Путь Бонапарта Кн.1

Глава 16

Выложенные из местного известняка, с башней в тыльной части укрепления, бывшей казармой и укрытием, форты Балагье и Эгильетт построенные в конце 17-го века 'служили ныне лишь признанием и памятником слабости' вобановского пояса крепости. В отличие от круглого Тур Ройала, Эгильет защищавший вход в малую гавани и часть большого рейда имел две, расположенные под прямым углом у подножия квадратной башни, открытые батареи. Его двадцать две пушки, очень низко установленные в амбразурах парапета у самого берега, позволяли вести огонь по ватерлинии кораблей. В случае захвата форта республиканцы могли повернуть орудия левого крыла против Арсенала.

Осматривая Эгильетт, Бонапарт обратил внимание на каменные брустверы, дающие массу рикошетов и башню, расположенную так близко, что ее обломки наверняка будут поражать канониров шести небольших четырехфунтовой установленных на его западной стене. Все присутствующие офицеры согласились, что поскольку форт расположен в зоне артиллерийского огня с захваченных врагом командных высот, устройство позиций на возвышенности в сорока пяти ярдах перед ним было действительно единственным вариантом. Остаток времени ушел на оборудование этих позиций, представлявший собой самое простое полевое укрепление.

Захватившие форт Мюльграв республиканцы с рассветом потратили некоторое время на переформирование потрепанных частей и, после прибытия нескольких батарей, в 10 часов утра начали артиллерийскую подготовку общей атаки. Под огнем французской артиллерии, через два часа не имея возможности отвечать на обстрел, не выдержали неаполитанские войска. Большинством овладело уныние и обреченность и, покинув форпост Сент-Чарльз, они без приказа отошли в форт Балагье.

Драгоценное время уходило, но неаполитанские офицеры уже ничего не пытались предпринимать. Ссылаясь на невозможность продолжения обороны форта, они решели отделившись от союзников эвакуировать своих солдат.

- ... неаполитанцы, черт бы их взял! Эти ... подлецы, будь они прокляты!

Бонапарт кипел гневом, оборона полуострова Ле Кер рушилась с каждой минутой. Теперь оставшийся сражаться в одиночку форт Эгильетт удержать было почти немыслимо.

Заклепав запальные отверстия тридцатишестифунтовых орудий, под прикрытием пушек 'Коммерс де Марсель' контр-адмирала де Трогоффа и 'Помпеи' капитана Пулена, в три часа дня покинувшие форт Балагье около 1500 неаполитанцев гребли к своим кораблям, побросав в воду оставшиеся от раненых мушкеты и боеприпасы.

Наполеон посмотрел на низко летящие тучи, плюющиеся холодным дождем, затем на барометр и в бессилии выругался, если погода продолжит ухудшаться, сообщение с городом и эскадрой может прерваться на несколько дней. К нему подошел капитан Конопли и встал рядом у парапета.

- Я иду к своим людям защищающим Сент-Филипп, сэр.

- Пожелать вам удачи, Уильям?

- Нет. Лучше откройте для меня бутылку настоящего французского бренди. Тот арманьяк, что у вас припрятан на всякий случай.

Конолли ушел к затянутому дымом и пылью разрывов передовому укреплению, с двумя сотнями людей форт Эгильетт противостоял двадцатикратно превосходящему врагу. Когда пушки умолкли, гренадеры вступили в рукопашную схватку с наступающими французами. Ирландцы оборонялись до последнего, пошли в ход штыки, затем республиканские войска отступили и британцы покинули форпост Сент - Филипп во время затишья,

- Бутылочка бренди ждет вас, Уильям.

- Что же сейчас мы вместе позаботимся о ней. Наполеон, торопливо составил на почтовых листах бумаги несколько писем и, запечатав их позвал

- Мистер Невилл.

- Здесь, сэр.

- Вы отправляйтесь на 'Виктори', передайте мое почтение лорду Худу и это письмо к нему, Майкл. Затем вот еще два, их адресаты вам известны.

- Вручу, сэр, но я мог бы...- начал мичман.

Нет, не можете,- прервал его Бонапарт.

- Но я хотел остаться с вами.

- Это не ваша битва, Майкл. У меня есть приказ держаться до последней возможности, так что командование 'Протеем' принимает первый лейтенант. Понятно?

- Вполне, сэр.

Вице-адмиралу сэру Самюэлю Худу.

