Роковая восьмерка

Глава 5

Я открыла глаза и взглянула на часы: половина девятого. Нельзя сказать, что раннее начало дня. Я слушала, как по пожарной лестнице и оконному стеклу стучит дождь. К дождю я испытываю только одни чувства: считаю, что ему следует идти исключительно ночью, когда все люди спят. Ночью от дождя только уютнее. Днем же дождь — заноза в одном месте. Ошибка Создателя. Вроде как, куда девать отходы? Когда планируешь Вселенную, следует наперед думать.

Выбравшись из кровати, я как лунатик прошлепала в кухню. Набегавшись за ночь в колесе, Рекс отсыпался в банке из-под супа. Я поставила вариться кофе и протопала в ванную комнату. Час спустя я уже сидела в машине, готовая к началу рабочего дня, только не зная, с чего его начать. Наверно, следует посетить Клауна и справиться о его здоровье. Это ведь из-за меня ему разбили нос. К тому времени, когда я подбросила Клауна к его машине, вокруг глаз его разлилась чернота, а на носу красовался пластырь. Проблема в том, что, навестив Клауна сейчас, я рискую тем, что он вцепится в меня мертвой хваткой на весь день. А мне не хочется с ним таскаться. Я и сама в какой-то степени неумеха, когда дело касается моих замыслов. А с Клауном у меня на хвосте того и гляди разразится какая-нибудь катастрофа.

Я сидела на стоянке, уставившись в залитое дождем стекло, когда поняла, что за дворники засунут пластиковый пакет для бутербродов. Я открыла дверь и вытащила пакет из-под дворников. Внутри лежал сложенный вчетверо листок бумаги. На нем черным фломастером было написано:

«Как тебе, понравились змеи?»

Великолепно. То самое начало дня, о котором я мечтала. Я положила записку обратно в пакет и сунула его в бардачок. На сиденье рядом со мной лежали два дела на НЯС, которые мне дала Конни. Эндрю Бендер, который все еще на свободе. И Лаура Минелло. Мне предстояло поехать и схватить одного из них. А у меня не было наручников. Да я лучше пойду и утоплюсь, чем попрошу еще раз наручники в конторе. И осталась еще Энни Содер.

Я завела «Си Ар-Ви» и поехала в Бург. Там припарковалась у дома родителей, но постучала в дверь Мейбл.

— С кем дружила Эвелин в детстве? — спросила я Мейбл. — У нее была лучшая подруга?

— Была такая Дотти Паловски. Они всю школу ходили вместе. Потом Эвелин вышла замуж, и Дотти куда-то делась.

— Они остались подругами?

— Думаю, они потеряли контакт. Эвелин все больше и больше замыкалась после того, как вышла замуж.

— Вы знаете, где Дотти сейчас?

— Лично я не знаю, где живет Дотти, но родственники ее все еще здесь, в Бурге.

Я знала эту семью. Родители Дотти жили в Роблинге. В Бурге тоже имелись какие-то тети, дяди и кузены с кузинами.

— Мне нужна еще одна вещь, — обратилась я к Мейбл. — Список родственников Эвелин. Всех.

Когда я уходила, список был у меня на руках. Совсем не длинный. Тетя и дядя в Бурге. Трое двоюродных, все в районе Трентона. И кузина в Делавэре.

Я перепрыгнула через перила, разделявшие крылечки, и вошла в соседнюю дверь повидаться с бабулей Мазур.

— Ездила давеча на смотрины Шлекнера, — сообщила Бабуля. — Говорю тебе, Стива гений. Когда дело доходит до гробовщиков, Стиву не переплюнуть. Ты знаешь, что у старика Шлекнера на лице были вот такие большие струпья? Ну так вот, Стива чем-то их всех замазал. И теперь даже не скажешь, что у Шлекнера стеклянный глаз. Они оба выглядят одинаково. Настоящее чудо, вот что.

— Как ты поняла про стеклянный глаз? Они же оба закрыты?

— Ага, но ведь они смогли открыться на секунду, пока я там стояла. Так вышло, когда я случайно уронила в гроб очки для чтения.

— Хммм, — только и сказала я Бабуле.

— Ладно, нельзя осуждать человека за любопытство. Я же не виновата. Если бы они оставили глаза открытыми, я бы сроду не стала любопытничать.

