Сага о бездарном рыцаре 3

Глава 3. Осаждённый Бездарный рыцарь

— Первым делом позвольте мне выразить огро-омную благодарность. Я глубоко признателен за то, что вы, несмотря на всевозможные дела, откликнулись на мой звонок и собрались здесь, в Японском отделении Федерации. Итак, сегодня будет разбираться дело о нарушении морально-этических норм Куроганэ Икки-куном. Подсудимому вменяется в вину нижеследующее: будучи совершеннолетним, он с полным пониманием своих действий вступил в незаконные интимные отношения с гражданкой другой страны, что повлекло за собой беспрецедентный скандал. Рыцарям-ученикам даруются привилегии, о которых обычные пятнадцатилетние парни могут только мечтать. Однако все мы знаем: чем больше свободы, тем больше ответственности. В связи с этим Комитет по вопросам этики и морали постановил провести внеочередную проверку качеств Куроганэ Икки-куна, определить, имеет ли он право носить звание рыцаря, и, если вина подсудимого будет доказана, назначить наказание. Я понимаю, вы сейчас очень заняты, поэтому уповаю на ваши терпение и понимание.

Японское отделение Международной федерации рыцарей-магов.

На десятом подземном этаже расположился исполнительный отдел Комитета по вопросам этики и морали рыцарей-учеников и рыцарей-магов Японии, который проводил воспитательные беседы с рыцарями, выносил предупреждения и отправлял запросы на исключение и увольнение. Военная полиция — так они назывались раньше, в эпоху самураев.

Мамору Акадза, председатель комитета, поклонился коллегам — мужчинам в самом расцвете сил — и елейно улыбнулся Икки.

— Итак, слушание объявляется открытым. Прошу садиться, — объявил он.

Впрочем, Икки было не на что садиться.

Очередная монетка в копилку неуважения.

Его вынуждали стоять на протяжении всего разбирательства, а ведь оно длилось не один час.

Естественно, парень не жаловался: он закалял тело с самого детства, и такая нагрузка была ему нипочём.

«Но атмосфера тут нездоровая».

Он осмотрелся, оценивая расстановку противника.

Лампы практически не давали света, в зале царил полумрак.

Столы стояли буквой «П», за ними сидели пятеро мужчин: трое спереди, по одному справа и слева. Все в красных костюмах, отличительной черте сотрудников Комитета.

— Да ты не напряга-айся. Я же с самого начала сказал: мы твои друзья-а, — усмехнулся Акадза. — Наше слушание не ставит целью обвинить тебя во всех смертных грехах. Ты стал причиной беспрецедентного скандала — незаконных интимных отношений с гражданкой другой страны, однако мы самым тщательным образом выслушаем твои оправдания. Благодаря доброте директора, твоего отца, ты имеешь полное право отстаивать свою позицию. То есть здесь нет твоих врагов. Ни одного. О да.

— Именно так. Никто не собирается просто брать и исключать тебя. Это смешно и глупо. Ты приложил столько усилий, чтобы попасть на Фестиваль, и до заветной цели осталась всего пара малюсеньких шажков. Мы не хотим, чтобы твои старания пошли прахом.

— Я премного благодарен вам.

«Врут и не краснеют. Как только совесть позволяет?»

Икки поразился тому, насколько подлыми и двуязычными могут быть люди.

— Итак, раз ты понял, что мы — твои друзья, давай установим правду. Скажи, состоишь ли ты в романтических отношениях со Стеллой Вермилион, второй принцессой Империи Вермилион?

— Да, состою.

— Н-хи-хи-хи. Молодец, что не отпираешься. Когда вы начали встречаться?

— В начале отборочного тура Фестиваля искусства меча семи звёзд. Ночью после моего первого боя.

Икки не собирался лгать.

Однако судьи презрительно нахмурились.

— Хо-о… Значит, познакомились и сразу встречаться.

— М-да, ох уж эта современная молодежь. Или в омут с головой, или вообще никак.

— Мы в его возрасте сначала лучше узнавали друг друга и только потом переходили к более серьёзным отношениям.

— Нынешнее поколение мало чем отличается от обезьян. Сначала залетают, а уж потом спохватываются о женитьбе. Почему так?..

— Грустно, очень грустно…

Они намекали на добрачную интимную связь Икки и Стеллы.

Безусловно, парень ничего такого не делал. Он не позволял себе расслабляться и увлекаться. Королевская кровь — вещь тонкая и деликатная.

«Нашу любовь впору называть платонической. А эти… нагло клевещут!», — разозлился он.

— Вы, конечно, извините, но мы ничем недостойным не занимались. Вы с газетами лжё…

— Икки-кун, Икки-кун, — перебил его Акадза, — мы понимаем, тебе есть но сказать, но-о!.. Прошу, говори только тогда, когда мы разрешим. Иначе наше впечатление о тебе ухудшится, н-хи-хи-хи.

— Прошу прощения, — неохотно опустил голову Куроганэ.

Бородатый мужчина за столом слева отрывисто спросил:

— Хмф, я вижу, тебя прямо распирает. Но скажи-ка нам, тебе в голову не приходила мысль, что противозаконные интимные отношения с принцессой целой страны — это как минимум неразумно, а как максимум очень опасно, тут и до международного конфликта недалеко? Я понимаю, что гормоны играют, но неужели тебе настолько захотелось поматросить с ней, что голова совсем перестала соображать?

— Ни о каком «поматросить» не может идти и речи. Мы со Стеллой глубоко любим друг друга.

— Тц, щенок.

— Н-хи-хи-хи. Ах, первая любовь. Помню, я тоже считал, что встретил ту самую, единственную. Молодость, молодо-ость…

— При всем уважении, но мы со Стеллой уже совершеннолетние. Если на то пошло, мы имеем право связать себя узами брака. Просто дело в том, что в наши дни мало кто серьёзно задумывается об отношениях.

— Словоблудие разводишь? А ты тот ещё бунтарь.

— Нехорошо себя так вести, молодой человек.

— Наше впечатление о тебе ухудшилось, н-хи-хи-хи, — засмеялся Акадза и что-то черканул в бланке.

«Они и не думают ко мне прислушиваться. Я догадывался, что так и будет, но… какой же это фарс!» — вздохнул Икки.

Судьи спрашивали с него как со взрослого, однако соответствующих прав за ним не признавали.

Удобно, что сказать.

«Проверка профпригодности? Ха! “Куроганэ Икки не имеет права зваться рыцарем”, — это уже факт, а они просто собирают доказательства. Святая инквизиция, чтоб её. Ну, я был готов к этому с того момента, как увидел статью в газете».

Дело, конечно, само по себе странное.

Любовные отношения с иностранной принцессой — это тема, достойная осуждения и обсуждения, но при чём тут рыцарский аспект?