Милорд

Я чрезвычайно обеспокоен и спешу ознакомить вас с положением дел на полуострове Ле-Кер. У меня нет сколько-нибудь удовлетворительного объяснения, причин полной эвакуации форта Балагье неаполитанской армией. Завладев этим укреплением, враг набрался храбрости и во второй половине дня большими силами начал наступление на Сент-Филипп. После двухчасового боя противник, отказавшись от продолжения атак, возобновил артиллерийский обстрел. К вечеру капитан Конолли с остатками восемнадцатого полка оставил полностью разрушенное укрепление и, отойдя к Эгильетт, занял новые позиции.

У нас есть потери, час назад умер от ран лейтенант Нъюенгем с 'Виндзорского замка', Его Величество потерял очень перспективного молодого офицера. В 18-м ирландском легко ранен лейтенант О'Догерти и Картер в морской пехоте. Солдаты храбро и искусно сражаются против превосходящих сил врага, но я не питаю никаких иллюзий, что форт Эгильетт удастся удерживать силами менее чем 200 человек свыше 36 часов.

17 декабря. Ле-Кер. Капитан Бонапарт.

Капитану Бернадоту.

Гостиница 'Три дельфина' на площади Пюже.

Мой добрый друг,

Я нахожусь в форте Эгильетт и пишу в спешке, пользуясь первым же случаем. Сейчас пробьет четыре склянки и мичман Невилл уйдет на шлюпке к 'Виктори'. Положение союзников на мысе Кер внушает большие опасения, к сегодняшнему вечеру в этой игре на нашей стороне осталось только две сотни человек, а гром аплодисментов республиканцев хорошо слышен в городе. Я чистосердечно признаюсь вам , что горд находиться здесь до конца. Итак, чтобы не занимать вашего внимания дольше, весьма вероятно, что вскоре начнется эвакуация Тулона. В этот страшный день прошу вас вывезти из города мадам и мадемуазель Клари, надеюсь, они будут у вас с утра. В ваши руки я отдаю мою честь, как отдал бы жизнь и душу.

Ваш Бонапарт.

Дом Клари на Траверс де Катедраль.

Мадам,

я не могу рассказать всего, но пишу для того чтобы показать, что не нарушил данное мной обещание. Дела союзников обстоят таким образом, что всем вам нужно немедленно уехать из города. Сделайте это, я умоляю вас, поспешите так скоро, как только возможно. Соберите самое необходимое и с утра приходите к капитану Бернадоту. Он сделает все, что в его силах, чтобы вы смогли покинуть Тулон, не испытав горького удела предназначенного судьбой жителям города.

Я вкладываю в ваше письмо еще одно, к мадемуазель Эжени, прочтите его и передайте ей.

Капитан Бонапарт. Форт Эгильетт.

Нежная Эжени, возможно, вы думаете, что я покинул вас, поистине с тяжелым сердцем мне пришлось отказаться от прощания. Боюсь, что это письмо разочарует и огорчит, но один Бог знает, смогу ли я когда-нибудь снова увидеть и поцеловать мою милую Эжени. Ваша мама объяснит, почему я не могу написать подробно. К сожалению, у меня есть время лишь для нескольких слов.

Прижимаю вас к своему сердцу.

Бонапарт. 17 декабря, вечер.

Вдали грохотала оживленная канонада, усилившийся ветер клонил верхушки деревьев к земле. В доме Клари легли, но ни мать, ни дочь не могли заснуть. Дождь ослабел, у входной двери остановилась худощавая фигура в потертом мундире британского флота и три раза постучала. Эжени вздрогнула, это был обычный стук Наполеона всегда подававшего этот знак. Выскочив из постели, она открыла окно в декабрьскую ночь.

- Иду, иду, - весьма удивленная этим неожиданным визитом мать девушки спустилась по лестнице и открыла дверь.

- Это я мадам Клари.

При свете фонаря Эжени увидела бледное уставшее лицо Майкла Невилла, и ей стало страшно от пришедших в голову мыслей. Забыв закрыть окно, как была в ночной рубашке и босиком, она сбежала вниз.

- Случилось что-то плохое, ну говорите же!

- Не волнуйтесь, мадемуазель, с капитаном всё в порядке.

- Вот письмо от Бонапарта, Эжени и не сходи с ума, иди к себе ты простудишься.

Закрывшись в своей комнате и несколько раз, прочитав торопливо набросанные знакомой рукой строки, девушка, всхлипывая, смотрела в темноту, изредка прорезаемую вспышками далеких разрывов.

