Редкие и драгоценные вещи

Глава 7

4 октября,

Лондон

— Мы на месте. В этот раз малыш выглядит совсем по-другому, тебе не кажется? Сейчас он размером с банан, а в двадцать недель ты будешь уже на финишной прямой. Размеры, как видно, соответствуют данным для здоровой беременности. Пуповина идеальная. Сердцебиение сильное. — Доктор Би подробно рассказал о том, что мы видели на экране. Волшебное зрелище нашего малыша, беспорядочно двигающегося повсюду, ножки и ручки толкаются и тянутся с захватывающей четкостью. Я даже на мгновение не мог отвести глаз, чтобы ответить доброму доктору. Реалистичность настолько резко улучшилась с момента последнего узи, что я не мог в это поверить. Я смотрел на маленького человечка во всей его красе, нисколько не сомневаясь в человечности того, что мы создали.

Бринн смотрела на экран вместе со мной в благоговении, наблюдая, как маленький человечек засовывает в крошечный ротик свой пальчик. И так же быстро, как он его пососал, так и отпустил.

— Ты это видела? — Спросил я.

— Ох. — Бринн тихо рассмеялась, все еще глядя на него. — Малыш сосет свой большой палец… Итан, он сосал свой большой палец — или она. — Она сжала мою руку, волнение на лице заставило ее засиять новым для меня образом. Она выглядела как… настоящая мать.

— Вижу. — Подобные моменты показали мне, какой хорошей мамой была бы Бринн. Никаких сомнений. Я потерся большим пальцем о ее ладонь.

— Ах, да, хотите узнать пол ребенка? Я могу уточнить…

— Нет! Я не хочу знать, доктор Бернсли. Не… говорите мне, пожалуйста. — Бринн покачала головой, глядя на него. Ее решение было окончательным. Любой дурак мог бы это увидеть, а доктор явно был не из таких.

Доктор Би бросил взгляд в мою сторону, а затем вопросительно наклонил голову, чтобы спросить, хочу ли знать я. На мгновение я подумал, не сказать ли «да», но вместо этого отрицательно покачал головой.

— Все в порядке, Итан, если ты хочешь знать, то я отвернусь, и доктор Бернсли может показать тебе.

Ее спокойная красота и абсолютная уверенность в своем твердом решении удивляться полу нашего ребенка были неотразимы для меня. Она была так уверена в том, как хотела это выяснить. Бринн не хотела ничего знать до рождения малыша, и это было все, что нужно было сделать. Не говорить. Раньше я бы просто пожал плечами и сказал: «Конечно, скажите». Я бы знал, ждем ли мы сына или дочь, и это было бы волнующе для меня. Томас или Лорел?

— Нет, пусть это будет сюрприз, — сказал я ей, еще раз отрицательно качая головой доктору Би.

Ничего, кроме абсолютного уважения к моей девочке. Я поднес руку к своим губам и поцеловал ее. Мы обменялись взглядом, но не сказали ни слова. В этом не было необходимости.

Док прервал:

— Тогда ладно. Это будет сюрпризом для вас обоих. — Он распечатал для нас несколько фотографий и вытер желе с ее округлого бугорка, прежде чем выключить аппарат, который справился с замечательным делом — сделал ультразвуковые снимки нашего будущего ребенка. Боже милостивый, этот человек был сильнее меня. В этом чертовом мире не хватало начальства, чтобы заставить меня выполнять его работу. — Что ж, вот что я скажу вам обоим с уверенностью, — сухо сказал доктор Би, — это будет либо мальчик, либо девочка.

— Осталось совсем чуть-чуть, детка. — За нашим ланчем в «Индиго» я смирился с тем, что пытаюсь делать слишком много вещей одновременно и терплю неудачу во всех из них. Проверяю сообщения на мобильном, слежу за футбольными новостями, транслируемыми по телевизору в баре на уровне чуть ниже нас, и поддерживаю разговор с Бринн. Больше похоже на то, что я полная задница.

