои сновидения.

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ОСОЗНАНИЯ:

ДВИЖЕНИЕ К ЧИСТОМУ СОЗНАНИЮ

Джейн Гакенбах и Джейн Босвелд

Из предположения, что осознанные сновидения — это только один шаг вперед в универсуме человеческого сознания, вытекает по меньшей мере два важных вопроса: что следует за осознанным сновидением и как нас это касается?

Эволюция саморефлективного сознания не завершается осознанием. Человек способен продвинуться дальше, к более спокойному, невовлеченному состоянию осознания, переживаемому как безграничность. Эта стадия называется «состоянием свидетеля».

Чтобы рассмотреть этот участок сознания от осознания до свидетельствования, Гакенбах, а также Роберт Крансон и Чарльз Александер исследовали опыт сновидений в пяти группах людей: в группе практикующих ТМ-медитацию и четырех контрольных. Они искали характеристики, отличающие осознанные сновидения от «состояния свидетеля» в сновидении и во время снов без сновидений. Исследователи описывали каждое состояние следующим образом:

— Осознанное сновидение — это сновидение, в котором вы активно думаете о том факте, что вы видите сон.

— «Состояние свидетеля» в сновидении — это сновидение, в котором вы переживаете спокойное, исполненное покоя внутреннее осознание бодрствования, полностью отделенное от сновидения.

— «Состояние свидетеля» в глубоком сне — это сон без сновидений, в котором вы переживаете исполненное покоя внутреннее осознание или пробужденность.

Вот примеры отчетов людей, занимающихся ТМ-медитацией, о трех состояниях осознания:

Осознанное сновидение.

«Во время сна я начал осознавать сновидение как нечто отдельное, затем стал осознавать, что вижу сон. После этого я начал манипулировать действием и персонажами сновидения, создавая различные ситуации по своему желанию».

«Состояние свидетеля» в сновидении.

«Иногда, каково бы ни было содержание сновидения, я чувствую внутренний покой, осознавая, что сам нахожусь вне сновидения. Иногда я могу даже быть вовлеченным в сновидение, но внутреннее осознание мира сохраняется».

«Состояние свидетеля» в глубоком сне.

«Это чувство бесконечного расширения и блаженства, и ничего более. Затем я начинаю осознавать, что существую, но здесь нет никакой индивидуальности. Постепенно я начинаю осознавать, что я индивид, не уточняя, кто, когда, где, что и т.д. Постепенно эти детали начинают прорисовываться, и я могу пробудиться».

Исследователи обнаружили, что люди, практиковавшие медитацию, переживали все три состояния чаще, чем в контрольных группах. Однако и те и другие переживали больше осознанных сновидений, чем «состояний свидетеля» в сновидении или во сне без сновидений. Это говорит о том, что осознанные сновидения более доступны, независимо от степени обученности и опытности испытуемых, и таким образом предшествуют «состоянию свидетеля».

Исследование группы продвинутых практиков медитации позволило обнаружить важные различия между тремя состояниями осознания во сне. Во-первых, чувство отделенности гораздо чаще встречалось при «состоянии свидетеля» во сне, чем во время осознанных сновидений; испытуемые чувствовали себя более отделенными, находящимися вне сновидения в тех случаях, когда они переживали «состояние свидетеля». Как сказал один из испытуемых, «я и сновидение — это две разные реальности».

Другие различия связаны с положительными эмоциями. Хотя осознанные сновидения и описывались как позитивные, «состояние свидетеля» в сновидении и во сне без сновидений все же воспринималось как еще более позитивное. Чувства в последних двух состояниях напоминали «блаженство» восточных религий, и само это слово чаще встречалось в описаниях «состояния свидетеля» и практически отсутствовало при описании состояния осознания. С другой стороны, контроль сновидения чаще осуществлялся при осознанном сновидении, чем во время «состояния свидетеля». В осознанном сновидении «воля», или способность индивидуального «эго» к произвольности, могла воздействовать на мысли и желания, в то время как при чистом сознании человек удовлетворен и не испытывает желания войти в сновидение.

В специальном эксперименте Лабержу удалось обнаружить различие между осознанными сновидениями испытуемых и «состоянием свидетеля» во сне. Продвинутый ТМ-практик утверждал, что постоянно, в том числе во время сна, находится в «состоянии свидетеля». Как и предполагалось, он мог дать сигнал, что видит сон, и, как это было в других случаях осознанных сновидений, ритм его сердцебиения и дыхания ускорился одновременно с сигнальными движениями глаз. Но, в отличие от людей, переживающих состояние осознания, у него эти показатели физического возбуждения сразу же исчезли, как только сигнализация была осуществлена. Исследователи предположили, что «спокойно-внимательное состояние трансцендентного сознания было нарушено только на мгновение, чтобы осуществить сигнализацию, а затем произошел возврат к маловозбужденному, молчаливому, бодрствующему состоянию». Разумеется, этот эксперимент был проведен только с одним испытуемым, и теперь необходимо его повторение с другими продвинутыми практиками.

Эти факты подтверждают предположение о существовании возрастающего континуума ночного сознания: первым появляется осознание, вслед за ним — «состояние свидетеля» в сновидении и наконец «состояние свидетеля» в снах без сновидений. Этот континуум вполне соответствует ведическими представлениям, что чистое сознание составляет основу развития устойчивых высоких состояний сознания, или просветления. «По Махарши, — поясняет Александер, — первая устойчивая высшая стадия сознания, обозначаемая термином «космическое сознание», определяется как поддержание чистого сознания на протяжении круглосуточного цикла бодрствования, сновидения и глубокого сна».

НЕПРЕРЫВНОЕ СОЗНАНИЕ

Шри Ауробиндо

Во сне наше сознание уходит от своих дневных переживаний; предполагается, что оно отдыхает, приостанавливается или временно прекращает функционировать, но это поверхностный взгляд на происходящее. Прекращает функционировать бодрствование; отдыхает поверхностный ум, приостанавливается нормальное сознательное действие тела; внутреннее сознание не отключается, оно начинает процесс новой внутренней деятельности, и мы способны вспомнить только событийную или зафиксированную часть этой деятельности, которая лежит на поверхности.

То, что мы называем сном без сновидений, фактически является вхождением в более глубокие и плотные слои подсознания, в состояние, слишком погруженное и вовлеченное в себя или слишком смутное и тяжелое, для того чтобы проявить свои структуры на поверхности. Мы видим там сны, но не способны уловить или удержать на фиксированном уровне подсознания неясные образы сновидения.

