Фатин и «Книга любви»

н встретил Фатин, когда подбирал актеров для труппы своего драматического театра, который был задуман не только потому, что аль-Хамиси любил театр и сам был признанным драматургом. Им руководило стремление вести понятный диалог с народом, желание сказать правду о жизни обездоленных людей Египта.

Как много несчастных людей в богатом, роскошном Каире, где в темных закоулках ютятся нищие и голодные, лишенные работы и надежды на лучшие дни. Об этом писал в своих рассказах и новеллах прославленный поэт, снискавший любовь и уважение читателей. Его произведения призывали к защите человеческого достоинства. Они кричали о горестях людских и заставляли плакать над грустными страницами. Одно из таких произведений — «Хроменький» — печальная новелла о судьбе калеки Хуснайина, имеющего диплом высшей коммерческой школы. Диплом получен ценой бесчисленных жертв большой семьи. Восемь детей, больная жена и отец — единственный кормилец, продавец в магазине, — долгие годы жили впроголодь в сыром, темном подвале. Они ждали счастливого дня, когда Хроменький получит диплом и устроится на хорошую работу. Но калека никому не нужен. Образование не дало ему права на заработок. Ему всюду отказывают. Работы нет и не будет.

Каждая новелла — горестная судьба живого человека. Люди читали и задумывались над жестокой несправедливостью. Иных захватывала общественная деятельность, жажда бороться за справедливость. Но запрет правительства печатать произведения аль-Хамиси прервал этот нужный диалог, ставший целью жизни писателя. В надежде продолжить это общение, аль-Хамиси задумал открыть драматический театр и дал объявление о наборе актеров.

Желающих было много. Комиссия театральных деятелей занялась отбором. Автор пьесы «Последний взнос», режиссер и постановщик, аль-Хамиси должен был решить, кто из молодых актеров будет играть в первой пьесе нового театра. По замыслу автора, героиней пьесы должна быть молодая миловидная женщина, ради которой муж — бедный чиновник — готов на любые жертвы. На пробной репетиции аль-Хамиси понравилась молодая актриса Фа-тин Шубаши, словно рожденная для этой роли. При ближайшем знакомстве оказалось, что Фатин Шубаши дочь известного писателя, редактора литературного журнала, общественного деятеля и коммуниста — Мухаммеда Мухида аль-Шубаши. Она получила образование во французском лицее, очень любила поэзию и знала на память многие стихи аль-Хамиси. Она призналась, что является его давней поклонницей, мечтала услышать чтение самого автора.

Творческая атмосфера в доме аль-Шубаши оказала большое влияние на характер живой и образованной Фатин. Она принимала участие в спорах и разговорах о будущем египетского общества. В доме аль-Шубаши собиралась творческая интеллигенция Каира. Писатели, композиторы, театральные деятели делились своими мыслями о будущем литературы и искусства Египта. Аль-Хамиси стал желанным гостем.

Фатин радовалась приходу поэта. Она с восторгом слушала чтение новых поэм и стихов и каждый раз удивлялась артистичности исполнения. Как-то она воскликнула:

— Это высшее мастерство, устаз! Все музы вам покорны! Мне кажется, актер аль-Хамиси не уступает талантливому поэту.

— Вы очень добры, Фатин. Увы, все обыкновенно, ничего высшего!

Однако похвалы Фатин были ему дороги. Встречи с этой милой женщиной доставляли радость. Может быть, потому, что Фатин напоминала ему молодую мать. Тонкие черты лица, каштановые волосы и живые карие глаза, излучающие радость. И вдруг он услышал короткую фразу по-французски: «Мон шер ами», произнесенную Фатин.

В тот же миг он перенесся в Порт-Саид, город своего детства, и вспомнил маму в голубом платье. «Мон шер ами». Как давно это было! И как удивительно, что Фатин так же добра и сердечна к нему, как и мама в те счастливые дни. Как дороги эти воспоминания! Он расстался с мамой в возрасте семи лет, но случилось необычайное: воспоминания раннего детства, все те маленькие радости, которые мама умела ему дарить, — все это согревало его долгие годы одинокой и трудной жизни. Может быть, духовная связь с Фатин сделает его счастливым? Каждая встреча, каждый разговор с ней воспринимаются поэтом как дар судьбы.