Я отложил мобильный и прислушался к тому, что говорил спортивный комментатор о победе «Манчестер Юнайтед» над «Ньюкаслом», и полностью сосредоточился на Бринн. У нее была та совершенная полуулыбка, которая у часто появлялась — простое наблюдение, которое говорило, что ее, скорее, позабавила моя невоспитанность.

— О чем думаешь? — Спросил я.

— Хммм, просто наслаждаюсь видом. — Она взяла свою воду и сделала глоток, смотря на меня сквозь стакан. — Наблюдала за твоей работой, думала о банане Блэкстоуне, гадая, когда ты поймешь, что я тебе не отвечаю.

— Прости. Я был отвлечен всякой ерундой. Так что вопрос получше: как ты относишься к тому, что сказал доктор?

— Что мне нужно ходить, а не бегать?

Я кивнул. Иногда Бринн не проявляла особой реакции на происходящее. Я знаю, что она слышала, что доктор сказал о ее привычках заниматься спортом, но я не знал, что она об этом думает.

Она пожала плечами, глядя на меня.

— Я могу гулять, но недолго. Кроме того, у меня есть ты, который может дать мне пару упражнений, чтобы восполнить все пробежки, которые я пропущу. Уверена, со мной все будет в порядке. — Она сексуально засмеялась, широко улыбаясь.

Насчет секса она тоже не шутила. Беременность повышала либидо у многих женщин, и я был действительно чертовски благодарен, что моя женщина была ненасытна. Доктор дал свое благословение, и поэтому мы трахались как сумасшедшие. Наслаждаясь каждой минутой.

— Ты абсолютно права. Доктор Би — мой новый лучший друг.

Она закатила глаза.

— Да? Типичный мужской клуб с беседами о «половой акт совершенно безопасен, пока вы готовы к нему», — она передразнила речь доктора слово в слово, вскинув голову, — с добавлением намека на член. Очень умно и оригинально со стороны доктора Бернсли. Интересно, сколько раз он говорил это.

— Меня не волнует, сколько раз он это говорил. Дать зеленый свет — это все, что имеет значение, детка. — Я приподнял бровь. — И я всегда готов.

— Я знаю, — сексуально прошептала она, легкий румянец распространился по ее прекрасной шее, заставляя меня хотеть прикоснуться к ней губами.

Взгляд, которым она одарила меня прямо сейчас… Чувственный, красивый, мимолетный взгляд, поверх изысканно сервированного стола. И я был уничтожен — в ресторане в полдень, обедал, жалея, что не могу заполучить ее прямо сейчас.

Нам большего не требовалось. Взгляд, прикосновение, произнесенный шепотом комментарий — и я сразу представлял, когда и где.

Поэтому я попытался снова сменить тему на что-то более подходящее в общественном месте.

— Мне также понравилось, что он сказал о кровотечениях из носа. — Она была права. Не о чем беспокоиться, просто обычные побочные эффекты. — Прости, что слишком остро отреагировал.

Она опустила голову и послала мне воздушный поцелуй, одними губами произнеся:

— Все в порядке. — Бринн принимала мое дерьмо с терпением, как у Святой. У меня не было никаких заблуждений по поводу того, что мое безудержное хулиганство утомляло большую часть времени. И Бринн тоже. Она говорила, когда я вел себя как придурок, но в основном просто любила меня и смягчала все мои острые углы. Волшебница. Я даже преуспел в том, чтобы сократить количество сигарет. Я правда заставлял себя, наконец, сделать это. Прекращение моей никотиновой зависимости было символом нескольких вещей. Разрыв с прошлым, решимость вести более здоровый образ жизни и обязательства, по крайней мере, перед двумя другими людьми, которым нужно было, чтобы я оставался рядом еще лет шестьдесят плюс-минус.

Теперь я ограничивался одной сигаретой в день. Почти всегда ночью, перед сном. Благодаря этой привычки мне хотелось забыть — воспоминания или сны — но все, что мог сделать это справиться со всем своими силами.

