Разгром Брянского фронта

Глава 1 Брянский фронт: формирование, состав, первые бои

К середине августа 1941 года, отправной точке нашего повествования, Великая Отечественная война шла почти два месяца. За это время немецкие войска, не смотря на героическое сопротивление Красной Армии, оккупировали значительную территорию Советского Союза: прибалтийских республик, Белорусской ССР, Украинской ССР, Молдавской ССР, западных областей РСФСР Несмотря на столь значительные успехи среди немецкого высшего военно-политического руководства возникли первые разногласия по поводу продолжения кампании. Связаны они были с вопросом проведения операций на стратегических флангах советско-германского фронта или продолжением наступления в центре в общем направлении на Москву.

В полосе группы армий «Центр» уже месяц шло ожесточенное Смоленское сражение. Советское командование стремилось любой ценой остановить врага и создать условия для перехода в контрнаступление. Попытка Западного фронта в конце июля — начале августа 1941 года нанести поражение войскам группы армий «Центр» под Смоленском не увенчалась успехом. Однако немецкое командование было вынуждено, как отмечал командующей группой армий генерал-фельдмаршал Федор фон Бок «ввести в бой теперь все мои боеспособные дивизии из резерва группы армий».[7] По мнению германского политического и военного руководства в это время сложились благоприятные условия для проведения операций на стратегических флангах, что было предусмотрено планом «Барбаросса». Так, в знаменитой Директиве № 21 от 18 декабря 1940 года отмечалось, что после разгрома основных сил противника в Белоруссии «будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем, чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике. Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступить к операциям по взятию Москвы — важного центра коммуникаций и военной промышленности. Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно».[8]

Читатель возразит, что здесь говорится исключительно о ленинградском направлении и нет ни слова о киевском. Но в данном случае важен сам факт, что немецкое командование не исключало возможности операций на стратегических флангах советско-германского фронта при одновременном замедлении наступления в центре в случае возникновения соответствующих предпосылок, а именно отсутствие быстрого развала советской обороны.

В частности, будучи в плену генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель на вопрос следователя о планах немецкого командования относительно кампании 1941 года отвечал: «План кампании 1941 года состоял примерно в следующем: три группы армий, усиленные мощными танковыми соединениями, наносят одновременный удар по Красной Армии, постепенно сосредотачивая свои усилия на флангах группировки, имея главной целью: на Севере — Ленинград, на Юге — Донбасс и ворота к Кавказу. Предполагалось, что силы Центральной группы армий будут использованы для последующего наращивания ударов на флангах».[9] Как мы видим, начальник штаба Верховного командования Вермахта напрямую говорит об использовании войск группы армий «Центр» для усиления наступления на флангах.

К концу июля 1941 года дали о себе знать непредвиденные на этапе планирования обстоятельства развития немецкого наступления, а именно образовавшийся разрыв между войсками групп армий «Центр» и «Юг», который немецкое командование не могло не учитывать при планировании дальнейший операций. После войны генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, в то время заместитель начальника Генерального штаба Сухопутных войск следующим образом охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Поскольку группа армий «Юг» значительно отстала от группы армий «Центр», то дальнейшее продвижение последней в направлении Москвы было чревато опасностями».[10]

На этот же факт, как на причину поворота на юг обращает внимание и Вернер Хаупт:

Активным сторонником поворота войск группы армий «Центр» против киевской группировки советских войск был генерал-фельдмаршал Гердт фон Рундштедт, командующий группой армий «Юг». По его мнению, от этого решения зависела судьба всей кампании, и чтобы его ускорить он был готов после разгрома киевской группировки советских войск выделить для наступления на Москву свою 6-ю армию. Вот что он писал в одном из своих донесений:

Учитывая сложившуюся на фронте обстановку, а, также, не наблюдая признаков быстрого и неожиданного развала сопротивления советских войск, фюрер германского народа Адольф Гитлер в беседе с главнокомандующим Сухопутными войсками генерал-фельдмаршалом Вальтером фон Браухичем и начальником Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковником Францем Гальдером отметил, что «в основном имеются три цели: 1. Район Ленинграда. Важен как промышленный центр и с точки зрения военных действий на море. Цитадель большевизма. 2. Район Москвы. 3. Украина с ее промышленными центрами и нефтяные районы восточнее Украины». Поэтому, пояснил он, «после окончания боев в районе Смоленска 2-я и 3-я танковые группы должны разойтись одна вправо, другая влево, чтобы оказать поддержку войскам группа армий «Юг» и «Север». Группа армий «Центр» должна вести наступление на Москву силами одних пехотных дивизий».[13]

На следующий день, 24 июля 1941 года, Верховное командование Сухопутных войск (ОКХ), направило группе армий «Центр» директиву, в которой уточнялись задачи относительно дальнейшего ведения операций. В директиве отмечалось, что «согласно решению фюрера, относительно дальнейшего ведения операций, группа армий «Центр» имеет задачу: сразу же после окончания боев за Смоленск оставшимися пехотными соединениями 2-й и 9-й армий разгромить противника, находящегося между Смоленском и Москвой, и по возможности выдвинуть вперед войска левого фланга, затем занять индустриальные районы севернее и южнее Москвы».[14]

При этом войска правого фланга группы армий получили задачу начать наступление в направлении Гомеля — Брянска совместно с группой армий «Юг»: «2-я танковая группа и пехотные дивизии группы армий «Центр», продвинувшиеся из района южнее Могилева через Днепр, группируются таким образом, чтобы под общим руководством фельдмаршала фон Клюге начать наступательные действия в направлении Гомеля, Брянска совместно с группой армий «Юг».[15] Таким образом, вероятность приостановления наступления в центральном секторе советско-германского фронта с последующим переносом усилий на фланги была заложена в план «Барбаросса» еще на стадии его разработки. Замедление наступления немецких войск на северном и южном направлении, вынудило верховное командование Вермахта выделить подвижные соединения группы армий «Центр» для операций против Ленинграда и Киева. Таким образом, предполагалось нанести решающее поражение еще сохраняющим боеспособность войскам Красной Армии, что должно было облегчить наступление на Москву.

В частности, для нанесения удара во фланг и тыл основным силам Юго-Западного фронта, оборонявшим Киев и прикрывавшим Донбасе, были развернуты в южном направлении 2-я танковая группа и 2-я армия группы армий «Центр». Немецкое командование решило максимально воспользоваться выходом войск фон Бока на линию Гомель — Почеп и провести операцию смежными флангами групп армий «Центр» и «Юг» по сходящимся направлениям.

В свою очередь советское командование продолжало считать, что основные силы противника будут задействованы для захвата Москвы. Ожидалось, что противник попытается обойти главные силы Западного фронта с флангов. Поэтому Ставка Верховного главнокомандования приказала войскам прочно удерживать великолукский и гомельский выступы и, сохраняя охватывающее положение по отношению к группе армий «Центр», продолжать наносить удары по главным ее силам на смоленском направлении.

В начале августа 1941 года основные боевые действия развернулись в полосе Центрального фронта. Образованный директивой Ставки № 00493 от 23 июля 1941 года, располагаясь на стыке Западного и Юго-Западного фронтов, он прикрывал фланг и тыл последнего. Именно войска 13-й и 21-й армий Центрального фронта приняли на себя удар дивизий группы армий «Центр», развернутых в направлениях Могилев — Гомель и Рославль — Стародуб. Несмотря на героическое сопротивление, советские войска не смогли остановить продвижение противника и под угрозой охвата превосходящими силами начали отходить в южном и юго-восточном направлениях, оголяя фланг и тыл Юго-Западного фронта.

В сложившихся неблагоприятных условиях советское командование для отражения возможного удара противника через Брянск на северо-восток, на Москву или на юго-восток в тыл киевской группировке советских войск, приняло решение о формирование нового фронтового объединения.

В соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования № 00926 от 14 августа 1941 года «в целях удобства управления организовать Брянский фронт с непосредственным подчинением его Верховному Главнокомандованию».[16]

Отметим, что главной задачей Брянского фронта по замыслу советского верховного командования было прикрытие столицы с брянского направления. Об этом писал в своих воспоминаниях после войны и командующий фронтом — генерал-лейтенант А.И. Еременко. При этом в изданиях разных лет обстоятельства формирования фронта и его задачи виделись по-разному. Так в издании 1959 года под названием «На западном направлении. Воспоминания о боевых действиях» указывалось следующее:

А вот в издании 1964 года «В начале войны» формирование Брянского фронта увязывалось с прорывом группы Гудериана в полосе Центрального фронта и, не смотря на выход противника в тыл Юго-Западного фронта, все равно Ставка главной целью Гудериана считала Москву, а не Киев:

Как мы видим, главной задачей войск Брянского фронта являлось закрытие бреши между Резервным и Центральным фронтами, образовавшейся из-за отхода войск последнего. А вот возможный удар по прорвавшейся группе Гудериана выглядел пока весьма туманно. В частности, в директиве Ставки ВГК № 001082 отмечалось следующее:

Таким образом, в середине августа у советского командования еще не было четкого плана противодействия прорыву немцев в тыл Юго-Западного фронта, более того предполагалось, что этот прорыв лишь отвлекающий маневр для последующего удара по Москве через брянское направление. Для прикрытия этого направления и был создан Брянский фронт.

Командующим фронтом, как уже отмечалось выше, был назначен генерал-лейтенант А.И. Еременко, членами Военного совета — дивизионный комиссар П.И. Мазепов и первый секретарь Орловского обкома ВКП (б) И.П. Бойцов, заместителем командующего войсками — генерал-майор А.Н. Ермаков, начальником штаба — генерал-майор Г.Ф. Захаров, начальником оперативного отдела — полковник А.Е. Аргунов, начальником разведки — полковник М.А. Кочетков, командующим артиллерией — генерал-майор М.П. Дмитриев, командующим ВВС фронта — генерал-майор авиации Ф.П. Полынин.

Биография командующего фронтом Андрея Ивановича Еременко типична для командармов и командующих фронтами Красной Армии начального периода войны. Участник Первой мировой войны. После революции вступил в ряды Красной Армии. Участвовал в боях на Южном, Кавказском и Юго-Западном фронтах начальником разведки, затем начальником штаба кавалерийской бригады 1-й Конной армии. В межвоенный период А.И. Еременко совмещал занятие командных и штабных должностей с активной учебой. В 1925 году он окончил Ленинградские кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, через шесть лет в 1931 году политические курсы при Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева, а в 1935 году — Военную академию имени М.В. Фрунзе.

Полученные знания Андрей Иванович применял на практике, последовательно продвигаясь по всем ступеням военной карьеры. В октябре 1925 года он стал начальником штаба, а с декабря того же года командиром 79-го кавалерийского полка 14-й кавалерийской дивизии. В январе 1936 года — помощник командира, а с июля, следующего 1937 года командир 22-го кавалерийского полка 23-й кавалерийской дивизии. С этого момента карьера А.И. Еременко стремительно пошла вверх. Через месяц, в августе 1937 года он назначается командиром родной 14-й кавалерийской дивизии. В июне 1938 года он уже комкор 6-го кавалерийского корпуса Белорусского военного округа, во главе которого он принял участие в освободительном походе Красной Армии в Западную Белоруссию. В июне 1940 года А.И. Еременко сменил лошадь на танк и стал командиром 3-го механизированного корпуса, но в новых для себя войсках задержался недолго и через полгода, в декабре 1940 года, отправился на Дальний Восток командующим 1-й Краснознаменной армией.

Накануне войны он возглавил 16-ю армию, перебрасываемую из Забайкальского военного округа на запад, но принять участие в боях с агрессором во главе армии Андрею Ивановичу не довелось. После начала войны он был отозван в Москву и 30 июня 1941 года назначен командующим Западным фронтом, которым руководил до прибытия маршала С.К. Тимошенко, при котором стал заместителем командующего фронтом. В этой должности он принял участие в Смоленском сражении, в ходе которого 19 июля вновь был назначен командующим фронтом, но после ранения был отозван в Москву для лечения и нового назначения. И этим новым назначением стал Брянский фронт.

