Семь рыцарей для принцессы

Урок 21. Никто не поможет тебе лучше, чем ты сам

День показался Герману невероятно длинным. Он с трудом дождался ужина и теперь под удивленные и недоумевающие взгляды друзей заглатывал содержимое тарелки, почти не жуя.

— Несварение же будет, — высказала свое мнение Ситри, неодобрительно качнув головой. Стефания подозрительно покосилась в ее сторону, потом на Германа, но промолчала. В последнее время чувства ее были какими-то совсем путанными, но Герман, памятуя о просьбе, с вопросами не лез.

— Что-то ты от нас скрываешь, умник, — резюмировал Рене и проворонил очередной помидор из своей тарелки. Берт же довольно задвигал челюстями.

Ко всем прочим проблемам добавилась еще одна — избежать лишних вопросов. А для этого пришлось неплохо попотеть.

Дзюн ждала его на импровизированной скамейке безмятежная, как цветок лотоса в безветренную погоду. Маленькая, черноглазая, с круглым, словно луна, личиком. Аж дух захватывало.

Она бросила на него короткий взгляд.

— Рене?

Герман кивнул, в очередной раз отмечая ее внимательность. Сердце колотилось как бешеное, и не сразу удалось убедить самого себя, что их встреча не романтическое свидание, а необходимость. Он неловко помялся, но все же сел рядом.

— Ты хотела что-то рассказать, — хотя вернее было сказать, что это он хотел что-то услышать. Дзюн кивнула.

— Меня это не касается, но тебе стоит об этом узнать. Будь осторожней с Дженаро и не оставляй его наедине со своим другом.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Шпага.

— Шпага? — не понял Герман.

— Это я принесла шпагу в училище.

— Где? Где ты ее взяла, Дзюн? — Герман вскочил на ноги и неосознанно схватил девушку за плечи. Тут же его пронзило безысходностью и тоской, такой, какую испытывал он сам, вспоминая родную деревню, только в разы сильнее. Но в отличие от Дзюн у него еще была возможность вернуться… Герман резко отдернул руки. — Миньшенг? Ты оттуда? Дзюн… мне очень жаль.

Он снова хотел коснуться ее плеча, но рука так и повисла в воздухе. Если девушке и было больно, страшно или тоскливо, она вовсе не желала, чтобы ее жалели, и этим неуловимо напоминала Стефанию.

— Не стоит. Ты не знаешь, что это такое.

Зато я знаю, что ты чувствуешь, хотел ответить Герман, но не стал.

Миньшенг — маленький мир в восточном секторе Ойкумены. Где-то около десяти лет назад телепортационные тоннели, связывающие его с остальными мирами были разрушены, почти так же, как у Акойи всего несколько дней назад, только вот причину до сих пор не установили. Они просто захлопнулись, погребая всех жителей в вечной ночи. Никто тогда не был готов к катастрофе, спасти удалось единицы, и те потерялись на просторах вселенной. На современной карте Миньшенг остался всего лишь одной из немногих черных точек, а еще лет через десять исчезнет вовсе.

— Это была не катастрофа, — неожиданно продолжила Дзюн. — Были те, кому это нужно. Один из них носил кольцо. Печатку с кругами. Такую же я видела месяц назад на человеке, похожем на Дженаро. Он встретился мне на улице города в выходной день. Я не видела его лица, но увидела кольцо и решила проследить.

Дзюн хотела его убить. Почему-то эта мысль нисколько не шокировала Германа.

— В одном из переулков его ждали двое в плащах и с капюшоном, они принесли и показали ему шпагу твоего друга с погасшей магической печатью. Так они сказали.

— Печать гаснет, когда связь с владельцем рвется. То есть он умирает, — на одном дыхании прошептал Герман. — Они принесли ему доказательство смерти хозяина эспады.

— Именно так они и сказали. Мне стало интересно, и я проследила за теми двумя, а они просто выкинули шпагу в переулке и все. Я ее подобрала и принесла в училище. Я не знала, что она принадлежит Альберту.

Дзюн замолчала. Герман откинулся назад, упираясь макушкой в наружную стену общежития, и посмотрел на небо. В голове уже постепенно собирались кусочки мозаики и складывались в картинки.

Кто-то захотел избавиться от Альберта и создать ему новую личность. Если верить мастеру Арефию, заказчик нашел талантливого, но нечистого на руку менталиста, вот только что-то пошло не так, и Берт не приобрел новую память, а потерял старую. Но исполнитель состряпал фальшивые документы, скорей всего подкупил дирекцию училища и запихнул туда Берта. Он рассудил довольно верно, после инициации до самого выпуска курсант становился собственностью Визании, а значит, не мог покинуть ее без разрешения.

