Сердца небес

Глава 8

Ив

Должно быть, я снова уснула. Когда просыпаюсь, вижу, что одна. Я лежу, прислушиваясь к громким голосам по другую сторону двери. Один из них принадлежит Данте, другой — Джозепу, но я не могу разобрать их слов из-за гула двигателей.

Обернувшись в белую простыню, я спускаю ноги с кровати и иду в маленькую ванную. Все мое тело ноет. Воспользовавшись туалетом, я брызгаю холодной водой на лицо, а затем смотрю на свое отражение в зеркале над раковиной. Я выгляжу трахнутой. Хорошо и по-настоящему трахнутой. Размазанная тушь, растрепанные волосы, раскрасневшиеся щеки, припухшие от поцелуев губы — полный набор.

Куда он меня везет?

Почему он вернулся за мной?

Почему сейчас?

Я дура, если думаю, что он даст мне ответы. Даже если я закричу на весь самолет, он просто снова заставит меня подчиниться. Данте Сантьяго — худший тип властного головореза.

С другой стороны, он настолько хорош… ох, так хорош.

Смотрю на себя и застенчиво улыбаюсь. Я не могу лгать. Передышка в его сильных руках, облегчение от того, что он снова рядом со мной… это больше, чем я когда-либо мечтала. Мои обиды теперь не могут причинить мне вреда. Мое чувство вины начинает исчезать. Тем не менее, меня беспокоит тот размах ненависти, который я почувствовала в нем. Он хуже, чем раньше. Это пугает меня. Он пугает меня.

Я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к зеркалу, наслаждаясь прохладой напротив своей кожи. Головная боль превратилась в тупую пульсацию, и у меня снова появляется это странное чувство разрыва связи.

Кто я?

Ив Миллер.

Несостоявшаяся дочь.

Отмеченная наградами репортер.

Любовница главного преступника.

Все эти звания применимы прямо сейчас, но я не чувствую себя достаточно сильной, чтобы быть кем-то из них.

Направляясь обратно в спальню, я поднимаю с пола свое черное коктейльное платье. Оно испорчено. Данте в спешке порвал его, торопясь вернуть меня. Я ни за что не смогу надеть его снова, и эта простыня тоже не вариант. Слишком много воспоминаний того времени, когда он впервые похитил меня и держал пленницей в своей спальне.

Открыв маленький шкаф, я нахожу пару чистых рубашек. Наконец хоть что-то, что я могу надеть. Надев светло-голубую рубашку на пуговицах, я закатываю рукава и поправляю воротник. Она смотрится огромной на моей стройной фигуре и сильно пахнет Данте — той самой пьянящей смертоносной мужественностью, в которой я тону каждый раз, когда он рядом со мной.

Когда я открываю дверь, его нет в кабине. Здесь только Джозеп. Он сидит в том же кресле и хмуро смотрит в свой ноутбук. В воздухе витает напряженность, стойкая атмосфера, оставшаяся от недавнего разногласия, и я вспоминаю громкие голоса, которые слышала ранее.

— Привет, — тихо говорю я.

Он поднимает глаза и припечатывает меня своим испытующим взглядом. Он еще один мужчина-гора с таким же внушительным телосложением и сильной уверенностью, как у Данте. Выражение его лица более невозмутимое, чем обычно, но глаза начинают смягчаться, когда он видит меня здесь стоящую.

— Ив. Как ты себя чувствуешь?

— Кажется, хорошо… кроме головной боли.

— Я найду тебе таблетку.

— Было бы здорово.

Разговор резко обрывается. Я краснею и тереблю манжеты рубашки. Мы с Данте были не совсем сдержанны, а теперь я стою здесь только в его рубашке, и от меня разит сексом.

— Я не хотела быть грубой ранее, — выпаливаю. — Имею в виду, когда в первый раз пришла в себя.

Намек на улыбку появляется на его лице.

— Ты бы этого не сделала без провокации.

— Да, но не ты меня провоцировал… Где он, кстати?