Уход войск из форта Балагье привел к катастрофе, вся сплоченность рухнула в вечерних сумерках 17 декабря. Заклепав орудия небольшого редута Мисьеси, расположенного позади оказывавшего упорное сопротивление республиканцам форта Мальбуске, его без приказа покинул неаполитанский контингент.

Его офицеры, после отправки своего багажа на борт кораблей, оставили все посты, где были размещены, и приступили к погрузке войск с набережной Тулона. Ретивость, нетерпение и тревога у них были настолько велики, что погрузка была закончена в первой половине следующего дня. При созданной панике и замешательстве несколько солдат, садясь в шлюпки утонули. Эвакуироваться с ними оказалась для горожан просто опасно, неаполитанцы то и дело открывали стрельбу. Их адмирал, кажется, спешил еще больше армейских, не дожидаясь составления соглашения о вывозе войск и беженцев, он отправился в Неаполь задолго до отхода союзных эскадр. Большое количество неаполитанских войск так и осталось на берегу, найдя путь домой с кораблями британского флота

Видя, что остались одни, пьемонтцы утром ушли с батареи на мысе Ле Брюн, в это же время они сняли войска с мыса Саблетт и поспешно очистили форт Мальбоске. Установленные к полудню тяжелые мортиры республиканцев, быстро занявших покинутые укрепления и огневые позиции батарей, немедленно повели дальний беспокоящий огонь против верфей, Арсенала и самого города.

Союзники, рассматривая новые обстоятельства как безнадежные и не видя причин защищать Тулон, намеревались этой же ночью отплыть домой. Лорд Худ настаивал держаться до подхода подкреплений еще нескольких дней в сокращенном периметре обороны, но это стало уже невозможным.

В донесении британскому правительству Эллиот напишет

- Военный совет настаивает на оставлении города: у гарнизона, оставленного в Тулоне, нет возможности отступить и ему нельзя будет более посылать подкреплений, он будет ощущать недостаток в необходимых припасах. Сверх того, двумя неделями раньше или позже он принужден будет капитулировать и тогда его заставят сдать невредимыми и арсенал, и флот, и все сооружения.

После многих часов обсуждения все согласились, что погрузка войск должна начаться в 11 вечера 18-го.

Вице-адмирал сэр Самюэль Худ решительно взял на себя всю полноту ответственности за эвакуацию города и условия ее осуществления.

- Господа, это единогласное решение всех представителей союзников и Ассамблеи жителей Тулона, наше предприятие здесь обречено на провал. Мы немедленно приступаем к эвакуации полевых лазаретов и больницы Шарите первоначально в форт Ла Мальг, затем вниз к форту Сент-Луис, где будет производиться посадка на госпитальные суда флота. Вывозу подлежат семьи военнослужащих, гражданские лица с семействами и отдельно, все кому может грозить опасность в случае прихода врага. Каждый французский корабль, способный выйти в море должен быть выведен из внутренних бассейнов и встать у пляжа Мурилон, для приемки всех тех, кто пожелает покинуть Тулона.

Лорд Худ перевел хмурый суровый взгляд на старших армейских офицеров.

- Этой ночью будет оставлены все удаленные укрепления: форты Фарон, Поммье, Сент-Андре, редуты Руж, Блан и Сент-Катрин. Армия выполнит свой долг и прикроет погрузку, помня, что необходимые для ее эвакуации корабли также в полной готовности, согласно установленному расписанию.

Миссию по уничтожению французских военных кораблей оставляемых в гавани и доках, так же как складов и Арсенала, со стороны Королевского военно-морского флота я возлагаю на капитана сэра Уильяма Сиднея Смита. Стоит отвратительная погода, республиканские войска понесли большие потери, все это дает нам, по крайней мере, сутки благополучно вывести мирных жителей, войска, прежде чем будут установлены тяжелые орудия в количестве угрожающем нашей эскадре или начат штурм города.

Капитан Бернадот, еще сержантом морской пехоты в Индии заправлявший отборными головорезами и пользовавшийся непререкаемым авторитетом, собрав вокруг себя группу матросов с различных кораблей, торопливо обследовал несколько фрегатов у восточных причалов. Наконец он, вместе с седым квартермейстером, остановили свой выбор на 32-пушечном 'Ла Лютин' в 900 тонн, сошедшим со стапелей Тулона двенадцать лет назад. Не часто выходивший в море, да и то в хорошую погоду он был в сильно запущенном состоянии. Революционный комитет, этими щупальцами Конвет охватил всю Францию, сменил эмигрировавшего командира на ярого патриота, старшину рулевых, и все вопросы ежедневного ухода за кораблем решал большинством голосов команды.