Икки правильно заметил: они со Стеллой перешагнули черту совершеннолетия и получили право заключить брак.

Можно сказать, сам закон разрешает им любить друг друга.

Более того, даже сам император Вермилион не в силах запретить им встречаться. При наличии возражений он должен обсудить конфликтные моменты с Икки и дочерью и достичь консенсуса.

И что мы имеем по факту?

Газеты кричат, что это скандал, что детишки сели в лужу. И каким-то неведомым образом это выливается в разбирательство.

А причина проста: кое-кто решил оседлать волну недовольства и протолкнуть свои интересы.

«Снова окольные пути. Вы не меняетесь. Хотя какой у вас выбор».

Все рыцари-ученики и рыцари-маги зарегистрированы в генеральном штабе Федерации — организации, действующей во всём мире. Это позволяет решить целый ряд проблем. Например, упрощает процедуру пересечения государственных границ, позволяет быстро мобилизовать силы в экстренной ситуации, помогает сдерживать войны или, если война уже началась, управлять её течением при помощи местных рыцарей.

Но всё это не имеет никакой связи с настоящим делом.

Важно отметить, что отделения и управления страны не могут отстранять рыцарей от службы и исключать их из учебных заведений с последующим лишением прав, если они зарегистрированы в генеральном штабе.

То есть ни директор Японского отделения Ицуки Куроганэ, ни председатель Комитета по вопросам этики и морали (читай, военной полиции) Мамору Акадза не обладают достаточными полномочиями.

Они вынуждены идти окольными путями.

Например, в прошлом году они прибегли к помощи Охотника.

Сейчас же они заперли Икки в четырёх стенах и пытались выбить признание.

Не получится, придерутся к чему-нибудь ещё. Скажут, что он вёл себя вызывающе, важничал, грубил, хамил, да просто не так посмотрел — сойдёт всё, лишь бы собрать побольше негатива и на основании этого послать в генштаб запрос на исключение.

«Именно этого добиваются Акадза и остальные. В моих интересах просто смотреть в пол и молчать, тогда не подкопаются. Но всё-таки…»

— Мне всё равно, ухудшится или улучшится ваше впечатление обо мне. Я люблю Стеллу всем сердцем, и она отвечает взаимностью. Поэтому я никаких законов не нарушал, и я никому не позволю очернять нас.

Он собирался идти против течения до последнего вздоха. Ведь он знал, как сильны их чувства.

«Она у меня замечательная. А её улыбка дороже всех сокровищ мира… Нет, никакой это не скандал! И не ошибка! Настоящий рыцарь не потерпит столь наглого вранья в свой адрес и в адрес дамы сердца. Я говорил, что хочу гордо объявить о нашей любви? Говорил. Вот я и не отступлю. И молчать не стану. Не слушают? Это их проблемы, не мои. Плевать мне на их признание. Любовь лжи не терпит и точка!»

Прошло три дня с тех пор, как Комитет по вопросам этики и морали забрал Икки.

Всё это время Стелла пребывала в состоянии крайнего раздражения: постоянно хмурилась, поднимала брови, а от волос то и дело отлетали магические искры — словом, напоминала вулкан перед самым извержением.

Ученики сгорали от любопытства, все хотели подробностей, но боялись подходить.

Даже в столовой, самом людном месте академии, она ела в гордом одиночестве.

Впрочем, сама принцесса на такие мелочи не обращала внимания.

— Стелла-тян, я бы на твоём месте радовалась выздоровлению, а ты места себе не находишь, — весело произнёс Наги Арисуин, садясь рядом.

— О-о, Наги-сама! — Осторожнее! — послышались возгласы. Похоже, фанаты переживали за жизнь своего кумира.

Но, естественно, Стелла никогда не стала бы вымещать злость на друге. Хотя говорила резче и грубее, этого не отнять.

— Ну ещё бы. Ты бы смеялась, если бы всякое отребье писало про тебя такой бред?

Под «такой» девушка подразумевала статью в той самой вечерней газете, где её саму выставили наивной дурочкой, а Икки оболгали и назвали прохиндеем.

Одно воспоминание об этом приводило её в бешенство.

— Это просто ужасно, но ещё хуже то, на каком уровне находятся СМИ в этой стране, — рассерженно добавила Стелла.

— Ня-ха-ха… Вспомнишь солнце, вот и лучик.

С другого бока к ней подсела девушка в очках.

— Кагами…

— Можно к вам?

— Конечно. В самом деле, как-то здесь пустовато.

— Ня-ха-ха. Спасибо, — поблагодарила Кагами Кусакабэ и, поставив на стол поднос с бутербродами, своим ланчем, неловко продолжила. — Конечно, Стелла-тян, ты будешь сердиться. Шутка ли, скандал: принцесса Вермилиона поехала учиться за границу и закрутила там роман с парнем. Но! Этот «скандал», а по факту обычные отношения между двумя людьми, они раздули, не озаботившись взять интервью у самой принцессы. У нас, репортёров, так дела не делаются. А тем временем зреет международный конфликт… Впрочем, в редакциях тоже неглупые люди сидят, информацией они делятся.

— М? О чём ты?

— Понимаешь, я тут вроде как знаменитость — ну, о-очень местного разлива. Подключила связи, провела расследование и выяснила, что Комитет этики оказывает на СМИ сильное давление, заставляет сгущать краски и выставлять «эпизод с принцессой Вермилиона» в негативном свете. И строго между нами. Комитет пригрозил, что лишит их права публиковать «молнии» об официальных боях рыцарей. И КОК в том числе.

— А КОК находится под полным контролем Федерации, отсюда и угрозы… Ясненько.

Запрет на новости-молнии о самом зрелищном мероприятии в мире — это удар ниже пояса. Газетная индустрия может и не оправиться после такого.

Понятно, почему редакции согласились.

«А ещё это доказывает то, что не только Комитет этики, но и сам Ицуки Куроганэ, всерьёз вознамерился лишить Икки статуса рыцаря».

— Даже не верится… — покачала головой Стелла. — Икки — самый обычный ученик! Зачем его отец, директор Японского отделения, поступает столь жестоко?!

«В чём его выгода? Он же не просто порицает Икки, он ещё и подрывает репутацию своей семьи. В чём смысл?»

— Это же его собственный сын. Почему?..

— Потому что таков наш отец, — раздался звонкий, как колокольчик, голос.

Стелла подняла голову и увидела напротив себя сребровласую девушку.

— Такой он человек. Больше мне сказать нечего.

— Сидзуку…

— Если честно, я не понимаю ни ход его мыслей, ни почему он так ненавидит онии-саму. Это выше моих сил. И именно поэтому его действия не вызывают у меня удивления, — холодно сказала Сидзуку, опустила на стол поднос с обедом в японском стиле и села напротив Стеллы.

