Рысь

20

На следующий день, когда солнце скрылось за Виспилегратом и солнечная сторона Лауэнентальской долины погрузилась в тень, Фриц Рустерхольц зашнуровал армейские ботинки, надел берет, достал из шкафа в спальне и положил в рюкзак винтовку, сунул магазин и патроны в карман куртки и двинулся в направлении Шёнебодемедера.

Днем стаяло много снега. Там, где вчера Рустерхольц шагал с молодым исследователем рысей по снежному насту, сегодня обнажилась скалистая тропа.

Он устал, проведя весь день у жижеразбрасывателя, который предстояло сдавать завтра. Однако в то же время Рустерхольц был взволнован, чувствуя, что с каждым шагом приближается к выигрышу пари. Вокруг стояла тишина, небо полнилось светом, снег по краям Штюблени и Ротхорна сверкал в закатных лучах. С вершины дерева сорвалась и, уверенно взмахивая крыльями, полетела за горизонт какая-то черная птица. Типичная альпийская галка, с изрядной долей самоиронии подумал Рустерхольц.

Похищенную у Теобальда Берварта подзорную трубу он прихватил с собой и сегодня.

Шел он быстро. Огни Лауэнена постепенно меркли за темным лесом, Рустерхольц приближался к Шёнебодемедеру. Он то и дело спотыкался, потому что не смотрел под ноги, не сводя глаз с леса, в котором рысь исчезла вчера вечером. И частенько оглядывался вокруг, словно желая удостовериться, что рядом никого нет.

С тропинки он сошел там же, где они сошли вчера. Тут еще лежал снег, и можно было идти по следам, оставленным им и юным исследователем. Кое-где следы замело, однако, в целом идти по ним не составляло труда. И что еще важнее: никто не добавил к ним третьего следа. У Рустерхольца были все основания полагать, что сегодня вечером в Шёнебодемедере никого нет.

Он неустанно поднимался выше, оставил позади лес, перешел через лавинные кулуары, то и дело прибегал к помощи рук, чтобы забираться по крутым склонам. Все было труднее и сомнительнее, чем вчера. Почти выбившись из сил, Рустерхольц часто делал передышки, высматривал серн, вслушивался. Несмотря на физическую усталость, ему казалось, что чувства его необычайно обострились.

Серн в этот вечер видно не было. Рустерхольц продолжал идти, шаг за шагом борясь с растущей и одолевающей тело усталостью. Не понимал, почему вчера дорога казалась ему такой нетрудной. Темнело, снег постепенно переставал светиться. Рустерхольц собирался с духом.

Четырьмя часами ранее и двумя километрами южнее Юлиус Лен снова запеленговал Раю — прежде всего, желая удостовериться, что вчерашняя охота была вылазкой. Лучше всего сигналы поступали с Хольцерсфлуэ, поэтому не приходилось сомневаться, где Рая выкармливает рысят. Лен с удовлетворением заполнил бланк: ему удалась не слишком точная, но хорошо соотносящаяся с прежними координатами трехточечная пеленгация. Теперь ему, Геллерту и Штальдеру предстояло в конце июня подняться к детенышам. Во всяком случае, он надеялся, что малышей маркируют еще в июне, до того как окончится его альтернативная служба.

Фриц Рустерхольц был в пути уже больше часа, когда дошел до скалы, у которой прошлым вечером обнаружились рысьи следы. Осмотрев следы, он двинулся дальше. Потом, пройдя несколько шагов, снова остановился. Перед ним были свежие следы. Он присел на корточки, всю усталость как рукой сняло. У него не было никаких сомнений в том, что это рысь. Ветер немного замел отпечатки лап, но они выглядели значительно свежее вчерашних. Рустерхольц проследил за ними взглядом — они огибали скалу. Даже в подзорную трубу, в которой, когда он держал ее на весу, все безжалостно скакало, ему не удалось определить, куда ушел зверь.

Переведя дыхание, он пониже натянул берет и отправился по следу.

В тридцати шести километрах оттуда, на северо-восточном склоне Низена, на высоте тысяча сто метров, что на четыреста метров выше Виммиса, сидел отставной кантональный полицейский Алоис Глуц. На крутой обрыв, поросший елочками, его привели скука и жажда приключений. Он удобно устроился на принесенном с собой коврике — так, словно ему больше и негде было сидеть — и спокойно ждал за освещенными закатным солнцем зарослями, с улыбкой вспоминая о письме, составленном вместе с Альбрехтом Феннлером. В руках он уверенно сжимал ружье.

Спустя некоторое время Рустерхольц нашел под одной из низкорослых елочек место, где, похоже, недавно лежала рысь. Снег был примят на площади примерно в шестьдесят на сорок сантиметров, а нагнувшись и потрогав его, Рустерхольц обнаружил остатки шерсти. Теперь исчезли последние сомнения. Однако при виде этого лежбища, ему подумалось, с какой радостью он бы сам сейчас прилег. Заснул бы, прямо здесь, на снегу — белом, как простыни Дельфинчика.

Но Рустерхольц не поддался минутной слабости. Он стоял на склоне Ротхорна, оставив за собой Шёнебодемедер. Уже не различая двора на Хундсрюгге, он забирался дальше, чем когда-либо предполагал, но имел все причины думать, что и рысь ближе, чем когда-либо. Времени размышлять об опасности этой авантюры у него не было.