Брошенный экипажем, 'Ла Лютин' стоял без дела в старом бассейне зажатый между других фрегатов, медленно приходя в негодность, грязный и потертый, с сильно шелушащейся краской больше походивший на старое торговое судно. Его стоячий такелаж, ставший жестким и хрупким, нуждался в свежей осмолке, но омеднение корабельного днища ремонтировалось только полгода назад.

Главной причиной того, что 'Ла Лютин' сочли подходящим, было начатое перевооружение с двенадцати на восемнадцатифунтовые орудия. В августе работы прекратили, а затем часть артиллерии сняли для усиления огневой мощи фортов. На главной палубе осталась только дюжина артиллерийских орудий, в районе грот-мачты по четыре восемнадцатифунтовых на борт, еще пара стандартных двенадцати фунтовых под баком и шканцами. Растянутые на силуэте корабля пустующие пушечные порты напоминали отверстия флейты-пикколо, дополняли вооружение шестифунтовые погонные пушки, четыре ютовых и две баковых.

В таком виде 'Ла Лютин' был достаточно просторным, чтобы вместить сотни беженцев и солдат для короткого путешествия. Стоявшие рядом несколько

40-пушечных фрегатов и линейный корабль 3-го ранга требовали гораздо больших экипажей, а их состояние было просто ужасающим.

- У нас не так много времени, чтобы его подготовить, однако мы должны постараться использовать этот шанс ребята.

Все скопившиеся груды мусора и обломки полетели за борт, к полудню было сделано то, что у прежних владельцев занимало не меньше недели. Высушенные до предела бисквиты в больших жестяных банках из хлебной кладовой 'Ла Лютина' не были плесневелыми или пораженными червями, поэтому погрузка еще довольно свежего сухого пайка со складов провианта заняла меньше времени, чем планировал Бернадот. Он оставил несколько человек занимался размещением в трюме бочек с водой, в случае необходимости ее должно было хватить, по крайней мере, на месяц и поднявшись на палубу обратился к своим людям.

- Я иду в штаб-квартиру, а вы парни, я знаю у многих из вас семьи в Тулоне, предупредите их. И не пытайтесь унести слишком много своих вещей. Вы меня поняли?

Недоумение и тревога жителей города, не придавших никакого значения взятию республиканцами Малого Гибралтара, достигли крайних пределов, когда союзники объявили эвакуацию. Им, убаюканным надеждой на скорое прибытие подкреплений и снятие осады, сейчас приходилось оставлять свои дома.

Начатые с рассветом, сборы семьи Клари были прерваны бомбой попавшей в дом на соседней улице. Теперь совершенно точно знавшая, что если задержаться с отъездом, вполне возможно не дожить и до следующего утра, не уверенная в помощи Бернадота, мадам постаралась одеть себя и дочь как можно лучше. Ее голос задрожал от гнева, когда Эжени отказалась надеть элегантную длинную накидку на застежке с капюшоном и небольшим воротником-пелериной, имевшую прорези для рук.

- Не воображаешь ли ты что сейчас можно одеться не леди, а девчонкой из портового квартала?

Беспокойство о судьбе, оставшейся с ней младшей дочери, приводило ее в замешательстве. На улицах Тулона, под холодным моросящим дождем, беженцы, нагруженные вещами и ценностями, шли потоком от окраин к причалам. Видя этих людей, готовых отдать абсолютно все только ради спасения, Франсуаза Клари радовалась, что вместе с почти всем имуществом успела отправить из города старшую дочь и сына.

Двор гостиницы 'Три дельфина', с рядом галерей, с жасмином вьющимся вокруг легких колоннад, был один из самых прелестных, какой только могла видеть Эжени. Постучавшей в дверь мадам отворил сам хозяин

- Где нам найти капитана... капитана Бернадота? - встретила его самой обворожительной улыбкой Франсуаза. Хозяин выразил живейшее огорчение и утешил только тем, что уверил в скором возвращении месье.

- Мадам, сейчас мне нужно дать несколько распоряжений и затем я не оставлю вас, пока не провожу на корабль, как это попросил мой друг капитан Бонапарт,- за их спиной раздался мягкий, спокойный голос,- прошу меня простить, никто не предполагал, что катастрофа разразиться так быстро.