Бринн извинилась и ушла к дамам, а я вернулся к бегущей строке для просмотра футбольных результатов и сообщениям на мобильном. Все выглядело так, будто в январе я отправлюсь в Швейцарию на зимние игры XT Europe.⁸ Обычно я с энтузиазмом берусь за подобную работу, но у этой были некоторые опасения. Квалификация принца Кристиана Лауэнбургского в сноуборде, без сомнения, взволновала молодого принца. Его дедушка — король Лауэнбурга — не так уж и плох. Королевская власть была хитрой штукой, а в данной ситуации тем более. Внук был единственным наследником. Наследники — это все для членов королевской семьи. Если бы этот парень пострадал, моя репутация полетела бы к чертям. И мы не могли забыть об угрозе терроризма, которая набирала обороты на любом проходившем международном мероприятии высокого уровня. Я предвидел, что последует серия завуалированных угроз. Сумасшедшие не смогли устоять перед возможностью проявить себя в какой-то известной прессе.

Я смирился с тем, что работа будет идти как обычно, но искры интереса на самом деле во мне не было. Пока мой график поездок на февраль стабилен, все будет хорошо, решил я. Ребенок должен был родиться только в конце месяца, но я бы не рискнул уезжать из страны, когда придет время родов Бринн. Я почувствовал, как желудок сжался от этой мысли. Если честно, я был чертовски напуган родами. Больницы, врачи, кровь, боль, страдания Бринн, борьба ребенка. Было чертово множество вещей, которые могли пойти не по плану.

Сообщение от Нила предупредило меня, что что-то требует моего немедленного и безраздельного внимания. У нас были синхронизированные мелодии оповещения на случай чрезвычайных ситуаций. Я прочитал его сообщение.

И в жилах застыла кровь.

Новостная лента на телевизоре переключилась со спорта на политику.

Нет. О, черт возьми, нет.

По выражению лица Итана, когда я вернулась из туалета, было понятно, что что-то случилось. Я проследила за взглядом Итана на телевизор и почувствовала, как у меня подкосились колени, когда я увидела его лицо. Я услышала, что сказал о нем репортер. Я прочитала его имя на экране.

Семь лет — долгий срок.

Прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз смотрела на его лицо. Хотя, нет, больше. Я бы солгала, если бы сказала, что никогда не думала о нем в течение всего времени. Конечно, я иногда думала о нем. Что-то вроде: «Как ты мог так поступить со мной»? Или: «Ты настолько меня ненавидел»? Или самое лучшее из всех: «Ты знал, что я пыталась покончить с собой из-за того, что ты сделал со мной»?

Репортер рассказал всю историю без запинки. Словами, которые я не хотела слышать или сталкиваться с необходимостью понимать.

Младший лейтенант Лэнс Оукли был одним из тяжелораненых вчера, когда возле штаб-квартиры Министерства внутренних дел в Багдаде в результате взрыва бомбы погибли пять человек и еще восемь получили ранения в результате того, что считается террористическим актом. Взрыв произошел утром, как раз когда рабочие пришли на работу в квартал правительственных зданий, где он был размещен как один из немногих оставшихся американских военнослужащих, работающих в качестве посла на местах в этой стране. Пока ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность за нападение, но ожидается, что ситуация изменится из-за характера связей лейтенанта Оукли с внутренним кругом американских политиков на самых высоких уровнях. Лейтенант Оукли — единственный сын сенатора Соединенных Штатов Лукаса Оукли, кандидата в вице-президенты вместе с Бенджамином Кольтом на предстоящих выборах в США, которые проводятся в начале ноября каждые четыре года. Предвыборную кампанию Кольта на высший пост в Соединенных Штатах с самого начала преследовали неприятности. Гибель Питера Вудсона, конгрессмена США, в начале апреля в авиакатастрофе со смертельным исходом привела к тому, что Оукли был выбран в качестве замены Вудсону. Говорят, что сенатор направляется навестить своего сына, который находится на лечении в больнице Лорда Гилдфорда в Лондоне. Лейтенант Оукли и другие раненые были доставлены по воздуху из Багдада в Великобританию для оказания специализированной помощи и реабилитации. Говорят, из-за травм лейтенанта Оукли потребовалась ампутация части его правой ноги ниже колена. Информационные агентства передают чиновникам здесь, в Лорде Гилдфорде, любую новость о состоянии лейтенанта Оукли. Политологи уже взвешивают ситуацию, учитывая, какое влияние это окажет на исход президентских выборов в США менее чем через месяц. Репортаж в прямом эфире для CNN в Лондоне…