Вскоре он отыскал следы, оставленные рысью после отдыха. Склоны становились круче, скалистей.

Снег белел только в небольших ложбинках и лавинных кулуарах. Повсюду гулял ветер. Одинокие кустики стояли у обрыва, как забытые, занесенные снегом овечки. Следы на такой высоте сохранялись долго, пересекали гряды скал, Тоссетриттли, некоторое время шли по лесу и уводили загипнотизированного Рустерхольца в даль, заставляли его идти по полям старого, затвердевшего снега, непроходимым альпийским лугам, тащили усталого и взмокшего зеландца на опасные хребты. Не веря своим глазам, он смотрел на раскинувшиеся перед ним просторы и видел далеко-далеко внизу огоньки отеля «Лауэнензе». Он оглянулся по сторонам. Ему по-прежнему не верилось, что он оставил позади Зульцграбен, а если внимательнее присмотреться к огонькам — то и Тунгельматте, и Арпелифлуэ. Рустерхольц не решался признаться самому себе, что стоит на вершине Хольцерсфлуэ. Во всяком случае, Шёнебодемедер тонул где-то далеко во мраке.

Сжимая берет в левой руке, Рустерхольц стоял над обрывом и думал, не лучше ли бы ему было сразу подняться сюда от Лауэненского озера, а не от Шёнебодемедера. Бессмысленный вопрос. Он достал винтовку, вставил магазин и глубоко вздохнул.

Порыв ветра подтолкнул его в спину. Шум, доносившийся до него, — вероятней всего, от водопада Тунгельшус. Следы терялись среди крутых скал и снова появлялись. Рустерхольц тяжело дышал. Ругался. Присел отдохнуть — закружилась голова. Он был уверен, что рысь где-то рядом. Стал карабкаться выше, осторожно, со снятой с предохранителя винтовкой, наткнулся на следы, вполне похожие на рысьи. На то, что они не были свежими, он внимания не обратил. Ему было безразлично, когда взойдет солнце. Он помнил только одно: к тому времени ему надо вернуться на Хундсрюгг. И еще знал, что вернуться ему хотелось бы с рысью на плече. Чтобы заткнуть пасть Хуггеру.

С этими мыслями изможденный Рустерхольц пошел по следам дальше. Долго это продолжаться не могло. Он медленно продвигался вперед. Огибая скалы, держал ружье наизготовку. Не отклонялся от следа даже на трудных участках. Только не сейчас, когда он был так близко. Когда рысь могла показаться за следующим выступом. Дельфинчик будет гордиться им.

И вот после очередного выступа наступила развязка. Рустерхольц выглянул из-за скалы, медленно, держа палец на спусковом крючке, — и вдруг в двух шагах от него ему померещилось какое-то движение. Испуганно отпрянув, успел различить, что там была лишь маленькая елочка. Но его левый ботинок уже поехал. В момент осознания своей ошибки Рустерхольц потерял равновесие. Попытался схватиться левой рукой за скалу, как вдруг неожиданно грянул выстрел, который выбил винтовку у него из рук и спровоцировал небольшую лавину. Поток снега не заполнил и половины кулуара, но его с лихвой хватило для того, чтобы увлечь вниз Фрица Рустерхольца.

Спустя несколько секунд он очутился гораздо ниже по склону Хольцерсфлуэ, с подбородка и правой щеки стекала кровь. Сам он был по пояс в остановившемся снегу, без сознания.

Ночь выдалась немного ветреной, но в остальном спокойной. Рая недвижно лежала неподалеку от сошедшей лавины. Выстрел заставил ее содрогнуться. Некоторое время мышцы ее были напряжены, а глаза беспокойно сверкали. Потом она перестала придавать произошедшему значение и снова переключилась на серн, блуждавших по скалам чуть выше.

Скоро на вершине Вильдхорна и вдоль длинного рукава Гельтенского ледника вспыхнут первые лучи солнца.

Но еще до этого к Рустерхольцу вернулось сознание. Он ничего не чувствовал, не мог пошевелиться. Не знал, где он. Ощущал лишь, что дышит и лежит в снегу. И не чувствует пальцев. Поднять руки удалось не сразу. Что стряслось с ногами, он даже не догадывался. Если они у него вообще еще были. Онемевшими руками он попытался выкопать, выцарапать ноги из-под снега. Но после трех пригоршней сдался. Снег был тверд как камень, ноги оказались забетонированы, и откапывать их можно было вечно. Он откинулся на снег, осмотрелся вокруг. Увидел Лауэненское озеро и первые рассветные лучи. Внезапно вспомнил, почему он в снегу. Обнаружил рядом с собой что-то твердое. Свою винтовку. Стал откапываться прикладом и вскоре освободил ноги. На не сгибающихся, чужих конечностях он медленно поплелся в сторону Хундсрюгга.

Днем брат Эрнст растолкал Рустерхольца, потому что кто-то стоял у дверей и хотел забрать жижеразбрасыватель. У Фрица уже ожили пальцы рук, но пальцы ног по-прежнему оставались занемевшими. Он не знал, сколько времени пролежал в снегу. В полузабытьи он показал фермеру починенный разбрасыватель. Клиент задал несколько вопросов, остался доволен и оплатил работу. Когда Эрнст спросил о глубоких порезах на лице и причине его позднего возвращения, Фриц промолчал. И поклялся больше никогда в жизни не ввязываться в подобное преследование.