Репетиция пьесы «Последний взнос» превратилась в настоящий праздник для аль-Хамиси, человека строгого и сдержанного во время работы. Впрочем, на этот раз все удивительно ладилось. Удачно подобранный состав актеров позволил создать пьесу, которая волновала и заставляла призадуматься над многими пороками современного египетского общества.

Настал день премьеры, и автор пьесы смог убедиться в том, что зрители с интересом и пониманием относятся к спектаклю. «Последний взнос» шел с большим успехом. Пьеса была особенно близка и понятна людям неимущим. Ведь героями ее были бедные люди. Чиновник, всю жизнь проживший в нужде, захотел выполнить желание жены и купить мебель в кредит. Они верили, что выплатят вовремя все деньги и наконец обставят свою маленькую квартиру. Жена относилась к мужу с большим уважением, гордилась его честностью и благородством. Она радовалась — ведь уже сделано несколько взносов. Но доходы маленького чиновника ничтожны. Вскоре выяснилось, что платить нечем. Жизнь жестока. Бедному человеку недоступны даже самые маленькие радости. Мебель, взятая в кредит, стала причиной несчастий. Прежде честный и порядочный человек стал вруном, жуликом, мошенником. Старые друзья разочарованы. Они отвернулись от бесчестного человека. Но больше всех страдает его жена. Ее муж — неузнаваем. Она не может без слез видеть, как он опускается, каким стал ничтожным. Куда девалось его благородство? «Я не узнаю тебя, — говорит она мужу. — Будь проклята эта мебель! Уж лучше жить в пустом доме!»

Сделан последний взнос, но какой ценой? Бедный чиновник всеми покинут. Ушла жена. Он одинок и несчастен. Как правдива эта печальная история!

Фатин Шубаши искренне и правдиво сыграла роль жены чиновника. Как-то после спектакля, когда аль-Хамиси благодарил труппу за прекрасное исполнение, Фатин сказала ему:

— Как хорошо вы показали судьбу маленького человека. В поисках самой крошечной радости он теряет свое человеческое достоинство. Я благодарна вам за то, что вы дали мне роль этой несчастной женщины. Я вижу, зрители сочувствуют, жалеют неудачников. У меня такое ощущение, будто я сделала что-то полезное.

— А у меня такое ощущение, будто я заглянул в дом чиновника. Вы так прониклись настроением пьесы, так тонко воспроизвели характер героини, что забываешь об игре и думаешь о нашей трудной жизни. Нужно большое искусство, чтобы заставить зрителя забыть об актерах и отдаться размышлениям над бедами героев. Если наши зрители задумаются над судьбой маленького, неустроенного человека в Египте, возможно, они захотят что-то изменить к лучшему? Тогда мы сможем поверить, что трудились не напрасно. Спасибо вам, Фатин. Вы доставили мне истинную радость!

— Но еще большую радость доставили вы мне, — призналась смущенная актриса. — Эти дни я чувствую себя счастливой. Не часто бывает, чтобы молодая актриса принимала участие в спектакле, который ей очень нравится, и чтобы спектакль этот был поставлен таким талантливым режиссером.

— Талантливым? — рассмеялся аль-Хамиси. — Не уверен, заслужил ли это трогательное признание.

— Знаете ли вы, как мы, молодые актеры, любим вашу лирику? — сказала смущенная Фатин. — Талант во всем. Ваши стихи так образны, так музыкальны… Я не критик, мне трудно найти достойные слова, чтобы выразить свое восхищение.

— Милая Фатин, как хорошо, что вы не критик, а просто мой читатель — читатель изысканный, с большим вкусом. Спасибо!

Как странно: никто из самых именитых критиков так не радовал его похвалами, как признание этой очаровательной Фатин.

— Я провожу вас, милая Фатин, — предложил аль-Хамиси.

— Чудесно! Редкий случай, когда я смогу вам прочесть несколько строк моего любимого стихотворения.

Они сели в машину, и Фатин прочла:

Любовь!

Ты в клубящийся хаос вселенной

От первых еще незапамятных лет

Внесла непреложной гармонии свет,

Спасла красоту от забвенья и тлена.

Ты словно весенний порывистый ветер,

В объятья сплетающий

Гибкие ветви,

В тебе изначальная тайна жива,

К которой причастны Все люди на свете…

«К любви» — самое прекрасное стихотворение. Впрочем, все любимы. Знаете, устаз, в нашем доме то и дело слышно имя аль-Хамиси. И как случилось такое чудо, что сам поэт бывает у нас?

«Это звучит как признание в любви… — подумал поэт, прощаясь с Фатин. — Боже мой, как это прекрасно! И как неожиданно. Я так одинок! Я так нуждаюсь в добром слове настоящего друга. Как хороша Фатин! Мне всегда казалось, что я обречен на одиночество. Возможно ли, что есть душа, которая стремится к моей душе? А я люблю Фатин».

Едва ты улыбнется, дорогая,—

Повеют амброй струи ветерков,

И свет зари расходится кругами

По глади серебристых облаков,

И голуби из бездны голубой,

Ликуя, плещут белыми крылами…

Душа переполняется мечтами

И радостью, дарованной тобой.

Когда ты появилась, я услышал

Шаги газели в зелени ветвей.

Ты глянула —

И словно соловей,

Весенний воздух трелями колыша,

Раскованно запел в груди моей,

И целый миг,

Что лет иных длинней,

Тонул я в глубине твоих очей…

В доме аль-Шубаши, рядом с Фатин, было так тепло и уютно одинокому скитальцу. Вся жизнь отдана борьбе, которая пока еще не увенчалась успехом. Правда, говорят, что новеллы, стихи, рассказы, статьи — будоражат умы и помогают множить ряды патриотов. Но жизнь прошла в тяжких трудах, и не было счастливой встречи. Такова его судьба!

Приглашения в дом, где его ждала Фатин, стали самой большой радостью в жизни. Постоянные встречи в театре тоже радость. Фатин была талантлива и трудолюбива. Она, не жалея времени, усердно готовила каждую новую роль и сразу же стала популярной у публики. Египетская публика умеет ценить искренность и способность к перевоплощению. Но не только театр способствовал духовной связи. Фатин проявляла необыкновенное внимание к общественной работе аль-Хамиси и постоянно просила рассказывать о событиях последних дней. Она отлично понимала, что у поэта много недругов, знала все подробности тюремного заключения. Семь тюрем за три года — это потрясло ее. Она часто спрашивала: прошла ли боль от побоев кожаной плеткой, вымоченной в масле? Но аль-Хамиси избегал печальных разговоров. Он предпочитал рассказывать смешные истории. Самую большую радость собеседникам доставляли новые стихи, которые аль-Хамиси читал с блеском. А когда приходило вдохновение, он сочинял музыку и сопровождал чтение игрой на фортепиано.

В концертах, которые нередко устраивали актеры театра аль-Хамиси в поездках, чтение поэм шло под музыку оркестра, и тогда автору доставались похвалы не только от зрителей, но и от актеров. Аль-Хамиси писал музыкальные произведения с таким же удивительным самобытным талантом, какой был уже давно знаком египтянам в его поэтическом творчестве. Встречи с Фатин стали источником вдохновения. Новые пьесы, новые стихи и песни, сценарии новых фильмов. Казалось, что огонь души поэта неистощим. Аль-Хамиси задумался над своим будущим и, отвечая себе на вопрос — как жить? — слышал в ответ: я должен быть рядом с Фатин. Однако он не решался говорить с ней о будущем. Что мог предложить любимой женщине он, опальный поэт?

Аль-Хамиси был счастлив, когда представлялась возможность поговорить о театре, о поэзии, побывать вместе в концерте, а еще лучше — прокатиться в Александрию, в любимый Порт-Саид. Чем больше они виделись, тем больше удивлялись тому, как много общего в их взглядах на жизнь, на искусство. Но и вкусы их нередко совпадали, что вызывало восторг и радость. Все говорило о том, что Фатин любит его. А он давно уже понял, что судьба смилостивилась и принесла ему самое большое счастье за всю его жизнь. Никогда прежде он не встречал женщины, которая была бы так прекрасна, так близка ему духовно, так добра и талантлива. Казалось, все совершенства были даны Фатин Шубаши. Но произошло неожиданное: встречи прекратились. И вот почему.