Итан отвез нас прямо в квартиру после нашего ланча в «Индиго». Всю дорогу мы молчали. Мне было интересно, что он думает о произошедшем, но, если честно, мне не хотелось обсуждать это с ним. И он это видел, поэтому не задавал никаких вопросов и не выдвигал никаких требований. Мой мужчина просто отвез меня домой и оставил в покое.

Это точно был метод доктора Розуэлла.

Итан работал в своем кабинете, когда зазвонил мой телефон. Я знала, кто это был, еще до того, как проверила.

— Привет, мама.

— Милая, ты смотрела новости о Лэнсе?

— Да.

— И как ты себя чувствуешь по этому поводу?

Я сделала глубокий вдох и была очень благодарна, что моя мама жила в Сан-Франциско и нас разделял океан, потому что быстро поняла, к чему идет этот разговор, и мне это не понравилось.

— Знаю, что не хочу слышать его имя, или видеть фотографию, или слышать о том, что его отец баллотируется на пост вице-президента, или знать, что это будет повсюду в новостях…

— Бринн, послушай меня. Сенатор Оукли захочет, чтобы ты навестила Лэнса в знак поддержки и привязанности к вашей дружбе, и поскольку вы живете в Лондоне, думаю, тебе следует подумать…

— Нет! Ни за что на свете, мама! Ты что, с ума сошла?

Тишина. Я могла представить, как она поджимает губы в сдержанном недовольстве.

— Нет, Бринн, я не сошла с ума. Я думаю о тебе и пытаюсь заставить тебя понять, что ради твоего счастья и будущего душевного спокойствия тебе следует пойти и навестить старого друга семьи.

— Как ты можешь просить меня об этом, мама? Ты хочешь, чтобы я навестила человека, который причинил мне боль и снял видео, которое чуть не уничтожило меня? Ты хочешь, чтобы я это сделала? Почему? Потому что его отец баллотируется на пост вице-президента, и для нашей семьи пойдет на пользу быть в хороших отношениях с его семьей? Это… почему? — Мне было больно задавать этот вопрос, но я должна была знать. Я надеялась, что она сможет сказать мне, правда ли это. Хотя я в этом сомневалась. Слезы, которые я хотела выплакать, не пришли.

Вместо этого сердце еще больше ожесточилось по отношению к женщине, которая подарила мне жизнь. Она утверждала, что любит меня, но я больше в это не верила.

— Нет, Бринн. Я думаю только о тебе и беспокоюсь, что ты отрицаешь ту возможность отпустить ошибку… прошлого.

— Отпустить прошлое? — Это то, что называется «быть застигнутым врасплох». Просто разбита, без какого-либо предупреждения о надвигающемся ударе, который вот-вот разорвет тебя надвое. Чувствую, как ноги подкашиваются от боли и шока, в полном замешательстве, прежде чем удается снова обрести дар речи. — Как это, мама? Ты… ты думаешь, я должна навестить его в больнице и притвориться, что он меня не насиловал и позволял своим друзьям издеваться надо мной на бильярдном столе? Я… я должна простить его?

— Я хочу этого, милая. Отпусти прошлое, и ты сможешь двигаться дальше своей жизнью. Не нужно держаться за это.

На глаза наворачиваются слезы.

Моя мать не могла любить меня. Ни за что. Мне пришлось судорожно вдохнуть от острой боли, пронзившей сердце.

— Нет, мам. — Мой голос дрогнул, когда я заговорила. И все слова были правдой, мама поняла бы, что я имела в виду. — Я бы хотела, чтобы папа был здесь и помог мне. Он любил меня. Папа любил меня. Знаешь, откуда это знаю, мам? Потому что он никогда бы не попросил меня сделать то, о чем ты только что попросила!

Я не дала ей шанса ответить. Вместо этого повесила трубку и подавила желание швырнуть телефон о стену. Стоя в нашей спальне, я была не в состоянии делать ничего, кроме как размеренно дышать. Я чувствовала себя странно оцепеневшей и сильной.

Это было бы истиной, если бы только по моему лицу не текли слезы.

Мускулистые руки мужа обхватили меня сзади и притянули к своему телу. Я подняла руки, чтобы ухватиться за его руки, и… просто потеряла самообладание.

— Итан, она… она сказала, что я должна пойти и н-навестить Лэнса и п-простить его… — Хлынувшие слезы встали перед глазами до такой степени, что я даже не могла что-либо видеть. — Она… она думает, что это поможет мне избавиться от моего неудачного опыта…

— Тсс, тише. — Он развернул меня и прижал к своей груди, его желанный запах окутал меня. Этот утешительный жест помог мне. — Знаю, — промурлыкал он. — Я слышал кое-что из того, что ты сказала. Тебе не нужно никуда идти, детка. Тебе не обязательно видеть кого-то или говорить, если не хочешь.

— Н-не могу поверить, что она попросила меня сделать это… Я скучаю по своему папе… — Я замолчала, мое рыдание набирало обороты с каждой новой слезой, которая выходила из меня, пока Итан не попытался успокоить меня.

— Лучше поспи. Ничего хорошего ни для тебя, ни для нашего малыша это не сулит, так что ложись. — Он подвел меня к нашей кровати и усадил на край. Затем наклонился, чтобы снять с меня обувь, работая бесшумно, но эффективно, и менее чем за минуту я уже была в постели. Итан навис надо мной, приблизив свое лицо очень близко.

— Ты можешь рассказать мне все, если хочешь, но я хочу, чтобы ты лежала и отдыхала. Ты измотана и расстроена, и это чертовски неправильно. — Его действия были мягкими, но тон его голоса противоположным. Итан нахмурился, что подсказывало, насколько он был зол из-за сложившейся ситуации. И моей матери. У них двоих не было абсолютно никаких шансов когда-либо стать друзьями. Я внутренне усмехнулась. Не обманывай себя. Вы с ней тоже не друзья.

Принеся мне прохладное полотенце, чтобы протереть лицо и стакан воды, он присоединился ко мне в постели. Молча, Итан утешал меня, прижимаясь своим большим телом к моему, снова и снова гладя меня по волосам, и слушал, как я пересказывала разговор с матерью во всех его ярких деталях.

Когда я, наконец, закончила, он задал мне вопрос. Его тон изменился с успокаивающего и мягкого на гораздо более твердый и серьезный.

— Бринн, ты когда-нибудь рассказывала маме о том, что случилось с Карлом Вестманом?

— Нет, ты сказал никогда никому не говорить о нем.

— И ты ничего ей не сказала?

— Нет, Итан, ни единого слова. Я даже никогда не упоминала о нем доктору Розуэлл.

— Хорошо. Это хорошо. — Он продолжал гладить меня по голове и проводить пальцами по моим волосам в течение минуты, прежде чем сказал: — Детка, я знаю, что об этом трудно говорить и думать, но никто никогда не должен знать о том, что произошло с Вестманом в ту ночь, когда он похитил тебя. Никогда. Ты должна принять этот опыт и просто отложить его в какую-то часть своего сознания, как будто этого никогда не было.

— Я-я знаю. Потому что они убили его, не так ли? Люди сенатора Оукли убили Карла, так как он пытался шантажировать их и держал видео в качестве залога за них, верно?

Он продолжал гладить меня по голове своими сильными пальцами, массируя кожу головы. Это было божественно и так контрастировало с неприятной темой, которую мы обсуждали.

