Проснулся Герман задолго до побудки. Возбужденный информацией мозг раз за разом прокручивал новые факты, стараясь уложить их по порядку, но какие-то детали постоянно выпадали.
Происшествие с Бертом каким-то образом связано с таинственной организацией КРАС, если, конечно, Дзюн не обозналась. Зачем им понадобилось убивать Альберта, совершенно непонятно. Потомок же основателя “ордена”, как числилось в самых первых упоминаниях, оказался напрямую связан со Стефанией.
Или, может, Эмилией?
Герман приподнялся, подоткнул подушку под спину и сел. За окном уже теплился рассвет, и предметы обстановки приобретали пока еще размытые очертания. В тишине слышалось сопение Берта с верхней полки, посвистывание и довольное похрюкивание Рене, временами прорывался забористый храп могучей Ситри. И только Стефания с противоположного угла слабо постанывала во сне.
Она беспокойно спала почти каждую ночь — это Герман заметил с первого дня их подселения. Не ворочалась, не металась, просто хныкала, и в комнате становилось невыносимо душно. Сперва ему даже казалось, что она не спала — кому, как ни Герману, знать, как тяжело возводить вокруг себя стены — и давала волю слезам. Но вскоре понял, что ей просто снится что-то очень плохое.
Вот и сейчас серая комната окрасилась прозрачно-мятными тонами непреодолимой тоски. Доброй щемящей тоски — спящий человек не способен испытывать злость. Раньше Герман не знал, откуда могла взяться такая печаль, но после похода в библиотеку все стало предельно ясно.
Он еще долго любовался проступающими из темноты контурами ее профиля, отблескивающими на свету, сочащемся из щели в занавеске, прядями и тонкой кистью, свисающей из-под одеяла. Кровать Стефании располагалась напротив, наискосок, и, если бы Герман лежал, ему мешал бы стул Берта, закиданный одеждой.
Успело рассвести. Спина уже затекла, а до подъема осталось еще около часа. Герман оделся, заботливо подоткнул свисающее у Берта одеяло — друг спал, как всегда, беззаботно раскинув руки и ноги, насколько позволял узкий матрас общаговской койки. В своей прошлой жизни Альберт привык к простору, и эта привычка перешла в жизнь новую, доставляя своему хозяину массу неудобств.
Герман старался не шуметь, и у него это даже получалось, но все же он почувствовал, как к мятному привкусу во рту добавились недоверие и страх. Обернулся — Стефания не спала. Не меняя позы, она смотрела на Германа, словно испытывала. Он выдавил подобие доброжелательной улыбки — все-таки девушка застала его врасплох — и вышел из комнаты, прихватив по пути полотенце.
Одна из любимых фразочек Рене “меньше знаешь — крепче спишь”, показалась Герману спасительной соломинкой от незнакомого чувства, захлестывающего его со вчерашнего дня. Чьи-то семейные скелеты — вовсе не та информация, которую Герман жаждал получить во время обучения в УВМД. Его интересовали история с ее политическими интригами и причинно-следственными связями, но никак не то, что его соседка — чудом спасшаяся принцесса одного из самых сильных военных миров Северного сектора. И никто, кроме него, об этом даже не догадывался.
“Знание — сила, — говорил наставник Арефий, — а сила — это ответственность!”
Холодная вода немного отрезвила, Герман даже не постеснялся и засунул под кран голову, стискивая зубы, когда тонкие струи затекли за шиворот.
Была ли она в действительности Эмилией или Стефанией, не важно. Если на нее охотились, а это наверняка именно так, ведь обеих принцесс официально объявили мертвыми, значит, ей грозила опасность. Разве он не должен защитить ее?
К моменту его возвращения все еще спали. Приятная сонная тишина окутала и его, вызывая приступ зевоты. Хотелось отложить все эти думы на потом и вздремнуть еще хотя бы полчасика, но Герман не мог позволить себе такую вольность.
Стефания сидела на кровати, совсем так же, как и он некоторое время назад, подоткнув под спину подушку.