Гостиница походила на разворошенный улей. Тулон был очень богатым городом, все спешно укладывали ценности, оказавшись под угрозой мести победителей и стараясь скорее добраться до гавани. После короткого разговора вполголоса со ждавшими его людьми. Бернадот тут же поспешил доставить мать и дочь на набережную.

- Вы давно знаете Бонапарта, месье капитан?

- Да, еще с тех времен мадам, когда я, сержант морской пехоты с эскадры Сюффрена, попал раненым в плен при Куддалуре. Британцы всегда отдавала дань уважения доблести и мужеству, - глаза капитана вспыхнули, - тогда я не хотел ничего кроме как когда-нибудь снова встретиться с ними в бою, сейчас же у нас общий враг.

- Вы спасаете нам жизнь, месье, может быть, больше, чем жизнь, - Эжени вздрогнула при мысли о судьбе Марселя и Лиона.

От Индии до Квебека любовных связей у Бернадота было так много, что он забыл имена своих возлюбленных и даже как они выглядели, но очень молоденькая девушка вызывала симпатию.

- Солдат оторван от многих радостей в жизни и то, что я могу смотреть на вас...

- Я бы не хотела казаться неблагодарной, но вы не должны так говорить,- прервала капитана покрасневшая Эжени.

- Моя дочь и капитан Бонапарт должны были обручиться через несколько недель, - вмешалась Франсуаза Клари.

Никто не считал, сколько людей собралось на набережной, подошедшие шлюпки, охраняемые вооруженными моряками с 'Лютина', поспешно начали перевозить на корабль людей, молча толпившихся у мола. Почти все, двадцать солдат линейной пехоты, десяток гусар с лейтенантом легкой кавалерии, майор де Гассенди со своими артиллеристами, служащие верфей и военного порта, были с женами, детьми или подругами. Некоторые привели просто знакомых девушек с их родственниками или друзьями. В одной шлюпке с Бернадотом и семьей Клари, оказался вольтижер с женой и тремя малышами, занявшими все время Эжени до подхода к борту фрегата.

Выйдя из гавани на буксире шлюпок, к вечеру 'Лютин' встал на якорь вблизи форта Тур Ройал. Эжени откинула капюшон накидки и, облокотившись на фальшборт правого борта, смотрела казавшийся таким далеким мыс Кер, почти полностью спрятанный туманным моросящим дождем, пеленой окутавшим Мон-Фарон и все окружающие высоты.

Обстрел форта Эгильетт продолжался с утра, грохот республиканских орудий ведущих огонь вразнобой, как только их заряжали и наводили, казался Бонапарту бесконечным. Ударявшие о камень стен и башни тяжелые ядра крошили его, выбивая массу обломков, изрешетивших самодельный британский флаг, из-под руин жилых помещений разбитой казармы клубами черного дыма вырывалось пламя. Артиллерия удвоила свои усилия, весь форт окутался облаком поднятой пыли от разрывов, снова и снова сотрясавших кирпичные своды казематов.

Наверху оставалась лишь дюжина наблюдателей, остальной гарнизон Наполеон разместил в нижнем этаже форта, над складом пороха для десяти 36-фунтовых пушек, раненые укрылись в соседнем подвале, с запасами продовольствия и воды. Пехотинцы, проклиная свою удачу, затащившую их в этот ад, французов и весь этот мир, с грязными почерневшими от копоти лицами готовились к бою. Перевалило за полдень когда наконец, сквозь взрывы, до них донесся резкий сигнал горна, означающий, что республиканцы пошли в атаку.

Бонапарт вместе с Конопли наблюдал, как формируются три французские батальонные колонны.

- Там же сотни этих ублюдков.

- Всего лишь чуть больше полторы тысяч.

Красные мундиры торопливо рассыпались по своим местам, занимая траншеи и гласис форта, Наполеон ждал начала штурма с минуту на минуту.

Республиканцы выстроились в 400 ярдах от Эгильетт на восточном склоне высот Ла Грасс, затем раздался звук барабанов задававших скорость марша. Неровная местность затрудняла продвижение французов, они начали торопиться и колонны потеряли прежний порядок. Уже прозвучали первые выстрелы лучших стрелков, от пуль, выпущенных с бесстрастной точностью из винтовок Бейкера, в рядах наступающих один за другим начали отставать и падать офицеры. Под огнем с фронта и флангов республиканцы, желая скорее сблизиться с врагом, с вдохновенным порывом и энтузиазмом бросились вперед.