«Надо сказать ей. Да это трудно, но всё равно надо. Мы с ней не виделись после того боя против Райкири, а тут представился подходящий случай».

— Сидзуку… Прости. За то, что мы молчали.

«Она души не чает в своём брате. Ох, сколько всего она мне сейчас выскажет…»

Но…

— А, не бери в голову, — отмахнулась Сидзуку. — Я и так всё про вас знала.

— Э?

— Я сразу увидела, что на следующий день после дебютного боя онии-самы ваши отношения изменились. А ты, Алиса?

— Хи-хи, я тоже. Это было заметно.

— Ага, я тоже сразу всё поняла~

— У-у… — смутилась Стелла.

«Неужели мы так очевидно флиртовали? Но мы же постоянно прятались от всех. У себя в комнате или в роще…»

— Официальное заявление обязательно подняло бы волну шума, поэтому вы решили подождать до конца Фестиваля, а уж потом открыть карты. Стелла-сан, я понимаю твою точку зрения, и я тоже считаю, что это лучший вариант. Поэтому я вас и не критикую. Давайте лучше думать о том, что делать дальше, — сказала Сидзуку и посмотрела на Кагами. — Кусакабэ-сан, у меня сложилось впечатление, что ты кое-что знаешь о моей семье.

— Ня-ха-ха. Информация — жизнь журналиста. Так что да, кое-что знаю.

— Тогда я спрошу прямо: есть вероятность, что онии-саму исключат?

— Только не сейчас.

— О, даже так?

— Да, Алиса-тян. Ни семпай, ни Стелла-тян не нарушали законов. Я уже говорила, что эти репортёришки сделали огромную ошибку, назвав ваши отношения скандалом и не озаботившись мнением Стеллы-тян. Всё бы давно закончилось на чём-нибудь вроде: «Принцесса Вермилиона закрутила роман на стороне. Ой, а с кем? Ой-ой-ой!» — но они шумят без толку и делают из мухи слона. Конечно, закон не на их стороне. Впрочем, они и сами понимают это, поэтому будут во время слушаний искать, к чему придраться, как бы ещё занизить оценку качеств семпая. Но семпай не дурак и, надеюсь, на их уловки не поддастся. Так что генштаб не одобрит исключение. Федерация вообще исключает рыцарей лишь в том случае, если дело совсем труба.

— Дело труба? Как это? — не поняла Стелла.

— Федерация тянет с исключением учеников и полноценных рыцарей до самого последнего момента. Вспомни того же Курасики-куна из академии Донро.

— А-а.

— Уж насколько он негодяй, а Федерация не преследовала его.

— Какая безалаберность.

— Может, этому есть какая-то причина? — спросила Сидзуку.

— Конечно, — кивнула Кагами. — Исключённый рыцарь в девяноста пяти процентах случаев подаётся в криминал.

Как рыцари-маги, так и ученики добиваются успеха в жизни благодаря своим сверхъестественным способностям.

После исключения лицензия пропадает, а привычка полагаться на магию остаётся, поэтому большинство блейзеров становится на скользкую дорожку.

Это факт, подкреплённый многолетней статистикой.

— Впрочем, тут многое зависит от склонностей человека, но всё-таки бешеный пёс на цепи безопаснее свободного бешеного пса. Федерация считает точно так же, поэтому и хочет держать всех рыцарей под контролем. Практически все страны-участницы разделяют её взгляды и законодательно привязывают всех блейзеров к рыцарству. Наша Япония — одна из немногих, кто ещё не решился на такой шаг. Точнее, общества по правам человека не дают решиться, — Кагами сделала паузу. — Другими словами, лишая рыцаря его статуса, Федерация своими руками создаёт нового преступника, причём неуправляемого. Поэтому она долго разбирает подобные дела. А уж учеников-рыцарей исключают ну очень редко… Однако Комитет этики на этот раз намерен идти до последнего. А они способны на всё. Как же волнуюсь за семпая…

Придирки к словам и поведению во время слушания — это всего лишь характеристика Икки, впечатление, произведённое им на Комитет.

Но если он сдастся и скажет, что ошибся, поступил неправильно, то всё равно что сам сунет голову в петлю. Пустая ложь мгновенно превратится в правду, и чаши весов уверенно склонятся на сторону отчисления.

Акадза и его коллеги будут любыми силами вырывать из Икки признание.

— …

Никто не сказал ни слова.

Слушания проходят глубоко под землёй, куда не проникает солнечный свет.

Там, где властвует Ицуки Куроганэ.

Куроганэ поколениями держат Комитет по вопросам этики и морали в стальной хватке. Можно сказать, это их святая земля.

Икки попал в самое сердце вражеского лагеря.

Конечно, его не будут пытать, как это любила Святая Инквизиция, но существуют миллионы других способов вырвать из человека признание.

«…»

Чем больше Стелла думала об этом, тем больше кошмарных сцен представляла. Из-за этого последние три дня она практически не сомкнула глаз.

«Это всё из-за меня. Я самая обычная девушка. Не достойна даже того, чтобы мною шантажировали Икки, — сожалела она. — Я стала для него бременем, стою у него на пути, а ведь пока он сидит в тёмном подземелье, хагунцы борются за выход на Фестиваль. Это больно и обидно».

— Думаю, нам лучше расстаться… — прошептала Стелла. — Ведь… он страдает из-за меня, из-за простой девушки…

— Стелла-тян!!! — заорал Арисуин.

Принцесса вскинула голову и округлила глаза.

На неё неслась огромная острая сосулька, словно копьё в руках рыцаря.

— !..

Она рефлекторно призвала Платье императрицы и скрестила руки.

Удар был такой силы, что Стелла отлетела назад, пробила головой стену и вывалилась из столовой.

— Кьяа-а-а-а-а-а!

— Ч-что это было?!

Ученики тотчас зашумели.

Стелла ощупала руки и скривилась от боли: похоже, треснули кости.

Её огонь, способный испарить на лету даже пули, лишь растопил кончик сосульки, сделав его не таким острым.

Только один человек в академии был способен сотворить такое заклинание.

— С-Сидзуку, ты чего?! — держась за руки, закричала Стелла.

Сидзуку в вызывающей позе стояла на столе и угрожала ей Ёисигурэ.

– Это ты чего?

«!..»

Принцесса невольно вздрогнула.

Сидзуку не повышала голос, но её глаза горели леденящей душу яростью.

— Ты что, не понимаешь, зачем онии-сама решил участвовать в этом фарсе? Ведь он мог просто молчать, и они слова бы из него не вытянули. Ты сама знаешь, что это никакое не слушание, а инквизиторий. Клоунада, нацеленная на определённый результат. Что бы онии-сама ни говорил, его не будут слушать. Однако он не стал молчать, потому что не мог допустить того, чтобы ваши отношения заклеймили вульгарными обвинениями. Он ценит тебя больше, чем самого себя. Если ты не понимаешь этого и собираешься предать онии-саму… я тебя не прощу.

