Глава 23

Почему, когда Лиланд обнимал неправильную женщину, все его чувства твердили о том, что это правильно?

После того, как мисс Риджмонт и ее компаньонку отнесли в их комнаты объединенными силами экономки, няни, двух лакеев и дворецкого, и после того, как Большой Холл протерли швабрами и восстановили его средневековое великолепие, Грейс-Энн разразилась слезами. Она просто не смогла сдержаться.

А его светлость не смог сдержаться, чтобы не принять вдову в свои объятия и не успокоить ее абсурдные всхлипывания и извинения насчет того, что она испортила его чудесный прием гостей. Все, что она когда-либо хотела – это маленький коттедж для себя и детей, прорыдала Грейс-Энн в рубашку герцога, пока Кроу старательно изучал слегка помятых рыцарей. Сквозь рыдания она проговорила, что никогда не хотела водить знакомство с напыщенными лордами и украшенными кружевом леди. И посмотрите, что из этого вышло, когда она с ними связалась.

– А вышло то, Грейси, что два бесенка решили напроказить, а нежные чувства двух леди оказались задеты. Вот и все, – ответил Уэр, стараясь придать голосу как можно меньше напыщенности. – Они оправятся от этого, так же, как и вы, моя девочка. А теперь, осушите глаза, иначе Кроу подумает, что каждая женщина при встрече со мной ударяется в слезы.

Грейс-Энн приняла носовой платок, который он держал, хотя в ее кармане лежал собственный отличный квадрат полотна, и извинилась перед сэром Кросби.

– Все это из-за волнения, я уверен, – галантно уверил ее Кроу. – Не берите в голову.

Грейс-Энн отправилась приводить в порядок внешность перед тем, как прибудут остальные гости, а Лиланд отвел Кроу в библиотеку для глотка крайне необходимого бренди.


Глядя в зеркало наверху, Грейс-Энн поняла, что испытала большее потрясение от объятий герцога и его нежных слов, чем от остальных событий этого дня. В его объятиях ей было так уютно, так спокойно – и он ни в малейшей степени не был надменным! Грейс-Энн даже подумала, что может – нет, она уверена, что это так – нравиться Уэру! И ох, сама Грейс-Энн была смертельно испугана тем, что герцог нравится ей в ответ, несмотря на его непреклонную гордость, властную нетерпимость и недоверие к ней.

Грейс-Энн знала, что должна рассказать ему правду о Пруденс, Лайаме и Нине – ради малышки, говорила она себе, но если откровенно, то она знала, что ей придется рассказать ему ради себя самой. Ей придется проглотить собственную довольно значительную гордость или сожалеть до конца жизни о том, что позволила Лиланду плохо думать о себе.

Грейс-Энн решила, что расскажет ему все, как только уедут гости – если только к этому времени он уже не сделает предложение мисс Риджмонт. Но это будет глупо. Как только герцог посватается к этой леди, признание Грейс-Энн окажется запоздалым. Она никогда не узнает ответ на вопрос «что, если…». Она обязана выяснить это раньше – ради них обоих.


Лиланд тоже был потрясен. Проклятие, как только Грейс оказалась в его объятиях, ему захотелось никогда не отпускать ее. Если бы рядом не стоял Кроу, то Уэр поцеловал бы ее, пригладил волосы, приласкал – сделал все, что в его силах, чтобы увлечь Грейс-Энн наверх в его комнату или в библиотеку на медвежью шкуру. Ему было все равно. Но это было нечто большее, чем вожделение. За свою жизнь герцог повидал множество женских слез, но рыдания Грейс почти разбили его сердце. Он сразился бы с монгольской ордой ради того, чтобы она никогда больше не плакала. Черт побери, должно быть, он и в самом деле неравнодушен к этой невозможной женщине!