Если развивать свой внутренний мир, если больше, чем это люди делают обычно, жить внутренней жизнью, то равновесие смещается: мы становимся способными сознавать сновидения. Наши сны принимают подпороговый, но уже не подсознательный характер, и могут обрести реальность и значимость.

Во время сна возможно даже стать полностью сознательным, следить от начала до конца или на больших промежутках за собственными переживаниями в сновидениях; обнаруживается, что мы сознаем себя при переходе от одного состояния сознания к другому, и при достижении краткого периода светлого и мирного отдыха без сновидений, когда восстанавливается энергия бодрствования, и при возвращении тем же путем к бодрствующему сознанию. Обычно при переходе от состояния к состоянию мы даем прежнему опыту ускользнуть от нас; при возвращении вспоминаются лишь наиболее живые или близкие к поверхности бодрствования переживания. Но это можно исправить: на это способна сила памяти, возвращающая нас от сновидения к сновидению, от состояния к состоянию, до тех пор пока целое не предстанет перед нами вновь. Связное постижение жизни во сне возможно, хотя его трудно достичь и трудно удержать.

ОТ ОСОЗНАНИЯ К ПРОСВЕТЛЕНИЮ:

ТИБЕТСКАЯ ЙОГА СНОВИДЕНИЙ

Стивен Лаберж

Первые шаги к пробуждению, являющемуся целью йоги сновидений, состоят в устойчивом «постижении природы состояния сновидения». Как только ученик достигает успеха в сновидениях, он переходит к следующей стадии — «трансмутации содержания сновидения». Начальное упражнение на этой стадии выглядит следующим образом: если, например, сон будет об огне, подумай: «Как можно бояться огня, который приснился во сне!» Удерживая эту мысль, попирай его. Таким же образом брось себе под ноги все, что бы тебе ни приснилось. Приобретя достаточный навык контроля своей реакции на содержание осознанных сновидений, ученик приступает к более сложным упражнениям и благодаря им овладевает способностью посещать — в своих осознанных сновидениях — любую область существования.

Следующая стадия практики называется пониманием, что состояние или содержание сновидения есть майя (иллюзия). С точки зрения учения буддизма вся вселенная форм или отдельное существование есть иллюзорная видимость, или сновидение. Эта идея должна быть уже знакомой, поскольку все переживания непременно являются ментальными репрезентациями и в качестве субъективных порождений нашего мозга имеют ту же природу, что и сновидения.

На третьей стадии ученику предлагается практика трансформации содержания сновидения в его противоположность. Например, осознающий сновидец должен трансформировать увиденный во сне огонь в воду, маленькое — в большое, единичную вещь — во множество вещей и так далее. Текст объясняет, что таким образом осознающий сновидец постигает природу многомерности, а также множественности и единства.

После обретения мастерства в искусстве трансформации содержания сновидений, ученик обращает внимание на собственное тело во время сна: оно, как он видит теперь, настолько же иллюзорно, как и другие элементы его осознанных сновидений. Тот факт, что полностью осознающий сновидец знает, что он не является своим телом в сновидении, играет, как мы увидим далее, решающую роль в его трансформации.

Четвертая и последняя стадия йоги сновидений называется загадочно: медитирование на таковости состояния сновидения. Текст говорит нам, что с помощью этой медитации «очищаются сновидческие наклонности, проявляющиеся в сновидении в обличьях божеств». Ирония состоит в том, что посредством этих «обличий» достигается конечная цель. Ученик, конечно, осознает, что эти «божества» — его собственные ментальные образы. Его просят, имея это в виду, концентрироваться в состоянии осознанного сновидения на формах этих божеств, сохраняя свой ум свободным от мыслей. В ненарушаемом покое этого ментального состояния божественные формы, как описывает текст, «настраиваются в соответствии с лишенным мыслей состоянием ума, и тогда появляется проблеск Чистого Света, сущность которого — пустота».

Таким образом, ученик понимает, что явление форм «полностью подвластно воле, если только ментальные способности достаточно развиты» посредством практики йоги осознанного сновидения. Постигнув, «что характер любого сна можно изменить или трансформировать посредством желания этого», осознающий сновидец делает «следующий шаг, постигая, что форма в состоянии сновидения и все множественное содержание сновидений являются лишь игрушками ума и потому они непостоянны, как мираж». Процесс обобщения «ведет его к знанию, что сущностная природа форм и всех вещей, воспринимаемых посредством чувств в бодрствующем состоянии, столь же нереальна, как и их отражения в состоянии сновидения», поскольку и бодрствование, и сновидение суть состояния сознания. Последний шаг приводит йога к «Великому Пониманию» того, что ничто в опыте его ума «не может быть иным, нежели нереальность, подобная сновидению». В свете этого «Универсальное Творение... и каждая феноменальная вещь в нем» являются всего лишь «содержанием Высшего Сна».

РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ

ПРОЯВИТЕЛИ ПСИХИКИ:

ПСИХОДЕЛИКИ И ИХ ВОЗДЕЙСТВИЕ

Ум на своем месте и в себе

способен сотворить Рай из Ада и Ад из Рая.

Джон Мильтон, «Потерянный рай»

В истории человечества редко появлялось открытие, порождавшее столько надежд и славословий, столько приверженцев и хулителей, как открытие психоделиков. В торжественных заявлениях 60-х годов психоделики провозглашались предвестниками нового века, психиатрической панацеей, лекарством против вражды, социальными преобразователями, возбуждающими средствами и чуть ли не просветлением в таблетках. Одновременно с этим их страстно осуждали как средства, опасные для мозга, вызывающие психоз, разрушающие жизнь, их считали орудием Дьявола. Короче говоря, вместо взвешенной оценки психоделики подняли волну невежества, возбуждения и политизированной риторики.

К сожалению, эта риторика обошла стороной множество важных и сложных вопросов, касающихся самих психоделиков, нашей культуры и нас самих. Эти вопросы о природе переживаний, возникающих под воздействием психоделиков, о том, каким образом психоделики вызывают эти переживания, о мере их полезности и опасности, о том, насколько можно доверять прозрениям, связанным с употреблением психоделиков, об их терапевтических возможностях и исследовательском потенциале — о том, что они могут рассказать нам о человеческой психике, мозге, патологии и возможностях развития. Далее идут социальные вопросы: почему эти вещества вызывают такую эмоциональную реакцию сторонников и противников, почему политика в отношении этих веществ содержит так много парадоксов и почему существует широкое кросс-культурное разнообразие мнений об опасности и ценности тех или иных веществ? На протяжении человеческой истории разные этнические группы и культуры считали эти вещества священными, а в последние годы они привлекают все большее внимание.

