Русский крест: Литература и читатель в начале нового века

Подмена

«Скажу о себе. У меня нет ни одной публикации в толстом литературном журнале. У меня нет ни одной литературной премии. У меня за 90-е годы вышло всего четыре книги», – это жалуется на жизнь в интервью «Ех Libris НГ» ныне забытый, а ранее известный в узких литературных кругах Игорь Яркевич, а не персонаж «Записок из подполья» Достоевского.

«Писатель должен иметь имечко, – говорил Владимир Солоухин. – Звонишь по телефону важной персоне, называешь себя – в ответ здрасьте, Владимир Алексеич. А если – кто? Солодухин? – значит, вешай трубку». А если имечка нет, тогда следует падать на пол, сучить ногами и пускать изо рта бумажную пену. Яркевич обижается: «онанизм», нововведением которого в изящную словесность он так гордится, мало кого волнует на фоне разбушевавшегося мата. Он страдает не только за себя, но и за того парня, защищая бастион постмодернизма от победивших «реалистов», якобы окопавшихся в литературных журналах. А постмодернисты, по его скромному списку, это всего лишь Нарбикова, Галковский, Радов, Витухновская, Баян Ширянов. Действительно, ряд имен слегка протухших, но кто ж им мешает сегодня писать и печататься? Толстые журналы? В списках постмодернистов, по Яркевичу, отсутствуют Михаил Шишкин, Владимир Шаров, Николай Кононов, Елена Шварц, Саша Соколов, Тимур Кибиров, Анатолий Королев, Виктор Ерофеев, Евгений Попов, Юрий Буйда, Бахыт Кенжеев. Я уж не говорю о Людмиле Петрушевской и Андрее Битове – по сути, он должен возглавлять этот список, а вовсе не обнесенный премиями Яркевич.

«Мне подменили жизнь» (Ахматова), а Яркевичу – литературную реальность.

Кстати, не только ему – подмену он чувствует правильно, но не там ищет.

Зачем, например, Николаю Ускову, главреду журнала GQ , джентльмену и метросексуалу, мучиться сочинять и выпускать fashion -детектив «Зимняя коллекция смерти»? Зачем жаждут обрести низкий сегодня статус писателя телеведущие (Владимир Соловьев, Сергей Доренко, Ксения Собчак и др.) и глянцевые журналисты? Хочется в своем саквояже обязательно иметь свою авторскую безделушку – книжку-шарфик, книжку-сумочку, книжку-аксессуар? Нет, не там ревниво ищет литературных противников Яркевич, не в ненавистных толстых журналах, печатающих всех перечисленных мною постмодернистов.

Подменившие литературу окопались совсем в другом месте.

В дискуссиях вокруг «Стиляг» Валерия Тодоровского и «Обитаемого острова» Федора Бондарчука упускается одна немаловажная деталь: фильмы, и тот и другой, словно бы контрапунктируют «Бумажному солдату» Германа-младшего и ленте Германа-старшего «Трудно быть богом». Боюсь подумать, что намеренно.

Картина Германа-старшего еще не вышла, но уже подменена. Борьба за снижение уровня идет все время – и побеждает инстинкт того, кто опередит. Пока Герман не торопится и решает гигантские задачи, которые он сам перед собой поставил, на коммерческом поле уже все изготовлено: антиутопия Стругацких, ведь вы ее ждали? Значит, мы идем к вам. Допускаю, что так исторически сложилось; но ведь сложилось же. И в бессознательном, как известно, присутствует железная логика. Странно, но факт: в «Бумажном солдате», тоже фильме о 60-х, безусловно присутствует мода (стоит вспомнить хотя бы взбитый пучок, шпильки, перчатки, а потом стрижку под мальчика Чулпан Хаматовой, шарф доктора и т. д.). Только «Солдат» – это, конечно, антимюзикл. Фильм Германа-младшего концептуально построен на неизбежности страдания, да и сам, выражаясь газетным клише, выстрадан. А «Стиляги» – конфета в музыкальном фантике, в блестящей упаковке. Это принципиально: в фильме-«лайт» страдание заменено удовольствием, и ничего посреди. Один зритель-профессионал еще молодого, но уже ближе к среднему возраста поделился в радиоэфире послевкусием: настроение в результате кинопросмотра улучшилось, хотелось танцевать и веселиться. Может ли улучшиться настроение после просмотров фильмов Германа, хоть младшего, хоть старшего? Смешной вопрос.

Итак, есть Волочкова вместо Лопаткиной, Басков вместо Лемешева; уже и Денис Мацуев претендует на то, чтобы быть вместо – себя-прежнего. Культурологическая игра? Нет, живая практика. Найдете подмену? – Легко! Так, редкая по насыщенности фактами и точности комментариев книга Романа Тименчика «Анна Ахматова в 60-е годы» абсолютно вытеснена с читательского (две тысячи экземпляров) горизонта – ну хотя бы не к ночи будь помянутой «Анти-Ахматовой» и уже отнюдь не первым изданием, и в новой, победно блестящей обложке. Кстати, фамилия дамы-автора – Катаева. Лошадиная фамилия – если вспомнить катаевскую игру в псевдомемуары. А как сражается Иван Толстой за гипотезу о следах ЦРУ в первом издании на русском языке пастернаковского романа? И вот уже отнюдь не бульварная газета выходит со статьей, сбивающей с ног крупным, в полполосы, заголовком: «Доктор Живаго – агент ЦРУ».

Не хотелось бы никого обижать, как говорит популярный в интеллигентских кругах телеведущий, но мы окружены подменами, клонами, симулякрами, упростителями смыслов. (Есть такие искусственные разрыхлители – вместо натуральных дрожжей.) Что такое имидж? Подмена истинного (или недостающего) лица. Подлинное не получает положенного, потому что подмена опережает. Как та самая Бьянка – ускользающая красавица в плаще, за которой мчался по Невскому проспекту известный гоголевский персонаж.