Таким образом, Андрей Иванович Еременко за четыре года стремительной карьеры вырос от командира полка до командующего фронтом, не получив необходимого опыта командования крупными соединениями и объединениями как в мирное, так и военное время. Назначение на столь ответственную должность недостаточно опытного командующего на первый взгляд выглядит сомнительным, но с другой стороны имелся ли у Ставки выбор? Ведь Андрей Иванович был типичным представителем советского генералитета предвоенных лет, и выбирать командующих фронтами приходилось из числа одинаково подготовленных генералов с недостаточным опытом командования крупными объединениями.

Под стать биографии командующего была и биография начальника штаба фронта — генерал-майора Георгия Федоровича Захарова.

Во время Первой мировой войны он в чине подпоручика командовал полуротой. После революции перешел на сторону Советской власти и с августа 1919 года сражался на Восточном фронте. После разгрома армий Верховного правителя А.Ф. Колчака Г.Ф. Захаров окончил Саратовские пехотные курсы. Затем по окончании Гражданской войны последовательно командовал батальоном и полком. Прошел обучение на курсах «Выстрел» и вечернем факультете Военной академии имени М.В. Фрунзе. После завершения обучения в 1933 году был назначен на должность начальника военно-хозяйственного снабжения 17-й стрелковой дивизии. Вскоре служба снова свела Георгия Федоровича с военными учебными заведениями. Сначала он был преподавателем тактики Военно-инженерной академии РККА, а вскоре сам сел за парту академии Генерального штаба, которую закончил в 1939 году и стал начальником штаба Уральского военного округа. После начала Великой Отечественной войны и до назначения начальником штаба Брянского фронта генерал-майор Г.Ф. Захаров возглавлял штаб 22-й армии Западного фронта, вместе с которой он участвовал в оборонительных боях под Витебском, Великими Луками и Невелем.

Итак, что мы видим? Опыт штабной службы начальника штаба фронта не превышал двух лет! При этом, начал он ее сразу с должности начальника штаба военного округа, до этого ни дня, не проработав в штабах частей и соединений.

В целом командование Брянского фронта не обладало необходимыми навыками и опытом для занятия столь ответственных должностей. Да вот только выбирать верховному командованию было особо не из кого, советские военачальники начального периода Великой Отечественной войны обладали примерно одинаковой подготовкой и опытом.

Рассмотрев их биографии, будет справедливо сделать тоже самое и в отношении противника. Главным «антагонистом» Брянского фронта являлась 2-я танковая группа под командованием генерал-полковника Гейнца Гудериана.

Он родился 17 июня 1888 года в восточно-прусском городе Кульм. Отучившись в кадетском корпусе, в феврале 1907 года Гудериан начал военную службу кандидатом в офицеры (фенрихом). По окончании полугодичных курсов в военном училище, 27 января 1908 года был произведен в лейтенанты.

Первую мировую войну Гудериан начал начальником радиостанции в кавалерийской дивизии. Во время войны он занимал различные должности от вспомогательного офицера шифровальной службы до начальника разведки корпуса. Был награжден Железными крестами 1-го и 2-го класса, Рыцарским крестом II класса Королевского вюртембергского ордена Фридриха с мечами и австрийской медалью за военные заслуги с мечами. Окончил войну в должности начальника оперативного отдела штаба представителя на оккупированных итальянских территориях.

После войны Гудериан в чине капитана продолжил службу в штабе «Железной дивизии» на территории Латвии, далее командовал ротой, затем батальоном. С 1928 года инструктор по тактике автотранспорта в штабе Рейхсвера. В феврале 1930 года стал командиром автотранспортного батальона, а в следующем году — начальником штаба автотранспортных войск.

Летом 1932 года Гудериан, вместе с генерал-майором Освальдом Лютцем, своим непосредственным начальником посетил СССР с инспекцией казанской танковой школы «Кама». Однако сам он никогда в этой школе не учился.

С 1 июля 1934 года занял пост начальника штаба моторизованных войск, с 27 сентября 1935 года — танковых войск.

4 февраля 1938 года был назначен командующим танковыми войсками. Вскоре на базе командования был развернут штаб 16-го моторизованного корпуса, во главе с Гудерианом. Вторую мировую войну он встретил командиром 19-го армейского корпуса, с которым прошел польскую и французскую кампании.

В июле 1940 года его произвели в генерал-полковники и назначили командующим 2-й танковой группой, в составе которой он и вторгся на территорию Советского Союза.

В октябре 1941 года во время отражения немецкого наступления на Москву Брянскому фронту противостояла и 2-я армия под командованием генерал-полковника Максимилиана фон Вейхса.

Он родился 12 ноября 1881 года в городе Дессау в старинной аристократической семье. Службу в армии начал с 1900 года во 2-м баварском полку тяжелой кавалерии в качестве фаненюнкера. В марте 1902 года фон Вейхс получил звание младшего лейтенанта, а в начале 1908 года стал адъютантом командира полка. В течение двух лет он служил в штабе кавалерийской школы, после чего в 1910 году по линии Генерального штаба был направлен на подготовку в военную академию. В 1911 году ему присвоили звание лейтенанта, а в начале 1914 года повысили до ротмистра.

В начале Первой мировой войны Вейхс служил в качестве бригадного адъютанта в баварской кавалерийской дивизии. С 1915 по 1917 год он состоял при 5-й пехотной дивизии в должности офицера Генерального штаба, а с 1917 по 1920 год — в той же должности при 2-м корпусе.

После окончания Первой мировой войны фон Вейхс остается на службе в Рейхсвере штабным офицером в 3-й кавалерийской дивизии. С 1922 по 1928 год он последовательно занимал командные и штабные должности в 18-м кавалерийском полку. С февраля 1928 по март 1930 года — командир полка, затем офицер Генштаба при 1-й кавалерийской дивизии в Франкфурте-на-Одере.

В феврале 1933 года фон Вейхс был назначен заместителем командующего 3-й пехотной дивизией в Берлине, а в апреле 1933 года произведен в генерал-майоры. В декабре того же года он получил назначение на пост командующего 3-й кавалерийской дивизией в Веймаре и занимал его до октября 1935 года, дослужившись до чина генерала кавалерии.

Затем его перевели командовать 1-й танковой дивизией там же, в Веймаре. В 1936 году он исполнял обязанности командующего 7-м военным округом, а с октября 1937 года получил под свое начало 13-й военный округ со штабом в Нюрнберге. В августе 1939 года перед началом польской кампании Максимилиан фон Вейхс получил под свое командование основные соединения 13-го военного округа, ставшие теперь 13-м корпусом. В Польше, командуя 10-й и 17-й пехотными дивизиями 8-й армии (группа армий «Юг»), он принимал участие в окружении Познани, Лодзи, в разгроме армии «Приморье» и в последующем наступлении 8-й армии на Варшаву.

Вернувшись в Германию в октябре 1939 года, фон Вейхс получил назначение на должность командующего 2-й (бывшей 8-й) армией. Во главе этой армии он прошел французскую и балканскую кампании. На советско-германском фронте она появилась только в июле 1941 года.

Как мы видим, генералы Вермахта имели прекрасное военное образование, они прошли все ступени штабной и полевой службы, обладали свежим боевым опытом современной войны. Два года боев позволили Вермахту извлечь уроки из проведенных кампаний, сделать выводы и подойти к войне с Советским Союзом в оптимальном состоянии.

Можно утверждать, что на полях сражений Великой Отечественной войны встретились две абсолютно разные военные культуры. Немецкая — зародилась в пламени сражений наполеоновских войн, закалилась «железом и кровью» в войнах за объединение Германии, бросила вызов всему миру во время Первой мировой войны и преодолела, переродившись послевоенную ломку 1920—1930-х годов. Все это позволило создать уникальную военную систему, со своим менталитетом, культурой общения, бытом, традициями, системой подготовки, особенностями командования. И не смотря на политические катаклизмы, которые сотрясали Германию после окончания Первой мировой войны, немецкий офицерский корпус и управляемая им армия оставалась все той же послушной и эффективной военной машиной.

Рабоче-Крестьянская Красная Армия с момента своего создания в 1918 году по завету вождя мирового пролетариата, «пошла другим путем». После развала и гибели старой Русской армии, после кровавой Гражданской войны, в новой общественно-экономической среде создавалась и развивалась армия первого государства рабочих и крестьян, которые ее и возглавили. Основную массу старшего и высшего командного состава Красной Армии составляли выходцы из низших социальных слоев, выдвинувшиеся в годы Гражданской войны, зачастую не имеющие ни полноценного военного образования, ни достаточного опыта штабной и полевой службы. Красная Армия была в начале пути создания своей полноценной и уникальной военной культуры, процесс этот не одномоментный, он длительный и тяжелый. Великая Отечественная война станет знаковой вехой на этом пути.

Разобравшись с командованием фронта, перейдем к анализу его состава. В соответствии с уже упоминавшийся директивой Ставки Верховного № 00926 от 14 августа 1941 года штаб Брянского фронта формировался на основе управлений 20-го стрелкового и 25-го механизированного корпусов и размещался в районе Брянска. Первоначально в состав фронта вошли 50-я и 13-я армии.

Формирование управления 50-й армии было начато в августе 1941 года на базе 2-го стрелкового корпуса в районе Брянска. Армия относилась к числу двадцати одной армии сформированных в сжатые сроки в июне-сентябре 1941 года в ходе так называемой «перманентной мобилизации». В их состав включались части и соединения, укомплектованные личным составом, призванным по мобилизации в первые дни войны.

Командующим армией был назначен генерал-майор М.П. Петров, членом Военного совета — бригадный комиссар Н.А. Шляпин, начальником штаба — полковник Л.А. Пэрн, начальником артиллерии армии — полковник К.Н. Леселидзе.

В состав армии вошли 217-я, 258-я, 260-я, 269-я, 278-я, 279-я, 280-я, 290-я стрелковые, 55-я кавалерийская дивизии, 761-й и 763-й артиллерийские полки ПТО, 151-й, 643-й и 645-й корпусные артиллерийские полки, 86-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, 10-й отдельный батальон связи, 5-й отдельный саперный батальон и другие подразделения.

Соединения 50-й армии до ее формирования входили в состав Резервного фронта и не участвовали в боях.

По данным Ф.Д. Панкова дивизии армии были хорошо укомплектованы личным составом. Так, в 279-й стрелковой дивизии насчитывалось 11454 человека, в 290-й — 10902, в 260-й — 10479, в 258-й — 11354.[20] Таким образом, комплектность дивизий 50-й армии была близка к штатному расписанию, в соответствии с которым в стрелковой дивизии должно было быть 11447 человек. Стоит отметить, что ряд дивизий армии комплектовался личным составом из числа московских дивизий народного ополчения. Так, в 260-ю стрелковую дивизию были включены бойцы 10-й московской стрелковой дивизии народного ополчения (мсдно), в 269-ю — 14-й мсдно, а в 280-ю — командирский и начальствующий состав 3-й мсдно.

Также Ф.Д. Панков сообщает, что соединения 50-й армии были хорошо оснащены артиллерией. Вот только он не сообщает, что же это были за артиллерийские системы. Суровая реальность первого военного лета была такова, что на вооружение артиллерийских подразделений Красной Армии поступали чуть ли не музейные экспонаты. Промышленность Советского Союза, только переводившаяся на военные рельсы, была не в состоянии компенсировать потери вооружения и военной техники, понесенные советскими войсками в приграничных сражениях. Не будем забывать и про эвакуацию, в связи с чем, немалое число предприятий было вообще выключено из производственного процесса по причине того, что их оборудование и персонал катили в железнодорожных эшелонах на восток к месту новой дислокации. Поэтому на укомплектование стрелковых дивизий июльского формирования направлялась, прежде всего, материальная часть со складов длительного хранения внутренних военных округов. Так что нет ничего удивительного, что на вооружение артполков дивизий поступали артсистемы место, которым в музее, а не на поле боя.

Так, по воспоминаниям командира взвода топографической разведки второго дивизиона 839-го артиллерийского полка уже упоминавшейся 260-й стрелковой дивизии Я.А. Гельфандбейна первая батарея дивизиона получила «полковые пушки образца 1902 г.» (76,2-мм дивизионная пушка обр. 1902/30 гг. — Прим. автора). Вторая батарея — «48-линейные мортиры на лафете Венгловского» (возможно имеется ввиду 122-мм гаубица образца 1910/30 гг. — Прим. автора), а третья — 122-мм гаубицами обр. 1938 г. (М-30). Похожая ситуация была и в других дивизиях.

