С. И. Вавилов и предыстория советского атомного проекта

Ответная реакция со стороны Ленинграда и Харькова (1939 г.)

7 марта 1939 г. в СНК поступило письмо наркома электростанций и элктропромышленности (НКЭП) М. Г. Первухина, в котором предлагалось головным ядерным центром сделать не ФИАН, а УФТИ, который в это время готовился к переходу из Наркомтяжпрома (НКТП) в систему АН СССР [Там же. С. 56-57]. Первухин поддерживал академизацию физики атомного ядра и концентрацию технической, т. е. ускорительной, базы в одном месте.

Обращение именно Первухина в СНК было связано с тем, что в связи с реорганизацией НКТП, УФТИ временно был переведён в распоряжение НКЭП.

4 мая на заседании Президиума АН СССР выступил с докладом «О работе с советским циклотроном» директор РИАНа В. Г. Хлопин [Там же. С. 60]. Целью доклада было проинформировать Президиум о важных исследованиях, проводимых на циклотроне, и получить дополнительную финансовую поддержку по его совершенствованию. Отмечалось, что пока циклотрон в основном используется как мощный источник нейтронов. В частности, упоминалось, что уже удалось «подтвердить и дать наглядное доказательство нового типа распада ядер тяжёлых элементов под действием нейтронов, сопровождающегося делением ядра на две части, близкие по массе» [Там же]. Фактически, речь шла о первом советском подтверждения открытия Гана и Штрассмана. Хлопин говорил также о начатых им работах по синтезу трансурановых элементов и о том, что нейтронное излучение циклотрона используют в своих работах учёные из ЛФТИ, ИХФ и 1‑го Медицинского института. В. И. Вернадский не мог присутствовать на этом заседании и обратился в Президиум АН СССР с запиской «О поддержке предложений В. Г. Хлопина по совершенствованию циклотрона РИАНа» [Там же. С. 59]. Вернадский подчёркивал, что работы на циклотроне РИАНа «уже привели к новым и крупным открытиям». Благодаря пуску циклотрона, говорилось в записке, обеспеченному усилиями В. Г. Хлопина и Л. В. Мысовского «впервые в истории радиоактивности наша страна заняла в ней одно из первых мест».

Эти небольшие средства (всего 60 тыс. рублей) были выделены РИАНу. Наиболее отличившиеся в работе по наладке и пуску циклотрона И. В. Курчатов, В. Н. Рукавишников, Д. Г. Алхазов, М. Г. Мещеряков и др. были отмечены денежными премиями. РИАН демонстрировал свою научную эффективность именно как передового ядерно-физического центра.

Можно предположить, что перевод Радиевого института в АН СССР , произошедший в 1938 г., и последующий за ним перевод ЛФТИ, УФТИ и ИХФ в академическую систему, свершившийся в мае 1939 г., был ускорен лидерами этих институтов, в какой-то степени, для того, чтобы лишить силы основной аргумент в пользу «фианизации» циклотрона и вообще «ядерных сил»: поскольку физика атомного ядра — область почти исключительно фундаментальных исследований, то она должна быть сконцентрирована в Академии наук, а значит в ФИАНе, так как последний — единственный крупный центр ядерной физики в АН СССР. И вот 15 мая 1939 г. в АН СССР, Наркомат среднего машиностроения (НКСМ), Госплан и Наркомат финансов направляется письмо СНК СССР, в котором сообщается, что «Совнарком разрешил Академии наук сосредоточить работу по исследованию атомного ядра в Академии наук СССР и выделить необходимые лимиты капиталовложений за счёт плана капитальных работ Академии на 1939 г.» (казалось бы, победа фиановской стратегии — В. В.). Но дальше в письме говорилось, что «одновременно СНК разрешил НКСМ передать АН СССР ЛФТИ» [Там же. С. 61]. Аналогичное решение примерно тогда же было принято в отношении УФТИ и ИХФ.

Ещё в конце 1938 г. А. Ф. Иоффе выступил с заявлением о своём несогласии с Постановлением Президиума АН СССР от 25 ноября 1938 г. 24 января физтеховцы А. И. Алиханов и И. В. Курчатов обратились с письмом к В. М. Молотову со своего рода протестом против пп. 2 и 3 этого постановления. В нём говорилось:

Хотя 5 февраля 1939 г. Экономсовет при СНК направил копию этого письма в Президиум АН СССР, последний не изменил своего решения.