«Ну да, я оговорилась, причём крупно…»

— Прости, сглупила, — склонив голову, буркнула Стелла.

До сих пор официальные источники не упоминали, что Икки признал свою вину, значит он до сих пор не сдался.

Цель врагов — доказать свои сомнения в профпригодности Икки и лишить его статуса рыцаря. Уж они-то не стали бы молчать, на всю растрезвонили бы об обвинительном приговоре «дураку, который не осознает своих обязанностей».

«”Стелла, я люблю тебя, и я хочу сказать это с гордо поднятой головой”, — вспомнила она. — Сейчас Икки этим и занимается».

Нежные чувства с новой силой вспыхнули у неё в груди.

«Но что делать мне? Как ответить? Ведь должно быть что-то, что могу только я. То единственное. И это…»

— Ох, девочки, постыдились бы крушить школу, — вздохнул кто-то за спиной Стеллы.

Принцесса обернулась и увидела Куроно Сингудзи, которая ловко прокладывала себе путь через толпу учеников.

— И её заодно подлатайте, — проворчала директриса, прошла через дыру и щелкнула пальцами.

Обломки взвились в воздух и, словно на обратной перемотке, заполнили собой пустоту.

Несколько секунд — и как будто ничего не произошло.

— Вот так, — удовлетворённо кивнула Куроно и посмотрела на Стеллу. — Вермилион, надо поговорить насчёт Куроганэ. Пойдём ко мне.

Стелла вошла в кабинет и чуть поморщилась: в воздухе стоял тяжёлый запах сигарет.

Куроно указала на один из двух диванов для посетителей, стоявших вокруг стола, а сама села на другой.

— У нас наметилась серьёзная проблема, — хмуро вздохнула она.

«Директриса выглядит уставшей. Вероятно, ей тоже устроили допрос. Это же она поселила нас с Икки в одну комнату. Ну, сама виновата. Я до сих пор считаю, что совместное проживание парня и девушки — весьма неразумный ход… Ах да, надо кое о чём спросить, пока она не начала».

— Директриса, а что с отборочными матчами Икки? Ему же не присудят техническое поражение за неявку?

— Никогда. Я не допущу этого, даже если на кону будет стоять моя честь. Куроганэ будет сражаться на тренировочной площадке в самом здании Японского отделения Федерации. Соперники будут приезжать к нему в сопровождении одного из учителей, который будет выполнять заодно роль арбитра. Ведь эти просто засудят его, сама понимаешь.

— А можно пойти поболеть за него?

— Исключено. На время слушания все свидания запрещены.

— Полная изоляция, значит…

«Ну, всё не так плохо. По крайней мере, Икки не вылетит с турнира, а то это было бы совсем нечестно и некрасиво. Одной тревогой меньше», — приободрилась Стелла.

— Так о чём вы хотели со мной поговорить?

— А, да. Можно узнать, что думают обо всём этом твои родители?

«М? Почему ей вдруг стало интересно? — удивилась девушка. — Нет, скрывать мне нечего, но всё-таки…»

Стелла рассказала Куроно о том, как она позвонила родителям, и как они отреагировали.

— Мама меня понимает, а вот папа… очевидно, нет. Он был очень зол. Сказал: «Без моего согласия никто не получит мою дочь!»

— Он любит тебя.

— Да, вот только отпускать нас он не умеет. Он был так разъярен, что пообещал приехать в Японию.

— Когда?

— Думаю, недели через три.

— Как раз к завершению отборочного тура… То что надо.

— То что надо? А что надо? — склонила голову набок Стелла.

— Если к нам приедет император Вермилион, слушание прикроют, а запрет на посещение отменят, — объяснила Куроно. — Краснопиджачникам придётся выпустить Куроганэ из своего подземелья, и тогда вы сможете всё спокойно обсудить и прийти к соглашению. Пока не было диалога, все их громкие заявления о скандале — самый обычный трёп. Если сам император одобрит кандидатуру Куроганэ, все злодейские доводы потеряют силу. И тогда уже вопросы будем задавать мы.

— Контратака?

— Ну конечно. Они оклеветали моего ученика на моей же территории. Смерть — это слишком мягкое наказание.

По коже Стеллы побежали мурашки. Она содрогнулась.

«Ох, мы просто сидим и беседуем, но мне уже хочется бежать отсюда без оглядки. Вот она, третья в мировом рейтинге. Говорят, после отставки рыцари размякают. Не в её случае… Но план отличный».

Краснопиджачники из Комитета этики заявляют, что Икки своим разгильдяйством чуть ли не войну спровоцировал. Но, если правитель Вермилиона скажет, что никаких проблем нет, обвинение останется с носом.

«Беда в том… разрешит ли папа нам встречаться».

— У-у, не знаю, не знаю. Когда дело касается меня, он упорно стоит на своём.

«Помню, в средней школе поехали мы с классом в горный лагерь, так он напялил на себя медвежью шкуру и следил за мной. Я тогда спутала его с настоящим медведем и чуть не убила… А потом раскрыла его и второй раз чуть не убила. Вряд ли он примет Икки с распростёртыми объятиями», — схватилась за голову Стелла.

Куроно мягко улыбнулась и с материнской нежностью — а её директриса проявляла крайне редко — сказала:

— Не волнуйся. Он воспитал тебя хорошей, искренней девушкой. Я уверена, он поймёт Куроганэ.

— …

«Абсолютно безосновательно, но… по сути, верно, — посветлела Стелла. — Папа не злой, я очень сильно его люблю. И Икки я люблю. Вот бы они поладили».

— Буду надеяться…

— Ну, ты тоже в стороне не отсиживайся. Дам тебе совет как замужняя женщина: не перекладывай всё на мужские плечи и активно впрягайся в работу до того, как вы разрежете свадебный торт. Возьми инициативу в свои руки и представь Куроганэ своему отцу. Пусть он увидит, как рьяно дочурка защищает своего парня.

— П-постараюсь.

— Хи-хи, уж постарайся… И, если честно, я рада, что ты не унываешь. Так держать.

— Просто мне одна сестрёнка хорошо мозги вправила, — потирая расцарапанную руку, улыбнулась Стелла.

«Да. Достойная девушка служит опорой своему парню, а не сидит у него на шее. Прямо сейчас Икки гордо говорит о нашей любви. Я тоже обнажу клинок и брошусь в бой. Я тоже исполню своё обещание».

Японское отделение Международной федерации рыцарей-магов, десятый подземный этаж.

Икки Куроганэ вошёл в комнату… камеру, где его держали взаперти.

— Еда на столе. Ешь и спи, завтра начало в шесть утра, — бросил через плечо мужчина с нездоровым цветом кожи, вышел и закрыл электронный замок.