— Думаю, это очень близко к тому, что произошло, хотя никогда не будет никаких доказательств, подтверждающих это. Его тело никогда не найдут. Вестман стерт с лица земли.

Я кивнула. Я не могла по-настоящему выразить свои чувства, но я поняла. Выбор слов Итаном поразил меня прямо в сердце. Стерт с лица земли.

Потому что именно это случилось с моим отцом. Стерт. Его больше нет для меня в этом мире. Я больше не услышу о любви ко мне в его голосе в наших с ним разговорах.

И причина, по которой он умер — из-за того, что случилось много лет назад. Последствия моих действий. Лэнс тоже был там, да, но именно мое решение дало зеленый свет его злодеяниям. Я пошла на вечеринку. Напилась и забыла про уважение к себе. Меня использовали и издевались надо мной, и я позволила этому опыту довести меня до такой степени, что была готова покончить с собой. Ничтожество. Но, в конце концов, в жертву была принесена жизнь моего отца.

— О чем думаешь? — Спросил он меня мягким голосом, уже во второй раз за сегодня.

— О том, как скучаю по своему папе, — выпалила я, эмоции были настолько сильными, что я почувствовала, как снова начинаю плакать.

— Детка… — Итан положил руку мне на живот и начал гладить. Жест был очень милым, но это только еще больше растрогало меня.

Слова начали литься рекой из меня, и я не могла их остановить.

— Сегодня мы ходили к врачам и видели снимки нашего малыша. Если бы папа все еще был здесь, я бы поделилась с ним этой новостью, и он бы с радостью слушал…, а еще был бы рад стать дедушкой. Я бы показала ему снимки — он бы захотел узнать, как я себя чувствую — боже, я так по нему скучаю… — Я замолчала, чтобы перевести дух. — Я не могу поговорить с ним сейчас, как и с матерью. У меня никого нет… Чувствую себя сиротой. — Я наконец сломалась, на этот раз внутри, но не менее эмоционально болезненно, поделившись своим горем о чем-то, что будет причинять боль ещё очень долго.

Итан почувствовал, как я беззвучно всхлипываю, но его ответом было просто крепкое объятие, показывая, что даже с моей большой потерей у меня все ещё был он. Трение о мой живот, должно быть, тоже стало немного сильнее, потому что именно тогда это и произошло.

Легкое трепетное щекотание внутри меня. Прикосновение с внутренней части моего живота, напоминающее взмах крыльев бабочки. Я замерла и накрыла руку Итана своей, надавливая на то место, где я это почувствовала.

— Что? — обеспокоенно спросил он. — Тебе больно…

— Я почувствовала нашего ребенка. Шевеление внутри. Как хлопанье крыльев бабочки. — Как послание от ангела.

Он держал меня за руку, вероятно, надеясь, что сможет почувствовать то же, что и я, но я сомневалась, что это возможно. Когда мы вместе лежали в постели, беспокоясь о угнетающих вещах, которые нельзя было изменить, я поняла кое-что очень важное. Я бы никогда не справилась с этим без Итана. Его сила помогла мне пройти через трудные времена.

Итан никогда не позволял мне сдаваться.

Слова, которые слетели с его губ после, показали, насколько я была благословлена, когда он нашел меня, несмотря на мои потери.

— Я люблю тебя, — шептал он мне на ухо, — и этот маленький человек любит тебя… очень сильно. — Он растопырил пальцы, водя ими по моему животу в знак нежного обладания, когда говорил мне последнюю часть. — Он там, наблюдает. Твой отец. Теперь он любит тебя из другого мира, но его любовь никуда не исчезла, Бринн, и так будет всегда.

Оукли не потратил впустую ни дня, чтобы связаться с нами. Я думал об этом за несколько дней до того, как поступило обращение. Но нет, полагаю, что нет. У сенатора было не так уж много времени для работы. До выборов в США оставалось меньше месяца, и время ни для кого не останавливалось. Я прокрутил этот сценарий в уме, как только увидел репортаж в ресторане за обедом. Этот хуесос собирался использовать военную травму своего сына, чтобы продвинуть напарника на президентское кресло. И это должно было сработать.