Шла пьеса, в которой Фатин не участвовала и в театре не бывала. Аль-Хамиси по-прежнему посещал дом аль-Шубаши. И случилось ему повстречать там родственницу Фатин, которая радостно сообщила поэту, что к Мухаммеду аль-Шубаши приходил владелец нефтяных промыслов из столицы Объединенных Арабских Эмиратов и просил руки Фатин.

— У него дворцы и вилла в Александрии, — сообщила сплетница, не ведая, что вонзила нож в сердце поэта.

Аль-Хамиси перестал бывать в доме Фатин.

«Может быть, это выдумка? Так неожиданно и странно я лишился единственной своей радости. Почему Фатин ничего не сказала?»

А Фатин ничего не знала. Молодой миллионер купил особняк на той же улице, где был дом аль-Шубаши. Недавно он встретил Фатин вблизи ее дома, сразу влюбился и тотчас же решил свататься. У соседей ему удалось узнать некоторые подробности о родословной молодой актрисы. Мать Фатин была из знатной семьи беков. Он не долго думая отправился к аль-Шубаши для переговоров. Мог ли он сомневаться в успехе? Может быть, во всем Каире не было такого богатого жениха.

— Я полюбил вашу дочь с первого взгляда, — сообщил он удивленному отцу. — Я понял, что жить без нее не могу. Я хочу на ней жениться. Я очень богат, и все мое достояние — к ее услугам. Мы совершим кругосветное путешествие на моем самолете. Она станет владелицей виллы в Александрии. Я куплю ей лучшие бриллианты. Ваша дочь будет счастливейшей женщиной Каира.

— Благодарю за честь! — ответил аль-Шубаши. — Моя дочь должна сама решить, за кого ей выходить замуж. Я не могу вас обнадежить. Поговорите с ней.

— Я могу ее увидеть? — спросил разочарованный жених.

Он был уверен, что сватовство состоится немедленно. Праведный мусульманин сам решил бы этот важный вопрос. Миллионер удивился, он не знал, что аль-Шубаши коммунист и давно уже перестал подчиняться установлениям мусульманских богословов. На следующий день он пришел к Фатин.

— Госпожа моего сердца, — сказал он, склонившись в низком поклоне, — я прошу вашей руки. Я полюбил вас в тот миг, когда впервые увидел. С тех пор я не перестаю думать о вас, прекраснейшая из всех женщин Каира.

Фатин слушала, опустив глаза, едва сдерживая улыбку. А жених сообщал ей все то, что уже сказал отцу. Рассказывал о баснословных доходах от нефтяных промыслов. О виллах и дворцах, которые будут ей принадлежать.

Фатин спокойно выслушала гостя и ответила отказом:

— Я не могу принять вашего предложения, я люблю другого человека, совсем не похожего на вас. У него нет дворцов и нефтяных промыслов, но душа его дороже всех богатств мира.

Жених не уходил. Он снова рассказывал о своих богатствах, говорил о том, как влюблен и готов выполнить любое желание возлюбленной. Фатин попросила оставить ее, не уговаривать.

— Поймите, я люблю другого человека!

Мухаммед аль-Шубаши долго смеялся, когда Фатин рассказывала за вечерним чаем о сватовстве миллионера.

— Небо послало тебе принца из «Тысяча и одной ночи», — шутил отец, — а ты отказываешь ему. Возможно, он владеет волшебной лампой Аладдина. И миллионами он владеет в избытке. Не хотел бы я быть на его месте. Сколько хлопот с этими миллионами!

Шли дни, и Фатин встревожилась. Исчез аль-Хамиси. Почему? Она пожаловалась той же родственнице, сказала, что озабочена, не обиделся ли поэт? Но за что он мог обидеться?

Родственница поспешила сообщить об отвергнутом женихе, и аль-Хамиси решил повидаться с Фатин, чтобы поговорить с ней о ее будущем.