Вот только что-то не складывалось.

Герман совсем забыл о присутствии Дзюн и запустил пальцы в каштановые кудри, взъерошивая их.

Из слов девушки было очевидно, что Берта хотели убить, иначе не предоставили бы шпагу с погасшей магической печатью как доказательство. Связь с носителем от потери памяти могла и не прерваться — никто еще не проводил подобных экспериментов. И если тем мужчиной с печаткой был Дженаро, он бы удивился, застав на занятии Альберта.

Все совсем запуталось, словно какой-то детали не хватало.

— Почему ты им не скажешь? — неожиданно спросила Дзюн и вытянула вперед стройные ножки в форменных ботинках. Герман вздрогнул и повернул в ее сторону голову.

— О чем? — он был уверен, что знает о ком речь.

— О своих способностях. Думаешь, они отвернуться от тебя?

— Нет, я… — попытался возразить Герман, но если он мог раскладывать и примерять на себя чужие эмоции, то в своих собственных иногда терялся. Дзюн не стала ждать его оправданий и поднялась.

— Не стоит путать осторожность и недоверие, — загадочно подытожила девушка, поправила хвост длинных гладких волос и удалилась. Герману почудилось, будто на ее месте только что стоял Сорамару.

После этого разговора Герман места себе не находил. Все его теоретические выкладки и предположения от любого слова могли рухнуть в одночасье. Им нужна более серьезная основа, и Дзюн была права в том, что не спешила ничего предпринимать без доказательств. “Вы помогли мне вернуть кое-что из оружия. Я помогаю вам, — сказала она напоследок. — Мы квиты”. Почему-то эти ее слова как-то нехорошо отозвались внутри. Будь Герман более романтичен, сказал бы, что захлопнулась дверца в их общее будущее. Хотя, стоит признаться, примерно так он и подумал.

Парк тонул в густых фиолетовых сумерках, первая луна — голубая, как весенняя лужица — уже взошла на небосклон, и несколько часов до восхода желтой луны тропинки терялись в темноте, а деревья и здания превращались в картонные черные силуэты. Приближение сезона дождей уже чувствовалось в более смелых и прохладных порывах ветра, от которого изредка вдоль позвоночника пробегал озноб. Герман вышел из тени и посмотрел на небо. Почему-то стало так невыносимо грустно, тоскливо. Вот тебе и затерялся в толпе, начал новую жизнь и избавился о старых проблем. Так нет, навалилась новые, будто этого и ждали. И не только свои, но и чужие, разделять которые становилось все сложнее.

Герман принял решение и свернул с тропинки, ведущей в казарму, на знакомый путь до общежития для преподавательского состава.

Было похоже, что Вальтер Гротт уже привык к его поздним визитам. В щель между раздвинутыми шторками лился свет, и фигура учителя, мелькнув на фоне окна, резко заняла все пространство. Гротт задернул шторы, и скоро входная дверь распахнулась, и он вышел на порог.

— Добрый вечер, учитель, — поприветствовал его Герман издалека.

— Комендантский час, курсант Герман, — строго напомнил Вальтер и запахнул на груди черное пальто. — И холодно.

— Разговор важный. И он касается КРАС.

Герман играл вслепую, и знал это. Однако рисковал осознанно, будучи уже почти полностью уверенным в том, что Гротт теперь не отпустит его так просто. Так и вышло.

— Говори.

— Здесь? — Герман все-таки удивился. — А…

Вальтер нетерпеливо прицокнул языком:

— Не тяни время, Герман! Говори, — и чуть спокойнее добавил. — Я слишком часто вожу тебя в гости. Вопросы мне ни к чему.

Магическое зрение не понадобилось, чтобы почувствовать тишину, ватным одеялом окутавшую обоих. Однако Герман все же постарался и даже ненадолго смог увидеть сложную сеть магических потоков, искусно сплетенных вокруг них. Гротт отпустил воротник и сунул руки в карманы:

— Что ты знаешь о КРАС?

Пришлось честно признаться:

— Ничего. И я надеялся, что вы мне расскажете.

История Дзюн уложилась в пять минут. К ней Герман прибавил свои умозаключения и выжидательно посмотрел на учителя:

— Если Гаспар Дженаро — тот человек, который хотел убить Альберта, он попытается снова. А если он имеет отношение к этому вашему КРАС, чем бы оно ни было, я должен знать. Я должен защитить Альберта. Вы понимаете?

Вальтер не ответил.

— Что такое КРАС? — почти в отчаянии снова спросил Герман, делая шаг вперед. Ни его страсть, ни сжатые кулаки, на выражение мольбы в глазах — ничего из этого, казалось, не тронуло Гротта. Он медленно достал руку из кармана, будто бы поправить очки, и вдруг схватил Германа за воротник. Подтянул к себе:

— Ты вернешься в казарму, ляжешь спать и думать забудешь обо всей этой истории.

Герман дернулся, но рука в кожаной перчатке держала слишком крепко. Бледное лицо Гротта, в свете луны отливающее призрачной синевой, оказалось так близко, что в отражении стекол было видно лицо самого Германа.

— И если я узнаю, что ты суешь в нее нос…

— То что? Вы мне угрожаете? — Герман начал злиться. Дернулся еще раз, вырываясь из захвата.

— А если и так? Просто запомни, что это не твое дело, — Вальтер резко убрал руку, но все равно было заметно, как пальцы конвульсивно сжались в кулак. Герман на мгновение стало не по себе — возможно, не стоило злить такого человека, как Гротт, но сомнение рассеялось, стоило вспомнить его угрозы.

— Теперь мое, — твердо ответил он. Одернул китель. — В приложении к Уставу есть пункт о личном оскорблении курсантов со стороны обучающего персонала.

По лицу Вальтера прошла волна непонятных Герману чувств.

— Отрадно видеть такое рвение в учебе. Но КРАС не по зубам, ни тебе, ни всей твоей банде талантливых бездельников. Я знаю, что ты пытался отыскать информацию сам, был в библиотеке инквизиции, где, разумеется, ничего не нашел. Это дело опасно для любого, кто хоть краешком его зацепил. Я ясно выражаю свои мысли, курсант Герман? Или вам надо прямым текстом сказать, что мне не нужна ваша бессмысленная смерть?

Герман вздрогнул, как от внезапного холода. Когда Гротт говорил о смерти, он не шутил. Он вообще не был склонен к шуткам, разве что к ядовитой иронии, но это иронией не было.

— Не нужно за меня переживать, — Герман упрямо мотнул головой. — У меня достаточно ума, чтобы проявлять осторожность.

— Мне известно твое мнение о своей драгоценной персоне, — перебил Вальтер раздраженно. — Не хочешь так, подумай о том, что втянешь в неприятности Вильтрауда, Дидрик и Калькбреннер.

— Все будет хорошо.

Казалось, Гротт снова вцепится в него, причем сразу в горло, но тот лишь устало закатил глаза:

— Ты безнадежен. Просто повторю — если мне покажется, что ты мешаешь, я до директора дойду, можешь не сомневаться. Ведь ты уже понял, что я никогда не шучу. Дженаро давно у нас под подозрением, но студентам лучше держаться подальше. Доброй ночи.

Тишина рассеялась, и Гротт скрылся в дверях общежития.

Герман еще некоторое время не двигался с места, ослепляющий гнев рвался наружу. Чтобы не наделать очередных глупостей, вроде этого разговора, он собирался дождаться, пока не успокоится, но становилось только хуже. Свет в окне Гротта погас, будто тот еще раз продемонстрировал, что не собирается больше тратить время на строптивого ученика. Герман глухо зарычал сквозь зубы. И вдруг представил себя со стороны — самоуверенный мальчишка, решивший, что может что-то требовать от учителя. Разве он ждал, что Гротт кинется ему на помощь? Нет. Напротив, доверившись ему, Герман не только свою гордость унизил, но и рискнул безопасностью Берта. В конце концов, Дзюн решила поделиться с ним, а не с Кишманом, Гроттом или кем-то другим. Она доверилась Герману.

Он развернулся и пошел обратно в общежитие.

На следующий день от недавней вспышки ярости не осталось и следа. Вернувшись в жилой блок, Герман, немедля ни минуты, растолкал Рене и прямо попросил помощи. Если рыжий и удивился, то несильно, зато проявил завидный энтузиазм, едва не перебудив остальных соседей.

После утренней тренировки студсовет сделал новое объявление, на сей раз приятное. По крайней мере, для подавляющей части студентов. У Германа новость о скором бале в честь завершения декады инициаций не вызвала особых эмоций, не до того было, да и шумные празднества ему не нравились. Много людей — много проблем, такого он придерживался мнения, поэтому сразу после завтрака они с Рене незаметно отделились от компании и, обогнув учебный корпус “Д” вошли в библиотеку.