Если артиллерийские полки и противотанковые дивизионы стрелковых дивизий 50-й армии худо бедно были снабжены орудиями, то со штатными зенитными дивизионами ситуация была просто катастрофическая. Из-за нехватки орудий некоторые дивизионы вообще не были укомплектованы материальной частью. Также не хватало автотранспорта, средств радиосвязи, в артполках не было достаточного количества седел, отсутствовали в нужном количестве даже полевые кухни. Повара были вынуждены готовить пищу в ведрах!

В Журнале боевых действий Брянского фронта приводится информация, что в 217-й стрелковой дивизии имелось 13 «танкеток», из которых 10 требовали капитального ремонта, а 3 — среднего. В других документах эти данные отсутствуют, возможно, потому, что «танкетки» были неисправны. Откуда же могли взяться эти «танкетки» в составе дивизии? Учитывая, что 217-я стрелковая дивизия начала формироваться в апреле 1941 года, то она комплектовалась по штату 4/400—416 от 5 апреля 1941 года. В соответствии с ним в состав разведывательного батальона дивизии входила танковая рота в составе 16 плавающих танков Т-37/38. Судя по всему, остававшиеся в дивизии в середине августа танки и названы «танкетками» в ЖБД фронта. Отметим, что это была фактически единственная бронетехника в составе 50-й армии.

Лучше обстояло дело со стрелковым вооружением. Необходимое количество винтовок, карабинов и пулеметов было найдено, а вот с пистолетами-пулеметами картина была удручающей.

В лучшем случае удавалось наскрести по 3–5 штук на стрелковую роту! Командир стрелкового взвода 956-го стрелкового полка 299-й стрелковой дивизии В.С. Туров вспоминал: «Вооружены мы были неплохо. В роте имелись два станковых «максима», четыре ручных пулемета Дегтярева. Автоматов — всего три, но винтовок хватало, в том числе самозарядных, системы Токарева (СВТ)».[21] При этом, как это не покажется странным, не хватало личного оружия для командиров и политработников. В некоторых дивизиях кроме бинокля, шашки и компаса они больше ничего не имели.

Нехватка вооружения была не самой главной проблемой формируемых дивизий. Даже самое совершенное оружие имеет свойство быстро превращаться в груду металлолома без хорошо обученных бойцов. А вот подготовка личного состава стрелковых дивизий 50-й армии была далека от совершенства. Вновь предоставим слово комвзвода 956-го стрелкового полка В.С. Турову:

Таблица 1.

Отсутствовала какая-либо военная подготовка и у личного состава 885-го стрелкового полка 278-й стрелковой дивизии, что отмечалось даже после окончания войны в краткой исторической справке полка:

В приведенных выше цитатах отмечается одна из основных проблем Красной Армии первого периода войны — отсутствие базовой военной подготовки у мобилизованных. Связано это было с тем, что всеобщая воинская обязанность была введена в СССР лишь в 1939 году. Хорошо подготовить к началу войны достаточное количество резервистов было просто невозможно, в лучшем случае мобилизованные граждане могли пройти курс обучения по программе ГТО («Готов к труду и обороне»). Столкнувшись с данной проблемой советское командование, использовало любую возможность для организации обучения личного состава формируемых частей и соединений.

Так, 20 июля 1941 года Народным комиссариатом обороны был издан приказ № 240 «Об организации боевой подготовки вновь формируемых стрелковых дивизий». В приказе от командиров всех степеней требовалось организовать боевую подготовку частей и соединений с первого часа прибытия пополнения в часть в условиях, приближенных к боевым, под личным контролем. Особое внимание уделялось подготовке минометчиков:

К сожалению времени, на обучение войск было отведено крайне мало. Стремительно меняющаяся обстановка на фронте требовала, как можно скорее задействовать войска Брянского фронта в боевых действиях.

Задачей 50-й армии, располагавшейся на правом фланге полосы обороны Брянского фронта, было прикрытие брянского направления от прямого удара немецких войск с запада, так как захват Брянска открывал противнику прямую дорогу через Орел, на Тулу и Москву. Штаб армии расположился около населенного пункта Выгоничи на берегу Десны, юго-западнее Брянска.

Прямой противоположностью 50-й армии была вторая армия фронта — 13-я. Формирование органов управления армии началось еще до войны в мае 1941 года в Могилеве, в районе которого она и встретила войну. С упорными боями 13-я армия отходила все дальше на восток от Могилева через район Кричева — Рославля на Унечу и Погар, где и занимала оборону в середине августа.

В состав армии входили 6-я, 121-я, 132-я, 137-я, 143-я, 148-я, 155-я и 298-я стрелковые, 21-я и 52-я кавалерийские, 50-я танковая дивизии, а также 7-я и 8-я бригады 4-го воздушно-десантного корпуса.

Командовал армией генерал-майор К.Д. Голубев, членом Военного совета был бригадный комиссар П.С. Фурт, начальником штаба — комбриг А.В. Петрушевский.

Сразу бросается в глаза необычный состав армии, помимо традиционных стрелковых и кавалерийских соединений в нее входили танковая дивизия и бригады воздушно-десантного корпуса, которые являлись осколками предвоенных планов строительства Красной Армии.

В соответствии с принятым 12 февраля 1941 года «Мобилизационным планом № 23» предполагалось развернуть 29 механизированных корпусов. Формирование 25-го механизированного корпуса, куда и входила 50-я танковая дивизия, началось в марте 1941 года в Харьковском военном округе. В июне — июле 1941 года дивизия в составе 19-й и 21-й армий вела бои с немецкими войсками на бобруйско-быховском и рославльском направлениях. В ходе тяжелых боев корпус понес значительные потери в личном составе и материальной части. 7 августа 1941 года управление корпуса и 50-я танковая дивизия поступили в распоряжение командующего 13-й армии. Напомним, что в итоге управление корпуса было направлено на формирование Брянского фронта, а 50-я танковая дивизия под командованием полковника Б.С. Бахарова осталась в составе 13-й армии. Потери в технике и личном составе были весьма существенными, и к моменту формирования Брянского фронта дивизия представляла собой весьма жалкое зрелище. Боевой и численный состав дивизии по данным Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО) приводится ниже. Правда есть один нюанс. Приводимые данные свидетельствуют, что танков в дивизии на 15 августа 1941 года не было. Однако в ряде других документов как советских, так и немецких при описании боевых действий второй половины августа упоминаются факты применения советскими войсками не только отдельных танков, но и танковых частей. Принадлежать они могли только 50-й танковой дивизии. Судя по всему, в дивизии сохранилось некоторое количество боеспособных машин, неотраженных в документах из-за быстроменяющейся обстановки на фронте.

Одновременно с формированием десятков механизированных корпусов высшим военным руководством страны принимается решение в марте — апреле 1941 года в целях дальнейшего укрепления воздушно-десантных войск Красной Армии принимается решение о реорганизации воздушно-десантных бригад в воздушно-десантные корпуса. Всего было развернуто пять воздушно-десантных корпусов, каждый численностью более 10 тысяч человек. Развернутый в Западном особом военном округе 4-й воздушно-десантный корпус (командир генерал-майор А.С. Жадов — Прим. автора), активно участвовал в боях с немецкими захватчиками с первых дней войны.

В последующем корпус в составе 13-й армии вел боевые действия в районе Унеча, Погар, Стародуб.

В тяжелых летних боях армия К.Д. Голубева понесла значительные потери. Даже в изданной в советское время официальной истории 13-й армии отмечалось, что «Большинство дивизий представляли 2–3 батальона. Все соединения нуждались в срочном доукомплектовании и отдыхе».[26] Боевой и численный состав армии приведен в таблице на основе данных ЦАМО.

Таблица 2.

Армия требовала срочного пополнения личным составом и вооружением, особенно катастрофическая ситуация была с артиллерией, минометами, зенитными средствами. Не хватало даже винтовок и пулеметов. Необходимость приведения в порядок армии осознавалась и командованием фронта. А.И. Еременко в своих воспоминаниях отмечал, что для приведения в порядок 13-й армии требовалось не менее 5–6 дней. Так что рассчитывать в середине августа 1941 года на армию К.Д. Голубева при отражении возможного удара танковой группы Гудериана на брянском направлении не приходилось.

Итак, в состав фронта вошли две разные по своему составу и боевому опыту армии. Одна сформированная с нуля из призванных по мобилизации резервистов после начала войны, другая, довоенного формирования, изрядно потрепанная в летних боях. Добавим к этому не обладающего должным опытом командующего фронтом и начальника штаба, и мы получим типичный фронт Красной Армии образца осени 1941 года.

Времени на раскачку у А.И. Еременко не было. Стремительно менявшаяся не в пользу Красной Армии обстановка на фронте требовала скорейшего подключения нового фронта к боевой работе. Поэтому управленческие структуры фронта формировались параллельно с развертыванием боевых действий. О чем комфронта писал в своих мемуарах:

Напомним, что первостепенной задачей Брянского фронта было прикрытие столицы с юго-западного направления. Для ее выполнения командующий фронтом первоначально мог задействовать только 50-ю армию, дивизии которой получили приказ выдвигаться из мест дислокации и занимать назначенные рубежи обороны.

В соответствии с боевым приказом № 1 командарма-50 от 16 августа 1941 года основные силы армии развертывались северо-западнее Брянска: 217-я, 279-я, 258-я (с приданными 761 и 763-м артполками ПТО) и 280-я стрелковые дивизии, а также 878-й стрелковый полк 290-й стрелковой дивизии развернулись по восточному берегу Десны и Судости. Два других полка 290-й стрелковой дивизии обороняли подходы к Брянску с запада. 260-я стрелковая дивизия выдвигалась на рубеж реки Ипуть с целью прикрытия рославльского направления. Резерв армии составляли 269-я и 278-я стрелковые дивизии, дислоцированные восточнее и севернее Брянска соответственно. 55-й кавалерийской дивизии была поставлена задача вести разведку противника северо-западнее Брянска.

Ф.Д. Панков отмечает, что 50-я армия занимала рубежи обороны, подготовка которых началась еще в июне. В ней участвовало более 130 тыс. жителей Московской, Воронежской, Тамбовской и Орловской областей.[29] Кроме того, ранее на этих позициях находились дивизии 28-й армией Резервного фронта.

Вот только прибыв на место, соединениям 50-й армии не всегда доставались от прежних хозяев хорошо подготовленные в инженерном отношении рубежи обороны.

Так, 260-я стрелковая дивизия, сменив 120-ю стрелковую дивизию 28-й армии, застала слабо подготовленные позиции. Во второй половине августа совместно с мобилизованным населением были построены три противотанковые полосы, и противотанковые рвы. В полосе дивизии и батальонных районах отрывались окопы, строились укрепления и укрытия, на угрожаемых направлениях создавались противопехотные и противотанковые минные поля.

Пока дивизии армии М.П. Петрова занимались подготовкой оборонительных рубежей, 13-я армия продолжала откатываться под ударами немецких войск. При этом устойчивой связи штаб Брянского фронта со своей второй армией не имел, что было особо отмечено в журнале боевых действий фронта. Информация поступала с большим опозданием, так приказ штарма-13 № 50 от 15 августа 1941 годы был получен в штабе фронта лишь 27 августа! Л.М. Сандалов, в то время полковник и начальник штаба Центрального фронта в своих мемуарах отмечал, что 13-я армия окончательно была включена в состав Брянского фронта только 19 августа! До стабилизации обстановки в полосе армии и установления устойчивой связи со штабом фронта ни о каком оперативном управлении войсками армии говорить не приходилось.

В соответствии с упоминавшемся выше боевым приказом № 50 штарма-13 войска армии переходили к обороне по южному берегу реки Беседь на рубеже Разрытое — Хотимск — южный берег реки Беседь — Клиевичи — Самстевичи — Медведи (тем самым прикрывалась важная железнодорожная ветка Брянск — Гомель — Прим. автора), создают подвижные резервы, готовясь к наступлению.[30]

Вот только перейти в наступление тогда, в середине августа 1941 года, 13-й армии было не суждено. Противник, владея инициативой, сполна воспользовался своим преимуществом.