— Доброе утро, Стефания, — сказал Герман и повесил влажное полотенце на спинку стула. Девушка поджала губы и отвернулась к стене, но спустя пару секунд не выдержала его внимательного взгляда.
— И не надо на меня так смотреть.
— И не думал, — рефлекторно соврал Герман и замолчал. Откуда только взялось это неуместное чувство ответственности? Если он не поговорит с ней прямо, о том что знает, оно никуда не денется. Но заговорить было так тяжело.
Герман выдохнул и сел на кровать, но тут же кто-то постучал в дверь.
— Ну и кому там не спится? — сонно пробурчал Рене, но стоило Герману открыть дверь, как тут же вскочил на ноги, демонстрируя бодрствующим соседям ярко-рыжие трусы. — Вот те раз, неожиданчик с утреца!
— Дзюн? — Герман был удивлен не меньше рыжего, но все же впустил девушку в комнату. И, судя по мурашкам, пробежавшим по спине, Стефания его поступком осталась недовольна.
Гостья вплыла в комнату и поставила на пол небольшой, но толстый саквояжик.
— Свободное место там? — обратилась она к Герману, указывая в сторону Рене, и нахмурилась, отчего ее тонкие брови-стрелы сошлись у переносицы. У Германа сильнее заколотилось сердце. Еще недавно на месте Рене спал Альберт, но потом все-таки не выдержал и переселился на верхнюю полку над Германом. Если бы он этого не сделал, Дзюн могла бы быть намного ближе.
Он сдержанно кивнул.
— О-хо-хо, как мне повезло. Цыпочка Дзюн будет спать на моей кровати! Ой, — Рене согнулся пополам и грохнулся на свое место, прижимая руки к животу. — У-у-у, дал же декан соседку…
Под его вопли проснулись и все остальные, и начался привычный суматошный день.
Практические занятия по неорганической магии вела молодая женщина с длинными пшеничными локонами и донельзя милым личиком. Разочарованная Стефания так надеялась на Дамиана Эрно, что даже не сразу заметила, что урок начался, а небольшой кабинет занят едва ли наполовину. Одиночные парты стояли в три коротких ряда, но все равно людей было маловато — всего семеро.
Девушка обернулась и с неудовольствием обнаружила Германа вместе с обоими его дружками. Даже Вуди Торнтон был здесь. А вот Ситри до занятия не допустили, и без нее Стефания чувствовала себя непривычно и очень неуютно.
— Что? Это все? — учитель покачала головой и накрученные завитки закачались в такт движению. — Ну что же, не у всех синхронизация с магическим фоном происходит быстро. Давайте знакомиться. Меня зовут Алина Кишман.
Рене ахнул так громко, что его услышали абсолютно все. Однако Алина только улыбнулась в ответ:
— Декан Кишман мой муж, но это не должно вас смущать. Я буду преподавать вам неорганическую магию, а с межмировой историей и геополитикой это не пересекается.
Стефании новость все равно не нравилась. И вид безмятежной и красивой госпожи Кишман ее удручал.
— А почему у нас не ведет учитель Эрно? — прямо спросила она, игнорируя порядок. — Его предмет звучал как базовые основы теории и практики магических потоков.
— Верно, — кивнула учитель. — Поднимитесь. Как вас зовут?
— Курсант Дидрик.
Стефания сидела на первой парте и оказалась лицом к лицу с Кишман. Рост у них был одинаковым.
— Учитель Эрно отбыл из училища по поручению директора, курсант Дидрик. Еще есть организационные вопросы или мы перейдем к уроку?
Герман поднял руку:
— Курсант Герман. Здесь собрались те, кто увидел магические потоки? Остальных ждать не будем?
Взгляд Алины устремился к нему, и Стефания с удивлением заметила, как он потеплел. Даже голос у женщины изменился, когда она ответила Герману:
— Практические занятия по неорганической магии проходят небольшими группами от пяти до десяти человек согласно технике безопасности. Когда мы начнем разучивать приемы боевой магии, мне нужно будет внимательно следить за вами всеми. Понимаете?