Психоделики, по-видимому, играют важную роль в ряде религий и даже участвовали в формировании некоторых из них. Это касается шаманских, ведических и греческих мистических традиций. В наше время психоделики стали одним из катализаторов феномена 60-х годов, результаты воздействия которого до сих пор ощущаются в западной культуре.

Хотя психоделики значительно повлияли на религию, культуру и историю, им нелегко дать общее определение. Они не имеют единой химической структуры, действуют по-разному, а механизмы их ошеломляющего воздействия на психику мало изучены. Учебник психиатрии отмечает: «Эту группу отличает...их несомненная способность вызывать измененные состояния сознания, мышления и чувствования, которые обычно переживаются только в снах или в процессе религиозной экзальтации». Прототип психоделиков — ЛСД, но исследования требуют и многие вещества с различным воздействием.

Систематические исследования психоделиков на психику были насильственно прекращены вмешательством властей. По-видимому, эти мощные средства могут быть как благотворными, так и опасными.

Кризисы, вызываемые психоделиками, бывают самыми разнообразными — от острых до хронических. Наиболее распространенная острая реакция — это классическое «плохое путешествие», кошмар захлестывающего страха. Со временем возможна активизация психопатологии, в том числе психозов, у предрасположенных к этому индивидов. Практика показывает, что негативно реагируют на психоделики, как правило, люди, плохо подготовленные, использующие их в неподходящей обстановке, употребляющие смесь препаратов или уже страдающие психопатологией. У лиц, прошедших отбор, в клинических условиях такие осложнения редки, а вызываемые психоделиками кризисы обычно преодолеваются с помощью специально подготовленного терапевта. К настоящему времени нет доказательств того, что психоделики наносят необратимый ущерб мозгу, даже в случаях длительного употреблении ЛСД.

По-видимому, психоделики наряду с содержащейся в них опасностью обладают также терапевтическими, творческими и религиозными возможностями. Хотя данные хорошо контролируемых экспериментов немногочисленны, существует ряд историй болезни, подтверждающих значительный терапевтический успех психоделиков, принимаемых под профессиональным контролем и наблюдением. Многие отчеты описывают драматические и устойчивые сдвиги к лучшему у пациентов, страдающих тяжелыми и безнадежными с точки зрения других методов терапии заболеваниями; люди, стоящие перед лицом смерти, находили большое утешение в переживаниях, вызванных воздействием психоделиков.

Кроме того, психоделики способны «открыть врата Рая и Ада» вызвать широкий спектр чрезвычайно интенсивных переживаний, включающий мистический опыт различных религиозных традиций. Люди, испытывающие эти переживания, могут чувствовать себя преобразившимися или даже возродившимися, при этом меняется их философия, мировоззрение, они обретают новое понимание психики, религии, реальности.

Даже те немногие исследования, которые уже были проведены, показали, что психоделики способны стать важнейшим инструментом изучения функционирования психики. Поначалу предполагали, что они приводят к психозам, и называли их галлюциногенами или психотомиметиками (то есть веществами, вызывающими имитацию психоза), сейчас этот взгляд признан неверным. Их можно скорее рассматривать в качестве неспецифических усилителей психических процессов, последовательно открывающих уровни и структуры бессознательного.

Таким образом, психоделики способны привести к новому взгляду на природу бессознательного, психодинамику, архетипы, психопатологию и религиозные переживания.

Психоделики, по-видимому, обладают психотерапевтическими, исследовательскими и религиозными возможностями, и научные исследования в этой области нужно было бы поддерживать, а не запрещать. Статьи этой главы посвящены некоторым наиболее интересным вопросам, связанным с этими веществами.

В знаменитой статье Хьюстона Смита ставится вопрос: «Имеют ли психоделические вещества религиозное значение?» Он возражает многим религиеведам, пытающимся отрицать религиозный характер переживаний, вызванных психоделиками, считая их ложными или незначимыми. Смит рассматривает пять основных аргументов в пользу того, что переживания под действием психоделических веществ не могут быть истинно религиозными, и находит их неудовлетворительными.

Он делает вывод, что переживания, вызванные психоделиками и религиозными практиками, иногда невозможно различить. Однако он предупреждает, что «если психоделики и могут вызвать религиозные переживания, то не столь очевидно, что они могут заменить религиозную жизнь».

Одно из наиболее известных психоделических переживаний было у выдающегося американского философа и психолога Уильяма Джеймса. Он экспериментировал с закисью азота и пережил опыт, полностью изменивший его взгляд на сознание и философию. В статье «Многообразие сознания: наблюдения за закисью азота» он описывает прозрение относительно единства противоположностей и дает убедительную оценку разнообразию и ценности измененных состояний сознания.

Ранние исследования психоделиков фиксировали в основном хаотические взрывы несвязанных между собой переживаний. Станислав Гроф — очевидно, наиболее опытный в мире исследователь психоделиков — обнаружил в этом хаосе одну закономерность, а именно возникновение определенных типов переживаний в упорядоченной и осмысленной последовательности. Многие годы тщательных исследований дали ему возможность объединить эти типичные переживания и создать новую картографию человеческого бессознательного, психологического развития и религиозного опыта.

В книге «Области человеческого бессознательного» Гроф сообщает, что обычная последовательность переживаний под воздействием психоделиков отображает постепенное раскрытие все более глубоких слоев и структур бессознательного. Оно начинается с традиционных фрейдовских психодинамических переживаний, проходит через ранкианский материал родовой травмы и юнгианские архетипические символы и в конце концов может привести к кульминации в трансцендентных переживаниях, подобных описываемым в великих мировых религиях. Этот трансцендентный опыт может способствовать новому пониманию религиозных традиций, причем даже у тех людей, которые ранее были настроены по отношению к ним скептически. Исследования Грофа показывают, что потенциально эти переживания доступным всем.

Наиболее глубокие переживания связаны с бесконечным сознанием, бытием и блаженством, с Универсальным Умом, с Богом или невыразимой, предлежащей всем феноменам и всему опыту пустотой. Подобные переживания обнаруживают неожиданное сходство с глубокими духовными постижениями, описанными в таких традициях, как даосизм, суфизм, веды, йога и христианский мистицизм. В последнее время Станислав Гроф и его жена Кристина используют метод индуцирования измененных состояний сознания и без применения психоделиков (они называют его холотропной терапией). Этот метод сочетает длительное интенсивное дыхание, музыку и работу с телом. Судя по сообщениям, холотропная терапия обладает значительными психотерапевтическими и преобразующими возможностями. Разумеется, и холотропная, и психоделическая терапия нуждаются в дальнейших тщательно контролируемых исследованиях.