17 августа левый фланг 24-го моторизованного корпуса (10-я моторизованная и 3-я танковая дивизии) прорвали оборону 13-й армии на ее правом фланге и, развивая наступление, заняли Унечу, перерезали железнодорожную ветку Гомель — Брянск и глубоко вклинялись в расположение советских войск и продолжили наступление на Стародуб.

Интересные подробности захваты Унечи приводятся в истории 3-й танковой дивизии:

В успехе немецких войск нет ничего удивительного. Правый фланг армии прикрывали, понесшие значительные потери в предыдущих боях 143-я, 155-я стрелковые дивизии, 112-й кавалерийский полк 21-й кавалерийской дивизии, 420-й корпусной артиллерийский полк, 378-й гаубичный артиллерийский полк и батальон танков 50-й танковой дивизии. Для построения надежной обороны не было достаточных сил, что было особо отмечено начальником штаба Центрального фронта полковником Л.М. Сандаловым, который накануне немецкого прорыва инспектировал позиции этих соединений: «Фронт сплошным не был. Между полковыми участками и батальонными районами были значительные промежутки, защищаемые только перекрестным артиллерийским и пулеметным огнем. На танкоопасных направлениях были выкопаны глубокие противотанковые рвы, точные размеры которых указал лично генерал Ефремов (командующий Центральным фронтом генерал-лейтенант М.Г. Ефремов — Прим. автора). Большая часть артиллерии размещалась в подразделениях пехоты для стрельбы прямой наводкой».[32]

Нащупав слабое место в обороне советских войск немецкие войска стали развивать движение в юго-восточном направлении. Возникла угроза захвата штаба армии, который находился в районе восточнее Селецкого, не так далеко от передовой. Было принято решение перенести его в лес южнее Сурожа, то есть еще дальше на юго-восток. В связи со сложившейся обстановкой командующий армии принял решение отвести войска левого фланга на южный берег реки Ипуть.

На следующий день части 3-й танковой дивизии продолжили развивать свой вчерашний успех. Получив категорический приказ командира дивизии генерал-лейтенанта Вальтера Моделя в кратчайшие сроки занять Стародуб, подполковник Вернер фон Левински бросил на город боевую группу в составе одной роты 1-го батальона 6-го танкового полка, 1-го батальона 3-го стрелкового полка, 3-го мотоциклетного батальона, 2-й готы 39-го саперного батальона, 1-го дивизиона 75-го артиллерийского полка, батареи 94-го зенитного полка и двух противотанковых батальонов. Фланговое прикрытие группы обеспечивал 3-й батальон 3-го стрелкового полка и орудия 543-го противотанкового дивизиона.

Но первыми Стародуб с ходу атаковали части передового отряда капитана Шнайдер-Костальски. Появление немцев в городе стало шоком для его защитников и первое время они думали, что это один из немецких воздушных десантов, которые постоянно мерещились советским командирам летом 1941 года. К 12 часам город был полностью занят противником, который сполна воспользовался внезапностью, как сказано в советских документах «разогнав тылы армии и перерезав ее коммуникации».[33]

Таким образом соединения 13-й армии оказались отрезанными от своих тыловых баз и командующий армией К.Д. Голубев принял единственно верное в сложившейся обстановке решение: вывести из намечавшегося котла армию в восточном направлении и занять оборону в полосе Брянского фронта примкнув к левому флангу 50-й армии.

В соответствии с боевым приказом № 54 штарм-13 от 18 августа 1941 года соединения армии утром следующего дня должны были прорвать коммуникационную линию противника на фронте Мглин — Стародуб и занять промежуточный рубеж обороны по р. Унеча на фронте Ветлеевка — Шелудьки — Павловка — Аленовка — Рюхово — Найтоповичи. Для обеспечения этого выхода войскам ставились следующие задачи. 148-я стрелковая и 52-я кавалерийская дивизии должны были занять Мглин и обеспечить выход частей 45-го стрелкового корпуса слева. 50-я танковая дивизия захватом Унечи обеспечивала выход корпуса справа. Основные силы армии, прикрывшись арьергардами, прорывались между Мглином и Унечей и выходили на линию Ветлеевка — Шелудька — Павловка. Параллельно с 45-м стрелковым корпусом между Унечей и Стародубом должны были двигаться 6-я и 7-я бригады 4-го воздушно-десантного корпуса, занимая левый фланг армии в районе Липки — Аленовка — Рюхово — Найтоповичи. 8-я воздушно-десантная бригада 4-го корпуса оставалась прикрывать фланг и тыл 21-й армии Центрального фронта, ведущей тяжелые бои за Гомель с наседавшими дивизиями 2-й армии Вермахта. После сбора всех сил армии на промежуточном рубеже предполагалось сразу начать отход на основной рубеж обороны Гринев — Вяльки — Дягово. Таким образом, по замыслу командующего 13-й армии генерал-майора К.Д. Голубека предполагалось не только вывести войска армии из возможного котла и соединиться с 50-й армией Брянского фронта. Задачи разгромить стародубскую группировку противника перед своими войсками командующий не поставил, кроме того с отходом 13-й армии осложнялось положении войск 21-й армии под Гомелем, которые также были вынуждены оставить город и начать отход на новый рубеж обороны.

Утром 19 августа соединения, не успев толком начать отход, сразу же столкнулись с проблемами. 45-й стрелковый корпус изменил направление движения и стал отходить южнее Унечи, в полосе 4-го ВДК, не предупредив его командование. В результате части 45-го корпуса первыми прошли через шоссе Унеча — Стародуб, не встретив никакого сопротивления, но привлекли внимание немецкого командования. В результате следовавшие за ним десантники попали под удар переброшенных к месту прорыва немецких войск и понесли большие потери.

Тяжелые бои развернулись под Мглином и Унечей. Мглин еще ночью атаковали кавалеристы 52-й дивизии, вступив в ближней бой с оборонявшими город немецкими войсками. В советских документах отмечается, что дивизия «успешно применяя ручные гранаты уничтожила большое количество танков противника»,[34] но, не смотря на героизм советских солдат, город взять не удалось.

Сосредоточение советских войск под Унечей было вовремя выявлено немецкой разведкой и, прибывший в город командир 24-го моторизованного корпуса генерал Гайр фон Шваппенбург, приказал остаться в городе двигавшемуся через него на юг 2-му батальону 394-го стрелкового полка 3-й танковой дивизии.

Ранним утром 19 августа позиции батальона подверглись артиллерийскому обстрелу, после чего были атакованы пятнадцатью советскими танками. На помощь стрелкам пришли два Pz.III и один Pz.IV. Совместно подбив три Т-34, немецкие войска отбросили танки. Через некоторое время Унеча была атакована пехотой. Бой вспыхнул с новой силой. Благодаря поддержке тяжелой артиллерии гарнизон Унечи раз за разом отражал атаки, но их натиск не ослабевал. За оружие взялись связисты и солдаты тыловых служб. Только вовремя подошедшие танки 2-го батальона 6-го танкового полка позволили отбросить от города советские войска.

В «Докладе о боевых действиях танков Т-34 50 ТД в составе 13-й армии за период с 9.8 по 9.9.41» приводятся интересные подробности этого боя, а также данные о потерях сторон: «танковая группа в составе 11 машин под командой капитана Шестакова получила приказ прорвать оборону противника, действуя в направлении гор. Унеча, тем самым дать возможность частям 45 СК и 50 ТД выхода из окружения. Три раза танковая группа атаковала Унеча, но в результате сильной противотанковой обороны все три атаки были отбиты противником. В итоге боев уничтожено два ПТО, один броневик, один танк подбит, две легковых автомашины, 5 грузовых, 7 мотоциклов. Наши потери 3 танка подбиты, которые были взяты на буксир и два танка оставлены со сгоревшими моторами».[35]

Не смотря на отсутствие связи с 13-й армией командование Брянского фронта было в курсе прорыва немецких танковых частей на стародубском направлении. Штабом фронта был подготовлен контрудар с целью разгрома прорвавшегося противника.

В соответствии с боевым приказом № 1 от 19 августа 1941 года предполагалось уничтожить прорвавшуюся группу противника в районе Унечи силами 13-й армии и 55-й кавалерийской дивизии 50-й армии. Главные силы армии М.П. Петрова продолжали выполнять основную задачу войск фронта по прикрытию брянского направления, поэтому выделить большие силы из состава армии А.И. Еременко не рискнул. Основную ставку он сделал на войска 13-й армии, но из-за отсутствия связи с ней он не знал, что армия в тот же день начала прорыв, разрушив все планы командующего фронтом. От К.Д. Голубева потребовали объяснений. В направленном командующему Брянским фронтом рапорте командарм-13 отмечал невозможность выполнения задач в соответствии с боевым приказом № 1 в связи с тем, что «постановка новых задач вызовет сейчас новые перегруппировки и задержки воздействия на противника, что в настоящих условиях является невозможным».[36] В последующем это привело к конфликту между А.И. Еременко и К.Д. Голубевым, который закончился отставкой последнего.

Понимая, что выделенных сил недостаточно для разгрома прорвавшегося противника командование фронта решило задействовать авиацию. Командующему военно-воздушными силами Брянского фронта было поставлена следующая задача: «С доразведкой нанести удар по колоннам и сосредоточениям противника в районе Мглин, Унеча, Старо дуб, имея в виду, что наши части западнее Мглин, Унеча имеют задачей наступать на Мглин, Унеча с запада».[37] Были ли оправданы надежды А.И. Еременко на авиацию?

ВВС фронта, как и он сам формировались с нуля, включая в себя как авиасоединения Центрального фронта, так и отдельные авиаполки. Командующий ВВС фронта генерал-майора авиации Ф.П. Полынин в своих мемуарах так описывал обстоятельства своего назначения и состав вверенных сил:

Прибыв на место, командующий ВВС фронта застает вверенные соединения в плачевном состоянии. Более того, ознакомление с состоянием дел начинается с ЧП:

Происшествие вынудило Федора Петровича принять «крутые» меры по наведению порядка во вверенных соединениях. Кроме того, ему пришлось срочно решать проблему «безлошадных» летчиков: «Срочно собираем руководство этих полков. Разговор тягостный, долгий. Выходит, на таком крупном аэродроме, как Брянский, нет и элементарного порядка. Каждый командир — сам по себе. Что хочет, то и делает. Путаницу и неразбериху вносили к тому же экипажи, приземлявшиеся большими и малыми группами по пути с запада.

В тот же день назначаю начальником авиагарнизона подполковника В. Сапрыкина, даю ему широкие полномочия. Командиров, повинных в нелепой гибели двух летчиков, пришлось строго наказать.

Крутые меры возымели свое действие. В организации полетов обрели силу закона правила летной службы. Больше стало согласованности между летными и обеспечивающими подразделениями. Чтобы не создавать излишней скученности, приказываю одному из полков перелететь на полевой аэродром.

Тут же пришлось решать и судьбу «безлошадных» летчиков и штурманов. А скопилась их здесь не одна сотня. Разными путями прибыли сюда эти люди, не имея самолетов, целыми днями слонялись без дела, мешали работать. Конечно же, они ни в чем не были виноваты, рвались в бой, и следовало как-то определить их судьбу.

На аэродроме стояло немало различных самолетов: истребители, бомбардировщики, штурмовики, связные и т. д. Поручаю инженеру осмотреть их и исправные сразу же пустить в дело. Многих «безлошадников», для которых не нашлось машин, отправили в тыл, где формировались другие части».[41]

Большое количество «безлошадных» летчиков образовалось из-за медленного пополнения авиачастей материальной частью. Всего на 19 августа 1941 года в составе ВВС Брянского фронта имелось 159 самолетов. Интенсивное использование имеющихся машин, приводило к их быстрому износу и частым поломкам, не забываем и про потери в ходе боевых действий. Ремонтные службы были перегружены сверх меры, пытаясь поддерживать боеспособность авиации на должном уровне. Андрей Иванович Еременко следующим образом описывал в мемуарах работы авиации фронта в те дни:

Противник не сидел сложа руки и командующий 2-й танковой группой Вермахта генерал-полковник Гейнц Гудериан решил развить прорыв на Унечу и Стародуб: 24-му моторизованному корпусу было приказано прорваться через Клинцы и Стародуб на Новозыбков, а 47-му моторизованному корпусу — обеспечить его левый фланг.

20 августа в полосе 13-й армии продолжались тяжелые бои. Соединения армии, прорываясь сквозь заслоны противника, продолжали выходить на оборонительный рубеж по восточному берегу реки Судость.

Плотного контроля над шоссе Унеча — Стародуб части 3-й танковой дивизии Вермахта не имели. Метавшиеся по нему боевые группы пытались его восстановить, постоянно сталкиваясь с прорывавшимися советскими войсками. Так, двигавшийся из Унечи на Стародуб 2-й батальон 6-го танкового полка вместе со стрелками 394-го полка был атакован советской авиацией и обстрелян артиллерией, после чего в атаку пошла пехота и танки. Пробившись через позиции 1-го батальона 394-го полка, советские войска отошли в восточном направлении. Подобные стычки продолжались еще в течение некоторого времени пока подошедшие немецкие резервы не стабилизировали положение.

К этому времени большая часть соединений 13-й армии вышла из полуокружения. Их состояние было тяжелым: так из состава 155-й стрелковой дивизии не вышел 436-й стрелковый полк, а от 121-й стрелковой дивизии остались только тыловые учреждения. Особенно тяжелые потери понес 4-й воздушно-десантный корпус, который накануне принял на себя основной удар. Армии требовался отдых и доукомплектование.

Причинами высоких потерь и провала оборонительной операции армии были не только отсутствие резервов и превосходство противника в танках и артиллерии, но и слабая подготовка советской пехоты, а также типичные ошибки начального периода войны в организации боевых действий, а именно постоянное стремление нанести контрудары по противнику, не учитывая не только состояние своих войск, но и обстановку на фронте. В «Описании боевых действий 13-й армии за период с 22 июня по 1 ноября 1941 года» отмечалось следующее:

К исходу 22 августа соединения 13-й армии заняли следующие рубежи обороны на левом фланге Брянского фронта: 45-й стрелковый корпус вместе с переброшенной для усиления армии 282-й стрелковой дивизией — Семцы — Калачово — Баклань и одним полком заняли Трубчевск.

155-я стрелковая дивизия — Березовка — Погар.

52-я кавалерийская дивизия переходила в район Калиевка.

4-я кавалерийская дивизия сосредотачивалась в районе Арельск — Вздружное.

307-я стрелковая дивизия выдвигалась на рубеж Погар — Кистер.

4-й воздушно-десантный корпус, отправив всех специалистов-парашютистов в тыл, передавал оставшийся личный состав на комплектование 6-й стрелковой дивизии, который переходил и его рубеж обороны — Понуровка — Андрейковичи.

121-я и 132-я стрелковые дивизии выводились на доукомплектование в район Суземка — Негино.

В связи с тем, что между 13-й и 21-й армиями образовался 40–50 километровый разрыв на новгород-северском направлении, то командарм-13 выделил дополнительные силы его прикрытия. В район Семеновка — Новгород-Северский с задачей создать круговую оборону были выдвинуты 143-я стрелковая дивизия, 699-й артиллерийский полк ПТО и 12-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион. Для повышения боеспособности в 143-ю дивизию были влиты остатки 148-й стрелковой дивизии и маршевый батальон в составе 1000 человек. Подвижный резерв в новгород-северской группе 13-й армии составляла 50-я танковая дивизия. Общее командование группой было возложено на командира 143-й стрелковой дивизии полковника М.Е. Козыря. В документах отмечается невнимание командования Брянского фронта к этому направлению. В частности, в «Описании боевых действий 13-й армии за период с 22 июня по 1 ноября 1941 года» отмечалось: «Неоднократные обращения в штаб фронта с просьбами об усилении левого фланга армии ни к чему не приводили. Своих же реальных сил и средств армия не имела».[44] Недооценка новгород-северского направления привела к тому, что именно здесь 2-й танковой группой Гудериана был осуществлен прорыв, завершившейся окружением основных сил Юго-Западного фронта в «киевском котле». Армия К.Д. Голубева понесла существенные потери в предыдущих боях. Пребывающие резервы — 282-я, 307-я стрелковые и 4-я кавалерийские дивизии — занимали основной рубеж обороны армии, давая возможность вышедшим из окружения дивизиям привести себя в порядок и отдохнуть. Таким образом, дополнительных сил у 13-й армии для прикрытия новгород-северского направления не было, и здесь для исправления ситуации должен был вовремя подключиться штаб фронта. Но командование Брянского фронта продолжало ожидать наступления группы Гудериана на своем правом фланге и не предприняло должных мер для создания надежной обороны на своем левом фланге.

Напомним, что в соответствии с боевым приказом штаба Брянского фронта № 1 от 19 августа 1941 года поддержку 13-й армии в разгроме унечской группировки противника должна была оказать 55-я кавалерийская дивизия 50-й армии. Ранее ей было поручено вести разведку северо-западнее Брянска. В течение нескольких дней дивизия так и не смогла установить связь со штабом 13-й армии и согласовать свои действия. В итоге действия дивизии свелись к глубокой разведке. Назвать эти действия рейдом по тылам противника сложно. Серьезных боестолкновений не было, да и трудно ожидать от дивизии численностью 3000 человек с двумя десятками легких орудий успешных действий против механизированных соединений противника. В оперативной сводке № 3 к 15.00 21 августа 1941 года штадив-55 сообщал, что в результате мелких столкновений с противником с 12 по 21 августа было уничтожено две бронемашины. Свои потери составили 4 человека убитыми, 18 ранеными и 3 пленными. Результаты более чем скромные, при этом дивизия полностью исчерпала запасы продовольствия, горючего, ручных гранат и бутылок с зажигательной смесью.[45] Как свидетельствует Оперативная сводка штаба 50-й армии № 13 от 23 августа 1941 года, 22 августа из расположения дивизии в Брянск прибыл автотранспорт за боеприпасами и продовольствием.[46] «Война моторов» все больше вступала в свои права, даже кавалерия, славившаяся своей автономностью во время рейдов по тылам противника, больше не могла действовать без снабжения автотранспортом!

Пополнив запасы, дивизия продолжила действовать в тылу 2-й танковой группы без особых результатов, ведя разведку и собирая бойцов 13-й армии, отбившихся от своих частей. Так, к ней присоединились эскадрон 52-й кавалерийской дивизии и около 200 пехотинцев из разных соединений. К концу августа дивизия пробилась в расположение своих войск.

Действия дивизии командующий фронтом А.И. Еременко оценивал негативно как во время войны, так и после нее. В знаменитых переговорах с Верховным Главнокомандующим и начальником генерального штаба от 24 августа 1941 года командующий фронтом рекомендовал командиру дивизии генерал-майору К.Г. Калмыкову «поддать перцу» для более активных действий. При этом с приказом о переходе дивизии к партизанским действиям, которого просил ее командир, А.И. Еременко затягивал.

В своих мемуарах Андрей Иванович был более красноречив. В издании 1959 года он просто констатировал факт неудачных действий дивизии:

В издании 1964 года действия дивизии и ее командования разбирались более подробно, не были забыты и карательные меры:

Стремление отстранить от должности не справившегося с задачей командира стало «визитной карточкой» А.И. Еременко на посту командующего Брянским фронтом. Критика в адрес действий 55-й кавалерийской дивизии и ее командира на наш взгляд выглядит не совсем обоснованной. Дивизия получила задачу совместно с 13-й армией выбить противника из Унечи, но наладить связь с армией К.Д. Голубева не удалось. Атаковывать город одной кавдивизией К.Г. Калмыков не стал и запросил разрешения перейти к партизанским действиям. Константин Гаврилович не рискнул проявлять инициативу и без соответствующего приказа ограничился наблюдением за противником и сбором бойцов 13-й армии отставших от своих частей. В итоге, не получив ответа от штаба фронта, дивизия пробилась на соединение со своими частями, а отстранен от командования дивизией К.Г. Калмыков был в конце сентября 1941 года.

Не оправдала возложенных на нее надежд и авиация Брянского фронта. После получения соответствующего приказа командования авиация приступила к нанесению бомбовых ударов по механизированным колоннам противника. За 20 августа 1941 года было совершено 69 самолетовылетов, сброшено бомб: 66 ФАБ-100 и 6 ФАБ-50. Летчики заявили об удачных попаданиях по колоннам противника и многочисленных пожарах. Потери составили 4 самолета (2 МИГ-3, 1 ЯК-1 и 1 СБ). Было заявлено об уничтожении немецкого бомбардировщика, при этом один пилот был взят в плен.[49]

На следующий день интенсивность полетов выросла: было совершено 96 самолетовылетов и сброшено помимо бомб 10 000 листовок. Несмотря на это, потери не возросли. Из боевых вылетов не вернулись 2 СБ и 2 ЯК-1, а 3 ИЛ-2 ВВС фронта ушли на другие аэродромы.[50]

Генерал-майор авиации Ф.П. Полынин в своих мемуарах отмечал, что, несмотря на высокую интенсивность боевой работы, добиться успеха и остановить продвижение прорвавшихся соединений 24-го моторизованного корпуса не удалось:

22 августа 1941 года свое веское слово сказала и немецкая авиация. В результате налета 7 Bf-109 на брянский аэродром было уничтожено 5 (2 МИГ-3, 1 Як-1, 1 И-16, 1 И-153) и поврежден 1 истребитель. Последовавший вскоре приказ командующего Брянским фронтом предписывал на аэродромах и площадках держать не более одной эскадрильи, рассредоточенной и замаскированной. На всех аэродромах для всех самолетов до 31 августа должны были быть подготовлены по два укрытия. Для выполнения указанных работ инженерная служба фронта выделяла дополнительно 5000 рабочих.[52]

Несмотря на налет немецких самолетов, советская авиация продолжала наносить бомбовые удары по механизированным колоннам противника. За 2 августа 1941 года было совершено 138 самолетовылетов. Потери составили 9 СБ, 3 ЯК-1 и 1 ИЛ-2.[53] На 23 августа 1941 года ВВС Брянского фронта насчитывали 122 исправных самолета: 21 МИГ-3, 22 ЯК-1, 55 ИЛ-2, 20 CБ, 4 И-16.[54]

В последующие дни в связи с ухудшением погоды интенсивность боевых вылетов стала снижаться, а вскоре перед авиацией фронта были поставлены другие задачи.

С подходом немецких резервов начинаются боевые действия и в полосе 50-й армии. Соединения немецкого 47-го моторизованного корпуса, замененные на реке Угость пехотными дивизиями, переместились к Почепу и с 13.00 19 августа 1941 года начали наступление на город. Как отмечалось в Оперативной сводке № 6 штаба 50-й армии, противник до наступления темноты силой до батальона пехоты при поддержке 50 танков вел бой на участке 878-го стрелкового полка 290-й стрелковой дивизии, захватив деревню Житня на подступах к городу.[55]

В последующие дни бои за город продолжились. К исходу 21 августа 878-й стрелковый полк был оттеснен на восточный берег реки Судость, город был занят противником. Три стрелковые роты, численностью более 400 человек оставили позиции и были задержаны на позициях соседнего 1030-го стрелкового полка 260-й стрелковой дивизии. Тяжелые потери полк понес как в личном составе, так и в материальной части. В частности, как отмечалось в документах, были раздавлены танками 8 76-мм и 2 45-мм орудия.