— Так точно!
Герман сел, а Стефания продолжила приглядываться к госпоже Кишман, отмечая все новые детали. Свежий румянец, толика косметики, чтобы оттенить глаза глубокого василькового цвета, обаятельная невинная улыбка. Определенно такая фарфоровая кукла не может преподавать им боевую магию. Это какая-то ошибка. Стефания даже думать не хотела о том, что она может ее чему-то научить. Но стремление к знаниям было настолько велико, что все-таки пока перебарывало отторжение.
— Тогда начнем с азов. У меня есть данные вашего магического сканирования, и согласно им каждый из вас имеет склонность к той или иной Стихии. Кто напомнит мне теорию Стихий? — она опустила глаза в журнал. — Курсант Кельвин?
— Я! — Берт подскочил с такой готовностью, будто в словах учителя заключалась какая-то ее личная магия. “Магия накрашенных ресничек”, — подумалось Стефании, и в собственном внутреннем голосе она со злостью признала ревность. — Есть четыре главные Стихии: Огонь, Вода, Земля, Воздух. Но учитель Эрно говорил о пятой — Дерево.
Ответ Альберта вполне удовлетворил Кишман. Она кивнула:
— Все правильно. Но кроме Дерева, о котором говорил мой коллега, в зависимости от процента личной управляемости Стихией и ее смешения с другими Стихиями могут образоваться новые интересные сочетания. Например, в прошлом году у уже выпустившегося студента Академии неорганической магии было зафиксировано смешение Стихий, которое привело к тому, что образовалась новая подстихия — Ртуть. Правда, явление прожило недолго, но факт остается фактом.
Что ни говори, а рассказывала Кишман увлекательно и со знанием дела. Привела еще несколько примеров, как из истории, так и относительно свежих.
И незаметно пришло время распределения.
— Курсант Торнтон.
— Я! — Вуди поднялся, сотрясаясь от волнения, как розовощекий пухлый студень. Стефанию передернуло от воспоминаний о практике. Ролан в отличие от своего дружка хотя бы не такой трус.
Алина сверилась с листком:
— Вода.
Вуди плюхнулся обратно, довольный собой и миром.
— Курсант Вайши.
Девушка с копной черных косичек поднялась и села обратно, получив приговор — Земля.
Стефания поднималась на ноги, будто преодолевая тяжелое препятствие. “Огонь, Огонь, Огонь”, — твердила она про себя как заклинание.
— Курсант Дидрик… — учитель ткнула пальчиком в нужную строчку. — Вода.
— Как, Вода? — Стефания от растерянности не сразу сообразила, что все ее надежды рухнули. — Это точно?
Кишман снова сверилась с листком:
— Совершенно точно. Не расстраивайтесь, Стефания, Вода не самый плохой вариант, и раз уж так вышло, значит, ваши способности заложены таким образом. Садитесь. Курсант Кельвин.
Берт едва не уронил стул, вскакивая. Впрочем, Стефания потеряла интерес к дальнейшему распределению. Судьба была к ней слишком несправедлива.
— Земля. Но советую заниматься дополнительно, потому что ваш уровень по классической шкале измерения магического потенциала слишком велик для этой Стихии. Вероятно, вам еще предстоит трансформировать ее во что-то другое.
Берт сел на место, лучась от радости. Еще бы, ему наговорили комплиментов и приятностей, а мозгов понять, что он теперь всегда будет считаться слабейшим из-за своей Стихии, ему просто не хватает. Счастливый идиот.
— Курсант Герман, — Алина улыбнулась ему, и у Стефании неприятно кольнуло где-то в груди. — У вас Воздух. Поздравляю.
Казалось бы, хуже уже и быть не может, однако самое мерзкое припасли напоследок.
— Курсант Вильтрауд. Ваша Стихия Огонь.