— Кто-нибудь видел твои манипуляции с глазами Шлекнера?

— Нет. Я очень ловко все проделала.

— Не слышала что-нибудь об Эвелин и Энни?

— Нет, но собрала кучу сплетен о Стивене Содере. Он любитель заложить за воротник. И к тому же увлекается азартными играми. Ходит слух, что он проигрался в пух и прах, и ему грозит потерять бар. Говорят, что проиграл он как-то бар в карты, и сейчас у него заимелись партнеры.

— До меня дошли те же самые слухи. Кто-нибудь называет имена этих партнеров?

— Я слышала об Эдди Абруцци.

О, черт. Чему ж тут удивляться?

Я уже сидела в машине, готовая отъехать, как раздался звонок сотового. Звонил Клаун.

— Черт, тебе стоит взглянуть на меня, — посетовал он. — У меня вокруг глаз все черное. Нос распух. Ну хоть прямой. Я прямо не знаю, как с ним спать.

— Мне жаль. Очень, очень жаль.

— Эй, подумаешь, большое дело. Полагаю, нужно быть готовым к подобной ерунде, когда борешься с преступностью. Так чем мы займемся сегодня? Снова будем гоняться за Бендером? У меня есть несколько идей. Может, встретимся за ланчем.

— Послушай, тут такое дело… Вообще-то я работаю одна.

— Конечно, но изредка ты работаешь с напарником, верно? И могу я иногда ведь быть этим напарником? Я все уже приготовил. Достал черную кепку с надписью «Залоговый агент», прямо утром отпечатал. И еще добыл газовый баллончик и наручники…

Наручники? Уймись, беспокойное сердце.

— А это настоящие наручники с ключом и всем таким прочим?

— Ага. Я купил их в оружейном магазине на Райдер-стрит. Я бы и пистолет купил, да монет не хватило.

— Заберу тебя в двенадцать.

— О черт, вот будет представление. Я приготовлюсь по полной. Буду в своем офисе. Может, на этот раз мы возьмем жареного цыпленка. А не хочешь цыпленка, можем взять буррито, или бургер, или мы можем…

Я изобразила шумы в телефоне.

— Что-что, не слышу тебя, — заорала я. — Связь прервалась. Увидимся в двенадцать. — И отключила телефон.

Проехавшись по Бургу, я свернула в Гамильтон. Через несколько минут я уже была у конторы. Припарковалась у тротуара позади новехонького черного «порше», принадлежавшего, как я подозревала, Рейнджеру.

Когда я вошла в дверь, все обратились ко мне. У стола Конни торчал Рейнджер. Он снова был во всем черном, в духе полицейского отряда специального назначения. Мы встретились глазами, и мой желудок нервно заворочался.

— У меня подруга дежурила прошлым вечером в скорой помощи, так она сказала, что ты заявилась с коротышкой, которого всего избили, — заявила Лула.

— С Клауном. И его не всего избили. Просто он сломал нос. Только не спрашивай как.

От нечего делать из двери своей берлоги высунулся Винни.

— Кто этот клоун? — спросил он.

— Альберт Клаун, — ответил Рейнджер. — Он адвокат.

Я чуть было не спросила, откуда Рейнджер знает Клауна, но вовремя спохватилась. Ответ-то очевиден. Рейнджер знал все.

— Дай угадаю, — обратился ко мне Винни. — Тебе нужна еще одна пара наручников.

— И вовсе нет. Мне нужен адрес. Хочу поговорить с Дотти Паловски.

Конни скормила имя поисковой системе. Минуту погодя стала поступать информация.

— Сейчас она Дотти Рейнольд. И живет она в Саут-Ривер. — Конни отпечатала страницу и вручила мне. — Разведена, двое детей. Работает в администрации автодорог в Ист-Брасуике.

Обычно я задерживаюсь, чтобы поболтать, но тут я боялась, что кто-нибудь начнет расспрашивать про нос Клауна.

— Надо бежать, — сообщила я. — Ждут неотложные дела.

Я задержалась у входной двери под защитой небольшого козырька. За пределами навеса безжалостно моросил дождь, несравнимый со статусом ливня, но и его хватило бы, чтобы попортить прическу и промочить джинсы.

Рейнджер последовал за мной.