ИМЕЮТ ЛИ ПСИХОЛЕЛИКИ РЕЛИГИОЗНОЕ ЗНАЧЕНИЕ?

Хьюстон Смит

Люди, изучающие религию, как правило, считают, что психоделические вещества не имеют к религии отношения. Они согласны с Р.-С. Зенером, который в книге «Мистицизм священный и профанический» «полностью рассмотрел и отверг» утверждения о религиозном значении мескалина, приведенные Олдосом Хаксли в книге «Двери восприятия». Отказ от дальнейшего рассмотрения темы кажется мне в высшей степени преждевременным.

ПСИХОЛЕЛИКИ И РЕЛИГИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ИСТОРИИ

Почти повсюду люди путем проб и ошибок обнаруживали связь между растениями (сырыми или в виде отваров) или определенными действиями (йоговскими дыхательными упражнениями, кружением в танце дервишей, самобичеванием) и измененными состояниями сознания.

В качестве близких нам примеров можно привести пейот, использовавшийся коренной американской (индейской) церковью, и мексиканские «священные грибы», известные более двух тысяч лет.

К этому можно добавить индийскую сому (хаому) и коноплю зороастрийцев, греческий культ Диониса, который «везде... учил людей культуре виноделия и мистериям поклонения ему и везде почитался как бог», бензоин в Юго-Восточной Азии, дзенский чай, пятая чашка которого очищает, а шестая «зовет в область бессмертия», «питури» австралийских аборигенов и, вероятно, мистический «кикеон», который ели и пили во время кульминационного завершения шестого дня элевсинских мистерий.

Еще более интересно, чем связь средств изменения сознания с религией, допущение того, что эти средства могли послужить отправной точкой возникновения определенных религиозных направлений, позднее забывших в своем развитии о своих психоделических корнях. Бергсон связывал поворот индусов и греков к «динамической религии» с «божественным экстазом» от воздействия дурманящих напитков; не так давно Роберт Грейвс, Гордон Уоссон и Алан Уоттс высказали предположение, что возникновение большинства религий связано с химически стимулирующими теофаниями. Эта важная гипотеза, несомненно, должна время от времени привлекать внимание историков религии.

ПСИХОДЕЛИКИ И РЕЛИГИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ФЕНОМЕНОЛОГИИ

Феноменология стремится к точному описанию человеческого опыта. Вопрос, который ставят психоделики перед феноменологей религии, состоит в том, отличаются ли психоделические переживания от естественных религиозных переживаний, и если да, то каковы различия?

Существует бесчисленное множество психоделических переживаний, не имеющих религиозной окраски; они могут быть чувственными или духовными, тривиальными или преобразующими, причудливыми или сакраментальными. Есть одна вещь, с которой не может не согласиться каждый изучающий психоделики: не существует психоделического переживания самого по себе. Каждый психоделический опыт зависит от трех составляющих: самого вещества, психологического состояния человека и ситуации (социальной и психической), в которой принимается вещество. Но при соответствующем психическом состоянии и в соответствующих условиях психоделики могут вызывать религиозные переживания, неотличимые от переживаний, происходящих спонтанно.

Как мы можем определить, что опыт, который переживают люди, является действительно религиозным? Можно начать с факта, что люди сами характеризуют свой опыт таким образом.

Но если для кого-то предпочтительнее более строгие методы то они тоже существуют. Уолтер Панке из Гарвардского университета разработал типологию религиозного опыта (в аспекте мистических переживании), основанную на классических описаниях мистических переживании, собранных в «Мистицизме и философии» Уолтера Стойса. Затем он провел эксперимент, введя псилоцибин десяти студентамтеологам и профессорам во время службы в страстную пятницу. Эксперимент был «дважды закрытым, ни д-р Панке, ни его испытуемые не знали, кому достанется псилоцибин, а кому — плацебо обеспечивающее контрольную группу. Впоследствии «испытуемые, получавшие псилоцибин, пережили феномены, не отличающиеся или даже вполне тождественные... категориям, выявленным нашей типологией мистицизма».

Почему же, имея такие значительные доказательства Зенер считает, что психоделические переживания не могут быть подлинно религиозными? Можно сделать три предположения.

Первое.

Его собственный опыт был «совершенно тривиальным» Это, конечно, доказывает, что не все психоделические состояния являются религиозными; но это не дает основания считать что все психоделические переживания не являются религиозными

Второе.

Он полагает, что переживания других людей, которые они сочли религиозными, в действительности таковыми не являются Зенер выделяет три рода мистицизма: естественный мистицизм, при котором душа объединена с природным миром; монистический мистицизм, в котором душа сливается с безличным абсолютом и теизм в котором душа предстоит живому, личному Богу. Он допускает что психоделики могут вызывать первые два рода мистицизма,но не высшее теистическое состояние. В доказательство он анализирует переживание Хаксли, описанное им в книге «Двери восприятия», показывая, что этот опыт представляет собой в лучшем случае смесь природного и монистического мистицизма. Даже если мы согласимся с зенеровским разграничением трех форм мистицизма, случай Хаксли (как и вся книга Зенера) всего лишь доказывает, что не каждое мистическое переживание, вызванное психоделиками, является теистическим. Несли Зенер идет дальше этого, утверждая, что психоделики не могут вызывать теистических мистических переживаний, то в таком случае он выходит за рамки собственных аргументов.

Есть и третья причина, по которой Зенер может сомневаться в том, что психоделики способны вызывать, индуцировать истинно мистические переживания. Зенер — римский католик, а доктрина римского католицизма учит, что мистический экстаз — дар благодати, а потому не может быть контролируем человеком. Возможно, это и так. Приведенные эмпирические свидетельства не исключают действительных онтологических или теологических различий между естественными и психоделическими религиозными переживаниями. Однако здесь мы рассматриваем феноменологию, а не онтологию; описание, а не интерпретацию, и на этом уровне различие не обнаруживается. С точки зрения описания психоделическое переживание не может быть отличным от своего естественного религиозного двойника. Когда У. Стейса, который считается авторитетом в области философии мистицизма, спросили, подобны ли психоделические переживания мистическим, он ответил: «Вопрос не в том, похожи они на мистические переживания или нет; они суть мистические переживания».

ПСИХОДЕЛИКИ И РЕЛИГИЯ С «РЕЛИГИОЗНОЙ» ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Предположим, что психоделики могут вызывать переживания, неотличимые от религиозных, и что мы можем доверять их описаниям. Могут ли они пролить какой-то свет на природу религиозной жизни?

По меньшей мере, они могут поместить сам религиозный опыт в новый контекст, проясняя его отношение к религиозной жизни в целом. Психоделики могут, по-видимому, вызывать религиозные переживания, но менее очевидно, что они могут создать религиозную жизнь.