— Ваша родственница рассказала мне о сватовстве молодого миллионера, — сказал удрученный поэт, — о вашем отказе. Надо хорошенько подумать, милая Фатин, прежде чем отвергнуть заманчивое предложение. Вам представился случай устроить свою жизнь с предельной роскошью и удобствами, которые никто больше не может вам дать. Молодой красивой женщине может доставить удовольствие кругосветное путешествие на собственном самолете. Есть много преимуществ у людей, владеющих миллионами. Можно жить во дворце, а при желании можно помочь бедным людям. Я говорю это искренне, от всей души, желая вам счастья. Такой случай может никогда больше не повториться.

«Боже мой, — подумала Фатин, — Аль-Хамиси не любит меня и потому дает такой нелепый совет. А мне казалось, что я нравлюсь ему, что ему хочется меня видеть. Как быть? Не положено женщине говорить о своих чувствах. Стыдно, нескромно. Он может подумать, что я напрашиваюсь в жены… Нет, он не должен так думать. Тонкий, мудрый, романтик, он должен меня понять».

— Почему вы молчите, Фатин? Я обидел вас своим советом?

— Нет, не обидели. Я не решаюсь сказать… Я верю, я знаю, вы желаете мне счастья. Может быть, поэтому я решусь сказать о том, что не положено говорить египтянке. Я признаюсь вам, обожаемый аль-Хамиси. Мне не нужны дворцы и бриллианты. Я хочу хоть изредка слышать удивительное, редкостное чтение стихов, лучше которых никто не написал. Обещайте мне приходить хоть изредка, дорогой устаз. И больше мне ничего не надо.

Фатин говорила тихо, взволнованно, не поднимая головы, пытаясь скрыть слезы и смущение.

— Фатин, если бы вы знали, как мне дороги ваши слова, ваши чувства. Как я хотел бы стать вашим мужем. Но я очень неустроенный человек. Я не могу доставить вам и малой толики жизненных благ. Я гонимый, я подвержен преследованиям, меня ждут тюрьмы и ссылки. Сегодня издают мою книгу, а завтра меня выгоняют из всех редакций, запрещают печатать. Вы думаете, что я могу распорядиться своим театром и обеспечить себе существование? Ничуть не бывало! Вчера чиновники побывали на моем спектакле и предложили избавить Каир от моего театра и моих «плебейских» пьес. В ближайшее время театр должен выехать в провинцию. Отныне нам предстоит жизнь скитальцев. Могу ли я предложить царице моей души такую трудную жизнь? Вы знаете мое творчество, милая Фатин, оно принадлежит моему народу. Вся жизнь моя отдана борьбе за лучшую долю египтянина: рабочего, феллаха, мелкого служащего, бездомного человека. Их тяжкая доля стала моей болью еще в юности. Я верен своему делу, а оно требует больших жертв.

— Мой дорогой аль-Хамиси! Я тоже люблю свой народ. Я хочу ему служить и с радостью стану спутницей моего господина. Я готова кочевать вместе с театром. Я готова есть корку хлеба и бобы, если не будут печатать талантливые книги аль-Хамиси.

Они поженились. И не было в Каире счастливее семьи.

Любимая!

Пью с губ твоих нектар цветка —

Благоуханное дыханье.

Ступаешь ты пугливой ланью,

И голос твой сродни журчанью

Серебряного ручейка.

Приход твой озаряет разом

Весь мир. Послушна и легка,

Прядь, словно крылья мотылька,

Переливается топазом.

Настали светлые дни. Позади скитания. Аль-Хамиси обрел дом, где его ждала любимая Фатин. С какой радостью он возвращался домой после близких и дальних поездок.

Член Всемирного Совета мира со дня его основания, аль-Хамиси вел огромную работу, вовлекая все большее число друзей в это общественное движение. Писатели многих стран своим словом способствовали развитию этого движения. Яростный противник войны и насилия, аль-Хамиси создал талантливые поэмы и стихи, клеймящие войну, призывающие к миру и созиданию.

Потрясенный революционными событиями в Алжире, аль-Хамиси написал поэму «Абуль Касем аль-Газаири», которая стала популярной во всем Арабском мире. На этот раз первой читательницей произведения стала Фатин. Сколько восторженных и взволнованных слов услышал поэт в награду за вдохновенные бейты. Фатин читала поэму с таким чувством, с такой искренностью, что гости, которым посчастливилось услышать ее чтение, были растроганы до слез. Да и сама Фатин не скрывала своего волнения.