Звонок поступил, когда я выкуривал свою единственную сигарету за ночь.

— Блэкстоун.

— Да. Чего Вам нужно?

— Я хочу страховку, которая покончит с прошлым раз и навсегда.

— Конечно, Вам нужна страховка. Мы все этого хотим. Как Вы предлагаете это сделать, сенатор? — Я боялся того, что он мог предложить.

Вероятно, потому, что у меня было предчувствие, что именно это может быть. Предыдущий звонок от мамы Бринн был чертовски хорошей подсказкой.

— Простое проявление поддержки старому другу семьи должно сработать. Посещение больницы. О СМИ я позабочусь.

Бинго. Я съежился от этой мысли.

— Моя жена никогда не согласится, — сказал ему, представляя, как я оставил ее в постели после того, как она плакала, пока не уснула. Опустошенная и вымотанная после довольно эмоциональной ссоры с матерью. Эта бесчувственная сука сегодня вывела меня, истощая до последней капли. Что за гребаная корова, она правда не беспокоится об эмоциональном и физическом благополучии своей дочери? А теперь ещё и этот засранец. Я затушил сигарету и закурил другую.

— Заставь ее согласиться, Блэкстоун.

— Я знаю, что Вас не волнует ничего, кроме успеха собственной кампании, сенатор, даже то, что случилось с Вашим сыном, но мне плевать на Вашу политику или на Вашего сына-насильника.

Я бы дал Оукли очки за то, что он выложил все на кон. Он не бросал слова на ветер. Перешел прямо к делу со своим тональным американским акцентом, который казался почти лишенным человечности.

— Не кажется ли тебе, что лучше быть парой нескромных подростков, которые допустили ошибку в суждениях много лет назад и которые решили оставить это в прошлом, чем беспокоиться о вымогательстве, если их постыдный секрет станет достоянием общественности? Если они все еще друзья, то никакого преступления никогда не происходило. Простая страховка, Блэкстоун. Думаю, тебе не все равно.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, схема «страховки» Оукли была действительно очень хитрой. Но остроумие в этом не помогло бы Бринн. Это причинило бы ей лишь боль.

— Я забочусь о благополучии беременной жены, которой стало плохо сегодня вечером из-за всей этой дерьмовой бури, разразившейся в СМИ. И это, сенатор, ни на йоту Вам не поможет. Я не могу заставить ее пойти и увидеться с ним. Она не послушает.

Он ответил:

— У тебя неделя, — и отключился.

Чертов ублюдок. Я уставился на телефон, уверенный, что номер, с которого он звонил, уже вне зоны доступа. Покалывание от страха пробежало по позвоночнику. Я закурил еще одну сигарету «Джарум⁹», вдыхая полной грудью. Я не знал, как решить эту проблему, и за считанные часы она выросла в геометрической прогрессии. Президентские выборы в США только лишь все усугубляли. Как, черт возьми, можно было сражаться с таким ужасным монстром?

Я встал и вышел из кабинета. Решил посидеть на балконе, где начал курить по-настоящему. Один «Джарум» за другим, пока не стало настолько хорошо от никотина и спайсов, которые лишь усугубляли зависимость. Ту, что не мог больше отрицать.

Ночной прохладный ветерок уносил ленивые, колышущиеся клубы дыма прочь.

У меня мелькнуло страстное желание, чтобы мои проблемы волшебным образом сделали то же самое. Растворились. Но в реальной жизни так никогда не получится. Меня к этому принуждали. Иногда мой дар игры в покер был настоящим проклятием… потому что знал, каковы были шансы. Я мог понять, когда «выход из игры» был единственным вариантом.

Это не помогло бы Бринн ввести ее в круг Оукли, но я боялся, что для этого было уже слишком поздно. Моей бедной девочке будет больно.