В связи с прорывом противника под Почепом командующий 50-й армией генерал-майор М.П. Петров приказал командиру 280-й стрелковой дивизии генерал-майору С.Е. Данилову перебросить на автомашинах два батальона пехоты, усиленных орудиями ПТО, для удержания путей, ведущих из Почепа на Красный Рог и предотвращения возможного продвижения противника дальше на восток. В свою очередь для прикрытия юго-восточного направления в район Ктовка — Семцы перебрасывался 1020-й стрелковый полк 269-й стрелковой дивизии с артиллерийским дивизионом. Одновременно командиру 280-й стрелковой дивизии было приказано, объединив под своим началом 878-й стрелковый полк 290-й стрелковой дивизии и 1020-й стрелковый полк 269-й стрелковой дивизии, нанести контрудар и к исходу 25 августа 1941 года выйти на восточный берег реки Судости, освободить Почеп. Позиционные бои на почепском направлении шли с переменным успехом вплоть до конца августа 1941 года. По мнению командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока в этой активности Гудериан растрачивал силы вместо того, чтобы готовиться к будущим операциям. Вот что он писал в своем дневнике:

А события действительно намечались большие! Пока танкисты Гудериана вели бои с частями 13-й армии и штурмовали Почеп, в высоких штабах в Берлине принимались решения о дальнейшем ходе «восточного похода». Не смотря на мнение Главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича и начальника Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковника Франца Гальдера Гитлер принял решение, что «главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти с Кавказа».[57] Приведенная выше цитата из Директивы Гитлера от 21 августа 1941 года, определила дальнейшие цели войны. Франц Гальдер отметил, что она имела решающе значение для всей Восточной кампании. По сути, она определила, в какой конфигурации должна начаться для Вермахта осенняя кампания. Выбор был между прямым ударом на Москву, за что, судя по мемуарной традиции, ратовали генералы ОКХ и группы армий «Центр» и операциями на стратегических флангах советско-германского фронта. Этот вариант, как было показано выше, предусматривался самой Директивой № 21, также его активно поддерживал командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт. В итоге выбор был сделан в пользе операций на флангах, что, в целом, соответствовало общему замыслу кампании и планам Гитлера.

В «Записке от 22 августа 1941 года по вопросу о продолжении операций на советско-германской фронте» Гитлер обосновывал необходимость операций на стратегических флангах стремлением не только уничтожить Вооруженные силы СССР, но и лишить его сырьевой базы необходимой для продолжения войны.

В соответствии с Директивой от 21 августа 1941 года перед группой армий «Центр» ставились следующие задачи:

Учитывая большую протяженность советско-германского фронта, в Записке от 22 августа 1941 года отмечалось, что наиболее эффективными средствами проведения данных операций являются авиация и танковые соединения, поэтому, по мнению Гитлера, их стоит рассматривать не как составную часть какой-либо группы армий, а как оперативное средство в руках высшего командования. Таким образом, главная роль в броске на юг с целью разгрома советского Юго-Западного фронта отводилась 2-й танковой группе генерал-полковника Гейнца Гудериана.

В целом генералитет ОКХ и группы армий «Центр» встретил идею поворота части своих сил на юг крайне негативно. Федор фон Бок предпринял попытку повлиять на решение фюрера, отправив на совещание с Гитлером Гудериана, который должен был убедить его продолжить наступление на Москву. Но миссия Гудериана потерпела фиаско. Сначала Браухич попытался запретить Гейнцу поднимать вопрос о наступлении на столицу СССР, мотивируя это тем, что решение уже принято и его дальнейшее обсуждение бесполезно. Потом сам Гудериан в ходе беседы с Гитлером бодро заявил, что его 24-й моторизованный корпус готов выдвинуться в южном направлении, хотя накануне на совещании с фон Боком и Гальдером он утверждал обратное. Как бы ни хотелось фон Боку продолжить наступление на Москву и войти победным маршем в очередную поверженную столицу, но он не мог игнорировать общую стратегическую ситуацию на советско-германском фронте. Вырвавшаяся вперед группа армий «Центр» вбила своеобразный клин в центре советско-германского фронта. Игравшие первую скрипку танковые группы до предела растянули зону своей ответственности так, что пехотные дивизии не всегда успевали прикрыть их тылы и фланги. Коммуникации были растянуты и не справлялись со снабжением вырвавшихся вперед армий, которые, кроме того, были вынуждены отражать многочисленные контрудары советских войск. В свою очередь продвижение групп армий «Север» и «Юг» замедлилось, столкнувшись с упорной обороной Красной Армий. В результате фон Бок и так был вынужден задействовать свои армии для обеспечения флангов, как это было под Гомелем и Унечей — Стародубом, на которые наступали 2-я армия и 2-я танковая группы соответственно. В итоге линии коммуникаций еще больше растягивались, а ценные подвижные соединения несли потери, ведя тяжелые бои с советскими войсками.

Таким образом, предполагалось предпринять наступление главных сил 2-й танковой группы и 2-й армии в направлении с севера на юг. Ось наступления пролегала через Конотоп на Ромны, с дальнейшим развитием наступления через Чернигов, Нежин на Пирятин и через Чернигов на Киев.[59]

А как советскому командованию виделись дальнейшие операции Вермахта? Еще 19 августа 1941 года генерал армии Г.К. Жуков, в то время командующий Резервным фронтом, как член Ставки Верховного Главнокомандования направил из-под Ельни Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину телеграмму следующего содержания:

Ответом на эту телеграмму Георгия Константиновича стала упоминавшаяся выше директива Ставки ВГК № 001082, в которой отмечалось, что «в предвидении такого нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во главе с Еременко».[61]

Проанализировав возможные действия Вермахта и ответные меры Красной Армии, Ставка ВГК приняла решение поставить перед Брянским фронтом новые задачи. 24 августа 1941 года состоялись знаменитые переговоры Верховного главнокомандующего и начальника Генерального штаба Красной Армии с командующим войсками Брянского фронта «Об обстановке в полосе Брянского фронта». Те самые переговоры, которые часто цитируются в военно-исторической литературе и в которых говорится про «подлеца Гудериана». Что ж, разберем их и мы.

Начинаются переговоры с доклада А.И. Еременко начальнику Генштаба маршалу Б.М. Шапошникову об обстановке в полосе фронта и действиях противника. Андрей Иванович подробно рассказал о боевых действиях в районе Почепа, Стародуба и рейде 55-й кавалерийской дивизии, отметив какие силы противник задействовал против его войск. Вызывают интерес показания пленного унтер-офицера из 3-й танковой дивизии: «как показывает один из унтер-офицеров, подслушивавший разговор своих офицеров, что 3 танковая дивизия имела своей задачей действовать на юг, отрезать Буденного. Это сообщение имеет под собой некоторое основание, так как 3 танковая дивизия сначала 19.8 начала движение от Стародуба на юг, а потом вернулась на запад и поднялась несколько севернее Стародуб. Пленные утверждают, что вернулась потому, что кто-то их тыл обходил».[62] Данное утверждение вполне может иметь под собой основу. Гудериан отмечал, что получил приказ начать движение на юг 25 августа, вполне вероятно, что накануне наступления соответствующие приказы могли поступить в соединения 2-й танковой группы и об этом могли знать, как офицеры, так и унтер-офицеры. Таким образом, командование фронта как минимум за пару дней до немецкого наступления имело о нем информацию. Но А.И. Еременко исходя из анализа сложившейся обстановки сделал следующие выводы о дальнейших действиях противника: «считаю, что противник сильными передовыми частями, поддержанными значительным количеством танков, ведет активную разведку и, по-видимому, на днях не завтра — послезавтра поведет наступление на всем фронте».[63] Андрей Иванович правильно определил сроки начала наступления Гудериана, но ошибся с его направлением. Как мы сейчас знаем удар был нанесен не на всем фронте, а на его узком участке в районе Новгород-Северского на фактически изолированном участке обороны 13-й армии. Ошибка командующего фронта в оценке ситуации стала одной из причин катастрофы.

Далее Борис Михайлович стал «экзаменовать» А.И. Еременко по вопросу его действий в случае немецкого наступления, одновременно указав и возможное главное направление действий противника:

Внимание начальника ГШ к брянскому направлению не должно удивлять. Во-первых, его прикрытие и было главной задачей Брянского фронта, во-вторых, напомним, что Г.К. Жуков в своей телеграмме также указывал, что после разгрома войск Юго-Западного фронта, дальнейшее наступление Вермахта на Москву последует «в обход брянских лесов», так что советское командование придавало особое значение укреплению правого фланга фронта, который прикрывал данное направление. Наконец, в-третьих, на момент переговоров, как показал их дальнейших ход, решение о дальнейших действиях Брянского фронта еще не было принято.

Как показал ответ А.И. Еременко, накануне переговоров он был полностью поглощён ситуацией в районе Почепа, где и ожидал основной удар немцев, не уделив должного внимания своему правому флангу:

В своих мемуарах после войны Андрей Иванович признал, что противник действиями 47-го моторизованного корпуса в районе Почепа ввел в заблуждение командование фронтом и Ставку, которые не придали должного значение разведсводкам о повороте немецких войск на юг и не приняли должных мер:

Далее Борис Михайлович приступил к обсуждению мероприятий, направленных на пополнение и усиление войск 13-й армии:

Отчитавшись, Андрей Иванович стал просить усилить ВВС фронта:

В этот момент к беседе подключился Верховный Главнокомандующий. Отметив, что авиационное усиление фронт получит: «У-2 Вам уже отправлены, ТБ-3 получите, Пе-2 полка два или даже 3 можем немедленно отправить Вам»,[69] он указал на ошибки штаба фронта в комплектовании стрелковых дивизий маршевым пополнением, так как он продолжал ориентироваться на довоенные штаты, в то время как следовало переходить на новые, утвержденные Постановлением ГКО от 11 августа 1941 года № ГКО-459сс.

Отвечая на этот упрек вождя, А.И. Еременко возложил ответственность на работников штаба, завив, что сторонник постепенно укрепления дивизий 13-й армии и никогда не требовал их доукомплектования до штатов военного времени: «Относительно пополнения: тут, по-видимому, вкралась где-либо ошибка. Я, наоборот, те дивизии, которые восстанавливаются 13 армии, поставил задачу укомплектовать их на первое время хотя бы до 6 000 и не требовал 17 000. Тут просто, по-видимому, неопытные наши работники просто напутали».[71]

Так же Сталин сообщил командующему фронтом о намерении Ставки усилить его танками, авиацией и реактивной артиллерией при условии, что он обещает «разбить подлеца Гудериана»:

Андрею Ивановичу ничего не оставалось, как поблагодарить Верховного и взять на себя обязательство разбить грозного супостата:

Далее на переговорах обсуждалась судьба Центрального фронта и кадровые перестановки. Сталин в своей излюбленной манере напрямую спросил А.И. Еременко о необходимости расформировать Центральный фронт и провести ряд кадровых перестановок: «Не следует ли расформировать Центральный фронт, 3 А соединить с 21 и передать в ваше распоряжение соединенную 21 армию. Я спрашиваю об этом потому, что Москву не удовлетворяет работа Ефремова».[74]

Вопрос этот был не праздный, и судьба потрепанного в предыдущих боях Центрального фронта серьезно волновала Ставку. К тому же ее не удовлетворяла работа командующего фронта генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова. Перед советским командованием встала дилемма: пополнить армии Центрального фронта и выстроить надежную оборону на пути немецких войск или расформировать его, передав войска и полосу обороны Брянского и Юго-Западного фронтов. На следующий день после разбираемых переговоров А.И. Еременко с Шапошниковым и Сталиным в Ставку было направлено донесение Главнокомандующего войсками Юго-Западного направления Маршала Советского Союза С.М. Буденного «О создании единого руководства войсками на гомельском и черниговском направлениях», в которой предлагалось или усилить Центральный фронт 5-й армией и четко установить разграничительные линии, или расформировать фронт, а его войска передать Юго-Западному:

В итоге Центральный фронт был расформирован вот только его войска и полоса обороны были переданы не Юго-Западному, а Брянскому фронту, но об этом ниже.

Последним вопросом, который обсуждали на переговорах 24 августа, стал кадровый. Верховный Главнокомандующий предлагал назначить М.Г. Ефремова заместителем А.И. Еременко, командующим объединенной 21-й армией вновь назначить генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова:

Андрей Иванович согласился с назначением М.Г. Ефремова своим заместителем, но предложил не сливать 3-ю армию с 21-й, а использовать ее штаб для формирования новой армии на стыке между 50-й и 13-й, также он наконец-то добился смены командующего 13-й армией. К.Д. Голубева должен был сменить генерал-майор А.М. Городнянский:

Сталин согласился с предложениями А.И. Еременко, а Б.М. Шапошников сообщил, что на следующий день, то есть 25 августа 1941 года в штаб фронта будет направлен приказ о дальнейших действиях.