— Хорошо бы тебе иметь больше одной пули в пушке, милашка.

— Ты слышал о змеях?

— Наткнулся на Констанцу. Он искал смысл жизни на дне пивной кружки.

— Не везет мне в поисках Энни Содер.

— Не только тебе.

— Джин Эллен ее тоже не может найти?

— Пока нет.

На секунду наши взгляды встретились.

— В чьей же ты команде? — спросила я.

Он заправил мне прядь за уши, легонько, как перышком, проведя кончиком большого пальца по виску и до подбородка.

— У меня своя команда.

— Расскажи мне про Джин Эллен.

Рейнджер улыбнулся:

— Информация имеет цену.

— И какова цена?

Улыбка стала шире.

— Попытайся не слишком вымокнуть сегодня.

И ушел.

Черт. Да что такое с мужиками в моей жизни? Почему они всегда уходят первыми? Почему бы мне для разнообразия как-нибудь первой не развернуться и не уйти? Потому что я дура, вот почему. Просто полная дура.

Я подобрала Клауна у прачечной. Он надел черную футболку, черные джинсы и новую кепку залогового агента. А на ноги коричневые мокасины с кисточками. К ремню пристегнул газовый баллончик. В задний карман сунул наручники. Страшноватого вида черно-сине-зеленая тень окружала глаза и нос.

— Ух ты, — произнесла я. — Отвратительно выглядишь.

— Ты про кисточки, да? Я не был уверен, подходят ли тут кисточки. Могу пойти домой и переобуться. У меня есть черные туфли, но, думаю, они слишком уж модные.

— Да не кисточки, а глаза и нос.

Ладно, и кисточки тоже.

Клаун сел в машину и пристегнул ремень.

— Видать, все издержки работы. То есть порой сталкиваешься с грубой физической силой, верно? Неизбежно в такой сфере, понимаешь, что я имею в виду?

— Твоя сфера — юриспруденция.

— Да, но я ведь и помощник агента залогового правоприменения? Я ведь хожу с тобой по опасным улицам?

«Смотри, Стефани, — сказала я себе, — вот, что случается, когда превышаешь расходы по кредитке, покупая товары не первой необходимости, вроде туфлей и нижнего белья, а потом не можешь позволить себе наручники».

— Я собирался купить электрошокер, но твой прошлым вечером не сработал, — поделился Клаун. — Что вообще за дела? Платишь звонкой монетой за эти штучки, а они потом не работают. Вот всегда так, верно? Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужен адвокат. Тебя ввели в заблуждение обещанным качеством товара.

Я остановилась на светофоре, вытащила электрошокер из сумки и проверила его.

— Не понимаю, — сказала я Клауну. — Он всегда отлично работал.

Он взял у меня электрошокер и повертел в руках:

— Может, батарейки сдохла.

— Нет. Они новые. Я их проверяла.

— Может, ты что-то не так сделала?

— Вряд ли. Занятие несложное. Знай себе, приставляй к кому-нибудь, да нажимай на кнопку.

— Вот так? — произнес Клаун и, прижав клеммы к руке, нажал кнопку. И тут же издал короткий взвизг и сполз на сиденье.

Я забрала электрошокер из его обмякшей руки и осмотрела его со всех сторон. Кажется, сейчас работает нормально.

Потом сунула электрошокер обратно в сумку, вернулась в Бург и остановилась у «Скобяных изделий». Магазинчик «Скобяные изделия» был дряхлым предприятием, которое влачило свое существование, сколько я себя помню. Магазин занимал два смежных здания с общей дверью. Деревянный неполированный пол, потрескавшийся линолеум. Пыльные полки, воздух вонял удобрениями и гаечными ключами. Все, что вам нужно, можно было найти в этой лавке по цене выше, чем где-либо. Преимущество «Скобяных изделий» состояло в месторасположении. Он находился в Бурге. Не нужно было ехать на Шоссе 1 или в центр Гамильтона. Сегодня еще преимущество было в том, что в «Скобяных изделиях» никто и не посчитает странным, что я повсюду таскаюсь с парнем, у которого подбиты оба глаза. В Бурге наверняка уже все слышали о Клауне.