Рене самодовольно ухмыльнулся, будто такая честь — это нечто само собой разумеющееся. Право слово, лучше бы самая престижная из Стихий досталась Герману. Стефания украдкой оглянулась на парня, но тот не выглядел задетым или раздосадованным, впрочем, в отсутствии у него даже самых завалящих амбиций она не раз успела убедиться.
Остаток занятия потратили на то, чтобы увидеть созданный Кишман магический узор и попытаться его повторить. Что этот узор означал, она не говорила, и Стефания, сцепив зубы, раз за разом пыталась ухватить “струны” магических потоков и сложить так, как было в образце. Хотя бы в этом она должна стать первой. От напряжения сводило спину, а руки затекали, даже несмотря на то, что она неосознанно шевелила ими в такт мысленным усилиям.
— Расслабьтесь, курсант Дидрик, — подсказывала Алина. — В таком напряжении вы не сможете удержать потоки. Учитель Дженаро должен был рассказать вам, как важно сохранять спокойствие.
Попробовала бы она оставаться спокойной, когда твои ожидания не оправдываются. Хотя Стефания честно попыталась мыслить позитивно. Не слишком успешно, судя по отсутствию результата, и это раздражало еще сильнее.
Позади что-то зашипело, в спину ударила волна жара.
Стефания резко обернулась и увидела, как от парты Альберта к потолку устремилось облачко огня. Все растерянно уставились на это чудо, и только Алина заметила, что лежащие на парте тетради и учебники тоже занялись веселым пламенем. Но, похоже, не только Алина.
Герман молниеносно схватил со стола учителя вазу, вытащил цветок и окатил водой и парту, и самого Альберта. Все выдохнули с облегчением.
— Спасибо, Герман, — Кишман расцвела милой улыбкой. — Увы, непредвиденные случаи в практике не редкость. Вы молодец, не растерялись, как и полагается солдату.
Герман принял похвалу с легкой вежливой улыбкой и протянул Алине спасенный цветок. Когда та приняла его, Стефания неожиданно для себя демонстративно поднялась, достала платок и подошла к Берту.
— Давай, помогу.
И не дрогнувшей рукой коснулась платком его щеки с капельками влаги.
— Н… не надо, — он неловко дернулся, но Стефания была непреклонна. Юноша стерпел ее заботу и смущенно поблагодарил. — Спасибо.
— А я думал, у него Земля, — выдал с безопасного расстояния Рене. — Как так вышло-то?
Вопрос был резонным, и Стефания повернулась к учителю. Кишман взяла со стола учебник:
— Глава 2, параграф 8. Изучите к завтрашней практике, — и, смилостивившись, коротко пояснила. — Ваша профильная Стихия не ограничивает остальные способности. Просто она будет даваться вам проще всего, поэтому к старшим курсам заниматься вы будете только ею. Курсант Кельвин лишний раз доказал, что не зря получил рекордно высокий показатель магического потенциала. Понятно?
Значит, Огонь все же не совсем закрыт для нее. Стефания возликовала — если есть шанс изменить свою профильную Стихию, она приложит к этому максимум усилий.
После сигнала об окончании занятия, Герман быстро собрал вещи и поспешил к выходу. В прошлый раз ему не удалось заглянуть в досье на Эмилию Керстин, принцессу Виндштейнскую, и он собирался воспользоваться дневным перерывом между занятиями, чтобы восполнить этот пробел. На улице было хмуро, но дожди еще не начались, до смены сезонов оставалось еще около нескольких недель. Герман обогнул учебный корпус “Д” и едва не врезался в выходящую из библиотеки девушку, ту самую, что сидела тогда в читальном зале. Пока помог ей собрать упавшие книги, пока извинился. Девушка проводила изумленным взглядом его спину и невозмутимо продолжила свой путь.
Сорамару за конторкой не оказалось, не было его и в читальном зале на любимом подоконнике. Не решившись идти в информационное хранилище без его разрешения, Герман сел за крайний стол и принялся ждать.
— Най.