Грязная кровать, шаткие стул и стол — вот и всё убранство.

Впрочем, Икки был рад даже такому.

Он глубоко выдохнул, изгоняя усталость, и опустился на стул.

Слушания начинались в шесть утра и длились до одиннадцати вечера.

Краснопиджачники сидели в мягких креслах и менялись четыре раза за день, а вот парень стоял с утра до вечера. Утомление накапливалось медленно, но верно.

За неделю даже Икки, с детства тренировавший своё тело, вымотался.

Но дело было не только в физической нагрузке.

— Как же я соскучился по обычному рису, — простонал он, разглядывая свой ужин: два сухих жёстких батончика.

Судя по информации на обратной стороне упаковки, их калорийность как раз составляла норму взрослого человека, однако Икки, рыцарь и просто растущий организм, страдал от постоянного голода.

Кроме того…

— И как всегда никакой воды.

Его ограничивали в потреблении жидкости.

Вода, которую ему должны были приносить, волшебным образом улетучивалась.

А встроенный туалет не работал уже несколько недель.

Очевидное лишение средств к существованию.

Безусловно, на слушаниях его не поили, но дважды в день — по пути к залу слушаний и обратно — заводили в туалет и душевую, где парень поглощал столько воды, сколько вмещал желудок.

«От такой жизни любой зачахнет. Я сражаюсь один в логове врага, в плотном кольце. Но это ерунда. Я привык к такому. Ведь я всегда был один. Ни на кого не полагался, учился самостоятельно. Так что да, не впервой».

Икки закрыл глаза и вспомнил, как уходил в горы, где его никто не видел, и размахивал мечом.

«Так прошла большая часть моей жизни. Я давно смирился с одиночеством и всеобщей враждебностью…»

Никакие методы Акадзы и его помощников не могли сломить стержень его закаленной воли.

«Продержусь, куда денусь. Тем более рано или поздно император Вермилион захочет видеть меня. Держу пари, он не оставит в покое парня, который посмел посягнуть на его любимую дочь. Дотерпеть до разговора с ним и всё, свобода».

Комитет этики будет вынужден отступить.

«Хотя нет, какая свобода, тогда-то и начнётся вся напряжёнка. Мне придётся получать одобрение отца Стеллы. Это важнейшее событие в моей жизни. Ох, я уже распереживался!.. Но сбегать нельзя! Когда я влюбился в Стеллу, то решил, что больше никогда ни от чего не буду убегать. Так, как бы всё лучше устроить? Может, надеть костюм и причесаться… на пробор? — он представил это и ужаснулся. — Вай! Страх-то какой! Я так на офисного клерка похож!»

Он поспешно стёр из головы собственный образ.

«Но внешний вид не так важен. Главное — это то, как выразить свои намерения. Хитрить нельзя. Так я только подорву доверие. Наверное, лучше встать прямо перед ним и изложить то, что лежит на душе. Надо бы попрактиковаться, да?..»

Хитрить нельзя, но порепетировать всё-таки надо.

Икки прикрыл глаза и вызвал в памяти лицо императора Вермилиона — Стелла как-то показывала ему фотографию отца, и он запомнил.

Это был могучий двухметровый мужчина, величавый, как лев, с густой гривой огненно-красных волос, бакенбардами и бородой.

Парень по крупицам собрал его образ, открыл глаза… и увидел его прямо перед собой.

Конечно, император был ненастоящим — иллюзией, порождённой предельной концентрацией.

Икки воспользовался одной из базовых техник боевых искусств и представил своего вероятного противника, чтобы «обменяться с ним ударами».

Однако чем выше мастерство практиканта, тем реальнее получается образ. Взгляд, пульс, температура — всё это становится практически реальным.

«Я даже слышу, как бьётся его сердце. Он точно иллюзорный?» — засомневался Икки.

— …

Суровый мужчина молчал, лишь сверлил его пристальным взглядом багровых, как и у его дочери, глаз.

Куроганэ ощутил мощное давление, вспотел, а в горле пересохло.

«Если я спасую перед выдумкой, то от настоящего просто сбегу…»

Он сделал глубокий вдох, посмотрел императору прямо в глаза… рухнул на колени и ударил лбом об пол.

— Прошу у вас руку и сердце вашей дочери! — выпалил он.

И…

— Ты не получишь мою дочь, — раздался тяжелый голос.

«Недостаточно серьёзно? Нет, нет-нет-нет-нет. Стоп. Сто-оп. Каким бы настоящим он ни казался, иллюзия останется иллюзией. Она нема. Но кто мне ответил?»

Икки поднял голову.

— Ты никогда не получишь мою дочь, — холодно глядя на него, повторил Ицуки Куроганэ.

— О-о-о… Оте-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ец?!

Какой-то работник принёс стул, поставил его около стола и удалился.

Ицуки сел на этот стул, Икки нервно опустился на свой.

— …

— …

Минут пять они сидели в тишине.

«К-как-то неуютно… — подумал Икки, чувствуя, как по спине катятся холодные капли пота. — Ну да, мы с ним не виделись с моего пятого дня рождения. Я был совершенно не готов к такому. Вот о чём теперь говорить, как на него смотреть? Хотя нет, важнее то, зачем он пришёл сейчас?»

Он взглянул на каменное лицо отца и уже открыл было рот…

— Икки, — проговорил Ицуки.

— Д-да? — вздрогнув, сорвавшимся голосом выпалил тот.

Его сердце пропустило удар.

«О чём… пойдёт речь? Я очень мало с ним общался, поэтому даже направление предсказать не…»

— Ты любишь Сидзуку как девушку?

— Бфх!

— И думать забудь. Это инцест. Ваши дети будут уродами, не говоря уже об этической стороне вопроса…

— С-стой-стой-стой! Я просто репетировал встречу с родителями Стеллы! Конечно, я люблю Сидзуку, но как сестру и только!

— Ясно. Тогда ладно.

«Ух, это было опасно. Отец у меня тот ещё. На полном серьёзе читал мне нотацию. Ну, хотя я встретил его не самым однозначным способом…»

Как бы там ни было, напряжение между ними немного ослабло.

Икки собрался с силами и спросил:

— М-м, отец, зачем ты пришёл?

— Захотелось. Я в любую минуту могу повидаться с сыном, стоит только сесть в лифт. Так почему бы и нет?

— А, понятно.

«Не пойму, правда это или нет. Отец всегда хмурится, поэтому по его глазам прочесть что-нибудь невозможно… Стоп, а это что?»

Сердце забилось быстрее.

Кровь прилила к щекам, кожу начало покалывать.

«Неужели я… радуюсь?» — анализировал свои чувства парень.

В конце концов, они не виделись целых десять лет.