Джозеп кивает головой в сторону кабины пилотов.

— Я думаю, он делал вещи и похуже, — перестаю возиться с манжетами и подхожу к свободному креслу по другую сторону прохода. — Может быть, у меня развивается терпимость к его иррациональному поведению?

— Возможно.

— В любом случае, что вы оба там делали сегодня вечером? — спрашиваю я его. — У меня такое чувство, что Данте заскочил не просто ради удовольствия побыть в моей компании. Работник отеля…

Его улыбка исчезает. Джозеп захлопывает ноутбук и кладет его на стол перед собой. Я пристально изучаю его. Он самый старый друг и доверенное лицо Данте. Они вместе служили в армии США, и когда-то у него была «любовь, подобная нашей». Его слова. Сказанные в момент, когда все наши жизни висели на волоске. У меня не было возможности разузнать больше подробностей ― не когда ФБР следило за каждым моим шагом.

— Поздравляю с наградой, — внезапно говорит Джозеп.

— О, — я немного озадачена. Джозеп скуп на слова. Это высокая похвала, исходящая от такого человека, как он.

— Ты это заслужила. Статья хорошая. Ты прекрасный репортер.

— Вау, спасибо… Это правда, что Данте дал мне зацепку?

Как по сигналу дверь кабины пилотов распахивается. Волосы растрепаны, на нем та же одежда, что и раньше, выглядит таким же измученным, как и я, но гораздо лучше меня. В его руке большой стакан с чем-то крепким. Я вижу, как он останавливает свой темный взгляд на мне, одетую в его рубашку, прежде чем переключает его на Джозепа. Американец бросает на него ответный взгляд. О чем бы они ни спорили ранее, очевидно, это не решено.

— Мы скоро приземляемся, — говорит Данте, подходя к тому месту, где я сижу. — Пристегни ремень безопасности.

— Куда мы?

— Этого места нет на карте.

Он плюхается на сиденье рядом со мной и выпивает остатки своего напитка.

Я чувствую, как мой гнев поднимается на поверхность, словно пузырьки в шампанском Андрея Петрова.

— Неужели ты недостаточно доверяешь мне, чтобы сказать?

— Конечно, я тебе доверяю, — в его голосе звучит раздражение. Он сжимает челюсти. Я вижу, как напрягаются мышцы под его щетиной.

— Я больше не какая-то беспомощная женщина, которую ты можешь запереть в темноте, Данте. Я более чем способна нажать на этот курок…

— Хватит!

Странная эмоция снова мелькает на его лице. Это сожаление? Раскаяние? Теперь я его падший ангел? Смотрю на него, когда осознание того, что я сделала, обрушивается на меня. В течение шести месяцев я несла это бремя в одиночку.

Я убила человека.

Я отняла жизнь, чтобы другой человек ― мужчина, которого я люблю, ― мог продолжать убивать. Ирония была бы довольно фантастической, если бы это не было так чертовски ужасно.

Внезапно почувствовав тошноту, я встаю, чтобы пересесть на другое место, которое находится далеко-далеко от него, но он хватает меня за руку, чтобы остановить.

— Сядь.

— Убери свои руки от меня!

Данте почти до боли усиливает свою хватку.

— Я, черт возьми, сказал тебе сесть на место.

— Нет! — каким-то чудом мне удается отдернуть от него свою руку. — И, как уже сказала, я больше не твоя покорная маленькая игрушка. Ты открыл меня этому миру. Ты вложил этот пистолет в мою руку, так что тебе лучше, мать твою, смириться с последствиями.

Вижу, как он удивленно вскидывает брови.

— Покорная? Какую странную версию событий ты придумала для себя? Я не трахаюсь с покорными, Ив. Ты знаешь, что твое неповиновение делает со мной.

— А как насчет того, когда ты морил меня голодом, унижал и запирал в своей спальне? Это сделало меня довольно покорной, но с тех пор я прошла долгий путь.