Как, спросил себя Лиланд, какого черта смог он влюбиться в женщину, рожденную в благородной бедности? Конечно, в большинстве аспектов Грейс-Энн казалась леди до кончиков ногтей. Но как он мог влюбиться в женщину, которая отвергла предложение стать его любовницей, чтобы родить незаконного ребенка от тренера лошадей? Как он мог думать о том, чтобы сделать такую особу своей герцогиней? Уэр не мог. Он не думал и не будет думать об этом.

Он просто предоставит мисс Риджмонт больше возможностей, чтобы продемонстрировать свои лучшие качества.


Этим вечером Элинор пребывала на высоте, сверкая, как и ее бриллианты, среди остальных гостей. Она потрясающе выглядела в красном атласном платье, один длинный черный локон спускался по белоснежному плечу. Девушка смеялась и флиртовала, напоминая бабочку.

Грейс-Энн в сдержанном коричневом бархате и жемчугах Тони напоминала моль. Она сидела с мисс Петтибоун и мамашами других гостей, как заметил Лиланд. Вдова держалась вежливо и дружелюбно с молодыми франтами и Кроу, не поощряя их держаться возле пожилых дам. Лиланд был рад, что она не завлекает своими прелестями никого из его друзей, но какого дьявола она причисляет себя к компаньонкам? Черт побери, Грейс-Энн не могла быть намного старше Элинор. Ей тоже нужно немного веселья в жизни.

Так что герцог предложил танцы – неформальные, разумеется. К счастью для его намерений в отношении мисс Риджмонт, Грейс-Энн вызвалась играть для них на фортепиано, пока лакеи скатывали ковер. К несчастью, Лиланд ощутил острое разочарование из-за того, что не сможет снова подержать вдову в объятиях.

Элинор танцевала превосходно, легко и изящно. При этом она была остроумна, со знанием дела беседовала о книжных новинках, о поэмах и театральных постановках, когда это позволяли фигуры танца. Да, из нее получится отличная хозяйка дома.

Однако хозяйка поместья из нее выйдет не такая хорошая. Перед тем, как они расстались на ночь, Лиланд пригласил всю компанию следующим утром отправиться вместе с ним собирать зелень, чтобы украсить Большой Холл. Мисс Риджмонт весело рассмеялась и заявила, что никогда не покидает своей спальни до полудня, и определенно не станет таскаться по лесам, портить свои ботинки и цвет лица. И вообще, у остролиста есть колючки, не так ли?

Никто не скучал в ее отсутствие, меньше всех Уэр, который со всеми остальными следовал за своими подопечными и их собакой из одного конца поместья в другой, а за ними ехали фургоны и тележки, куда они складывали охапки плюща, еловых веток и омелы. Многочисленные смешки со стороны юных леди подсказали герцогу, что он не должен забыть об омеле. Они пометили две большие ели в качестве Рождественских деревьев, чтобы лесорубы поместья срубили их, и сумели отыскать огромную колоду, которая, по мнению близнецов, будет гореть все двенадцать дней рождественских праздников.

Смеющаяся, счастливая, розовощекая группа вернулась обратно в замок. Лицо Грейс-Энн сияло больше, чем у остальных, заметил Уэр, пока она шагала рядом с ним, держа близнецов за руки и разучивая с ними слова нового рождественского гимна.

Но мисс Риджмонт тоже представляла собой очаровательное зрелище, позируя в окне комнаты в стиле Адама с мольбертом на коленях и акварельными красками. Как сообщила Элинор с самоуничижительным звонким смехом, она пыталась запечатлеть восхитительный вид на сады с подстриженными деревьями в качестве подарка хозяину дома. Мисс Риджмонт и в самом деле обладала талантом, согласились все присутствующие, даже мальчики, которые пробрались в комнату посмотреть на картину прежде, чем подняться в детскую на ленч.

Герцог настоял на том, чтобы завтра она сделала еще одну попытку. Элинор так талантлива, что он уверен – следующая картина будет еще лучше. Что касается подарка для него, то приятно, что она подумала об этом. Конечно же, Лиланд заплатит за новое платье.