Ицуки ровным тоном продолжил:

— Смотрю, дела у тебя идут в гору.

— О-о чём ты?

— О результатах отборочного тура в Хагуне. Насколько я знаю, ты одержал шестнадцать побед и ни разу не проиграл.

— А, да… Семнадцать, если считать вчерашний бой здесь.

— И противники тебе доставались не самые слабые… Я впечатлён.

— Э…

«Я не ослышался? Неужели он… похвалил меня?»

Икки отказывался верить своим ушам.

Его охватило необъятное чувство радости.

Наконец-то он увиделся с отцом и услышал его голос.

Конечно, Икки до сих пор любил его, и поэтому ответил Стелле: «Я до сих пор надеюсь, что когда-нибудь мы найдём общий язык».

В любом случае, Ицуки был и оставался его отцом.

Ребёнок не может ненавидеть своих родителей, как бы те его ни презирали, как бы ни измывались над ним, как бы ни ненавидели.

Икки не был исключением.

«Я знаю, что отец стоит и за слушанием, и за заключением, но всё же… Он смотрит на меня, разговаривает со мной. Как тут не радоваться? Неужели… сейчас он признает меня? Услышу я “ты ни на что не годен, вот и не высовывайся” или всё-таки что-нибудь другое?»

— М-м, отец… — неуверенно начал Икки.

— Что?

— Понимаешь… Я-я изо всех сил… учусь, постигаю новое. Мой ранг по-прежнему F, но… но я уже одержал победу над сильными блейзерами и ни разу не проиграл. Я уже не тот, каким был в детстве. Я больше не слабый. Я столько тренировался... Мне кажется, я стал намного сильнее, и больше не буду позором нашей семьи. П-поэтому… Поэтому…

Голос предательски дрогнул. Икки призвал всю свою смелость, сделал глубокий вдох и спросил:

— Если я одержу победу в Фестивале искусства меча семи звёзд, ты… признаешь меня?

Ицуки немного помолчал и наконец ответил, опустив взгляд:

— Так вот в чём дело… Я никогда не понимал, почему ты отдалился от меня. Но теперь всё прояснилось. Ты думаешь, что я не признаю тебя, потому что ты слаб.

— Да, — кивнул Икки.

«Конечно, я ушёл из дома не только поэтому, но это было одной из причин. Сейчас я стал сильнее, значит…»

— Значит, ты глубоко заблуждаешься. Я всегда считал тебя своим сыном.

— Э… — округлил глаза Икки.

Он ожидал услышать всё, но только не это.

«Что? Всегда?»

— Э-это неправда!

— Нет, правда. Иначе я не пришёл бы к тебе.

— Н-но… отец, ты же сам говорил, что у меня нет качеств блезйера, что меня поэтому не обучают боевым искусствам, которые изучают даже дети из побочных ветвей рода.

Икки до сих пор помнил, как его притесняли.

Ицуки запретил обучать его, и все остальные ополчились на мальчика как на того, кого ненавидит глава рода.

Даже сейчас от воспоминаний о тех боли, горечи, одиночестве к горлу подкатывал неприятный комок.

— Но если признавал, то почему обращался не так, как со всеми?!

— Тебя никто не учил, поскольку в этом не было нужды. Бесталанному человеку ни к чему отдельные техники. Ни учитель, ни ученик не вынесут пользы, — не поведя и бровью, ответил Ицуки. — Нет, хорошо, если не вынесут пользы. Гораздо хуже будет, если посредственная сила приведёт к посредственным результатам. Как в твоём случае.

«?!»

— В-в каком смысле? — слабо проговорил Икки.

Ицуки прикрыл глаза и тяжело, словно роняя свинцовые шарики, объяснил:

— С давних пор, ещё когда рыцарей-магов называли самураями, наш род объединял в себе блейзеров Японии. Это наш долг. Однако собрать рыцарей под одним знаменем — задача не из лёгких, ведь каждый из них обладает сверхъестественной силой и считает себя выше остальных. Чтобы загнать их в определённые рамки, то есть включить в систему, необходимо создать очевидную иерархию и разделить рыцарей по каким-либо критериям, например, способностям, чтобы каждый осознавал свою роль в системе и поддерживал порядок. Это очень важно. Система — это механизм, состоящий из больших и маленьких шестерёнок, но, чтобы они крутились в должном темпе, необходимо, чтобы все понимали, какое место занимают в системе, и действовали согласно правам, которые дарует их статус. Каждый — и на вершине иерархии, и у её основания — играет свою роль. Тот, кто ниже, не должен презрительно смотреть на того, кто выше, и думать: «Я лучше него», — тем самым забывая о своих обязанностях… Икки, ты нарушаешь работу механизма. Если ты, «ни на что не годный» парень, сделаешь что-то, то породишь в низших слоях пустую уверенность. Слабые самонадеянно подумают, что тоже на что-то способны, и перестанут исполнять свою роль. Зубцы шестерней сломаются, а вместе с ними наступит крах всего механизма. Безусловно, рыцарский ранг — это не абсолютный показатель, но общую картину он отображает верно. Исключений чрезвычайно мало. Поэтому мы должны беречь наш механизм. Поэтому я сказал тебе: «Ты ни на что не годен. Вот и не высовывайся».

Монолог закончился.

Ицуки рассказал, что стоит за всеми его действиями.

Икки впервые понял, кем был его отец.

Он исполнял роль, возложенную на него родом Куроганэ, и принуждал всех — и себя в том числе — к повиновению суровым законам нынешней системы.

Вот кем был Ицуки Куроганэ, рыцарь-маг, известный под именем Железнокровый.

«Однако…»

— Погоди… секунду…

«Получается…»

— То есть ты сказал мне не высовываться не потому, что я стал бы позором семьи?

— Нет, конечно. Семья — это мелочь. Куроганэ — хранители мира среди рыцарей Японии, поэтому те, кто ни на что не годен, должны ими оставаться… Икки, ты сказал, что хочешь моего признания. В таком случае… немедля откажись от статуса рыцаря.

— !..

— Ты ни на что не годен, и ты ничего не должен предпринимать. Я хотел этого раньше, я хочу этого сейчас.

С каждым словом Икки всё больше и больше убеждался, что Ицуки не шутил, но отказывался в это верить.

«Тогда… кем он меня считает? Отец говорит, что не испытывает ненависти, но теперь… лучше бы он просто ненавидел меня из-за отсутствия таланта».

Как он хотел, чтобы так оно и было.

Однако реальность диктовала свои правила.

Ицуки ничего не ждал от него, ни на что не надеялся.

«Это… просто ужасно…»

Это не ненависть или презрение. Это просто безразличие.

В каменном сердце Железнокрового не было места доброте или неприязни.

Внутренности Икки сжала и перекрутила ледяная рука.

— !..