Могут ли химические вещества быть полезными помощниками веры, это другой вопрос. Использование пейота коренной американской церковью указывает на то, что это возможно. Антропологи положительно характеризуют эту церковь, отмечая среди прочего, что ее подопечные менее подвержены алкоголизму, чем остальное население. Следовательно, психоделики могут способствовать религиозной жизни, но лишь в контексте истинной веры (подразумевая убежденность, что вызываемые ими переживания истинны) и дисциплины (то есть постоянной тренировки воли в стремлении реализовать воспринятое в измененном состоянии сознания в обыденной, повседневной жизни).

МНОГООБРАЗИЕ СОЗНАНИЯ:

ИССЛЕДОВАНИЕ ЗАКИСИ АЗОТА

Уильям Джеймс

Эфир, и в особенности закись азота, в известной дозе примешанные к воздуху, являются могучими стимулами пробуждения мистического сознания. Перед вдыхающим их словно разверзаются бездны истины одна за другой. Когда человек приходит в нормальное состояние, истина от него ускользает, и если сохраняется от нее какая-нибудь формула, для нормального рассудка она оказывается бессмыслицей. Тем не менее у человека остается чувство, что эта формула полна глубокого значения. Я лично знаю многих людей, которые убеждены, что в трансе, вызванном закисью азота, возможны настоящие метафизические откровения.

Несколько лет тому назад я сделал сообщение в печати о произведенных лично мною опытах опьянения закисью азота. На основании их я пришел тогда к выводу (который и до настоящего времени разделяю), что наше нормальное, или, как мы его называем, разумное сознание представляет лишь одну из форм сознания, причем другие, совершенно от него отличные, формы существуют рядом с ним, отделенные от него лишь тонкой перегородкой. Мы можем совершить наш жизненный путь, даже не подозревая об их существовании; но как только будет применен необходимый для их пробуждения стимул, они сразу оживут для нас, представляя готовые и определенные формы духовной жизни, которые, быть может, имеют где-нибудь свою область применения. Наше представление о мире не может быть полным, если мы не примем во внимание и эти формы сознания. Из них, правда, нельзя вывести точной формулы и они не могут дать нам плана той новой области, какую они перед нами раскрывают, но несомненно, что они должны помешать слишком поспешным заключениям о пределах реального. Возвращаясь к моим собственным переживаниям этого рода, я должен признать, что они сводятся к особому просбетленному состоянию, которому я не могу не придать мистической окраски. Основной чертой такого состояния всегда является примиренность, словно две противоположные стороны мира, столкновение между которыми составляет причину всех наших внутренних бурь и неурядиц, расплавились и образовали единое целое. Они не принадлежат к одному роду как два различных вида, но один из видов — более возвышенный — сам становится родом по отношению к противоположному виду и растворяет его в себе. Я знаю, что эта мысль с логической стороны темна, но не могу избавиться от ее влияния на меня. Я чувствую, что в ней есть смысл, соприкасающийся с сущностью гегелевской философии. Имеющий уши да слышит. Для меня эта мысль постижима лишь этим путем искусственно разбуженного мистического состояния сознания.

ОБЛАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО: ДАННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ЛСД (Станислав Гроф)

НОВЫЙ ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД

Представленная здесь концепция основана на моем семнадцатилетнем и опыте клинических исследований действия ЛСД.

В течение этого времени мое понимание того, как действует ЛСД и как этот препарат можно использовать в терапевтических целях, значительно трансформировалось. Вначале к исследованиям ЛСД подходили с позиций так называемого «экспериментального психоза». Случайное открытие этого препарата и первые исследования результатов его воздействия показали, что крайне незначительное количество ЛСД может вызывать драматические и глубинные перемены в функционировании психики человека. Многие исследователи в то время полагали что под воздействием ЛСД у человека возникает нечто напоминающее симптомы шизофрении, и надеялись, что изучение ЛСД могло 6ы дать ключ к пониманию этого заболевания как результата чисто биохимического отклонения. Однако в действительности никаких существенных параллелеи между феноменологией состояний, индуцированных приемом ЛСД и симптомами шизофрении продемонстрировать не удалось.

Отказываясь в теории и практике от подхода «экспериментального психоза», я не мог присоединиться и к мнению, что состояния вызванные воздействием ЛСД, являются просто неспецифической реакцией мозга на вредное химическое вещество, или «токсическим психозом».

Наиболее удивительным и озадачивающим аспектом ЛСД-сеансов оказалось огромное разнообразие индивидуальных проявлений. Я все более убеждался в том, что многие ЛСД.феномены обладают значимым психодинамическим смыслом, так что их можно рассматривать и понимать с психологической точки зрения.

Анализ ясно показал, что специфика ЛСД-реакций в большой степени зависит от личности испытуемого. Выяснилось что ЛСД не вызывает неспецифического «токсического психоза», а является сильным катализатором психических процессов, активизирующих бессознательный материал различных глубинных уровней психики человека. Многие феномены этих сеансов можно рассматривать с точки зрения психологии и психодинамики; их структура сравнима со структурой сновидении. При детальном аналитическом рассмотрении выяснилось, что ЛСД могла бы стать непревзойденным инструментом для глубокого диагностирования личности.

Сейчас я считаю ЛСД мощным неспецифическим усилителем или катализатором биохимических и психологических процессов мозга. Этот препарат создает ситуацию недифференцированной активности, облегчающеи появление бессознательного материала различных уровней психики.

Можно описать следующие четыре уровня или типа ЛСД-переживаний и соответствующих областей человеческого бессознательного. 1) абстрактные и эстетические; 2) психодинамические; 3) перинатальные и 4) трансперсональные переживания.

АБСТРАКТНЫЕ И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В ЛСД-СЕАНСАХ

Эстетические переживания, по-видимому, представляют собой наиболее поверхностный уровень ЛСД-феноменологии. Они не раскрывают области бессознательного и не обладают психодинамической значимостью. Наиболее важные аспекты этих переживаний можно с психологической точки зрения считать результатом химического стимулирования сенсорных систем человека, что вызывает проявление их глубинной структуры и функциональных характеристик.

Вот пример описания ЛСД-сеанса, предложенный одним из психиатров, принимавших участие в обучающей программе: «Я глубоко запутался в абстрактном мире вращающихся геометрических фигур и роскошных расцветок, более ярких и светящихся, чем что бы то ни было прежде в моей жизни. Я был зачарован и загипнотизирован этим невыразимым калейдоскопом».

ПСИХОДИНАМИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В ЛСД-СЕАНСАХ

Переживания этой категории рождаются в области индивидуального бессознательного и в сферах личности, доступных в обычном состоянии сознания. Они связаны с важными воспоминаниями, эмоциональным проблемами, неразрешенными конфликтами и вытесненным материалом бессознательного, имеющим отношение к различным периодам жизни человека. Большую часть явлений, происходящих на этом уровне, можно интерпретировать и понять в психодинамических терминах.

Самые простые психодинамические переживания имеют форму актуального воспроизведения эмоционально нагруженных событий и действительного проживания травмирующих или необыкновенно приятных воспоминаний младенчества, детства или более поздних периодов жизни. Более сложные переживания этой группы (живописные конкретизации фантазий, драматизация грез, мечтаний и скрытых воспоминаний) — причудливая смесь фантазии и реальности. Психодинамический уровень также вызывает всевозможные переживания, содержащие важный материал бессознательного в скрытой форме символической маскировки, защитных искажений и метафорических намеков.

Психодинамические переживания особенно характерны для людей со сложными эмоциональными проблемами. Меньше всего их бывает у эмоционально уравновешенных людей или людей, чье детство было относительно спокойным.

Феноменология психодинамических переживаний в ЛСД-сеансах в значительной степени соответствует основным представлениям классического психоанализа. Если бы психодинамические сеансы были единственным видом ЛСД-переживаний, их можно было бы считать лабораторным доказательством основных положений фрейдизма. Психосексуальная динамика и основные конфликты человеческой психики, как их описывал Фрейд, проявляются здесь необыкновенно ясно и живо даже у тех людей, которые никогда прежде не имели дело с психоанализом, не читали книг о нем и не подвергались его воздействию в иных явных или неявных формах. Под влиянием ЛСД люди регрессируют в детство или даже в младенчество, вновь проживают различные психосексуальные травмы, комплекс ощущений, связанных с инфантильной сексуальностью, и сталкиваются с конфликтами, порожденными активизацией различных зон либидо. Они могут увидеть и проработать основные психологические проблемы, описанные психоанализом: комплексы Эдипа и Электры, страх кастрации и зависть к пенису.

Несмотря на далеко идущие соответствия и совпадения, фрейдовские представления не могут объяснить некоторые феномены, возникающие в психодинамических ЛСД-сеансах. Для понимания этих феноменов, клинического состояния пациентов и структуры личности необходимо дополнить психоаналитические представления новым принципом. ЛСД-феномены на этом уровне можно понять, а иногда и предсказать, если подходить к ним как к специфическим сгусткам воспоминаний, которые я называю «системами конденсированного опыта» (СКО).

СИСТЕМЫ КОНДЕНСИРОВАННОГО ОПЫТА

СКО представляют собой специфические сгустки воспоминаний, которые содержат сконденсированные переживания (и связанные с ними фантазии) из разных периодов жизни человека. Воспоминания, принадлежащие определенной СКО, обычно имеют общую основную тему или содержат похожие элементы и связаны с сильным эмоциональным зарядом одного и того же качества. Наиболее глубокие слои представлены живыми и яркими воспоминаниями о событиях детства или младенчества. Более поверхностные слои представляют собой воспоминания более поздних периодов жизни, вплоть до настоящего времени.

Каждая СКО имеет основную тему, пронизывающую все ее уровни и как бы составляющую общий знаменатель. Характер этих тем может быть различным. Разные уровни определенной СКО могут, например, собрать воспоминания о ситуациях унижения человека, разрушивших его уважение к себе. Переживания эмоциональной депривации и отверженности в различные периоды жизни — Другой часто встречающийся мотив СКО. Столь же часто встречаются темы СКО, изображающие секс опасным и отталкивающим или включающие в себя агрессию и насилие. Особенно важны СКО, которые концентрируют в себе опыт столкновения человека с ситуациями, опасными для его здоровья или жизни, или со случаями нанесения увечий. Огромный эмоциональный заряд СКО, проявляющийся часто в бурном реагировании, сопровождающем их развертывание в ЛСД-сеансах, представляет, по сути дела, суммированние эмоций, связанных со всеми воспоминаниями определенного рода.

Индивидуальные СКО четко соотносятся с определенными защитными механизмами и специфическими клиническими симптомами. Детальные взаимоотношения между отдельными элементами и аспектами СКО в основном соответствуют теоретическим представлениям Фрейда. Новым с теоретической точки зрения является представление об организующей динамической системе, объединяющей компоненты в определенное функциональное целое. Структура личности обычно содержит значительное число СКО. Их характер, общее количество, объем и интенсивность у всех людей различны.

В соответствии с качеством эмоционального заряда можно различить отрицательные (собирающие неприятные эмоциональные переживания) и положительные (собирающие приятные эмоциональные переживания и положительный опыт) СКО. Несмотря на определенную взаимозависимость и пересечения, отдельные СКО могут функционировать достаточно независимо. Они формируют избирательное восприятие человеком себя и мира, его чувства и мышление в сложном взаимодействии со средой и даже многие соматические процессы.

Повторное проживание опыта, содержащегося на различных уровнях СКО, — одно из явлений, наиболее часто и стабильно наблюдаемых в ЛСД-терапии психических заболеваний. Эти повторные проживания очень реалистичны, живы и сложны, их характеризуют убедительные признаки регрессии субъекта к возрасту действительного проживания события.

Переживания, которые способны составить ядро отрицательных СКО, теоретически могут включать широкий круг ситуаций, угрожавших чувству безопасности и удовлетворению основных потребностей ребенка. Самые первые, центральные, переживания могут относиться к грудному возрасту. Очень часто встречаются переживания оральной фрустрации, связанные с жесткой схемой кормления, недостатком или отсутствием молока или с напряжением, тревогой, нервозностью и недостатком любви со стороны матери и ее неспособностью создать эмоционально теплую, спокойную и предохраняющую атмосферу. Часто встречаются и другие детские травмирующие переживания.

Повторное проживание травмирующих событий детства часто сопровождается значительными изменениями клинической симптоматики, паттернов поведения пациентов, их ценностей и установок. Мощный трансформирующий эффект повторного проживания и интегрирования таких воспоминаний заставляет предположить существование более значимого динамического принципа.

Наиболее важная часть СКО — ядро переживаний. Это первое переживание определенного рода, зарегистрированное мозгом и положенное в основу специфической СКО. Этот опыт становится прототипом, матрицей для записи в банках памяти последующих аналогичных событий. Почему определенные события настолько сильно травмируют ребенка, что оказывают влияние на психодинамику развития в течении многих лет или десятилетий, объяснить трудно. Психоаналитики обычно связывают это с конституциональными и наследственными факторами неизвестной природы. ЛСД-исследования, по-видимому, показывают, что эта специфическая чувствительйость может иметь свои причины на более глубоких уровнях бессознательного, в функциональных динамических матрицах, врожденных или трансперсональных по своей природе.