После ленча все снова собрались в Большом Холле, чтобы превратить горы зелени в венки, гирлянды и шарики из омелы. Грейс-Энн и Мильсом вернулись с чердака с лентами, колокольчиками, подставками для свеч и стеклянными украшениями, а лакеи принесли лестницы, ножницы, тесемки и горячий пунш.

Слава Богу, что мальчики заснули, истощив силы во время утренней прогулки. Так что Грейс-Энн смогла сосредоточить свою энергию на том, чтобы убедить пожилых леди продемонстрировать навыки шитья и плетения, иначе они не получат достаточно количества гирлянд. Ей также пришлось уговаривать юных леди, что вполне достаточно трех шариков из омелы, а Кроу и других джентльменов – что в их задачу входит вовсе не опустошение чаши с пуншем, а подъем по лестнице и развешивание гирлянд и омелы. Что, конечно же, неизбежно повлекло за собой все то же хихиканье со стороны юных леди.

Большой Холл наполнился рождественским весельем, за исключением угла, где торжественно восседала Элинор, указывая герцогу Уэру, куда именно нужно повесить ее шарик из омелы. Нет, проход под аркой – слишком высоко, каминная полка – слишком низко. Творение мисс Риджмонт представляло собой массивное украшение из переплетенных веток, лент, яблок и свеч, которое она бесстыдно вынудила сделать мисс Петтибоун. Уэр мирился с ее диктаторским поведением так долго, сколько смог, в качестве возмещения за утраченную картину, хотя ему не терпелось присоединиться к остальным смеющимся и поющим гостям. Он мог слышать, как мелодичный голос Грейс запевает один рождественский гимн за другим. Конечно, подумал Лиланд, она ведь привыкла управлять церковным хором. Он задумался, не скучает ли Грейс-Энн по этому занятию.

Вскоре Грейс-Энн побудила петь всех, даже глухую бабушку мисс Эштон-Хайет. Лиланд решил, что его собственный голос не так уж плох. Наконец, он подозвал Кросби Фэншоу:

– Вот, старина, ты лучше меня сумеешь посоветовать мисс Риджмонт, куда поместить ее украшение. Боюсь, что я не обладаю изысканным вкусом, которого у вас в избытке.

Герцог оставил двух самых элегантных людей в комнате спорить над расположением этого уродства и с облегчением выдохнул. Затем задумался, что не должен испытывать облегчение, оставляя компанию будущей невесты.

Этим вечером юные леди выступали в музыкальной комнате с обычным набором пьес немецких композиторов, чтобы вызвать обычные вежливые аплодисменты. Затем мисс Риджмонт заняла место в передней части комнаты, пока два лакея вытаскивали вперед арфу. Лиланд мысленно застонал, но черт бы его побрал, если девица не сыграла божественно. И она была готова к тому, чтобы подражать ангелам, надев белое атласное платье с сетчатой верхней юбкой. Мисс Элинор выглядела, словно с картинки. И как долго она играла! Аплодисменты Уэра были совершенно искренними, когда пьеса закончилась.

Затем он снова застонал. Грейс-Энн осталась единственной леди, которая еще не выступила. Лиланд знал, что у нее приятный голос, и что она умело играет на фортепиано, но ведь у нее не было планового обучения, как у других. Вслед за великолепным выступлением мисс Риджмонт вдова, хм, будет выглядеть незначительно, словно дочь бедного викария среди потомков пэров и отпрысков графов.

Грейс-Энн, казалось, догадалась об этом и смущенно улыбнулась.

– Я не могу надеяться на то, чтобы превзойти замечательные выступления, которые мы слышали сегодня вечером, но, возможно, вам будет интересно услышать то, что наши храбрые солдаты на Полуострове слышали во время святок. – Она взяла испанскую гитару из-за фортепиано, настроила ее, а затем начала петь испанский рождественский гимн. Почти никто из аудитории не мог понять слов, но все они слышали любовь и радость в этом послании, когда голос Грейс-Энн пел о радости этого праздника. Мисс Петтибоун утерла слезу. После еще одной песни Грейс-Энн опустила инструмент, переместилась к фортепиано и к «Adeste Fidelis [27]», призывая всех остальных собраться вокруг и подпевать.