— Посидим минут пятнадцать, — заявил Рене и подмигнул. — Для отвода глаз.

Герман с сомнением оглядел читальный зал — в такую рань мало кто спешил сюда, поэтому кроме них двоих лишь за одним из столов сидела девушка, обложенная учебниками. На парней она даже не взглянула.

— Думаю, это ни к чему.

— Но все шпионы сначала отвлекают от себя внимание, — разочарованно протянул рыжий. — Десять минут.

Герман схватил его за локоть и потащил ко входу в информационное хранилище.

На подоконнике напротив двери сидел библиотекарь и задумчиво мастерил фигурки из бумаги. С ним Герман планировал договориться прямо на месте и без слов протянул маленький пакет из блестящего красного картона. Сорамару заинтересованно сунул туда нос.

— Нам нужна помощь.

Библиотекарь покачал в воздухе скрещенными лодыжками. Покосился на подарок.

— Это запрещено?

Герман кивнул. Рене за его спиной нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Даже небо подарит дождь тому, кто в нем нуждается. Идемте, най.

Он спрыгнул с подоконника и поманил за собой.

Рене притормозил на пороге и жарко зашептал Герману на ухо:

— Какая фифа! И почему я раньше на нее не смотрел? Вы знакомы? У нее есть парень?

Герман едва не споткнулся. Сорамару оглянулся и бросил на них вопросительный взгляд.

— Ну не томи уже, — Рене пихнул его в спину. То есть, он точно не шутил.

— Я понимаю, что ты на него не смотрел, — осторожно начал Герман, понижая голос до еле слышимого шепота. — Но ты что, его еще и не слушал?

Сорамару наклонил голову, и Герман догадывался, что тот слышит каждое их слово. Стало невыносимо стыдно и неловко. Рене же беззастенчиво уставился на хорошенького библиотекаря:

— Ну… Ну у него же ноги красивые!

— Это не оправдание! — почти взвыл Герман и прошипел. — Если ты ему не понравишься, делу конец. Так что попридержи пока свои комментарии при себе.

Рене тяжело вздохнул.

Сорамару оставил их наедине, и Рене взялся за дело.

Герман уже бывал в хранилище, и всякий раз это место внушало ему трепет. Всегда погруженный в сумрак просторный кабинет тонкими перегородками делился на открытые кабинки. Внутри было по мягкому удобному креслу и плоскому экрану из толстого стекла. После того, как инициация дала ему доступ сюда, Герман так ни разу и не воспользовался им. Зато Рене, похоже, был завсегдатаем. И умудрился до сих пор не разглядеть библиотекаря.

— Бабник… — усмехнулся Герман и подошел к товарищу.

Рене выбрал дальнюю кабинку и удобно развалился в кресле. Под его прикосновениями стекло экрана ожило, подсвечиваясь тусклым голубоватым светом. Замигали по краям красные точки. Герман встал позади кресла и положил руки на спинку. Происходящее завораживало и возбуждало любопытство, но он не был уверен, что справился бы один, хотя в ближайшее время стоило заняться этой стороной своего образования.

— Ну, что там? — Герман проявил несвойственное ему нетерпение. Рене уверено перебирал пальцами едва ли не в воздухе, и из-под них выбивалось необычное сияние, вырисовывая в пустом пространстве геометрические фигуры. Еще минут пять он напряженно сопел, периодически выдавая не слишком приличные комментарии, потом откинулся на спинку и выдохнул. В последний раз простер ладони над экраном, пошевелил пальцами, будто подхватывал что-то, и от стекла отделились две воздушные копии и повисли по правую и по левую стороны от кресла.

— Есть! — воскликнул Рене и нагнулся к стоящему в стороне моноблоку. — Ну и защитка тут у них, я тебе скажу.

— И как… этим пользоваться? — шепотом поинтересовался Герман, стараясь скрыть резко нахлынувшее на него стеснение. В их мире не было ничего подобного, но однажды Герман уже сумел справиться со справочным терминалом в городе, а это воодушевляло.

— У-у-у, темнота, — укорил его Рене, открыл клавиатуру. — Буквы-то хоть знаешь?

Герман сдержался, чтобы не отвесить бесстыдно ржущему приятелю подзатыльник. Но пакостнику хватило и одного взгляда, чтобы спрятать глумливую ухмылку.

— Короче, набираешь запрос, жмешь ввод и просматриваешь, что тебе предложит система. Ферштейн?

— Ферштейн, — на автомате ответил Герман. — Что бы это не значило.

Рене не проявил особого любопытства и скользнул к выходу из зала, обещая тут же предупредить, если кто-то появится. Герман хорошо знал, что у его технически продвинутого друга хватит таланта и умения, чтобы потом преспокойно ознакомиться с запросами. Не мог сказать только, откуда у него такая уверенность. А шанс, что их застанут на месте преступления был ничтожно мал — Сорамару преспокойно попивал чай с шоколадкой и был готов заверить любого, что никакого взлома не заметил ни он, ни система безопасности.

Герман вбил в поисковую строку слово “КРАС” и принялся листать предложенные материалы. Спустя несколько минут понял — база данных располагала совершенно ничтожными данными.

“КРАС” — тайная организация, созданная, предположительно, три столетия назад. Цель КРАС состоит в разрушении Источника магии и бесконтрольном распространении магической энергии. Деятельность КРАС заключалась в разрыве телепортационных тоннелей между мирами, что не только высвобождало заключенную в них магическую энергию, но и обрекало лишенный магии мир на медленное вымирание. Согласно последним данным, от действий КРАС погибли и получили серьезные повреждения такие развитые миры, как Миньшенг (Восточный сектор), Хадзимэ (Восточный сектор), Холдор (Северный сектор). Последний раз об активности КРАС упоминалось около ста лет назад, однако магическая информационная система автоматически продолжает собирать все доступные сведения”.

Перед Германом открылся список незнакомых имен с датами жизни в скобках. Самых первых, стоявших у истоков, он изучил с особой тщательностью, дальше дело пошло тяжелее — ничего стоящего ему не попадалось. Пока пальцы наобум не ткнули в первое подвернувшееся имя — Леннард Огюстос.

Человек со смутно знакомым именем оказался последним потомком основателя КРАС. Замечен в подозрительной деятельности не был, несколько месяцев назад женился на принцессе Виндштейна Эмилии Керстин, которая, по совершенной случайности скончалась через несколько недель после замужества. По официальной версии девушка была смертельно больна, поэтому возлюбленный поспешил со свадьбой, чтобы порадовать любимую невесту. К тому же после свадьбы стало известно, что вся королевская чета вместе со второй дочерью погибли при несчастном случае.

— И куда, интересно, смотрит служба безопасности? — выругался Герман и потер виски.

Эту истории он смутно помнил, даже репортаж со свадьбы Эмилии видел в сводке новостей по визору больше месяца назад, и руки на автомате ткнули в видеоматериалы. Еще тогда церемония, которую показали исключительно урывками, показалась ему несколько унылой, и он с большим интересом слушал голос диктора. Перечисление приданого невесты, перекочевавшего в руки счастливого жениха, было куда интересней ритуала бракосочетания.

Но в этот раз его внимание было приковано к невесте, ведь сквозь камеру безразличным взглядом на него смотрела… Стефания.

— Черт! — ругнулся он, и тут же на его голос отозвался Рене:

— Чего там у тебя?

— Э-э… Ничего. Все тихо? — Герман мгновенно свернул вкладку и повернулся, но рыжий не собирался подходить. Для верности Герман выждал еще несколько секунд и снова углубился в чтение. Пролистал свадебные фотографии, про себя отмечая, что невесте невероятно идет красный цвет, и, наконец, ткнул в карточку Эмилии Керстин. Вот только посмотреть не успел.

— Время — когда друг, а когда враг, — Сорамару появился беззвучно, за его спиной маячил взволнованный Рене. — И только тот, кто сумеет познать врага, сумеет его победить.

— Я смогу вернуться? Я не успел…

— Познай врага, и откроется истина тебе, — доверительно посоветовал библиотекарь и занизив голос, добавил, — вкусная шоколадка была.

— Он всегда такой дурной? — не вытерпел Рене, когда они вдвоем вышли из библиотеки. Но Герману было не шуток.

— Прости. Мне нужно подумать.

— Будто ты только этим и не занимаешься, — немного обиженно буркнул Рене. — Ладно, тогда я пойду, похавать достану.

Рене, насвистывая, пошел в сторону столовой. Германа его безразличие, конечно, не обмануло, но ему действительно надо было все обдумать. Кто эта девушка, с которой они живут в одной комнате? Стефания или все-таки… Эмилия?