Столь подробный анализ переговоров 24 августа 1941 года не случаен. Он четко свидетельствует, что к этому времени, не смотря на прорыв немцев на Стародуб и отрывочные разведданные относительно поворота 2-й танковой группы на юг, Ставка все равно ожидала удара противника на брянском направлении, на что и указывал начальник Генштаба А.И. Еременко. Последующие директивы Ставки четко свидетельствуют об этом. Так, в Директиве Ставки ВГК № 001253 от 25 августа 1941 года отмечалось: «Противник, обороняясь на направлениях Белый, Вязьма, Спас-Демянск, сосредотачивает свои подвижные силы против войск Брянского фронта, по-видимому, с целью в ближайшие дни нанести удар на направлении Брянск, Жиздра».[78] «Туман войны» никак не поддавался советским военачальникам летом-осенью 1941 года. Плохо поставленная работа разведывательных органов Красной Армии с полученными данными во многом и приводила к подобным ошибкам в определении дальнейших планов противника.

Однозначно трактовать пресловутую историю с обещанием «безусловно разбить подлеца Гудериана» как подготовку к контрудару на наш взгляд нельзя, так как в контексте переговоров упор делался на оборонительные действия Брянского фронта и усиление его дополнительными силами и средствами велось с целью измотать противника в оборонительных боях с последующим разгромом его группировки в ходе контрудара.

Более серьезные последствия повлекло за собой расформирование Центрального фронта.

В своих послевоенных мемуарах Андрей Иванович Еременко отмечал, что расформирование Центрального фронта было ошибкой, его следовало наоборот укреплять и даже в случае удара Гудериана на Брянск армии фронта смогли бы угрожать флангам и тылу ударной группировки противника. Справедливости ради заметим, что он не снимал ответственность за это решение и с себя, вот что он писал:

Кстати, в мемуарах 1959 года издания есть очень интересная ремарка: «Справедливости ради нужно сказать, что Ставка часто советовалась с командованием фронтов, сделала она это и сейчас, правда, уже после принятия решения».[80] Получается, что на момент переговоров с А.И. Еременко Ставка уже приняла решение о расформировании Центрального фронта. В связи с этим можно предположить, что вопрос Верховного Главнокомандующего носил сугубо уточняющий характер, правильно ли командующий фронтом, по мнению Ставки, понимает сложившуюся на фронте ситуацию.

Начштаба Центрального фронта полковник Л.М. Сандалов отмечал, что Центральный фронт не исчерпал своих возможностей и если бы не ошибки верховного командования в оценке ситуации, то при условии своевременного усиления смог бы и дальше удерживать свои позиции:

Таким образом, накануне решающего наступления противника советским командованием была фактически инициирована реорганизация Брянского фронта, часть полосы обороны которого находилась на направлении главного удара врага. Ошибка в определении планов немецкого командования привела к катастрофической ситуации на юго-западном направлении советско-германского фронта.

В соответствии с Директивой Ставки ВТК № 001255 от 25 августа 1941 года:

Также данная директива инициировала и все кадровые перестановки, которые обсуждались на переговорах 24 августа 1941 года, а именно генерал-лейтенант М.Г. Ефремов был назначен заместителем командующего Брянским фронтом; командующим 21-й армией стал генерал-лейтенант В.И. Кузнецов; 3-й армии — генерал-майор Я.Г. Крейзер; 13-й армии — генерал-майор А.М. Городнянский.

Боевым приказом командующего войсками Брянского фронта № 04/ОП от 25 августа 1941 года были установлены новые разграничительные линии фронта и его армий, утвержден их боевой состав, а также сроки организации управления войсками в новом составе:

На следующий день, 26 августа, А.И. Еременко получает долгожданную директиву Ставки ВГК о дальнейших действиях войск фронта. Учитывая сложившуюся ситуацию на фронте, было приказано ликвидировать стародубскую группировку противника, сомкнуть фланги 21-й и 13-й армий, тем самым стабилизировав ситуацию на своем левом фланге: «Противник в районе Стародуба имеет один мотополк, поддержанный танками; к западу от Стародуба противник еще не распространился к югу от железной дороги Унеча — Клинцы — Новозыбков. 55 сд 21-й армии находится в районе Климово. Представляется возможным использовать охватывающее в отношении Стародуба положение, уничтожить в Стародубе противника и сомкнуть фланги 13-й и 21-й армий. Верховное Главнокомандование считает проведение такой операции вполне возможным, могущим дать хороший результат».[84] Отметим, что накануне Ставка ВГК поставила наступательные задачи и перед командующими Западным и Резервным фронтами, которые должны были нанести поражение противнику соответственно под Смоленском и Ельней. Вероятно, Ставка рассчитывала, что противник перебросит подвижные соединения со стародубского направления под Ельню и Смоленск, тем самым ликвидируя угрозу вражеского наступления на брянском направлении и облегчая задачу Брянскому фронту. Кстати, в уже упоминавшейся выше Директиве Ставки ВГК № 001253 командующему войсками Резервного фронта была намечена цель будущего наступления Брянского фронта после завершения его реорганизации: «Брянский фронт 2 сентября 1941 г. перейдет в наступление с задачей разбить группировку противника, сосредоточивающуюся в районе Дубровка, Почеп, Сураж и в дальнейшем выходит на фронт Петровичи, Осмоловичи, Бел [ая] Дубрава, Гута-Корецкая».[85]

Таким образом, учитывая начавшуюся реорганизацию, Ставкой ВГК перед Брянским фронтом были поставлены весьма скромные задачи: стабилизировать ситуацию на своем левом фланге путем ликвидации прорывов противника под Стародубом и Почепом.

Вот только базировался этот план на ошибочных выводах о дальнейших действиях немецких войск, за что советское командование вскоре и поплатилось. Владея стратегической инициативой, противник сполна реализовал свое преимущество, начав 25 августа 1941 года наступление, завершившееся разгромом Юго-Западного фронта.

В этот день войска 2-й армии генерал-полковника Максимилиана фон Вейхса из района Гомель — Новозыбков начали наступление в направлении Чернигов — Нежин, а войска 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана из района Почеп двинулись на Конотоп и Прилуки.

В своих воспоминаниях «быстроходный Гейнц» подробно пишет об особенностях планирования этой операции и тех трудностях, с которыми он столкнулся:

Как мы видим, Гудериан прекрасно осознавал угрозу флангового удара по своей наступающей группировке. Не ускользнул этот факт и от внимания вышестоящих штабов, так начальник Генерального штаба Сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике 25 августа 1941 года записал следующее:

Как мы видим немецкие генералы, имея за плечами двухлетний опыт маневренной войны, прекрасно осознавали все угрозы, которые могут возникнуть при глубоком прорыве танковых соединений, и были готовы их ликвидировать. В итоговом плане операции 2-й танковой группы, наносивший главный удар 24-й моторизованный корпус (3-я, 4-я танковые и 10-я моторизованная дивизии) получил задачу прорвать оборону советских войск на стыке 13-й и 21-й армий в общем направлении Новгород — Северский — Ворожбу. В своею очередь второй моторизованный корпус — 47-й (17-я, 18-я танковые и 29-я моторизованная дивизии) был задействован для прикрытия с востока фланга ударной группировки и наступал из района Рославля на Трубчевск и южнее, главными силами нанося удар на Почеп, Семцы, Мосточино, охватывая южный фланг Брянского фронта у Погар, Трубчевска, а вспомогательный удар наносился из района Витемля в направлении станции Знобь.

Утром 26 августа 1941 года передовые части 3-й танковой дивизии Вермахта атаковали Новгород-Северский. В ходе короткого, но упорного боя подразделения 143-й стрелковой дивизии, оборонявшей город, были сбиты с позиций, и к вечеру город полностью перешел под контроль противника. Особенно тяжелые потери понесли 800-й стрелковый полк дивизии, который, согласно «Выписки из журнала боевых действий штаба 13-й армии за период с 21.08.41 по 2.10.41 г.», был окружен противником, и лишь небольшая часть его бойцов смогла выйти из окружения. Как не раз бывало, летом 1941 года немецким танкистам вновь сопутствовала удача и ими был захвачен неповрежденным мост через Десну у Новгород — Северского, что существенно облегчило войскам противника дальнейшее движение на юг. В истории 3-й танковой дивизии приводятся интересные подробности его захвата.

Занять мост, расположенный севернее города, было поручено двигавшейся в авангарде боевой группе обер-лейтенанта Фопеля в составе роты 6-го танкового полка, роты и взвода инженеров 394-го стрелкового полка и батареи 543-го противотанкового дивизиона. Группа начала движение в предрассветных сумерках и, не смотря на сопротивление советских войск и бомбардировку авиации, к 10 утра вышла к мосту. Охрана моста вступила в бой, но немецкие танки быстро ее разметали. К мосту устремились инженерные машины с саперами 394-го стрелкового полка. Под прикрытием огня своих танков они начали обезвреживать заряды, которые так и не подорвали защитники моста. Обер-лейтенант Фопель, не дожидаясь окончательного разминирования моста, решил переправиться на противоположный берег Десны. Переправившись, немецкие войска, заняли плацдарм, который к вечеру был расширен, не смотря на достаточно сильный и эффективный артиллерийский огонь. Так, в ходе одного из артиллерийских обстрелов погиб командир 75-го артиллерийского полка 3-й танковой дивизии полковник Райс (Oberst Ries).

Прорыв у Новгород — Северского обеспечивался демонстрационными действиями в направлениях Семцы и Погар — Кистер. В полосе обороны 307-й стрелковой дивизии, прикрывавшей направление Погар — Кистер в течение дня все атаки противника были отражены, а вот за деревню Семцы развернулись тяжелые бои. Части советской 282-й стрелковой дивизии были атакованы подразделениями 40-го и 63-го стрелковых полков 17-й танковой дивизии. Ниже приведем интересное описание этой атаки, составленное на основе немецких документов. Обращает на себя внимание тщательная подготовка и четкое взаимодействие разных родов войск: пехоты, артиллерии и инженеров. Это не должно нас удивлять, так как через два дня перейдут в наступление основные силы 47-го моторизованного корпуса. В том числе и на данном направлении.

Достигнув ранним утром берега реки Семченка, передовые отряды стрелковых полков, не смогли сходу перейти в атаку, так как запаздывали инженеры с необходимыми переправочными средствами. Атака откладывается, но немецкие солдаты не теряют времени даром, проводят разведку, размещают тяжелое вооружение и занимают исходные рубежи для атаки. Выясняется, что позиции советских войск хорошо укреплены и скрыты, а подготовка к форсированию реки ими не выявлена. Атака началась в 11.00 артиллерийским огнем на Семцы и полевые позиции, расположенные севернее на высотах, а также налетом пикирующих бомбардировщиков Ju-87.

На командном пункте полка за боем наблюдало высокое начальство в составе командующего 2-й танковой группой генерал-полковника Г. Гудериана, командира корпуса генерала танковых войск Й. Лемельзена и командира 17-й танковой дивизии генерал-майора В. фон Тома. Весьма примечательный факт! Командующий группой находится при штабе дивизии, которая обеспечивала фланг ударной группировки. Это еще раз свидетельствует о том, что «быстроходный Гейнц» прекрасно понимал, откуда может исходить угроза его наступающей танковой группе. В своих воспоминаниях он оставил описание этого боя, обратив внимание на меткий минометный огонь советских войск:

Но вернемся на поле боя. В 11.35 начинается атака пехоты: справа 63-й стрелковый полк, в центре 2-й батальон 40-го стрелкового полка, слева 1-й батальон 40-го полка. Не встречая серьезного сопротивления, батальоны 40-го полка занимают деревню. К вечеру подходят советские резервы, и бой разгорается с новой силой. Бойцам советской 282-й стрелковой дивизии, которая держала оборону на данном направлении, практически удалось выбить противника из населенного пункта, но вовремя подошедшие немецкие резервы, в том числе и 100-й танковый батальон, на вооружении которого находились огнеметные танки, отбросили советские войска. По немецким данным в ходе боя было захвачено около 1000 пленных. Немецкие потери составили 5 убитых и 29 раненых.