У Лиланда комок застрял в горле.

На следующий день он решил дать еще одну попытку материнским наклонностям мисс Риджмонт. Близнецы могли вести себя немного, гм, буйно, признал герцог, так что после ленча он отправился в детскую взять Нину, пока все остальные юные леди вместе с Грейс-Энн пошли в деревню пройтись по магазинам. Джентльмены довольствовались бильярдом, а пожилые леди отдыхали. Мисс Риджмонт осталась в замке, заявив, что у нее болит голова, но на самом деле испытывая презрение к сельским лавкам. Кроме того, она надеялась провести немного времени наедине с его светлостью.

Герцог явился не один. Няня предупредила, что у мисс Нины режутся зубки и поэтому она склонна капризничать, но Уэр проигнорировал ее совет.

– Моя драгоценная niсa всегда вела себя с кузеном Лиландом как идеальная леди, не так ли, сладкая крошка? – Он пощекотал малютку под подбородочком, и в ответ она улыбнулась, пуская пузыри.

Девочка все еще улыбалась, когда герцог передавал ее обратно няне Спрокетт, но даже самый преданный опекун не смог бы заявить, что от нее пахнет чем-то сладким. Еще одно платье мисс Риджмонт придется сжечь. А уши Лиланда горели от ее упреков.

Что ж, это ведь не ее дети, размышлял Уэр. Нельзя ожидать, что женщина станет прижимать к груди любого младенца, не так ли? И такая леди, как Элинор, не должна быть так же хорошо осведомлена насчет младенцев, как Грейс-Энн. Боже, он надеялся, что это так. Тем не менее, Лиланд вспомнил, как вдова вела себя в прошлом году, помогая детям исполнять роли во время представления, довязывая эти бесконечные варежки. И она держала на руках каждого из младенцев его арендаторов во время «дня подарков», вспомнил он, разделяя их материнскую гордость. Ад и проклятие, герцог не испытывал такого замешательства с тех пор, как был зеленым юнцом.

Одну последнюю попытку, вот что он предоставит мисс Риджмонт. Тест на омелу, посмеиваясь про себя, назвал его Лиланд. Он был убежден, что Элинор привыкнет к детям, как только у нее появятся собственные, но если она будет уклоняться от поцелуя, как его первая жена, или пассивно стоять, как вторая, то Уэр скорее назовет Уилли своим наследником и покончит с этим.

Герцог поймал Элинор под омелой следующим днем, когда никого не было поблизости, что оказалось нетрудным делом, потому что мисс Риджмонт, кажется, становилась туда каждый раз, когда он оказывался рядом.

Лиланд, смеясь, заявил о праздничных радостях, перед тем, как коснуться ее губ целомудренным поцелуем. А затем, когда Элинор не отодвинулась, прижал ее ближе к себе. Она обняла Уэра за шею; он положил ладони ей на спину. Его губы дразнили ее рот, и мисс Риджмонт отвечала с такой же страстью. Она была всем, о чем герцог мог мечтать: теплая и отзывчивая, но не бесстыдная, как распутница, и ее великолепная грудь с готовностью прижималась к его груди.

А Лиланд ничего не чувствовал. Ничего, кроме ее губ и грудей. Никакого возбуждения в крови, ни вспыхнувшей страсти, ни яростного желания бросить ее на пол и заняться с ней безудержной любовью посреди дня. Ему будет затруднительно почувствовать энтузиазм даже ночью при свете свечей, решил Уэр, между шелковыми простынями на пуховом матрасе, после шампанского и устриц. Он не ощущал ничего – ничего, кроме желания, чтобы мисс Риджмонт была кем-то другим.

Загрузка...