Пьяные сны

VII. Второй сон Игнатьихи

Беспрерывное пьянство сломило Игнатьиху. Молодцы ушли, она едва убралась, достала свою настойку, выпила всего три стаканчика и без всяких монологов едва успела дойти до кровати, как ткнулась в нее и заснула.

Она спала до самого рассвета без видений, а потом ей стало казаться, что хозяин прошел по кухне, постоял над нею, потом ушел, закрыл дверь и вдруг Игнатьихе стало нестерпимо страшно, и она будто проснулась.

Игнатьиха, охваченная неясным страхом, будто сидела на кровати, а за дверью по коридору слышались шаги двух человек, потом загремел тяжелый висячий замок, словно хлопнула крышка ларя, и снова послышались неровные шаги по коридору, тихий смех и голос хозяина.

-- Это ему за дело! Так-то, а ты не бойсь! Ты ходи! Я за тобой завтра приду. Опять выпьем. Говорить будем... Ох, Таня!.. -- голос хозяина словно сорвался.

-- Чур меня, чур! -- зашептала крестясь Игнатьиха и осторожно стала красться к двери. Подошла и приникла глазом к трещине, что шла по всей верхней половине двери.

-- Сплю, али не сплю! -- бормотала Игнатьиха, смотря в щель. И казалось ей, что у самой выходной двери стоит хозяин в туфлях, брюках и в одной рубашке и говорит с женщиной, положив ей на плечо руку. А женщина совсем оборвашка. Юбка темная, грязная; розовая кофта ситцевая, на шее платочек, а сама простоволосая и лицо с синяком у глаза.

-- Где же я ее видела? -- думает и старается вспомнить Игнатьиха, а в это время хозяин открыл дверь, женщина вышла, хозяин запер дверь и пошел в свою комнату, громко говоря сам с собою и смеясь.

-- По нашему вышло! Так-тось! -- донеслось до нее.

В это время в кухонную дверь застучал Корней.

-- Отворяй, что ли! -- кричал он, -- воды несу!

Игнатьиха пришла в себя и отворила двери.

-- Фу, -- сказал Корней, выливая из ведер в кадку воду, -- и дух тут у вас! Так и несет!..

-- Хозяин каждый день льет. И туда, и по коридору. Говорит, холера идет, так от холеры.

-- С такого духа и без холеры сдохнешь, -- сказал Корней, выходя с ведрами на лестницу.

Игнатьиха вымылась и стала разводить огонь в плите, чтобы греть воду для утреннего чая.

-- Господи, Боже мой! И что я за окаянная. И что за сны у меня. Не иначе, как наваждение. Не было того при покойнике, николи не было, а я ли не пила!..

Она поставила разогревать щи и кашу, а образ виденной ею женщины не выходил у нее из головы.