Существование динамического сходства между отдельным травмирующим инцидентом детства и определенным аспектом родовой травмы (перинатальной травматизацией) — другой важный факт. В этом случае травмирующее столкновение в более поздних ситуациях может в действительности быть реактивацией определенного аспекта психобиологической памяти рождения.

Как бы то ни было, через некоторое время и после некоторого количества сеансов элементы индивидуального бессознательного постепенно начинают исчезать из ЛСД-переживаний и каждый человек входит в область перинатальных и трансперсональных феноменов.

ПЕРИНАТАЛЬНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В ЛСД-СЕАНСАХ

Основные характеристики перинатальных переживаний связаны с проблемами биологического рождения, физической боли и агонии, болезни и дряхлости, умирания и смерти. Пугающее столкновение с этими критическими аспектами человеческого существования, глубокое переживание его эфемерности неизбежно сопровождается мучительным экзистенциальным кризисом. Благодаря такому опыту человек приходит к пониманию того, что, независимо от его прижизненных занятий, ему придется покинуть этот мир, лишиться всего, что он приобрел и чего достиг, к чему он был эмоционально привязан. Сходство рождения и смерти, поразительное открытие, что начало жизни тождественно ее концу, — важный философский вывод, сопровождающий перинатальные переживания.

Другое важное следствие — эмоциональное и физическое потрясение от феномена смерти — открывает сферы духовных и религиозных переживаний, являющихся существенной частью человеческой личности. Они не зависят от культурных и религиозных корней и воззрений человека. Мой опыт показывает, что люди, достигшие этих уровней, получают возможность проникнуть в наиболе тонкие духовные и религиозные измерения существующего порядка вещей. Даже ярые материалисты, позитивистски ориентированные ученые, скептики и циники, бескомпромиссные атеисты и антирелигиозно настроенные философы-марксисты, столкнувшись с этими уровнями, начинают интересоваться духовными вопросами.

Каким-то образом — пока не вполне понятно, каким именно, — такого рода переживания представляются связанными с обстоятельствами биологического рождения. Участники ЛСД-сеансов нередко совершенно определенно ссылаются на них как на проживание своей собственной родовой травмы. Люди, не чувствующие этой связи и описывающие свое столкновение с переживанием смерти и смерти-возрождения с чисто психологической и духовной точек зрения, регулярно демонстрируют ряд характерных физических симптомов, напоминающих процесс биологического рождения. Их позы и движения поразительным образом соответствуют положениям и движениям ребенка на различных стадиях родов. Кроме того, эти люди обычно сообщают о своей идентификации с эмбрионом, плодом в утробе и новорожденным ребенком. Помимо этого, встречаются вариации аутентичных неонатальных чувств и поведения, а также образы женских гениталий и груди.

Опираясь на эти наблюдения и другие клинические данные, я назвал этот феномен перинатальными переживаниями. Причинная связь между актуальным биологическим рождением и бессознательными матрицами этих переживаний все еще остается неустановленной. Возможно, это является возвращением к бессознательному ранкианскому уровню; во всяком случае, концепция Отто Ранка — с некоторыми модификациями — полезна для понимания рассматриваемого вопроса. Перинатальные переживания — проявление глубинного уровня бессознательного — выходят за пределы классических фрейдовских методов. Феномены этой категории никогда не описывались в психоаналитической литературе и не принимались во внимание в психоаналитической теории. Более того, классический фрейдовский анализ не позволяет объяснить эти феномены и не может предложить понятий, пригодных для их интерпретации.

Перинатальные переживания представляют собой очень существенное пересечение индивидуальной и трансперсональной психологии или, если так можно выразиться, психологии и патопсихологии, с одной стороны, и религии — с другой. Если считать их связанными только с рождением, они могли бы относиться к структуре индивидуальной психологии, но характерные аспекты придают им совершенно определенный трансперсональный оттенок. Напряженность этих переживаний превышает все обычно предполагаемые для человека пределы. Зачастую они сопровождаются отождествлением с другими людьми или с борьбой и страданиями человечества. Более того, их составной частью нередко оказываются некоторые формы явно трансперсональных переживаний: эволюционные воспоминания, элементы коллективного бессознательного и некоторые юнгианские архетипы.

Элементы богатого и сложного содержания ЛСД-сессий, отражающие этот уровень бессознательного, можно объединить в четыре типичных группы, матрицы или эмпирических паттерна. Пытаясь найти этому простое, логичное и естественное объяснение, я обратил внимание на совпадение этих паттернов с клиническими стадиями родов. Соотнесение четырех упомянутых категорий феноменов с соответствующими стадиями процесса биологического рождения оказалось важным теоретическим и практическим принципом ЛСД-терапии. Я обычно называю четыре основные матрицы ранкианского уровня «базовыми перинатальными матрицами» (БПМ-1 — БПМ-4). Необходимо вновь подчеркнуть, что на нынешней стадии исследований это всего лишь полезная модель, не содержащая необходимых причинных связей.

Базовые перинатальные матрицы — гипотетические системы динамического управления, функция которых на ранкианском уровне бессознательного подобна функции СКО на фрейдовском психодинамическом уровне. Они обладают собственным специфическим содержанием, которым являются перинатальные феномены, включающие два важных аспекта, или две составляющие: биологическую и духовную. Биологический аспект перинатального опыта представляет собой конкретные и вполне реалистические переживания, связанные с индивидуальными стадиями биологического рождения.

Каждая стадия биологического рождения имеет специфическое духовное соответствие: для благополучного внутриутробного существования это опыт космического единства; начало родов сопровождается чувством поглощения вселенским водоворотом, первая клиническая стадия родов со схватками в замкнутом утробном пространстве соотносится с переживанием «отсутствия выхода» или ада; духовным соответствием продвижения по родовому каналу во второй стадии клинических родов является борьба смерти-возрождения, а метафизический эквивалент собственно рождения и событий третьей клинической стадии родов представляет собой переживание смерти «эго» и возрождения. В дополнение к этому специфическому содержанию базовые перинатальные матрицы служат принципом организации материала других уровней бессознательного: СКО и некоторых видов трансперсональных переживаний, часто сосуществующих с перинатальными.