К тому времени, когда я добралась до магазина, Клаун стал приходить в себя. Пальцы у него задергались, и он открыл один глаз. Я оставила Клауна в машине, пока бегала в магазин и покупала десятиметровую цепь и замок. У меня созрел план поимки Бендера.

Я свалила цепь прямо на улице позади своей машины. Достала из заднего кармана Клауна наручники и прицепила один конец цепи к одному из браслетов. Потом повесила другой конец цепи на прицеп машины с помощью навесного замка. Кинула цепь с наручниками в заднее окно и села за руль. Да уж, пришлось попотеть, но оно стоило того. На этот раз Бендер с наручниками улизнуть не сможет. Как только я надену на него браслеты, он окажется прикованным к машине.

Проехав через город, я остановилась, не заглушая мотора, в квартале от логова Бендера и набрала его номер. Когда он ответил, я повесила трубку.

— Он дома, — сказала я Клауну. — Выкатывайся.

Растопырив пальцы, Клаун посмотрел на руку.

— У меня рука дрожит.

— Это потому что ты проверил на себе мой электрошокер.

— Я думал, он не работает.

— Видимо, ты его починил.

— Ага, я рукастый, — согласился Клаун. — Во всех таких делах я парень толковый.

Я перепрыгнула бордюр перед домом Бендера, проехала через грязный двор и припарковалась бампером вплотную к крыльцу. Выскочила из машины, добежала до двери Бендера и ворвалась в гостиную.

Бендер в кресле смотрел телевизор. Узрев мое вторжение, он вытаращил глаза и разинул рот.

— Ты! — завопил он. — Что за хренотень?

И секундой позже выскочил из кресла и метнулся к черному ходу.

— Хватай его, — крикнула я Клауну. — Баллончиком его. Сшиби . Сделай что-нибудь!

Клаун совершил головокружительный прыжок и схватил Бендера за штанину. Они вдвоем свалились на пол. Я кинулась к Бендеру и защелкнула наручники.

Бендер неуклюже поднялся на ноги и побежал к двери, волоча за собой цепь.

Мы с Клауном изобразили «дай пять».

— Черт, ну ты молодчина, — восхитился Клаун. — Я бы никогда не додумался приковать его к бамперу. Отдаю тебе должное. Ну ты и ловка. Настоящий профи.

— Убедись, что задняя дверь закрыта, — сказала я ему. — Не хочу, чтобы квартиру ограбили.

Я выключила телевизор, и мы с Клауном вышли в дверь как раз в тот момент, когда Бендер уезжал на моем «Си Ар-Ви».

Вот поганец.

— Эй, — прокричал Клаун Бендеру, — у вас мои наручники!

Свесив руку в окно, Бендер придерживал дверцу машины. Цепь змеилась к заднему бамперу, волочась по земле и высекая искры. Бендер поднял руку и показал нам средний палец как раз перед тем, как завернуть за угол и исчезнуть из виду.

— Готов биться об заклад, ты оставила ключи в гнезде зажигания, — заявил Клаун. — Считаю, что это незаконно. Спорим, ты и дверь не закрыла. Тебе стоит всегда забирать ключи и запирать дверь.

Я одарила Клауна самым своим стервозным взглядом.

— Конечно, тут особые обстоятельства, — поспешно добавил он.

Клаун съежился под маленьким козырьком, защищавшим лесенку перед входом в жилище Бендера. Я стояла на тротуаре под дождем, насквозь промокшая, и ждала «сине-белого». С какого-то момента, когда вымокнешь до нитки, прятаться от дождя уже не важно.

Когда я звонила насчет украденной машины, то надеялась, что попаду на Констанцу или своего приятеля Эдди Газарру. Но в откликнувшейся на вызов машине не приехал ни тот, ни другой.

— Так это ты знаменитая Стефани Плам? — спросил незнакомый коп.

— Я почти не стреляю в людей, — оправдывалась я, забираясь на заднее сиденье полицейской машины. — И пожар в похоронном бюро случился не по моей вине. — Я наклонилась вперед и с кончика носа закапала вода на пол машины. — Обычно на мои звонки отзывается Констанца, — сказала я.

— Он не выиграл ставку.

— Это что, ставка?

— Ага. Количество участвующих вообще-то упало после этих дел со змеями.

Пятнадцать минут спустя «сине-белый» отъехал, зато появился Морелли.

— Снова услышал по рации? — поинтересовалась я.