— М? Что с тобой? Ты чего ревёшь? — увидев слёзы на глазах сына, удивился Ицуки.

В этот момент Икки понял, как сильно он хотел того, чтобы их с отцом что-то связывало, хотел, чтобы когда-нибудь они наконец-то поняли друг друга.

Однако…

«Ага, точно… Он даже не понимает, почему я плачу. Между нами всегда находилась непреодолимая пропасть».

Парень ощутил, как внутри него что-то хрустнуло и откололось.

Точный механизм — человек по имени Икки Куроганэ — начал ломаться.

— …

Больше Икки ни на что не реагировал, просто стоял, опустив голову, и всхлипывал.

Ицуки пожал плечами, встал, вышел из комнаты и поднялся на лифте в свой кабинет на верхнем этаже.

Внутри его ждал полный мужчина в красном костюме.

— До-обрый день, глава. Или уже вечер?..

— Акадза?

— Ну-у, как он там?

— Непонятен как и всегда. Хотя и не в такой степени, как его старший брат Ома.

— О, я говорю не о его характере. Как его здоровье, не ухудшилось?

— А должно было?

— Н-хи-хи-хи. Ну, понимаете, мы немно-ожечко схитрили и накачали его еду веществом, которое расстраивает работу тела и разума.

— Сывороткой правды, наследием военной полиции? Вы прибегли к весьма грубому методу.

— Мы, как и вы, прекра-асно осведомлены о его упрямстве. Мы и не думали, что сломим его волю слушаниями. Они лишь повод, чтобы держать его взаперти. Пока что всё идёт по плану. А после встречи с императором Вермилионом…

— Можешь не продолжать. Я и сам в курсе ситуации, — заткнул его Ицуки. — Всё в твоих руках. Разрешаю задействовать любые методы, однако ошибок я не прощу. Делай что хочешь, но чтобы Икки был исключён.

— Как вам будет угодно, н-хи-хи-хи. Смотрите и наслаждайтесь зрелищем, — сказал Акадза и вышел.

Оставшись в одиночестве, Ицуки внезапно перевёл взгляд на стену, где висели фотографии предыдущих директоров.

Больше половины из них носили фамилию Куроганэ.

«Наш род всегда хранил верность долгу. Я, его нынешний глава, неотступно следую ему. Я воплощаю собой идеал для большинства. Так на моей территории должен жить каждый. И тогда большинство людей будут счастливы, — думал Ицуки — Мало кто способен отвергнуть своё бессилие, как это сделал Икки. Уверенность в своём никчёмном таланте, в пустых стремлениях приносит только вред ему и системе. Значит, он не нужен. Моя система обойдётся без него. Я избавлюсь от него любым способом, и родство не должно стать помехой. Таков мой долг».

Железный порядок превыше всего — так гласил единственный девиз Железнокрового Ицуки Куроганэ.

Всегда.

С начала слушания прошло десять дней.

Икки вышел на тренировочную площадку в Японском отделении Федерации, чтобы провести восемнадцатый бой отборочного тура.

Против него сражался какой-то безымянный рыцарь Е-ранга.

Судила матч классный руководитель Икки Юри Орэки.

Сидзуку заранее расспросила Кагами и прождала учительницу у ворот академии до самого вечера. Безусловно, Наги всё это время был вместе с ней.

Юри вернулась одна.

— Орэки-сэнсэй, онии-сама… как он? Победил? — подбежав к ней, спросила Сидзуку.

— Э? А… Да, — рассеянно ответила Юри. — Безоговорочная восемнадцатая победа.

Арисуин не преминул полюбопытствовать, в чём дело:

— Вас что-то тревожит?

Юри заколебалась. «Не стоит их тревожить понапрасну. Однако сестра Куроганэ-куна имеет право знать правду».

— Если честно, Куроганэ-кун тяжело заболел.

— Онии-сама?

— Да. Он очень бледный, и мне крайне не нравится его кашель. Но, несмотря на это, он победил без особых проблем.

Сидзуку и Наги переглянулись.

— Может, он заразился от Стеллы-тян?

— Не исключено.

Они оба слышали, что в Окутаме Икки попал под ливень и промок насквозь.

Слушания тоже наложили свой отпечаток, вот организм и не выдержал.

Но…

— Нет, думаю, дело в другом…

Юри отлично разбиралась в болезнях и заметила, что Икки не просто болел физически.

— Сэнсэй?

— Нет, пустяки. Простите, мне нужно зайти к директрисе, — ответила она и решительно зашагала вперёд.

«Вот об этом им, ученикам, незачем знать. И я не хочу, чтобы Сидзуку беспокоилась ещё сильнее…»

Но умные ребята и так многое поняли.

— Орэки-сэнсэй определённо хотела что-то сказать.

— Сэнсэй прекрасно осведомлена обо всех болезнях. Скорее всего, она заметила у Икки какие-то особые симптомы.

— Симптомы… не простуды, да?

— Возможно, его чем-то травят.

По спине Сидзуку побежал холодок.

Она знала, что отец и его приспешники были способны на всё.

— Онии-сама… прошу, не сдавайся…

«Мне не пробраться в те подземелья и не дотянуться до него. Я могу лишь молиться. И копить гнев на них».

— Э! А ну не спать! — пропитым голосом заорал Икки на ухо один из членов комитета — мужчина в круглых очках и с жидкой чёлкой — и плеснул ему в лицо водой из стакана. — Каков наглец, а?! Спит посреди слушания!

«Ния… Ния… Ния…» — повторяло эхо, играясь со звуком в узкой комнате.

Однако Икки казалось, что на него кричат откуда-то издалека.

«А-а… Снова уснул?»

Слушание длилось уже две с половиной недели.

Усталость достигла критической отметки.

Долгое заключение, повторяющиеся по кругу вопросы и ответы, слова, произнесённые в пустоту — всего этого было достаточно, чтобы сломить человека.

Вдобавок ко всему последние несколько дней Икки страдал от приступов кашля и высокой температуры.

Лёгкие просто отказывались работать.

При каждом вдохе грудь пронзала нестерпимая боль.

Из-за постоянного кислородного голодания голова практически ничего не соображала.

В худшем случае Икки подхватил воспаление лёгких, причём прогрессирующее.

Он бы давно побежал в больницу, да Комитет этики не разрешал.

— Хмф, при малейшей трудности притворяешься больным? А ты то ещё отродье.

Краснопиджачники окончательно загнали парня в угол.

Они ни на секунду не оставляли его в покое.

— Итак, продолжим. Поговорим, о вашем тайном договоре с директрисой Сингудзи. Предыдущий директор академии признал твои способности неудовлетворительными, однако ты заключил соглашение с директрисой Сингудзи и продолжил учиться. Мы считаем, что здесь кроется проблема этического характера…

И так снова и снова, снова и снова…

Прошлый директор Хагуна выдумал некий «критерий пригодности» и по его результатам запретил Икки посещать занятия. В результате его из-за неуспеваемости оставили на второй год.