Большое теоретическое значение имеет глубинная параллель между физиологической деятельностью в последовательных стадиях биологического рождения и паттернами активности различных эрогенных зон, особенно зон генитального оргазма. Это дает возможность сместить этиологический акцент в психогенезисе эмоциональных нарушений из сексуальной сферы в перинатальные матрицы, не отрицая при этом значимости многих принципов фрейдизма. Даже при столь широком подходе психоаналитические наблюдения позволяют понять расположение этих структур на психодинамическом уровне и изучить их соотношения и взаимосвязь.

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ В ЛСД-СЕАНСАХ

Трансперсональные переживания, лишь редко встречающиеся на ранних сеансах, позже, после полной проработки психодинамического и перинатального уровней и интеграции этого материала, становятся вполне обычными. Трансперсональные элементы начинают доминировать после переживания смерти «эго» и возрождения. Общим знаменателем этой в остальных отношениях весьма разнообразной и разветвленной группы переживаний является выход индивидуального сознания за обычные «эго»-границы и ограничения времени и пространства.

Переживания эмбриона и плода

Здесь часто встречаются живые конкретные эпизоды, содержащие воспоминания о специфических событиях внутриутробного развития.

Как и в случае повторного переживания детских воспоминаний или воспоминаний о биологическом рождении, вопрос об аутентичности внутриутробных событий остается открытым. Поэтому кажется более чем уместным назывзать их скорее переживаниями, чем воспоминаниями. Однако в некоторых случаях мне удавалось получить от матерей или других свидетелей процесса поразительные подтверждения точности таких переживаний.

Исследователь, изучающий на ЛСД-сессиях трансперсональные феномены, быть готовым к множеству удивительных наблюдений, подвергающих испытанию существующие научные представления и вызывающих сомнения относительно некоторых широко распространенных положений.

Архетипические переживания и сложные мифологические эпизоды

Эта группа трансперсональных переживаний представляет собой феномены, которые К-.Г. Юнг называл первообразами, доминантами коллективного бессознательного, или архетипами. В некоторых из наиболее универсальных архетипов человек может отождествляться с образами Матери, Отца, Ребенка, Женщины, Мужчины или Любящего. Многие обобщенные роли воспринимаются как сакральные, как воплощенные архетипы Великой Матери, Ужасной Матери, Матери-Земли, Матери-Природы, Великого Гермафродита или Космического человека. Часто встречаются архетипы, олицетворяющие определенные аспекты личности — Тень, Анимуса или Аниму и Персону.

Нередко неискушенные люди рассказывают истории, очень напоминающие древние мифологические сюжеты Месопотамии, Индии, Египта, Греции, Центральной Америки и других стран. Эти сообщения сравнимы с юнговским описанием неизвестных, но явно архетипических тем детских снов и снов наивных пациентов, а также с симптоматикой некоторых людей, страдающих шизофренией. Как было описано в специальной работе, в результате ЛСД-сессий некоторые люди проникают в различные системы эзотерического знания. Так, люди, не имеющие понятия о каббале, переживают состояния, описанные в книге Зогар и Сефер Иецир, и демонстрируют неожиданную осведомленность в каббалистической символике. Подобный феномен внезапно сформированного понимания наблюдался также в отношении таких древних форм предсказания, как И-цзин и Таро.

Активация чакр и подъем змеиной силы (кундалини)

Многие переживания во время трансперсональных ЛСД-сеансов обнаруживают поразительное сходство с феноменами, которые различные школы кундалини-йоги описывают как признаки активизации кундалини и раскрытия чакр. Эти параллели характерны не только для позитивных переживаний. Феноменология и последствия плохо управляемого или недостаточно интегрированного ЛСД-сеанса похожа на сложности, возникающие при неуправляемой или любительской кундалини-практике. Вообще система чакр содержит очень полезную картографию сознания, способствующую пониманию и концептуализации множества необычных переживаний во время ЛСД-сеансов.

Среди всех систем йоги кундалини-йога больше всего напоминает ЛСД-терапию. Обе техники способствуют мгновенному и мощнейшему высвобождению энергии, вызывают глубокие и драматические переживания и быстро приносят впечатляющие результаты. С другой стороны, они очень рискованны и могут быть опасными, если практикуются без ответственного и квалифицированного руководства.

Сознание Универсального Разума

Сознание Универсального Разума — одно из наиболее глубоких и всеобъемлющих переживаний из наблюдаемых во время ЛСД-сеансов. Отождествляясь с сознанием Универсального Разума, человек переживает в опыте всеобъемлющее единство существования. Он чувствует, что достиг реальности, лежащей в основе всех реальностей, и стоит перед высшим и абсолютным принципом, олицетворяющим все бытие. Здесь полностью преодолеваются иллюзии материи, пространства и времени, равно как и бесконечное число других субъективных реальностей, и все они приходят к этому единому модусу сознания, которое является их общим истоком и общим знаменателем. Это переживание безгранично, непостижимо и невыразимо; это само существование. Вербальная коммуникация и символическая структура нашего повседневного языка оказывается до смешного беспомощной в попытке по; стичь и передать природу и качество этого переживания. Опыт феноменального мира и того, что мы называем обычным состоянием сознания, кажется в этом контексте лишь крайне ограниченным, искажен ным и частичным аспектом всеобъемлющего сознания Универсального Разума.

Обсуждая подобные переживания, люди часто утверждают, что поэтический язык, хотя он тоже является несовершенным, больше подходит для их описания. Становится понятным, почему провидцы, пророки и религиозные учителя прибегали к поэзии, притче и метафоре, описывая свои трансперсональные переживания.

Опыт сознания Универсального Разума тесно связан с переживанием Космического Единства, но не тождествен ему. Его важными составляющими являются интуитивные прозрения относительно процесса творения феноменального мира, каким мы его знаем, и постижение буддийских представлений о Колесе смерти и перевоплощения. Это может привести к временному или устойчивому чувству достижения глобального, нерационального и трансрационального понимания фундаментальных онтологических и космологических вопросов существования.

Сверхкосмическая и метакосмическая пустота

Последний и наиболее парадоксальный трансперсональный феномен, обсуждаемый в этом контексте, — переживание сверхкосмической или метакосмической пустоты. Это опыт изначальной пустоты, опыт ничего и молчания, представляющих собой исток и начало всего сущего, переживание «несотворенного, невыразимого Всевышнего». Термины «сверхкосмический» и «метакосмический», которыми в этом контексте пользуются высокообразованные участники ЛСД-сеансов, выражают то, что эта пустота кажется одновременно лежащей в основе мира и определяющей его сверхпорядок. Она лежит за пределами времени и пространства, за пределами форм или любых эмпирических дифференциаций, за пределами таких полярностей, как добро и зло, свет и тьма, покой и движение, агония и экстаз.