Герман вздрогнул, успев глубоко задуматься, правда, о чем, и сам не понял. Сорамару стоял за его плечом, расслабленно отрешенный. Впрочем, он почти всегда выглядел таким.
— Най Герман давно ждет?
— Нет, — Герман поднялся навстречу и сунул руку в карман. Шоколадка в красивой обертке перекочевала в широкий рукав библиотекаря. — Поможешь мне еще раз?
— В спешке нет чести, — покачал он головой. — Тот благороден, кто подчиняет время, а не подчиняется ему.
— О чем ты? — не понял Герман.
— Хранилище занято. Урок по артефактике.
В подтверждение его слов мимо пролетел запыхавшийся парень и, стукнув в дверь, крикнул:
— Курсант Алек! Опоздал, виноват!
Похоже, сегодня туда попасть получится разве что к вечеру. Герман попрощался и направился к выходу, но его загородила Дзюн Мэй. Девушка полоснула по нему серьезным взглядом, в котором сквозила тревога.
— Дженаро, — сказала она коротко. — Ушел.
Герман оглянулся. Сорамару никуда не ушел и смотрел в их сторону с безмятежным видом и, конечно, все слышал.
— Куда ушел?
Если Дзюн пришла сказать это, значит, дело важное.
— Иди за ним, — Дзюн запрокинула голову, заглядывая ему в глаза. Потом посмотрела ему за спину, и Германа окатило внезапной яростью, будто кипятком облили.
— Сорамару, — прошипела девушка. — Убью…
Если бы Герман не схватил ее за плечи и не удержал, так бы она и поступила. Между тонких пальчиков блеснул отточенный металл метательной “звездочки”. Прикосновение к Дзюн Мэй было таким же острым и болезненным для Германа, но он упорно сжимал ее худые плечи, а потом и вовсе прижал ее к груди и обхватил поперек туловища.
— Пусти! — шипела она разъяренной кошкой, а Сорамару все так же стоял и смотрел на них.
— Не пущу, — Герман поднял Дзюн над землей, просто на всякий случай.
— Отпусти ее, — библиотекарь подплыл к ним и замер, не дойдя пары шагов. Его лицо оказалось прямо напротив лица Дзюн. — Бедное дитя.
Дзюн вдруг перестала вырываться, и Герман рискнул поставить ее на ноги. Теперь и он заметил, как они были похожи — тот же овал лица, разрез темных глаз с приподнятыми вверх уголками, черные брови вразлет. Даже телосложение у них было схожим, и Герман бы принял их за родственников, но что-то подсказывало, что родство тут не при чем.
— Ненавижу, — спокойно сообщила Дзюн, и Герман точно знал, что именно это она и чувствует. Испепеляющую ненависть, которую ей быстро удалось взять под контроль.
— Знаю, — кивнул Сорамару. — Чужого прощения достоин всякий, но не всякий готов простить самого себя.
От него все так же исходили ровные волны спокойствия, запах свежей листвы и ночных фиалок, но Герману стало казаться, что сквозь них проступает что-то другое. Дзюн Мэй и Сорамару прожигали друг друга взглядами.
— Э? Я что-то пропустил?
Все трое одновременно вздрогнули, и Рене удивленно приподнял брови:
— Я так спешил, так спешил, а у вас тут свои дела. Гера, ты просто герой-любовник! Дзюн сорвалась с места, как ошпаренная, и я сразу понял, что дело дрянь. А на свидание что-то не похоже. Ну так что тут творится? Сами скажете или мне выдвинуть с десяток предположений?
Сорамару, пользуясь моментом, испарился, и Дзюн сбросила руки Германа, который все еще придерживал ее за талию.
— Не надо предположений, — вздохнул Герман. Ну вот надо было ему сейчас прийти? Все сразу усложнилось во сто крат. Однако, услышав про Дженаро, Рене не удивился.
— Если это он хотел смерти красавчика, то наша цель — помешать ему доделать начатое! Проследим за ним и выйдем на подельников. Кто со мной?