Одно слово — вздор.

И краснопиджачники знали об этом, ведь это Комитет отдавал приказы тому директору.

Но они не слушали ответов, только забрасывали Икки вопросами и высказывали нескончаемые подозрения.

«Каков бунтарь… Впечатление ухудшилось…» — повторяли они.

Икки пока не поддавался чувству обречённости и пытался возражать. Однако на этот раз…

— А, кха! Кхо-кхо!

Он закашлялся и упал.

— Ты что творишь?! Почему садишься без разрешения?! Ты бесхарактерный слизняк!

— Гх!..

Очкастый наступил ему на затылок и с силой вдавил голову в пол.

Пахнуло железом, на плитки закапали красные капли.

«Как я жалок…» — усмехнулся Икки своему состоянию.

Он давно подозревал, что заболел не на ровном месте. Похоже, в еду добавляли какой-то наркотик.

Однако он не поддался бы пагубному влиянию так быстро, если бы не одно обстоятельство.

Разговор с Ицуки.

Икки всегда верил, что, как бы холодно отец к нему ни относился, их по-прежнему связывала тоненькая ниточка родственных уз.

Но Ицуки предал его надежды, и парень сломался.

А сломленный разум оказался не в силах поддерживать заражённый организм.

Стоит только один раз споткнуться, и уже не сможешь подняться.

Тело и разум Икки падали в тёмную бездну.

Парень был лишь тенью прежнего себя.

— Ну-ну, не сердись на него, — внезапно вступился Акадза и отогнал очкастого, а затем прищурился, гаденько улыбнулся и склонился над Икки. — Н-хи-хи-хи. Похоже, тебе очень плохо-о.

— …

— Ну, ничего удивительного, наше слушание действительно подзатянулось. Я хочу, чтобы ты понял: мы стараемся найти доказательства того, что ты достоин зваться рыцарем… Однако-о в нашем деле нет никакого прогресса. И знаешь, у меня появилась одна блестящая идея. Ты раз и навсегда заткнёшь тех, кто сомневается в тебе, если… Ну, хочешь узнать, что-о нужно сделать? Хочешь, а-а?

«Уверен, ничего хорошего он мне не предложит. Но спросить надо, иначе мы так и будем топтаться на месте», — подумал Икки и, кашляя выдавил:

— И что… же? Кха! Кха-кха!

Акадза удовлетворённо кивнул и продолжил:

— Н-хи-хи-хи. Ничего сверхъесте-ественного. Икки-кун, ты же знаешь, что рыцари традиционно прокладывают путь в жизни мечом, да? Так почему бы нам не последовать этому древнему обычаю?

«Обычаю?»

— Я клоню к тому-у, что конфликт разрешится согласно результату завтрашнего отборочного матча.

«Согласно результату… А-а, понял».

— Дуэль… с представителем?

— Именно. Во все времена рыцари разрешали все споры дуэлями. Это наш извечный неписанный закон. Какой бы абсурдной, нелепой или нелогичной ни была точка зрения победителя, общественность примет её. И Федерация переняла этот закон. Согласись на дуэль, покажи свою силу и возьми победу — и тогда никто не будет сомневаться в твоём рыцарстве. Это шанс, так сказать, восстать из пепла. Ты же не упустишь его? Да?

— То есть если я завтра одержу победу… вы оставите меня в покое?

— Коне-е-ечно. Безусло-овно… Завтра ты должен сражаться против третьегодки Е-ранга… Но, если честно, победа над низкоранговым рыцарем не принесёт должного результата. Никто не примет твою победу. Противник должен соответствовать масштабу дуэли.

«Так и знал…»

— Кхе… И кто же… будет вторым?..

Акадза улыбнулся еще шире и назвал имя убийцы:

— Мы, Комитет по вопросам этики и морали, предлагаем председателя вашего студсовета, Райкири Тодо Току.

Первая в рейтинге Хагуна и четвёртая — на прошлом Фестивале.

Она ни при каких обстоятельствах не будет жалеть его.

«Сейчас я, ослабленный, с огромной вероятностью проиграю ей. Можно ведь не соглашаться. Всё равно когда-нибудь я встречусь с отцом Стеллы и поговорю с ним начистоту. Надо только продержаться, и тогда все они останутся ни с чем. Кроме того, этот вызов — оскорбление для Токи».

Однако…

— Ах да, кстати, император Вермилиона уже в Японии. Мы немножечко поторопили события и сообщили ему, что ваша дуэль состоится. А-ах, нет нам прощения! Но император заинтересовался грядущим бо-оем. Уверен, он не отдаст свою дочь тому, кто не пройдёт столь лёгкий тест! Такие дела-а, о да. И если ты не примешь вы-ызов, то, м-м, оставишь о себе не лучшее впечатление, о да.

Акадза педантично обрубил все пути к бегству.

«Ну понятно. Они с самого начала планировали такой исход. Слушание — просто повод для изоляции. Естественно, они не считали, что их “линчевание” возымеет эффект. Они просто подводили меня к этой дуэли».

— Конечно, ты примешь бой, как и подобает мужчи-ине, да?

— …

Дуэль стирает границы между логикой и неразумностью, правосудием и беззаконием.

Всё поставлено на результат.

Такова древняя рыцарская традиция.

Одна ошибка — и он злодей без будущего.

«Жестоко. Риск велик, а пользы никакой. Ведь если я выиграю, то, по сути, верну свою законную свободу. Однако…»

— Ладно. Я согласен, — кривясь от боли, проговорил Икки.

Что ещё он мог ответить с сложившейся ситуации?

— А-ха-ха! А-ха-ха-ха-ха! Великолепно! Великолепно! Так и надо! Н-хи-хи-хи! Вот это по-мужски! Все слышали? Слышали, что он сейчас сказал? Вердикт вынесет завтрашняя дуэль! Всё решит меч, как и гласит наша стародавняя традиция! И приговор обжалованию подлежать не будет!.. Итак, наше слушание объявляется закрытым!

Осаждённый Бездарный рыцарь решился на сверхотчаянный бой против Райкири, непревзойдённого мастера ближнего боя.

Более того, он решился на бой, будучи истощённым болезнью.

На карту поставлено всё…

Икки вспомнил слова Утакаты: «Вы несёте на плечах разную ношу».

Да.

Тока несла на хрупких плечах колоссальный груз желаний и надежд, которые принадлежали не только детям из приюта.

Четвёртый по силе рыцарь Японии… Многие восхищались ею.

Сможет ли Бездарный рыцарь одолеть столь благородного человека?

Сможет ли проложить себе путь в будущее, держа в руках пустой, никчёмный меч, на который не надеется даже его собственный отец?