— Да мне и не нужно слушать радио. Только всплывает твое имя в системе, как я получаю не меньше пятидесяти пяти звонков.

Я состроила гримасу, которая, как я надеялась, сошла за проявление симпатии.

— Прости.

— Давай уточним, — сказал Морелли. — Бендер смотался прикованным к машине.

— На тот момент это казалось хорошей идеей.

— И сумочка твоя тоже в машине?

— Угу.

— Кто этот коротышка в мокасинах и с фингалами?

— Альберт Клаун.

— И ты притащила его с собой, потому что…?

— У него были наручники.

Морелли боролся с улыбкой и проиграл.

— Влезай в машину. Я отвезу тебя домой.

Сначала мы закинули Клауна.

— Эй, знаете что? — обратился он к нам. — Мы так и не позавтракали. Как считаете, мы могли бы все вместе сходить на ланч? Там как раз дальше по улице мексиканский ресторанчик. Или мы могли бы перехватить бургер, или фаршированные яичные блинчики. Я знаю местечко, где делают отличные блинчики.

— Я тебе позвоню, — сказала я.

Он издалека помахал нам:

— Это будет здорово. Позвони. У тебя есть мой номер? Звони в любое время. Я почти никогда не сплю, точно.

Морелли остановился на светофоре, взглянул на меня и покачал головой.

— Ладно, ну промокла я, — сказала я.

— Альберт думает, что ты прелесть.

— Он просто хочет стать членом шайки. — Я убрала клок волос с лица. — А ты? Ты думаешь, что я прелесть?

— Я думаю, что ты сумасшедшая.

— Да. Но помимо того, ты думаешь, что я прелесть, да?

Я выдала ему улыбку а ля «Мисс Америка» и захлопала ресницами.

Он посмотрел мимо меня с каменным выражением лица.

Я немного чувствовала себя Скарлетт О’Хара в конце «Унесенных ветром», когда она решила вернуть Ретта Батлера. Проблема в том, что если я верну Морелли, то что мне с ним делать, я не знала.

— Жизнь — штука сложная, — заявила я ему.

— И не говори, Кексик.

Я помахала на прощанье Морелли и просочилась сквозь вестибюль в здание. Потом скользнула в лифт и протекла через холл к двери моей соседки миссис Карватт. Забрала у нее запасной ключ, и перетекла в свою квартиру. Там встала посреди кухни и содрала с себя одежду. Вытерла волосы полотенцем, пока с них не перестало капать. Проверила на телефоне сообщения. Ничего. Из банки из-под супа высунулся Рекс, испуганно посмотрел на меня и кинулся обратно в банку. Не та реакция постороннего наблюдателя, от которой нагая женщина почувствовала бы себя польщенной… даже если смотрит хомяк.

Час спустя, переодевшись в сухую одежду, я спустилась и стала ждать Лулу.

— Ладно, давай уточним, — сказала Лула, когда я усаживалась в ее «транс эм». — Тебе нужно устроить слежку, а у тебя нет машины.

Я подняла ладонь, чтобы предотвратить следующий вопрос:

— Не спрашивай.

— Твое «не спрашивай» что-то слишком часто звучит последнее время.

— Ее украли. Мою машину угнали.

— Да брось!

— Уверена, полиция ее найдет. А пока мне нужно повидаться с Дотти Паловски-Рейнольд. Она живет в Саут-Ривер.

— А Саут-Ривер — это где?

— У меня есть карта. Поворот налево при выезде со стоянки.

Саут-Ривер расположен у развилки Шоссе 18 с петлей. Это маленький городок, зажатый между торговыми рядами и глинистыми ухабами и имевший больше баров на квадратную милю, чем любой другой город штата. На въезде — живописный вид на мусорную свалку. Выезд пересекает реку и ведет в Сэйревилл, известный великой грязной аферой 1957 года и Джоном Бон Джови.

Дотти Рейнольд жила в районе типовых домов, постройки шестидесятых. Дворы маленькие. Жилища еще меньше. Машины зато огромные и водятся в изобилии.

— Ты когда-нибудь видела такую уйму машин? — спросила Лула. — В каждом доме не меньше трех. Они повсюду.

В таком районе устроить слежку — раз плюнуть. Он дожил до такого возраста, когда в домах полно подростков. У подростков свои машины, и у них есть друзья, а у друзей свои машины. Еще одна машина на улице никогда не привлечет внимания. Даже лучше: это же пригород. Здесь никаких тебе посиделок на крылечках. Все мигрировали в дворики размером с почтовую марку, набитые жаровнями для барбекю, наливными бассейнами и кучей садовых стульев.

Лула припарковала машину на дом дальше и на противоположней стороне улицы от жилища Дотти.

— Думаешь, Энни и ее мамочка живут у Дотти?

— Если они здесь, то сейчас и узнаем. Нельзя спрятать двоих людей в подвале с путающимися под ногами детьми. Слишком странно. И детишки болтают. Если Энни и Эвелин там, то они входят и выходят, как обычные гости.

— И мы будем сидеть здесь, пока не выясним что почем? Похоже, займет это уйму времени. Не знаю, готова ли я тут долго сидеть. То есть, а как насчет пожрать? И мне в туалет нужно, я как раз выдула большую бутылку содовой, перед тем как забрала тебя. Ты не предупредила, что слежка затянется надолго.

Я кинула на Лулу косой взгляд.

— Ну нужно мне сбегать. Ничего не могу поделать. Хочу писать, — взмолилась Лула.

— Ладно, а если так: мы тут проезжали мимо торговых рядов. Что если я тебя туда подвезу, а сама возьму машину и устрою слежку.

Спустя полчаса я вернулась на место, приткнулась к тротуару, одна-одинешенька и стала следить за Дотти. Морось перешла в дождь, в некоторых домах зажегся свет. Мимо меня прокатилась «хонда сивик» и заехала на подъездную дорогу Дотти. Вышла женщина и с заднего сиденья выпустила детишек из детских кресел. Женщина натянула капюшон, но в сумерках бросив взгляд на ее лицо, я решила, что это Дотти. Или, точнее, это была не Эвелин. Детишки слишком маленькие. Возможно двухлетка и семилетка. Не то, чтобы я эксперт по детям. Все мои знания о детях основаны на общении с племянницами.

Небольшое семейство вошло в дом, и загорелся свет. Я завела мотор и проехала потихоньку вперед, пока не очутилась напротив дома Рейнольдсов. Сейчас я хорошо видела Дотти. Она сняла плащ и теперь суетилась. На переднюю сторону дома выходила гостиная. В гостиной работал телевизор. Из гостиной открылась дверь, явно в кухню. Дотти бегала туда-сюда через дверной проем от холодильника к столу. Взрослых больше не было. Дотти и пальцем не пошевелила, чтобы задвинуть занавески в гостиной.

Детишки пошли в кроватки, и в девять в их спальне погас свет. В девять пятнадцать Дотти стала звонить по телефону. В девять тридцать она все еще болтала по телефону, а я вернулась за Лулой в торговые ряды. За полтора квартала от дома Дотти мимо меня проскользнула черная блестящая машина, уезжая в противоположном направлении. Я бросила взгляд на водителя. Джин Эллен Барроуз. Я чуть не врезалась в тротуар и не переехала газон.

Когда я подъехала ко входу в торговый ряд, меня уже ждала Лула.

— Залезай! — закричала я. — Мне нужно вернуться к дому Дотти. Я засекла Джин Эллен Барроуз, когда уезжала оттуда.

— Что там с Эвелин и Энни?

— Никакого признака.

Когда мы вернулись, в доме было темно. Машина стояла на дорожке. Джин Эллен была неизвестно где.

— Ты уверена, что это была Джин Эллен? — спросила Лула.

— А то. У меня все волоски на руках встали дыбом, и дико заболела голова.

— Угу. Тогда точно Джин Эллен.

Лула подбросила меня до дома.

— В следующий раз, как захочешь устроить слежку, просто дай знать, — предупредила Лула. — Слежка — одно из моих любимых занятий.

Когда я вошла в кухню, Рекс бегал в колесе. Он остановился, вытаращился на меня сияющими глазками.

— Хорошие новости, парнище, — сказала я ему. — По дороге домой я заехала в магазин и добыла ужин.