Джозеп делает все возможное, чтобы игнорировать нас. Я почти испытваю облегчение, когда Данте снова говорит ему свалить, чтобы мы остались наедине.

— Пойду, принесу тебе таблетки, — бормочет он, берет свой ноутбук и направляется прямо в заднюю часть самолета.

Между нами воцаряется напряженная тишина.

— Я твоя шлюха, Данте? — тихо спрашиваю.

Он вздрагивает, но быстро приходит в себя. Данте поднимается на ноги, пристальным взглядом, со свирепой интенсивностью впиваясь в мои глаза.

— Почему, черт возьми, ты сказала подобное?

— Как бы ты меня назвал? Кто я для тебя? Твоя любовница? Твоя любимая? Я не твой партнер, это точно… Это означало бы, что мы равны, а это явно не так.

— Тогда выходи за меня.

У меня отвисает челюсть.

— Ты не можешь быть серьезным.

— Ты хотела ярлык — я даю его тебе. Мы найдем священника, как только приземлимся. С того момента ты будешь моей женой.

Его взгляд становится каким-то отстраненным. Эта идея только что пришла ему в голову. Он все еще прикидывает в уме риски и выгоды.

Я люблю этого мужчину, но никогда не смогла бы стать его женой. Сама мысль об этом абсурдна. А как же моя карьера, друзья? А как насчет детектива Питерса? Боже милостивый, ФБР устроило бы из-за этого настоящий скандал. Я не хочу прожить свою жизнь в бегах, но есть что-то еще, что вытесняет все это.

Данте никогда не говорил мне, что любит меня. Он сам сказал — он на это не способен.

— Нет, Данте, — говорю я мягко. — Я не выйду за тебя замуж.

— Выйдешь.

Меня ждет мать всех битв из-за этого. Уверена в этом. Он обдумывал эту идею целых десять секунд и решил, что в ней нет ничего неблагоприятного. Что касается его, то это решенная сделка, ― к черту мои чувства.

— Нет. Мой ответ — нет.

Я решительно качаю головой, чтобы показать ему, насколько я серьезна.

— Почему?

«Потому что я не могу выйти замуж за мужчину, который не любит меня».

— Я больше не хочу это обсуждать. Это просто нелепо.

Я помню, как однажды умоляла его не говорить о нашем будущем, что это раздробленный портрет, который мы никогда не сможем понять. Тем не менее, как бы я ни была яростно против того, чтобы выйти за него замуж, я также не могу представить, что его не будет в моей жизни, со всем его прекрасным, расточительным упрямством.

— Еще посмотрим.

Высокомерный ублюдок.

— Я не выйду замуж за мужчину, который даже не говорит мне, куда мы, черт подери, направляемся!

— Не матерись.

— Боже, ты неимоверный.

Он просто ухмыляется мне. Он, бл*ть, ухмыляется.

— Да, я Бог, и, судя по состоянию моей спины, рассчитываю, что довольно неимоверен тоже.

— Придурок!

— Ты уже называла меня так сегодня вечером. У тебя заканчиваются прилагательные, mi alma.

— Тогда мне придется придумать еще несколько, прежде чем этот день закончится. Ни одна уважающая себя женщина никогда не выйдет замуж за бывшего босса картеля, преступника, убийцу… — как раз в этот момент самолет попадает в воздушную яму, и я обнаруживаю себя падающей в его объятия. Он сажает меня к себе на колени и быстро застегивает ремень безопасности на нас, прижимая нас друг к другу.

— Теперь тебе некуда бежать, — бормочет он, приподнимая мой подбородок. Однако в его взгляде нет мягкости ― чувства, на которое, я знаю, он способен, но так редко проявляет. Вместо этого есть яростное чувство собственничества и потребность скрепить сделку и связать нас вместе навсегда.

— Я не могу стать твоей женой, Данте. Просто не могу, — шепчу я.

— Ив, Ив, Ив, — бормочет он, наклоняясь, чтобы снова поцеловать меня. — Кто сказал, что у тебя есть выбор?