Полтора процента

Какие книги вы должны прочесть, прежде чем умрете? Ответом на этот вопрос задается ну очень большая – 959 страниц – книга, изданная в Лондоне. На ярком титульном листе симпатичный скелетик, скаля зубы, читает очередной фолиант, подперев родным всем читателям, характерным жестом свой набитый чужими историями череп.

Книга состоит из трех разделов – до XIX века (самый краткий), XIX век, XX век (самый длинный) и даже век XXI: рецензии на новые книги Петера Эстерхази, Филипа Рота, Марио Варгаса Льосы, Мишеля Уэльбека, Орхана Памука… При этом – в XXI век попали две (!) книги албанского писателя Исмаила Кадаре [54] – обе, между прочим, первым изданием вышедшие в Тиране.

Продолжаю: Амос Оз (Израиль), Ирэн Немировски (Франция), Томас Пинчон, Джонатан Литтелл, Дон Делилло… Что я искала? Своих. Кого-нибудь из современных русских писателей. И напрасно: в XXI веке таких не нашлось.

Прошерстив указатель насквозь, я обнаружила только Гончарова с «Обломовым», Булгакова с «Мастером и Маргаритой», Достоевского («Преступление и наказание», «Бесы», «Идиот», «Записки из подполья»), Гоголя («Мертвые души», «Нос»), Максима Горького («Дело Артамоновых», «Мать»), Лермонтова («Герой нашего времени»), Лескова («Зачарованный странник»), Набокова («Ада», «Лолита», «Бледный огонь», «Пнин»), Пастернака («Доктор Живаго»), Пушкина («Евгений Онегин») и Солженицына («Раковый корпус», «В круге первом», «Один день Ивана Денисовича», а не то, что вы думали), Льва Толстого («Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Война и мир»), Тургенева («Отцы и дети», «Степной король Лир», «Вешние воды»), Замятина («Мы»). Представлен также Венедикт Ерофеев («Москва – Петушки»).

Что касается ныне действующих лиц литературной сцены – ее украшает один лишь Виктор Пелевин («Жизнь насекомых» и «Чапаев и Пустота»).

И даже он принадлежит XX, а не XXI веку – как и литинститутский выпускник Кадаре.

Разумеется, «1001 книга, которую вы должны прочесть, прежде чем умрете» – не более чем субъективное руководство к выбору. Но весьма показательное: русская литература занимает здесь всего полтора процента из всего рекомендованного списка мировой.

Шедевры (мировые) рождаются неожиданно, а бестселлеры можно планировать – и даже конструировать. Таков итог размышлений Михаила Эпштейна (см. его статью «Мировой бестселлер из России» – «Ех Libris НГ», 12.02.2009).

«Дикорастущий», как мы его именовали на филфаке МГУ, Михаил Эпштейн всегда оригинален, ибо мыслит. Но мыслит он в данном случае все-таки в рамках прижизненного успеха. А настоящие, то есть долгоиграющие бестселлеры, как правило, обретают свой бестселлерный успех в истории. Что касается настоящего, то список Михаила Эпштейна пересекается со списком британским только единожды – в случае Пелевина.

А если можно конструировать, то надо для начала искать будущих «бестселлерных» авторов. Этим, например, озаботился самый могучий на сегодня издательский дом «АСТ», поучаствовав в сюжете премии «Неформат» (то ли издательский формат поисчерпался, то ли срочно требуется свежая кровь для вливания).

Церемонии вручения премии «Неформат» в ее полном объеме я не выдержала: покинула зал во время исполнения членом жюри Орлушей виршей собственного сочинения, перенасыщенных обсценной лексикой до того, что она уж точно выпадала в осадок. (Андрей Василевский покинул зал еще до меня, при первых мощных залпах Орлушиной брани.) Обсценные стрелы адресовались другому члену жюри – Ксении Собчак, которая свое согласие войти в жюри дала и даже поучаствовала в первой пресс-конференции, но больше на заседаниях и встречах не появлялась.

Не буду лицемерить: а то в «Знамени» обсценная лексика не появляется (порой)! И вообще: а то я не стояла на остановке, не ездила в электричке и т. д. Не была с моим народом. Там, где.

Торжество происходило в мраморном зале, в ротонде с колоннадой чудом сохранившейся усадьбы работы архитектора Казакова (ныне конференц-зал «Аргументов и фактов»). Но дело не только в Казакове, розово-мраморных телах колонн и сияющей фреске потолка – в этой соразмерной человеку бальной зале, где танцевали в свою пору аристократические московские барышни, впервые читал «Горе от ума» Александр Грибоедов. И именно эти стены впервые услышали: «Карету мне, карету». Повторяя сии драгоценные литературному сердцу слова, я и сбежала.

А слова, из которых выплетал свое выступление Орлуша, оседали на стены, на розовые колонны и вступали в химическую реакцию с грибоедовской пьесой, как известно разобранной на цитаты.

Если под «Неформатом» устроители премии понимают нечто выбивающееся из пристойно-скучного, открывающее литературе новые стилевые, языковые, жанровые возможности, уводящее от стереотипов – это одно. Если же понимать премию как специфическое нарушение правил поведения, то все уже было, было, было. Включая какашки. Развращения малолетних в литературе не получится – скорее Лолита должна совратить своего Гумберта Гумберта. И потому все выглядело вялым. Мягко говоря, маргинальным. Понимаю, что время на дворе такое – надо расчищать себе место, тесня окаменевшее, – но надо иметь, кроме плохих слов, новый продукт. А то ведь даже мамлеевские трупы (а Юрий Мамлеев – председатель «неформатного» жюри) давно выдохлись. И уже не воняют. Эстетический эффект вызывает не проза председателя и не стихи члена жюри, а диссонанс: мамлеевской «брутальной» прозы – и его мягкой, даже какой-то деликатной повадки то ли бухгалтера, то ли вузовского доцента; Орлушиных стихов – и его внешности пожилого усталого дяди.

Можно ли из финалистов «Неформата» выловить авторов будущих бестселлеров? Будущих АСТ-исполнителей? Есть два разряда писателей, за которыми охотится эта достойная издательская группа: литературные знаменитости («высокая» словесность здесь нечастый гость) и, конечно же, авторы поп-продукции. «Успешного» автора в первом случае надо переманить, а во втором – сконструировать. Ангажировать в массолит неформатных маргиналов можно только в случае, если в финалисте проявились явные способности к фабричной работе. Но тогда путь из варяг в греки, предпринятый через «Неформат», представляется слишком затейливым и затратным.

И уж тем более на таком пути вряд ли кто-нибудь имеет шанс попасть в список авторов 1001 книги, которую стоит прочесть прежде смерти.

Чтобы преодолеть эту самую «полуторапроцентную планку» русской литературы.

Загрузка...