Я вывалила содержимое пакета на стойку. Семь пирожных «Тэстикейк»: два с ирисом «Баттерскоч Кримпет», кокосовое, два с арахисовым маслом «Пинат Баттер Кэндикейк», начиненное кремом и шоколадное пирожное. Нет ничего лучшего в жизни. Одни из многих преимуществ жизни в Джерси — всегда есть «Тэстикейкс». Их пекут в Фили (прозвище Филадельфии — Прим. пер.), везут по морю в Трентон такими мягкими и свежими. Как-то я прочла, что каждый день выпекаются 439,000 «Пинат Баттер Кэндикейк». И черт возьми, не очень много из них находят путь в Нью-Гэмпшир. И что вы будете делать со всем этим снегом, пейзажами и прелестями без пирожных «Тэстикейкс»?

Я съела кокосовое, потом с ириской, затем с арахисовым маслом. Рексу достался кусочек того, что с ириской.

Дела последнее время складывались не ахти. За две недели я потеряла три пары наручников, машину, и заполучила мешок со змеями на дверной ручке. С другой стороны все не так уж плохо. В общем, могло быть и хуже. Я могла жить в Нью-Гэмшире, и мне пришлось бы выписывать пирожные «Тэстикейкс» по почте.

Уже подходило к двенадцати, когда я заползла в кровать. Дождь прекратился, и в прорехах облачного одеяла светила луна. Шторы были задернуты, и комната погрузилась в темноту.

К окну спальни у меня примыкает старая пожарная лестница. Жаркой ночью на ней хорошо ловить прохладный ветерок. Полезно так же использовать под сушку белья, выставлять на карантин комнатные растения, зараженные тлей, и в холодную погоду охлаждать пиво. Увы, лестница заодно служила местом всяких неприятных происшествий. Именно там застрелили Бенито Рамиреза. Так случилось, что забраться на лестницу нелегко, но не так уж невозможно.

Я лежала в темноте, обсуждая преимущество кокосового пирожного перед пирожным с ирисом, когда услышала, как прямо за занавесками кто-то скребется. На пожарной лестнице кто-то был. Сердце мое подпрыгнуло и ушло в пятки. Я выскочила из кровати, побежала в кухню и позвонила в полицию. Потом вытащила из банки для печенья пистолет. Не заряжен. Черт. Думай, Стефани, куда ты дела пули? Обычно несколько штук лежали в сахарнице. Там больше их не было. Сахарница оказалась пуста. Я пошарила в ящике со всякой мелочью и нашла четыре штуки. Сунула их в тридцать восьмой «смит и вессон» и бегом вернулась в спальню.

Я стояла в темноте и прислушивалась. Скребущих звуков больше не доносилось. Сердце стучало, в руке трясся пистолет. Возьми себя в руки, приказала я себе. Наверно, птица. Сова. Они ведь ночью летают? Глупышка Стефани, испугалась какой-то совы.

Я подкралась к окну и прислушалась. Тишина. На дюйм раздвинула шторы и выглянула.

Черт!

На пожарной лестнице торчал какой-то верзила. Я лишь мельком увидела его, но выглядел он как Рамирез. Как такое может быть? Рамирез же мертв.

Тут раздался грохот, и до меня дошло, что это я всадила все четыре пули через окно в типа, торчавшего на пожарной лестнице.

Черт! Как нехорошо. Перво-наперво я могла кого-нибудь убить. Ненавижу, когда такое случается. Во-вторых, никакого намека, что у типа в руках оружие, а закон смотрит неодобрительно на стрельбу по безоружным людям. Более того, закон не очень-то приветствует стрельбу даже по вооруженным людям. А хуже всего, что я разнесла вдребезги окно.

Я рванула занавеску в сторону и высунула нос наружу. Никого. Присмотрелась получше и увидела, что расстреляла вырезанный из картона контур в натуральную величину. Он плашмя валялся на площадке, и в нем была куча дырок.

Тяжело дыша, я так и стояла столбом, ошарашенная, с пистолетом в руке, когда услышала в отдалении вой полицейских сирен. Отлично, Стефани. В кои веки ты вызвала полицию, и это оказался ложный вызов. Чьи-то дьявольские шуточки. Вроде змей.