— Как прекрасна, как романтична эта поэма, — говорила Фатин. — И как трагична!

Утро первозданное сверкало

Праздничной палитрой карнавала.

Как в прекрасном, сказочном краю,

Все вокруг цвело, благоухало,

Нитями из жемчуга и лала

Небо, улыбаясь, украшало

Мантию пурпурную свою.

Облака, не улетая ввысь,

На холмах, как голуби, белели,

Краски ликовали, пламенели,

Небо и земля под птичьи трели

В трепетном объятии сплелись.

Абуль Касем из предместья Тильмисан

Зачарованно глядел на это диво.

Вдалеке то оживали, то пугливо

Замирали тонких скрипок голоса.

И душа его, подобно тонким струнам,

Откликалась на мелодию весны,

С нею вместе уносясь в порыве юном

В нескончаемый простор голубизны.

И, почувствовав биение крови,

Он запел, и в звуках песни заискрилось

То старинное сказанье о любви,

То предание, в котором говорилось,

Как ночами, под покровом темноты,

Фея гор спускалась в спящую долину

И вплетала в косы белые цветы

Ароматного полночного жасмина…

Абуль Касем из предместья Тильмисан

Пел, и юность в этой песне оживала,

А на травах светлым жемчугом роса

Краски радужного утра отражала…

С новой нежностью он думал о жене,

О глазах любимых, жарких, точно пламень,

О глазах ее глубоких, как у лани,

Что живет в далекой сказочной стране…

* * *

Они стоят у рыночных ворот —

Преступники с глазами бесноватых,—

Из-под железных касок на народ

Глядят, направив дула автоматов…

О Абуль Касем,

Жертва палачей,

Они тебя, невинного, сковали,

Они, глумясь, игрушки изломали

И тут же платье в клочья изорвали,

Что ты в подарок нес жене своей.

Забудь теперь о доме навсегда,

Простись с землею, с небом и с рассветом,

С тем ручейком простись, где каждым летом

Журчит по гальке светлая вода.

Простись с садами, птицами, цветами

И позабудь навеки о жене,

О том, как в полусонной тишине

Слова любви ее уста шептали.

Лицом разбитым к дому повернись

И с малышом оставленным простись.

Ты скован,

Но врагам не задушить

Мелодий в тайниках твоей души:

В ней живы голубые вечера,

Легенды гор,

Благоуханье утра,

В ней росы отливают перламутром

И виден купол звездного шатра.

В ней судьбы этой горестной земли

И твой Алжир,

Он с ней неразделим.

Ночь спустилась на спящую землю,

Как проклятье безумных небес,

И глядит из клубящихся бездн

Лик вулкана с пылающим зевом…

Вот веревкой его оплели,

Глухо лязгнули десять затворов,

Ружья в сердце ему навели,

И скомандовал черный, как ворон,

Командир приказание: «Пли!»

Фатин дочитывает поэму вся в слезах.

— Я выстрадал эти бейты, — говорил аль-Хамиси. — Я написал поэму в один вечер. Я не мог ее не написать. Перед моими глазами были мои друзья алжирцы — прекрасные люди. Отважные воины. Многие погибли в борьбе с оккупантами. Но революция завершилась освобождением Алжира. Ценой жизни отважных сыновей завоевана свобода. Я рад, Фатин, что тебе понравилась поэма. В ней частица моей души.

Фатин делила с ним радости и страдания. Она была удивительной подругой: чуткой, внимательной и сердечной. Ее радовало каждое новое стихотворение, а новые пьесы вызывали буйный восторг. Ее ничуть не смущала перспектива покинуть Каир и вместе с театром аль-Хамиси отправиться в провинцию. Ее устраивала любая роль, какую ей предлагал обожаемый драматург. Она не боялась говорить о своей любви и преданности. Не боялась расточать похвалы. Она верила, что искреннее слово и доброе отношение — это бальзам, который поможет аль-Хамиси обрести новые силы для борьбы и творчества.