За письмом СНК от 15 мая последовало письмо СНК от 16 мая, в котором Совнарком оставлял на усмотрение Академии наук вопрос о месте строительства циклотрона и соответствующих размерах финансирования [Там же]. Поэтому секретарь Комиссии по атомному ядру В. И. Векслер не позднее 21 мая 1939 г. обратился к вице-президенту АН СССР О. Ю. Шмидту с просьбой принять его, чтобы обсудить возникшее конфликтное положение:

В архиве РАН сохранилась стенограмма расширенного заседания Бюро Отделения физико-математических наук о результатах обследования УФТИ и организации работ по ядру, состоявшегося 26 мая 1939 г. [Там же. С. 63—71]. Председательствовал С. И. Вавилов. Доклад об УФТИ делал А. И. Алиханов (двумя другими членами комиссии по УФТИ были Д. В. Скобельцын и Б. М. Вул). Работы и состояние материальной базы УФТИ в области физики атомного ядра комиссия оценила весьма высоко. После этого рассматривался основной вопрос «О работе по атомному ядру в АН». Вавилов напомнил о решении СНК, «по которому разрешается сосредоточить работы по исследованию атомного ядра в АН СССР» и добавил: «…Хотя, в сущности это является уже тавтологией после того, как все институты передаются Академии» [Там же. C. 66]. Затем слово получил А. Ф. Иоффе, который рассказал о состоянии дел по циклотрону ЛФТИ, в частности в отношении финансирования, и о том, что к ноябрю 1939 г. циклотрон может быть готов.

Описывая предшествовавшую циклотронную тяжбу, Вавилов напомнил, что «предполагалось строительство циклотрона начать в Москве» и что «временно же, пока в Москве нельзя полным ходом развернуть работы, изыскать помещение в Ленинграде, чтобы там можно было собрать циклотрон и им пользоваться».

Точка зрения ЛФТИ была сформулирована в заявлении И. В. Курчатова и заключалась «в том, чтобы строительство циклотрона вести в Ленинграде, ядерную группу оставить в Ленинграде, одним словом, сохранить „статус-кво“ в этом отношении» [Там же. С. 67]. В заявлении Курчатова говорилось, в частности, о том, что перевод ЛФТИ в систему АН СССР снимает вопрос о переводе циклотрона и ядерной лаборатории ЛФТИ в Москву. Вавилов снова изложил аргументы в пользу «фианизации» ядерной физики, ссылаясь на Постановление Президиума АН СССР и СНК СССР. Он добавил, что в ЛФТИ «центр тяжести… всё-таки лежит в вопросах физики твёрдого тела».

Возражения А. Ф. Иоффе сводились к следующему. Обращаясь к Вавилову, он сказал:

Было принято компромиссное решение, в котором поддерживалось сооружение циклотронов и в ЛФТИ, и в ФИАНе и говорилось лишь о переводе части работников ядерной лаборатории в Москву после окончания строительства «ядерного павильона» [Там же. С. 70]. Для очередного заседания Бюро ОФМН А. И. Алиханов подготовил (не позднее середины июня 1939 г.) записку о работе ядерной комиссии и ядерных лабораторий [Там же. С. 73—74]. Записка свидетельствовала об ослаблении позиций Вавилова. Новым моментом были: во-первых, довольно резкая критика ядерной комиссии («существующая комиссия… не оказывает существенного влияния на развитие и постановку научных работ по физике атомного ядра»); во-вторых, отмечалась общность тематики работ физического отдела РИАНа и ядерных лабораторий ЛФТИ и предлагалось их объединение и в-третьих, в качестве главного рычага для подъёма ядерного направления в стране предлагалось сооружение мощных циклотронов в ЛФТИ и ФИАНе (причём в первом случае речь шла о постройке и пуске уже в ближайшее время, а во втором — о проектировании и последующем строительстве), совершенствование электростатического генератора в УФТИ и циклотрона в РИАНе и разработка новых методов ускорения. Заметим, что в докладе Алиханова, в отличие от майских доклада В. Г. Хлопина и записки В. И. Вернадского, ничего не говорилось об урановой проблеме.

В конце июня — начале июля 1939 г. лидеры ЛФТИ и ФИАНа достигли определённого компромисса, по крайней мере, на ближайшие три года. Это согласие зафиксировано в Постановлении Президиума АН СССР по докладу С. И. Вавилова «Об организации в АН СССР работ по атомному ядру» от 4 июля 1939 г. В нём говорилось о необходимости завершения изготовления физтеховского циклотрона и финансирования этой работы, а также о разрешении «приступить к проектированию как циклотрона, так и нового здания Физического института в г. Москве» и финансировании этой работы [Там же. С. 74—75]. А. Ф. Иоффе в своём выступлении на заседании бюро ОФМН, состоявшемся 28 июня 1939 г., отметив своё согласие с С. И. Вавиловым по многим пунктам организации работ по ядру, счёл нужным подчеркнуть и главное расхождение: