IV. ПЛЯСКИ

«Кость сожженных страстью — бирюза…»

* * *

Кость сожженных страстью — бирюза —

Тайная мечта…

Многим я заглядывал в глаза:

Та или не та?

В тихой пляске свились в легкий круг

Тени ль? Нити ль мглы?

Слишком тонки стебли детских рук,

Пясти тяжелы…

Пальцы гибки, как лоза с лозой,

Заплелись, виясь…

Отливает тусклой бирюзой

Ожерелий вязь.

Слишком бледны лица, профиль чист,

Нежны ветви ног…

В волосах у каждой аметист —

Темный огонек.

Мгла одежд скрывает очерк плеч

И прозрачит грудь;

Их тела, как пламенники свеч,

Может ветр задуть…

…И я сам, колеблемый, как дым

Тлеющих костров,

Восхожу к зелено-золотым

Далям вечеров.

<30 мая 1912 Коктебель>

ОСЕННИЕ ПЛЯСКИ

Осень…

Под стройными хвоями сосен

Трелью раздельною

Свищет свирель.

Где вы,

Осенние фавны и девы

Зорких охот

И нагорных озер?

Сила,

Бродившая в соке точила,

Их опьянила,

И круг их затих…

Алы

Их губы, и взгляды усталы…

Лики темнее

Осенней земли…

Вот он —

Идет к заповедным воротам

Локоном хмеля

Увенчанный бог!

Бейте

В жужжащие бубны! развейте

Флейтами дрему

Лесов и полей!

В танце

Завейтесь! В осеннем багрянце

Пляской и вихрем

Завьется земля…

Маски

Из листьев наденете в пляске,

Белые ткани

Откинете с тел!

Ноги

Их давят пурпурные соки

Гроздий лиловых

И мха серебро…

Пляшет,

Упившись из меха, и машет

Тирсом с еловою

Шишкой сатир.

<6 февраля (24 января) 1915 Париж>

ТРЕЛИ

«Filiае et filii!»[2]

Свищет соловей

На лесном развилии

Радостных путей.

Расцветают лилии,

Плещут средь полей

Ткани, как воскрылия

Лебедей.

Сдержаны движения,

Руки сплетены…

В юноше смущение

Веющей весны…

И при приближении

Девушки — Луны —

Головокружение

Глубины.

Над лесными кущами

Вью-вью-вью-вью-вью

Трелями, секущими

Песню соловью,

Хоровод с поющими

Славу бытию

Звуками цветущими

Обовью…

<9 февраля (27 января) 1915 Париж>

LUNARIA Венок сонетов

1

Жемчужина небесной тишины

На звездном дне овьюженной лагуны!

В твоих лучах все лица бледно-юны,

В тебя цветы дурмана влюблены.

Тоской любви в сердцах повторены

Твоих лучей тоскующие струны,

И прежних лет волнующие луны

В узоры снов навеки вплетены…

Твой влажный свет и матовые тени,

Ложась на стены, на пол, на ступени,

Дают камням оттенок бирюзы.

Платана лист на них еще зубчатей

И тоньше прядь изогнутой лозы…

Лампада снов, владычица зачатий!

2

Лампада снов! Владычица зачатий!

Светильник душ! Таинница мечты!

Узывная, изменчивая, — ты

С невинности снимаешь воск печатей,

Внушаешь дрожь лобзаний и объятий,

Томишь тела сознаньем красоты

И к юноше нисходишь с высоты

Селеною, закутанной в гиматий.

От ласк твоих стихает гнев морей,

Богиня мглы и вечного молчанья,

А в недрах недр рождаешь ты качанья,

Вздуваешь воды, чрева матерей

И пояса развязываешь платий,

Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!

3

Кристалл любви! Алтарь ночных заклятий!

Хрустальный ключ певучих медных сфер,

На твой ущерб выходят из пещер,

Одна другой страшнее и косматей,

Стада Эмпуз; поют псалмы проклятий

И душат псов, цедя их кровь в кратэр;

Глаза у кошек, пятна у пантер

Становятся длиннее и крылатей.

Плоть призраков есть ткань твоих лучей,

Ты точишь камни, глину кирпичей;

Козел и конь, ягнята и собаки

Ночных мастей тебе посвящены;

Бродя в вине, ты дремлешь в черном маке,

Царица вод! Любовница волны!

4

Царица вод! Любовница волны!

Изгнанница в опаловой короне,

Цветок цветов! Небесный образ Иони!

Твоим рожденьем женщины больны…

Но не любить тебя мы не вольны:

Стада медуз томятся в мутном лоне,

И океана пенистые кони

Бегут к земле и лижут валуны.

И глубиной таинственных извивов

Качания приливов и отливов

Внутри меня тобой повторены.

К тебе растут кораллы темной боли,

И тянут стебли водоросли воли

С какой тоской из влажной глубины!

5

С какой тоской из влажной глубины

Всё смертное, усталое, больное,

Ползучее, сочащееся в гное,

Пахучее, как соки белены,

Как опиум волнующее сны,

Всё женское, текучее, земное,

Всё темное, всё злое, всё страстное,

Чему тела людей обречены, —

Слепая боль поднятой плугом нови,

Удушливые испаренья крови,

Весь Океан, плененный в руслах жил,

Весь мутный ил задушенных приятий,

Всё, чем я жил, но что я не изжил, —

К тебе растут сквозь мглу моих распятий.

6

К тебе растут сквозь мглу моих распятий

Цветы глубин. Ты затеплила страсть

В божнице тел. Дух отдала во власть

Безумью плоти. Круг сестер и братий

Разъяла в станы двух враждебных ратей.

Даров твоих приемлет каждый часть…

О, дай и мне к ногам твоим припасть!

Чем дух сильней, тем глубже боль и сжатей!

Вот из-за скал кривится лунный рог,

Спускаясь вниз, алея, багровея…

Двурогая! Трехликая! Афея!

С кладбищ земли, с распутий трех дорог

Дым черных жертв восходит на закате —

К Диане бледной, к яростной Гекате!

7

К Диане бледной, к яростной Гекате

Я простираю руки и мольбы:

Я так устал от гнева и борьбы —

Яви свой лик на мертвенном агате!

И ты идешь, багровая, в раскате

Подземных гроз, ступая на гробы,

Треглавая, держа ключи судьбы,

Два факела, кинжалы и печати.

Из глаз твоих лучатся смерть и мрак,

На перекрестках слышен вой собак,

И на могильниках дымят лампады.

И пробуждаются в озерах глубины,

Точа в ночи пурпуровые яды,

Змеиные, непрожитые сны.

8

Змеиные, непрожитые сны

Волнуют нас тоской глухой тревоги.

Словами Змия: «Станете как боги»

Сердца людей извечно прожжены.

Тавром греха мы были клеймены

Крылатым стражем, бдящим на пороге.

И нам, с тех пор бродящим без дороги,

Сопутствует клейменный лик Луны.

Века веков над нами тяготело

Всетемное и всестрастное тело

Планеты, сорванной с алмазного венца.

Но тусклый свет глубоких язв и ссадин

Со дна небес глядящего лица

И сладостен, и жутко безотраден.

9

И сладостен, и жутко безотраден

Безумный сон зияющих долин.

Я был на дне базальтовых теснин.

В провал небес (о, как он емко-жаден!)

Срывался ливень звездных виноградин.

И солнца диск, вступая в свой притин,

Был над столпами пламенных вершин,

Крылатый и расплесканный, — громаден.

Ни сумрака, ни воздуха, ни вод —

Лишь острый блеск агатов, сланцев, шпатов.

Ни шлейфы зорь, ни веера закатов

Не озаряют черный небосвод.

Неистово порывист и нескладен

Алмазный бред морщин твоих и впадин.

10

Алмазный бред морщин твоих и впадин

Томит и жжет. Неумолимо жестк

Рисунок скал, гранитов черный лоск,

Строенье арок, стрелок, перекладин.

Вязь рудных жил, как ленты пестрых гадин.

Наплывы лавы бурые, как воск,

И даль равнин, как обнаженный мозг…

Трехдневный полдень твой кошмарно-страден.

Пузырчатые оспины огня

Сверкают в нимбах яростного дня,

А по ночам над кратером Гиппарха

Бдит «Volva»[3] — неподвижная звезда,

И отливает пепельно-неярко

Твоих морей блестящая слюда.

11

Твоих морей блестящая слюда

Хранит следы борьбы и исступлений,

Застывших мук, безумных дерзновений,

Двойные знаки пламени и льда.

Здесь рухнул смерч вселенских «Нет» и «Да»

От Моря Бурь до Озера Видений,

От призрачных полярных взгромождений,

Не видевших заката никогда,

До темных цирков Mare Tenebrarum[4]

Ты вся порыв, застывший в гневе яром,

И страшный шрам на кряже Лунных Альп

Оставила небесная секира.

Ты, как Земля, с которой сорван скальп, —

Лик Ужаса в бесстрастности эфира!

12

Лик Ужаса в бесстрастности эфира —

Вне времени, вне памяти, вне мер!

Ты кладбище немыслимых Химер,

Ты иверень разбитого Потира.

Зане из сонма ангельского клира

На Бога Сил, Творца бездушных сфер,

Восстал в веках Денница-Люцифер,

Мятежный князь Зенита и Надира.

Ваяя смертью глыбы бытия,

Из статуй плоти огненное «Я»

В нас высек он: дал крылья мысли пленной,

Но в бездну бездн был свергнут навсегда.

И, остов недосозданной вселенной, —

Ты вопль тоски, застывший глыбой льда!

13

Ты вопль тоски, застывший глыбой льда,

Сплетенье гнева, гордости и боли,

Бескрылый взмах одной безмерной воли,

Средь судорог погасшая звезда.

На духов воль надетая узда,

Грааль Борьбы с причастьем горькой соли,

Голгофой душ пребудешь ты, доколе

Земных времен не канет череда.

Умершие, познайте слово Ада:

«Я разлагаю с медленностью яда

Тела в земле, а души на луне».

Вокруг Земли чертя круги вампира

И токи жизни пьющая во сне,

Ты жадный труп отвергнутого мира!

14

Ты жадный труп отвергнутого мира,

К живой Земле прикованный судьбой.

Мы, связанные бунтом и борьбой,

С вином приемлем соль и с пеплом миро.

Но в день Суда единая порфира

Оденет нас — владычицу с рабой.

И пленных солнц рассыпется прибой

У бледных ног Иошуа Бен-Пандира.

Но тесно нам венчальное кольцо:

К нам обратив тоски своей лицо,

Ты смотришь прочь неведомым нам ликом,

И пред тобой, — пред Тайной глубины,

Склоняюсь я в молчании великом,

Жемчужина небесной тишины.

15

Жемчужина небесной тишины,

Лампада снов, владычица зачатий,

Кристалл любви, алтарь ночных заклятий,

Царица вод, любовница волны,

С какой тоской из влажной глубины

К тебе растут сквозь мглу моих распятий,

К Диане бледной, к яростной Гекате

Змеиные, непрожитые сны.

И сладостен, и жутко безотраден

Алмазный бред морщин твоих и впадин,

Твоих морей блестящая слюда —

Лик ужаса в бесстрастности эфира,

Ты вопль тоски, застывший глыбой льда,

Ты жадный труп отвергнутого мира.

<15 июня — 1 июля 1913 Коктебель>

Загрузка...