Так кто ж такое учинил? Тот, кто знал, что Рамиреза застрелили на моей пожарной лестнице. Я вздохнула. Да весь штат знал про Рамиреза. Это было во всех газетах. Ладно, кто-то, у кого есть доступ к вырезанным фигурам в полный рост. Да повсюду, где выступал Рамирез, имелись такие фигуры. Сейчас их уже не так много болтается. На ум пришел один человек. Эдди Абруцци.

На парковку, сверкая огнями, въехал «сине-белый», и из него вылез патрульный полицейский.

Я открыла окно и высунулась наружу.

— Ложная тревога, — закричала я ему. — Никого нет. Должно быть, птица.

Он взглянул на меня снизу и переспросил:

— Какая птица?

— Думаю, сова. Очень большая сова. Простите, что вызвала.

Он махнул рукой, сел в машину и уехал.

Я закрыла окно на защелку: пустой номер, поскольку большей части стекла, как не бывало. Побежала в кухню и съела шоколадное пирожное.

Я почти спала, размышляя о пользе кекса с кремом на завтрак, когда раздался стук в дверь.

Оказалось, пришел Танк, правая рука Рейнджера.

— Твоя машина очутилась в подпольном гараже-мастерской, — сообщил он. И вручил мне мою сумку. — Это было сзади на полу.

— А моя машина?

— На твоей стоянке. — Он отдал мне ключи. — В отличном состоянии, разве что на буксире прикована цепь. Мы не знаем, что она там делает.

Я закрыла за Танком дверь, поплелась в кухню и умяла пакет кексов. И убеждала себя при этом, что ничего страшного, подумаешь, съела кексики, я ведь праздную, раз мне вернули машину. Если празднуешь, калории не считаются. Все ж это знают.

Хорошо бы попить кофейку, только сегодня этим заниматься такая морока. Мне пришлось бы сменить фильтр, засыпать кофе, залить воду, нажать кнопку. Не говоря уже о том, что выпей я кофе, то обязательно проснусь, а я не думаю, что готова встретить этот день. Лучше уж вернуться в постельку.

Только я заползла в кровать, как раздался звонок у двери. Я закрыла голову подушкой и смежила веки. Звонок продолжал свою несмолкаемую трель.

— Пошли вон, — заорала я. — Никого нет дома!

Тут раздался стук. И снова зазвонили. Я отбросила подушку и с трудом выползла из постели. Протопала к двери, рывком распахнула и выглянула.

— Что?

Оказалось, Клаун.

— Сегодня суббота, — сообщил он. — Я принес пончики. Я всегда по утрам в субботу покупаю пончики. — Он присмотрелся ко мне. — Я тебя разбудил? Черт, ты всегда так паршиво выглядишь, когда просыпаешься? Неудивительно, что ты не замужем. Ты всегда спишь в спортивных штанах? И как умудряются волосы так торчком вставать?

— А тебе не хочется, чтобы тебе второй раз сломали нос? — поинтересовалась я.

Клаун протолкнулся мимо меня в квартиру.

— Я видел на стоянке машину. Ее полиция нашла? Мои наручники у тебя?

— Нет у меня твоих наручников. И уходи из моей квартиры. Вон.

— Тебе просто нужно выпить кофе, — посоветовал Клаун. — Где у тебя фильтр-пакеты? Я тоже по утрам не в духе. А потом глотну кофейку — и совсем другой человек.

«За что мне это все?» — подумала я.

Клаун вынул из холодильника кофе и завел кофе-машину.

— Я не знал, работают ли охотники за головами по субботам, — продолжил он разговор. — Но решил, что лучше подстраховаться, чем потом жалеть. И вот я здесь.

Я безмолвствовала.

Входная дверь все еще была открыта, и тут позади меня кто-то легко постучал по косяку.

Это был Морелли.

— Я чему-то помешал? — спросил он.

— Это не то, чем кажется, — оправдывался Клаун. — Я просто принес пончики.

Морелли окинул меня взглядом.

— Жуть, — сказал он.

— У меня была паршивая ночка, — сузила я глаза.

— Так мне и сказали. Я так понимаю, что тебя посетила большая птица. Сова?

— Вот как?

— Сова что-нибудь набедокурила?

— Ничего такого, о чем стоит говорить.

— Вижу, ты ничуть не изменилась с тех пор, когда мы жили вместе, — подытожил Морелли. — Ты ведь не устраиваешь все это дерьмо, чтобы я продолжал болтаться около тебя?