Друзья поэта, знающие его как неутомимого труженика, отшельника и аскета, с восторгом встречали эту веселую и счастливую пару. Их дом был открыт для друзей, для молодых поэтов, которых опекал аль-Хамиси: помогал деньгами, устраивал на работу, редактировал. Он никогда не забывал те дни, когда старый мудрый Халиль Мутран открыл ему свое сердце и так бережно поддержал в трудное время. Теперь настала его пора опекать молодых начинающих. Фатин пожелала принять самое горячее участие в судьбе молодых писателей, которые обращались к аль-Хамиси за помощью. Фатин удивлялась: когда муж успевает сделать так много важных дел? Когда умудряется писать? И как у него сочетаются бесконечные заботы, тревоги, споры и самые ответственные общественные дела с веселым настроением и таким заразительным смехом, что всякий — самый хмурый человек — оживет?

Как прекрасна эта духовная связь! Как удивительно хороша эта дружба двух любящих сердец. Аль-Хамиси пишет стихи о счастье. Они пришли к нему в часы, озаренные светом любви. Ему казалось, что никогда прежде он не видел таких восходов и закатов. Никогда прежде птицы не пели так восхитительно. «Они поют так, как им положено петь в раю», — говорил он Фатин. И города вдруг показались еще красивей. Он полон сил и новых замыслов.

Я живу,

Упоение светом

До краев затопило меня.

Дни идут.

Я пытаюсь понять

Тайну, скрытую в шествии этом.

Но конец его тает в веках.

В неизвестность уводит дорога,

Словно лик недоступного бога,

Жизнь скрывает свой смысл в тайниках.

Я пою в иллюзорном раю

Соловьем, захлебнувшимся страстью…

Я живу,

Я хмелею от счастья…

* * *

Прошло несколько лет после женитьбы на Фатин. Аль-Хамиси уже привык к домашнему уюту, к ласковому и заботливому отношению своей подруги. Его восхищал ее характер, необыкновенно спокойный. Оптимистическое отношение к многочисленным трудностям помогало поэту стойко переносить постоянное гонение. Его преследовали угрозы и неприятности, связанные с тем, что аль-Хамиси не мог примириться с отсутствием демократии. Он постоянно умудрялся печатать что-то недозволенное, «порочное», как считал невежественный министр информации. Аль-Хамиси находил утешение в поэзии, в бесконечном восторженном обращении к природе. Он говорил своему другу Мухаймару:

— Все прекрасное в нашей жизни дарит нам природа. Я убежден, что красота земная и человеческая тесно связаны.

Как, встретившись, заря и темнота

Рождают в небе дивные цвета,

Так встреча двух людей несет разгадку

Той тайны, что в природе разлита.

— В твоей поэзии, друг мой аль-Хамиси, они очень связаны. Это чудесно! Я восхищаюсь твоей Фатин и всегда радуюсь, когда вижу рядом ваши сияющие лица. Вы созданы друг для друга. Встреча ваша так закономерна. Я не могу себе представить тебя без Фатин. Она словно приподняла темную вуаль, прикрывающую твою душу, сняла скорбь и печаль, связанную с одиночеством. И вот перед нами счастливое семейство. Дай вам бог долгих радостных и безмятежных лет! Как это нужно твоему таланту и твоей общественной деятельности! Человек не может жить в одних горестях. А их так много в нашей жизни, в нашем несправедливом обществе. Сколько душевных сил отнимает неравная борьба за справедливое устройство государства.

— Ты прав, Мухаймар! Фатин озарила мне жизнь и стала моей верной помощницей в общественных делах. Да и в театре она мне товарищ, беспредельно преданный моим замыслам. Мне выпало великое счастье!

Когда министерство культуры закрыло театр аль-Хамиси в Каире, поэт решил предложить свои гастроли драматическому театру в аль-Мансуре. Перед отъездом, прощаясь с Фатин, аль-Хамиси вспомнил дни своей юности, когда посещение театра было самой большой радостью в его одинокой, неустроенной жизни.

— Там ты впервые увидел «Ромео и Джульетту»? — спросила Фатин. — Это просто счастье приехать в город своего детства и в том театре, который принес первые радости, первые открытия великого искусства, поставить свои пьесы. Как я буду стараться сыграть с увлечением, вдохновенно! И как хорошо, что музыка, которую ты мне вчера сыграл, позволит создать настроение, подобное золоченой раме для хорошей картины. Поезжай, мой друг! Договаривайся! А я буду готовиться к отъезду.