А вот описание этого же боя с советской стороны. Вспоминает бывший политрук роты 282-й стрелковой дивизии 3-й армии Н.И. Мурзин:

Как мы видим, описания боя за Семцы во многом совпадает с обеих сторон и подтверждает факт занятия поселка противником к исходу 26 августа. Отметим, что в документах штаба Брянского фронта зафиксирован факт атаки на Семцы двух батальонов немецкой пехоты при поддержке танков, но сообщается, что село было отбито советскими войсками. В частности, в Оперативной сводке штаба Брянского фронта № 17 к 6.00 ч. 27 августа 1941 года приводились следующие данные: «Пятое. На фронте 13 армии на правом фланге противник силою до двух батальонов пехоты при поддержке танков в 15.30 перешел в наступление и овладел Семцы. Контратакою наших частей противник отброшен и в 22.00 Cемцы заняты нашими частями. Положение на фронте восстановлено».[90] Судя по всему, данная сводка составлена на основе дневных донесений 13-й армии, которые поторопились выдать желаемое за действительное, и сообщили в вышестоящий штаб о возвращении контроля над населенным пунктом, не дождавшись окончания боя.

Также демонстративные действия противника наблюдались в полосе обороны 307-й стрелковой дивизии 13-й армии, которая прикрывала направление Погар — Кистер. Силами дивизии все атаки немецких войск были отражены.

Узнав о занятии Новгород-Северского, командующий 13-й армией сразу же принимает меры по ликвидации прорыва. К городу для прикрытия левого фланга армии была переброшена срочно пополненная 132-я стрелковая дивизия. На доукомплектование дивизии были обращены 148-й и 121-й стрелковых дивизий, а также маршевое пополнение, которое 13-я армия продолжала активно получать. Так, только 23–25 августа 1941 года соединения армии получили 10000 человек пополнения.

Вечером штаб 13-й армии издал Боевой приказ № 13 в соответствии с которым, утром 27 августа соединения армии должны были перейти в наступление на Старо дуб с задачей, овладев городом, нанести удар в тыл прорвавшемуся противнику и уничтожить его северо-западнее Новгород-Северского. 269-я, 282-я, 307-я и 155-я стрелковые дивизии со средствами усиления, прикрыв свой правый фланг со стороны Почепа обороной 269-й дивизии наносили главный удар на Стародуб. Остальные соединения армии должны были надежно удерживать обороняемые рубежи.

В тот же день, 26 августа, перешла в наступление и 2-я армия Вермахта, которая нанесла удар по левому флангу 21-й армии, оттеснив ее соединения в сторону Чернигова. Утром 27 августа командующий армией генерал-лейтенант В.И. Кузнецов, понимая, что немецкое наступление еще больше увеличивает разрыв между его армией и остальными войсками Брянского фронта принял решение «удерживая общий рубеж Гутка Студенецкая, Елино, Мошенка, Коробичи, Александровка, Стар. Ярыловичи, активными действиями кав. группы с 24 сд уничтожить противника в районе Владимировка, Добрянка, и нанести удар 277 и 42 сд по главной группировке противника, выдвигающейся с направления Семеновка, Новгород-Северский».[91] То есть, командарм-21 планировал не только разбить противника в районе Новгород-Северского, но и соединиться с наступающими на стародубском направлении войсками 13-й армии, тем самым, ликвидировав разрыв между левофланговыми армиями Брянского фронта.

Вот только противник, захватив инициативу, не собирался ее отдавать, и 27 августа вместо наступления соединения 13-й армии были вынуждены отражать сильные вражеские атаки. 282-я стрелковая дивизия весь день вела тяжелые бои с частями 17-й танковой дивизии 47-го моторизованного корпуса в районе деревни Семцы. К исходу дня оказалась разрезанной на две части и начала отход. 307-я дивизия также под давлением превосходящих сил противника был вынуждена оставить К и стер и отойти на восток. Только 155-я дивизия, не встречая сопротивления противника, имела некоторое продвижение вперед.

Командованию стало ясно, что силами одной пехоты с немецкими танковыми соединениями справиться нельзя. Кроме того, в стрелковые дивизии 13-й армии влилось немалое количество маршевого пополнения, которое не имело боевого опыта и должной подготовки. Поэтому было принято решение для разгрома, прорвавшегося противника задействовать свои подвижные соединения и авиацию. Можно сказать, что постоянное использование авиации для разгрома подвижных соединений противника стало одной из особенностей боевых действий в полосе Брянского фронта в августе — сентябре 1941 года.

В тылу 13-й армии стали сосредотачиваться подвижные соединения — 108-я танковая, 4-я кавалерийские дивизии и 141-я танковая бригада, которые были объединены в подвижную группу под командованием генерал-майора А.Н. Ермакова.

Контрудар пехоты и танков должны были поддержать значительные силы авиации. Еще в ночь на 27 августа Верховный Главнокомандующий Иосиф Сталин провел переговоры по прямому проводу с А.И. Еременко, сообщив, что в его подчинение поступает резервная авиагруппа Главного Командования. Андрей Иванович заверил Верховного, что распорядится выделенными силами с толком и озвучил свой план по разгрому прорвавшейся группировки противника:

Вскоре Верховный Главнокомандующий подписал Директиву Ставки ВТК о временном подчинении 1-й резервной авиагруппы командующему Брянского фронта. На следующий день был издан приказ Верховного Главнокомандующего № 0077 командующим войсками Брянского и Резервного фронтов «О проведении воздушной операции по разгрому танковой группировки противника». Планировалось в течение двух дней, 29 и 30 августа, массированными авиаударами сорвать операции танковой группировки противника. С этой целью привлекались ВВС Брянского и Резервного фронтов, 1-я резервная авиагруппа и не менее ста кораблей ДБ-3. В общей сложности 450 боевых самолетов.[93]

Только противник не стал дожидаться пока на него обрушатся авиабомбы и Т-34 и ввел в бой дополнительные силы 47-го моторизованного корпуса с целью окончательно разбить войска 13-й армии и прикрыть 24-й моторизованный корпус, который к этому времени занял Шостку в полосе обороны 40-й армии Юго-Западного фронта.

28 августа 1941 года 47-й моторизованный корпус генерала танковых войск Йохима Лемельзена основными силами трех своих дивизий — 17-й, 18-й танковых и 29-й моторизованной дивизий — нанес массированные удары на Трубчевск через Почеп — Семцы во фланг и тыл 155-й стрелковой дивизии и через Погар — Кистер против 307-й стрелковой дивизии, стремясь их окружить.

Под натиском танковых соединений противника дивизии 13-й армии начали неорганизованный отход. 282-я дивизия, понеся большие потери и потеряв почти всю артиллерию, была к исходу 29 августа отведена к Трубчевску, где и заняла оборону.

В наиболее тяжелом положении оказались 155-я и 307-я стрелковые дивизии, о чем красноречиво свидетельствуют документы: «Командир 45 СК, возглавив руководство 155 и 307 СД, отдал приказ на отход за р. Десна. Но отход был не организован, особенно в 307 СД. К этому времени противник мелкими группами танков захватил железнодорожный мост у Витемля, переправы у Сагутьево и Белые Березки.

Частями 155 и 307 СД на западном берегу р. Десна была брошена почти вся материальная часть, особенно 307 СД, людской состав переправляли главным образом вплавь без обмундирования.

Командир 307 СД отдал приказ собраться в районе Суземка, и только вмешательством штарма удалось задержать отходящие группы на восточном берегу р. Десна. За преступную бездеятельность командир 307 СД полковник Терентьев и комиссар дивизии старший батальонный комиссар Олейник были отстранены от должности и привлечены к судебной ответственности».[94]

О том, в каких условиях дивизии 13-й армии вели бой, и как был организован их отход и переправа через Десну, можно узнать из рапорта командира 307-й дивизии полковника В.Г. Терентьева о боевых действиях при наступлении на Стародуб:

В данном рапорте сразу же бросается в глаза одна из острейших проблем Красной Армии начального периода войны, а именно — низкая морально-психологическая устойчивость старшего и высшего комсостава. Столкнувшись со сложной ситуацией, не имея опыта, должной подготовки и навыков для ее преодоления, часть комсостава фактически дезертировала, бросая свои подразделения и бойцов. Это приводило к двум прямо противоположным последствиям. С одной стороны, бегство старшего и высшего командного состава приводило к развалу обороны и беспорядочному отступлению. С другой стороны, командование подразделением переходило в руки младшего комсостава, который, не боясь груза ответственности свалившейся на его плечи, успешно выполнял боевые задачи.

Таким образом, нанеся поражение 13-й армии и прижав ее к Десне 47-й моторизованный корпус, обеспечил левый фланг ударного 24-го моторизованного корпуса, полностью решив поставленную перед ним задачу.

Действия командования 13-й армии подвергались критике, как вовремя войны, так и после нее. Так, в документе «От Ельца до Праги. Боевой путь и опыт войск 13-й армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», подготовленном в августе 1945 года, в вину командованию армии вменялось плохое управление дивизиями и неумение организовать подвижную оборону:

Оглядываясь спустя четыре года на кровавый август 1941 года, имея за плечами опыт не одного успешного сражения, легко было критиковать командование армии, которая вела тяжелые бои с самого начала войны. Была ли эта критика обоснована? На наш взгляд она справедлива лишь отчасти. Действительно командование 13-й армии не всегда объективно оценивало сложившуюся на фронте ситуацию и не смогло организовать эффективное управление войсками. С другой стороны, в связи с ошибочной оценкой высшим советским командованием действий противника на 13-ю армию возлагались заведомо не выполнимые задачи. Потрепанная в предыдущих боях армия вряд ли могла ликвидировать прорыв противника на стародубском направлении. Параллельно с этим осуществлялась реорганизация Брянского фронта в связи с включением в его состав армий расформированного Центрального фронта и активное насыщение частей и соединений 13-й армии маршевым пополнением, не имеющим должной подготовки. Наивно предполагать, что армия с плохо подготовленным и неопытным личным составом смогла бы организовать подвижную оборону и сдержать наступление танковых дивизий Вермахта.

Разгром левофланговых дивизий 13-й армии Брянского фронта и прорыв дивизий 2-й танковой группы в тыл Юго-Западного фронта привел к смене задач Брянского фронта. Противник раскрыл карты, стали ясны его дальнейшие планы, поэтому советскому командованию пришлось срочно исправлять свои ошибки.

Но первая реакция на немецкое наступление последовала непосредственно от командования фронта. Утром 29 августа был издан боевой приказ № 7 на наступление в направлении Погар, Стародуб, Новгород-Северский. Главная роль в предстоящем наступлении отводилась подвижной группе генерал-майора А.Н. Ермакова, которая получила задачу «наступать в направлении Груздова, Сосновка, Погар, Тарасовка, Воронок, Железный Мост, Машево, Новгород-Северский с целью уничтожения прорвавшегося противника в направлении Новгород-Северский».[97] Успех подвижной группы энергично развивали соединения 13-й армии: «Командующему 13 армии развить энергичное наступление непосредственно за подвижной группой в общем направлении Погар, Стародуб, обеспечивая себя с севера и сев. — запада, уничтожить противостоящего противника»[98]. 50-я армия продолжала удерживать занимаемые позиции, ведя напряженные бои в районе Почепа. Особое внимание уделялось взаимодействию подвижной группы с авиацией фронта. Сосредоточение группы плотно прикрывалось истребительной авиацией фронта, а бомбардировочная и штурмовая авиация должна была «уничтожать противостоящего противника, предваряя своим ударом движение подвижной группы».[99] Таким образом, по плану свежие танковые резервы фронта во взаимодействии савиацией громили Новгород-северскую группировку противника, а их правый фланг прикрывался стрелковыми дивизиями 13-й армии. План вполне логичный и ожидаемый: если в полосе твоей обороны возник кризис, то ты стремишься его ликвидировать с помощью резервов. При этом против танковых соединений противника естественно используются свои танковые соединения.

Вот только реализовать этот план командованию Брянского фронта было не суждено. На следующий день, 30 августа, утром в штаб фронта поступила директива Ставки ВГК № 001428 о наступательной операции на Рославльско — Стародубском направлении. На основе данной директивы Ставки штаб Брянского фронта в тот же день разработал план наступательной операции, которая впоследствии получила название Рославльско — Новозыбковской.