Теперь все зависело исключительно от выдержки британцев и скорости их стрельбы. Мушкет зажат в левой руке, засыпать порох, плюнуть пулей в ствол, чуть пристукнуть прикладом о землю, вскинуть, досыпать на полку и стрелять, прямо сквозь не рассеявшийся дым выстрела. И снова, и снова заряжай и стреляй, обезумев от напряжения, словно в кошмаре. Французы, сметаемые страшным перекрестным огнем, упорно продвигались вперед, переступая через мертвых. В последний решающий момент, навстречу уставшим и сильно поредевшим республиканским батальонам, из траншей в штыковую атаку поднялась британская пехота, ee героизм столкнулся со стойкостью французов.

По правде говоря, и Бонапарт, и все защитники форта Эгильетт, знали, что их осталось слишком мало для этого, но сейчас из человеческих желаний испытывая лишь потребность убивать, они были скорее готовы умереть, чем отступить. Встретив такое сопротивление, напор штурмующих неожиданно ослаб, погибла большая часть ветеранов в их рядах, а половине республиканцев еще шесть месяцев назад не приходилось держать в руках оружие. Бонапарт почувствовал наступающий перелом, если бы атака врага продлилась на несколько минут дольше, всего лишь на несколько минут, форт был бы потерян.

Французские новобранцы все еще не были солдатами, оставаясь мастеровыми, крестьянами, служащими, студентами. Секунду спустя после того как, перешагивая через чужих мертвецов в синих мундирах, в порыве звериной ярости рванулись вперед выжившие остатки гарнизона, противник начал отступать. У стрелков хватило времени еще на несколько залпов, прежде чем республиканцы оказались вне досягаемости выстрелов.

Унльям Конолли полусидел на земле, привалившись спиной к брустверу.

- Вы в порядке, сэр? - спросил перевязывающий его сержант О'Лири.

- Что со мной случилось?

- Получили удар штыком в бок, сэр. Потом истекая кровью, потеряли сознание.

Несколько морских пехотинцев, вызвавшихся помогать хирургу, удерживая тяжелораненых пока тот перевязывал, ампутировал и прижигал огнем, останавливая кровь. Наполеон подумал о том, что не может вспомнить более жестокой схватки, такого не было даже при Порте-Леччиа.

К нему подошел лейтенант 18 пехотного Кеннеди, - вместе с капитаном Конолли, как минимум пятьдесят тяжелораненых, сэр.

- Будем надеяться, что с ними все будет хорошо, лейтенант. Сколько погибших?

- Тридцать четыре, мистер Бонапарт - тихо произнес Кеннеди, смотря ему прямо в глаза

- Во внутренней гавани еще достаточно кораблей способных выйти в море. Нам всего лишь нужно удерживать этот форт, - жестко произнес Нвполеон.

Как только республиканцы, под белым флагом смогли вынести своих раненных, оставленных британцами в ста ярдах от траншей, вновь начали падать бомбы французских мортир. Снова и снова раздавались взрывы, выбрасывая черные клубы дыма и шипящие осколки металла.

С лицами, почерневшими от пороха, в промокших от крови бинтах солдаты и морские пехотинцы сидели или лежали на берегу под порывами холодного ветра.

- Лейтенант Кеннеди начинайте эвакуацию. В первую очередь грузите тяжелораненых, поровну в каждый баркас.

- Шлюпки на воду! - приказ был немедленно выполнен и обе они закачались на прибрежной волне.

Легкораненые заняли отведенные им места и наконец, настала очередь капитана Конолли.

Прощаясь, Бонапарт наклонился к нему, - завтра здесь предстоит кровавый денек Уильям,твои гренадеры будут драться?

- Ирландцы никогда не сдаются, - ответил тот, - а морские пехотинцы захотят показать, что они не хуже.

- Думаешь, мы сможем выдержать еще один штурм? - спросил Наполеон.

- Молитесь о приходе корабля, сэр.

- Едва ли Бог прислушается к солдату,- улыбнулся Бонапарт,- будем сражаться так, чтобы нас помнили и когда здесь все будет кончено.

Очень скоро последний баркас, еще находившийся так близко от берега, что на нем различались лица гребцов, взял курс к едва видневшимся вдали кораблям.