Аль-Хамиси получил приглашение театра аль-Мансуры показать все спектакли своего репертуара. Перед возвращением в Каир он получил телеграмму, которая его очень встревожила: «Приезжайте немедленно». Телеграмма за подписью горничной была необычна. Он подумал, возможно, Фатин заболела, а горничная, отправляя телеграмму, решила, что может подписаться своим именем.

Тревога не оставляла его всю дорогу. Наконец-то он у дверей своего дома, дрожащей рукой вытаскивает ключ. Он входит в тихий пустой дом. На кухне рыдающая горничная.

Его Фатин, его любовь, его счастье… Все кануло в бездну. Случайно взорвался газ в квартире. Фатин не стало.

Горе поэта безгранично. Не было на свете человека более несчастного, более потрясенного. Как жить? Как жестока судьба! Снова одиночество и печаль — его неразлучные спутники.

Аль-Хамиси простился с подругой своих счастливых дней и закрылся в затемненной комнате. При свечах, перед портретом любимой Фатин он изливал свое горе в стихах. За три дня он написал одну из самых прекрасных книг. «Книга любви» потрясла тысячи сердец. Она вызвала сочувствие страданиям человека и великого поэта.

…Любовь моя осталась сиротой.

Когда навек любимую теряем,

Печален наш удел, — ведь вместе с той,

Единственною, жизнь казалась раем,

Симфонией любви и красоты,

И танцем — тем, в котором мы кружились,

И ритмом — тем, в котором вдруг забились

Два любящие сердца, две мечты.

Весь мир звенел натянутой струной,

Любовь была поэмой небывалой,

Неведомою силою шальной,

Сорвавшею с той жизни покрывало.

Любовь была нектаром и цветком,

Любовь побегом юным прорастала,

Она была Сезанновым мазком

И пеньем птиц…

И вот тебя не стало…

* * *

Я зажигаю памяти свечу

Своей тоской,

И в колебаньях света

Я вижу нашу встречу. И за это

Бесчисленными ранами плачу.

Приди! В своей душе тебя укрою,

Мы станем ночью… облаком… зарею…

* * *

Ты любила безмолвный хорал

Ликования красок и света.

Изумленно на таинство это

Я твоими глазами взирал.

Нет, не умерли краски с тобой,

В них черты незабвенные вижу,

И они помогают мне выжить

Усмиряя саднящую боль.

Нет, не умерли краски,

Живут

В блеске льда и в рубиновых гранях,

Ослепительной вспышкою ранят

И слезами горячими жгут!..

* * *

О Фатин!

Едва лишь из запущенного сада

Седая ночь заученно придет,

С кадильницей свершая свой обход,

Едва пахнет сырых туманов ладан

И память торопливый бред прервет,

Луна моя, судьба моя,

Я жду,

Душистой миррой тело натираю

И лучшие одежды выбираю:

Ведь эту ночь с тобой я проведу.

О Фатин!

Мрак надо мною крылья распростер,

И ждет меня в пути моем унылом

Глухое одиночество — шатер

Отшельника, утратившего силы.

* * *

Как я тоскую по твоим глазам,

По свету их.

О боже, как хочу я

В них утонуть, чтоб, скорбь мою врачуя,

Твоей любви целительный бальзам

Облек меня волшебной синевою.

О солнце над лазурною волною,

Как я хотел бы стать хоть чем-нибудь

В твоей стране,

Куда заказан путь.

Я стал бы соловьем в твоем саду,

Где солнце облака вплетает в косы,

Где в розовых кустах искрятся росы,—

Я пел бы там…

Но где тебя найду?

Болит

Незаживающая рана:

Зачем из жизни

Ты ушла так рано?

* * *

…Из нитей сердца

Я соткал мольбу

Холмам и птицам,

Звездам и рассветам,

Чтобы мою печальную судьбу

Узнали все влюбленные поэты,

Чтоб знали,

Как несчастен человек,

Любимую утративший навек.

Загрузка...